Игровая площадка на поляне в лесной чаще была погружена в тишину. Ни щебета птиц, ни вездесущих белок, ни парящих в воздухе призраков. На часах было восемнадцать пятьдесят одна.
Чарли прошел всю поляну и вернулся обратно. Ему хотелось запечатлеть в памяти каждый дюйм этого места – кедры на опушке, качели, скамейку. Интересно, где сейчас Сэм, подумал Чарли. Он отдал бы все что угодно за возможность встретиться с братом еще раз и попрощаться.
Чарли ходил взад-вперед по поляне, запоминая все – цвет листьев, угол, под которым падали лучи заходящего солнца. Он знал, что больше никогда не вернется сюда и что вскоре даже само это тайное царство исчезнет. Лес не остановится, и, если не следить за поляной, он вскоре поглотит ее без остатка. Никто никогда не узнает, что здесь было открытое ровное место, где даже играли в бейсбол.
От таких мыслей на глаза Чарли навернулись слезы. Долгие годы это место было для него самым важным, самым дорогим в мире. И все же он сделал свой выбор, и теперь его ждали другие места. Он глубоко вздохнул, вдыхая при этом прелые ароматы осени, и собрался уже уходить, как вдруг с изумлением увидел молодого человека, вышедшего из леса на другой стороне поляны. Сначала он удивился, кто еще мог открыть это тайное место. За тринадцать лет здесь никто еще не появлялся, не нарушал границ этого укромного святилища.
Незнакомец был высокий – ростом не менее шести футов и трех дюймов, с широкими квадратными плечами. Лицо было узкое, продолговатое, волосы курчавые, а сияющих глаз невозможно было не узнать.
Чарли замер в полном изумлении.
Это был Сэм.
– Здорово, большой брат, – сказал он с улыбкой.
Чарли не мог выговорить ни слова. Куда-то делась старая бейсболка Сэма с эмблемой «Сокс», его шорты и высокие ботинки. Теперь на нем были куртка-пилот, джинсы и сапоги.
|
|
– Вот это да! – восхищенно произнес Чарли. – Ты посмотри-ка на себя!
– А что?
– Вырос совсем. Уже не мальчик, а настоящий мужик.
– Да, – ответил Сэм. – Я наконец вырос и могу делать что хочу.
Теперь они стояли лицом к лицу, и Чарли заметил, что брат мерцает, как голограмма, не то отражая, не то излучая свет всей поверхностью своего тела. Сэм был одновременно отражением прошлого и настоящего, а также проекцией будущего – всем, чем он был, и всем, чем хотел стать.
Чарли вскинул руки, чтобы обнять брата, и увидел, что они проходят через тело Сэма насквозь. На самом деле Сэма здесь не было. Он не был больше в промежуточном мире. Теперь он стал частью мирового эфира, но Чарли по-прежнему ощущал исходившее от него тепло и крепость их связи.
– Ты перешел черту, – сказал он.
– Да.
– И как там?
– Знаешь, едва ли я смогу это описать. Дух захватывает. Сам потом увидишь.
– А как же ты вернулся сюда? Я думал, ты не сможешь вернуться.
– Ты еще очень многого не понимаешь, – сказал Сэм. – Но не беспокойся. Так оно все и задумано.
Братья вместе подошли к опушке леса, сели на поваленное дерево на берегу пруда, на дне которого сомики и окуньки старательно прятались от цапель, и рассказали друг друг о том, как провели последние дни.
– Ты сердишься, что я не сдержал обещания? – спросил Чарли.
– Нет, – ответил Сэм. – Просто время пришло. Мы стали тянуть друг друга назад.
В этот момент Чарли понял, что он действительно многое потерял за эти тринадцать лет. Они даже ни разу не разговаривали по-взрослому. Сэм не рос, и их отношения словно застыли.
|
|
Чарли пожалел, что не может обнять Сэма, потрепать его по плечу.
– Это же ты был там, над морем, в то утро, правда? – спросил он. – Ну, в ветре и брызгах?
– Долго же до тебя доходило!
– Что я могу сказать? Халатность первой степени. Виновен по всем статьям.
– Халатность… – задумчиво проговорил Сэм и заулыбался. – Это когда девушка, собираясь утром на работу, забывает переодеться и выходит на улицу в сексуальном шелковом халатике.
Он рассмеялся и хлопнул себя по колену, и Чарли тоже расхохотался. Он видел по прозрачным очертаниям, что Сэм вырос и повзрослел, но при этом оставался все тем же мальчишкой.
– Я на самом деле только об одном жалею, – сказал Чарли. – Прости, что удерживал тебя так долго. – Он вытер слезы.
– Перестань, – отмахнулся Сэм. – Я ведь так же крепко тебя держал.
Последовало долгое молчание, а потом Чарли спросил:
– Как ты думаешь, мы еще сыграем с тобой в мяч?
– Само собой, – ответил Сэм. – Не успеешь оглянуться – и мы опять будем вместе. И уже навсегда.
– Обещай, что не бросишь меня, – сказал Чарли.
– Обещаю.
– Клянешься? – спросил Чарли, не переставая удивляться тому, что их разговор повторяется буквально слово в слово тринадцать лет спустя. Вот только на этот раз не он успокаивал Сэма, а Сэм его.
– Клянусь, – ответил младший брат.
– Клянешься жизнью и смертью?
– Клянусь смертью, – сказал Сэм. – Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю.
Братья встали. Сэм подошел к лиственнице, росшей у самой кромки воды. К ее толстой нижней ветке по-прежнему была привязана тарзанка.
|
|
– Подтолкнешь в последний раз? – спросил он.
С громким свистом Чарли раскачал тарзанку, и Сэм взлетел над водой.
– Пока, большой брат! – прокричал он, отпуская веревку и взлетая в небо.
Он сделал шикарное сальто вперед с поворотом. У него были мощные руки и ноги, и Чарли порадовался, что хотя бы однажды увидел брата взрослым, в расцвете сил.
Потом Сэм исчез, растворился в воздухе, и на лесной поляне стало абсолютно тихо. Было слышно даже, как рассекает воздух качающаяся веревка и шуршат на ветру по-осеннему багряные дубовые листья.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
В последний раз запереть ворота, в последний раз объехать территорию… да, еще не забыть забрать в Долине Спокойствия старого джентльмена в полосатом льняном костюме.
– Добрый вечер, – сказал Чарли.
Волосы Палмера Гидри были волнистые и седые, и, пока он заканчивал поливать цветы вокруг могилы из своей красной пластмассовой лейки, старый кассетный магнитофон продолжал играть Брамса.
– Привет, рад тебя видеть, Чарльз!
– Мы вообще-то закрываемся на ночь. Могу я вас подбросить до ворот?
– Конечно, я с удовольствием. Очень любезно с твоей стороны.
Мистер Гидри аккуратно сложил пыльный коврик, выключил магнитофон и в последний раз придирчиво проинспектировал багровый бутон на розовом кусте.
– Больше всего Бетти любила кустовые розы, – сообщил он.
– Да, вы однажды рассказывали.
– Ты знаешь, как-то раз Бетти засадила весь наш двор кустовыми розами. И кусты выросли в семь футов высотой!
– О, неужели?
Старик взобрался на мини-трактор и положил лейку себе под ноги.
– Доброй ночи, Бетти, – сказал он. – Сладких снов, любовь моя. Я скоро вернусь.
– Ты не хочешь прийти ко мне на ужин сегодня? – спросил мистер Гидри у Чарли, когда они подъехали к железным воротам. – Приготовлю что-нибудь из любимых блюд Бетти. Буженину, например, запеку, да так, что пальчики оближешь.
– А что, – отозвался Чарли, – я бы не отказался. Честное слово, с удовольствием к вам загляну.
Мистер Гидри на секунду замешкался. Даже страдая болезнью Альцгеймера, он чувствовал: что-то не так. Что-то изменилось. Причем изменилось в лучшую сторону. Он хитро прищурился и словно что-то вспомнил.
– А разве тебе не нужно обязательно быть где-то в другом месте? – спросил он. – Ведь так ты всегда говоришь?
Это было еще одно маленькое чудо, один из таинственных моментов прояснения в бестолковом и запутанном мире.
– Больше никуда не нужно, – сказал Чарли. – Я провожу вас домой. Не ведите слишком быстро.
– Если отстанешь, запомни: я живу на Коровьем перекрестке. Ну, на углу Гернси и Джерси, – сказал мистер Гидри. – Старый серый дом с зелеными ставнями.
– Заметано.
Закрывая тяжелые ворота, Чарли улыбнулся, услышав порядком надоевший ему скрип и скрежет. Что ж, пусть кто-нибудь другой смазывает эти огромные скрипучие петли. Он впервые за много лет остался вечером не внутри, а снаружи и теперь смотрел на кладбище через кованую решетку ворот. Ивы, как обычно, склонялись над озерцом, фонтан затих, и нигде не было ни единой живой – или неживой – души.
Чарли убрал руки с прутьев решетки, повернулся, поднял с земли свои сумки, запихнул их в багажник «рамблера». Мистер Гидри сел в свой «бьюик» и вырулил на Вест-Шор-драйв. Чарли поехал следом.
Улица шла вдоль кладбищенской ограды. Чарли поглядывал в окно и мысленно прощался с рядами памятников, акрами газонов и со своим маленьким миром внутри большого мира. И потом Чарли Сент-Клауд, бывший смотритель Уотерсайдского кладбища, больше ни разу не оглянулся.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Марблхед приятно оживился в преддверии Дня благодарения. Запах дыма, поднимавшегося над каминными трубами в прохладном воздухе, напоминал о домашнем уюте. Законсервированные на зиму катера и шхуны были поставлены в сухие доки и теперь мирно дремали, дожидаясь более теплой погоды. Кое-где уже появлялись первые рождественские украшения. В пожарной части номер два на Франклин-стрит жизнь тоже шла на редкость хорошо. Крупных пожаров в этом районе не случалось с тех пор, как сгорело здание на Скул-стрит.
Чарли носил униформу парамедика при пожарной части. Он работал полную смену и жил тоже на станции, которая стала ему домом, пока он не нашел нового жилья. В эту тихую и мирную пятницу, за которую совсем ничего не случилось, как только часы в общей комнате отдыха пробили шесть – время пересменки, – Чарли вынул из шкафчика в раздевалке куртку и направился к своему «рамблеру». Ему пришлось изрядно покрутить мотор стартером, чтобы вернуть старую машину к жизни. Говоря по правде, этот автомобиль уже пора было отправить на свалку, но Чарли не хотелось с ним расставаться: машина была на редкость мягкой и комфортной на ходу, и порой он был готов ехать целый день и, сверх того, часть ночи напролет, получая удовольствие просто от перемещения в пространстве, от вида бесконечно разматывающейся перед ним ленты дороги.
Нынче вечером у Чарли был запланирован всего один маршрут. Проехав по Плезент-стрит, он вырулил на шоссе МА-114, уходившее в сторону Салема, и через несколько минут уже припарковался у Норт-Шорского медицинского центра. Он прошел напрямик через вестибюль, кивнул сестрам, дежурившим в приемном покое, и направился в палату 172. Прежде чем открыть дверь, он негромко постучал.
Тесс была одна и по-прежнему находилась в коме. Повязки с нее уже сняли, искусственную вентиляцию легких отключили, она была все так же бледна, но теперь могла дышать самостоятельно. Руки ее были сложены на груди, и она казалась совершенно спокойной. Чарли старался запомнить каждую черту ее лица, контур ее бледных губ и длинные ресницы. Это было так странно. Тогда, в их единственную ночь в его доме, он, казалось, исцеловал каждый дюйм ее тела, но при этом совсем не успел узнать ее и привыкнуть к ней физически.
За восемь недель Чарли проштудировал все возможные книги и статьи, посвященные травмам головного мозга. Среди самых известных и хорошо задокументированных случаев, когда пациенты в конце концов пробуждались, самый продолжительный срок пребывания в коме составил два с половиной года. Однако Чарли раскопал материалы и по другим, еще более удивительным случаям. Так, одна женщина в Альбукерке, Нью-Мексико, очнулась после шестнадцатилетнего сна прямо под Рождество и тотчас же собралась за покупками в гипермаркет; был еще пример с пятидесятитрехлетним хозяином магазина из Торонто, который впал в кому и очнулся тридцать лет спустя с вопросом: «А что сегодня по телевизору?»
Конечно, это были исключительные случаи, можно сказать чудеса, но Чарли был уверен: нечто чудесное могло произойти и с Тесс, поскольку на самом деле одно чудо с ней уже случилось. Бог ответил на его молитвы. Она тогда ушла из его дома и покинула кладбище вовсе не потому, что собиралась перейти в другой мир. Наоборот, она исчезла, потому что пыталась вернуться к жизни.
Чарли так много времени проводил возле постели Тесс, в этой палате, ставшей, стараниями Грейс и ее подруг, почти уютной. Здесь появились комнатные растения из цветочного магазина Киппа, на стенах – открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления от учеников естественно-научного класса миссис Патернины. Над кроватью на стене висел большой постер Тома Брэди, квотербека «Патриотов» и героя Суперкубка, с автографом знаменитого футболиста и надписью: «Все скоро наладится». На прикроватном столике стояли две фотографии в рамочках: отец Тесс на ловле лобстеров и «Керенсия» в открытом море.
– Удачи ребятам в матче этого уик-энда, – сказал Чарли, присаживаясь около Тесс на краешек кровати. Из кармана куртки он вытащил сложенные спортивные страницы «Бостон глоуб» и стал читать вслух заголовки и главные новости. – Похоже, «Джетс» разрабатывают новую тактическую схему, которая позволит им нейтрализовать ваших линейных защитников. Они отрабатывали свои приемчики на последней открытой тренировке.
Таков был очередной ритуал, заведенный Чарли, но он внимательно следил за тем, чтобы форма не стала превалировать над сутью, и на всякий случай не позволял себе скатываться в рутину. Иногда он заглядывал к Тесс по утрам. Иногда заходил после работы. Он мог позволить себе в какую-то неделю пропустить пару дней, но потом появлялся ежедневно, причем в строго определенное время.
Ему хотелось быть здесь, с ней, но при этом ничуть не меньше ему хотелось жить своей жизнью. На Новый год он устроил себе настоящие каникулы: купил билет на Северо-западный тихоокеанский экспресс и съездил на другой конец страны, чтобы повидаться с матерью. Более того, он запланировал на следующий год съездить в Азию и в Африку.
Каждый раз, приходя к Тесс, он делился с ней последними новостями. Сегодня он «попотчевал» ее настоящим деликатесом. В городе разразился страшный скандал. Преподобного Полкингхорна застукали голым на причале Восточного яхт-клуба с двумя – да-да, с двумя прихожанками из его паствы: с Шерри Тренч и Джиной Карратерс.
Чарли был уверен, что Тесс слышит и понимает каждое его слово. Он старался не быть занудой и рассказывать коротко и забавно. Он хотел очаровывать ее даже спящую. Иногда ему казалось, что Тесс чуть-чуть откидывает голову назад, как бы заливаясь смехом. В другие дни он живо представлял ее себе недовольной и расстроенной, особенно когда его подолгу не бывало рядом.
Устав от разговоров, Чарли подошел к окну, чтобы поглядеть на заходящее солнце.
– Сегодня просто великолепный закат, – заметил он. – Тебе бы точно понравилось.
Время от времени в нем по инерции вспыхивал сигнал тревоги, и он вздрагивал, забыв, что ему не нужно больше спешить в лес. Вот и на этот раз, лишь увидев на небосводе восходящую луну, он подумал: Сэм где-то там, где луна и звезды.
Стемнело. Больница погрузилась в тишину. Пора было возвращаться домой.
– Спокойной ночи, Тесс. Я очень скучаю но тебе.
Чарли поцеловал ее в щеку и уже пошел было к двери палаты, как вдруг вспомнил, что забыл сообщить ей кое-что важное.
– Мы сегодня ужинаем с Тинком, – сказал он, возвращаясь к кровати Тесс. – Решили сходить в «Барнакль». Жаль, ты не можешь предупредить меня, много ли жрет этот бугай. У меня такое ощущение, что всех кальмаров в океане не хватит набить его брюхо. – Он наклонился и аккуратно поправил ей челку.
Вдруг он увидел, как ресницы у Тесс вздрогнули, веки разомкнулись и ее невероятные изумрудные глаза открылись. На долю секунды он даже усомнился: а не кажется ли ему все это?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Туман, окутавший землю, заглушал все звуки мира. Рядом никого не было. Она могла быть где угодно или нигде. Какая разница. Чарли исчез, а отец так и не появился, чтобы встретить ее в новом мире, и она была совершенно одинока.
Едва покинув кладбище, Тесс перенеслась сюда, в это самое место. Она оказалась посреди бездонного океана в безлунную ночь. Небо было покрыто черным одеялом, и на нем не было ни единой звезды, чтобы помочь ей сориентироваться в пространстве. Где-то вдали громоздились неясные расплывчатые тени – что-то вроде череды облаков грозового фронта. Иногда возле нее вдруг раздавались голоса, но затем исчезали.
Тесс попыталась позвать на помощь, но никто не ответил. Она хотела выбраться из этой мглы, но не смогла даже пошевелиться. Она ждала, стараясь не пропустить момент, когда сможет двигаться.
И вот этот миг настал.
Сначала, когда тьма постепенно уступила место свету, все вокруг еще было туманным. Ее собственный разум, комната и человек, глядящий на нее сверху вниз.
– Тесс, Тесс, – повторял он раз за разом. – Тесс, ты меня слышишь?
Конечно, она его слышала. Она хотела сложить слова в ответ, но не смогла издать ни звука. Как странно. Она попробовала снова, но ее рот и горло были словно запечатаны. Когда наконец она услышала собственный голос, он был сиплый, дрожащий и едва слышный.
– Тесс, – сказала она. – Тесс.
– Да, Тесс, – сказал мужчина. Он был очень взволнован.
– Да, Тесс, – повторила она.
– Ты очнулась! Господи, ты очнулась!
– Ты очнулась, – сказала она, понимая, что лишь повторяет его слова, но на большее она была пока не способна.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Что-нибудь болит?
На самом деле она ничего не чувствовала. Ее тело онемело, голова кружилась и слегка побаливала. Она обвела глазами комнату.
– Где… – с усилием начала она. – Где я?
Неплохо, подумала она. «Где я?» – это уже целое предложение. Тесс чуть улыбнулась и почувствовала, как натянулась кожа на щеках.
– Ты в больнице, – последовал ответ. – В Норт-Шорском медицинском центре в Салеме.
Эти слова не значили для нее ничего.
– Где? – снова спросила она.
– В больнице. С тобой произошел несчастный случай. Ты была ранена. Но теперь все хорошо.
Больница. Несчастный случай. Ранена.
– Какой случай? – спросила она.
– Ты плыла под парусом, – объяснил незнакомец. – На твоем судне начался пожар во время шторма. Ты помнишь?
Пожар. Шторм. Она ничего не помнила и не понимала.
– Судно, – повторила она. – Что случилось?
– Его больше нет, – ответил он. – Мне очень жаль, но «Керенсия» сгорела и затонула.
Керенсия. Ей нравилось, как звучит это слово. Сочетание смутно знакомых слогов вернуло ей какие-то фрагменты памяти.
– Керенсия. По-испански. Безопасное место.
– Да! – воскликнул мужчина. – Ты права. Это по-испански.
Тесс попыталась сосредоточиться. Постепенно мысли ее стали проясняться.
– Воды, – сказала она. – Хочу пить.
Мужчина вскочил, подбежал к раковине и налил ей стакан. Очень осторожно он поднес стакан к ее губам, и она отпила, чувствуя, как прохладная жидкость растекается у нее во рту. Тесс посмотрела в сторону окна, за которым раскачивались на ветру ветки какого-то дерева.
– Окно, – сказала она.
– Да, окно.
– Открой, пожалуйста.
Мужчина снова вскочил, открыл задвижку и поднял раму.
– Вот, открыто.
Свежий бриз ворвался в комнату, и Тесс закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением ветерка к волосам и коже. Вода и ветер. Да, она была в восторге от того и другого.
Мужчина потянулся к телефону.
– Я позвоню твоей маме. Ладно?
– Ладно, – сказала она. – Маме.
Мужчина пробежался пальцем по кнопкам и быстро заговорил в трубку. Тесс не могла уследить за его речью. Когда он закончил говорить, она спросила:
– Вы кто? Доктор?
– Это я, Чарли. Помнишь?
Она не помнила. Ее память была чистым листом бумаги.
– Тесс, пожалуйста, постарайся вспомнить, – сказал он. – Это же я, Чарли.
Она покачала головой:
– Извини. Я не помню… – Потом она увидела слезы, текущие по его лицу. Почему он плачет? – В чем дело? – спросила она.
– Ничего, все в порядке. Я просто счастлив видеть тебя.
Тесс улыбнулась, и в этот раз кожа натянулась не так сильно.
– Твое имя? – спросила она. – Как твое имя?
– Чарли Сент-Клауд.
Чарли Сент-Клауд. Она наморщила нос. Теперь мысли быстрее закружились в ее голове.
Файлы памяти в ее мозгу стали открываться.
– Сент-Клауд, – повторила она. – Это не марблхедское имя.
– Ты права, – ответил Чарли. – Оно из Миннесоты. Долгая история.
– Я люблю истории, – сказала Тесс.
И тогда Чарли сел возле нее и объяснил, как его имя появилось в городке на реке Миссисипи, где родилась его мать. Первый Сент-Клауд был французским принцем в шестнадцатом веке, и ему пришлось уйти в монастырь и посвятить жизнь служению Богу после того, как его братья были убиты коварным дядюшкой.
Тесс нравился низкий тембр его голоса. Он ей кого-то напоминал, но она не могла вспомнить, кого именно. Когда он закончил рассказывать историю, Тесс потянулась и коснулась его руки. Рука была сильная и теплая.
– У «Патриотов» очень важный матч на этих выходных, – сказал он. – Ты любишь футбол, помнишь?
Тесс рассматривала его благородное лицо с ямочкой на одной щеке. В этом мужчине было что-то особенное.
– Расскажи мне еще историю, Чарли.
– Все, что пожелаешь, – ответил он и стал рассказывать о кругосветном плавании с заходами в порты экзотических островов – Маркизских, Туамоту, Тонга и Фиджи.
Его слова действовали на Тесс как лекарство. Она расслабленно лежала на подушках и купалась в теплом свечении, исходившем из светло-карих глаз Чарли. Постепенно острые углы внутри ее стали смягчаться, и она подумала, что уже знает: она может слушать этого человека как угодно долго.
Наступила ночь.
Врачи наконец закончили осматривать Тесс и, к своему огромному удивлению, обнаружили, что физические функции ее организма и когнитивные функции мозга не пострадали в результате комы, а память должна вернуться к ней в нормальном объеме.
Репортер и фотограф из местной газеты просто ворвались в палату, желая задать ей пару вопросов и сделать снимки для экстренного выпуска. Тинк и сотрудники парусной мастерской тоже явились, чтобы пожелать ей скорейшего выздоровления и сообщить новости о делах компании. Грейс, чья радость была столь велика, что ей едва хватало сил с ней справляться, в конце концов заснула на раскладушке в соседней палате.
Теперь все стихло.
Чарли, которому совершенно не спалось, сидел в комнате ожидания и глядел на аквариум, где рыбки-неоны сновали взад-вперед. Благодарный судьбе за то, что Тесс очнулась, он тем не менее все время задавал себе один и тот же вопрос: вспомнит ли она его?
Их первый поцелуй…
Их ночь в объятиях друг друга…
Когда друзья и родственники окружили ее в этот вечер, Чарли видел, что она постепенно вспоминает, как «Керенсия» боролась со штормом. Она даже снова заговорила об одиночном кругосветном плавании, рассчитывая, что за год успеет подготовить новый шлюп и восстановить собственную физическую форму.
Всякий раз, когда ее взгляд останавливался на Чарли, сидевшем в дальнем углу палаты, – а это случалось часто, – она улыбалась, но явно не была уверена, кто он такой и почему он здесь.
Обижаться или тем более винить ее в этом было совершенно бессмысленно.
Двери в комнату ожидания открылись, и дежурная медсестра сказала хриплым голосом:
– Она спрашивает вас, Чарли.
– Что?
– Она хочет вас видеть.
Расстояние, отделявшее его от постели Тесс, он преодолел за пять шагов. Как ни удивительно, она уже сидела, ее лицо было мягко освещено ночником.
– Я рада, что ты еще здесь, – сказала она.
– Я тоже рад, что ты еще здесь, – ответил Чарли.
Она изучающе, очень внимательно посмотрела на него и наконец сказала:
– Так это ты нашел меня.
– Похоже что так.
– А все остальные уже сдались?
– Ну, типа того.
– Мне нужно кое-что узнать, – сказала она. – Это важно.
– Да, признаюсь, я фанат «Ред Сокс», – сказал он с улыбкой.
Тесс снова откинула голову и засмеялась.
– Это я могу простить, – сказала она, – но есть одна вещь, которую мне никак не вспомнить.
– И что же это?
– Как мы познакомились.
– Ты не поверишь, если я скажу.
– А ты попробуй, – попросила Тесс. – Расскажи мне нашу историю.
– Хорошо, – согласился Чарли, – она начинается на Уотерсайдском кладбище. Одна храбрая и прекрасная мастерица по изготовлению парусов пожаловалась смотрителю на шум. – Чарли улыбнулся. – Этот очаровательный парень попытался объяснить ей важность реализуемой им программы по управлению канадскими дикими гусями, но на мореплавательницу это не произвело никакого впечатления, и она только рассмеялась.
Так Чарли неспешно описал их встречу и первое свидание, включая ужин при свечах с шоколадным тортом и полуночную прогулку к мраморному мавзолею под плакучими ивами. Глаза Тесс словно фиксировали каждую деталь, и сердце Чарли наполнялось надеждой. Он пожертвовал всей своей прежней жизнью ради чего-то нового – и чуть было не потерял все. Но теперь эта жизнь, кажется, действительно начиналась заново: они с Тесс снова были вместе.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Я верю в чудеса, и теперь вы знаете почему.
Я стою на крутом холме Уотерсайдского кладбища – того самого места, которое Чарли так любил и для которого столько сделал своими руками. Надо мной летают чайки. Железные ворота кладбища открыты. На опушке рощи маленькая девочка лазит по дереву. Пожилой мужчина кладет несколько срезанных кустовых роз на могилу жены.
Вот мир, который вам знаком. Все это вы можете увидеть на любом кладбище и в вашем городе. Этот мир реален и надежен. Но есть и другой мир. Я имею в виду тот мир, который не можете увидеть вы, а теперь не может увидеть и Чарли, – не промежуточный мир между жизнью и смертью, а следующий за ним. Этот последний называют раем, парадизом или нирваной – все это на самом деле одно и то же, – и я здесь оказался после того, как пересек последнюю черту. Здесь миссис Рут Фиппс сможет наконец обняться со своим любимым Уолтером. Здесь Барнаби Суитланд, бывший смотритель Уотерсайдского кладбища, может петь вместе с ангелами. И конечно, здесь Сэм с Оскаром могут исследовать Вселенную.
Отсюда, с этого места, я вижу и слышу буквально все, что происходит в мире. Мой голос и мысли – это ветер, и я посылаю их к Чарли. Он сейчас в Норт-Шорском медицинском центре вместе с Тесс, которая поправляется с каждым днем.
Да, у нас, находящихся на этой стороне, есть возможность видеть, слышать и знать все. Мы везде. Мы переживаем все. Мы радуемся, когда вы радуетесь. Мы грустим, когда вы грустите. Мы скорбим, когда вы скорбите. А если вы слишком долго не можете расстаться с нами после нашей смерти, не отпускаете нас, нам это так же больно, как и вам. Я думаю о моей жене Франческе и о нашем сыне. Я знаю, что им потребуется много времени и много слез, чтобы смириться с моей смертью. Но когда-нибудь, рано или поздно, она снова выйдет замуж и найдет новое счастье.
А вот и Чарли – он едет из больницы в аэропорт Логан: собирается навестить свою мать в Орегоне. Он расскажет ей, что понял и чему научился, живя в сумеречном мире, и объяснит ей, сколь многим пожертвовал, чтобы загладить свою вину. Но несмотря на все его усилия, мать так и не поймет его. Она уехала на другой конец страны, начала новую жизнь и всей душой надеялась, что время похоронит ту аварию в прошлом. Но в тихие минуты, и днем и ночью, она всегда вспоминает своего младшего сына, который ушел так рано. И таким – ушедшим внезапно и преждевременно – он останется с нею навсегда. По-настоящему она так никогда и не оправится.
Такова неумолимая математика трагедии и умножения скорбей. Слишком многие хорошие, добрые люди умирают – пусть только какой-то своей частичкой, – когда теряют любимых. Одна смерть влечет за собой две, или двадцать, или даже сотню других. И так происходит во всем мире.
Чарли поймет, что его мать сама должна сделать этот выбор – отпустить прошлое или продолжать за него держаться. Вы знаете, что сам Чарли выбрал жизнь. Погостив немного у матери, он вернется в Марблхед и будет работать в пожарной части номер два на Франклин-стриг. Он будет путешествовать по всему миру. Он будет наверстывать то, что упустил за тринадцать лет, он нырнет за мечтой.
Мне на память пришли знакомые всем строки из Екклесиаста и то, что я однажды сказал Чарли: «Неправильно написано в Библии. В жизни человека не хватит времени на все».
Это верно. У Чарли мало времени. Да и никому его не хватает. Но теперь он знает, что для него важно. Во-первых и прежде всего, они с Тесс будут любить друг друга. Они вновь впервые поцелуются. В свой медовый месяц они пойдут под парусом к коралловым рифам у побережья Белиза. Они поселятся на Клаутменс-лейн, в том самом доме, где Чарли вырос. У них будет двое сыновей. И когда-нибудь рано утром Чарли снова проснется от заливистого лая нового бигля с уже забытым ощущением, что в этом мире все в порядке, что все, кто ему дорог, живы и здоровы. Для своих мальчиков он соорудит игровую площадку с качелями под сосной. И каждый вечер он будет играть с ними в мяч. И будет рассказывать им, как здорово гнаться наперегонки с луной и жить жизнью, полной приключений.
Дар Чарли видеть призраков и говорить с ними пропал в тот самый день, когда они с Сэмом в последний раз встретились и договорились отпустить друг друга. Но он по-прежнему будет пытаться смотреть во все глаза, не закрывать их перед неведомым, верить в возможность чуда – в любой день и час. Иногда он будет забывать, но стоит ему увидеть тарзанку над прудом, услышать трансляцию матча «Сокс» по радио или собачий лай, как он сразу же все вспомнит и поймет, что Оскар и Сэм где-то рядом.
Они существуют рядом – смерть и жизнь. Вы это сами увидите. Мы ведь всегда с вами, нужно только позволить своему сердцу, своим чувствам принять нас и быть внимательными. Лист, звезда, песня, смех… Замечайте мелочи, потому что, может быть, кто-то пытается достучаться до вас. Qualcuno ti ama. Кто-то любит вас.
И однажды наступит день – одному Богу известно, когда это случится, – и Чарли поймет, что его время истекло. Он будет тогда уже старым и совсем седым. Он переберет в памяти основные события своей жизни – такой замечательно тихой и в то же время такой необыкновенной – и поймет, что свое обещание сдержал. Ну а затем, как семьдесят пять миллиардов живших до него, каждый – единственный и неповторимый, – он, как и они, тоже умрет.
А пока – мы будем ждать его. Ждать, когда Чарли Сент-Клауд придет к нам. До тех пор мы желаем ему лишь одного.
Пусть живет в мире и покое.
КАК ПИСАЛАСЬ ЭТА КНИГА
Декорации к истории, описанной в этой книге, абсолютно реальны, и я благодарен многим людям из города Марблхед, штат Массачусетс, за то, что они пригласили меня и открыли для меня свой родной город. Особую благодарность я хотел бы выразить Ф. Эмерсону Уэлчу из газеты «Репортер» за то, что он с неизменной готовностью отвечал на мои бесконечные вопросы, которые я задавал ему с утра до ночи; Бампу Уилкоксу из яхт-клуба «Нью-Уэйв» за то, что он провел меня, совершенно сухопутного человека, через воображаемый десятибалльный шторм; а также экипажу «Лунатика», с которым я одержал потрясающую победу в еженедельных ночных гонках по средам; а также Кристен Хайсенбаттель из парусной мастерской Дойла за то, что я хотя бы немного прикоснулся к великому искусству и науке создания парусов; выражаю свою признательность капитану порта Уорнеру Хэйзеллу и его заместителям; Бетти Хант и Марблхедскому историческому обществу; коммодору Б. Б. Кроуниншилду, представляющему яхт-клуб CBYC и компанию «Линн марин сапплай»; сотрудникам пожарной части номер два на Франклин-стрит; Эду Катальдо из пожарной части номер пять в Ривере; Тодду Баску и Кэрол Уэлс из компании «Дойл сэйлз»; Марджори Слаттери-Самнер; Шейле Дункан (прототип Женщины, Которая Умеет Слушать); Салли и Роджеру Плоше из «Спрей клифф», что на берегу океана; Рут и Скипу Сиглер из «Сигалл инн», Сюзанн и Питеру Конвей из «Харбор лайт инн»; завсегдатаям таких замечательных мест, как «Барнакль», «Дрифтвуд», «Лэндинг», «У Мэдди» и «Бурный прилив». Я выражаю признательность и уважение подразделениям Береговой охраны США в Бостоне и Глостере, отдаю честь главному корабельному старшине Стивену Каррьеру и его сослуживцам Тиму Хадсону и Полу Уэллсу, а также старшине Джареду Куну за то, что они объяснили мне принципы организации поисково-спасательных операций. Спасибо спасательной станции при пожарной части Беверли-Хиллз и ее бывшему заместителю начальника за помощь и подробное описание гидравлических инструментов фирмы «Хёрст» и дефибрилляторов.
Большая часть действия этой книги разворачивается на холмах Уотерсайдского кладбища, и жители Марблхеда, разумеется, заметят, что я допустил вольности по отношению к ландшафтам этого места. Я выражаю огромную благодарность смотрителю кладбища Биллу Джеймсу и его предшественнику Бену Вудфину. За, пожалуй, самую необычную и насыщенную впечатлениями неделю работы в моей жизни я признателен Джону Тоулу-младшему, Стивену Слоуну, Дону Уильямсу и Сьюзен Олсен, работающим на мемориальном кладбище Вудлоун в Бронксе, Нью-Йорк. Они без малейших колебаний доверили мне подстригать газоны и носить гробы. Я благодарен и бригадиру, и членам местного профсоюза, и простым рабочим за то, что они во всем помогали мне и при необходимости подменяли на самых тяжелых работах. Снимаю свою форменную кладбищенскую кепку, чтобы выразить почтение могильщикам Бобу Блэкмору, Грегу Линку и Рэю Вайсенсу за их готовность делиться со мной как секретами своего ремесла, так и получаемыми за работу чаевыми. Также передаю привет и выражаю самые теплые чувства Кену Тейлору, работнику кладбища Грин-Вуд в Бруклине, Нью-Йорк. Именно он поведал мне кое-что из накопившегося в его памяти за более чем тридцать пять лет работы и жизни по соседству с мертвецами.
Своим представлением о том, что такое загробная жизнь, я премного обязан несравненной Розмари Алтее, великому медиуму и моему другу. Ее книги, включая такие бестселлеры, как «Орел и Роза» и «Гордые духом», исполнены мудрости и глубокого внутреннего смысла. Кроме того, я многое узнал из других книг, среди них «Спасение 471» Питера Кэннинга; «Голодный океан» и «Хроники лобстеров» Линды Гринлоу; «Похоронная лавка» Томаса Лита; «Как мы умираем» Шервина В. Нюланда; «О смерти и умирании» Элизабет Кюблер-Росс; «Регата Фастнет, шторм 10 баллов» Джона Роузмэньера; и «Будет ли разорван круг?» Стада Теркеля. В Интернете я постоянно обращался к сайтам «Марблхед репортер» и «Марблхед мэгэзин»; кроме того, я пользовался информацией, размещенной на сайтах Griefnet, Beyond Indigo и City of the Silent. Поиграть словами за Сэма и Чарли мне помогли читатели «Стайл инвитейшнл» – приложения к «Вашингтон пост» за май 1998 года, к которым я обратился с предложением переписать заново некоторые статьи из толковых словарей. На размышления Флорио об Екклесиасте меня вдохновило стихотворение Иегуды Амихая «Человек в своей жизни».
Желающих совершить фотоэкскурсию по местам, где разворачивается действие этой книги, а также получить больше информации об источниках моего вдохновения, я приглашаю посетить сайт www.ben-sherwood.com.
БЛАГОДАРНОСТИ АВТОРА