В середине ХIХ — середине ХХ в. в филологии активно развиваются процессы специализации знаний. Разные предметные области, входившие в состав комплексного филологического знания, превратились в основу отдельных наук (научных дисциплин). Таким образом происходит дифференциация филологических наук (научных дисциплин) внутри филологии.
В рамках «новой филологии» складываются национальные филологии: славянская, германская, романская, тюркская, иранская, алтайская и др.; к ним примыкает восточная филология, ставшая наукой. Продолжает существовать и классическая филология. Таково одно направление дифференциации.
Второе направление приводит к разделению филологии как комплексного знания на следующие филологические науки: языкознание, литературоведение, фольклористика. Образование этих наук вызвано тем, что в филологии складываются идеи и принципы, ориентированные на исследование языка, художественной литературы или фольклора. (Впрочем, фольклористика часто рассматривается как составная часть литературоведения.) Складывание каждой из наук идет своим путем.
Рождение языкознания как науки связано с началом в первой половине XIX в. сравнительно-исторического исследования языка (Р. Раск, Ф. Бопп, Я. Гримм, А.Х. Востоков). Оно выдвинуло задачу восстановления картины исторического прошлого языков на основе выделения так называемых родственных языков, раскрытия закономерностей развития языков. Это направление исследования не связано с удовлетворением практических потребностей. Оно оставляло в стороне многие виды традиционной филологической работы с текстом (критику, истолкование смысла и др.). Тем самым языкознание обособляется от других филологических наук. Процессы обособления усиливаются к концу ХIХ в. и в ХХ в., когда побеждает интерес к изучению структуры языка (Ф. де Соссюр и др.; структурализм). Это связано прежде всего с влиянием семиотики и естественных наук. Однако в языкознании сохраняется и развивается мысль о языке как «духе народа» (В. фон Гумбольдт). Во многом именно это позволяет науке о языке «удерживаться» в составе филологии.
Базой научного литературоведения послужило исследование художественной литературы на основе данных биографии авторов (1830-е годы; Ш. О. Сент-Бёв и др.) и в сравнительно-историческом отношении (1840-е и последующие годы; Г.М. Поснетт, А.И. Кирпичников и др.).
На исходе 18 в. наблюдается важнейший сдвиг в европейском литературном сознании, поколебавший устойчивую иерархию художественных ценностей. Включение в научный кругозор средневековых европейских, а также восточных литератур, памятников фольклора поставило под сомнение категорию образца, будь то античное искусство или Возрождение. В сильной степени развивается ощущение самоценности и несоизмеримости художественных критериев разных эпох, полнее всего выраженное И. Г. Гердером ("Шекспир", 1773; "Идеи к философии истории человечества", 1784-91, и др.). Входит в свои права категория особенного в Л. - самоценной литературы данного народа или данного периода, несущих в себе свой собственный масштаб совершенства. Изучая вслед за И. Гаманом восточные источники древнегреческой литературы, обосновывая подход к Библии как к художественному произведению определенной эпохи, Гердер создавал предпосылки сравнительно-исторического метода.
У романтиков ощущение различия критериев вылилось в концепцию различных культурных эпох, выражающих дух народа и времени. Продолжая классификацию форм искусств, предложенную И. Ф. Шиллером ("О наивной и сентиментальной поэзии", 1795), они обосновывали противоположность классической (античной) и новой (возникшей с христианством) художественных форм. Говоря о невозможности восстановить классическую форму, романтики подчёркивали вечную изменчивость и обновляемость искусства (Ф. Шлегель во "Фрагментах", 1798; в применении к истории литературы - А. Шлегель в берлинском курсе лекций о литературе и искусстве, 1801-03, и "Лекциях о драматическом искусстве и литературе", 1809-11). Однако обосновывая современное искусство как романтическое, пронизанное христианской символикой духовного и бесконечного, романтики незаметно, вопреки диалектическому духу их учения, восстанавливали категорию образца (в историческом аспекте - искусство средневековья, в региональном - восточное искусство).
С другой стороны, в собственно философских идеалистических системах, венцом которых была философия Гегеля, идея развития искусства воплощалась в феноменологию художественных форм с диалектической необходимостью сменяющих друг друга (у Гегеля - это символические, классические и романтические формы); философски обосновывалась природа эстетического и его отличие от нравственного и познавательного (И. Кант); философски постигалась неисчерпаемая - "символическая" - природа художественного образа (Ф. Шеллинг). У Гегеля существенным было также противополагаемое интуитивистским тенденциям (в частности, у романтиков) право опосредствованного (дискурсивно-научного) знания адекватно судить о художественных явлениях, поскольку "...нет в искусстве такого беспорядочного произвола, вследствие которого оно не поддавалось бы философскому освещению" ("Эстетика", т. 1, М., 1968, с. 19). Философский период Л. - это время масштабных систем, задуманных как универсальное знание об искусстве (и, конечно, шире - о всём бытии) и "подминающих" под себя и историю литературы, и поэтику, и стилистику и т. д. Ведущим моментом спекулятивной конструкции было понимание теории как знания законов развития конкретного, вследствие чего исторический аспект Л. часто совпадал с теоретическим (это точно отмечено в отзыве Н. Станкевича о Гегеле: "...история искусства, рассматриваемая разумно, есть вместе и его теория" ("Стихотворения. Трагедия. Проза", М., 1890, с. 179).
В 1-й четверти 19 в. в европейских странах расширяется область литературоведческих исследований: возникает новая волна историко-литературных курсов (Ф. Бутервек - Германия, Л. С. Сисмонди - Швейцария, А. Вильмен - Франция, и др.), развиваются дисциплины, комплексно изучающие культуру данной этнической группы (например, славяноведение - И. Добровский, Я. Коллар, П. Шафарик и др.). Рост историко-литературных интересов повсеместно сопровождался переключением внимания с великих художников на всю массу художественных фактов и с мирового литературного процесса на свою национальную литературу (например, "История поэтической национальной литературы немцев", 1835-42, Г. Г. Гервинуса). В русском Л. параллельно с этим утверждалась в правах древняя русская литература (по мнению философской критики, не приобщившаяся ещё к общеевропейской линии развития и потому не включаемая в эстетическую систему). Усиливающимся интересом к допетровской литературе отмечены "История древней русской словесности" (1839) М. А. Максимовича, "Опыт истории русской литературы" (1845) А. В. Никитенко и особенно "История русской словесности, преимущественно древней" (1846) С. П. Шевырёва.
Складываются общеевропейские методологические школы, среди которых одной из первых была мифологическая школа (её философская основа - труды по эстетике Ф. Шеллинга и бр. А. и Ф. Шлегелей). Пробужденный романтизмом интерес к мифологии и фольклорной символике (Ф. Крейцер, "Символика и мифология древних народов, особенно греков", 1810-12) был углублён немецкими мифологами до осознания единой арийской прамифологии ("Немецкая мифология", 1835, Я. Гримма). Актуализировалось исследование общности первобытного мышления, запечатленной в языке и преданиях. В России мифолог Ф. И. Буслаев, не ограничиваясь исследованием мифологической основы, прослеживал её историческую судьбу, в том числе взаимодействие народной поэзии с письменными памятниками. Впоследствии "младшие мифологи" (М. Мюллер - Англия, В. Шварц - Германия; в России - А. Н. Афанасьев) поставили вопрос о первоистоках мифа.
Под влиянием др. стороны романтической теории - об искусстве как самовыражении творческого духа - сложился биографический метод (Ш. О. Сент-Бёв, "Литературно-критические портреты", т. 1-5, 1836-39). Биографизм в той или иной мере проходит через всё новейшее Л., то смыкаясь с культурно-историческим методом, то переходя в откровенный импрессионизм в критике. Вместе с тем биографический метод подготовил психологические теории творчества конца 19 - начала 20 вв.
Влиятельной во 2-й половине 19 в. была культурно-историческая школа, сложившаяся под воздействием многообразных факторов, в том числе тенденции детерминизма в Л. предшествующего столетия, интереса романтиков к национальному и "местному колориту" (couleur locale), а также под влиянием французской исторической науки (Ф. Гизо, О. Тьерри, Ф. О. Минье). При этом, ориентируясь на успехи естественных наук, культурно-историческая школа стремилась довести понимание причинности и детерминизма в Л. до точных, осязаемых факторов: таково, по учению И. Тэна ("История английской литературы", 1863-64), триединство расы, среды и момента. Традиции этой школы развивали Де Санктис ("История итальянской литературы", 1870), В. Шерер ("История немецкой литературы", 1880-83), М. Менендес-и-Пелайо ("История эстетических идей в Испании", 1883-91), в России - Н. С. Тихонравов, А. Н. Пыпин, Н. И. Стороженко и др. По мере становления культурно-исторического метода выявлялись не только недооценка им художественной природы литературы, рассматриваемой преимущественно как общественный документ, но и сильные позитивистские тенденции, пренебрежение диалектическим методом и эстетическими критериями.
В середине же 40-х гг. в рамках исследования фольклора и древней литературы зарождается сравнительно-исторический метод (см. Сравнительно-историческое литературоведение), к нему уже близок Пыпин в "Очерке литературной истории старинных повестей и сказок русских" (1857). Позднее Т. Бенфей ("Панчатантра", 1859) изложил миграционную теорию, объяснявшую сходство сюжетов не единством происхождения народов, но их позднейшим общением и в связи с этим миграцией сюжетов из Индии. Теория Бенфея стимулировала как исторический подход к межнациональным связям, так и интерес к самим поэтическим элементам (сюжеты, персонажи и т. д.); однако она отказывалась от исследования их генезиса и часто приводила к случайным и поверхностным сопоставлениям. Параллельно со сравнительно-исторической школой, корректируя и углубляя её выводы, возникли теории, стремившиеся объяснить сходство поэтических форм единством человеческой психики (народно-психологическая школа Х. Штейнталя и М. Лацаруса) и общим для первобытных народов анимизмом (Э. Б. Тайлор), что послужило для А. Ланга (Англия) основой теории самозарождения сюжетов, или антропологической теории (см. "Самозарождения сюжетов теория").
На скрещении многих методологических традиций 19 в. возникло научное творчество А. Н. Веселовского. Принимая от мифологов учение о мифе как о первичной форме творчества, Веселовский направил исследование в русло конкретных историко-литературных сопоставлений. Однако, в отличие от миграционной школы, он ставит вопрос о предпосылках заимствования - о "встречных течениях" в литературе, испытывающей влияние. Несмотря на некоторый позитивизм исходных позиций, у Веселовского открывается путь к историко-генетическому исследованию художественных форм. В "Исторической поэтике", выясняя "...сущность поэзии - из её истории", Веселовский обращается к исторической действительности и исследует "...образно-поэтическое переживание и выражающие его формы" (указ. соч., 1940, с. 53, 54). Т. о., устанавливается специфический предмет исторической поэтики - развитие поэтических форм и тех законов, по которым "определенное общественное содержание укладывалось в какие-то неизбежные поэтические формы" (такие, как жанр, эпитет, сюжет).
С др. стороны - со стороны структуры художественного произведения как целого - подошёл к проблеме образности А. А. Потебня ("Из лекций по теории словесности", 1894; "Из записок по теории словесности", 1905). Исследуемая им аналогичность слова и образа в связи с их социальными "применениями" обосновывает многозначность произв., в которое как бы вложено множество содержаний, вечную обновляемость образа в процессе его исторической жизни, а также конструктивную роль читателя в этом изменении. Выдвинутая Потебнёй идея о "внутренней форме" слова содействовала диалектическому исследованию проблемы художественного образа и явилась перспективной для последующего изучения поэтической структуры в связи с её функциями.
В последней трети 19 в. в западноевропейского Л. культурно-исторический метод углубляется с помощью сравнительно-исторического и особенно психологического подхода ("Научная критика", 1888, Э. Эннекена - Франция; "Главные течения в европейской литературе 19 в.", 1873-1890, Г. Брандеса). Возникает психологическая школа [В. Вундт, И. Фолькельт, Р. Мюллер-Фрейенфельс, Потебня (отчасти), Д. Н. Овсянико-Куликовский]. Усиление сравнительно-исторических изучений привело к созданию специальной дисциплины - сравнительного литературоведения [Ф. Бальдансперже, И. Ван Тигем (Франция) и др.]. Процесс развития Л. становится всемирным, ломая многовековые перегородки между Западом и Востоком. В странах Востока впервые появляются истории национальных литератур ("10 лекций по японской литературе", 1899, Хага Яити, позднее истории индийских литератур, "Краткая история китайской прозы", 1923, Лу Синя); происходит становление систематической литературной критики.
На рубеже 19-20 вв. в западном Л. возникла антипозитивистская тенденция, исходившая из идеалистических посылок. Она приняла в основном три формы. Во-первых, оспаривалось право опосредствованного, интеллектуально-рассудочного знания в пользу знания интуитивного применительно как к творческому акту, так и к суждениям об искусстве ("Смех", 1900, А. Бергсона); отсюда - попытки не только опровергнуть систему традиционных литературоведческих категорий (виды и роды поэзии, жанры и т. д.), но и доказать их принципиальную неадекватность искусству: вся традиционная классификация, поэтическая терминология определяют только внешнее строение произведения, но не его художественность ("Эстетика...", 1902, Б. Кроче). Сталкивая интуицию и рассудок, понятийное суждение, интуитивисты вместе с тем оспаривали научную правомочность Л.
Во-вторых, обозначилось стремление преодолеть плоский детерминизм, выработанный культурно-исторической школой, и построить классификацию литературы на основе глубинных психологических и духовных дифференциаций: такова доказываемая Ф. Ницше ("Рождение трагедии из духа музыки", 1872) полярность двух художественных типов: пластика и музыка, созерцательное, умственное, формотворческое начало и "жизненная", эмоционально-эстетическая, буйная и одновременно трагическая стихия, восходящие к двум античным богам - Аполлону и Дионису. Однако на буржуазную и особенно декадентскую эстетику сильное влияние оказали иррационализм позднего Ницше, его "трагический" релятивизм, обесценивающий социально-исторический прогресс, а также его антиреалистическая концепция "мифотворчества" в искусстве. Объяснить искусство глубинными процессами, прежде всего слитностью "эпохи" ("исторического духа") и "психического" (духовной целостности индивида), стремилась духовно-историческая школа (или культурно-философская), глава которой В. Дильтей выдвинул идею трёх основных типов миросозерцания и художественной деятельности (позитивисты, объективные идеалисты, дуалисты). Конкретизируя философские принципы подхода к искусству, Р. Унгер подчеркнул важность не столько общефилософских, сколько специфических проблем, таких, как судьба, свобода и необходимость, дух и природа, любовь и смерть ("Философские проблемы в новейшем литературоведении", 1908). Отстаивая первостепенность "переживания" (как единства "психического" и "исторического") в литературе и его связь с мировоззрением эпохи, духовно-историческая школа пренебрегла социально-классовыми мотивами переживания; развивая принцип "историзма" (применительно к смене художеств. стилей и форм), она избегала выяснять закономерности исторического процесса, склоняясь к иррационализму и скептицизму. Недооценивались ею и моменты художеств. структуры, т. к. искусство растворялось в потоке присущего эпохе общего миросозерцания.
Большим вниманием к форме характеризуется теория Г. Вёльфлина ("Основные понятия истории искусства", 1915) о структурных отличиях искусства Ренессанса и барокко, впоследствии распространённая немецким теоретиком О. Вальцелем на литературу. Недостаток этого подхода - определенная заданность классификации, сводившая многообразие литературы к двум альтернативным формам, и преувеличенное представление о саморазвитии художественных форм.
В-третьих, антипозитивистские тенденции выразились в психоанализе (З. Фрейд), который стимулировал привлечение сферы подсознательного к объяснению искусства. Однако свойственный фрейдовскому психоанализу пансексуализм приводил исследователей к бедным результатам (вроде объяснения всего творчества художника "эдиповым комплексом"); при этом совершенно игнорировались социальные и идеологические факторы литературы. По-иному применяя к искусству психоаналитические принципы, сформулировал теорию коллективно-бессознательного (архетипы) К. Г. Юнг ("Об отношении аналитической психологии к литературному произведению", 1922).
Под влиянием аналитической психологии Юнга и ритуально-мифологического направления в области изучения древних культур (Р. Смит и особенно Дж. Фрейзер и "кембриджская школа" его последователей) сложилась ритуально-мифологическая школа (Н. Фрай, М. Бодкин и др.). Её представители стремились отыскать в произведениях всех эпох определенные ритуальные схемы и коллективно-бессознательные архетипы (например, обряды инициации, соответствующие психологическому архетипу смерти и рождения). К этому течению близок Э. Бёрк (США), выводивший символическое действие художественного произведения из магических обрядов. Ритуально-мифологическая критика содействует изучению основ жанров и поэтических средств (метафор, символов и т. д.), но в целом, неправомерно подчиняя литературу мифу и ритуалу, растворяет Л. в этнологии и психоанализе.
Особое место в западном Л. заняли течения, основанные на философии экзистенциализма. Стремясь опровергнуть понимание истории как феноменологического процесса, они выдвинули понятие экзистенциального времени, которому соответствуют великие произведения искусства (М. Хайдеггер, "Происхождение художественного произведения", 1935). Категория времени положена Э. Штайгером в основу классификации художественных стилей, а также видов поэзии - лирической, эпической и драматической, соответственно восходящих к выражению прошедшего, настоящего и будущего времени ("Основы поэтики", 1946; "Превращение стиля", 1963). Истолковывая поэтическое произведение как самодовлеющую, замкнутую в себе истину и "пророчество", экзистенциалистская "интерпретация" избегает традиционного генетического подхода, изымает произведение из социально-исторического контекста.
В отталкивании от интуитивизма и биографического импрессионизма, с одной стороны, и от методов, игнорировавших специфику искусства (культурно-историческая школа), - с другой, в 10-х гг. 20 в. возникла "формальная школа" в рус. Л. (см. ОПОЯЗ). Дуализм формы и содержания она стремилась преодолеть, выдвинув новое соотношение: материал (нечто предлежащее художнику) и форма (организация материала в произведении). С одной стороны, этим достигалось позитивное расширение сферы формы (прежде сводимой к стилю или некоторым случайно выбранным моментам) - до организации всего художественного материала в целом. Но, с др. стороны, в сфере анализа (и понимания искусства) благодаря этому не оставалось места для гносеологических и философских интерпретаций искусства, для социального истолкования художественных явлений. Через посредство Пражского лингвистического кружка "формальная школа" оказала значительное влияние на мировое Л., в частности на новую критику и структурализм (наследовавших также идеи Т. С. Элиста).
При этом наряду с дальнейшей формализацией и вытеснением гносеологических и эстетических моментов наметилась и тенденция преодоления отмеченной антиномии, неразрешимой в рамках "формального метода" с его неопозитивистской методологией. Во-первых, художественное произведение конкретизировалось до сложной системы уровней, включающей и содержательные и формальные моменты (Р. Ингарден). Во-вторых, предпринимались попытки создания "системы систем", т. е. принципов соотнесенности литературного и других рядов. К исследованию функции формы обратились К. Леви-Строс, Я. Мукаржовский и др. С др. стороны, как реакция на "формальные методы" и субъективистские тенденции в 60-е гг. развивается социологический подход к литературе (Л. Гольдман, П. Машере и др.), однако у многих исследователей - с прямолинейным возведением литературных явлений к социально-экономическим факторам.
Фольклористика как наука началась в трудах немецкого ученого Иоганна Гердера (1744—1803), который признавал, что в искусстве выражается «дух народа», его воззрения, чувства, характер; искусство связано с народным творчеством. Важную роль в складывании фольклористики сыграла мифологическая (др.-греч. mythos — слово; сказание, предание) школа в науке (братья В. и Я. Гримм и др.), которая сформулировала основы сравнительной мифологии. Фольклористика при ее возникновении отдалялась от других филологических наук, в особенности от языкознания.
Следующее направление специализации научного знания в рассматриваемый период — внутренняя дифференциация наук. Во-первых, сохраняются и развиваются филологические дисциплины, возникшие ранее. Это — критика текста, источниковедение, библиография, палеография, археография и др.
Во-вторых, возникают новые научные дисциплины. Это, например, разделы лингвистики: общее языкознание, описательное языкознание, историческое языкознание; разделы литературоведения: история литературы, теория литературы, литературная критика и др.
Одной из причин дифференциации наук является складывание и развитие научных школ в филологии, т.е. таких объединений исследователей, которые имеют общие взгляды на изучаемый объект. Это и национальные школы, сложившиеся в конце ХIХ — начале ХХ в.: немецкая, англосаксонская, французская и бельгийская, североамериканская, русская; и школы, объединяющиеся на базе идей одного или группы крупных ученых, например: соссюровская (Ф. де Соссюр, Ш. Балли, А. Сешэ и др.), виноградовская (В.В. Виноградов, С.И. Ожегов, Н.С. Поспелов и др.) в языкознании, психологическая (В. Вундт, Д.Н. Овсянико-Куликовский и др.), формальная (Ю.Н. Тынянов, В.Б. Шкловский, Б.М. Эйхенбаум и др.) в литературоведении, историко-географическая (Ю. и К. Круны), историческая (В.Ф. Миллер) в фольклористике и др.