Паддингтон сел и с интересом огляделся. Самое страшное было позади. Выяснилось, что он попал в небольшую комнатку, заваленную мисками, кастрюльками и тазами. Он даже не сразу поверил своим глазам и на всякий случай как следует протёр их лапами.
За спиною у него была дверь в стене, впереди – большое окно. За окном стояла толпа. Люди отталкивали друг друга и показывали на него пальцами. Паддингтон сообразил, что попал в центр внимания, и очень обрадовался. Он встал – это оказалось не так легко, потому что под ногами перекатывались жестянки, – и как можно дальше оттянул свой помпон. Зрители восторженно завопили. Паддингтон поклонился, помахал лапой и стал разбираться, что же он натворил.
Сперва он не мог понять, где находится, но внезапно его осенила догадка. Он перепутал двери и по ошибке попал в одну из витрин!
Паддингтон, медведь на диво наблюдательный, уже успел заметить, как много в Лондоне витрин. И главное, чего только в них не было, просто глаз не отвести! В одной он даже видел, как дяденька сооружает из коробок и банок высоченную пирамиду. Паддингтон тогда подумал, что много бы дал, чтобы оказаться на его месте.
Теперь же он задумчиво осматривался.
– Ой, мамочки! – сказал он в пространство. – Опять я влип в историю!
Если это он устроил в витрине такой разгром – а больше вроде было некому, – ему придётся и отвечать. И отвечать перед очень сердитыми людьми. А сердитым людям трудно объяснить, что к чему, они могут и не понять, что во всём виноват капюшон.
Паддингтон нагнулся и стал подбирать упавшие предметы. На полу, среди всякой посуды, лежало несколько стеклянных полочек. Становилось жарко, поэтому медвежонок снял пальто и аккуратно повесил на гвоздик. Потом взял полочку и установил на две круглые банки. Полочка не падала. Тогда Паддингтон поставил сверху несколько кастрюль и увенчал сооружение большим тазом. Сооружение вышло довольно шаткое, но тем не менее… Он отступил на шаг и полюбовался… Да, совсем недурно. Снаружи ободряюще захлопали. Паддингтон помахал лапой и взялся за вторую полочку.
|
|
А возле входа в магазин миссис Браун вела серьёзный разговор с сыщиком.
– Значит, мадам, вы оставили его вот здесь? – спрашивал сыщик.
– Да, – отвечала миссис Браун. – Ему стало нехорошо, и я велела ему сидеть здесь. Его зовут Паддингтон.
– Пад-динг-тон, – старательно записал сыщик. – А что он за медведь?
– Ну, он такого золотисто-коричневого цвета. Одет в синее пальто, а в лапе чемодан.
– У него чёрные ушки, – прибавила Джуди. – Так что его ни с кем не перепутаешь!
– Чёрные уши, – повторял сыщик, слюнявя карандаш.
– Это вряд ли поможет, – покачала головой миссис Браун. – На нём был берет.
Сыщик приставил ладонь к уху.
– На нём был кто?! – заорал он.
В магазине действительно стоял страшный шум, который к тому же усиливался с каждой минутой. То и дело раздавались взрывы аплодисментов и восторженные крики.
– БЕРЕТ! – закричала миссис Браун. – Шерстяной, зелёный, закрывает уши. С помпоном!
Сыщик захлопнул блокнот. Шумели так, что это уже не лезло ни в какие ворота.
– Простите, – сказал он отрывисто, – там что-то происходит, и я должен немедленно разобраться.
Миссис Браун и Джуди переглянулись, им обеим пришла в голову одна и та же мысль. Они хором воскликнули «Паддингтон!» и устремились за сыщиком. Миссис Браун ухватила его за рукав, Джуди ухватила маму за плащ, и таким образом они сумели протолкаться сквозь толпу к самой витрине. Зрители визжали от восторга.
|
|
– Я так и знала, – проговорила миссис Браун.
– Паддингтон! – воскликнула Джуди.
Паддингтон как раз достраивал свою пирамиду. Строго говоря, это была уже не пирамида, а непонятно что – очень неустойчивое и разлапистое. Приладив последнюю мисочку, Паддингтон хотел было слезть вниз, но это оказалось не так-то просто. Стоило ему только шевельнуть лапой, как всё сооружение закачалось. Паддингтон отчаянно вцепился в какую-то кастрюлю и на глазах у заворожённой публики стал плавно крениться на сторону. Не прошло и минуты, как пирамида развалилась до самого основания, только теперь Паддингтон оказался не снизу, а сверху. По толпе прокатился вздох разочарования.
– В жизни не видел ничего смешнее, – доверительно сообщил миссис Браун один из зрителей. – И как только они выдумывают все эти штуки?
– Мам, а он ещё будет? – спросил маленький мальчик.
– Вряд ли, сынок, – ответила его мама. – Кажется, на сегодня всё.
Сыщик уже вытаскивал Паддингтона из витрины. Вид у медвежонка был ужасно виноватый. Миссис Браун и Джуди поспешили к дверям.
Сыщик оглядел Паддингтона с ног до головы, потом сверился со своим блокнотом.
– Синее зимнее пальто, – пробормотал он. – Шерстяной зелёный берет! – Он стащил берет с головы медвежонка. – Чёрные уши… Я знаю, кто ты такой! – объявил он мрачным голосом. – Ты Паддингтон!
Бедный мишка едва устоял на ногах, так он удивился.
|
|
– Ой, откуда вы знаете? – пролепетал он.
– Я сыщик, – объяснил сыщик. – Всё знать – моя профессия. Я ловлю преступников.
– Но я не преступник! – запротестовал Паддингтон. – Я медведь! Я просто ставил на место разные штучки!
– Ш-штучки! – прошипел сыщик. – Прямо не знаю, что теперь скажет мистер Перкинс. Он только сегодня закончил оформлять эту витрину!
Паддингтон смущённо огляделся. Он видел, что к нему бегут Джуди и миссис Браун. Строго говоря, к нему с разных сторон бежало довольно много народу, в том числе очень солидный дяденька в тёмном пиджаке и брюках в полоску. Добежав, все они разом заговорили, пытаясь перекричать друг друга.
Паддингтон сидел на чемодане и не вмешивался. Он знал, что в некоторых случаях лучше помолчать, и чувствовал, что сейчас именно такой случай. В конце концов, победа осталась за солидным дяденькой, потому что он кричал громче всех и продолжал кричать, когда все остальные умолкли.
К удивлению медвежонка, он нагнулся, взял его за лапу и стал её трясти, точно хотел оторвать.
– Счастлив познакомиться с вами, уважаемый медведь, – басил он. – Счастлив познакомиться. Примите мои поздравления.
– Спасибо, – неуверенно поблагодарил Паддингтон.
Дяденька явно был чем-то очень доволен, оставалось понять – чем.
Дяденька повернулся к миссис Браун.
– Как, вы сказали, его зовут? Паддингтон?
– Совершенно верно, – ответила миссис Браун. – И уверяю вас, он не хотел сделать ничего плохого.
– Плохого?! – Дяденька даже подскочил. – Как вы сказали? Плохого? Господь с вами, да этот мишутка привлек к нам больше покупателей, чем весь рекламный отдел вместе взятый! Телефон просто разрывается! – Он кивнул на входную дверь. – Смотрите, публика валом валит!
Он положил руку Паддингтону на макушку.
– От имени администрации «Баркриджа», – сказал он, – примите мою самую искреннюю благодарность. – Он махнул свободной рукой, требуя тишины. – И я хотел бы доказать, что мы умеем быть благодарными. Если вам что-нибудь приглянулось в нашем магазине…
У медвежонка заблестели глаза. Он уже знал, что сказать в ответ. Он увидел ЕЁ по дороге в секцию мужской одежды. ОНА стояла в продуктовом отделе, прямо на прилавке. Большая-большая. Почти с него.
– Если можно, – сказал он, – я хотел бы банку мармелада. Самую большую банку.
Может, директор магазина и удивился этой странной просьбе, но не подал виду. Только почтительно повёл рукой в сторону лифта.
– Мармелад так мармелад, – проговорил он.
– Только, – сказал Паддингтон, – я, пожалуй, поднимусь по лестнице.
«Мастер старой школы»
Итак, медвежонок Паддингтон остался у Браунов и очень скоро сделался полноправным членом семьи. Никто уже не мог и представить, как бы они без него обходились. Паддингтон вовсю помогал по хозяйству, и дни летели как на крыльях. Брауны жили неподалёку от большого рынка, который назывался Портобелло, и, когда миссис Браун бывала занята, она отправляла Паддингтона за покупками. Мистер Браун приделал к старой хозяйственной сумке колесики и длинную ручку – получилась тележка, чтобы возить продукты.
Паддингтон оказался на редкость толковым покупателем, и скоро его уже знали все лавочники на рынке. Он очень серьёзно и ответственно относился к своим обязанностям – тщательно выбирал самые крепкие и спелые яблочки (так его учила миссис Бёрд) и никогда не платил лишнего. Лавочники полюбили разговорчивого мишутку и частенько откладывали для него самые лакомые кусочки.
– Ну и глазок у этого медведя, – говаривала миссис Бёрд, – всё умудряется купить за бесценок! И как ему это удаётся? Жульничает, наверное.
– Ничего я не жульничаю! – возмутился Паддингтон. – Просто смотрю внимательно, вот и всё.
– Как бы там ни было, – подытожила миссис Браун, – такие медведи – на вес золота.
Паддингтон очень серьёзно отнёсся к последнему замечанию, тут же побежал в ванную и долго взвешивался на напольных весах. А потом отправился к своему другу мистеру Круберу узнать его мнение на этот счёт.
Дело в том, что Паддингтон очень любил рассматривать витрины на улице Портобелло (которая вела к рынку), а витрина мистера Крубера была самой замечательной из них. Во-первых, она находилась довольно низко, так что Паддингтону не надо было становиться на цыпочки, а во-вторых, чего в ней только не было! Старинные стулья, медали, вазочки, кувшинчики, картины… Этих сокровищ скопилось так много, что они едва помещались в лавке, и сам мистер Крубер почти всегда сидел в шезлонге у входа. Мистер Крубер, в свою очередь, заинтересовался медвежонком, и вскоре они крепко подружились. Паддингтон часто навещал мистера Крубера по дороге с рынка, и они часами беседовали про Южную Америку, где мистер Крубер побывал ещё совсем маленьким мальчиком.
По утрам, часов в одиннадцать, мистер Крубер обычно закусывал какао с булочкой – он называл это «послезавтрак», – и Паддингтон часто составлял ему компанию.
– Нет ничего лучше приятной беседы за чашкой какао, – говаривал мистер Крубер.
Паддингтон, который любил и то и другое, а булочки – тем более, не мог с этим не согласиться, хотя после какао его мордочка приобретала очень странный цвет.
Паддингтон, который считал, что всё блестящее должно дорого стоить, однажды показал мистеру Круберу свои сентаво. В глубине души он надеялся, что за них можно получить много денег – и тогда он купит всем Браунам подарки. Правда, мистер Браун каждую неделю давал ему полтора шиллинга карманных денег, но к субботе они все уходили на булочки. Внимательно осмотрев монеты, мистер Крубер посоветовал Паддингтону не продавать их.
– Видите ли, мистер Браун, то, что блестит, не всегда высоко ценится, и наоборот, – сказал он.
Мистер Крубер всегда называл Паддингтона «мистер Браун», и тому это ужасно нравилось.
Потом мистер Крубер повёл медвежонка в заднюю комнатку, где стоял письменный стол, и достал из ящика коробочку с потемневшими от времени монетами. Они были тусклыми и ничем не примечательными.
– Видите, мистер Браун? – спросил мистер Крубер. – Эти монеты называются соверенами. С виду неказистые, но они сделаны из чистого золота, и каждая стоит не меньше семидесяти шиллингов. Получается, почти пять фунтов за каждые десять граммов. Так что, если когда-нибудь найдёте такую монетку, обязательно покажите мне.
Однажды, взвесившись с особой тщательностью, Паддингтон прибежал к мистеру Круберу. В лапах он держал лист бумаги, испещрённый сложными вычислениями. Паддингтон обнаружил, что после плотного воскресного обеда тянет почти на шесть килограммов. Получалось… Паддингтон ещё раз для верности глянул на листок бумаги… Получалось, что он стоит почти три тысячи фунтов!
Мистер Крубер внимательно выслушал его объяснения, потом прикрыл глаза и задумался. Он был очень добрым и не хотел огорчать мишутку.
– Безусловно, – сказал он, наконец, – вы, мистер Браун, стоите таких денег. Ещё неизвестно, отыщется ли на свете второй столь же ценный медведь. Я это прекрасно знаю. Мистер и миссис Браун – тоже. Миссис Бёрд – и подавно. Но вот знают ли другие?
Мистер Крубер глянул на Паддингтона поверх очков.
– К сожалению, мистер Браун, в этом мире часто бывает так: снаружи – одно, а внутри – совсем другое.
Паддингтон вздохнул. Он очень расстроился.
– Как обидно, – сказал он. – Получается такая путаница!
– Отчасти вы правы. – Голос мистера Крубера зазвучал таинственно. – Именно путаница. Но без путаницы не было бы и приятных неожиданностей!
Он отвёл Паддингтона в свою лавку, пригласил сесть, а сам куда-то исчез. Возвратился он с большой картиной. На ней был нарисован корабль. Точнее, половина корабля, потому что на месте мачт и парусов проступал портрет какой-то дамы в огромной шляпе.
– Вот, – гордо сказал мистер Крубер. – Это то, что я называю «снаружи – одно, внутри – другое». Что скажете, мистер Браун?
Паддингтону понравилось, что мистер Крубер спрашивает его мнение, но картина выглядела как-то уж очень непонятно. Ни то ни сё. Так он и сказал.
– Правильно! – воскликнул мистер Крубер. – Сейчас так и есть. Но вот посмотрим, что вы скажете, когда я расчищу её до конца. Много лет назад я купил эту картину всего за пять шиллингов, думая, что это просто плывущий корабль. Но когда на днях я взялся её чистить, краска вдруг начала осыпаться и под кораблём обнаружилось другое изображение! – Мистер Крубер опасливо огляделся и понизил голос. – Об этом ещё никто не знает, – прошептал он, – но может статься, это очень ценная картина. Так называемый «мастер старой школы».
Увидев, что Паддингтон по-прежнему ничего не понимает, мистер Крубер объяснил, что в старые времена, когда художнику не хватало денег на новый холст, он писал поверх картины какого-нибудь другого художника. Случалось и так, что этот другой художник потом становился очень знаменитым, а его картины – очень ценными. Но про некоторые из них никто до сих пор ничего не знает, ведь они спрятаны под слоем краски!
– Как-то всё это очень сложно, – задумчиво сказал Паддингтон.
Мистер Крубер ещё долго говорил о живописи, которую очень любил, но Паддингтон, вопреки обыкновению, слушал совсем невнимательно. В конце концов, он слез со стула и, отказавшись от второй чашки какао, отправился домой. Он машинально приподнимал шляпу, когда знакомые желали ему доброго утра, но мысли его витали очень далеко. Даже запах горячих слоек из булочной оставил его равнодушным. У Паддингтона родилась Идея.
Вернувшись домой, он поднялся в свою комнату, лёг на кровать и долго лежал, уставившись в потолок. Это было так на него не похоже, что миссис Бёрд не на шутку встревожилась и просунула голову в дверь, чтобы узнать, всё ли в порядке.
– В порядке, – отрешённым голосом отозвался Паддингтон. – Я просто думаю.
Миссис Бёрд захлопнула дверь и, спустившись вниз, передала эти слова остальным. К её сообщению все отнеслись по-разному.
– Пусть себе думает, – сказала миссис Браун, не скрывая, однако, своего беспокойства. – Вот как он до чего-нибудь додумается, тут-то и начинаются неприятности!
Впрочем, у неё было столько дел, что она скоро забыла про медвежонка. Они с миссис Бёрд с головой ушли в хозяйственные хлопоты и не обратили никакого внимания на мохнатую фигурку, которая, опасливо озираясь, прокралась к сараю. Они не заметили, как потом та же фигурка проследовала обратно, волоча бутылку растворителя и старые тряпки, которыми мистер Браун оттирал краску. Всё это наверняка вызвало бы у них беспокойство. А успей миссис Браун заметить, как Паддингтон проскользнул в гостиную и притворил за собой дверь, она бы бросила все дела и со всех ног побежала разбираться!
По счастью, все были так заняты, что ничего не заметили. По счастью, никто довольно долго не входил в гостиную. Потому что у Паддингтона дело не ладилось. Можно сказать, всё пошло наперекосяк. Он уже пожалел, что невнимательно слушал рассуждения мистера Крубера о том, как чистят картины.
Во-первых, краска почему-то слезала неровно, клочьями, хотя он и вылил на картину почти полбутылки растворителя. Во-вторых, и это было уж совсем неприятно, там, где она слезла, внизу ничего не оказалось. Только серый холст.
Паддингтон отступил на шаг и полюбовался плодами своей работы. Первоначально на картине было озеро, по которому там и тут скользили лодочки, а над озером – голубое небо. Теперь она больше напоминала шторм в океане. Лодочки куда-то пропали, небо стало мутно-серым, а от озера осталась только половина.
– Ну, ничего, – утешил себя Паддингтон. – У меня ведь есть целая коробка красок.
Он отступил на шаг, держа кисть в вытянутой лапе, и прищурился – он однажды видел настоящего художника, который именно так и делал. В левую лапу он взял палитру, выдавил на неё немного красной краски и размешал её кистью. Потом, опасливо оглядевшись, мазнул по холсту.
Краски – целую коробку! – Паддингтон нашёл под лестницей. Они были красные, синие, жёлтые, зелёные – всякие. У медвежонка даже глаза разбежались от такого многоцветия.
Аккуратно вытерев кисть о шляпу, он попробовал ещё один цвет. Потом ещё один. Писать картину оказалось так занятно, что он решил во что бы то ни стало перепробовать все оттенки и скоро вообще позабыл о том, для чего всё это затеял.
В результате получилась не картина, а какой-то замысловатый узор из разноцветных точек, крестиков, хвостиков и закорючек. Паддингтон даже сам удивился. От озера с лодочками не осталось и следа. Медвежонок понуро сложил тюбики обратно в коробку, накрыл картину холщовым чехлом и прислонил к стене – будто никогда и не трогал. Он решил, что закончит потом, хотя ему и не очень хотелось. Быть художником, конечно, интересно, но уж больно трудно.
За ужином он был необычайно молчалив. Миссис Браун даже напугалась и несколько раз спрашивала, хорошо ли он себя чувствует. Паддингтон отвечал невнятно и, в конце концов, извинившись, ушёл в свою комнату.
– Как бы он не заболел, Генри, – сказала миссис Браун, проводив его взглядом. – Он едва притронулся к ужину, а это совсем на него не похоже. И потом, у него на мордочке какая-то странная красная сыпь.
– Красная сыпь? – оживился Джонатан. – Вот это да! Хоть бы он меня чем-нибудь заразил, не надо будет ехать в школу!
– Не только красная, но и зелёная, – уточнила Джуди. – Я заметила, что сыпь разноцветная.
– Зелёная? – Тут даже мистер Браун забеспокоился. – Если к утру не пройдёт, придётся вызвать врача.
– Он так хотел поехать на выставку, – вздохнула миссис Браун. – А теперь, боюсь, ему придётся лежать в постели.
– А как ты думаешь, папа, дадут тебе премию? – спросил Джонатан.
– Если дадут, папа сам удивится больше всех, – съязвила миссис Браун. – До сих пор ему ни разу не повезло!
– А ты нам так и не скажешь, что это за картина? – с надеждой спросила Джуди.
– Это сюрприз, – скромно ответил мистер Браун. – Я очень долго над ней работал. Рисовал по памяти.
Мистер Браун увлекался живописью и каждый год участвовал в выставке самодеятельного творчества, которая проводилась в Кенсингтоне[8].
Судить картины приглашали знаменитых художников, а за самые удачные работы полагались премии. На выставке были представлены не только картины, но и всякое рукоделье, и мистер Браун очень страдал оттого, что ни разу не попал в число призёров, тогда как миссис Браун дважды получала первую премию за свои плетёные коврики.
– В любом случае, уже слишком поздно, – сказал мистер Браун, закрывая тему. – Картину увезли, так что придётся вам потерпеть до завтра.
Следующий день выдался солнечным, и на выставке было не протолкнуться. Ко всеобщему облегчению, Паддингтон выглядел гораздо лучше. Сыпь бесследно исчезла, и, чтобы наверстать упущенное накануне, он очень основательно позавтракал. Только у миссис Бёрд появились неприятные мысли, когда она обнаружила «сыпь» на полотенце в ванной, но она благоразумно промолчала.
Брауны расположились в центре первого ряда, прямо перед помостом, на котором восседали члены жюри. Все ужасно волновались. Паддингтон только что узнал, что мистер Браун тоже рисует, и ему не терпелось взглянуть на его картину – у него ведь раньше никогда не было знакомых художников!
На помосте суетились важные, бородатые дяди. Они кричали друг на друга и размахивали руками. Судя по всему, причиной спора была одна из картин.
– Генри, – возбуждённо зашептала миссис Браун, – а ведь, похоже, они спорят из-за твоей картины! Я узнаю чехол.
Мистер Браун выглядел озадаченным.
– Чехол действительно мой, – согласился он, – но я не пойму, как так получилось. Он весь заляпан краской. Видишь? Как будто картине не дали высохнуть. А я-то свою написал уже давным-давно!
Паддингтон сидел тихо-тихо, глядя в одну точку и боясь пошевелиться. Он чувствовал странный холодок в животе – точно сейчас должно случиться что-то ужасное. Он уже пожалел, что смыл «сыпь» и не остался дома.
– Паддингтон, ты чего? – Джуди подтолкнула его локтем. – Какой-то ты сегодня странный. Опять нездоровится?
– Здоровится, – упавшим голосом отозвался медвежонок, – просто я, кажется, снова попал в переделку.
– Ай-ай-ай, – посочувствовала Джуди. – А ты постучи лапой по дереву, может, и обойдётся… Вот так!
Паддингтон подался вперёд. Один из художников, самый важный и самый бородатый, наконец-то заговорил. А на помосте… у Паддингтона задрожали коленки… на помосте, у всех на виду, стояла на мольберте его «картина»!
У медвежонка перехватило дыхание, и до него долетали только обрывки фраз:
– Необычное цветовое решение…
– Оригинальная трактовка…
– Присущая автору сила воображения…
А потом Паддингтон чуть не свалился со стула.
– ПЕРВАЯ ПРЕМИЯ ПРИСУЖДАЕТСЯ МИСТЕРУ ГЕНРИ БРАУНУ!!!
Впрочем, сильнее всех удивился вовсе не Паддингтон. Когда мистера Брауна втащили на помост, у него был такой вид, будто его ударило током.
– Но… но… – залепетал он, – тут какая-то ошибка…
– Ошибка? – поразился бородатый. – Не может быть, уважаемый сэр! Картина подписана вашим именем. Вы ведь мистер Браун? Мистер Генри Браун? Ваш адрес – Виндзорский Сад, дом тридцать два?
Мистер Браун, не веря своим глазам, уставился на полотно.
– Она действительно подписана моим именем, – признал он. – Это мой почерк…
Он не договорил и посмотрел вниз, на зрителей. Смутная догадка зародилась у него в голове, но ему так и не удалось поймать взгляд Паддингтона. Иногда это действительно бывало нелегко.
– Я благодарен за оказанную мне честь, – сказал мистер Браун, когда стихли аплодисменты и ему был вручён чек на десять фунтов, – однако я намерен передать эту награду одному дому для престарелых медведей в Южной Америке…
По толпе прошёл шёпот удивления, но Паддингтон ничего не заметил, хотя наверняка бы обрадовался, если бы знал причину. Он был занят тем, что бросал суровые взгляды то на картину, то на бородатого художника, которому вдруг стало очень жарко и неуютно.
– Между прочим, – заявил медвежонок, обращаясь ко всему белому свету сразу, – могли бы и не переворачивать мою картину вверх ногами. Далеко не на каждой выставке первая премия достаётся медведю!
Паддингтон в театре
Вы, конечно же, помните, что среди любимых вещей Паддингтона был театральный бинокль. А вот как он к нему попал, вы сейчас узнаете.
В доме у Браунов царило необычайное оживление: мистер Браун взял билеты в театр, да ещё и в ложу, да ещё и на премьеру новой пьесы с ужасно знаменитым актёром Сейли Блумом в главной роли! Паддингтон, понятно, тоже поддался общему оживлению и несколько раз подряд бегал в лавку к мистеру Круберу, чтобы тот объяснил ему всё про театр. Мистер Крубер сказал, что попасть на премьеру – большая удача.
– Вы наверняка встретите там немало знаменитых людей, – веско прибавил он. – Далеко не всякому медведю выпадает такая возможность!
Мистер Крубер одолжил Паддингтону несколько потрёпанных книжек про театр. Паддингтон был медлительным читателем, но в книжках оказалось множество картинок и фотографий, а в одной – даже картонный макет сцены, который расправлялся, едва вы открывали нужную страницу. Паддингтон твёрдо решил, что, когда вырастет, обязательно станет актёром. Для начала он влез на тумбочку и попробовал повторить некоторые из поз, которые видел на фотографиях.
У миссис Браун по этому поводу было своё мнение.
– Только бы пьеса оказалась хорошей, – переживала она. – Вы же знаете нашего мишутку. Он всё принимает так близко к сердцу!
– Гм, – вставила миссис Бёрд, – я-то, слава богу, буду сидеть дома и тихо-мирно слушать радио. Но ему театр в новинку, а он так любит всё новое. И потом, в последние дни он ведёт себя на удивление хорошо.
– Это-то меня и беспокоит, – вздохнула миссис Браун.
Впрочем, оказалось, что как раз из-за пьесы миссис Браун могла не волноваться. По дороге в театр Паддингтон сидел необычайно тихо. Его впервые повезли в центр города вечером, и он в первый раз увидел вечерние огни Лондона. Мистер Браун рассказывал по дороге о знаменитых зданиях и памятниках, мимо которых они проезжали, и когда, наконец, вся компания вошла в фойе театра, настроение у всех было преотличное.
Паддингтон с радостью отметил, что внутри всё точь-в-точь такое, как рассказывал мистер Крубер, вплоть до швейцара, который распахнул перед ними дверь и вежливо приложил руку к фуражке.
Паддингтон помахал в ответ лапой и принюхался. Всё вокруг блестело золотом и красной краской, а кроме того, в театре стоял какой-то свой, теплый и уютный запах. Маленькое огорчение ожидало медвежонка в гардеробе, где с него потребовали шесть пенсов за хранение чемодана и пальто. А когда он попросил свои вещи обратно, тётенька-гардеробщица подняла страшный шум.
Её возмущённый голос ещё разносился по всему фойе, пока служительница вела Браунов к их местам. У входа в ложу служительница задержалась.
– Программку не желаете, сэр? – обратилась она к медвежонку.
– Да, пожалуйста, – кивнул Паддингтон и взял пять. – Спасибо большое.
– А не подать ли вам кофе в антракте? – поинтересовалась служительница.
У Паддингтона заблестели глаза.
– Да, конечно! – воскликнул он. Какие всё-таки в театре замечательные порядки! Он хотел было проскочить на своё место, но служительница преградила ему дорогу.
– С вас двенадцать с половиной шиллингов, – сообщила она. – Программка стоит шесть пенсов, чашка кофе – два шиллинга.
Бедняга Паддингтон с трудом поверил своим ушам.
– Двенадцать с половиной шиллингов? – ошарашенно повторил он. – Двенадцать с половиной шиллингов?
– Ничего, ничего, я заплачу, – тут же вмешался мистер Браун, опасаясь ещё одного скандала. – Иди, Паддингтон, на своё место и садись.
Паддингтон пулей проскочил в ложу, но пока служительница подкладывала подушки на его кресло, он бросал на неё очень подозрительные взгляды. Однако он с удовольствием отметил, что она усадила его в первом ряду и ближе всех к сцене. А он уже отправил тёте Люси открытку, куда аккуратно перерисовал из книги план театра и поставил в уголочке крестик с пояснением: «ТУТ СЕЖУ Я».
Зрителей в тот вечер собралось довольно много, и Паддингтон приветливо замахал лапой сидящим в партере. К великому смущению миссис Браун, многие стали указывать на него пальцем и махать в ответ.
– Лучше бы он вёл себя потише, – шепнула она мистеру Брауну.
– Может быть, ты всё-таки снимешь пальто? – попытался отвлечь Паддингтона мистер Браун. – А то замёрзнешь, когда выйдем на улицу…
Паддингтон влез всеми четырьмя лапами на кресло и стоял там во весь рост.
– Пожалуй, сниму, – согласился он. – А то чего-то жарковато…
Джуди принялась ему помогать.
– Осторожнее! Булка с мармеладом! – вскрикнул Паддингтон, когда Джуди повесила пальто на барьер ложи.
Но было уже поздно. Медвежонок с виноватым видом поглядел на своих спутников.
– Полундра! – воскликнул Джонатан. – Твоя булка свалилась прямо на чью-то голову. – Он перегнулся через барьер. – Ну точно, вон на того лысого дяденьку. Похоже, он здорово рассердился.
– Паддингтон! – Миссис Браун в отчаянии поглядела на медвежонка. – Ну, разве можно приносить в театр булку с мармеладом?
– Ничего страшного, – беспечно отозвался тот. – У меня в другом кармане есть ещё кусок, могу угостить. Правда, он немного помялся, потому что я сидел на нём в машине.
– Там, внизу, похоже, что-то случилось, – вступил в разговор мистер Браун, вытягивая шею и пытаясь заглянуть в партер. – Какой-то невежа ни с того ни с сего погрозил мне кулаком. И при чём тут, скажите на милость, булка с мармеладом?
Мистер Браун порой очень туго соображал.
– Ничего страшного, – поспешила успокоить его миссис Браун.
Она решила попросту замять происшествие, от греха подальше.
В любом случае медвежонку было не до того – он был поглощён мучительной внутренней борьбой, причиной которой послужили театральные бинокли. Он только что заметил неподалёку ящичек с надписью: «БИНОКЛИ, 6 ПЕНСОВ». Наконец, после долгих и тяжких раздумий, он открыл чемодан и достал из потайного кармашка шестипенсовик.