Юнговские размышления над алхимией помогают лучше понять ряд его фундаментальных понятий. Его идеи психической реальности, центральности архетипа, индивидуации, активного воображение, Самости в качестве высшей структуры, религиозной природа психики – все они развивались или углублялись через обращение к алхимии. Он сравнивал свои переживания с переживаниями алхимиков, и алхимия стала исторической аналогией и обоснованием его мыслей. Т.о. Юнг вывел алхимию из тени и привнес ее в современную психологию. Кроме основных теоретических идей, упомянутых выше, алхимия дала Юнгу и юнгианской психологии богатый метафорический язык, описывающий комплексы бессознательного и трансформации аналитической работы.
Prima materia и massa confusa стали образами хаоса в начале аналитической работы, а vas hermeticum, контейнер и запечатанный сосуд – образом аналитических отношений. В этом сосуде психическая материя нагревается, готовится, коагулируется, дистиллируется и трансформируется. Эти психологические алхимические процессы происходят с путаницей и расщеплениями личности на пути исцеления через союз coniunctio и священную свадьбу, которая приводит к стабильному ощущению целостности, Самости или философского камня. Метафоры алхимии пригодились в новой глубинной психологии бессознательного, цвета алхимии стали цветами периодов в анализе, и алхимия была увидена в психологическом свете.
Юнг выражал свои идеи недогматически и в виде гипотез. Он говорил о себе как о враче и эмпирическом ученом, котрый открывает и записывает объективные факты психической реальности. Классические аналитики вроде фон Франц и Эдингера кратко описали эту установку. Эдингер говорил, что Юнг представлял «психические факты, а не теоретические конструкции или философские спекуляции». Юнг на деле отвергал метафизические заявления, но для многих современных мыслителей такое отвержение метафизики воспринималось как наивное. Даже у эмпирического ученого можно найти онтологические и теоретические посылки. Хотя наука хочет быть свободной от философских предположений, многие философы науки спорили с этой позицией, особенно в герменевтической традиции. Наука имеет онтологические обязательства, которые часто не признаются. Мы видим не просто «данное»; перспектива и контекст также являются частью увиденного. Юнг понимал это, но в большинстве случаев не применял к своим собственным теориям (Гигерих 1998-2001). Классические аналитики часто говорят, что Юнг был впереди своего времени, и их работа заключалась в понимании его идей, амплификации их и применения к новым областям исследований и практики; но для других авторов у Юнга много пережитков метафизики, которые нужно критиковать.
|
|
Одной такой идеей была проекция. Он положил ее в основу своего понимания отношения психологии и алхимии. Для ряда аналитиков проекция в качестве теории является проблематичной, она ограничена психологическими взаимодействиями и отношениями. Шварц-Салан отмечал (1995), что выход за рамки теории проекции требует фундаментального сдвига в метапсихологии, если не онтологии. В развернутом ответе на теорию проекции Шварц-Салант (1998) выделяет идею «психического поля», которая идет дальше тех посылок, что лежат в основе идеи проекции. Он идет дальше взгляда на психику из картезианской и кантианской парадигмы.
|
|
Хиллмановские нововведения предлагают радикальный пересмотр «классической» и «клинической» парадигм. Для него эти подходы исходят из предположений, которые ведут к редуктивному и буквализированному отношению к мощному образному потенциалу алхимии. Такая редуктивная интерпретация алхимии ведет к тому, что он назвал «психологией алхимии». Проблема в том, что наши текущие понятия психологии часто оценочно относятся к алхимическим образам и процессам. Хиллман призывал к тотальному пересмотру психологии и развитию алхимической психологии, использующей нередуцируемый язык алхимии в качестве доказательства своей нередуцируемости в реальности языка, воображения и души.
Куглер (1983) подобным же образом выделял вклад языка в сдвиг парадигмы, но там, где Хиллман говорил о феноменологическом отношении к душе, Куглер делал акцент на формальных структурах лингвистики и фонетических паттернах. Самуелз (1989) также продвинулся к пониманию плюралистичности психики, а Одайник (1993) внес вклад своим понятием «комплекса медитации» в качестве энергетического поля. Марлан (1997а) описал поле как «алхимию желания» и привлек внимание к идее «различия» Деррида, которое он определил как «не слово и не концепция», а игровой способ представить поле взаимосвязей. Гигерих (1998) обратился к философской и психологической критике Юнга и под влиянием Гегеля ввел понятие «логической жизни души». Танака (2000) вслед за Гигерихом говорил о важности теории в рассеивании нашей теоретической путаницы.
|
|
«Полевой подход», связь всех перечисленных авторов с ним, позволил бы показать, что все они говорили об одних и тех же вещах. Можно также сказать, что все они (каждый по-своему и исходя из своей системы представлений) пытались справиться с ограничениями картезианского и кантианского мышления и боролись за новый способ видения вне классической парадигмы.
Еще одной темой, кроме критики метафизических пережитков в юнговском мышлении, стали отношения Юнга с христианством и зависимость от него. Если классические аналитики критиковали ограничения современной им христианской модели, считая, что ее можно улучшить для более адекватного отражения психической реальности, то другие для понимания алхимии поворачивались к Египту (Абт, Забриске), Греции и язычникам (Хиллман), Востоку (Одайник, Марлан, Каваи) или суфизму (Хиллман, Рафф).
Предметом постоянных размышлений являются цели алхимии и анализа. Как отмечалось, Одайник (1993) и Рафф (2000) видели ее потенциал в выходе за пределы целей индивидуации (как их понимал Юнг). Одайник говорит об актуальном переживании самореализации и просветления, а Рафф - о третьей конъюнкции и включении трансперсонального союза и союзника. Для Хиллмана эти расширения были бы недостаточными. Он призывал к пересмотру идеи «цели» вообще. Для него существует опасность опуститься в духовный буквализм, и его путь порывает с традицией спиритуализации алхимии и героического понятия достижения. Для него цель - в психологической заботе о «себе», что означает выход за рамки желания улучшаться. Эта критика резонирует с работой Гигериха, который считал отрицание «себя» существенным для души. В какой степени и в чем эта критика отличается от цели преодоления эго, провозглашаемой во многих духовных учениях, - вопрос для дальнейшего обсуждения.
Как видно из написанного выше, многие авторы расширяли, применяли и/или ревизионировали идеи Юнга. У них есть много моментов сходства и различий, но юнговская работа по алхимии остается вдохновляющей для современных аналитиков. Еще многие темы предстоит развить, углубить и обсудить. Возможно, в итоге «истинное» значение алхимии так и останется недостижимым, как и сам философский камень.
© Перевод с англ. Хегай Л.А.