… Джейна обошла толстый ствол сосны, коснулась шершавой коры, сочившейся смолой. Сейчас они наконец увидят её. Как загорятся глаза мамы! Как она бросится ей навстречу. Будет кричать, целовать и восклицать, что быть такого не может. Но Джейна нашла её. Добралась, всеми силами стремилась и добралась…
И снова.
… Как хотелось, до смерти хотелось вытянуть руки, коснуться, ощутить хоть что-то, хоть край её шерстяной юбки, хоть камень под ногами, хоть льющийся с неба дневной свет.
— Мама, — рвались с губ слова, но застревали в бесконечности.
Мама. Бессовестно предавало горло.
Мама. Не слушались губы.
Но не было слёз, не было голоса, не было рук.
Потому что не было её. Здесь. В мире.
Вот её ответ, ради которого она столько шла, ради которого бросила всё и сама бросилась в это безнадежное странствие. Вот он! Она просила — его швырнули в лицо!
Наконец Джейну будто выдернули из кошмара, кто-то похлопал по щекам. Она через силу вдохнула.
— Эй, Джейни! Всё хорошо? — спросил Алекс, встревожено глядя в её лицо.
— Я здесь… — отозвалась невпопад и не узнала собственный голос. Глухой и страшный, как шёпот из видения.
Мертва. Мертва. Мертва. Как гул колокола, как звон гонга из храма на холме. Мертва. Глухой, глубокий звук, расходится кругами в бесконечность. Больше нет её, нигде, в целом мире нет! Никогда не узнать, не понять, не простить. Джейна не чувствовала, как текут слёзы, пока Алекс не опустился рядом: невидящие глаза смотрели на него как сквозь туман. Он мягко обхватил ладонями её лицо, поднимая голову. Джейна только отстранилась, убрала его руки и повторила едва слышно:
— Мертва.
Так слова звучали ещё страшней. Не глядя и не ожидая ответа, Джейна поднялась с колен, медленно и неуверенно, как нескладная, поломанная кукла. Может, и их судьба такая, как показали боги. Все умрут. И он, и она. Просто, бесцельно и без какого-либо смысла. И все будут… мертвы.
Что-то грохнулось рядом. Эрик пересматривал обломки и по-простому отшвыривал мешающие под ногами вещи. Попадись ему под руку чьи-то останки, он и их отбросит с таким же безразличием.
Задыхаясь от поднятой им пыли, Джейна подняла лицо к бледному, будто разбавленному молоком северному небу. В холодном воздухе даже солнечный свет отдавал синевой. Тишина мёртвого города сжималась вокруг.
Джейна побрела вперёд, не глядя в ту сторону, где было больше всего убитых. Редкие облака равнодушно ползли над горами. Над самым высоким пиком, на севере, застряла, как корона, рыхлая белая тучка. Спокойно и сонно она начала расползаться на белые нити.
Вечное небо. Ему всё равно, что происходит под ним, на земле.
Силой воли Джейна остановила жгущие горло слезы, потёрла щеки и тяжело перевела дух. Дышать, надо просто глубже дышать, она уже не маленькая девочка, чтобы бессильно рыдать и всхлипывать. И она жива и не умирает, как Эрик. Джейна оглянулась. Эрик с Алексом что-то искали в руинах, вяло переругиваясь. Они как три несчастные калеки, три потерянные, заблудившиеся души. Знаменитый капитан, бравый матрос, она сама — та, которая должна была стать Серой — теперь простые бродяги.
И рассчитывать больше не на кого, кроме себя. Зато противоречивые чувства, душившие по пути сюда, расстаяли, словно та туча над горой. Нет больше сомнений, не надо выбирать, где оставаться. Только снова вперёд… в неизвестность. Ведь надо куда-то идти. Раз они ещё живы — надо куда-то идти.
Глава 8. Тринадцать
Эрик не сдержался и саданул ногой в основание колонны. Тысяча тупых акул! Зря только потратили время, чтобы притащиться сюда. Время, которое уходило, как воздух у нырнувшего на глубину.
Голод грыз изнутри хищным зверем, изматывающе ныла голова. Надо что-то делать, пока их не обнаружили по следам. Наверняка за староверами теперь тоже охота, и они запросто ткнут, в какой стороне скрылись трое преступников.
Алекс вдруг отвлёкся от разглядывания очередных руин, взял Эрика за руку и развернул её к себе, изучая плетение линий на предплечье. Потом скрылся в доме, от которого остались разве что полторы стены да часть потолка.
Эрик с опаской зашёл следом. Казалось, тронь — и стены из белого камня рухнут прямо на голову. Алекс рылся среди разбросанных обломков и вещей, но без видимого успеха.
— Что ты ищешь? — спросил Эрик. — Может, пойдём уже? Здесь нет живых, какой толк? Напрасно сюда тащились. Я жутко голоден.
— Ты хочешь просто пузо набить или всё-таки спасти свою жизнь? — сощурился Алекс.
— Хороший вопрос! — Эрик раздражённо зашагал по комнате. — Сейчас я даже затрудняюсь на него ответить.
— Проклятье. Всё забрали. Ещё бы… теперь ясно, откуда у Эвана такие сокровища.
— Какие такие сокровища?
— Книги, — снисходительно объяснил бывший капитан, обрушив очередной завал. — Древние книги и дневники дарханов.
Понятно. Здесь точно нечего больше делать. Эрик выбрался на улицу, оставив Алекса одного. Куда делась Джейна?
Ноги сами привели к площади, которой меньше всего коснулись разрушения. Да там и нечему было рушиться. Дома расступились, открывая круглую площадку. Камни под ногами были расчерчены, словно кто-то рисовал по ним как веткой на песчаном пляже. Расходились из центра в четыре стороны изогнутые линии.
Эрик проследил за одной из них взглядом и уткнулся в стену ближайшего к площади дома, прямо перед которой стоял высокий каменный идол. Снова это лицо! Но на сей раз старец был в гораздо лучшем состоянии. Забавно. В заброшенном городе, пережившем, судя по всему, ожесточённую бойню, статуя сохранилась, а в обжитом и мирном Дакарисе была истёрта и почти разрушена, словно по ней били кувалдами.
На другом конце площади спиной к нему застыла высокая и хрупкая фигура Джейны, зачарованно разглядывающей идола. Эрик подошёл ближе.
— Пугает, да?
Джейна вздрогнула и обернулась. Мокрые глазищи на пол-лица, покрасневший кончик носа, по щекам подсохшие полоски от слёз, но всё равно она показалась хорошенькой. Трогательная крошка, во что только ввязалась… с его-то подачи.
— Немного, — Джейна обхватила плечи руками и как-то судорожно то ли вздохнула, то ли всхлипнула.
— Ты-то чего… — Эрик стиснул Джейну за плечи и легонько потрепал по макушке.
И тут же почувствовал боль, затопившую Джейну целиком. Что-то её явно добило. Ох, иногда бы не ощущать всего этого. Хорошо, потока слёз не случилось — в этот раз рубашка, теперь уже от ивварского мундира, осталась сухой.
Джейна закусила губу и безжизненно забормотала:
— Она была здесь. Мама. Погибла здесь. Я видела всё это. Не знаю как. Я зря шла, всё было зря.
— Эй! А я думал, ты тут по мою душу плачешь. — Эрик фыркнул и добавил серьёзней: — Зато сама ещё жива и в себе, не то одурманили бы как Тиану. И молилась бы несуществующему Покровителю…
Воспоминания о Тиане неожиданно кольнули где-то под сердцем. Слишком ярко возникли, как раньше не бывало. Ночь перед рассветом, тихий шёпот, медовые кудри, рассыпанные по серому плащу, — на миг они затмили собой руины белого города. Эрик тряхнул головой. Да что с ним происходит?
Он осмотрелся кругом и рассмотрел остальных богов, к каждому из которых вела одна из линий. Идолы были разного роста. Ойгон, если он верно запомнил, — самый маленький. За ним Кими и Метта.
— Наши духи не такие, — зачем-то заговорил про них Эрик, изучая лица Четырёх. — Не все, конечно, из них добрые, некоторые опасные и злые, но эти всё равно не такие… непреклонные, как эти. Человечнее, что ли. Мой отец частенько молился духам дождя и земли, просил хороших урожаев. А мать когда-то заклинала духа леса хранить и защищать меня… — Эрик помрачнел. — Но думаю, то, что я ещё жив, это только моя заслуга.
Джейна помолчала, но потом спросила, искоса глянув ему в лицо:
— Ты ни в кого и ни во что не веришь?
— Почему? Верю. В себя. Пока другие тратят время на молитвы и просьбы, я действую.
— А ты… не боишься смерти? Не боишься уйти в вечность… вот так? И если правда…
— Боюсь, — просто ответил Эрик, задумчиво посмотрев поверх горных вершин. — Боюсь, Джейни.
Тринадцать дней. Тринадцать проклятых дней, и он узнает, что там — по другую сторону жизни.
Неподалёку раздался глухой шум.
— Где Алекс? — Джейна вывернулась из-под руки Эрика и оглянулась.
— Обыскивает очередной дом. Я больше не могу ковыряться в пыли. Здесь ничего не осталось.
— Я не думала, что здесь всё будет так, — в её голосе прозвучала вина. Джейна отвернулась. — Думала, Алекс приведёт нас к тем, кто поможет. Прости.
— Что, разочарована бравым капитаном? — Эрик слегка дёрнул уголком губ. — Да ладно, брось…
Алекс в это время выбрался из ближайшего дома и, перешагнув через упавшую колонну, подошёл к ним. Он тащил в руках что-то тяжёлое и большое, его потрёпанный камзол был весь усыпан белой крошкой. Подойдя ближе, Алекс с усилием опустил большой обломок на землю и стряхнул пыль с одежды.
— Что это? — спросила Джейна.
— Что-то не похожее на книгу, — Эрик осмотрел находку.
— Видел здесь символы как у тебя. — Алекс присел и принялся аккуратно счищать с поверхности пыль. Закорючки стали выглядеть чётче, но они были такие мелкие, что не разобрать толком. Хотя вдруг?
Алекс ушёл в изучение добытого трофея и на них внимание обращать перестал.
Эрик плюхнулся рядом и начал следить за священнодействием с небольшой надеждой. Может не напрасно он тащился в тюрьму за этим типом, который теперь, заросший и ободранный, больше походил на пирата. Единственный, кого Эрик так и не мог ощутить, словно Алекс внутри сам весь как тёмное море, которому принадлежит. Впрочем, так оно и к лучшему. Знать, что тревожит бывшего капитана Эрику и не хотелось.
Он тоже протянул руку к камню и оттёр один из краёв. Как в этих чёрточках вообще можно углядеть смысл? Джейна уставилась на его руки: он уже день, как снял с ладоней повязки. Содранная кожа после ударов по камню заживала не так, как обычно…
— Как твоя рана?
Эрик полез смотреть, задрав рубаху. Нижние рёбра пересекала чуть зажившая рана от ивварской сабли. Рубаха изнутри окрасилась кровью. Но всё же заживает.
— Заживает, — повторила она его мысли. — Всё-таки быть тобой не так плохо, — Джейна даже попыталась улыбнуться.
— Временами, — он, в конце концов, тоже коротко усмехнулся.
Солнце, последний раз скользнув лучами по белым колоннам, скрылось за горами. Устав от ожидания, Эрик растянулся на земле и, казалось, на пару мгновений прикрыл глаза. Разбудило тревожное чувство. Что-то будто скреблось, шумело невнятно, точно рядом кипела какая-то невидимая жизнь. Может, предчувствие погони? Их нашли и идут следом? Да ну, в этом заброшенном городе как в убежище — если бы не Джейна, не найти им проход.
Эрик резко сел, да так, что даже затошнило. Да и пошевелиться оказалось на редкость трудно. Пытаясь не поддаваться панике, Эрик осторожно осмотрелся.
Алекс устало сидел рядом, что-то чертил на земле, Джейна кемарила неподалёку, прислонившись к большому валуну. Вокруг только они, тишина и мертвецы. Ничего не изменилось. Ничего! Демоны подери всех…
Алекс поднял глаза на Эрика, пристально изучил в своей обычной манере и сообщил:
— Слушай, я не знаю. Здесь нет ответа, хотя символы похожи.
Эрик подтянул ноги к себе. Пугающие ощущения подбирались всё ближе, а они опять теряли время напрасно!
— И что теперь делать? — раздражение прорвалось в голосе.
— А меня-то ты что спрашиваешь?! — огрызнулся в ответ Алекс. — Раньше надо было думать… до того, как тебя схватили!
Эрик поднялся с земли и сжал кулаки. Хотелось разнести к демонам все эти треклятые камни, но он только приглушённо спросил:
— Кто тот дархан, который рассказал тебе про это убежище?
Алекс, не отвечая, склонился к Джейне и слегка потрепал её за плечо, пытаясь разбудить. Та приподнялась, щуря глаза.
— Кто он? Где его найти? — не сдавался Эрик.
Алекс наконец ответил совершенно спокойно:
— Родственник. На западе, в Ниварде. Если он ещё жив, конечно. Я видел его лет, кажется, десять назад.
Джейна окончательно очнулась и хрипло вмешалась, схватив Алекса за руку:
— У тебя есть родственник здесь, в Ивваре? Что он умеет? Он лекарь?
Её тревогу Эрик ощущал теперь так ясно, будто это были его собственные чувства. Переживает за него. Как мило.
— Нет… — отозвался Алекс. — Хм. Не лекарь. Но, возможно, у него есть доступ к сведениям об этих символах или он знает того, кто поможет. Когда-то он имел отношение к ордену дарханов.
— Но десять лет назад…
— В любом случае, Нивард — город на самом западе, хорошее место, чтобы покинуть страну. Возможно, я смогу раздобыть там судно. Отсюда надо уходить так или иначе. Вы здесь чужие, а война… никого не пощадит.
Они — чужие, зато он, видно, свой.
Эрик глухо спросил:
— Сколько туда?
— Неделю с лишним, не меньше. Ну, если ты, конечно, не хочешь снова выйти на дорогу и зайти по пути в какую-нибудь дружелюбную деревеньку, — Алекс не удержался от укола.
Эрик только простонал в ответ:
— Неделю!..
Они выбирались из заброшенного города через тот же высокий перевал. Сил осталось мало, Джейна и вовсе постоянно соскальзывала с изъеденных лишайником камней, не в состоянии сжимать пальцы покрепче. В конце концов, Эрик сверху схватил её за руку и подтащил к себе. Вспомнились их бега по крышам Дакариса. Сейчас казалось, это было сотню лет назад.
Лошади дожидались на месте и щипали скудную траву, ничего другого им предложить не могли. Самим бы что найти. Вороной, повернув к нему голову, доверчиво ткнулся в ладони. Эрик обхватил большую чёрную морду и ласково потрепал мерина, глядя ему в глаза. Спокойно, дружище, они что-нибудь придумают.
Всё же вылезти из мёртвого города было облегчением. Здесь уже пели птицы, громче шумел живой лес. Даже назойливые мошки не раздражали, как раньше. Правда, стало казаться, что слишком душно и жарко, будто горячие потоки воздуха струились вокруг, путаясь под ногами. Эрик дёрнул ворот и расстегнул рубаху, закатал рукава, но потом отмахнулся от странных ощущений и сосредоточился на себе.
— Уходим? — бессильно спросила Джейна, опустившись на бревно и прижав руки к животу.
— Сначала надо поесть, — возразил Эрик.
Без еды они и пары дней не протянут, не то, что неделю.
— Он прав, — Алекс кивнул. — Пока за нами тихо… может, сюда и не сунутся — здесь, похоже, давно никто не бывал.
Эрик вывалил все из сумок и задумчиво рассматривал вещи. Из оружия остался только один короткий и не очень острый нож. Эрик взглянул на Алекса и без слов понял, что тот ему в лесу не поможет. Видно, что он моряк, а не охотник.
— Ладно. Может, я ещё на что-то способен, — Эрик ещё раз обыскал сумки, нашёл моток тонкой бечёвки и начал наматывать на локоть.
— Я знаю, что нужно. Мастер когда-то учил… — заявила вдруг Джейна и пошла в чащу. Эрик с любопытством отправился следом.
Она осмотрелась и нашла тис в глубине рощи. Они едва не содрали все руки, пока срубили ножом нижнюю слегка изогнутую ветвь. Из неё может выйти неплохой лук, по крайней мере, на время хватит. Джейна отобрала у Эрика нож, точно знала, как с ним обращаться, и принялась обстругивать и очищать дерево от сучков.
Эрик хмыкнул и доверил ей сооружать лук. Кажется, она и впрямь этому училась. Сам же он изучил звериные тропы и попытался почуять, кого здесь можно поймать. Надо снова ставить силки на зайцев или мелких грызунов — авось повезёт.
Алекс тем временем принялся сооружать навес. Небо к вечеру совсем нахмурилось, в любой момент мог пойти дождь.
Кое-как закончив с основой лука, Джейна затребовала у Эрика остатки бечёвки для тетивы. Эрик тем временем отыскал прямые прутья, примотал к ним найденные неподалёку на месте вчерашнего пиршества лисицы перья, заострил ножом концы и немного подержал над огнём.
Наконец худо-бедно Джейна натянула тетиву. Эрик подошёл и с сомнением оглядел проделанную работу. Приложив новенькую стрелу, вскинул лук и привычным движением оттянул тетиву, примериваясь.
— Осторожней… — только и успела сказать Джейна. — …Эрик.
Слишком сильно и резко потянул. Стрела сорвалась неудачно, а лук не выдержал и треснул посередине.
— Ты меня, кажется, недооценила, — задумчиво пожал плечами Эрик.
А у Джейны от злости и разочарования аж засверкали глаза. Она отбросила нож и плюхнулась на землю.
— Эй, ладно, не хнычь. Задумка была хорошая. Молодец, что старалась. Пойдём, покажу, чем в лесу ещё можно поживиться, — Эрик протянул ей руку и заставил подняться. Джейна слабо усмехнулась, но следом пошла.
Вернулись они довольно быстро с горстью некрупных грибов и ягодами шиповника. Уж на это их с Джейной способностей ещё хватало. Ужин выйдет скудный, но хоть что-то. В ближайшем бегущем с гор ручье Эрик набрал в котелок воды и подошёл к стоянке.
К тому времени Алекс уже занялся костром. Эрик притащил ещё сухих веток, принялся ломать их и кидать в огонь. От усилий стало совсем жарко, он даже стянул и бросил рядом рубаху. Пламя взметнулось до середины молодого боярышника, но быстро утихло. Скоро прогорели и большие деревяшки и начали разваливаться на жарко тлеющие угли.
Втроём сели ближе к костру в тесный полукруг, почти касаясь друг друга плечами, и устало молчали в ожидании горячей грибной похлёбки. Кода-то подобные блюда выручали Эрика в родных лесах, когда не удавалось добыть дичи. Зафыркали лошади, всё ещё встревоженные близостью магических мертвецов, но идти в темноте было поздно — ноги переломать можно.
— Алекс, — Джейна вдруг заговорила, нарушая напряжённую тишину и уставившись прямо в огонь. — Расскажи ещё про старых богов.
— Я сам мало что знаю наверняка, — нехотя откликнулся тот, — только легенды и мифы, да и то из разных источников. Знаю, что раньше в Четырёх особенно верили маги, это пошло ещё до времён Сиркха, до той войны, — Алекс ненадолго замолчал, а потом продолжил: — Четверо — четыре наставника и проводника к Великому Духу, сотворившему весь мир. Их мощь и сила растёт от младшего Ойгона до самого Скадо, как и количество заповедей, которые должны соблюдать люди, чтобы боги были к ним благосклонны. Но созданные Духом люди получили свободу воли, собственное сознание и всё больше теряли свою связь с Вечным. Они начали осознавать себя творцами и начали вмешиваться в мир, подгоняя его под себя. Четверо же проповедуют стремление к развитию, к свету и возвращению связи с породившим их Духом.
— Почему если эти боги так хороши, люди поверили другим? — Эрик хмыкнул. Он взял нож и принялся заново строгать себе основу для лука из толстой тисовой ветви.
— Ты плохо помнишь историю? — Алекс приподнял бровь. — Потому что однажды Сиркх возомнил себя выше остальных. Он решил, что достиг просветления, уверял, что с ним говорит на равных сам Скадо, и поэтому он может учить людей жизни. Что именно поэтому он одарён такой небывалой силой.
— Нам говорили, он был сильнейший колдун, — Джейна поёжилась, — и однажды он стёр с лица земли целый город, который отказался ему подчиниться. Там были тысячи тысяч убитых, а на руинах до сих пор чувствуются отголоски древнего колдовства. Сиркх Проклятый — я знаю, есть такая картина в главном храме в Аркетаре. На проповедях говорили, что в него тогда вселился сам Тёмный и его руками и его силами убивал невинных…
— Прям в одиночку убивал? — рука Эрика сорвалась, и он порезал большой палец. Смахнул выступившую кровь и снова вернулся к делу.
— Нет, у него было немало последователей, — продолжил Алекс. — Остальных магов Сиркх считал ниже себя, но всё равно высоко: мол, им покровительствовал могущественный Метта — Разум. По идее Сиркха и его единомышленников, это Метта наделил особыми способностями лучших из людей, а посему маги могут учить и наставлять других на путь истинный.
— Ну да… И потому маги с Сиркхом решили завоевать Энарию и сделать остальных своими рабами? Хороши же… учителя!
Алекс ненадолго замер.
— Людям свойственно ошибаться, — в его голосе прозвучала горечь, — а значит, они ещё далеки от истинного осознания.
Ночь выдалась холодной, только легче не стало. Голова раскалывалась, болела вся правая половина, будто её что-то давило изнутри, но утром Эрик всё равно отправился на охоту. Джейна спала, прижавшись к Алексу плечом. Эрик отдал ей на ночь свой мундир — ему всё равно не давала покоя духота и теснота в груди, — а сверху она укрылась ещё и капитанским камзолом. Уход Эрика оба даже не заметили.
Силки оказались пусты. Надо выходить на охоту. Сначала Эрик попробовал привычно почувствовать жизнь вокруг. Где-то вчера они видели мелкую живность… Эрик бесшумно прошёл с новым луком до ближайшего склона. Тишина. Он прикрыл глаза, погрузился в жизнь окружающего леса и мысленно потянул к себе первого, кого почувствовал — большую птицу. Надо только протянуть связь и… Тетерев послушно выпорхнул из можжевеловой рощи, уселся на землю невдалеке. Эрик вскинул лук, примериваясь, но сосредоточиться не смог — голова пошла кругом, замутило и в один миг он будто растерял себя. Глаз тетерева смотрел на него в упор, и Эрик вдруг утонул в черноте этого зрачка. Шорох сосновых иголок, качание редкой травы, птицы, жуки — всё растянуло его в разные стороны, разбило на части. Казалось, это он растёт травой и качает ветвями, кричит на разные голоса и чувствует под сотней лап и ног землю.
От нахлынувшего Эрик не удержался, упал на колени. Собственные руки двоились перед глазами, он выронил лук, разжал ладонь со стрелами. Горело левое предплечье со знаком, будто жгли огнём. Мир плыл и крутился. Снова затошнило. Надо собраться, надо вернуться в себя! Эрик задышал и наконец стряхнул наваждение. Только встать никак не получалось. Он без сил растянулся на земле, опустил голову на плоский камень и замер.
Потом с осторожностью вытянул правую руку, раскрыл ладонь и принялся следить за собственными пальцами. По загорелой коже пробежала дрожь. Упал с дерева лист, скользнув по запястью, но Эрик даже не шевельнулся. Теперь казалось, что это не он может влиять на мир, подчиняя себе, а мир — на него, раздирает его на куски, чтобы поглотить в своём огромном могуществе.
Спустя, наверное, полчаса или больше его нашёл Алекс. Подошёл молча, опустился рядом на корточки. Эрик смотрел ему в лицо. Моталась от ветра тёмная прядь, выбившись из хвоста, заострились высокие скулы, светлые глаза глядели насквозь, точно видели, видели всего Эрика изнутри и снаружи, а может, и не его уже, а то, во что он превращается…
— Что чувствуешь?
— Всё. — Голос ещё слушался!
— Что значит — всё?
Эрик повернул голову, чуть наклонил набок.
— Не только себя и людей рядом. Жизнь чувствую… вообще. Вот этого муравья. Траву. Деревья. Я не знаю… где сейчас заканчивается моя рука.
Алекс дёрнул его за раскрытую ладонь и рывком потянул на себя, заставил подняться.
— Вот здесь заканчивается, соберись!
Эрик хрипло засмеялся. Мир, кажется, сошёл с ума, раз сам капитан забеспокоился о нём!
Не первый час они брели пешком с лошадьми в поводу: без тропы двигаться верхом стало невозможно. Дорога ушла круто вверх. Ноги заскользили по сухим комьям земли. Вскоре они выбрались на край обрыва, поросшего высоченными соснами. Заходящее солнце заливало оранжевым светом небо, верхушки деревьев, золотило шершавые стволы. Вдоль отвесного обрыва тянулась узкая полоса выгоревшей травы. Показалось, что внизу расстилаются не холмы и колышутся от ветра не верхушки деревьев, а настоящие морские волны. Давно они не видели моря…
К счастью, узкая полоса земли вскоре вышла на открытое место. Идти стало легче. Эрик погладил вороного по шее и, с трудом подтянувшись, забрался в седло. И вот они снова закачались в такт лошадиным шагам.
Солнце окончательно скрылось в туманной дымке, с востока набежали тёмные облака. Всё стихло. Перестук копыт стал единственным звуком, нарушающим тишину. Зашумел по листьям монотонный дождь. Скользнули капли по щекам, по лбу.
— Снова дождь? — устало сказала Джейна, которая весь день шла последней.
— Обычная ивварская осень, — отозвался Алекс. — Три дня дождь и день сухо. Относительно.
Снова мутило. Надо отвлечься. Эрик запел наигранно-бодрым голосом в такт качанию морскую шанти, одну из тех, что тянули на борту «Ясного» во время тяжёлой работы:
Прости и прощай, моя милая кирия,
Прости и прощай, моя милая Риа,
Нас ждут берега неизведанной Лирии,
Нам отдан приказ уходить далеко…
— Не лучшая песня, — сказал Алекс, который старательно выбирал дорогу поровнее.
Да, он явно знал, что продолжение там не такое уж романтичное.
— Ладно, — легко согласился Эрик и, подумав, добавил: — У меня есть другая.
Он немного подумал и начал тихо напевать один полузабытый романс. Какой же там был мотив? Сначала едва слышно, почти шёпотом затянул Эрик в мокрой тишине.
Прозрачен свет… Изменчив путь.
Дожди — спасенье от потерь.
Под стук копыт: «Когда-нибудь…»
Но в шуме ветра: «Не теперь».
Эрик прикрыл глаза и отдался рвущейся изнутри песне. С каждой строкой его голос уверенней скользил между стволов и камней, набирая силу.
Закрыть глаза — а что за мглой?
Крик чаек, море, пенный вал,
И добрый сон и выбор злой:
Не знал, не верил, не желал.
Но как легко — идти дождём,
Плескать волной, дрожать листвой,
Быть ветром или кораблём,
Быть кем угодно. А собой?
И так, и в том, что не сбылось,
Скользнуло краем — и за край…
Но истина с надеждой врозь:
«Не жди, не помни, не желай».
Крепли звуки, окружали их, сплетались со струями дождя и неслись куда-то в небо, и Джейна молча подтянулась ближе, и Алекс молчал, будто слушал, и Эрик чувствовал, что жизнь ещё есть, бьётся в его груди горячей кровью, течёт по жилам. И пусть кружит голову запах мокрой земли, пусть от голода немеют пальцы, пусть он теряет себя, но он ещё жив!
Хотелось ни о чём не думать, только петь, только позволить мелодии звучать всё громче, со всей его страстью и со всей болью. Чтобы мир слышал! Слышал этот демонов мир! И Эрик продолжал петь, чувствуя, как срывается от холодной влаги горло.
Открыть глаза. Щека мокра.
Всего лишь дождь — всего лишь путь.
Но щебет птиц, но запах трав —
Сейчас, а не когда-нибудь
Пить жадно, словно в первый раз,
И забывать, и вспоминать.
И пусть другое — не сейчас:
Не быть… не верить… не желать.[1]
Глава 9. Тьма и свет
— Это была она, мой сентар! Я видел, как она тайком пробиралась в камеру… — пробормотал Нотэри на ухо один из его слуг.
Талира не понимала, как услышала его свистящий шёпот с другого конца коридора. Она резко обернулась и встретила взгляд старшего наследника в упор. Сощуренные карие глаза, поджатые в какой-то насмешливой манере узкие губы. Что он там думает?!
— Анабель, идём, — приказала Талира, повернувшись к верной фрейлине. Но вместо упругих рыжих кудрей увидела вдруг невозмутимое лицо генерал-фельдмаршала с кривым шрамом на щеке.
— Сентар Ильяс?
— Моя сента, вы обвиняетесь в государственной измене и связи с преступником. Мне жаль, — в холодном голосе не было и намёка на жалость.
Талира гневно обернулась и заметила, что Нотэри уже стоял совсем рядом. А из-за его спины вышли солдаты, все как на подбор с такими же непробиваемыми лицами.
— Что за нелепость?! — Талира вскинула голову и снова заговорила с Ильясом, хоть и казалось, что он и вовсе её не слышит. — Сентар, вы всегда были за справедливость, как вы допускаете такое…
— Это и есть справедливость, мейра сента, — почти пропел Ильяс, склонившись к самому её уху. Горячее дыхание обдало кожу, и всё вокруг закружилось.
Её подхватили под руки и куда-то повели, быстро-быстро. Отчего-то не было сил сопротивляться. Талира могла только смотреть, как мимо мелькают знакомые и незнакомые лица, коридоры, залы, как встречные отворачиваются от неё, как бьются вдруг в руках прислуги подносы с посеребренными бокалами. Её вывели на улицу, на центральную площадь перед дворцом. Там уже возник эшафот, на котором стояла деревянная колода, накрытая алым бархатом.
Талира посмотрела на себя. Она ведь в таком же ярко-алом платье…
Всё происходило мгновенно. Талиру вывели наверх, а она даже не понимала, как шагает по деревянным ступеням эшафота, не видела, кто ведёт её. В считаные минуты всю площадь заполнили люди, их были толпы, они прибывали и прибывали, занимая всё свободное место. И смотрели, смотрели на неё в упор, кто-то тыкал пальцем, а кто-то стыдливо опускал глаза.
Этого не может быть! Всего этого — не может быть! Но за спиной уже читают приговор. А она всё так же не может сказать и слова, точно онемела. Последние обвинительные слова — и её заставляют склонить голову. И нет сил сопротивляться.
Распущенные волосы упали, разлетелись по деревянной колоде. Щека коснулась алого бархата. Он тёплый и мягкий, ласкает кожу. А на улице раннее утро. В прохладном воздухе разливается весенняя свежесть, кружит голову аромат распустившихся лилий.
Талира закрыла глаза.
Резкий порыв ветра, холод металла — и тяжёлый топор палача отрубил ей голову.
* * *