Дом Пепла
Книга 1.
______________________________
Персонажи и авторы текстов:
Кларисса, Анастейша - Кармонка
Даниэль - Мэй
Мэтт - Каролина
Летиция (Ция) - Птица
Ребекка - Аниша
______________________________
Родственные души
(Кларисса)
Бледно-жёлтое солнце в призрачной дымке лениво карабкалось по сероватому небу. Явный признак, что день обещал быть удушающе жарким.
Тони сбавил скорость, сворачивая с центральной улицы Садового квартала на узенькую грунтовку. С любопытством огляделся - последний раз он был здесь лет пятнадцать назад, когда приезжал на несколько месяцев подменить отца в клинике: тот умудрился свалиться с лошади и раздробить плечо. С тех пор поместье Эшей практически не изменилось. Старый двухэтажный белый дом, весь обвитый плющом, по-прежнему утопал в аромате дурманящих магнолий, прячась от любопытных глаз за высоким кованым чугунным забором.
Впрочем, и сам город остался таким же, как и двадцать с лишним лет тому назад. Разве что разросся, окраины теперь всё больше напоминали гетто, куда лучше не соваться по вечерам. В остальном – всётот же родной и любимый «Биг Изи», не по-американски раздолбайский, весёлый, насквозь пропитанный алкоголем и джазом. И, конечно, слухами, львиная доля которых приходилась на влиятельную семейку Эш. Кем их только не считали, какие только сплетни не распускали, в каких грехах не обвиняли, но исключительно за глаза. В лицо - заискивающе улыбались и уважали. Никому не хотелось навлечь на себя ненароком какое-нибудь древнее как мир проклятие вуду, пусть всерьёз в это никто и не верил. Но мало ли…
Предки Эшей появились на земле Нового Орлеана с первыми французскими колонистами, прикупили пару-тройку плантаций хлопка и постепенно разбогатели. Гораздо позже, после окончания Гражданской войны, когда хлопок сильно упал в цене, тогдашний глава семейства Эдмонд Эш неожиданно для всех сбагрил плантации недоумкам-дельцам, приехавшим в Луизиану в поисках лёгкой прибыли. На вырученные деньги и практически за бесценок он быстренько приобрёл недвижимость: шикарный особняк в Садовом квартале, небольшой загородный дом, пару-тройку квартир во Французском квартале, а все активы вложил в европейские банки. Более удачную сделку вряд ли можно было придумать в то время. В итоге за целое десятилетие Великой депрессии Эши не просто не потеряли свой капитал, но и приумножили его в несколько раз, чем сыскали не только уважение среди горожан, но и дурную славу.
С тех пор Эшей постоянно подозревали в колдовстве. Нашлись даже те, кто утверждал, что видел, как супруга Эдмонда, красавица Агнес, танцевала по ночам обнажённой с чернокожими слугами и резала куриц, призывая лоа. Члены семейства не очень стремились развеять слухи, а то и сами добавляли масла в огонь, но при этом столетиями оставались одной из самых богатых и влиятельных семей Нового Орлеана.
В глубине души Тони даже гордился своим близким знакомством с ними, пусть сегодня полуслепой старик-маразматик Бернард Эш, нынешний глава семьи, упрямо цеплявшийся костлявыми пальцами за жизнь и не спешивший умирать, вряд ли его узнает. Зато его дочь, Кларисса Эш, прекрасно помнила Тони и сидела сейчас рядом с ним в потрёпанном серебристом додже.
- В небогатых семьях женщина зарабатывает на жизнь наравне с мужчиной, не особо задаваясь вопросом, хочет она этого или нет, - продолжил Тони беседу, начатую ещё в банке, где и встретил Клариссу. Бывшая одноклассница, конечно, постарела, но выглядела отлично и гораздо моложе своего настоящего возраста - всё ещё стройная, соблазнительная блондинка, которой ни за что на свете не дашь сороковник. А с собранными в хвост волосами, в поношенных стареньких джинсах, кроссовках и скрученной на поясе клетчатой рубашке поверх простой белой майки и вовсе смахивала на простушку-жену какого-нибудь фермера, но никак не на хитрую потомственную ведьму, наследницу клана Эшей. - У неё просто нет другого выхода, она должна работать.
- Состоятельная женщина тем более должна работать. Что ей ещё прикажешь делать, Тони? Муж целыми днями в офисе, дети с няней, домом занимаются слуги.
- А как же благотворительность? - без тени иронии поинтересовался Тони.
- На неё уходит слишком мало времени. Если речь идёт об обычных пожертвованиях, - передёрнула плечами Кларисса. - А волонтёрство - самая настоящая работа. После колледжа я вернулась домой и думала: на стены от скуки полезу. Еле упросила отца найти мне занятие. Знаешь, сначала чёртов упрямец возмутился. Мол, порядочная женщина в нашей семье не должна работать. Это я-то порядочная, прикинь? - она расхохоталась. - Потом из вредности предложил мне благотворительность. Раз уж тебе, доченька, так скучно и одиноко, иди-ка ты помогай бедным.
- Ты пошла?
- А что мне оставалось? Конечно, пошла. В больницу санитаркой. И на второй день послала к дьяволу всю эту богадельню!
- Почему?
- Скучно, грязно и… глупо. - Тонкие губы скривились в язвительной усмешке, которая сводила Тони с ума ещё в старших классах. - Мне хотелось чего-то более… подходящего для моего статуса.
Надо думать… Он хмыкнул, но увлечённая воспоминаниями Кларисса вряд ли обратила внимание.
- Отец считал, что мне незачем работать, и уж тем более с ним в офисе. Говорил, я буду только мешать. Путаться у него под ногами. Потом я встретила Герхарда, всё закрутилось, я залетела… Он предложил выйти за него замуж и открыть свой бар. И знаешь, - она гордо вздёрнула подбородок. - Отбросив ложную скромность, скажу: на самом деле это целиком и полностью моя заслуга.
- Ты сейчас про мужа или «Гиену»? - уточнил Тони. Слукавил, потому что прекрасно понял, что она имеет в виду. Но уж слишком был велик соблазн «поиграть с огнём».
- «Гиену», конечно! - Кларисса с лёгкостью проглотила наживку. - Хотя, если ты так ставишь вопрос… - она самодовольно улыбнулась, кокетливо убирая за ухо выбившуюся прядь волос. - Не зря ведь говорят, что за каждым успешным мужчиной стоит влюблённая в него женщина.
Тони окинул её внимательным взглядом, в тысячный раз жалея, что жизнь назад отказался от неё. Из них бы получилась прекрасная пара, он всегда это знал. И уж точно он-то куда больше какого-то Герхарда заслуживал шанса породниться с Эшами.
Что ж, теперь остаётся только гадать, как бы всё сложилось, если…
- Ты не согласен?
- Зависит, как на это посмотреть, потому что… - Тони осёкся. Собирался сказать, что постулат слишком спорный. Никакой влюблённой женщины за его спиной, к примеру, не наблюдалось. Скорее, наоборот. Та, что когда-то была, дала такой пинок под зад, что удивительно вообще, как он приземлился на ноги и не свернул шею. А потом вполне самостоятельно преуспел - выучился, разбогател, открыл собственную клинику в Чикаго. Теперь вот вернулся в родной город, чтобы привести в порядок дела отца и, скорее всего, остаться. Но переводить разговор на себя не хотелось. Куда интереснее обсуждать достоинства и недостатки Герхарда с его супругой, отправившей беднягу на тот свет далеко не самым милосердным способом. Правда, доказательств, что смерть мужа - на совести Клариссы, никогда не было. Только слухи да косвенные улики, но их вполне хватало, чтобы вынести собственный вердикт. - Извини, но, по-моему, Герхард тебя никогда не понимал.
И не ценил. Или недооценивал.
- Почему ты… - Аккуратные брови удивлённо изогнулись, подчёркивая глубокую морщинку на переносице. Пронзительно зелёные глаза впились в его, буравя колючим взглядом. - Почему же?
Главным образом, потому что позволил загнать себя в могилу, но озвучивать эту мысль Тони не собирался. Медленно остановил внедорожник напротив парадного входа, переключил скорость на парковку и поднял ручник. Затем заглушил двигатель и развернулся к Клариссе. Совершенно искренне произнёс, вкладывая в слова всё своё обаяние:
- Ты - необыкновенная, потрясающая женщина. Умная, красивая, интеллигентная, с великолепными манерами и потрясающим вкусом, из хорошей семьи. Отличная хозяйка. Преданная мать и жена. Ты…
- Э-э-э… - выражение оскорблённой добродетели сменилось скупой улыбкой. - А ты не преувеличиваешь? Немного, самую малость? - нарочито небрежно усмехнулась она, но довольно блестевшие глаза выдавали с головой. Как и большинство женщин, Кларисса Эш была падка на лесть, и Тони прекрасно это помнил. - Может, всё дело в том, что когда-то ты был в меня влюблён, а?
Когда-то?! До сих пор влюблён, но спешить с признаниями Тони тоже не собирался. Это может… нет, должно подождать. Обязано. Всему своё время. Он ведь только пару дней, как вернулся в город. Это их первая встреча с тех пор, как помог Клариссе отправить на тот свет надоевшего муженька. Только тогда он струсил и снова сбежал. Но больше такой ошибки Тони не допустит.
Он уехал в Чикаго сразу после выпускного бала. Буквально на следующее утро, когда более удачливые одноклассники едва приходили в себя после ночной попойки. Тони никак не мог смириться, что Кларисса ему отказала. Уязвлённая гордость вкупе со жгучей ревностью требовали незамедлительных действий, потому он не хотел ни минуты оставаться в городе, убеждал себя, что университет - это то, что ему нужно. Новая жизнь, будущая карьера, а с ней - деньги и власть. Значит, и женщины. Потом, гораздо позже, когда практически весь список желаний был выполнен, он вернулся в родной Новый Орлеан. И тогда-то узнал, что Кларисса успела выскочить замуж за какого-то дельца, оказавшегося в Луизиане проездом. Не то чтобы эта новость его удивила. И уж тем более - обрадовала. Но Тони решил относиться ко всему философски. К чёрту детские фантазии и любовь! У него давно свои дела, а Кларисса и её заморочки остались в прошлом.
Подробности Тони не касались, и он не спешил узнавать детали семейной жизни Клариссы от словоохотливых пациентов. Наоборот, всячески демонстрировал, что занимается клиникой постольку-поскольку. Мол, выбора нет, пока отец приходит в себя. Но никакого удовольствия от сложившейся ситуации не испытывает, да и вернуться в родной город совсем не жаждет.
Какого же было его удивление, когда, придя на работу, Тони обнаружил у себя в кабинете серого скорчившегося от коликов немолодого мужчину и взволнованную бледную Клариссу. Она заметно нервничала, тараторя, что у мужа открылась язва. Что тот уже несколько месяцев страдал от болей в желудке, но не соглашался показаться врачу, а сегодня его всю ночь рвало желчью, и потому она привезла его сюда. Ведь несчастный Герхард совсем себя не бережёт. Не ест вовремя, много курит и часто пьёт. Работает на износ… Один сплошной стресс.
Тони ничего не оставалось, как предложить его осмотреть. Обессиленный супруг не возражал, а Кларисса и не подумала выйти. Решительно встала в изголовье кушетки, крепко сжимая обеими руками ладонь мужа. На все вопросы отвечала вместо него, не давая Герхарду возможности открыть рот.
Почти сразу стало ясно - дело вовсе не в язве желудка. Герхард отравился. Или отравлен. Каким-то растительным ядом.
Тони медленно поднял глаза, встречаясь взглядом с Клариссой. Уточнил:
- Когда у него начались сильные боли и тошнота?
- Ты имеешь в виду, когда я узнала о них? - металлическим голосом переспросила она, не отводя глаз. - Месяца два назад. Может, больше. Я предлагала обратиться к врачу, но Герхард не хотел. Утверждал, что ерунда… - металл дрогнул и зазвенел. - Это ведь ерунда, правда?
«Нет, совсем не ерунда», - должен был ответить Тони. Вызвать санитара, чтобы увёз беднягу на анализы. Затем, не дожидаясь результатов, позвонить в полицию. Пусть разбираются, кто, когда и почему траванул беднягу, пока сам выясняет - чем именно. Но что-то во взгляде Клариссы заставило его соврать:
- Я не уверен. На первый взгляд ничего серьёзного, обычное обострение хронического гастрита, но могу ошибаться. Настоятельно советую пройти полное обследование, прежде чем выбирать лечение. Я могу порекомендовать отличного гастролога.
- Уж не знаю, Герхард не замечал или не хотел замечать всех твоих достоинств, но будь я на его месте, я бы… - Тони развёл руки в стороны, выразительно растопырив пальцы, как будто что-то удерживал в воздухе, - тебя боготворил. Как минимум.
И никогда бы не закончил, как бедняга Герхард.
Он улыбнулся, наслаждаясь коротким смятением на лице Клариссы.
- Я не знаю, что сказать… - заговорила она, нарушив затянувшуюся паузу. Довольно ухмыльнулась. - Давненько мне не делали комплиментов. Наверное я разучилась правильно реагировать.
- Лично мне нравится, как ты реагируешь, - рассмеялся Тони. Посмотрел на массивную решётку, встретился глазами с Клариссой. Возможно, он ошибается, и она не травила мужа, но тогда точно знает, кто это сделал, и старательно много лет покрывает этого человека. Наверняка кого-то из многочисленной родни. Может, отца? Или брата? Или любовника? Хотя вряд ли. Интуиция редко подводила. Все-таки Кларисса сама убила мужа.
- Спасибо, что подвёз. Теперь я - твоя должница. Так что с меня ужин. Ты ведь надолго здесь?
Тони кивнул.
- Подожди, а как же твоя машина? - вспомнил он. - Так и останется стоять у банка?
- Ерунда. Разберусь потом, - она протянула ему руку. - Приходи сегодня вечером в «Гиену».
- Обязательно, - Тони проигнорировал протянутую ему руку и, наклонившись, коснулся губами тёплой щеки Клариссы. - Тогда до встречи.
Он с улыбкой проводил уходящую Клариссу взглядом.
Она всегда находилась рядом, но всегда ускользала. Больше не сможет. Теперь она нужна ему, как воздух.
Родственные души - так ведь бывает?
Магнолии на костях
(Даниэль)
Даниэль ненавидит смерть.
Точнее, ненавидит дряхлость и ту смерть, которая приходит, когда уже не остается сил даже звать. И о ней он всегда вспоминает в комнате деда, Бернарда Эша.
Один из самых богатых и влиятельных людей Нового Орлеана ничего не может противопоставить ни старости, ни смерти. Он иссыхает на любимом продавленном кресле - или на огромной кровати с пыльным балдахином, где запутываются моль и сны.
Комната деда небольшая и заставлена мебелью так сильно, что можно играть в прятки, всего лишь сделав шаг в сторону. Но сам Даниэль сейчас стоит у приоткрытого окна. С улицы не доносится ни ветерка, только удушливая духота, сулящая к ночи разразиться грозой. В жар вплетается сладкий аромат магнолий. Они разрослись прямо под окнами, так густо, как будто никогда не знали садовника.
Магнолии Даниэль тоже не любит. Каждый раз ему кажется, они хотят его придушить, впиться в горло запахом и не отпускать, пока он не перестанет дышать.
Отгоняя навязчивую картинку, Даниэль трет кончиками пальцев виски. По крайней мере, аромат цветов перебивает запахи лекарств в комнате.
Бернард сидит в кресле, укрытый пледом в полоску, а у ног таится обогреватель, едва ли не старше самого Эша. Уж сколько раз предлагали поставить в комнате хотя бы простенькую систему климат-контроля, но он постоянно отказывается и умудряется мерзнуть даже летом.
Хорошо, Бернард не запрещает остальным домочадцам обустраиваться по своему вкусу. У каждого Эша имеется собственная комната в особняке Садового квартала, хотя многие предпочитают жить в других домах Нового Орлеана.
Сам Даниэль проводит большую часть времени не здесь. Но в последние месяцы всё дольше остается в фамильном особняке.
- Ты не дурак.
Голос Бернарда резко скрипит, выдергивая из неторопливых мыслей. В ответ Даниэль только хмыкает, но подходит: рубашка и без того липнет к телу от пота, приближаться к обогревателю не хочется совершенно.
- Очень рад высокой оценке моих умственных способностей, - Даниэль не удерживается от едкости. Хотя отлично понимает, что имеет в виду дед.
- Большинство приходит ко мне, чтобы попросить денег. Пока я жив, основной капитал у меня.
И многие ждут, когда же ты сдохнешь, мысленно заканчивает Даниэль. Вслух не говорит – и без того очевидный факт, даже для Бернарда. Тем более для Бернарда.
Краем глаза Даниэль замечает у ворот особняка машину. Разросшаяся зелень не дает рассмотреть ее, но вскоре Даниэль видит тетю Клариссу: хлопнув дверцей, она оставляет невидимого водителя и шагает к дому. Интересно, с кем это она встречалась, и кто ее подвез?
Даниэль скрещивает руки на груди и присаживается на подоконник, снова повернувшись к деду.
- Но ты не просишь деньги.
- Мне не нужны твои деньги, - пожимает плечами Даниэль. – У меня есть работа и жизнь, не связанная с процветанием семейных капиталов.
Он лукавит, конечно: никто не откажется от денег, когда придет время делить наследство. Но Бернард Эш не скряга. Он помогал дочери открыть бар, хотя, к чести Клариссы, она почти всё сделала сама, вместе с тогда еще живым мужем.
Да и младший сын Бернарда, Роберт, отлично устроился в семейном офисе. Хотя что с отцом, что с матерью Даниэль предпочитает сводить общение к минимуму. Хватит того, что набожная католичка Мэри в свое время решила, что отдать сына в семинарию – отличная идея.
Взгляд Даниэля сам собой находит грубо вырезанный крест над кроватью деда. Когда-то это казалось забавным. К тому же, родившись среди Эшей, Даниэль с детства знает, что есть в этом мире силы, не подвластные людям.
- Ты здесь из-за другого, - продолжает поскрипывать голос Бернарда. – Ты приходишь ради тайн.
Даниэль не отрицает. Как и много раз до этого.
- Да. Ты должен их кому-то передать. Так почему бы не мне?
- Ты слишком молод, чтобы подчинять лоа.
- Ты так не думал, когда тащил меня маленьким на кладбище ночью устраивать жертвоприношение твоим духам.
- Они не мои, они принадлежат всем Эшам. Связь с ними у нас в крови.
- Мне было двенадцать.
- Но ты начал их видеть. Пришлось задабривать лоа, не очень-то хотелось, чтобы в семье появился одержимый.
Даниэль так и не знает, бывали такие неудачные случаи в семье. Ни тогда, когда продрог на кладбище, наблюдая за ритуалами деда, ни после. Но видеть странное он и правда перестал, хотя оно его не покинуло – и когда вырос достаточно, начал интересоваться уже по собственному желанию.
И Даниэль достиг определенных высот. Но на старости лет Бернард Эш категорически отказывается обсуждать древнее колдовство.
- Прошло почти двадцать лет, - замечает Даниэль, - тебе не кажется, что достаточно? Я хочу знать всё.
Но Бернард Эш только упрямо молчит в ответ. Как и многие дни до этого.
- Еще не время, - старческий голос шелестит не громче начинавшегося дождя. – Я еще не умираю.
Даниэль мог бы поспорить. Он не общается с врачами, но знает, что те рассказывают о целом букете болезней – не зря Бернард почти не выходит из комнаты.
- Когда я буду умирать, то передам свои тайны. Но не раньше.
- Главное, успей, - вздыхает Даниэль и вытягивает ладонь за окно. На нее тут же падает несколько первых капель. Вдалеке грохочет гром.
Favillae exanimes (лат. «потухший пепел»)
(Мэтт)
Когда я понимаю, что проваливаюсь в сон, засмотревшись в окно, становится слишком поздно - голова уже клонится набок, теперь не получится сделать вид, что просто задумался. Хорошее начало, Мэтт. Кому-то определенно стоит спать побольше.
Из приоткрытого окна веет ночной прохладой, что-то гулко ухает в придорожных кустах, ломая хлипкие ветки лелеемых Линдой магнолий, исчезает куда-то за город, в болота… Даже думать не хочу, привиделось мне это или нет, а спросить тут не у кого. Да и вообще пора бы уже проморгаться и прийти в себя, а то скоро начну путать реальность и вымысел.
Итак, вот я опять в этом кабинете, насквозь пропахшем дешевыми женскими духами и чем-то сладким, вроде конфет. Наверное, Линда опять бросила свою глупую диету и ест шоколад из второго ящика стола, проклиная лишние килограммы. А я-то ставил, что она продержится еще с пару месяцев, желая походить на девушек с обложек глянцевых журнальчиков, которые она прячет за толстыми пыльными книжками по психологии.
Не люблю я это место, по правде говоря. Здесь всегда тихо настолько, что молчание становится невыносимым - надо что-то говорить, а я вообще не слишком-то болтливый тип, сижу себе на потрепанном кожаном диванчике, тихо смотрю куда-то повыше плеча Линды и иногда улыбаюсь. И вот тогда она начинает выворачивать мне мозг наизнанку.
- Мэттью? - требовательно зовет она, размеренно постукивая ручкой по столу. - Ты молчишь уже десять минут.
Тиканье ее настенных часов раздражает своей однообразностью и монотонностью. Один и тот же кабинет, одна и та же потрепанная жизнью женщина, одни и те же советы. Иногда мне становится достаточно скучно, чтобы прийти сюда и послушать ее размышления о том, как я проебываю свою жизнь…
Ах, ну точно, точно. Линда не любит, когда я матерюсь в ее кабинете, поэтому приходится изображать из себя вежливого парня из хорошей семьи - собственно, этим-то я и занимаюсь всю сознательную жизнь, так что без проблем, пожалуйста. Если она даст мне таблетки, я даже сделаю вид, что она меня хоть как-то интересует.
Линда говорит обычно что-то вроде: заведи золотую рыбку. Кота, друзей, семью - хоть кого-нибудь. Бедная скучная Линда с ее одинаковостью. Засаленная кофточка, светлые крашенные волосы с черными отросшими корнями, пара детишек от сбежавшего мужика и мертвая бабушка за плечом… Щурюсь, рассматриваю бледную тень старушки, безучастно глядящей сквозь меня. Седая, ухоженная, юбка в горошек, а в глазах жутковатые мутные бельма. Раньше я ее не замечал…
Скучно. Все равно скучно. Снова кошусь на окно - там сверкает неоном среди ночного полумрака вывеска круглосуточного магазина напротив. Почему-то хочется туда, в ночь, пройтись по пустым улицам и вдохнуть пряный воздух поглубже.
- Ты что-то видишь? - Линда с интересом заглядывает мне в глаза, когда я перевожу взгляд на ее призрака.
- Ничего, - вру я. - Эти часы на стене… Новые? В наследство от бабушки достались, что ли?
Линда не любит, когда я говорю что-то, чего не могу знать. Обычно я стараюсь не показывать людям все, что связано с родовой способностью видеть мертвых, но поизводить своего психолога - это ведь сам Бог велел, хотя я и не особо верующий.
По правде сказать, не знаю, кому тут больше нужен психолог: запутавшейся в жизни дамочке, нервно покусывающей шариковую ручку, или мне.
- Знаешь, Мэттью, мы ведь знакомы уже десять лет… - вздыхает Линда, словно угадав мои мысли. - С тех пор, как ты избил того парня… - она морщит лоб, тщетно пытаясь вспомнить его имя, и за этим забавно наблюдать, но я старательно давлю усмешку и не позволяю ей превратиться в собачий оскал. Линда сдается, устало говорит: - Мэтт, ты же хороший мирный парень. Ну, с закидонами, бывает, но кто из нас не без греха? Я к тому, что тебе, может быть, не понадобятся больше эти сеансы… Да я вообще думаю, что тебе от меня нужны только таблетки…
Точно, они самые. Те, что помогают мне как-то разграничивать миры мертвых и живых, потому что оба они старательно пытаются слиться у меня в глазах. Сам виноват: полез еще давным-давно в то, чего не понимал, без должного уважения и не по правилам, теперь вот мучайся.
- Линда, ну что ты… - старательно отыгрываю свою роль с вдохновением непризнанного актера. - Ты мне помогаешь. Может, то, что я больше не кидаюсь на людей, - это полностью твоя заслуга?
Она мне не верит? Не велика беда, а главное - это производить впечатление уверенности, дальше все образуется как-то само. Вот и сейчас Линда устало откидывается на спинку офисного кресла, трет виски - наверное, ее снова мигрень мучает, - потом отпивает немного воды из граненного стакана, стоящего по правую руку от нее.
- Я все хочу спросить, почему ты тогда на него напал, - снова хмурится она. - Десять лет назад. У тебя были приводы до того, но никогда ты не пытался никого убить…
- К чему ворошить прошлое? - пожимаю плечами я. - Десять лет назад - я едва помню, что там было.
Ложь. Я снова вру ей, глядя в глаза, такие голубые, что почти прозрачные, почти слепые, как у призрака за ее спиной. Фокус в том, мысленно проговариваю я в который раз, что люди слышат именно те вещи, которые хотят. Линда устала, ей не сдались мои проблемы, ей хочется домой, рухнуть на скрипучий диван перед телевизором и отупело смотреть в экран. Снова сплошная скука. Каждый день одно и то же. Это надоедает Линде точно так же, как и мне, а то и еще сильнее. Если на нее по дороге домой нападет какой-нибудь маньяк, ей и то станет легче.
- Ладно, не будем о прошлом, - соглашается она. - Но что-то тебя беспокоит, я же вижу. Уставший ты какой-то. Может, расскажешь, в чем дело? Что было, допустим, вчера?
- Рассказать? - Это предложение неожиданно подбрасывает меня из расслабленной позы, в которой я развалился на ее диване. Подбираюсь, словно перед прыжком, чуть склоняю голову набок - дурацкая привычка, - улыбаюсь: - А почему бы и правда не рассказать?..
Линда волнуется, не зная, почему. Бедная бабушка за ее плечом - мир ее праху - тоже тревожно мелькает, то пропадая, то появляясь снова - уже утрачивает связь с этим миром. Они обе чувствуют какую-то опасность в моей позе, а это даже приятно.
Почему бы и нет?..
Она находит меня на перекрестке, зная, что я слишком люблю это место, заросшее густой высокой травой и нехоженое людьми, которое, казалось бы, так близко к старому бару на окраине. Музыка из него до сих пор доносится до моего слуха - ну да, конечно же, вязкий джаз с хрипотцой, что еще может играть по ночам в Новом Орлеане?.. Где-то там, в баре, ярко горит свет и гремят человеческие голоса, здесь же - ни души.
Я люблю тишину этого места, разбавляемую только стрекотом насекомых в зарослях и далекими криками птиц. Как обычно сижу, прислонившись к старому высокому дереву, разбитому молнией надвое еще до того, как я родился на свет, курю, вдыхая никотиновый дым напополам с насыщенным воздухом, хранящим вяжущий привкус тяжелого болотистого запаха и каких-то цветов со сладковатым ароматом.
Звук шагов заставляет меня лениво обернуться, но это всего лишь Сэнди. Я чувствую ее, хоть и довольно плохо вижу в темноте.
- Дьявол сегодня не принимает, приходите позже! - кричу я, зная, что она сейчас вздрогнет.
- Мэтт, зараза, я ведь не пролезу в эти дебри! - возмущается она в ответ.
Она с шумом пробирается сквозь заросли, чертыхаясь на каждом шагу. На ногах у Сэнди туфли на такой высокой шпильке, что мне страшно представить, как она вообще может стоять, а уж тем более скакать ко мне по бездорожью.
- Блядские туфли, - ворчит она, падая рядом и устало протягивая ноги в рваных чулках в сеточку, одергивает задравшуюся короткую юбку. Пока она устраивается рядом, я покладисто отворачиваюсь, хотя не раз видел ее вовсе без одежды.
От Сэнди пахнет какими-то кислыми коктейлями, и это сразу перебивает хрупкий запах магнолий, доносимый ветром из города. Хотя я не слишком-то люблю эти цветы, так что грех жаловаться.
- Снимай свои орудия пыток, - любезно предлагаю, косясь на Сэнди.
- За стриптиз - двадцатка сверху, - она кривит губы, накрашенные пошло-блестящей помадой, в пародии на улыбку.
Сэнди - самая заурядная проститутка, которую только можно встретить во всем Новом Орлеане, хотя я-то еще помню те времена, когда ее все звали Александрой. Сэнди всегда была отличницей, а учились мы с ней вместе с самой начальной школы. Она, бедняжка, все ночи проводила за рефератами и сочинениями, а не в компании какого-нибудь местного мужика с недотрахом. Интересно, как-то ей теперь помогают вымученные оценки по высшей математике.
- Всегда удивлялась, почему ты шатаешься тут, а не в баре у этой своей родственницы, - она прерывает молчание, зная, что в тишине я могу сидеть до бесконечности, слушая ночь. - «Гиена» же? Этой гнилой дыре до нее как до неба.
- У Клариссы, что ли? Она неплохая… Да все они неплохие, если не высовываться им на дорогу, - лениво говорю я. - Я, конечно, Эш, но по возможности держусь подальше от этого всего клана.
Мы редко говорим о моей семье, больше - о каких-то совершенных глупостях. Сэнди, как и многие другие, старается быть как можно дальше от моего семейства. Эши - не звери, людей не едят… по крайне мере, не все, насколько я знаю. Но люди сами всегда отлично справлялись с созданием чудовищ, которых сами же и боятся. У меня вот крови Эшей только половина, а все равно никто в глаза не смотрит.
- Но я чувствую, что скоро что-то поменяется, - вдруг говорю я. - Что-то придет в движение. Может, старик помрет. Может, еще что. Просто… предчувствие. Тяжелое, опасное. Как старая пеньковая петля на горле.
Неожиданно замолкаю, словно сам не собирался произносить это вслух. Далекий вопль птицы в ночи похож на крик умирающего и звучит неожиданно страшно вместе с тем, что я только что сказал.
- Слушай, - торопливо, будто решившись на что-то, говорит наконец Сэнди. Ее голос тревожно звенит, а глаза блестят в темноте совсем рядом. Затягиваюсь от тлеющей до сих пор сигареты, выдыхаю дым Сэнди в лицо, слегка усмехаясь, а она только гневно взмахивает рукой: - Мне нужна твоя помощь в одном очень важном деле! Там пара моих друзей проездом в городе…
- Я еще не настолько отчаялся, чтобы переходить на почасовую зарплату, - лениво отшучиваюсь я.
- Тьфу, идиот… А я тебе помогала! - умело переходит на шантаж Сэнди.
- Да ты единственная из всей школы верила, что я не хочу скормить одноклассников местной Болотной Твари… - закатываю глаза, запрокидываю голову к звездам. Сквозь мертвые ветви тускло мигают в ответ несколько совсем незаметных светил, но и это - добрый знак на худой конец. Бросаю догоревшую до фильтра сигарету в пыль, долго смотрю на Сэнди, прежде чем небрежно кивнуть: - Ладно, веди, глянем, что у тебя.
Поднимаюсь с досадой - все равно делать нечего, а посидеть спокойно мне не дадут. Сэнди щебечет что-то невразумительное, резво вскакивая за мной, словно это не она с руганью шаталась на шпильках совсем недавно. Позволив цепко ухватить себя под руку, я следую за Сэнди, уверенно рассекающей высокую растительность, разросшуюся в жаркой духоте до масштабов небольшого леса. Она быстро выводит меня на широкую дорогу - мы где-то почти за городом, но в темноте не различить. Что-то деловито копошится в траве, но Сэнди совсем не обращает внимания на настойчивый шорох и скрежет, на тихий шепот откуда-то оттуда, из-под ног, и я незаметно достаю почти пустую упаковку таблеток, когда она отвлекается.
Пройдя чуть по дороге, я уже различаю тускло горящие фары чьей-то машины, и мы не сговариваясь ускоряем шаг. Около машины нервно прогуливаются двое, тихо ругаясь между собой, но стоит им заметить нас, как разговор мгновенно обрывается.
- Вот, я привела! - говорит Сэнди, взмахивая рукой и указывая на меня.
Плечистый парень с армейской стрижкой смотрит то на нее, то на меня, недовольно цыкает и угрожающе надвигается на Сэнди:
- Ты кого притащила, овца? - раскатисто рычит он. - Это же ублюдок Эшей, нахера ты судьбу испытываешь?
Мне уже не нравится этот парень, но заступаться за Сэнди я не собираюсь, пусть сама выкручивается - не маленькая уже. Я пока присматриваюсь к бритоголовому и его другу, стоящему неподалеку. Никаких навязчивых призраков рядом с ними нет - даже удивительно. Наверное, слишком рано я глотнул таблетки…
- Он может помочь! - почти кричит Сэнди. - Он согласился… Согласился же?
Киваю, уверенно направляясь к машине. Меня тянет к ней знакомое ощущение, и я, не обращая внимание на требовательный крик позади, резко поднимаю крышку багажника, чуть не царапая пальцы.
- Это что? - мрачно спрашиваю, вглядываясь в темноту.
- Брайан, один мудак… - пускается в объяснения Сэнди.
- Мертвый мудак, - спокойно поправляю я. - Ну, и во что ты, мать твою, ввязалась?
В багажнике и впрямь труп - в лучших традициях каких-нибудь боевиков. Насколько я могу судить, башка проломлена чем-то тяжелым, остро пахнет кровью и смертью. Последнее, правда, ощущаю только я, и от близости свежего трупа меня чуть потряхивает, слегка колет кончики пальцев и кружится голова. Эти трое молчат - видно, мне не полагается знать, что с ним случилось.
- Не желаю иметь с чужими мертвецами ничего общего, уж извините, - решительно бросаю я, собираясь развернуться и сгинуть в темноте, но тут мне в висок утыкается пистолет. Держит его бритоголовый, радостно осклабясь - то еще зрелище в ярко-желтом свете фар.
- Не-не, дружище, куда ж ты теперь пойдешь? Теперь ты поведешь нас на кладбище, чтоб мы могли этого жмурика быстро прикопать, а там уж разбежимся.
- На кладбище? - недоверчиво переспрашиваю я. - Никуда я вас не поведу… Кидайте его в ближайшее болото и с концами, если уж хотите моего совета.
- И следом наебнуться? - недовольно переспрашивает он. - Ни на какое болото я ночью не попрусь, так что не умничай тут. Сказал на кладбище - значит на кладбище, ясно? Я слышал, у вас тут за городом одно есть… - Неопределенно взмахивает куда-то вправо свободной рукой, пока я срочно пытаюсь сообразить, про которое кладбище он говорит. Бритоголовый, словно угадав мои мысли, подсказывает, видя мое замешательство: - Небольшое, на берегу. Что-то на «ф».
- Флеминг, что ли? - вырывается у меня.
И тут же становится ясно, что от меня не отвяжутся, пока не окажутся на месте. А, вообще-то, они неплохо подготовились: вызнали, где тут сравнительно тихое кладбище, на которое редко кто заходит.
- Все еще не понимаю, чем плоха идея скинуть вашего Брайана в ближайшую реку.
Он теряет терпение, взводит курок, и я ощутимо слышу, как в пистолете что-то щелкает. Осталось только нажать на спусковой крючок, и я отправлюсь вслед за этим Брайаном, лежащим в багажнике, навестить мертвых предков. Или останусь тут и буду болтаться за ними невидимым духом - так себе перспектива… Но вместо того, чтобы в ужасе умолять оставить мне жизнь, я неожиданно улыбаюсь.
- Обдолбанный, что ли, ствол не видишь? - теряет самообладание бритоголовый.
- Я, допустим, знаю, что сегодня не умру, - спокойно говорю, краем глаза косясь на блестящий пистолет. - А насчет вас я не так уверен. Гулять по кладбищам ночью слегка опасно - не слышали южные сказки? Могу рассказать парочку.
Молчавший до того парень резко выступает из темноты, опасливо глядя на меня:
- Слушай, Чарли, он ведь не брешет, к чему ему?.. - как-то нервно начинает он. - Может, правду говорили: там опасно? Местные предупреждали… - тут он торопливо замолкает, ловя на себе взгляд приятеля.
- Ссыкло, - зло бросает Чарли приятелю. - Духи, говоришь? Полный бред…
Он неожиданно хватает за руку Сэнди, дергает на себя, почти заставляя упасть, и приставляет пистолет уже к ее рыжей голове. Происходит это до того быстро, что Сэнди едва ли понимает, в какой опасности оказалась. Только невнятно скулит что-то, умоляюще глядя на меня, зная, видно, что этот парень запросто ее пристрелит.
Мне ли не наплевать? Пусть себе убивает, я ничего не потеряю. Или это мне хочется так думать?.. С легкостью представляю, как Чарли стреляет ей в висок, неаккуратно забрызгивая кровью свою белую футболку и руки, как мертвое тело Сэнди с глухим звуком валится в дорожную пыль…
Оказывается, нет, не наплевать.
- Ладно, ладно, - примирительно говорю я. - Мое дело - предупредить, дальше сам думай, хочешь тревожить мертвых или нет. Девушку отпусти, а то я смогу устроить тебе неприятности.
- У тебя что, какие-то родственнички в копах? - подозрительно щурится он.
- Уже нет. Но я про другие неприятности, - четко разъясняю я, глядя точно в глаза Чарли. Ему хочется отвести взгляд, но проигрывать мне как минимум должно быть стыдно.
Неясный шум где-то вдали, похожий на визг автомобильных шин, заставляет боязливо вздрогнуть обоих, и Сэнди, воспользовавшись этим, легко высвобождается из рук Чарли. Я разворачиваюсь ровно тогда, когда нужно, прекрасно слышу, как он скрипит зубами, указываю нужное направление и небрежно бросаю, обернувшись через плечо:
- Во-он там кладбище. Ехать нед