Введение РАЗУМЕНИЕ ЖИЗНИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Это краткое изложение Евангелия есть извлечение из большого сочинения, которое лежит в рукописи и не может быть напечатано в России.

Сочинение состоит из 4-х частей.

1) Изложение того хода моей личной жизни и моих мыслей, которые привели меня к убеждению о том, что в христианском учении находится истина. [См. "Исповедь"]

2) Исследование христианского учения по толкованиям церкви вообще, апостолов, соборов и так называемых отцова церкви и доказательства ложности этих толкований. [См. "Исследование догматического богословия"]

3) Исследование христианского учения не по этим толкованиям, а только по тому, что дошло до нас из учения Христа, приписываемого ему и записанного в Евангелиях, перевод четырех Евангелий и соединение их в одно. [См. "Четвероевангелие"]

4) Изложение настоящего смысла христианского учения, причин, по которым оно было извращено, и последствий, которые должна иметь его проповедь. [См. "В чём моя вера?"]

Это краткое изложение Евангелия есть сокращение третьей части. Соединение четырех Евангелий сделано мною по смыслу учения. При этом соединении мне не пришлось почти отступать от того порядка, в котором изложены Евангелия, так что при моем соединении не только не больше, но скорее меньше перемещений стихов Евангелия, чем в большинстве известных мне конкордий и нашего четвероевангелия Гречулевича.

В Евангелии Иоанна, по моему соединению, нет совсем перемещений, а оно все изложено в том же порядке, как и в подлиннике.

Разделение Евангелия на 12 или на 6 глав (соединяя по две главы в одну) вытекло само собою из смысла учения.

Вот смысл этих слов:

1) Человек — сын бесконечного начала, сын этого Отца не плотью, но духом.

2) И потому человек должен служить этому началу духом.

3) Жизнь всех людей имеет божественное начало. Она одна свята.

4) И потому человек должен служить этому началу и жизни всех людей. Это воля Отца.

5) Только служение воле Отца жизни дает истинную, т. е. разумную жизнь.

6) И потому удовлетворение своей воли не нужно для истинной жизни.

7) Жизнь временная, плотская есть пища жизни истинной — материал для жизни разумной.

8) И потому истинная жизнь — вне времени, она только в настоящем.

9) Обман жизни во времени: жизни прошедшего и будущего, скрывает от людей истинную жизнь настоящего.

10) И потому человек должен стремиться к тому, чтобы разрушать обман временной жизни прошедшего и будущего.

11) Истинная жизнь есть не только жизнь вне времени,— настоящего, но есть и жизнь вне личности — жизнь общая всем людям и выражается любовью.

12) И потому, живущий в настоящем общей жизнью всех людей, соединяется с Отцом — началом и основою жизни.

Каждые две главы имеют между собою связь следствия и причины. Кроме 12 глав к изложению присоединены: введение из 1-й главы Иоанна, в которой писатель говорит от себя о смысле всего учения, и заключение из послания того же писателя (написанного, вероятно, прежде Евангелий) и содержащее общий вывод всего предшествующего.

Введение и заключение не составляют существенной части учения. Они суть только общие взгляды на все учение. Несмотря на то, что как введение, так и заключение могли бы быть опущены без потери для смысла учения (тем более, что обе эти части писаны от лица Иоанна, а не Иисуса), я удержал их потому, что при простом и разумном понимании учения Христа части эти, подтверждая одна другую и все учение в противоположность странным толкованиям церкви, представляют самое простое указание на тот смысл, который должен быть придаваем учению.

В начале каждой главы, кроме краткого определения содержания, я выставил еще и слова молитвы, которою Иисус учил молиться учеников, соответствующие каждой главе.

Окончив свою работу, я к удивлению и радости своей нашел, что так называемая молитва господня есть не что иное, как в самой сжатой форме выраженное все учение Иисуса в том самом порядке, в котором были расположены мною главы, и что каждое выражение молитвы соответствует смыслу и порядку глав.

В пространном изложении 3-й части, находящемся в рукописи, Евангелие по четырем евангелистам переведено и изложено все, без малейших пропусков. В настоящем же изложении выпущены следующие стихи: зачатие, рождение Иоанна Крестителя, его заключение и смерть, рождение Иисуса, родословие его, бегство с матерью в Египет, чудеса Иисуса в Кане и Капернауме, изгнание бесов, хождение по морю, иссушение смоковницы, исцеление больных, воскрешение мертвых, воскресение самого Христа и указания на пророчества, совершившиеся в жизни Христа.

Стихи эти выпущены в настоящем кратком изложении потому, что, не заключая в себе учения, а описывая только события, совершившиеся перед проповедью Иисуса, во время и после ее, ничего не прибавляя, усложняют и обременяют изложение. Стихи эти, как бы они ни были понимаемы, не содержат в себе ни противоречия с учением, ни подтверждения его. Единственное значение этих стихов для христианства было то, что не верующему в божественность Иисуса они доказывали ее. Для человека же, понимающего неубедительность рассказа о чудесах и, кроме того, не сомневающегося в божественности Иисуса по самому учению его, стихи эти отпадают сами собой по своей ненужности.

В большом изложении каждое отступление от обычного перевода, каждое вставленное разъяснение, каждый пропуск объяснены и доказаны сличением разных вариантов Евангелий, контекстами, филологическими и другими соображениями. В этом кратком изложении все эти доказательства и опровержения ложного понимания церкви, так и подробные примечания с ссылками опускаются на том основании, что, как бы ни были точны и правильны рассуждения о каждом отдельном месте, рассуждения эти не могут убедить в истинности понимания смысла учения. Доказательства истинности понимания находятся не в рассуждениях об отдельных местах, а в единстве, ясности, простоте, полноте учения и в соответствии его с внутренним чувством каждого человека, ищущего истины.

Относительно вообще всех отступлений в моем изложении от принятого церквами текста читатель должен не забывать того, что столь привычное нам представление о том, что Евангелия, все четыре, со всеми своими стихами и буквами суть священные книги, есть, с одной стороны, самое грубое заблуждение, с другой — самый грубый и вредный обман. Читатель должен помнить, что Иисус никогда сам не писал никакой книги, как Платон, Филон или Марк Аврелий, даже никогда, как Сократ, не передавал свое учение грамотным и образованным людям, а говорил тем безграмотным людям, которых он встречал в жизни, и что только гораздо после его смерти хватились люди, что то, что он говорил, было очень важно и что не худо бы записать кое-что из того, что он говорил и делал, и почти через 100 лет начали записывать то, что слышали о нем. Читатель должен помнить, что таких записок было очень, очень много, что многие пропали, многие были очень плохи и что христиане пользовались всеми ими и понемногу отбирали то, что им казалось лучше и толковее, что, выбирая эти наилучшие Евангелия, церкви, по пословице: «не выберешь дубинки без кривинки», должны были захватить в том, что они вырезали из всей огромной литературы о Христе, и много кривинки; что много есть мест в канонических Евангелиях столь же плохих, как и в отвергнутых апокрифических, и что в апокрифических есть кое-что хорошее. Читатель должен помнить, что священно может быть учение Христа, но никак не может быть священно известное количество стихов и букв, и не могут сделаться священными именно такие-то книги от первой до последней строчки только потому, что люди скажут, что они священны. Только наш русский читатель из образованных людей, благодаря русской цензуре, может игнорировать 100-летний труд исторической критики и наивно говорить о том, что Евангелия Матвея, Марка и Луки, так, как они есть, написаны евангелистами каждое отдельно и вполне. Читатель должен помнить, что говорить это в 1880 году, игнорируя все, что выработано по этому предмету наукой,— все равно, что в прошлом столетии было говорить о солнце, вертящемся вокруг земли. Читатель должен помнить, что Евангелия синоптические, как они дошли до нас, есть плод медленного нарастания посредством списывания и приписывания и соображений тысяч разных умов и рук человеческих, а никак не произведения вдохновения святого духа евангелистам. Что приписывание Евангелий апостолам есть басня, не только не выдерживающая критики, но не имеющая даже никакого основания, кроме желания благочестивых людей, чтобы это так было. Евангелия отбирались, прибавлялись и толковались веками, все дошедшие до нас Евангелия IV века писаны слитным письмом, без знаков, и потому и после IV и V веков подлежали самым разнообразным чтениям, и что таких разночтений евангельских книг насчитывают до пятидесяти тысяч. Все это должен помнить читатель, чтобы не сбиться на тот привычный нам взгляд, что Евангелия, как они понимаются теперь, так точно и пришли к нам от святого духа. Читатель должен помнить, что не только не предосудительно откидывать из Евангелий ненужные места, освещать одни другими, но, напротив того, предосудительно и безбожно не делать этого, а считать известное число стихов и букв священными.

Только люди, не ищущие истины и не любящие учение Христа, могли установить такой взгляд на Евангелия.

С другой стороны, я прошу читателя моего изложения Евангелия помнить то, что, если я не смотрю на Евангелия как на священные книги, сошедшие к нам с неба от святого духа,— я не смотрю также на Евангелия как только на памятники истории религиозной литературы. Я понимаю и богословский и исторический взгляд на Евангелия, но я смотрю на них иначе, и потому прошу читателя, при чтении моего изложения, не сбиться ни на церковный взгляд, ни на привычный в последнее время образованным людям исторический взгляд на Евангелия, который я не имел и который нахожу одинаково неполным. Я смотрю на христианство не как на исключительное божественное откровение, не как на историческое явление, я смотрю на христианство, как на учение, дающее смысл жизни. Я был приведен к христианству не богословскими, не историческими исследованиями, а тем, что пятидесяти лет от роду, спросив себя и всех мудрецов моей среды о том, что такое я и в чем смысл моей жизни, и получив ответ: ты случайное сцепление частиц, смысла в жизни нет, и сама жизнь есть зло — я был приведен тем, что, получив такой ответ, я пришел в отчаяние и хотел убить себя; но, вспомнив то, что прежде, в детстве, когда я верил, для меня был смысл жизни, и то, что люди верующие вокруг меня — большинство людей, не развращенных богатством,— веруют и живут настоящею жизнью, я усомнился в правдивости ответа, данного мне мудростью людей моей среды, и попытался понять тот ответ, который дает христианство людям, живущим настоящей жизнью. И я стал изучать христианство, и изучать в христианском учении то, что руководит жизнью людей. Я стал изучать то христианство, приложение которого я видел в жизни и стал сличать это приложение с его источником. Источник христианского учения были Евангелия, и в Евангелиях я находил объяснение того смысла, который руководил жизнью всех людей, живущих настоящею жизнью. Но, изучая христианство, я, рядом с этим источником чистой воды жизни, нашел незаконно соединенную с ним грязь и тину, которая одна заслоняла для меня его чистоту; рядом с высоким христианским учением я нашел связанное с ним чуждое ему безобразное учение еврейское и церковное. Я находился в положении человека, который бы получил мешок вонючей грязи и только после долгой борьбы и труда нашел бы, что в этом мешке, заваленном грязью, действительно лежат бесценные жемчужины, понял бы, что он не виноват в своем отвращении к вонючей грязи, и не только не виноваты, но достойны любви и уважения те люди, которые собрали и хранили этот жемчуг вместе с грязью, но все-таки не знает, что ему делать с теми драгоценностями, которые он нашел перемешанными с грязью. Я находился в мучительном состоянии до тех пор, пока не убедился, что жемчужины не срослись с грязью и могут быть очищены.

Я не знал света, думал, что нет истины в жизни, но, убедившись в том, что люди живы только этим светом, я стал искать источник его и нашел его в Евангелиях, несмотря на лжетолкования церквей. И, дойдя до этого источника света, я был ослеплен им и получил полные ответы на вопросы о смысле моей жизни и жизни других людей, ответы, вполне сходящиеся со всеми мне известными ответами других народов и, на мой взгляд, превосходящие все.

Я искал ответа на вопрос жизни, а не на богословский и исторический, и потому для меня совершенно было все равно: Бог или не Бог Иисус Христос и то, от кого исшел святой дух и т. п., и одинаково не важно и не нужно было знать, когда и кем написано какое Евангелие и какая притча, и может или не может она быть приписана Христу. Мне важен был тот свет, который освещает 1800 лет человечество и освещал и освещает меня; а как назвать источник этого света, и какие материалы его, и кем он зажжен, мне было все равно.

И я стал вглядываться в этот свет и откидывать все, что было противно ему, и чем дальше я шел по этому пути, тем несомненнее становилась для меня разница между истиной и ложью. В начале моей работы у меня еще были сомнения, были попытки искусственных объяснений, но чем дольше я шел, тем тверже и яснее становилось дело и несомненнее истина. Я был в положении человека, который собирает разбитую в куски статую. Вначале еще может быть сомнение в том,— есть ли этот кусок часть ноги или руки, но когда ноги собраны, то кусок уж наверно идет не к ноге, а когда еще, кроме того, кусок этот сходится с другим боковым куском и всеми линиями излома совпадает с нижним куском, то уж не может быть сомнения. Это я испытал по мере движения вперед в своей работе, и если я не сумасшедший, то это чувство должен будет испытывать и читатель при чтении большого изложения Евангелия, где каждое положение подтверждается в одно и то же время и филологическими соображениями, и вариантами, и контекстами, и согласием с основною мыслию.

На том бы могло и кончиться предисловие, если бы Евангелия были книги, открытые теперь, если бы учение Христа не подвергалось 1800-летним лжетолкованиям. Но теперь, для понимания истинного учения Иисуса, как он мог сам разуметь его, необходимо сознать главные причины лжетолкований, извращавших учение, и главные приемы этих лжетолкований. Главная причина тех лжетолкований, которые так изуродовали учение Христа, что его трудно видеть под их толстым слоем, состоит в том, что со времени Павла, который, не поняв хорошенько учение Христа, да и не зная его таким, каким оно выразилось потом в Евангелии Матфея, связал его с учением о фарисейском предании и потому со всеми учениями Ветхого Завета. Павел обыкновенно считается апостолом язычников — апостолом протестантов. Он и был таковым по внешности, по отношению к обрезанию, например. Поучение о предании, о связи Ветхого Завета с Новым внесено в христианство Павлом, и это-то учение о предании, этот принцип предания были главной причиной извращения христианского учения и непонимания его.

Со времени Павла начинается талмуд христианский, который называется церковью, и учение Христа делается не учением единственным, божественным и полным, [а] одним из звеньев цепи откровения, начавшегося с начала мира и продолжающегося в церкви до сих пор.

Лжетолкователи эти называют Иисуса Богом; но признание его Богом не заставляет их придавать словам и учению, приписываемому Богу, больше значения, чем словам Пятикнижия, псалмов, Деяний апостолов. Посланий, Апокалипсиса и даже соборных постановлений и писаний отцов церкви.

Лжетолкователи эти не допускают иного понимания учения Иисуса Христа как такого, которое было бы согласно со всем предшествующим и последующим откровением, так что цель их не в том, чтобы объяснить значение проповеди Христа, а только в том, чтобы найти наименее противоречивый смысл всем самым невозможно разноречивым писаниям: Пятикнижия, псалмов, Евангелий, Посланий, Деяний, т. е. всего, что считается священным писанием.

Очевидно, что при таком взгляде на учение Христа немыслимо его понимание. Из этого же ложного взгляда вытекают и бесчисленные разногласия в понимании Евангелия.

Объяснений таких, имеющих целью не истину, а согласование несогласимого, т. е. писаний Ветхого и Нового Заветов, очевидно, может быть бесчисленное количество, и таково оно и есть. Так что для того, чтобы известное соглашение признать истинным, остаются средства только внешние: чудеса, сошествие св. духа.

Соглашали и соглашают каждый по-своему; но каждый при своем согласовании утверждает, что его согласование есть продолжающееся откровение св. духа. Таковы послания Павла, постановления соборов, начинающиеся формулой: «изволися нам и св. духу». Таковы же постановления пап, синодов, хлыстов и всех лжетолкователей, утверждающих, что их устами говорит св. дух. Все они употребляют один и тот же грубый прием утверждения истины своего согласования тем, что согласование их есть не плод их мыслей, а утверждение св. духа.

Не входя в разбор самых вер этих, называющих себя каждая истинной, нельзя не видеть того, что в общем им всем приеме признания огромного количества так называемых писаний Ветхого и Нового Завета одинаково священными, лежит непреодолимая, ими самими поставленная себе преграда для понимания учения Христа, и еще того, что из этого заблуждения вытекает самая возможность и даже необходимость бесконечно разнообразных враждебных сект.

Только согласование огромного числа откровений может быть бесконечно различно; толкование же учения одного лица, почитаемого за Бога, не может порождать сект. Учение Бога, сошедшего на землю, чтобы научить людей, по самой цели сошествия Бога на землю не может быть понимаемо различно. Если Бог сошел на землю, чтобы открыть истину людям, то наименьшее, что он мог сделать, это то, чтобы открыть истину, так чтобы все ее поняли; если же он этого не сделал, то он не был Бог; если же истины Божеские таковы, что и Бог не мог их сделать понятными для людей, то люди уже никак не могут этого сделать.

Если Иисус не Бог, а великий человек, то учение его еще менее может породить секты. Учение великого человека только тем и велико, что оно понятно и ясно высказывает то, что другие высказывали непонятно и неясно.

То, что непонятно в учении великого человека, то и не велико, и учение великого человека не может порождать сект. Учение великого человека только тем и велико, что оно всех соединяет в единой для всех истине. Учение Сократа все всегда одинаково понимали. Только такое толкование, которое утверждает, что оно есть откровение св. духа, что оно единое истинное, что все остальные — ложь, только такое толкование порождает ненависть и так называемые секты. Сколько бы ни говорили сектанты всяких исповеданий о том, что они не осуждают другое исповедание, молятся о его присоединении к ним и не имеют к нему ненависти,— это несправедливо. Никогда, ни одно утверждение какого бы то ни было догмата, начиная с Ария, не вытекало ни из чего другого, как из осуждения во лжи противоположного догмата. Заявление же о том, что выражение такого-то догмата есть выражение божественное, св. духа, есть высшая степень гордости и глупости; высшей гордости потому, что ничего нельзя сказать горделивее, как то, что сказанные мною слова сказал через меня сам Бог, и высшей глупости потому, что ничего нельзя сказать глупее, как то, чтобы на утверждение человека о том, что его устами говорит Бог, сказать: нет, не твоими, а моими устами говорит Бог, и говорит совершенно противоположное тому, что говорит твой Бог. А между тем только это самое говорят все церкви, и из этого одного вытекают и вытекали все секты и все то зло, которое во имя вер совершалось и совершается в мире. Но кроме того внешнего зла сект, которое производит такое толкование, оно имеет и другой важный внутренний недостаток, придающий всем этим сектам неясный, неопределенный и недобросовестный характер.

Недостаток этот состоит в том, что все секты эти, признав последним откровением св. духа, сошедшего на апостолов и перешедшего и переходящего на мнимо избранных, лжетолкователи нигде не выражают прямо, определенно и окончательно, в чем состоит это откровение св. духа, а между тем на этом мнимо продолжающемся откровении основывают свою веру и называют ее Христовой.

Все сектанты, признающие откровение св. духа, так же как и магометане, признают три откровения: магометане: Моисея, Иисуса и Магомета; церковники: Моисея, Иисуса и св. духа. Но по магометанской вере Магомет есть последний пророк, тот, который объяснил значение откровения Моисея и Иисуса, и он есть последнее откровение, объяснившее все предыдущее, и это откровение всякий правоверный имеет перед собою. Но не то с церковной верой. Она, как и магометанская, признает три откровения: Моисееве, Иисусово и св. духа, но она не называет себя по имени последнего откровения — святодуховскою, а утверждает, что основа ее веры есть учение Христа. Так что учение они проповедуют свое, а авторитет этого учения приписывают Христу.

Святодуховские сектанты, признавая последним откровением, объясняющим все предшествующее, кто Павла, кто одни, кто другие соборы, кто пап, кто патриархов, кто частные откровения св. духа, должны бы были так и сказать и называть свою веру по имени того, кто имел последнее откровение, и если последнее откровение — отцы, или послание восточных патриархов, или папские постановления, или силлабус, или катехизис Лютера или Филарета, то так и сказать и так назвать свою веру, потому что последнее откровение, объясняющее все предшествующее, всегда и будет главным откровением. Но они не делают этого и вместо того, проповедуя самые чуждые Христу учения, утверждают, что эти учения проповедовал Христос. Так что по их учению выходит, что Христос объявил то, что он искупил своей кровью род человеческий, павший в Адаме; что Бог — троица, что св. дух сошел на апостолов и перешел через рукоположение на священство, что для спасения нужны семь таинств, что причастие должно быть в двух видах и т. п. Выходит, что все это есть учение Христа, когда в учении Иисуса нет ни одного намека ни о чем этом. Лжеучители эти должны называть свое учение и свою веру учением и верою св. духа, а не Христовой, потому что Христовой верой можно называть только ту веру, которая — откровение Христа, дошедшее до нас в Евангелиях, и признает последним откровением, как она и должна признавать по словам Христа: и учителем никого не признавайте, кроме Христа. Казалось бы, что это так просто, что не стоило бы и говорить про это, но, как ни странно это сказать, до сих пор никто еще не попытался с одной стороны отделить учение Христа от искусственного, ничем не оправданного согласования его с Ветхим Заветом и с теми произвольными дополнениями к его учению, которые делались и делаются во имя св. духа. И странно — в этой ошибке сходятся два крайних лагеря: церковники и свободно мыслящие историки христианства. Одни, церковники, называя Иисуса вторым лицом троицы, понимают его учение не иначе, как в связи с теми мнимыми откровениями третьего лица, которые они находят в Ветхом Завете, в посланиях соборных, отеческих постановлениях, и проповедуют самые странные веры, утверждая, что эти веры — Христовы. Другие, не признавая Иисуса Богом, точно так же понимают его учение не так, как оно могло быть проповедуемо им, но как оно понимается Павлом и другими его толкователями. Признавая Иисуса не Богом, а человеком, эти толкователи лишают Иисуса самого законного человеческого права отвечать за свои слова, а не за лжетолкователей его слов. Стараясь объяснить учение Иисуса, эти ученые толкователи навязывают Иисусу то, что он никогда не думал говорить. Представители этой школы толкователей, начиная с самого популярного из них Ренана, не потрудившись выделить из учения Христа того, чему учил сам Христос, от того, что на него наклепали его толкователи, не потрудившись понять это учение сколько-нибудь глубже, чем церковники, стараются понять смысл явления Иисуса и распространения его учения из событий жизни Иисуса и условий его времени.

А вместе с тем, казалось бы, что историкам-то уж никак нельзя делать эту ошибку. Задача, которую им предстоит решить, состоит в следующем: 1800 лет тому назад явился какой-то нищий и что-то поговорил. Его высекли и повесили, и все про него забыли, как были забыты миллионы таких же случаев, и лет 200 мир ничего не слыхал про него. Но оказывается, что кто-то запомнил то, что он говорил, рассказал другому, третьему. Дальше, больше, и вот миллиарды людей умных и глупых, ученых и безграмотных не могут отделаться от мысли, что этот, только этот человек был Бог. Как объяснить это удивительное явление? Церковники говорят, что это произошло оттого, что Иисус точно был Бог. И тогда все понятно. Но, если он не был Бог, то как объяснить, что именно этот простой человек признан всеми Богом?

И ученые этой школы старательно разыскивают все подробности об условиях жизни этого человека, не замечая того, что, сколько бы ни отыскали подробностей (в действительности же ровно ничего, кроме того, что у Иосифа Флавия и в Евангелиях, не отыскали), если бы они даже восстановили всю жизнь Иисуса до мельчайших подробностей и узнали, когда что ел и где ночевал Иисус, вопрос о том, почему он, именно он имел такое влияние на людей, остался бы все-таки без ответа. Ответ не в том, в какой среде родился Иисус, кто его воспитывал и т. п., и еще менее в том, что делалось в Риме и что народ был склонен к суеверию и т. п., а только в том, что проповедовал этот человек такое особенное, что заставило людей выделить его из всех других и признать его Богом тогда и теперь. Казалось бы, что если хочешь это понять, то первое, что надо сделать, это постараться понять учение этого человека, и понять, само собою разумеется, именно его учение, а не те грубые толкования его учений, которые распространились и распространяются после него. А этого-то и не делают. Эти ученые историки христианства так обрадовались тому, что они поняли, что Иисус не был Бог, и так им хочется доказать, что учение его не божеское и потому необязательно, что, забывая то, что чем больше они докажут то, что он был простой человек и что учение его не божеское, тем дальше они будут от разумения занимающего их вопроса, они все силы напрягают на то, чтобы доказать, что он был простой человек, что потому учение его не Божеское. Чтобы видеть ясно это удивительное заблуждение, стоит вспомнить Ренана и учеников его. Havet — тот наивно утверждает, что Jesus Christi n'avait rien de chritien. A Souris — тот с восторгом доказывает, что Иисус Христос был очень грубый и глупый человек.

Дело не в том, чтобы доказать, что Иисус не был Бог и что потому учение его не божеское, и не в том, чтобы доказать, что он не был католик, а в том, чтобы понять, в чем состояло то учение, которое было так высоко и дорого людям, что проповедника этого учения люди признали и признают Богом. Вот это-то я пытался сделать; и для себя по крайней мере сделал. И вот это я и предлагаю моим братьям.

Если читатель принадлежит к огромному большинству образованных, воспитанных в церковной вере людей, но отрекшихся от нее вследствие ее несообразностей со здравым смыслом и совестью (остались ли у такого человека любовь и уважение к духу христианского учения, или он, по пословице: «осердясь на блох, и шубу в печь», считает все христианство вредным суеверием), я прошу такого читателя помнить, что то, что отталкивает его, и то, что представляется ему суеверием, не есть учение Христа, что Христос не может быть повинен в том безобразном предании, которое приплели к его учению и выдавали за христианство; надо изучать только одно учение Христа, как оно дошло до нас, т. е. те слова и действия, которые приписываются Христу и которые имеют учительное значение. Читая мое изложение, такой читатель убедится, что христианство не только не есть смешение высокого с низким, не только не есть суеверие, но есть самое строгое, чистое и полное метафизическое и этическое учение, выше которого не поднимался до сих пор разум человеческий и в кругу которого, не сознавая того, движется вся высшая человеческая деятельность: политическая, научная, поэтическая и философская. Если читатель принадлежит к тому ничтожному меньшинству образованных людей, которые держатся церковной веры, исповедуя ее не для внешних целей, а для внутреннего спокойствия, я прошу такого читателя, прежде чем читать, решить в душе вопрос о том, что ему дороже: душевное спокойствие или истина? Если спокойствие, то прошу его не читать; если же истина, то прошу его помнить, что учение Христа, изложенное здесь, несмотря на одинаковость названия, есть совершенно другое учение, чем то, которое он исповедует, и что потому отношение его, исповедующего церковную веру, к этому изложению учения Христа есть то же, как отношение магометанина к проповеди христианства, что вопрос для него не в том, согласно ли или несогласно предлагаемое учение с его верою, а только в том, какое учение согласнее с его разумом и сердцем — его ли церковное учение, составленное из согласования всех писаний, или одно учение Христа. Вопрос для него только в том — хочет ли он принять новое учение или оставаться в своей вере.

Если же читатель принадлежит к людям, внешне исповедующим церковную веру и дорожащим ею не потому, что они верят в истину ее, а по внешним соображениям, потому что они считают исповедание и проповедание ее выгодным для себя, то пусть такие люди помнят, что сколько бы у них ни было единомышленников, как бы сильны они ни были, на какие бы престолы ни садились, какими бы ни называли себя высокими именами, они не обвинители, а обвиняемые,— не мною, а Христом. Такие читатели пусть помнят, что им доказывать нечего, что они уже давно сказали, что имели сказать, что если бы они даже и доказали то, что хотят доказать, то доказали бы только то, что доказывают каждый для себя все сотни отрицающих друг друга исповеданий церковных вер; что им не доказывать нужно, но оправдываться. Оправдываться в кощунстве, по которому они учение Иисуса Бога приравняли к учениям Эздры, соборов и Феофилактов и позволяли себе слова Бога перетолковывать и изменять на основании слов людей. Оправдываться в клевете на Бога, по которой они все те изуверства, которые были в их сердцах, свалили на Бога Иисуса и выдали их за его учение. Оправдываться в мошенничестве, по которому они, скрыв учение Бога, пришедшего дать благо миру, подставили на его место свою святодуховскую веру и этою подставкою лишили и лишают миллиарды людей того блага, которое принес людям Христос, и, вместо мира и любви, принесенных им, внесли в мир секты, осуждения и всевозможные злодейства, прикрывая их именем Христа.

Для этих читателей только два выхода: смиренное покаяние и отречение от своей лжи или гонение тех, которые обличают их за то, что они делали и делают.

Если они не отрекутся от лжи, им остается одно: гнать меня, на что я, оканчивая свое писание, готовлюсь с радостью и со страхом за свою слабость.

ЕВАНГЕЛИЕ
ВОЗВЕЩЕНИЕ О БЛАГЕ ИИСУСА ХРИСТА, СЫНА БОГА

Введение РАЗУМЕНИЕ ЖИЗНИ