Исторический фон в повествовании книги Товит и попытки его соотнесения с историей Ближнего Востока в I тыс. до н.э.
студента 4 курса СтПДС
Знагован Федора
Научный руководитель:
Ставрополь 2016
Содержание
Содержание 2
Список сокращений: 3
Введение. 4
Глава 1. Исторический фон в повествовании книги Товит и попытки его соотнесения с историей Ближнего Востока в I тыс. до н.э. 9
Глава 1. Исторический фон в повествовании книги Товит и попытки его соотнесения с историей Ближнего Востока в I тыс. до н.э.
Перед тем как попытаться соотнести события имеющиеся в книге Товит с различными эпохами в истории Древнего Востока, необходимо сказать, что здесь мы неизбежно сталкиваемся с двумя трудностями.
Во-первых, необходимо учесть, что утверждения будто древние правители, а в нашем случае это ассирийские цари, очень заботились об оставлении для потомков доброй памяти о себе не имеют под собой серьезного основания[1].
Дело в том, что если бы они и желали оставить какие-либо сообщения для потомков, то вряд ли они стали бы замуровывать сообщения в основании домов, тем более храмов, которые считались неприкосновенностью. Скорее всего они сделали бы эти сообщения более доступными, чтобы таким образом они остались в памяти потомков. Но все происходило именно так как мы уже сказали – надписи с деяниями царей сохранились в крайне недоступных местах. Даже сам характер данных памятников отличается от труда по истории отца данной науки, Геродота. Так, он начиная свой труд пишет: «Геродот из Галикарнасса собрал, записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвения и величия и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности…»[2]. Уже в начальных строках, которые написал отец истории мы видим цель с которой совершался данный труд, но нигде, в так называемых, летописях или анналах ассирийских царей мы не найдем ничего подобного. Достаточно взглянуть как начинает свои анналы царь Сеннахериб: «[Я] Сеннахериб, великий царь, могучий царь, царь обитаемого мира, царь Ассирии, царь четырех сторон света, премудрый пастырь, послушный великим богам, хранитель истины, любящий справедливость, творящий добро, приходящий на помощь убогому, обращающийся ко благу, совершенный герой, могучий самец, первый из всех правителей, узда, усмиряющая строптивых, испепеляющий молнией супостатов…». Данный список эпитетов, которыми награждает себя царь можно было бы продолжить. Во всяком случае очевидно, что цели у обоих трудов совершенно разные.
Здесь мы сталкиваемся с очень серьезной проблемой, которая вот уже более полувека не дает покоя исследователям Древнего Востока, а именно с проблемой понимания духовного мира древнего человека, его ментальности. Данной проблеме посвящены многие труды историков, филологов, этнографов и др. Все сходятся к одному мнению, что в древнем обществе деления на сакральное и профанное было очень условным, или точнее сказать такого деления не было вообще. Священное представляло собой реальность, мир богов[3], даже древние языки не имеют слов означающих реальное и ирреальное[4]. Труд, семейная жизнь, общественная жизнь, искусства, торговля, ремесла – все носило сакральный характер. Даже хорошо знакомые нам олимпийские игры в Греции носили исключительно культовый характер[5].
Именно в таком ракурсе необходимо взглянуть на анналы древних царей. По замечанию крупнейшего ассиролога Лео Оппенхейма даже доступность подобного рода надписей не являлась свидетельством того, что они предназначались для общего обозрения, тем более в пользу данного мнения говорит сокрытие надписей.
По убеждению ученого данные анналы предназначались божествам, и только им[6]. В пользу данного тезиса говорит исключительная избирательность исторических событий, высокий стиль изложения, зачастую это прекрасная поэзия. Писцы изображая идеального царя, хотя в реальности он мог таковым и не быть, создавали залог, обеспечивающий благословение со стороны богов царя[7].
Интересно, что при таком подходе обретают смысл «бесконечные» описания трофеев, захваченных в ходе военных компаний, особенно там где имело место бегство царя-противника или не возможность овладения столичным городом. По мнению исследователей эти списки также носят сакральный характер, т.к. они идут сразу за сообщением об увозе вражеских богов и они также способны были повлиять на благосостояние «города, страны, царя»[8]. Таким образом, длинные списки трофеев вовсе не лишены смысла, они обостряли восприятие царской власти, как сакрального института с одной стороны, и с другой – они являлись предметным выражением ее, ее эквивалентом[9].
Итак, мы выяснили, что, во-первых, надписи воспринимаемые в качестве исторических документов вовсе не являются таковыми, а, во-вторых, Библия и ее повествования, которые отчасти можно называть литературными произведениями, являются историческими, но опять таки не в нашем понимании истории.
Конечно, авторы Священного Писания, так же пользовались различными источниками, и их исторические повествования также носят религиозный характер, т.к. они показывают отношение человека и Бога и, как выражение этого - исторические судьбы богоизбранного народа. Но, тем не менее, историчность Библейских повествований заключена в том, что время Библии по настоящему исторично, т.е. оно линеарно, оно имеет начало и конец. Недаром библеисты говорят, что «подлинно исторические произведения впервые появляются в мировой литературе в Библии»[10]. Именно библейское повествование по мнению Ауэрбаха своей беспристрастностью позволяет включить в свой мир нашу действительность и «…почувствовать себя кирпичиками всемирно-исторического здания…»[11].
Таким образом, как мы видим перед нами стоит очень сложная задача согласовать те источники, которые по сути не согласуемы. Следовательно для этого нет необходимости соотнести все детали исторического повествования книги Товит с историей Древнего Мира. Скорее всего необходимо взять в качестве примера наиболее яркие и, хорошо поддающиеся датировке исторические события.
Одним из таких событий бесспорно является сообщение о пленении Товита и его семьи вместе с другими израильтянами. Особенно показателен характер пленения. Так, мы видим, что наш герой оказывает много благодеяний своим соплеменникам в плену[12] Тов. 1:3; он оставляет у своего родственника, или друга 10 талантов серебра Тов. 1:14; жена Товита после потери им зрения работала, пряла шерсть, чем доставляла пропитание Тов. 2:11, 12; Товит имеет возможность нанять спутника для своего сына за определенную плату Тов. 5:15 – 17.
Данное сообщение можно сразу датировать, временным отрезком с 745 по 597 гг. до н.э. С одной стороны, достоверно известно, что практика пленения и депортации берет свое начало с воцарением ассирийского царя Тиглатпаласара III 745 – 727гг. до н.э. Именно этот дальновидный политик и удачливый воин смог таким образом решить несколько проблем. Во-первых, начало депортации населения с завоеванных территорий позволило решить демографическую проблему, т.е. равномерно заселить территорию Ассирийской империи. Во-вторых, быстрая ассимиляция депортированного населения позволяло обезопасить империю от восстаний, и, в-третьих, снимались проблемы с рабочей силой. Хотя предшественники Тиглатпаласара III и практиковали переселение, но они носили ограниченный –характер, переселения сводились лишь к нескольким семьям и не более[13]. Подобная практика получила название `насаху` от ассирийского nasāhu `искоренять`[14]: именно она позволила в очень короткие сроки арамеизировать значительную часть населения Передней Азии[15]. Подобная практика хотя и имело место при пленении Иудеи Новохудоносором II, но она качественно отличается: иудеи не попали в плен, они находились в Вавилонии на особом статусе[16]. Частично подобная практика применялась в последние годы существования Персидской империи[17], но опять таки это были как правило исключения. И уже совсем не наблюдается подобная практика в империи Александра Великого и его преемников[18].
Интересен и сам характер пленения. Дело в том, что необходимо сразу заметить, что плен на Древнем Востоке качественно отличался от плена, как он нам представляется по жизни рабов в Риме. Так, в Римской республике позднего периода наметился отход от патриархального рабства. Раб все больше обезличивался и в этот период они часто включались в списки инвентаря[19]. Известен закон Аквилия, по которому за провинность раба ответственность мог нести исключительно хозяин[20]. Хотя дискуссии о положении рабов имели место, тем не менее, рабы в поздней республике, как мы сможем убедиться очень сильно отличались от рабов Древнего Востока, они должны были «… не выходить из дому без позволения, не общались с посторонними, не болтали о господине за его спиной, и даже не упоминали без надобности его имя, отвечали только на вопросы хозяина и не позволяли себе заговорить с ним по собственной инициативе…»[21].
В противовес Риму формирование рабовладельческого строя на Востоке началось очень рано. Так, по мнению И.М. Дьяконова всех рабов древности можно разделить на несколько групп, это: рабы, илоты и крепостные. В полном смысле зависимыми являлись рабы. Это были, как правило, те, кто был рожден от женщин-пленниц и хозяев[22]. Такие работники, как правило, использовались на простых работах в доме, под началом главы семейства[23]. Более привилегированными являлись илоты, это были рабы, взятые в плен и находившиеся на службе у государства[24]. Еще более на высшей ступени социальной лестницы находились крепостные, это те, кто обладал хорошей специальностью, или был профессиональным воином. Он, в свою очередь, мог эксплуатировать илотов и добиваться высокого положения в государстве[25]. Но, несмотря на зависимость, даже рабы «… продолжали сохранять черты правовой личности…»[26].
В более поздний период истории рабы не только не потеряли свои права, но они стали еще более расширенными. Уже в Новоассирийской державе рабы, как частные, так и государственные могли вступать в брак и даже имели своих рабов[27]. Очень часто пленные включались в состав войска и поселялись в гарнизонах в буферных областях державы[28], а вот в персидской империи преобладала трудовая повинность, т.к. все свободные граждане были от нее освобождены[29].
В еще более позднее время, а именно в период Нововавилонского царства и Ахеменидской империи рабы очень часто выступали в судах с жалобами на своих господ, они свободно могли распоряжаться своим имуществом, брать и давать в долг деньги другим рабам[30]. По свидетельству историков, рабы в данный период по своим юридическим правам ничем не отличались от свободных. Подобной практики не имелось даже в античных обществах[31]. Так, имеется документ, который сообщает об обвинении рабом своих хозяев в краже зерна из дома некоего Табии[32]. Еще имеется свидетельство о тяжбе раба со свободным по поводу дома[33]. Исследователи приходят к выводу, что подобный результат был достигнут за счет целенаправленного «стирания грани между свободным и рабом»[34].
Исходя из всего вышеизложенного материала, можно согласиться с выводом, к которому приходит И.М. Дьяконов, а именно, что «… Товит и его семья относились ко 2 типу работников (илотов), которые были, в основном, в храмовом или государственном хозяйствах, у них было право сохранять семейную жизнь, а также были довольно широкие права. В Тов. 2:11 видно, что жена Товита пряла шерсть в женских отделениях[35] и продавала богатым людям. Таким образом, это или храмовое хозяйство, или частное, но более позднего образца»[36].
Еще одна особенность в книге Товит обращает на себя внимание. Это – довольно широкая география, которая присутствует в книге. На этот факт давно обращали внимание, и приходили к выводу, что автор книги обращается с географией довольно свободно[37], заставляя своих героев с легкостью преодолевать огромные расстояния от Ниневии до Экбатан, Рат и обратно[38]. Но, при столь обширной географии несомненно странным фактом является то, что в повествовании мы не встречаем никого кроме ассирийских царей и иудеев. Неиудейский мир является едва заметным фоном для истории о Товите[39]. Для того, чтобы более детально рассмотреть данную проблему обратимся к истории Древнего Востока.
Из истории хорошо известно, что в правлении ассирийского царя Тиглатпаласара III (745 – 724гг.). Ассирия значительно расширила и укрепила свои границы. Так, в начале своего царствования он совершил боевые походы против Урарту и Сирии в 743 – 740гг[40]. Позже, в 733 – 732гг. до н.э. Тиглатпаласар окончательно разгромил Урарту, хотя столица Тушпу так и не была взята, и Дамасское царство, которое было тайным вдохновителем всех антиассирийских союзов[41]. Именно в эту пору успешных боевых походов Тиглатпаласар побывал в Мидии, по одним данным он смог закрепиться лишь в некоторых районах своего восточного соседа[42], а по другим он дошел до горы Демавенд, которая является самой восточной точкой Мидийского царства[43]. Но, удержать эти далекие области ассирийцам не удалось. Так, в 716 г. против Ассирии выступил царь манеев Дайанну. Хотя данные событие и не привело к победе, т.к. сами манеи находились в зависимости от Урарту, да и в итоге Саргон II в 715г. разгромил эту коалицию[44], но тем не менее, это было первая попытка сбросить с себя иго ассирийской державы, которую справедливо историки называли милитаристской, а Ниневию – городом крови[45]. Тогда же в конце VIII столетия до н.э. из северного причерноморья начинают совершать набеги племена скифов и кимерийцев. Целью этих набегов были Урарту и Ассирия. Необходимо сказать, что кимерийцы и скифы имея довольно сильную и мобильную конницу, своими набегами ослабили могущество Ассирии[46]. В итоге, в 673 – 672гг. до н.э. мидийцы, возглавляемые неким Каштарити в союзе с манеями и скифами подняли восстание против Ассирии и создали независимое государство, при этом, они отвоевали западные границы[47]. Уже в середине VII столетия до н.э. мидийцы предприняли поход против ассирийской державы, который закончился поражением, но в 625г. до н.э. племена мидийцев возглавил Киаксар, который основал мидийскую державу со столицей в Экбатане, и создал сильную армию, с которой он мог вполне вступить в борьбу против Ассирии[48]. Как хорошо известно, начавшаяся в 614г. война против Ассирии закончилась в 612г. падением Ниневии, которую мидийцам удалось взять, вызвав предварительно затопление города[49].
Как можно видеть из выше изложенного политическая история Ассирии начиная с конца VIII столетия и оканчивая падением Ниневии являет собой довольно пеструю картину полную событий. В таких условиях, как кажется, вряд ли молодой Товия смог бы осуществить спокойное путешествие в Мидию и Раги[50]. Другое мнение, подтверждающее данный вывод высказал еще митр. Филарет (Дроздов), опираясь на римского историка Страбона, он приходит к выводу, что Раги были построены Селевком Никатором после 300 г. до н.э[51]. Если все это принять во внимание, то можно сделать вывод, что путешествия Товии можно отнести только к персидскому времени[52]. Но, рассмотрим подробнее географию данной области и положение в Ахеменидской империи.
Итак, в отношении городов, упоминаемых в книге Товит можно сказать следующее. Город Раги, упомянутый 6 раз в книге Товит, в Библии упоминается еще в книге Иудифь 1:5. Помимо Священного Писания он упоминается в Авесте и у Страбона[53]. Данная местность была заселена в V тыс. до н.э. и на протяжении всей истории являлась важной стратегической зоной[54]. Особенно она отличилась в качестве крепости в войне персов с Александром Македонским. В нем в 330г. укрывался сбежавший из Экбатан Дарий III с 30 тыс. наемников, желая собрать войско для оказания сопротивления[55]. Экбатаны располагались на высоте 1900 метров над уровнем моря в одном из оазисов горы Эльвенд[56], Топоним hamadāu (Экбатаны) происходит от мидийского hagmatāna «место для собрания»[57] или по другой версии – «перекресток дорог»[58]. На протяжении всей истории он был богатым и большим городом, начиная со своего основания в VIII в. до н.э. в качестве столицы Мидии и до эпохи Александра Великого, когда он пережил разграбления. В Ахеменидской державе Экбатаны были излюбленной резиденцией персидских царей, и в Парфянском царстве он служил в качестве царской летней резиденции[59].
Как видно, на основании вышеизложенного материала упоминания городов Раги и Экбатаны в книге Товита может относить повествование книги к очень широкому промежутку времени от VIII в. до н.э. и до эллинистической эпохи, тем более хорошо известно то, что города эти являлись крупными городами, имеющими монетные дворы, хорошо известные в эпоху эллинизма. Селевк I Никатор в 311 – 280гг. до н.э., основатель Сирийской империи, сделал монетной столицей Раги, а Экбатаны стали монетным центром со 138 г. в Парфянском царстве[60]. Наиболее существенную помощь нам может оказать упоминание города Ниневии.
Ниневия упоминается в Библии 31 раз. Из них 11 раз в книге Товит. Как правило все упоминания этого города относят ко времени, когда он был столицей ассирийской державы, т.е. в царствование Синаххериба 705 – 681гг. до н.э. Именно этот правитель попытался увековечить свою столицу, построив в ней множество зиккуратов и дворцов, а также протянув к городу канал длинной 80 км. для снабжения Ниневии водой[61]. Хорошо известно, что Ниневия занимала площадь около 740 га. Найденные останки былого величия до сих пор поражают своими масштабами. В их число входят статуи быков, которые находились у ворот города и весили по 30 т., археологи обнаружили около 4000 м. алебастровых рельефов и настенных покрытий, а также около 25 тыс. рукописей[62]. Как видно, упоминание Ниневии в тексте имеет самое прямое отношение по времени правления Синнахериба, а следовательно может быть со всей уверенностью отнесено и историческим реалиям.
Конечно, не лишено основания отнесение путешествия сына Товита, Товии к периоду гегемонии персидской державы, т.к. можно сказать без преувеличения, что держава Ахеменидов являла собой уникальное явление в истории Древнего Востока, ни до нее, ни после, в Древнем мире не существовало подобных держав. Историк Полибий, живший в 204 – 122 гг. до н.э., по праву называет персов «… господами чуть ли не всего мира…»[63]. Действительно, границы этого государства на востоке доходили до северо-западных районов Индии, на западе крайними точками были малоазийские приморские города Эфес, Милет и др., северная граница достигала Аксианского озера[64], а на юге верхних порогов Нила.
В составе Персидской империи насчитывалось до 80 различных народностей[65]. Естественно, что перед ахеменидами стояла трудно выполнимая задача – создать из различных государств, которые имели многовековую историю, и отличались друг от друга по религии и языку, единую монолитную империю. И сразу нужно сказать, что им это удалось, благодаря чему для многих народов этот период стал определяющим в их последующем развитии[66]. Немаловажную роль в деле становления этой мировой державы сыграли те народы, которые вошли в состав империи. А также личные качества императоров. Так, историки установили, что во многом Персидская империя стала наследницей традиций Ассирийской державы. Это выразилось во многих государственных институтах: в формировании армии, в становлении идеологии, в искусстве и даже в форме почтового сообщения[67]. К проявлению личных качеств ахеменидских царей можно отнести и синкретизм в области религии. Кир II в известном памятнике, называемом Цилиндром Кира, описывает завоевание Вавилонии, и в частности сообщает, что Набонид, последний вавилонский правитель был не благочестив, он отменил жертвы богам, предал забвению почитание верховного бога Мардука, был несправедлив к своим подданным. После подобных обвинений, Кир начинает сообщать, что же побудило его к войне против Вавилона: «… Мардук, Великий владыка, защитник своего народа, будучи доволен добрыми делами праведным сердцем Кураша[68], велел ему выступить против своего города Вавилона… он шел рядом с ним как друг, позволил ему без боя вступить в свой город Вавилон, не причинив Вавилону никакого бедствия. Он передал в его руки Набонида, который не почитал его. Все жители Вавилона и всей страны Шумер и Аккад князья и наместники склонились перед ним в поклоне и облобызали его ноги, радуясь и сияя, что царство у него. Они с радостью приветствовали его как владыку мира, с помощью которого они вернулись от смерти к жизни… и благословили имя его…»[69].
Подобным образом, преемник Кира II Дарий I осуществивший планы отца, в 518г. после завоевания Египта был провозглашен сыном богини Нейт в Саиси. По его распоряжению были восстановлены, пришедшие в упадок храмы богу Птаху в Мемфисе и богу Амону недалеко от Фив[70]. Известно, что персидские императоры хорошо относились к захваченным царям. Так, Кир II в 547г. при захвате Мидии пленил ее царя Креза, при этом не проявив к нему никакой ненависти, он сохранил ему жизнь[71]. Наряду с личными качествами такое отношение к завоеванным владыкам было обусловлено верой в то, что всякий царь является носителем царственной благодати, которая очень часто ассоциировалась с огнем и золотом, и которая не исчезает даже со смертью. Так, это послужило причиной тому, что после завоевания Армении персидские цари вывозили кости армянских царей, желая преумножить царственную благодать[72], а также это было причиной того, что золото окружало царей всю их жизнь; из золота была корона, сосуды для трапезы, оружие, царские ложа[73], и места для погребения[74].
Несмотря на такое отношение к царской власти и народов входящих в персидскую империю, ахемениды все таки не скупились на меры, применявшиеся в подавлении восстаний. Так, в 522г. на северо-востоке империи, в Маргиане, в результате подавления восстания было убито 55243 человека, и 6972 взято в плен[75].
Подобная практика была не частой, т.к. ахемениды были чужды навязывания догматов в официальной идеологии и религии. Контроль за подданными полностью отсутствовал и отсутствовали этнические преследования[76]. На этом фоне сообщения римских и греческих историков являют собой фальсификацию фактов. Так, Полибий, видя в персах варваров и не более, сообщает, что они кощунствовали над религией в Элладе[77].
Интересная ситуация сложилась в отношении языка, который бы смог выполнять функцию языка общения в условиях многонациональной державы. И здесь мы видим пример политической мудрости и дальновидности. Таким языком стал не родной персидский, а язык относящийся совершенно к иной группе языков – арамейский. Этот язык в связи с арамеизацией населения Центральной Азии начал становится языком дипломатии еще в конце VII в. до н.э., а уже в VI в. он начал вытеснять из Вавилонии аккадский язык. На основании документов историки достаточно хорошо выяснили вопрос, когда арамейский язык стал функциональным языком в Персидской империи. Так при Кире II этот язык служил в качестве такового в западной части державы, а уже при Дарии I он активно проникает в восточные сатрапии[78]. Вторым по распространенности был греческий язык, который имел широкое хождение благодаря постоянным связям с Малой Азией[79].
Централизация Ахеменидской империи также было достаточно необычной. Если раньше считалось, что крупные города империи в разное время имели статус столичных городов, то по последним данным археологов императорский двор кочевал, имея лишь временное пристанище в Пасаргадах, Экбатанах, Вавилоне, Сузах, Персиополе. О такой необычной практике говорит пространство вокруг каменных дворцов, которое занимал палаточный лагерь, где жила и работала администрация императора[80]. Возможно именно этот факт объясняет прекрасное состояние дорог в империи, по которым без труда совершали свои путешествия жители страны, торговцы и др[81].
Достойным внимания фактом является то, что именно в Ахеменидской державе главным разменным металлом являлось весовое серебро[82]. Причиной тому служило то, что оно было дешевле золота и его с большей охотой власти пускали в оборот. Начиная с Кира II ахеменидам удалось собрать 235630 солоновых талантов золота и серебра[83].
Подводя итог вышесказанному, необходимо отметить тот факт, что стабильность в Персидской империи сохранялась вплоть до самого завоевания ее Александром Македонским[84], и при этом не наблюдалось никакого упадка ни в политической, ни в экономической жизни. Причина такой стабильности заключалась в правильной имперской идеологии ахеменидов, благодаря которой, они стали идеальными правителями[85]. Как видно и характер империи и ее политическая и экономическая жизнь действительно могут быть соотнесены с историческим фоном книги Товит. Сюда можно отнести и дальние путешествия, и отсутствие сообщений о военных конфликтах, и упоминание о серебре, как основной валюте. Единственное, что не может быть отнесено к персидскому периоду, это высокое положение Товита при дворе (1:13), т.к. доподлинно известно, что ахемениды при всей совей лояльности не допускали в высшие эшелоны власти иностранцев, хотя при этом они часто награждали материальными благами особо отличавшихся иноплеменников[86].
Справедливости ради необходимо сказать несколько слов о экономическом развитии Ассирийской державы, т.к. и этот период истории Древнего Востока содержит так же много интересной информации, которая может быть соотнесена с повествованиями книги Товит.
В книге Товит сообщается, что Товит оставил на сохранение у своего друга Гаваила 10 талантов серебра[87]. Действительно серебро в экономике Месопотамии начинает использоваться очень рано. Известно, что уже в Шумере во II тыс. до н.э. в торговых операциях наряду с ячменным зерном начинает использоваться серебро в виде слитков по весу[88]. Основной единицей веса была мина, которая соответствовала 0,5 кг. В свою очередь, она делилась на 60 стилей, равнявшийся 8,42 гр. В новоассирийской державе, а также в нововавилонской, количество серебра увеличивается, за счет увеличения торговли, и основной единицей становится талант, который приравнивался к 30 кг[89]. Такое положение в экономике и торговле сохранялось вплоть до эллинистического времени, когда начинают чеканку монет, имеющие определенный вес[90]. Судя по ассирийским летописям в I тыс. до н.э. многие страны обладали значительными запасами золота и серебра. Так, Иудейское и Израильское царства стояли на втором месте по запасам этих металлов[91].
В плане торговли Ассирия в I тыс. до н.э. также играла ведущую роль. Уже при завоевании тех или иных областей ассирийцы знакомились с ними и более того, имеются сведения, что они составляли карты своих маршрутов где указывались даже небольшие реки и населенные пункты[92]. Само местоположение Ассирии обязывало к активным действиям в деле международной торговли. Так, если раньше в торговле преобладал экспорт и импорт, то в этом период им на смену приходит транзитная система. Именно для Ассирии она подходила лучше всего, т.к. эта держава была связующим звеном межу развитыми странами Центральной Азии и менее развитыми странами Иранского плато и Индией. Так, Синаххериб разводил в Ниневии индийский хлопок[93]. Известно, что из районов лежащих южнее Каспийского моря в Ассирию поставлялись медь и свинец[94]. Мидия посылала регулярно дань лошадьми и крупным рогатым скотом[95]. Немаловажным фактом является то, что именно со времени Тиглатпаласара III в анналах появляется термин udru, которым стали обозначать двугорбых верблюдов, в отличии от арабских одногорбых gammâlu[96]. Наряду со странами лежащими восточнее Ассирии, последняя торговала и брала дань с таких стран, как Эфиопия, Египет, а также со странам Аравийского полуострова. Главный торговец в это время является, если не ключевой, то одной из самых высоких должностей. Например в нововавилонское время при дворе Новохудоносора II ее занимает финикиец Хануну[97], и с учетом того, что в Новоассрийской державе родовая знать исчезла и на смену ей пришла знать служилая вполне возможно, что должность Товита при дворе Салманасара могла иметь место[98], тем более, что термин поставщик греч. употреблен в греческом тексте всего лишь один раз на протяжении всего Священного Писания.
В качестве дополнения к вышеизложенному можно обратить внимание на характер путешествия Товии и Азарии (Рафаила). В 6:2 сообщается, что они направлялись в Мидию[99] и приблизились к реке Тигр. При сопоставлении повествования книги с географией Ассирии можно задаться вопросом: почему путники направляясь в Мидию идут в обратную сторону? В начале ХХ в. известный библеист Н.Дроздов в своем комментарии на книгу Товит предположил, что здесь Тигром назван его приток Большой Заб, который мог встретиться на пути[100]. Можно принять это предположение тем более, что и кумранские фрагменты сообщают, что путники пришли не к Тигру (др. евр. lqdj арам. tlgd, а к реке с названием tqld. Интересно, что кроме книги Товит наименование Тигр встречается еще в Быт 2:14 и в Дан. 10:4 и в обеих случаях оно передается через др.евр. вариант lqdj. Слово tqld встречается один раз во Вт. 28:28 и имеет значение «жар», «горячка». С подобным значением оно встречается и в более поздних текстах эпох мишны, талмуда и таргумов.
При сопоставлении же описания маршрутов и описания книги Товит выглядит вполне достоверным. Так, торговый путь в Мидию пролегал следующим образом: Ниневия – Ашшур – Дур – Куригальзу – Мидия. НА участках Ниневия – Ашшур и Дур – Куригальзу – Мидия дорога дважды пересекала реку Тигр[101]. Изменение положения согласных l и q в словах lqdj и tqld имеет основания, т.к. такого рода неустойчивость является обычной для семитских языков[102], а взаимозаменяемость q и g, несмотря на то, что первый относится к простым смычным, а второй – звонким палатальным, так же засвидетельствована в средневековых грамматиках древнееврейских и арамейских языков, а так же при сопоставлении с аккадским[103].
Следующим шагом в нашем соотнесении исторических событий, с повествованием книги Товит, будет попытка согласовать или найти исторический фон для стихов 15 – 21 первой главы. В данном отрывке сообщается: «Когда же умер Енемессара, вместо него воцарился сын его Сеннахерим, которого пути были непостоянны, и я уже не мог ходить в Мидию, Во дни Енемессара я делал много благодеяний братьям моим: алчущим давал хлеб мой, нагим одежды мои и, если кого из племени моего видели умершим и выброшенным за стену Ниневии, погребал его. Тайно погребал я и тех, которых убивал царь Сеннахерим, когда обращенный в бегство возвратился из Иудеи. А он многих умертвил в ярости своей. И отыскивал царь трупы; но их не находил»
Первое, что обращает на себя внимание, это сообщение, что после Салманасара, в нашем случае это Энемессар, воцарился Синаххериб (Сеннахерим). Таким образом, автор пропускает сына Салманасара V Саргона II с его достаточно умным правителем 722 – 705 гг. до н.э. Известно, что Салманасар V унаследовал очень могущественную империю. Он, как и его отец, был представителем военной партии в Ассирии и всячески пытался урезать права торговцев и жречества. Так, он отменил привилегии и иммунитеты таким влиятельным городам как Ашшур, Харан, Вавилон, Сиппар, Ниппур, Урук, что явилось причиной обострения вражды между военной и жреческой партиями[104]. В итоге явно переоценив свои силы[105] Салманасар V вынужден бы уступить престол. Следующим царем стал Саргон II. Этот правитель был выдвиженец уже не военной, а жреческой партии, благодаря этому обстоятельству привилегии аристократии, жречества и торговцев стали опять возвращаться[106]. Историки XIX столетия. Исходя из данных анналов ассирийских царей, делали вывод, что Саргон был представителем новой династии, т.к. он современно не упоминает о своих предшественниках[107]. Данный вопрос трудно прояснить, предположительно он был младшим представителем законной династии, поэтому и его права на престол были сомнительны[108]. Салманасар V был убит заговорщиками во время осады Самарии в 722 г. до н.э[109].
Царствование Саргона по своей динамике во многом походило на царствование Тиглатпалассара III[110], по этому достаточно странным является тот факт, что этот правитель пропущен в книге Товит. Тем более, что таким образом честь во взятии Самарии переходит не Саргону, который разрушил город, а Салманасару, начавшему осаду столицы Израильского царства. Данная проблема может быть разрешена следующим образом. Так, возможно, падение Самарии пришлось на последние дни царствования Салманасара[111], который довел осаду до конца, а Саргон прибыл уже позже, к завершению осады[112]. По другой версии Саргон был главнокомандующим в войске Салманасара V, а после его смерти он завершил осаду, но не попал в библейское повествование в качестве того, кто разрушил Самарию по той простой причине, что он оставался регентом при сыне Салманасара V и лишь в 718 г. до н.э. он добился того, чтобы его признали преемником Cалманасара V[113].
Довольно оригинально подходит к решению данной проблемы Н.Дроздов. Так, он предполагает, что вариант имени Салманасара, имеющийся в книге Товит, а именно Энемессар являлось дополнением, имевшимся на полях книги, целью которого было пояснение текста, и лишь позже, неопытный переписчик внес его в текст[114]. Далее исследователь делает еще один шаг – он предполагает, что Енемессар было настоящим именем Саргона II, т.к. его тронное имя носит явно искусственный характер, потому что оно может быть переведено как «законный царь»[115]. Далее исследование принимает еще более интересный оборот. Он прочитывает имя Саргона как Sarru-Kinn, при этом сообщает его второй вариант Sarru-ginu (m). Опираясь на то, что сложные слова часто в древних языках имеют местами свои составные части, он меняет местами части имени Sarru-ginum и получает Ginnum-sarru, что по его мнению и соответствует имени Салманасар.
Как видно, крупнейший библеист XIX – начала ХХ века пытаясь всячески доказать тезис, что Библия не искажает факты и тем самым нанести удар по западноевропейской библейской критике, пользуется теми же средствами, что и его оппоненты. Даже не являясь специалистами в области филологии, без улыбки читать такого рода исследования нельзя. В середине ХХ века были попытки предположить, что Салманасар и Синаххериб имели особую генеалогическую связь, которая и выразилась в том, что в книге Товит был изображен Саргон II; хотя библеисты не поясняют в чем именно состояла эта связь[116].
По всей видимости, данный вопрос может быть разрешен просто и без лишних сомнительных доводов следующим образом. Если внимательно читать текст, то можно заметить, что Синаххериб[117] (в книге Товит описка – Се