Из интервью со старожилом деревни Кишкино Лапшиновым Н.В. 1931 г.р.
23 ноября 2019 года.
Родителей у меня нет: я от матери остался в шесть месяцев – мать умерла, а от отца два года. Жил с отцовой матерью, с бабушкой. Нас осталось сирот трое: я с тридцать первого [год рождения], брат с двадцать девятого, а сестра с двадцать пятого. Вот, эти оба уже умерли. У бабушки было своих шесть человек… и нас трое. Мой корень, дом коренной – где весовая, тут на поляне… Потом мы продали корень, а тут построили новый дом.
На «октябрьскую» к нам пришли в сорок первом году немцы. Как раз седьмого к вечеру, где-то так часов в пять – в шесть. Пришли… пришли они с этой стороны [показывает в сторону засечного леса].
Перво-наперво, как он, немец, появился… Магазин у нас был в церкви. Там, в магазине, тогда всё было: масло сливочное, яйца, всё… Ну и вдруг приезжает верховой, верхом на лошади, немец. Проехал, в магазин зашёл, сел на лошадь и уехал. Где-то через полчаса… сейчас «козлы», а тогда у них «Виллисы», или как они назывались,.. человек пять немцев приехали. Заходят в магазин – всё, что нужно им, всё забрали, и уехали отсюда опять в сторону Фроловки. А тут народ, значит, пошёл кто-что из магазина. Продавщицу они выгнали, немцы (продавщица была фалдинская). Кто-что, что хорошее - всё забрали. Я хомут на шею повесил и принёс домой. А к вечеру уже в этот же день пришли немцы.
Наших солдат не видели, никого не было. А вот когда прийти им, немцам уже, ещё не пришли, но… Как сказать, где-то они были, где мастерские вот тут, с лощины выходили. В это время наш солдат с винтовкой выбегал из нашего сада (вот где мы жили, и сюда, где Наговицыны, на дорогу, в общем). А я вышел, и этот солдат падает… Оказывается, значит, в проулок (первый и второй дом), в проулке стояли немцы, и его застрелили. Я подхожу: у него батон. Половина батона за пазухой лежит, и винтовка валяется. Я ушёл домой. Уже начало смеркаться, наш («ЗиЛы» тогда были) [грузовик ЗиС], приехали, бросили его [убитого] туда и уехали.
И потом уже сплошные немцы пошли. По домам лазить, ищут кто- что. Вот так они и пришли.
Была перестрелка на раньше. Сегодня вечером не было, а была перестрелка утром уже. Ну, это за кладбищем, мы называли «попов лес», и сейчас называют. Там, в лесу. На той стороне - лес, тут луг, и на лугу ещё лес. Лощина эта выходит на Упу.
А тут в лесу-то бой был. Оказывается, по асфальту по дороге на Лутовиново прошли немецкие танки, танки зашли оттуда, с тыла, через Лутовиново. Тут танок не было немецких, одна пехота была тут. Пехота отсюда, а танки оттуда, и они зажали наших. Вот поэтому там погибло много в лесу. Тогда разговор был, наших много в речке в Упе утонуло – они по лощине уходили. Правда – не правда, но такой разговор ишёл.
Ну мы с родичем, возле кладбища жил, с Володькой, пошли в лес в этот… Винтовки стоят штыками вниз наши, а рядом лежат трупы наших солдат, и накрыты они, такая плащёвка вроде как, бумага была пропитанная чем-то, накрыто всё. Не знаю, сколько человек их там было накрыто. Потом пошли дальше: там труп валяется, там труп валяется… Потом накрыл снег. Из-под снега начали уже собаки рвать… трупы наших…
А ребят… в возрасте, ну… много наших, в церковь пригнали пленных. Туда. Там у нас раньше был клуб. Ворота железные. Туда их загоняли. И через сутки, может, или через двое идут солдаты наши из леса. Человек десять, наверное. Мы тогда не разбирались, кубики или угольники эти, забыл, сколько – командир, значит, впереди, и человек десять солдат. А стоят два часовых немцы. Он, как докладывает, как настоящие наши солдаты, докладывает… забыл, сколько человек сказал. Открывают ворота, и их всех туда.
Там же был пол деревянный, а ведь холода-то пошли… и эти ж пленные, надо греться, начали жечь там полы, сцены, всё… А народ несли картошку, туда не пускали, в окошки через решётки вывалют – они [оголодавшие солдаты] в драку, ели.
А потом… у мене лошадь была. Как сейчас ехать на ипподром, вот это поле всё было в скирдах, овёс, снопы. Ну, кто скоту, кто корове, кто лошадям брали. На этой лошади я ездил её кормить. А кто-то сказал, что у меня лошадь есть. Вот немцы пришли, лошадь у меня забрали, повозку. Запрягли и положили раненых туда три или четыре, сколько не помню, наших из церкви, и повезли в сторону Фроловки. А потом и этих погнали туда пленных.
До этого, я забыл сказать, как немцы уже дён пять были у нас в деревне, здесь [показывает в центре деревни] стоял колхозный амбар деревянный. Немцы собрали всех мужчин, последний возраст – с двадцать восьмого года кто был, всех туда в этот амбар. Ну, а ведь холода… Мужчина Горохов, он вроде считался староста, но, как сказать, ничего не делал, чтобы грабить там или с немцами... Мужики кричат: «Паш, ну, что ж мы тут замёрзнем?! Сходи к переводчику!..» А переводчик был в Михоничевом доме – он пошёл. Приходит: «Переводчик сказал: ищите дом просторный, мы туда переправим». А у нас был большой дом. В наш дом и пригнали всех, человек двадцать – двадцать пять, не могу точно сказать. Два часовых на выходе, не на улице, а в доме тоже сидели. Кто задумал в уборную, значит, должен спроситься. А один, Чубрынин, прям идёт, тот его хватает… по щекам его как начал долбить без вопроса. Вот. Значит, ночь они просидели, заходит немец, к часовым обращается: «Ля-ля-ля-ля…». Мы не знали по-немецки, что там. Они поднялись и ушли, часовые. А уже женщины несут кому поесть, своим мужьям. Мужчины говорят: «Пашк, сходи к переводчику, что нам делать-то? Нас что ждёт: смерть или что?» Он пошёл к переводчику, а переводчик тогда говорит: «Скажи жителям, чтобы расходились все, кто помоложе. Кто постарше – пусть остаётся». А кому охота, если я старый, примерно говорю, ты молодой ушёл, а я останусь и буду сидеть ждать?.. И все разбежались, кто куда. Наверное, через полчаса часовые пришли, «ля-ля-ля...», а вот нет никого.
Когда мужики-то разбежались, наверное, через день к нам поселились немецкие офицеры в дом, двенадцать человек. Эти двенадцать человек, они пробыли у нас недели две, никуда ни шагу. У них был повар, печку топил он, варил им, жарил всё, и на кухню ходил. Кухня была вот тут за Михоничевыми пониже. Им в котелках приносил поесть. Никуда, только в карты играли эти офицеры. Карты, ром, стаканчики маленькие. Но трогать, они не трогали.
А здесь у них госпиталь был, где весовая. Чуть поближе, туда, к церкви, от весовой был дом, там госпиталь сделали немцы. Часовой ходил, госпиталь охранял. Вот эти офицеры сидели у нас. Дома были гуси у нас, гуси эти вышли на улицу. Вот он, идёт часовой – и гусей ловить. А бабка говорит: «Пан, я тебе сейчас так поймаю, не стреляй». Загнала его в сенцы. Тут выходит офицер: «Ля-ля-ля…» - и давай его пощёчину бить, и прогнал этого часового, в общем, не разрешил он ему.
А когда уже зима, немцы себе кладбище сделали. Знаете, где, говорили? Вот здесь… [объясняет]. Они прям при садику хоронили своих. Не знаю, сколько там, могил шесть, наверное, было. Кресты, берёзовые кресты были.
Теперь где-то уж полмесяца прошло, артиллерия начала бить… Теперь, уж говорят, от Чермета на Болоховку. Артиллерия отстреляла, потом дня через два по снегу по дороге, эти маленькие автобусы…, на автобусах едуть немцы. Бабы вышли: «Пан, да куда ж?» «На отдых, на отдых!» - они. Оказывается, они отступали. Туда, на одиннадцатую [бывшая шахта №11 у д. Плеханово]. А перед этим наша разведка пришла, с Лобынок, что ли, человек шесть. У нас была корова, они постучались, немцы- то ещё в деревне, а у нас не было уже в доме, постучались – бабка открыла: «Немцев у вас нету?» «Нету». Она дала им молока, они поели и ушли. Вот они тогда начали отступать, эти немцы.
Красноармейцы в декабрьском наступлении под Тулой
До сих пор не пойму, и спросить не у кого, почему наши не могли подорвать мост. Просто я удивляюсь. Немцев в Прилепах не было, они боялись там: лес вот он [партизаны в лесу]. По-моему, такой разговор вели, что боялись. Так через одиннадцатую они и ушли туда, на Липки, немцы. Наши потом сразу пришли.
Мы после немцев уже начали работать прямо сразу, детишки-то… Ловили на полях этих монгольских лошадей, они дикие были, ловили – тут конюшня у нас была, обучали.
А погибших кто собрал, не знаю. Не известно мне. В проулок была силосная яма. В эту силосную яму вытаскивали немцев, наших там нет. Вот дед учительницы Елены Борисовны, он не один, там много этих, ну мы ж собрались почти вся деревня, когда вытаскивали. На лошади Валёк, за постромки, ну, как пашут на лошадях, за ноги зацеплял он тросом, и их волоком туда, немцев. Сколько человек, не могу сказать. Он ещё подвезёт, бывало: «Кто тебе сюда просил, чтоб ты пришёл сюда? Вот теперь тут…» - говорит – «оставайся». Потом закопали и ничего, никто не раскапывал их, никакого разговора.
Даже был окоп, это где на току, там была напольная сушилка, был вырыт окоп. В этом окопе лежал наш солдат. А у нас на церкви был наблюдательный пункт, на вышке были наши солдаты, в клубе. Моя бабка готовила им есть, этим солдатам. Потом их в Ломинцево перевели. Наши солдаты были наверху, по фамилиям могу сказать: Горбань, Андреев, Родин, ну, много их, человек, наверное, семь или восемь были на наблюдательном пункте. Горбань оттуда увидел, что собака начала есть этого солдата. А шёл один, на Косой Горе жил, наш малый с лопатой, шёл на кладбище или куда. Горбань тогда стреляет с вышки эту собаку и убил. Ему тогда сказал: «Убери собаку, закопай». Он [малый] заартачился, но убрал эту собаку и закопал солдата там. Потом солдата вытащили на братскую могилу. Вот это было.
В лощине собрали всех. Был один солдат на верху, лощина, на той стороне. Даже мы смотрели: стоит дерево вот так [показывает два расходящихся ствола], сидит с винтовкой в руках, так и остался сидеть. Потом его закопали там же. А уже недавно, кто-то говорил мне, его выкопали [останки солдата подняты поисковым отрядом «Бард»].
«Благодарный» начинает поиск
При малом составе и ещё слабой организации отряда наш полевой поиск был возможен благодаря близости исследуемых участков. Командир мог легко сорваться, на личном жигулёнке собрать три-четыре более-менее активных штыка и проводить разведки по хорошо знакомой местности. Пару раз выбирались на велосипедах налегке на беглые разведки.
Первые пункты для исследования были рядом с большим карстовым провалом у Лобынок. Филиппова Раиса Ивановна, коренная жительница, 1935 года рождения, достаточно подробно поведала нам о двух первичных захоронениях. Одно было братским – большая яма в зарослях прямо у «бетонки» (дорога из бетонных плит). Было сказано, что где-то на рубеже 1940-50-х годов часть бойцов из него перезахоранивали в соседнем Лутовиново. Бабушка была свидетельницей. Она уверяла: в яме ещё много солдат оставалось. Похоронная команда работала в страшно неудобных условиях: сырая грязная погода и останки в полуразложившемся состоянии. Сколько-то выкопали, погрузили на телеги и повезли, а дальше работу бросили – вроде как «потом заберём». Другая могилка – одиночная с другой стороны провала в лесу. Там в первое послевоенное время случайно были обнаружены останки нашего бойца, по форме приняли за командира (вроде бы лейтенант) – его погребли там же рядом у лесной тропинки. За могилкой ухаживала бабушка Раисы Ивановны Таисия Никитична до своей смерти в 1958 году.
Надо пояснить, что сама Раиса Ивановна пятнадцать лет как полностью ослепла. При этом её отличает ясный живой ум, прекрасная память и общительность. Она очень благожелательно прияла «краеведов-поисковиков» из соседних деревень. Дом, где она живёт со своей приветливой дочерью, с двумя собаками и двумя разговаривающими кошками стал для нас частым пристанищем во время поиска в Лобынках. Сначала по делу заходили что-то узнать-уточнить, а затем и просто так к чаю, но с гостинцами после поисковой работы. Ребят она расположила к себе сразу, просто и с чувством рассказывала о жизни в деревне во время и после войны, всегда поинтересуется и о жизни нашего поколения, о наших устремлениях и успехах. В конце концов, даже ворчливые собачонки в доме Раисы Ивановны привыкли к нашему обществу.
Как-то сразу нас привлекла ориентировка на одиночную командирскую могилку. Это был хорошо знакомый ещё по прошлогодней поисковой тренировке лесок с провалом на околице деревни. Он начинался прямо от крайних домов через дорогу. Хорошо сохранилась канавка лесной тропы. По словам Раисы Ивановны нужно было зайти в лесок совсем недалеко и искать могилку на левом гребне канавки. Звучит всё просто, но на деле вышла огромная работа.
Сколько раз мы уточняли данные у Раисы Ивановны, сколько пытали её вопросами: «сколько же метров пройти в лесок? ну, хоть приблизительно?», «может быть по правой стороне?», «насколько близко к тропинке?». Металлоискатели давали лишь массу невнятной мелочёвки: мосинские в основном гильзы и несколько патронов, россыпи осколков и бытовой мусор, нараставший в начале лесочка. Кстати, там была пара подозрительных прямоугольных ям размерами около 3х5 м, напоминающих блиндажи, они превращёны 
в жуткую свалку. Особенности всего лесочка следующие: усеянность небольшими воронками (вероятно, разрывы 50-мм миномётных мин), высокое залегание песчаника (рядом заросший песочный рудник). Обнадёживающе появилась пряжечка с ремешка командирского планшета или с кофра бинокля. Щупы при всём старании ничего внятного не давали, хотя был расчёт на выявление мест с отсутствием шуршания или претыкания по песчанику на определённой глубине. Зашурфили одно овальное углубление на склоне канавки: среди щедрого слоя бытового мусора много гильз мосинских, несколько маузеровских и пуля парабеллум, похоже на стрелковую ячейку. Глубину взяли меньше метра, дальше материк – глина с песчаником. Глубинный металлоискатель ничего полезного здесь не дал, только сильные фоны железной руды.
Чуть далее в лесочке ближе к провалу была небольшая заболоченная низинка, вокруг которой встречалось больше всего воронок. Там ребята с приборами не один день лазали среди древесных завалов. Выявили настрел (местами мосин, местами маузер) и предметы быта зажиточного крестьянина. В юго-восточной части леса располагалась усадьба «раскулаченных», стоял «Алексеев дом» - перед войной в нём расположили школу, в которой один год успела поучиться Раиса Ивановна. В ноябре 1941 года дом разбомбили, а уж после селяне разобрали его на кирпич. Рядом остатки сада: старые яблони и груши, сливы и вишни задавил непролазный терновник. Наш дорогой старожил советовал и там проверить. От школы дальше к Лутовинову теперь чистое поле, а ранее были сады – их выкорчевали в 80-е, перепахали. «В этом саду было много-много …набито солдат…». «За нашими садами проходила дорога на Лутовиново… там надо посмотреть». Но на поле пока не выходим – это отдельная большая работа для большего состава «поисковиков». Усадьбу у «Алексеева дома» особо тщательно прошли с приборами, хотя там «чёрные копатели» уже побывали: хозяйственная утварь и ничего примечательного.
В лесочке же у того болотца перед усадьбой было таки интереснее. Сперва появился комплект из 10 мин к ротному миномёту: видимо были в деревянном ящике, который сгнил, мины лежали почти на поверхности друг к дружке, только одна в сторонке была – выпала из ящика. Рядом горсть целых патронов 7,62х54. На другом краю болотца вдруг подняли гнилую СШ-40 с глубины полметра. Удивительно. Зашурфили пошире и соседнюю ложбинку – пусто. А в стороне к провалу ещё мосинский штык и РГД-33. Интересно. Но больше ничего. Ни щуп, ни глубинник ничего толкового не дали. В последний день сидели в лесочке с участковым на оцеплении до обеда, дожидались сапёров, сдавали обнаруженные ВОПы.
Несмотря на сделанные усилия по предполагаемой могилке «лейтенанта», возвращаемся снова к тропинке. Мы верим Раисе Ивановне. Решаем делать разведочные траншеи на предмет выявления «перемеса». Если могилку специально копали, то надеемся увидеть в равномерном почвенном горизонте характерные вкрапления материка. Две траншейки глубиной и шириной в штык «фискаря» потянули вдоль тропы: одна - по гребню канавки, другая в 25 см параллельно. Ух, и непросто в лесу было прокопать эти две траншейки,длиной каждая метров на 35. И надежда на успех быстро гаснет. Три человека потрудились. Самая большая выдержка была у командира отряда – он приезжал сюда в спокойном одиночестве «долбить» траншеи дальше. И траншеи ничего не показали.
Мы сделали всё, что могли. Хотя в запасе есть ещё один способ выявить могилку «лейтенанта»: осталось вдоль канавки тропы пройти с «лозой». Эта штука из загнутых проволочек правда работает! Однако для работы с ней нужны почти сверхспособности. Надеемся и ждём помощи умельца.
У ребят накопилась психологическая усталость от этого лесочка: долго ходить сюда без серьёзного результата не смогут. Будем перемещаться на другое направление.
Велопробег
В качестве разрядки июль завершаем велопробегом по району боевых действий 413-ой сд второй половины ноября 1941 года, когда дивизия откатилась на правый берег Упы и вела оборонительные бои за Болохово. А также по пути осмотрим другие достопримечательности. В целом этакая «краеведческая покатушка» получилась. И выложились ребята неплохо: махом больше тридцати километров по пересечёнке. Могли бы и скорее двигаться, но мы уважительно сдерживали свой пыл – замыкал колонну славный маленький «поисковик» и настоящий охотник, пёс по кличке Вэлс. К нашей небольшой команде и в этом походе присоединился Максим Груднов из отряда «Память» со своим верным другом.
Стартовали из Прилеп. Полями на Лобынское, где дожидались лутовиновские ребята. Вместе заглянули в свой военный лесок и дальше через Берёзовку к речке. Там замечательный подвесной мост: со стороны смотреть, будто идёшь по поверхности воды – но кроссовки лучше снимать. Переходим, попадаем в Фатеево. Тут в пойме реки просматривается беговой круг – напоминание о размахе «Бутовского» конного завода (конезавод Я.И. Бутовича в Прилепах) до 1927 года. Дальше поднимаемся через остатки роскоши фатеевской усадьбы и движемся к Красногвардейскому посёлку. Здесь где-то были позиции двух рот 1322 полка, они почти полным составом героически погибли, упорно сдерживая танки и мотопехоту немцев 18-19 ноября.
В Красногвардейском осматриваем развалины закрытой в 2000-е годы небольшой сельской школы. Быстро как разрушено здание. Где потолка нет, где пол отсутствует, стены местами не внушают доверия. Угадываем, где какой был кабинет. Рассматриваем разбросанные ещё знакомые и уже незнакомые учебники, наглядные пособия, слайды диафильмов. Здорово всё разбавлено разнокалиберной пластико- и стеклотарой. Кругом здания труднопроходимые джунгли из кленового молодняка и крапивы, но при внимательном взгляде угадывается палисадник, следы асфальтовых дорожек, огородик, спортплощадка, кажется.
Подумалось… Барские усадьбы с великолепными парками и конными заводами, зажиточные крестьянские хозяйства с рыбными промыслами и мукомольными мельницами на реке, купеческий меднолитейный завод, самоварную фабрику, а кроме того величественные храмы сменили безликие колхозы с чудными названиями и с моторно-тракторными станциями, грандиозные совхозы с хитрой системой орошения полей и, кажется, с неуместным пьянством, со слитой соляркой на обочину, с бетонными дорогами и линиями электропередач. А да, ещё при этой смене народу в землю полегло гораздо больше обычного… странно так совпало. Это двадцатое столетие. Кстати, наши сельские школы как-то не так сильно затронуло. Многие из дореволюционных школ с их учителями продолжали работать уже под красным флагом очень долго. Хотя школьников заметно прибавлялось – уже хочешь-не хочешь, иди учись. И появлялась, было, настоящая силища. Но за то столетие успела произойти ещё одна смена декораций и смена самого внутреннего содержания. Очень может быть, она ещё и не закончилась? И эти самые образованные граждане снова прошляпили своё богатство?
Как же безнадёжно уходит былая мощь! Раз за разом. И куда? В большие города или в землю, как те две роты? Ээ, нет. Те две роты полегли в землю, но такой посев взрастал новой силой. А нынешняя растрата не в бою, а во хмелю. Не простом каком-то хмелю. Как одурманенные, право…
Ну да что это нахлынуло?! Вот и такое бывает при «заглядывании» в былое родного края. У молодого-то человека. Эх, фантазия, наверное, разыгралась.
…А велопробег продолжался.
Выехали к Новомосковскому шоссе, отметились на фото. Раньше дорога эта (тракт, или как говорили наши старожилы «большак») называлась Воронежской. Двигаясь по ней, попадаешь на железнодорожную станцию Узловая, куда в 1941 году на защиту Тулы подходили подкрепления с востока страны. Это важное направление и прикрывали воины-«сибиряки» из 413 дивизии вместе с танкистами из 32 бригады.
А мы возвращаемся к деревням у реки. Просто катиться по хорошему асфальту затяжного спуска не интересно. Начинаем «тягаться» на перегонки – Вэлса будем дожидаться внизу. А самый младший велосипедист в команде Саша Тимонин, особо не рассчитывая на свою прыть, решил позабавиться иначе: на ходу поснимать видео на телефон. Съёмка длилась совсем недолго – перед поворотом горе-оператор внезапно и громко прилёг на асфальт в сложной позе вперемешку со своим велосипедом, телефон прилёг отдельно. Ну, ничего, всего-то замазать разжёванным подорожником пару ссадин и руль на велике поправить. Кости целы, и телефон, вроде, живой. Поплакать пацану не получилось. Но урок дорожной безопасности, должно быть, усвоен. Вэлс уже отдышался. Едем дальше в прогулочном темпе.
Из Фатеево съезжаем направо вниз к реке. Дальше будет Каменка. Хотим посмотреть, где стояла плотина с мельницей. Местами подобраться к реке очень сложно – пойма зарастает всё сильнее. Наконец-то подобрались к нужному месту. Течение реки здесь имеет остаточные препятствия в виде заросшего массивного полуострова с того берега, а с этого – каменного порога, через который вода проходит с натугой. Бутович именовал стоявшую до войны мукомольную мельницу «раевской», видимо по фамилии прежних владельцев местных помещиков, при нём её приобрёл хозяйственник Апасов, живший на Фроловском починке.
Выбраться отсюда к Каменке непросто. Некоторое время плутаем по тропкам в бурьяне. Крапивотерапия для тех, кто в шортах. Деревенька возвышается на очень крутом берегу – подъём на колёсах решается взять только командир отряда. Все подступы с западного берега просматриваются на большое расстояние. Да, здесь можно было построить хорошую оборону от танков и мотопехоты, но без достаточных сил и огневых средств и такую позицию не удержать. Стрелки 1322-ого полка стояли здесь до конца.
Каменка незаметно переходит в Трушкино. Ищем путь на Сергиевское. Дальше колосящееся пшеничное поле. Справа спускаются только рыбацкие тропы – в бинокль продолжение их вниз по реке не просматривается. Будем искать объезд поверху. Из центра Трушкино разбитая дорога тянется к «большаку». Это хороший крюк предстоит. Вэлса усаживаем в рюкзак, но за спиной велосипедиста рюкзак начинает сильно сдавливает пассажира. Приходится пожалеть и высадить беднягу. Равняемся на его темп. Макс предлагает сбросить баласт и сойти с дистанции вместе со своим другом. Но так не хорошо, лучше мы помедленнее поедем и поскорее привал устроим. Только Вэлсу придётся всё-таки немного потерпеть езду в рюкзаке по шоссе до Сергиевского. 
Мы снова оказываемся на Воронежском тракте. Нам налево. Очень оживлённое движение транспорта. Как нам перейти на ту сторону? Очень кстати тут же на обочине стоит автомобиль ДПС. Инспектор подсказывает, что движение по шоссе детям до 14 лет запрещено (Саше 12 лет), и велозащиты у нас нет. Так что ищите просёлочную дорожку. Спасибо, мы согласны. Находим две колеи вдоль поля – сначала они ведут нас параллельно шоссе. Но скоро появляется овраг, и скудная дорожка пресекается. Приходится долго идти в обход по кочкам и через заросли. Форсировав низовье оврага, по оставленной трактором колее пересекаем поле. У реки появляется рыбацкая дорожка – ускоряемся, хотя с обеих сторон заполоняющий бурьян хлещет по ногам и рукам. Те, кто в шортах, отстают вместе с Вэлсом. В низине речной долины ощущаются близкие сумерки, свежо.
Наконец приближаемся к Сергиевскому. На въезде у шоссе стоит небольшой белый памятник в ограде из запущенной сирени. На бетонном постаменте скорбная женщина возлагает венок, рядом, с рукой на её плече стоит мальчик в школьной форме 1950-х годов, в левой руке он свою фуражку держит по строевому уставу. Перед скульптурой братская могила солдат из 413-ой стрелковой. И здесь некоторые из них упокоились, и на кургане Славы, в братских могилах в Кишкино, и в Лутовиново, и в Петелино и других деревнях тульского края.., и в безвестных ямах, и по полям, оврагам лежат ещё «сибиряки». Из дивизии первого состава мало кто вернулся домой. В срок менее месяца личный состав соединения был выкошен на столько, как никогда больше за весь дальнейший боевой путь. Многие бойцы с того ноября- месяца без вести пропавшими числятся. Помолчали. В путь.
В Сергиевском – небольшой привал. В магазине взяли каких-то пирожков и печенюшек. Быстренько заточили их с минералкой. А Саша, оказывается, с собой и какой-то тормозок собрал. Потоптались немного и двинули из Сергиевского в Сергиевский. На этом берегу Упы лежит деревня, а на другом посёлок. Едем. Максим с Вэлсом отстают. По большому мосту пересекаем реку, все собираемся и сворачиваем на посёлок – это под мост. Видно, какое это мощное бетонное сооружение. А в 1941 году здесь тоже был большой мост. Сохранился примечательный альбом фотографий немецкого офицера Германа Турка, запечатлевшего картины ноябрьского наступления 3-ей танковой дивизии группы Гудериана. Есть два снимка с мостом через Упу. На одном снимке запечатлён германский солдат рядом с танком Т-34 на обочине большой дороги. Последняя подходит к полуразрушенной сложной деревянной конструкции моста, угадываются пейзажи Сергиевского. Мост был взорван, но по фотографии представляется, что у военных инженеров осталась возможность его поправить. Хотя в те дни пехота и техника умелого врага переходили Упу в разных местах. Первый удар пришёлся на Каменку и Трушкино.
В центре нынешнего посёлка Сергиевский ещё сохранилось массивное каменное строение с останками былого архитектурного величия – помещичий дом. Здесь располагались владения древнего дворянского рода Языковых. Ранее дом окружали хозяйственные постройки усадьбы и затейливый старинный парк с прудами. Рядом стоял храм в честь преподобного Сергия Радонежского постройки начала XVIII века. Ныне остался только дом, и его давно безхозное состояние пока ничего доброго не предвещает.
Проезжаем в другой конец посёлка к речке, ищем здоровский деревенский пляж с «тарзанкой». Где-то здесь должен быть. Подъезжаем. В начале нашего путешествия все и очень активно выражали своё желание искупаться. Ну, кроме Макса самого старшего из нас, он видимо ощущает себя очень взрослым рядом с нами – ладно, пусть себе приглядывает за нами с берега, посторожит. А тут уже немного приуныли все кроме Вэлса: вот-вот начнёт смеркаться, заметно посвежело на улице, вода в речке представляется холодной. А может просто кто-то плавки не надел? Командир успокаивает: вода как раз максимально прогрелась за день. – Да, но насколько это в градусах? – Сейчас пощупаем. Хотя чего её щупать, она ж не девкаа... И сиганул штурман в середину речки, хорошенько оттолкнувшись с «тарзанки». Лихо этак полетать! Подольше проплыв под водой, ещё решил командир подзадорить нерешительных бойцов. Вынырнул в стороне у мостушки - А водичка и впрямь бодрая! Но ничего, терпимо! - кричит. Ну, вроде бы все определились, будут-таки купаться. Плавать все умеют. Однако с «тарзанки» и хочется, и страшно. Кто постарше вперёд… В итоге пошло купание что надо. Все попрыгали и по нескольку раз, и по-разному. Уже и вдвоём с одной «тарзанки» нырнули. Кто подустал, снимал видео. Но загонять на берег никого не пришлось – вода всё-таки недостаточно прогрелась за день. Да и домой давно пора, изначально предполагалась лишь лёгкая велопрогулка. Скорее собираемся и ищем нужный выезд из посёлка в нашу сторону.
А путь лежит через поля, рассечённые лесополосами к деревне Барыково (по местному вернее будет Брыково). Любуемся закатом впереди. Наконец, перед нами аллея с глубокой межой обрамляет огромный пустырь. А когда-то занимали его барские постройки и роскошный фруктовый сад. Точнее два сада: старый и новый. Сто лет назад здесь хозяйничал некий господин Линк – милый скромный сухой и подвижный старичок. Он с большим пристрастием занимался садоводством (по его слову – плодовой наукой) и имел значительные достижения: получал фрукты огромных размеров, вкусные и красивые. Перекупить урожай с его садов могли позволить себе чаще лишь московские купцы.
Здешние сады и постройки в каком-то виде ещё оставались в ноябре 1941 года. Они стали боевыми позициями 2-ого стрелкового батальона 1324-ого полка. Вот сюда мы и придём с поисковой разведкой в ближайшее время. Подробности впереди.
А нам и некогда останавливаться, крутим педали без остановки. Солнце село, смеркается на глазах. Преодолеваем глубокий овраг, полевой дорогой поднимаемся к Лутовиново. Можно рассказать немало и про эту старинную деревню (теперь село, а в оправдание этому в 2012 году здесь появился православный храм). Двое старшеклассников живут здесь, сами кое-что знают. Дальше – больше. Лутовиново – у нас всё равно служит «перевалочной базой» в центре радиуса нашего поиска в малой родине. Двое ребят выпадают из нашей велообоймы. Достойно покрутили педали. Паша Дьячихин вообще на «бээмиксе» выдержал пробег – изначально командир сильно сомневался в уместности такого транспорта. А чего?! Даня Грищенко тоже! И ему ещё до Прилеп крутить. Ну да, героические ребята. А Максим с Вэлсом, чтобы не двигаться по оживлённой автодороге, свернули на Лобынское – полевой дорогой до Прилеп. Он часто выходит с нами на полевые разведки и уже ориентируется на местности. А командир с младшими бойцами, включив велосипедные фонари, наматывали оставшиеся четыре километра по асфальту и приехали немного пораньше. Школьники, отбой! по домам.
Командир подождал и проводил Макса и Вэлса – им на машине ещё возвращаться домой в Тулу. Дома Макса жена, ребёнок ждут, а он тут шляется со «шпаной», самый взрослый в нашей «банде». Ну, не обижайтесь, Макс и твои родные, – наши серьёзные дела ещё впереди, даст Бог. И велопробег сегодняшний, надеемся, всем тоже был немножко полезен.