Вячеслав Николаевич Запольских
Планета имени шестого "Б"
«Запольских В. Н. Планета имени шестого «Б». Фантастические повести»: Пермское книжное издательство; Пермь; 1989
ISBN 5‑7625‑0134‑5
Аннотация
Фантастическая повесть для детей среднего школьного возраста.
Вячеслав Запольских
ПЛАНЕТА ИМЕНИ ШЕСТОГО «Б»,
Или 50 000 прогулов
Глава первая
На уроке линкоса мне в штанину кто‑то заполз. Облепил маленькими лапками лодыжку, карабкается наверх – щекотно и ногой хочется брыкнуть. Но нельзя. Вдруг это очередная конструкция Маковки? Какой‑нибудь одноцелевой мини‑робот, принесший мне давно обещанную пасифианскую жвачку?
Нужно незаметно стащить наушники, засунуть голову под парту и закатать штанину. Именно так я и сделал.
Никакой это был не робот. Под коленкой у меня пристроился странный зверек – пестрое тельце, тоненькие лапки и сплюснутая, как у камбалы, голова. И на голове – Маковкины каракули красным фломастером: «Ох, и надоела мне эта лингвистика!». Не нашел лучшего способа поделиться тоской. Подослал татуированную не то жабу, не то рыбу. Я и сам знаю, что скучно.
Зверек раскрыл свою пасть и заклекотал на весь класс. Я его накрыл каскеткой, но поздно. Из‑за учительского стола уже поднималась Пифия Андреевна.
– Ян?!
Столько наивности в голосе! Можно подумать, я всегда был пай‑мальчиком.
– Что у тебя там?
Показать зверя – значит, выдать Маковку. Не голову же отрывать живому существу только потому, что Пифия Андреевна не прощает нелюбви к восхитительной, поэтичной и всем нам кровно необходимой космической лингвистике. Прочтет Маковкины каракули – конец моему дружку. Плакал его полет на «Кольцо – 6», к которому весь наш класс начал готовиться еще за месяц до каникул.
|
|
– Ну, что молчишь?
Врать нехорошо. Но иногда без этого просто не обойтись. Тогда вранье уже не вранье, а импровизация. Здесь важно удачно начать, а потом пойдет как по маслу.
– У меня наушники поймали какую‑то станцию, – небрежно сообщил я, – что‑то кричит, хрипит… Что‑то непонятное.
– Наушники настроены на учебную волну, и никакие посторонние звуки появиться в них не могут, – как маленькому, объяснила Пифия.
– А вы взгляните на часы! – я уже уловил ниточку своей импровизации. – Взгляните, который час!
– Без сорока семи минут одиннадцать.
– Вот видите, – все более вдохновенно продолжал я, – сейчас в эфире три минуты молчания. Все радисты слушают космос. Не придет ли откуда‑нибудь сигнал «SOS», не нужно ли выслать помощь попавшим в беду космонавтам, не терпит ли население какой‑нибудь планеты бедствие, не напали ли на беззащитную галактику пираты? В эфире – тишина, чтобы сигнал самой отдаленной опасности не проскочил незамеченным. Мои наушники тоже вслушивались в космос. И поймали сигнал.
В подтверждение моих слов зверек в каскетке опять завопил. Это был вопль отчаяния и безнадежности, леденящее душу прощание с белым светом.
– Кому‑то нужна помощь! – заключил я и поднял над головой наушники.
– Помощь нужна прежде всего тебе, Ян. Иначе постоянные обманы и розыгрыши серьезно изменять твою психофизическую структуру, – печально отозвалась на мой призыв учительница.
– И генетическую структуру тоже изменят, – заявила Тася Новгородцева. – Вот вырастет у тебя ложноножка…
|
|
– И будешь ты питаться одними только фальшивыми зайцами, – добавил Олег Медведев.
– И станешь жить под псевдонимом!..
Бездна остроумия. Ужасная картина, которая ждет зарвавшегося импровизатора. А, между прочим, за сорок тысяч световых лет отсюда маленький звездолет‑разведчик с неизвестной нам планеты, изо всех сил пыхтя фотонными дюзами, пытается выкарабкаться из жадной глотки черной дыры. Расходуются последние тонны горючего, пускаются в ход резервные двигатели, избитый метеоритами корпус дрожит от напряжения, – но дыра беспощадна. Скоро звездолет приблизится к ее центру и канет в неисследованной страшной бездне, из которой еще никто не возвращался. Помощи ждать неоткуда. И радист садится за свой передатчик, чтобы Вселенная услышала: в секторе SQ – 16 крабовидной туманности созвездия Подковы в результате вспышки на границе пятого измерения родилась новая черная дыра. Берегитесь! Прочь из зоны опасности, звездолеты!
Но, конечно, передается все это не допотопными точками и тире и не на интерлинге. Может быть, даже линкос не поможет разобрать блекотанье, принятое моими наушниками. Ведь планета, где был построен гибнущий ныне звездолет, так далека от нас, что рассчитывать на общие математические законы не приходится. Может быть, у них там вообще нет математики (во лафа‑то!), а все расчеты строятся на сильно развитой интуиции, на безошибочной фантазии. Взглянут на кучу деталей, и говоришь: из этого можно построить энергостанцию мощностью 400 мегаимпульсов в секунду. А во‑о‑он в том созвездии обитают существа, которые днем ничем не примечательны, а ночью выворачиваются наизнанку, как варежки, потому что у них светящиеся внутренности…
|
|
А школьный звонок затарахтит через 14,068 секунды, потому что должен же когда‑нибудь кончиться этот урок, не вечно мне импровизировать на вольные темы, пряча за спиной каскетку с голосистой зверюгой.
– Линкос потому является универсальным средством общения, – наставительно сказала Пифия Андреевна, – что он основан на математике, которая тоже универсальна. Ее законы могут подчинить себе и фантазию, и эту сказочную интуицию сочиненной тобой цивилизации. Но должна признать, что дикое реготанье, исходящее из твоей каскетки, пожалуй, и линкосу окажется не под силу.
Вот я и добился своего. Если и не заставил Пифию забыть про зверюшку, так хоть настроил ее на благодушный лад. Все, 14,068 секунд прошло. Дз‑з‑з! Перемена…
– Дети, завтра контрольная по теме «Имя тригонометрическое». Подзубрите тангенс‑причастия. Если кто‑нибудь до сих пор не умеет извлекать квадратный корень из суффикса – я с трех до пяти на продленке. До свидания.
– Ты зачем ее в каскетку засунул? – вызывающим тоном спросил маковка. – И вообще, что ты с ней сделал, почему она так орала?
– Это я у тебя хотел поинтересоваться, отчего твоя записка забралась ко мне в штанину, а потом подняла крик, – огрызнулся я.
Маковка отобрал у меня каскетку и вытащил из нее зверька. И потом взял его за кончик хвоста и… Хвост затрепыхался в его руке. А оставшийся обрывок шевельнулся и стал со страшной скоростью регенерировать.
– Получай, – покровительственно улыбаясь, сказал Маковка, подавая мне еще извивающийся обрывок инопланетного хвостика. – Ровно порция. Пасифианская жвачка. Да не волнуйся, ему не больно. Полезно. Вроде как нам ногти подстригать. Кстати, разорался он как раз потому, что пора было новый хвост отращивать, а новый никак не обрывался.
Я попытался засунуть «хвост» в рот, но промахнулся.
– Вчера прихожу домой, а там целое кило цвургов винтоплодных и два вот таких зверя. Значит, дед вернулся из экспедиции на Эвтерпу, – продолжал Маковка. – Э‑э, ты что, обиделся?
Вид у меня был ужасно глупый. Маковка даже расстроился, что розыгрыш оказался слишком удачным.
– Не обижайся, – хлопнул он меня по плечу, – поехали‑ка сегодня к нам на дачу. Я тебя с дедом познакомлю. Заодно увидишь, как жвачка у нас в серпентарии живет, вместе с черепахой и карликовым питоном.
Познакомиться с дедом Маковки! Для меня это было пределом мечтаний. Знаменитый космонавт, возглавлявший первую экспедицию за пределы обозримой Вселенной, победитель пиратской армады Рубинового Трысьбы, автор книги «Межпланетные анекдоты», чемпион в беге на гравиходулях по Млечному Пути, лучший снайпер «изо всего» в Солнечной системе…
Я не выдержал.
– Какой следующий урок?
– Телекинетика. А потом спецсеминар по истории черной магии шестнадцатого века. Неужели хочешь сорваться?
Маковке, конечно, согласиться на такое нелегко. Практические занятия по телекинетике – его конек. Он без помощи ножа, одним усилием воли, открывает консервные банки. Перелистывает страницы книг. Выуживает рыбок из аквариума. А недавно поспорил с Олегом Медведевым, что на следующем занятии (то есть сегодня) волевым импульсом заставит классную подшефную – курицу Казимировну – снести яйцо. Но ведь и у меня готов реферат о жизни и деятельности пражского алхимика Иеронимуса Земана! И я жертвую блистательной пятеркой!
– А вдруг твой дед опять куда‑нибудь исчезнет? (Когда чего‑то очень хочется, то нытье может стать главным аргументом.) Полтора года назад ты тоже хотел нас познакомить, а его срочно вывали на тушение пожара в республику мыслящих комет. Получается, что у моего лучшего друга дед – герой, а я только на голограммах его и видел. Думаешь, не обидно?
– Обидно, – признал Маковка, пряча глаза. Еще немного, и он согласится.
– А я разве выдал тебя Пифии, рассказал про голосистую жвачку? Прочитай она, что ты написал про лингвистику, тебе до самых осенних каникул космоса не видать!
Маковка вздохнул, закинул за плечо сумку с книгами и мнемокристаллами, скроил вдохновенную гримасу и скомандовал:
– Лиселя на фок‑мачту «Катти Сарк»!
Если долго сомневаться, то можно вообще ничего не сделать. Мой девиз: меньше слов – больше неожиданностей. А с неожиданностями жизнь веселее. Лифт опустил нас на цокольный этаж. Сидевшая у выхода из школы Капитолина, робот‑вахтер, отложила в сторону недовязанный носок.
– Отметили, никак, у вас телекинетику‑то? – подозрительно пыхнув фасеточным глазом, спросила она.
– Да нет, – бодро соврал я, – просто нас учительница попросила спрятаться где‑нибудь в радиусе трех километров. Нас будут разыскивать по длине биомагнитных волн. На оценку. А что, дождя нынче не было?
– Дожжа не было, а польта одевайте – студено, – приказала Капитолина. Раньше она работала у профессора‑диалектолога, специалиста по исчезнувшим уральским и сибирским говорам. Капитолина ездила с ним в экспедиции в XIX и XX века, где и нахваталась таких вот оборотов. По ее словам, все известные школьные вахтеры и эстрадные юмористы прошлого разговаривали на исторически подлинном русском языке, секреты которого ныне утеряны. Впрочем, нам ни к чему было задерживаться и переубеждать Капитолину, хотя сейчас не XX век, а термокуртка – не первобытное пальто. Еще, чего доброго, захочет выяснить в учительской, действительно ли нас отпустили с урока в научных целях.
Мы шмыгнули в дверь, взяли на школьной стоянке по аэропеду и взлетели над улицей имени изобретателя радио Попова. Дача у Маковки где‑то в районе Пальников, поэтому с полчаса придется покрутить педали. Хорошо, что ветер не встречный, дует в спину, подгоняет аэропед.
Я взглянул вниз. На главной артерии города начинали цвести уральские морозостойкие лопухомагнолии. Сад культуры и отдыха давно превратился в сплошной зеленый купол, скрывающий под собой многочисленные аттракционы, вольеры с искусственно выведенными звероящерами пермского периода палеозойской эры, ВПП с действующей коллекцией древних поршневых и реактивных самолетов.
Когда мы пролетали над исторической частью города, где сохранились здания XVIII века, Маковка подрулил поближе ко мне и толкнул локтем: смотри!
Все ясно. Капитолина получает посылки из прошлого. А вчера она жаловалась нам, что кто‑то «стырил» у нее «фунт махорки». Вот они, похитители – два второклассника из нашей школы. Поднялись на двухместном монгольфьере в воздух и… курят. Пролететь мимо такого возмутительного факта было невозможно. Мы свернули к монгольфьеру.
– Вы это чего? – грозно спросил я.
– Не стыдно? – поддержал Маковка.
Наше появление не смутило курильщиков.
– Тс‑с! – сказал один из них. – Не мешайте, идет эксперимент.
С этими словами он сделал глубокую затяжку, выпучил глаза, позеленел и, страшным усилием сдерживая рвущийся кашель, принялся судорожно теребить верньеры портативного рентгеноскопа.
Второй, окутанный сизым дымом и витками проводов, записывал свою энцефалограмму.
– Немедленно прекратить, – зловещим тоном сказал Маковка.
– А чего? – басом отозвался «рентгенолог». – Капитолине можно, а нам нельзя? Тем более с научной целью. Мы исследуем влияние никотина и радиоактивного плутония на человеческий организм.
– Капитолина – робот, ей табак вреда не принесет, – я пытался скопировать печально‑наставительный тон Пифии Андреевны. – А вы, как существа белковые, должны сейчас же выплюнуть свои вонючие соски. Иначе по шеям наподдаю.
– Я сам тебе наподдаю, – отозвался обладатель солидного баса и окутался ядовитым облачком. – Сами с уроков сбежали. У вас, в шестом, сейчас телекинетика, я знаю.
От возмущения я замолк и оглянулся на Маковку.
– Шат ап! – скомандовал курильщику нерастерявшийся Маковка. Он любил вворачивать в разговор словечки на малораспространенных языках. Произведя впечатление своим безупречным инглишем, он направил на второклассника гипнотический взгляд. Бумажная трубочка с дымящейся махоркой выскользнула у того изо рта, а вместо нее влезла невесть откуда взявшаяся поливитаминная карамелька.
– Давай сюда махорку! – скомандовал маковка, протягивая руку.
Не дожидаясь следующего сеанса телекинеза, второклассники беспрекословно сдались на милость победителей. Холщовый мешочек с надписью «КИСЕТЪ» перекочевал к Маковке.
– Отдам Капитолине, – засовывая кисет в сумку, пообещал он. – А теперь давай, Ян, жми. Успеем как раз к обеду. Мама в честь деда готовит окрошку. Гуд бай, чилдрен!
И мы стремительно помчались от монгольфьера с обескураженной малышней.
* * *
Вот за что уважаю Ксению Карповну, маму Маковки, так за отсутствие дедуктивных наклонностей. «А, мальчики, добрый день. Ну‑ка бегом умываться, и за стол». Никаких каверзных вопросов: «Почему так рано из школы, что получил по телекинетике?» И последующих гибельных разоблачений: «Ясненько, опять сбежал. Говоришь, на «Кольцо – 6» с классом собираешься?»
Перед обедом – короткая экскурсия в дачный серпентарий. Карликовый питон скатался в клубок Мёбиуса и дремлет, а бесхвостая пасифианская жвачка смотрит, как черепаха давится пузырями, гроздьями выпирающими изо рта.
И вот мы с Маковкой сидим за столом и ждем появления легендарного деда. Ксения Карповна разливает окрошку. Анатолий Львович шуршит стереографической газетой, нашептывающей ему последние новости. А тот, из‑за которого мы все здесь собрались, все не появляется.
– Папа! – Ксения Карповна стучит поварешкой о супницу. – Готово!
– Иду! – раздается из комнаты наверху, и на лестнице, ведущей со второго этажа в столовую, появляется ЛЕВ ИЛЬИЧ МАКОВКИН. У него красное, обветренное лицо. Рыжая борода поднимается лохматой куделью до самых висков, где начинается обширная, тоже обветренная лысина. Кольцо в левом ухе. Умопомрачительная форменная куртка с эмблемой Космофлота. Белые шорты с огромной кобурой на боку – там настоящее грозное оружие космических первопроходцев, лаузер калибра 22, 4 мм. Черная бархатная повязка вместо галстука – она закрывает шрам, полученный в стычке с рубиновым Трысьбой, атаманом шайки космических пиратов.
Сердце мое замерло от восторга.
Дед спустился по лестнице и подошел к столу.
– Привел своего товарища? – спросил он у внука. – Ян тебя зовут? (Это уже мне.)
В моей ладони очутились поросшие рыжими волосами пальцы. Я робко и благоговейно пожал их, но потом вспомнил, что мужское рукопожатие должно быть энергичным, и изо всех сил стиснул длань Льва Ильича.
Дед сел за стол и устремил взгляд на внука.
– Как жизненные успехи?
– Уандерфул! – радостно отрапортовал Женька и ухнул в рот огромную ложку, ощетинившуюся перьями зеленого лука. – Фше ф погном погядге!
– Олл райт, – с удовлетворением сказал дед, хлопнул над своей тарелкой в ладоши, потер их и деятельно взялся за ложку.
На десерт были поданы винтоплодные цвурги. Удивительный гибрид, выведенный селекционерами Эвтерпы. Плод полагалось есть, постепенно поворачивая, виток за витком. При этом вкус постепенно менялся – от дынного зефира до винограда «Изабелла». Анатолий Львович, впрочем, начал откусывать попеременно с обоих концов, поглядывая в газету, которую он разложил на коленях. Он всегда был такой рассеянный, когда возвращался из своего Института Времени после командировок в XXXVII век.
– Ну‑с! – сказал Лев Ильич, когда принялись за контрастный меркурианский кофе (бурлящее горячий – ледяной – снова кипяточный; перепад температур соответствовал условиям ближайшей к Солнцу планеты), – теперь перейдем к делам насущным. Женя, Ян, милости прошу наверх, в мою комнату.
Держа в руках чашечки с хладнокипящим напитком, мы поднялись по лестнице на второй этаж. Раскрылась дверь кабинета. Я увидел то, что и ожидал: звездные карты на стенах, макеты старинных звездолетов, древние марсианские амфоры на стеллажах вперемешку со свитками загадочных плазменных манускриптов Япета, скрещенные бластеры на шкурах инопланетных чудовищ.
И на видном месте:
ТОРЖЕСТВЕННЫЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА
На прикнопленном к стене куске бумаги красным фломастером Маковки было написано:
1. Не иметь четверок по всем предметам кроме космической лингвистики (по линкосу не иметь троек).
2. Получить второй разряд по космокарате.
3. Прочитать «Войну и мир», «Тихий Дон» и «Туманность Андромеды».
4. Совершить три героических поступка.
5. Не съедать больше 1 кг мороженого в день.
Под этими «Торжественными обязательствами» подведена черта и мелким почерком написано:
«В случае выполнения всех пяти пунктов обязуюсь взять моего внука Женьку в дальнее и опасное космическое путешествие.
Л. И. Маковкин».
– Через неделю учебный год кончается, – сказал дед. – Можно, пожалуй, подвести итоги.
Женька без лишних слов продемонстрировал школьный табель, грамоту городского спортивного общества, потом заложил руки за спину, отставил в сторону ногу и начал: «Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены…»
– Достаточно. А как насчет геройства?
– Прыгнул в бассейн с тридцатиметровой вышки, – скромно потупясь, отчитывался Женька.
– Раз. – Дед загнул палец.
– Работал в бригаде полеводов на кофейных плантациях Меркурия в зимние каникулы.
– Слыхал, мама твоя рассказывала. Два.
– Кипяченое молоко теперь могу пить. С пенками.
– Ого! Три.
Я вспомнил наш побег с телекинетики и вставил:
– Еще пожертвовал личными интересами ради друга. Ради меня, то есть.
– Четыре! – удивился дед. – Переходим к последнему пункту.
– Легче легкого. – Женька презрительно поморщился. – Я мороженого вообще в рот не брал. Из принципа.
– Геройство номер пять! Поздравляю с перевыполнением. А что касается моего обещания…
«Дальнее космическое путешествие»… Сейчас прозвучат эти восхитительные слова, и для Женьки начнется жизнь, полная чудес.
На стене вспыхнул экран телесвязи и появилась… Капитолина. Она поискала окулярами Льва Ильича и призывно зафонила, как старый микрофон. Маковкин поставил кофейную чашку и повернулся к экрану.
– Але! Здрасьте, пожалуйста. Ваши‑то огольцы нонче с телекинетики когти оборвали. – Речь Капитолины сочетала в себе диалектизмы и блатной жаргон. – Пороть их надо, как сидорианских козлов. Они, наверно, и махорку стырили.
– Не тырили мы махорку, Капитолина, – забеспокоившись, ответил Маковка, – мы ее нашли. Завтра в школу принесем.
– Махорка при них, а лепять, что не стырили, – весело прокомментировала Капитолина. – Будя мозги компостировать!
Экран погас.
На пороге стояла Ксения Карповна. В ее руках прохладно дымился поднос со свежим пломбиром.
Запахло грозой. Тучи сгустились, налились чернотой. Вот‑вот сверкнет молния.
– Уважаемый внук весь в дедушку, – ровным голосом произнес Лев Ильич. – В его возрасте я тоже был скор на необдуманные поступки. В биографии каждого космического разведчика отмечено немало набитых шишек. А ведь мой почтенный внук, небось, тоже мечтает о Космофлоте? Ну, конечно! Твой сын, Ксения, еще прославит нашу фамилию. Гордись им!
Женька замер, боясь взглянуть на деда или на маму. К чему это клонит Лев Ильич?
– Кстати, ты, наверное, в курсе. Улетая на Эвтерпу, я обещал Женьке, что возьму его с собой в следующую экспедицию. Если, – палец деда указал на висевшие «Торжественные обязательства», – он окажется достойным дальнего космического путешествия. Теперь я готов исполнить свое обещание.
Вот это да! Прогулял два урока, а тебе за это подарочек. И какой! Но что скажет Ксения Карповна?