Джеймс Бёрк
Пинбол-эффект. От византийских мозаик до транзисторов и другие путешествия во времени
https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=3953555
«Пинбол-эффект»: Издательство Студии Артемия Лебедева; Москва; 2012
ISBN 978-5-98062-053-0
Аннотация
Эта книга – об удивительной и захватывающей истории научно-технического прогресса. На множестве примеров Джеймс Бёрк доступно и наглядно показывает, по какой замысловатой траектории порой движется наука и как открытия вековой и более давности приводят к самым современным изобретениям. От фонтанов Версаля до карбюратора, от пряностей до авиабомбы, от бритвенных лезвий до квазаров – автор скрупулезно выстраивает увлекательные цепочки и прослеживает взаимосвязи во времени и пространстве между предметами, явлениями, событиями и человеческими свершениями.
Книга адресована широкому кругу читателей, которые неравнодушны к истории научного познания.
Джеймс Бёрк
Пинбол-эффект
От византийских мозаик до транзисторов и другие путешествия во времени
James Burke
The Pinball Effect
How Renaissance Water Gardens Made the Carburetor Possible – and Other Journeys Through Knowledge
Boston, New York, Toronto, London
Little, Brown and Company
Джеймс Бёрк
Пинбол-эффект
От византийских мозаик до транзисторов и другие путешествия во времени
Перевод с английского И. Форонова
Москва
Издательство Студии Артемия Лебедева
От редакции
«Пинбол-эффект» – увлекательное и захватывающее исследование путей, по которым движется прогресс. Автор этой книги строит обширную пространственно-временную паутину событий и открытий, прослеживая множество взаимосвязей в истории науки – как лежащих на поверхности, так и далеко не очевидных. Однако в ходе повествования он порой несколько вольно обращается с научными и историческими данными. Редакция русского издания оставляет на совести автора фактические ошибки и неточности, отдавая должное ценности идеи и важности цели, которую автор ставил перед собой, создавая эту книгу.
|
|
Посвящается Мадлен
Я выражаю искреннюю благодарность Джею Хорсби, Хелен Шарплз О’Лири и Кэролайн Дори за их педантизм и неоценимую помощь в работе.
Я также признателен за вдохновение Патрисии, Арчибальду (в компании которых была написана эта книга) и Мадлен (в компании которой эта книга была переписана).
Как читать эту книгу
«Пинбол-эффект» – это двадцать рассказов-путешествий по великой паутине перемен. Существует много способов прочесть эту книгу. Самый простой – прилежно читать от начала и до конца, как делали наши предки еще три с половиной тысячи лет назад, когда изобрели алфавит. А можно и так, как вам всегда запрещали читать в детстве. В книге повсюду попадаются своего рода «порталы пространства-времени», где один рассказ пересекается с другим. Порталы обозначены координатами, указывающими путь.
По координатам вы можете переместиться (словно сквозь подпространство) в другой портал другого рассказа, продолжить свое путешествие по паутине до следующего и, если пожелаете, совершить еще один прыжок сквозь пространство и время. Координаты портала выглядят вот так:
…о почтовой реформе в Великобритании14 – 189, он понял, что вопрос регулярного пароходного сообщения по Атлантике…
|
|
Сноской обозначен четырнадцатый портал, его номер также указан первой цифрой на полях. Вторая цифра – номер портала, куда вы можете переместиться, а третья – номер страницы, где он расположен.
Иногда в книге описываются насыщенные событиями напряженные моменты истории, в таких случаях через порталы можно добраться сразу в несколько разных мест.
Поскольку в книге 447 порталов, существует и 447 способов ее прочесть. Я не советую вам этого делать, но если вы решитесь попробовать, то в полной мере ощутите ту скорость и непредсказуемую траекторию, с которой движется пинбольный шарик истории.
Так происходит и с нами. Всегда. И с вами тоже, только вы можете не догадываться об этом.
Удачи вам в путешествии!
Предисловие
Мы живем в гигантской, постоянно меняющейся паутине. Паутине перемен. Она связывает всех нас друг с другом и с событиями прошлого. Поскольку каждый из нас своими поступками ежесекундно влияет на ход истории, паутина связывает нас и с будущим. Неважно, как далеко тянутся эти ниточки сквозь пространство и время – они существуют. Каждый человек творит перемены – на своем месте и в свое время. Участвуют все. Все наши поступки творят историю, потому что мы и есть история. Паутина – не что иное, как материализация нашего опыта, опыта тех, кто жил до нас, и опыта тех, кто придет вслед за нами.
Каждый из двадцати рассказов-путешествий этой книги раскрывает определенные аспекты строения паутины и показывает, как неожиданно меняется путь пинбольного шарика истории. Иногда ничтожное событие провоцирует перемены планетарного масштаба спустя сотни лет, а иногда то, что кажется чрезвычайно важным, заканчивается ничем.
|
|
Маршруты этих рассказов совершают порой непредсказуемые повороты, потому что именно так происходит и в жизни. Мы начинаем свой путь и внезапно понимаем, что дорога сейчас круто повернет – в результате действий другого человека. Мир, в котором мы живем, – это итог миллионов случайных взаимодействий, произошедших за тысячи лет истории человечества и происходящих сейчас.
Паутину можно представить себе в виде гигантской, постоянно разрастающейся сферы, сотканной из взаимосвязанных пересекающихся линий, или маршрутов, каждый из которых представляет собой еще и временную шкалу, где отмечены поступки людей и те события, на которые они повлияли. Центр сферы – глубокая древность, а ее постоянно надстраивающаяся поверхность – современный мир.
Есть такие удивительные маршруты, которые связывают поверхность напрямую с центром сферы, с самыми древними событиями истории. Например, всякий раз, когда вы бросаете соль через плечо или скрещиваете пальцы, чтобы не сглазить, вы выполняете ритуал наших предков, живших в эпоху палеолита сорок тысяч лет назад. Все, что окружает нас в паутине, определенным образом связано с каждым ее фрагментом.
К слову, эта книга появилась потому, что Иоганн Гутенберг однажды (в XV веке) перепутал дату. Лампа, которая сейчас светит на страницу, обязана своим существованием итальянским рудокопам, производственные проблемы которых привели в конечном итоге к открытию вакуума (он сейчас в вашей лампочке). Открытие Америки подарило нам науку антропологию, а фонтаны эпохи Ренессанса – карбюратор. В книге приведено много подобных примеров, а в истории их миллионы.
Путешествие по паутине всегда интригует и постоянно удивляет. В рассказах изложена реальная последовательность событий, по порядку, они построены так, как если бы вы сами шли по паутине, будучи одним из участников. Каждый поворот в пути будет для вас такой же неожиданностью, как и для них (так же непредсказуемы повороты в нашей современной жизни).
У этой книги две главные цели. Первая – помочь вам ощутить захватывающую и волнующую, как детектив, невероятную траекторию полета пинбольного шарика истории. Я также надеюсь, что опыт путешествий по паутине перемен приведет к пониманию того, как вы сами взаимодействуете с окружающим миром и как на вас самих влияют поступки других. Знать, как происходят перемены, – значит иметь возможность предвидеть их. А предвидение – это ключ к выживанию и успеху.
Вторая цель чуть более серьезна. В век информации, когда мультимедиа, интерактивное общение, персональные коммуникаторы, виртуальная реальность и неограниченные скорости передачи данных станут повседневностью, нам потребуется новый подход к знаниям и их использованию. Современные суперкомпьютеры уже сейчас работают на таких скоростях, что человеку не под силу за ними угнаться. В квантовой хромодинамике существуют уравнения, для решения которых нужно время, сопоставимое с длиной человеческой жизни. Причем, если решать будет суперкомпьютер.
Уже совсем скоро темп жизни ускорится настолько, что профессия, которой человек учится, а затем посвящает всю свою жизнь, станет таким же анахронизмом, как перо и пергамент. Новые знания будут множиться так быстро, что нам придется непрерывно учиться, чтобы сохранить работу.
Поскольку машины уже сейчас выполняют все больше исследовательских задач, а электронные средства выступают нашими «агентами» (помогая ориентироваться во всемирной базе знаний по вопросам политики, финансов, путешествий, образования и даже шопинга), нам открывается беспрецедентный доступ к информации о текущих событиях. По интернету последние новости доходят до нас быстрее, чем по кабельному телевидению. В самом ближайшем будущем каждый должен будет уметь пользоваться интернетом так же непринужденно, как мы сейчас пользуемся книгами, газетами или телевизором. Электронные средства информации станут такой же обыденностью, как сейчас телефон.
Однако технологии не улучшат нашу жизнь, если мы не будем подготовлены к ним. Так как данные будут устаревать все быстрее, в новой реальности сам факт обладания информацией будет не так важен, как способность добыть информацию и соотнести ее с другой информацией. Надеюсь, в этой книге мне удалось показать читателю, что именно обмен знаниями приводит к переменам, это и есть главный механизм появления инноваций в истории прогресса.
Умение уловить изменения и проследить путь их развития в результате подобных информационных взаимодействий, по моему мнению, будет главным социальным навыком в будущем. Мир слишком интерактивен, а последствия перемен столь масштабны, что мы не можем доверить инновации одной лишь технике.
Если поступки каждого из нас влекут за собой некие последствия, то результаты нашей деятельности, обработанные компьютерами и собранные воедино при помощи коммуникаций будущего, будут иметь синергетический эффект, во много раз более мощный, чем простая сумма результатов отдельных действий. Темп перемен ускорится. В этой книге приведены довольно красноречивые примеры того, что перемены имеют и социальные последствия, к которым не готов ни один из нас, во всяком случае пока мы не отдаем себе отчет в том, что из себя представляют эти перемены и как они возникают.
Если знания – это артефакты, а инновации – результат взаимодействия в паутине, то лучший способ контролировать перемены – изучить механизм процессов взаимодействия. В быстро меняющемся мире старая система специального образования обесценится. Возможно, нам первым делом следует учить детей путешествовать по паутине знаний – прививать им этот навык с той же настойчивостью, с которой наши предки со времен Гутенберга усаживали их за учебники и книги. Пусть на уроках в школе они прокладывают свои, неповторимые, маршруты по паутине и предлагают собственные пути решения задач, а не зубрят информацию, которая успеет устареть прежде, чем они смогут ею воспользоваться.
Возможно, нам даже придется изменить наш взгляд на то, что такое интеллект. Вместо того чтобы судить об умственных способностях человека по тому, как много он может запомнить, насколько последовательно рассуждает или гладко пишет, мы будем оценивать его способности по той скорости, с которой он «сканирует» паутину знаний и мысленно прокладывает свой маршрут. Главная цель этой книги – помочь читателю сделать первый шаг в этом направлении.
Я надеюсь, что путешествие по паутине, как и всякое другое путешествие, по крайней мере развлечет вас, позволит посмотреть мир и расширит кругозор.
Джеймс Бёрк,
Лондон
Возникновение волн
Неважно, откуда начинать путешествие по великой паутине перемен. Общепринятого «начала осмотра» быть не может, поскольку главное и самое удивительное в паутине – повсеместное распространение ее колебаний. Любое действие провоцирует цепь событий, проходящую сквозь пространство и время (и иногда угасающую). Все, что происходит в паутине, формирует волны. В нашем случае возникновению волн способствовал человек, проживавший в 1908 году в Лондоне. Это был немец Карл Несслер, парикмахер. Его сестра терпеть не могла пользоваться бигуди, однако же это был единственный способ сделать ее идеально прямые волосы волнистыми. Несслер, будучи заботливым братом и ответственным человеком, подсмотрел способ решения проблемы. Однажды вечером, глядя из окна, он заметил, что под действием росы бельевая веревка приняла волнообразную форму. На следующий день в парикмахерской он воспроизвел этот эффект на волосах сестры и таким образом сделал открытие, придавшее импульс развития многомиллиардной индустрии.
Несслер намотал волосы на перфорированные трубочки, покрыл их пастой из буры, обернул бумагой, чтобы ограничить приток воздуха, и нагревал в течение нескольких часов. Когда он снял эти приспособления, обнаружилось, что прическа сестры обрела изящную, а главное стойкую волнистость. К 1911 году, пройдя сквозь череду провальных экспериментов и претерпев насмешки коллег по цеху, Несслер сократил время процедуры до двенадцати минут.
Фокус с так называемой «перманентной завивкой», сделавший Несслера богачом, сработал, поскольку щелочная по своим свойствам бура сначала размягчала волосы, что позволяло придавать им необходимую форму, а затем благодаря длительному воздействию тепла твердела и фиксировала ее. Как только Несслеру в голову пришла блестящая идея назвать свое открытие перманентной завивкой, увлечение новой технологией стало повальным. Впервые работающие женщины получили возможность сделать себе прическу к ужину, вернувшись домой после трудового дня. Секрет сверхприбылей Несслера был в том, что «перманентный» эффект держался один, максимум два дня, затем завивку следовало повторять.
Одной из причин прибыльности была бросовая цена буры и ее огромное количество на рынке. Бура использовалась в составе штукатурки и смягчителей воды, краски и керамики, глазури и антисептиков, а также применялась при выплавке и очистке металлов, в стеклодувном производстве, консервировании, дезинфекции и множестве других областей. Промышленный процесс получения и обработки буры был дешев и прост, а сырье имелось в изобилии. Крупные партии буры поставлялись в Англию из новых месторождений Калифорнии, где ее добывали из глины и песка с поверхности болот и высохших озер. Производство было незамысловатым: материал растворяли в воде и кипятили, выпаренную массу сцеживали, остужали и высушивали до образования кристаллов, которые снова заливали водой, и процесс повторялся. Полученные после второй стадии кристаллы растирались в мелкую пудру, и бура была готова.
В Калифорнии залежи буры были обнаружены в Долине Смерти. Некоторые участки долины расположены на отметке восемьдесят шесть метров ниже уровня моря – это самая низшая точка Соединенных Штатов. Вследствие этого Долина Смерти стала местом стока огромной дренажной системы, и на ее дне скопилась толща отложений соли натриевой селитры и тетрабората натрия. Когда месторождение разведали, возникли серьезные сомнения в перспективности его освоения из-за чудовищных климатических условий. Жара стояла такая, что в первых рабочих лагерях, разбитых в долине, деревянная мебель трескалась и разваливалась на части за пару дней, пустые бочки из-под воды рассыхались в течение часа, выстиранное одеяло становилось сухим еще до того, как его полностью отжали, а яичницу можно было жарить прямо на песке. Утверждалось, что человек, который проводил в долине всего час без воды, лишался рассудка. Собственно, своим названием долина обязана тому факту, что многие из первых переселенцев, пытавшихся пересечь ее и выбраться на западное побережье, просто не пережили этого путешествия. Массовый наплыв поселенцев в Калифорнию начался в 1841 году. Те из них, кому удалось живыми пройти через Долину Смерти, часто останавливались в форте под названием Новая Гельвеция, расположенном в окрестностях нынешнего города Сакраменто. Фортом владел один из величайших проходимцев всех времен и народов – Джон Саттер (Иоганн Август Зуттер). Это был поистине выдающийся человек. Свою карьеру он начал в Швейцарии в должности работника бернского магазина, вскоре женился, открыл лавку, но прогорел и в 1834 году сбежал в Нью-Йорк, оставив ни с чем жену и пятерых детей. После скитаний по Америке, Канаде, Аляске и Гавайским островам в 1839 году он в компании двух сомнительных типов, подобранных по дороге, объявился в Калифорнии. К тому времени он величал себя «капитаном» Саттером и представлялся швейцарским гвардейцем Ватикана, французским королевским гвардейцем, университетским однокашником императора Франции, офицером армии Швейцарии, холостым и состоятельным человеком. Все это было, конечно, ложью.
Сначала Саттер хотел основать колонию, однако потом передумал и решил податься на неосвоенные территории (его смутило, что по местным законам в случае банкротства колонии на имущество смогли бы претендовать все ее участники). Он прошел вверх по Американ-Ривер так далеко, насколько смог, и основал небольшое поселение. Два года ушло на выбор места, и наконец в 1841 году постоянный форт был построен и заселен работниками, одетыми в яркую униформу, купленную с рук у русских поселенцев, оставлявших свои колонии на калифорнийском побережье.
К 1848 году Форт-Саттер, как он теперь назывался, обзавелся крепкими стенами, пушками и каменными зданиями и стал постоянным перевалочным пунктом для торговцев и переселенцев, двигавшихся на запад. Форт начал приносить доход после того, как Саттер принял судьбоносное решение открыть лесопилку, чтобы обеспечивать переселенцев древесиной. Место было выбрано в пятидесяти милях от форта вверх по реке.
Однажды темным и ненастным вечером 28 января 1848 года, когда ливень яростно хлестал по стенам, в кабинет к Саттеру вбежал его рабочий Джеймс Маршалл, весь промокший до нитки, и, задыхаясь от волнения, показал камешек желтого цвета, который он нашел на лесопилке. Мужчины заперли дверь и, вооружившись энциклопедией, произвели несколько опытов. Опыты показали, что камешек, обнаруженный Маршаллом, – не что иное, как самородок чистого золота. Это событие положило начало знаменитой золотой лихорадке1 – 58, 153.
В 1848 году, до того как стало известно о золоте, в Калифорнию прибыло в общей сложности не более четырехсот переселенцев с востока. В следующем году их число взлетело до девяноста тысяч. Практически в одночасье католический штат превратился в протестантский, латиноамериканцы уступили место англосаксам, а «экономика волов и повозок» преобразилась настолько, что за деньги можно было купить практически все что угодно – неважно, откуда товар и насколько трудно его достать. Так рождался великий американский миф о быстром обогащении и золоте Запада. Газеты пестрели заголовками о золотоискателях-счастливчиках, зарабатывавших по пятнадцать тысяч долларов за день, а население американских городов устремилось на золотые прииски.
Калифорнийские золотые прииски (картина 1849 года). Климатические и геологические условия местности делали разведку золотых залежей довольно простым делом. Эрозия, движение древних ледников и вулканическая активность прошлого вынесли золото практически под ноги золотоискателей
Помимо добычи золота, прииски давали массу способов заработать. Более ста тысяч золотоискателей нуждались в еде, одежде и жилье, так что в Калифорнию на поиски счастья хлынули торговцы, фермеры, повара, незамужние девицы и предприниматели всех мастей. Одна женщина хвасталась, что заработала восемнадцать тысяч долларов на продаже пирогов (в то время как на пять сотен средняя семья могла жить несколько лет). Был случай продажи двух акров луковых посевов за две тысячи долларов, а орегонские яблоки продавались по полтора доллара за штуку. Люди съезжались со всех концов света, это отразилось в названиях поселков золотодобытчиков: Френч-Крик, Кейп-Код-Бар, Джордж-Слайд, Чайниз-Рамп, Джерман-Бар, Дикси-Вэлли, Датч-Флэт.
Вскоре стало очевидно, что лучшие шансы разбогатеть на приисках у того, кто придет в числе первых и успеет на самые легкие выработки (пока они не истощились). Путешествие на запад традиционным способом – через континент в фургоне – означало шесть, а то и семь месяцев в дороге через труднопроходимую местность под угрозой болезней и нападений индейцев. Для серьезных искателей приключений существовал другой путь – по морю, в обход мыса Горн на самом быстроходном судне того времени. Клиперы, строительство которых велось в основном на американских верфях, были судами нового типа. В то время как большинство торговых судов оставались широкими, громоздкими и довольно медлительными, клипер имел длинный стройный остов, острый тонкий нос и предназначался для перевозки легких грузов на максимальной скорости. Самым же революционным нововведением была парусная оснастка. Когда первый «большой» клипер спустили на воду в 1845 году, публика изумлялась невиданной доселе площади парусов.
Для увеличения парусности у клипера было больше мачт, чем у обычных судов, паруса делались разрезными – так, чтобы они легче ставились и убирались на любом ветру вплоть до ураганного. Капитаны клиперов часто хвастались, что никогда, даже в самый сильный шторм, не убирают всех парусов.
Изначально клиперы строились не для рейсов в Калифорнию, а для плаваний между Китаем и Британией, а дело было в увлечении англичан чаем2 – 93. В середине XIX века Великобритания потребляла колоссальное количество чая, восемьдесят миллионов фунтов в год, в одном только Лондоне насчитывалось тридцать тысяч оптовых и розничных компаний – продавцов чая. Спрос на китайский чай открывал широчайшие возможности для бизнеса. К 1850 году американские клиперы уверенно выигрывали в скорости у старых британских судов на «чайном маршруте», проходя его в любую погоду и доставляя в Лондон лучшие сорта чая, а владельцы клиперов диктовали цены на чайном рынке.
Английские потребители были убеждены, что во время длительного плавания чай теряет свой вкус и аромат, поэтому самые молодые и душистые листья нового урожая отправляли быстроходными судами. Клиперы завоевали свою репутацию в самых захватывающих состязаниях за всю историю флота. Во время одного из них, состоявшегося в 1866 году, два лидирующих корабля после 101-дневной гонки пришли в Лондон с разницей всего в один час.
Ирония истории заключается в том, что американские клиперы смогли победить британский торговый флот на его же «территории» только потому, что в 1846 году споры американского грибка фитофторы пересекли Атлантический океан и вызвали голод в Ирландии.
В то время большая часть земель в Ирландии принадлежала крупным английским лендлордам. Они сдавали свои угодья в аренду посредникам, которые в свою очередь размежевывали поля на мелкие участки (достаточные, чтобы прокормить одну семью) и сдавали в субаренду по завышенным ценам. При этом контракты предусматривали, что все элементы благоустройства и постройки переходили землевладельцу по истечении срока аренды.
В этот период население Ирландии росло беспрецедентными темпами благодаря специфическому рациону питания ирландцев, главным компонентом которого был картофель. Картофель – очень удобная сельскохозяйственная культура. Он не требует особой заботы и внимания (за исключением периода сбора урожая), а из инструментов для его выращивания нужна только лопата. Картошка – прекрасный источник протеина, углеводов и минеральных солей. Полтора акра, засеянные картофелем, обеспечивали семью из пяти человек пищей на год. К тому же многие держали коров, так что рацион дополнялся молочными продуктами. Чтобы такая же семья могла прожить за счет посевов зерновых, требовалось в четыре раза больше земли для посевов, а также дорогой инвентарь и рабочий скот. С другой стороны, складывалась рискованная ситуация – стопроцентная зависимость от одной культуры означала, что в случае неурожая или бедствия страна обречена на массовый голод. Так оно и произошло.
Поражение картофеля фитофторой впервые зафиксировали на атлантическом побережье США в 1842 году. Тремя годами позже случай повторился. По всей видимости, во время второй вспышки зараженный картофель и попал в Европу. Осенью 1846 года болезнь добралась до Ирландии. Фитофтора оказывала страшное действие: внешне здоровые клубни за какую-нибудь пару дней превращались в зловонное гнилье.
Клипер «Тайпин» опережает «Ариэль» в гонке 1866 года. Благодаря новому плану парусности клиперы развивали невероятную по тем временам скорость. Вместо трех привычных гиков на каждой мачте клиперы несли по четыре, а новые разрезные паруса позволяли быстро менять площадь парусов и маневрировать в штормовую погоду
Споры грибка фитофторы распространялись стремительно. В течение нескольких месяцев обочины ирландских дорог были устланы телами умерших. Голод был настолько чудовищным, что в пищу шли трупы. Те, кому удалось выжить, ослабевали и становились жертвами дизентерии, тифа и холеры. Смерть и опустошение приобрели такой масштаб, какого Европа не знала со времен Черной смерти – пандемии чумы XIV века. От голода умерло около миллиона человек, столько же эмигрировало, и население Ирландии в одночасье сократилось наполовину. Британское правительство с опозданием констатировало, что без срочной помощи извне Ирландия обречена. Англия не могла обеспечить такие объемы поставок, и было решено отменить законы XVII века, запрещающие ввоз продовольствия в Великобританию на иностранных судах3 – 205, чтобы дать возможность американским военным кораблям (со снятыми пушками) доставлять зерно в ирландские порты.
Законодательство, определявшее, каким судам можно ввозить товары в Англию, а каким нельзя, было призвано защитить английских судовладельцев и обеспечить им монопольное положение. Это являлось обычной практикой в Европе начала эпохи колониализма – таким образом метрополии сосредотачивали в своих руках прибыльную торговлю с колониями. В начале XIX века, когда США получили независимость, Великобритания еще сильнее ужесточила импортные ограничения, чтобы защитить своих фермеров от притока дешевого американского зерна.
Британия тем временем быстро шла по пути индустриализации, ее население стремительно увеличивалось. Протекционистские импортные пошлины лишь ухудшали положение дел. К примеру, если в случае дефицита или неурожая импортировалось зерно, то оно облагалось налогом, в результате чего его стоимость уравнивалась со стоимостью местного зерна. Это было выгодно английским землевладельцам (имевшим политическое влияние), но невыгодно потребителям (которые политического влияния не имели).
Когда в Ирландии разразился голод, препятствия на пути свободной торговли4 – 229, распространившиеся к тому времени на все категории товаров, стали мешать английским предпринимателям, которые вынуждены были закупать дорогую отечественную продукцию, а не дешевую импортную. Это негативно сказывалось на промышленном росте, ограничивало создание новых рабочих мест и таким образом обостряло социальную напряженность. Города наполнялись прибывшими в поисках работы людьми, которые готовы были к бунту, когда не могли найти ее.
Набирало обороты движение в пользу свободной торговли, известное как Лига против хлебных законов. Одним из ее основателей стал Ричард Кобден, фабрикант из Манчестера, который выступил с подкупающе простыми тезисами. Свободная торговля зерном, по его словам, будет способствовать снижению цен на хлеб, соответственно, это приведет к удешевлению рабочей силы. Сокращение зарплатных издержек повысит конкурентоспособность английских производителей на международном рынке, что в свою очередь позволит дальше расширять производство и нанимать большее количество работников. Кобдену и его единомышленникам удалось мобилизовать общественное мнение, и в 1841 году лига приняла решение отстаивать принципы свободной торговли на парламентских выборах. Чтобы получить поддержку избирателей по всей стране, были разосланы тысячи брошюр и листовок.
Эта тактика имела успех, и к 1844 году избирательный фонд Лиги против хлебных законов составлял солидную сумму в сто тысяч фунтов стерлингов. Чтобы обеспечить выход на влиятельную столичную прессу, лига открыла отделения в Лондоне.
Все это происходило за год до голода в Ирландии. Когда бедствие разразилось, пресловутые «хлебные законы» были отменены. Однако законодательные изменения, спасшие Ирландию, стали возможны только благодаря приведенным лигой неопровержимым аргументам в пользу реформ. Важнейшим фактором успеха было то, что противникам хлебных законов удалось получить массовую общественную поддержку. И тут снова – один из пресловутых «зигзагов истории»: реформаторы смогли мобилизовать общественное мнение только потому, что для обнародования информации о пороках действующей системы (в том числе о взятках, которые министры получали за освобождение от импортных налогов) использовали новый способ коммуникации. Способ этот обязан своим рождением другому реформатору, человеку по имени Роуленд Хилл, вскрывшему еще один источник коррупции в парламенте.