Из интервью со старожилом деревни Лутовиново Крупниной В.А. 1929 г.р.
Октябрь 2018 года.
Было время утро. Под «октябрьскую» это было. Как раз наперёд за день бомбили: вот у нас тут в Лутовиново погибли двое. Потом у нас под этот день ночевали два солдата, всю ночь мы с ними разговаривали. Связь наша была протянута, наши с винтовками были солдаты. И они утром пошли на Брыково в сторону Новомосковска, туда. Вот, ну дошли они, может быть, до Сергиевки, время было так часов одиннадцать, началась стрельба. Был у нас окоп – мы все ушли в окоп. Мы с бабушкой были. Ну, в это время часов в одиннадцать, наверное так пришли немцы, мы были в окопах. Они на проход стрельнули, бабушка выходит и мы ушли.
Мы жили на деревне туда, между Лобынками и Брыково. В Лутовиново там хуторочек был, а с этого хуторка и Барыково видно, и Лобынки – и там как раз были солдаты, перестреливались. Когда немцы-то пришли, сначала видно было разведка, а потом пошли танки. Пошли они туда на Барыково. Брат бегал на улице, в дом пришли немцы, всё обыскали. Ну как сказать… штаб у нас в доме, штаб стоял. Постояли они у нас вообще полтора месяца. Под Новый год они поехали на Новомосковск, туда…
У нас вокруг дома, вот наш дом и ещё крайний дом, а потом напротив ещё дом, с одной стороны стояла машина на Лобынки, а с другой стороны пушка стояла меду нашими домами – тоже на Лобынки. А в соседнем стояли три пушки, у них двор большой был, три пушки били на Барыково. Из дома никого не пускали. К нашему дому подъезжали танки и оттуда вывозили раненых немцев и убитых вывозили их. Вот, нас никого не пускали.
В общем, много погибло солдат в Лобынках… то есть в Барыково, там в саду. После брат ездил: там они, сад был, в саду много убитых было. Потом после, как немцы ушли, их собирали всех вот этих наших убитых и хоронили где. А потом уже когда война кончилась, вот, их переносили, всех выкапывали. Там в лощине к Прилепам овраг был – там были солдаты. Потом к лобынскому кладбищу был лейтенант схоронен один, и под Барыково были. Всех их собирали: я забыла сколько гробов было, в клуб ставили… Ночевали, охрана была. Потом их… хоронили тут [плачет] …всё я помню.
В Брыково окопов почти не было. Они были… Ну, вообще-то захватили, можно сказать, врасплох, быстро. А окопов там и не было. Вот посреди сада как щит как-то школа стояла деревянная. Вот они прятались там. Отстреливались винтовками: к нам в угол дома попадут… а эти [немцы] с танками туда поехали – что там может быть? Нашим обороняться нечем особо было. Врасплох всех застали… А жители оттуда ушли – они все были у нас. И эту Барыково подожгли, она горела. Лобынки тоже горели, потому что били… Ещё вот у соседа был сарай: там стояли три миномёта – тоже на Лобынки били. А там тоже молодой сад был: там тоже… в саду там тоже много, много [наших солдат] погибло. А что наши? с винтовками были.
Наши все отступали. А немцы такие фонари вешали [осветительные ракеты]– видно всё было. Бомбили.
Немцы со Щекино пришли. Немцы были проще, а финны были вредные. Финны вредные, растащили всё, пасеку… Но финнов они [немцы] наказывали. Немцы боялись холода, топили жарко.
Погода… Снегу не было. Сильные морозы были. Снегу почти не было, только под Новый год он,наверное, немного… А морозы сильные, земля даже трескалась, морозы очень большие были. А снегу не было.
В Сергиевке тоже стояли солдаты. Тоже оттуда гнали пленных, держали их в клубе. Клуб богатый был. Много гнали пленных, а куда их уводили, не знаю.
А после их [немцев] погнали. Они на Новомосковск ушли. А тут… сибиряки, как говорили, разведка пошла – вот они погнали, я помню. В белых халатах были. Сибиряки их и попёрли... От нас всё было видно, как по большаку [Новомосковское шоссе] немцы шли. По пути, отступали, и всё жгли, поджигали. Там Дубовка горела за речкой, Барыково горела, ну, Лобынки каждый раз горели.
Ну что ещё… Мы, между прочим, тоже не спали. Вот когда отступали [немцы]…в общем нас тоже хотели поджечь, приготовили бутылки с зажигательным… бензин там или что там было. А ребята были, они эти все бутылки попрятали. Нашу деревню не пришлось сжечь. Они приготовили уже всё… А ребята, 23-ие – 25-ые года были, вот, после войны [в 1942-45 годы] их забрали… на войну забрали этих ребят, убрали они этот бензин. Ребята все были такие ловкие. И не пришлось сжечь.
Немцы приезжали на мотоциклах. У нас забрали овцу, зарезали. Они спешили, потому что их подстрекали. Мы видели, что они шли по большаку. Они отступали, и у нас тут не было уже солдат, ничего больше, чисто. Была разведка [наша] – поспрашали и дальше пошли.
А как отец мой рассказывал: в Засеке, на Фроловке, там лесники - они были связаны с партизанами. Были партизаны, да, в Засеке. Немцы отступали, видимо на Щёкино шли. И они взяли, я забыла фамилию, с Фроловки лесника в проводники, чтобы он им показал дорогу. А он связанный [с партизанами] тоже был. И он их завёл на повал, где наши партизаны были. Он повёл их туда. Их там много положили, этих немцев. А этого лесника расстреляли – они поняли.
[Где нам вести поиск оставшихся солдат?] Ну, не знаю. Были тут, искали… Слыхали, наверное, «Дедовы портки» - там были [солдаты], но оттуда их выбирали. Там овраг, там погибали. А так вот после вообще патроны… лес, вот где Володя [Носырев] и мы жили, лес, там все ходили, там был один, кто он? отдельно схоронен – командиром он видно был. А так всех, ходили, собирали. Был приказ: председатель колхоза, всех жителей, всех – ходили и искали. Потом хоронили, в парадном народу было, охрана – солдаты, конечно, были. Сколько хоронили, не скажу… ну по-моему, где-то гроба четыре было… А там все останки – прошло сколько… пять лет. С райкома было указание – мы выполняли. Хоронили в общее кладбище [перенос из первичных захоронений и сбор оставшихся незахороненными]. Это после уже войны. А как немцы отступили, всех их [бойцов РККА] собирали [в санитарные первичные захоронения]. Как ушли, сразу зимой собирали – снегу не было, по морозу их и собирали.
Я пошла работать в тринадцать лет. Бросила учиться и пошла работать, потому что мужиков не было – на женщинах всё, и оставались старики. Мы работали: и ночью скирдовали, молотили ночью в поле, сушили, даже когда урожай сырая погода – сушилки были, сортировали в ручную, на машину грузили - на лесенку возили, мешки таскали… Вот с тринадцати лет – мешки, не все теперь могут, молодёжь. Так и работали… Доставалось. С утра и до тёмной ночи работали. Всё выращивали: и зерно, и помидоры, и лук, и всё на свете было, и капусту, всё. Были теплицы… А потом всё разрушилось.
Сады на Брыковке
В начале августа выбрались на поисковую разведку уже на позиции второго стрелкового батальона у деревни Барыково. В первый день командир надеялся собрать большой состав отряда и выехал на «буханке», уложив богатый походный скарб. Однако присоединились лишь трое бойцов, причём двое будущих восьмиклассников – ещё совсем зелёные в поиске. 9 часов утра в августе, наверное, для старшеклассников это ещё неподъёмное время. Ну, кто собрался, едем.
Заезжаем ближе к месту через деревню мимо пруда, пресекаем пустырь той самой бывшей усадьбы и садов Линка, эх, непролазный бурьян. С внешней стороны аллеи вдоль её спускаемся на юго-восточный угол. Тут с возвышенности отличный вид. На горизонте вдали за речкой земли Киреевского района, а правее в полутора километрах выглядывают Лобынки. А совсем рядом с нашей стоянкой и будет находиться участок для поисковой разведки. С южной стороны аллея клёнов и вековых дубов возвышается на гребне глубокого оврага.
Через овраг отсюда правее по полю грунтовка тянется в Лутовиново. Вот направление, по которому 9-10 ноября 1941 года предполагалось наступать второму батальону. Однако вражеская контратака была такой, что сильно потрёпанному батальону 11-12 числа пришлось спешно отходить к реке Упе. Помним, что и командир этого батальона попал в немецкий плен. Сам он указал дату своего пленения 15 ноября: неточность или отдельные бойцы держались где-то дольше? Обильный винтовочный настрел по канаве южной аллеи ребята выявили ещё во время беглой поисковой разведки в июне, тогда они не воодушевились этим. Сейчас предстояло доказать серьёзность данного участка.
Командира отряда не смущали даже следы многочисленной «бардовской» шурфовки с 2013 года, особенно на площадке в юго-восточном углу близ трёх пересохших прудиков. Хаотичные на первый взгляд рытвины лишь добавляли особую прелесть живописному виду с этой части усадьбы. Интерес представлял маленький нижний прудик при заброшенном колодце, встроенный в южную аллею. Могли ли в него стащить трупы погибших солдат? Немцы ли, местные жители ли. Как жители, как в пруд, спросите? Запросто. А как убрать жуткие многочисленные трупы по весне 1942 года во избежание эпидемий силами сельской молодёжи, стариков и стойких женщин, у которых у всех и так забот не в проворот? Только что немца отогнали, деревни пожжённые, а война всё вскипает, посевная на носу, лошадей нет, голодно. Не так уж часто копали достойные могилы для солдат, проще прихоранивали в какие-нибудь имеющиеся ямы. Всякое бывало. В общем, нужно проверить все прудики. Начнём вот с этого.
Сначала оборудовали местечко для привала. В лёгкой тени ивняка между дорогой и аллеей расчистили площадку, сделали лавочку, столик, рядом устроили костровую яму, умывальник. Новички отправились заготовить мелких дровишек к костру - заодно осмотрятся на местности. Немного подчистили от нападавших сухих сучьев живописный юго-восточный мысок усадьбы. Ребята притащили оттуда и несколько странных небольших образований из песчаника – эти самые, что хранятся в школьном музее, их здесь и нашли «барды». Диковинные это штуковины: округлые и не совсем, все внутри со сферической полостью разного диаметра от 4 до 10 см. Все вскрытые. Также встречаются и просто круглые шарики песчаника меньшего диаметра чем полости в больших образованиях. Как предположение: всё это комплекты литейных форм под пушечные ядра. Кстати, примерно в эти же дни в соседней деревне Стрекаловка профессиональные археологи производили раскопки выявленного металлургического предприятия XVII века.
Машину подогнали поближе в тень: походные припасы и снаряжение будем доставать по необходимости. Теперь же берём нужные поисковые инструменты и двигаем к ближайшим прудикам. Пару часов потренировались с новичками без особенных результатов по находкам. Немного гильз, осколков, позднего мусора, да гнилой корпус немецкой гранаты «колотушки». Ладно, перекусим и переместимся уже к нижнему прудику.
Перекусить не получилось – вышло так, что неплохо пообедали. Оказывается, все подготовились к походу: припасы с собой взяли. Кто-то так собирался, что и не позавтракал толком. Аппетит нагуляли все. После сытного обеда и после мало воодушевляющего начала разведки шевелиться не сильно уже хотелось. Однако нижний прудик таил сегодняшние сюрпризы.
Старший Денис был приставлен наставником к «зелёным поисковикам». Они ходили вокруг да около и собирали гильзы, осколки и всякий мелкий «шмурдяк». Командир набивал руку со щупом по отмели кратера прудика. Водоёма никакого здесь уже нет, остался заболоченный участок по центру. От окружающих деревьев сформировался плотный слой перегнивающих опавших сучьев и веток. Кое-какие банки-склянки, среди них чернильница. Металлоискателем на одном берегу «напикали» пару более-менее хороших сигналов. Молодёжь – копаем!
На точке у впадения в прудик промоины от колодца два паренька 13 лет возятся еле-еле: будто первый раз держат в руках лопату (ухватистый «фискарь», между прочим), не чувствуется у них деревенской сноровки. Эх, все наши деревни – это уже по всем параметрам малоэтажный пригород. Копнули на штык, на полтора, а ничего ещё не видно. По приближении к уровню водоносного слоя (он здесь совсем близко) грунт превратился в неприятную жижу. Всё вместе быстро отнимает у ребят энтузиазм. А командир требует расширять яму, да ещё так, чтобы она имела кубическую форму, – утешает: сигнал металлоискателя обещает не самый маленький предмет. Ковыряются потихоньку. Но вот у Саши лопата характерно чиркнула по какой-то железке. Осторожней! Теперь поаккуратнее, окапываем. Поаккуратнее у ребят- это оказалось совсем еле-еле помешивать грязюку. Командир не выдержал: опустился пощупать руками, что же там показалось. Ничего такого опасного нет. Про себя подумал – на каску похоже, лежит макушкой вниз. Высказывать предположение пока не стал: неизвестно, сколько здесь может оказаться бытового крестьянского мусора. Давайте поживей немного – и Саша безжалостно подковыривает край показавшейся железки, надламывая кусок. Ай-ай! Командир берётся сам. Подчищает. Точно каска! Немецкая что ли? Такие поля выступают странные. Время в заболоченном пруду не пощадило, нет, всё -таки нашу, красноармейскую, «халхинголку» (СШ-36). Однако, уже серьёзная находка!
Командир добавлял радости: это редкая вещь! Может быть, и боец рядом. Ребята прибодрились. Прощупали вокруг шурфа: только камни попадаются. Переместились на вторую точку сигнала. Денис как наставник пока слабоват. Приходится командиру ещё много всего делать самому, но все ребята мало-помалу вовлечены в процесс. Вот вам ещё диск к «Дегтярю», тяжёлый – снаряженный, наверное (позже, оказалось, плотно набит грязью). Рядом металлоискатель ещё настойчиво «пилюкает» - сейчас и сам пулемёт покажется! Но нет, куски проволоки, гвозди…
Вечереет. Ладно, ребята подустали, пора домой. Нормально потренировались и подтвердили, что этот прудик нужно тщательно проверить. И на следующий выход брать с собой резиновые сапоги и перчатки – не прудик это, а болотце маленькое.
После приезжали сюда уже со старшими ребятами. Следующий раз приезда в брыковскую усадьбу знаменателен рождением рецепта нашего фирменного полевого чая-компота из подножных трав и ягод. Оля Акимова и Никита Дутьков замечательно могут устроить походный обед: и суп, и салат намешать. Хотя чаще всего впредь обходились просто разогретыми консервами с домашней зеленью – некогда возиться у костра, все хотят копать. Тем паче, что большим составом наш отряд никогда ещё не выходил на поиск.
День рождения нашего компота – это ещё и день хороших находок. Точнее, вечер. До обеда уныло собирали гильзы и осколки вокруг прудика. Резиновые сапоги кроме командира никто не взял. А после обеда Никита в углу у плотины «вызвонил» что-то серьёзное. Взял сапоги и увлечённо начал копать. Затем попросил совочек, начал выводить аккуратный шурф «по науке». Молодец. Говорит: «Кажется, я что-то такое нашёл…». Командир подошёл, пригляделся: так и есть, узнаваемый кожух ствола ППШ – давай дальше, только аккуратно, мало ли что рядом лежит. Ну, Никита – это не «зелёный поисковик», кое-что знает и умеет, инструментом владеет, не торопится, через 10 минут стоит с автоматом на перевес на зависть остальным пацанам. Даже Денис, сегодня не вышедший на поиск, что-то почувствовал из дома, сам позвонил и мигом примчался к нам.
Ну, автомат, конечно, представлял собой кусок страшной грязной ржавчины – сохранность металла здесь от слова «никакая». Однако деревянный приклад цел, только что лака на нём не осталось. Магазина нет. Ребята немного повертели в руках – намушник и спусковая скоба быстро рассыпались. Давайте-ка его уберём уже. Ух, находка воодушевила, разумеется!
На другой день прибыли с боевым настроем: осушаем всё болото! Через плотину прокопали внушительную траншею. Умаялись здорово. Но вода хорошо питает снизу. Поэтому чтобы всё болотце подсохло, нужно ещё несколько траншей проложить прямо через него. Нужны силы работать и силы ждать. Это для пацанов уже слишком – решаем тщательно щупать и все сигналы копать так. Копать хотели все, благо, всех сапогами обеспечили (правда, размеры обуви мало кому подходили: на три-четыре больше). Оля рьяно желала не отставать от мальчишек и здорово плюхнулась в болотную жижу – выдержала два падения, дальше уже помогала на берегу.
Ещё два дня выхода сюда дали мало находок, но они обнадёживающие: фильтрующая коробка с «хоботом» от противогаза, эмалированная солдатская кружка, рукоятка гранаты, компас. Выявились части мощной деревянной конструкции: блиндаж или настил барского пруда. Но надежды пока не оправдались - солдата здесь мы не нащупали.
«Лошадиное кладбище»
Проведываем Раису Ивановну. Делимся с ней своими новостями. Она напоминает нам о братской могилке за провалом. Кое-что ещё всплыло в её памяти о днях войны. Далее всегда наши разговоры переходят на современность. Давно незрячая бабушка не отрывается от текущей жизни и своих близких, и всей страны, имеет свои серьёзные суждения на многие вопросы нашего бытия. Здорово общаться с такими людьми. Однако нам пора...
Ещё в июле однажды мы отвлекались от поиска «могилки лейтенанта» на предполагаемое место первичного братского захоронения. Всё подходило под описание Раисы Ивановны: за провалом, почти на обочине «бетонки», середина границы маленького лесочка, выходящей на дорогу, пара старых груш, и под ними квадратное углубление. Тогда мы немного зачистили эту площадку от густой поросли и сушняка. Эту полосу вдоль «бетонки» уже давно бы совсем захватил лес, если бы не проходящая мимо линия электропередачи. Опробовали здесь глубинный металлоискатель, выданный нам поисковым центром: показал некоторый сигнал в одной стороне квадрата углубления. Но большого значения этому мы тогда не придали: сколько раз прибор выдавал подобное на близко залегающие руды. На том мы и оставили это место.
Павел Иванович, наш поисковик, коренной житель Лутовинова, уверенно утверждал, что на этой стороне «бетонки» никак не может быть братская могила солдат. Если она где-то и должна быть, то скорее на стороне ближе к провалу, к «алексееву дому», там тоже есть старые фруктовые деревья и всякие рытвины на поверхности земли. А вот в вашем лесочке было «лошадиное кладбище», «лошадиный погост». Ну как же там может быть солдатская могила? – Ну, так может быть, это в стороне, а братская могила-то к дороге ближе… - Нет! И когда проезжали мимо со своими стариками: вот тут «лошадиное кладбище», говорили, а про солдатскую могилу ни слова. Раиса Ивановна нам подтвердила: есть такое «лошадиное кладбище». Туда свозили и закапывали туши больных лошадей и коров из колхоза. Но то место находится на другом конце лесочка. Мы склонны верить Раисе Ивановне.
22 августа командир прибыл сделать пробный шурф. Металлоискатель позволил выявить почти на дневной поверхности пару кусочков кованого узорочья и всё. Щуп длиной метр двадцать давал неопределённые показания. Решил шурфить по центру углубления. Подняв пласт грунта на штык «фискаря», прошёл прибором – монетка в 20 копеек 1937 года. Вот как...
Узорочье, напоминающее церковную оконную решётку, и 37-й год навели размышление о судьбе стоявшего неподалёку храма и его последнего священника. Отец Василий со своей большой семьёй поселился в Лобынском в трагическом 1917 году. Он проживал здесь до 1928 года точно. Его дочь работала учительницей сначала в Прилепской, затем в Кишкинской 4-классной школах. От священника и псаломщика храма местхоз потребовал предоставление документов «на право занятия ими домов», их собственных домов. Начиналось «раскулачивание». Кишкинского священника отца Михаила Ананского (тоже с большой семьёй) также выживали из собственного жилья. Арестовали его как контрреволюционера, уже переселившегося в соседнее Ломинцево в 1937 году, расстреляли через две недели в Бутово. Какова судьба священника лобынского храма? А ведь их дети затем сражались на фронте: сын отца Михаила погиб под Воронежем в 1942 году, а сын отца Василия воевал и в финскую, и с германскими нацистами, и с японскими фанатиками, возвращался с орденом и медалью. Но здесь из семей священников с 1930-х годов, кажется, никто не проживает.
Пару дней были короткими наездами вчетвером, вдвоём. Углубляли и расширяли шурф. К метровой глубине показались большие куски кованной узорчатой оградки. Раиса Ивановна говорила, что могила до её частичного переноса была обозначена хорошо: небольшой деревянный памятник был (вероятно, пирамидка), какая-то ограда была, по краям её росли груши. Щуп на большой глубине давал уже что-то обнадёживающее, но сказывался ещё небольшой опыт работы с ним. По рассказам старожила нам представлялось, что останки будут в большом количестве на довольно значительной глубине. В изъятом кубе земли нашли пуговичку гимнастёрки, «глазки» крепления и пряжку ремня к ложу винтовки Мосина. Ниже метра от дневной поверхности появились самые убедительные находки: полный патронный подсумок, ремни разгрузки, солдатский ботинок.., и человеческая лучевая кость.., и целая бакелитовая капсула смертного медальона!
Раскоп №01
Медальон. У Дениса Соколова этот день должно быть отпечатается на всю жизнь. Настоящее знаменательное событие! Столько верных и сильных слов было сказано настоящими поисковиками об этом маленьком предмете. Но обретение его у каждого человека, с сердцем пришедшего в поиск, затрагивает струны сокровенных глубин души, и этих глубин достигает лучик каких-то высочайших смыслов бытия. Остальное будет: субъективные оттенки, детали и частности. Денис получил сильное впечатление, подняв на ладони капсулу из толщи земли. Этот миг – миг касания той струны, тончайшей незримой нити, связывающей прошлое-настоящее-будущее, жизни разных людей, мир и войну, жизнь и смерть, жизнь вечную и вечную смерть, Небо и землю. А со стороны, может быть, ничего существенного никто не заметит. Внешне ведь ничего, кроме горящих глаз Дениса и подрагивающих рук, не видно. Ничего, кроме подрагивающего его голоса, сбивчивых фраз, не слышно. Но в этот миг от колебания той струны происходит пока не заметный тектонический сдвиг жизни всего человечества… Но, в общем-то все наши поступки, слова и даже мысли, конечно, постоянно так или иначе воздействуют на весь мир вокруг. Так что не будем сильно загружаться дальше, просто примем к сведению.
Капсулу смертного медальона ещё предстоит вскрыть в лабораторных условиях. Будет записка – далее нужно её попытаться прочитать, а при положительном результате затем – поиск родственников, увековечение памяти солдата. А может статься, найдутся какие-то списки уже где-то захороненных с его именем. Возможно, что похоронная (или «перезахоронная») команда изъяла половинку записки (записка обычно состояла из двух отрывных экземпляров) и занесла имя в соответствующий список. Нам ещё не понятно, останки владельца этого медальона остались ли здесь, на участке раскопа. Эта лучевая косточка очень похоже - «добор» - часть человеческого скелета, которую потеряли или бросили нерадивые похоронщики. Нам ещё предстоит много работы. Направление на эксгумацию человеческих останков получили, согласовали с администрацией. Теперь шурф будем превращать в настоящий раскоп.
А наличие записки в капсуле медальона проверять в поле не стоит. Так как кислород, добравшись до бумаги, пролежавшей в определённой среде 78 лет, может запустить процесс скорого разрушения. Нужна выдержка. Запечатываем капсулу в плотный комок почвы, из которой её достали, и завязываем в два полиэтиленовых пакетика. Отвезём в штаб поискового центра «Искатель». Там уже вместе с опытными поисковиками проверим медальон. Свёрток на временное хранение Денис забирает домой. Под впечатлением того дня он три ночи видел сны, где появлялся один и тот же красноармеец.
Раскоп ширился и углублялся постепенно. Погода на многие дни установилась благосклонная. Мы не торопились, желая провести всю работу в соответствии с методиками Поискового движения России. Благо, что литературой, нужными разъяснениями и советами поисковый центр «Искатель» нас обеспечивает. Отрабатывали на практике приёмы археологии с послойной выемкой грунта, с кисточками и совочками, с принципами стратиграфии, с фото-фиксацией при нужных атрибутах, вели протоколы раскопа и эксгумации, изучали строение человеческого скелета, антропологический стол... Нужно ещё не забывать зорко проглядывать вынимаемый грунт на отвалах раскопа. А также похлопотать на кухне, собрать трав и ягод на компот, и много других мелочей.
Честно говоря, даже в нашем неспешном темпе всё это успевать делать было очень сложно. Хорошо, когда к нам присоединялись старшие товарищи: Александра Анатольевна – учитель истории с некоторым опытом профессиональной археологии, Валерий Евгеньевич – ветеран поиска и спортивного туризма, и, конечно же, Максим с Вэлсом – горящие сердца из отряда «Память». Ребятам «Благодарного» полным составом так и не получилось собраться: каждый день кого-то не хватало. Оно и понятно – начался учебный год: завершали раскоп уже в выходные дни. Пятеро ребят: Соколов Денис, Дьячихин Паша, Акимова Оля, Тарасов Саша и Дутьков Никита - за время ведения раскопа получили огромную практическую и теоретическую закалку настоящих поисковиков.
Во время выходов на раскопки для командира было важно проследить за соблюдением баланса труда и отдыха – ребят из раскопа не выгонишь! Ещё бы! Вышли на уровень залегания большого количества артефактов: разнообразные предметы и отдельные части обмундирования и снаряжения бойцов Красной Армии. Всё нужно было определить и по возможности максимально пояснить, что к чему и зачем. Без малого два метра глубины. Грунт – суглинок и глина. Хорошо, что сухо. Выявили уже несколько человеческих скелетов и отдельных его частей. Правило археолога - не извлекать и не нарушать расположения выявленных останков и всех артефактов - ребята хорошо себе уяснили. «Зачищаем и оставляем наиболее полную картину этого слоя», - твердил командир. Верным оказалось предположение о том, что это первичное санитарное захоронение, частично разрушенное в первые послевоенные годы.
Чем дальше шла работа, тем яснее становилось, что произвести качественную эксгумацию такого захоронения будет очень нелегко. Есть фотография, на которой Оля стоит в раскопе, внимательно изучает один его угол, пытаясь разобраться, сколько же здесь переплелось в замысловатых позах скелетов солдат, где чьи конечности. Такую яму, куда посбрасывали, как придётся, трупы павших воинов, сложно назвать могилой. А мы всё-таки старались и поднимали бойцов поочерёдно. Двое в раскопе разбирают мозаику костей и передают наверх, двое наверху принимают останки и раскладывают на полотне антропологической карты. По ходу дела извлекались и сопутствующие артефакты: ботинки, каски, противогазы, подсумки, ремни. Труднее было соблюсти принадлежность мелких предметов и личных вещей. Хотя последних было не много – две ложки: одна алюминиевая, не подписанная, а другая деревянная – сохранилась лишь частично.
С находками смертных медальонов в последние дни раскопок получилось почти соревнование между Денисом, Пашей и Сашей. Каждый раз –ликование! Денис обошёл всех, что, пожалуй, справедливо: он больше всех погружён в поиск, первый и последний медальоны в раскопе были найдены им. Всего же в раскопе 6 бакелитовых капсул. А вот не будь в один из дней на раскопе главного «Барда», неизвестно, за что бы приняли малоопытные бойцы «Благодарного» небольшие прямоугольные кусочки из ржавчины: Валерий Евгеньевич подсказал, что это смертные медальоны первого образца – жестяные футляры -«ладанки» образца 1925 года. Таких было обнаружено три штуки. В ближайшее время все они были отправлены в штаб «Искателя».
А останки воинов перевезли под своды храма Рождества Пресвятой Богородицы в Кишкино. Там почти на каждом богослужении совершалась и совершается заупокойная лития по вождем и воинам, зде лежащим и повсюду православным. Бывший, ещё ранее деревянный, храм здесь, как считают, изначально был воинский – с конца XVI века населяли соседние деревни и отражали набеги крымчаков и литовских людей, засечная стража и казаки. Солдаты из 413-ой стрелковой дивизии появились в двухвековых стенах кирпичного храма второй раз. В ноябре 1941 года в церкви оказались десятки красноармейцев и красных командиров – в немецком плену. А ныне их однополчане своими «честными мощами»[22] будут пребывать в храме до определения места для их перезахоронения. Все местные жители, с кем приходилось говорить о месте погребения воинов, как один, высказываются за братскую могилу в Лутовиново. Оно верно: бойцы 1324-ого полка сражались и погибали за эту деревню, там уже покоятся их боевые товарищи, а кроме того, именно туда производили перенос останков солдат из лобынского санитарного первичного захоронения. Впереди переговоры с администрацией.
Экспедиция отряда «Благодарный» в деревне Лобынское 2019 года подходила к завершению. Это действительно была экспедиция. Мы не ставили там палаточный лагерь, так как сами проживаем рядом. Но провели планомерное исследование: осмотр и первичное техническое изучение местности, получили богатые сведения от коренных жителей и старожилов, нашли документальные свидетельства, и, наконец, провели успешные полевые поисковые работы с эксгумацией. По протоколу эксгумации установили: подняты останки 10 красноармейцев и младших командиров (были выявлены сержантские знаки различия) и «добор», как следствие частичного разрушения захоронения в 1950-х годах.
Медальоны из Лобынского
Отправляемся в поисковый штаб, чтобы попробовать прочитать записки из медальонов. Очень надеемся на возможное логическое продолжение всего нашего начинания – вернуть имена поднятым воинам из безвестной ямы. В «Искателе» бойцы нашего «Благодарного» и «Памяти» сгрудились вокруг стола с оборудованием для извлечения из капсулы и развёртывания заветных бумажек.
Ведёт операцию главный «хирург» «Искателя» Андрей Петрович. Трепетно следим за всеми его неспешными действиями. Капсулы вскрываются поочерёдно. По-разному получалось извлекать бумажку. Две крышки открутились лёгким движением пальцев, что уменьшает шансы на сохранность содержимого капсулы. А две не поддались и определённому усилию – сильно усердствовать в этом нельзя, чтобы случайно не разрушить вместе с непрочным бакелитом и бумажный свиточек. Прочно завинченные капсулы пришлось распиливать ножовкой на четыре части.
Вся работа с шестью капсулами и их содержимым заняла около двух часов с минимальными перерывами. У нас был ещё один большой перерыв во время распиловки, в который записывали интервью у наших участников экспедиции. У всех ребят было заметно нервное напряжение от ожидания результатов операции с медальонами. Поэтому они, ещё и скромные по натуре, смогли сказать совсем немного связных слов о всей поисковой работе «Благодарного».
Денис насилу согласился поговорить. «Когда я пришёл впервые на раскоп, то я подумал: тут ничего не будет. А на самом деле оказалось… много артефактов найдено. Самый первый мой артефакт: была найдена кость». На этих словах командир отряда пожевал губами, неужели не разъяснил ещё, что в поиске артефактами можно назвать любые обнаруженные предметы жизнедеятельности человека, но человеческие костные останки – это не артефакт, но уже особый предмет. «Начал подкапывать. Подкопал под кость, и там оказался медальон. Мой первый медальон. Учитель сказал – храни у себя дома до того как отвезём. Я хранил его у себя дома эти три дня, и мне все эти три дня снился этот боец».
Люди по-разному понимают рассказы о всякой мистике, связанной с поиском. Для объективного суждения о природе странных снов, видений, связи с умершими и чувствований потустороннего нет пока приборов, могущих зафиксировать и дать какие-то внятные показания. Многие сталкивались с этими вещами – факт. В снах Дениса командир отряда никакой мистики не усматривает. «Мозг человека – вещь ещё очень мало изученная. Тут биофизика. Сны Дениса - просто «переваривание» накопленной информации, сильно впечатлившей парня. Ничего страшного тут нет. А вот какие-то настоящие мистические проявления – это уже от лукавого. Здоровый человек не должен терять нормального мироощущения. Такое может происходить только с людьми «заигравшимися», как правило, с людьми без твёрдого христианского понимания о жизни и смерти. Когда забываешь о непрестанном присутствии Бога со всеми нами, тогда только образующийся вакуум действительно может наполниться всякими проявлениями из совсем иного источника. Глубоко погружаться в поиск некоторым людям не полезно. Дело не в поиске, а в самом человеке, который приступает к этому серьёзному делу. Здесь именно подросткам, ещё не повредившим свои души, как раз совсем нечего бояться. Это при условии, конечно, что рядом с ними будут здравомыслящие взрослые. Глупости взрослых людей – это страшно».
Максим говорил, что ему тоже мерещилось что-то, когда он поздним вечером в одиночестве занимался разбором и очисткой вещей из раскопа. Он просто человек впечатлительный, «горящее сердце» с большим воображением.
Оля Акимова немного сказала на камеру о нашем поиске. «Я в отряде уже второй год и мои впечатления очень трудно передать словами. Потому что это всё надо видеть вживую. Ощущения, когда мальчики выкапывают что-то… когда они… Денис выкопал три медальона – он просто прыгал от счастья. Сейчас мы открывали один из этих медальонов… Это очень волнительно, и я рада, что скоро мы найдём имя бойца…».
Конечно, командир много рассказал о проделанной работе от начала и до конца – его прорывает иногда высказаться. Остальные от слов тогда воздержались, пряча от камеры покрасневшие лица. Много дней спустя от ребят были ещё пойманы скромные фразы. «Поиск помогает узнать историю своего родного края. А также это долг перед Родиной». Кроме того Денис напомнил знаменитую фразу Суворова, пожелал, чтобы война была окончена, и заключил: «Советую ходить в поиск подрастающему поколению». Видимо, Денис ощущает себя значительно повзрослевшим. Паша же сказал меньше слов: «Мне нравится ходить в поиск. Считаю своей обязанностью, хоть как-то отплатить долг тем солдатам, которые отдали за нас свои жизни».
Для этих ребят слова «долг», «Родина», «история», «война», «жизнь» – уже не пустые слова.
Вскрыли все шесть бакелитовых капсул. Оказывается, если в капсуле осталась какая-то бумажка, то далее не так просто извлечь её без повреждений – настолько она хрупка или уже на самой грани разрушения, и далее шансы уменьшаются с попыткой развернуть такой свиточек бумаги – часто она почти в желеобразном состоянии. А если и удалось развернуть вкладыш, то совсем не факт, что записи на нём будут читаемы или даже сколько-то просматриваемы (Столько поисковиков ранее так ошибались, посчитав, будто бланк не заполнен и безнадёжно бросали дальнейшую работу с бумагой). А на кону имя и судьба воина.
Прочитать медальоны мы в тот день так и не смогли. Одна капсула оказалась пустой: вкладыша или не было сразу, или он истлел до состояния почти невидимых порошинок. Другие были с половинкой вкладыша. Значит, командир или похоронная команда изъяли одну часть для занесения данных в список потерь и для увековечения памяти погибших. Но не факт, что изъятые половинки дошли до нужного стола, и бывшие владельцы медальонов теперь числятся погибшими и где-то захороненными. Поэт<