Характеристика взглядов славянофилов и западников.

Реферат

по теме
“Оценка реформ Петра I западниками и славянофилами”

Выполнил: студент гр. А-22 Мухортов А.Ю.

Проверил: преподаватель Дробжева Г.М.

Тамбов 2003.

Содержание.

Введение.

Деятельность Петра до сих пор не имеет в общественном сознании одной твердо установленной оценки. На преобразования Петра смотрели разно его современники, смотрим разно и мы, люди XX и начала XXI в. Одни старались объяснить себе значение реформы для последующей русской жизни, другие занимались вопросом об отношении этой реформы к явлениям предшествовавшей эпохи, третьи судили личность и деятельность Петра I нравственной точки зрения.

Ведению историка подлежат, строго говоря, только две первые категории мнений, как исторические по своему существу. Знакомясь с ними, можно заметить, что эти мнения иногда резко противоречат друг другу. Происходят такие несогласия от многих причин: вo-первых, преобразования Петра, захватывая в большей или меньшей степени все стороны древнерусской жизни, представляют собой такой сложный исторический факт, что всестороннее понимание его трудно дается отдельному уму. Во-вторых, не все мне­ния о реформах Петра выхолят из одинаковых оснований. В то время как одни исследователи изучают время Петра с целью достичь объективного исторического вывода о его значении в развитии народной жизни, другие стремятся в преобразовательной деятельности начала XVIII в. найти оправдания тех или иных своих воззрений на современные общественные вопросы. Если первый прием изучения сле­дует назвать научным, то второму всего приличнее назва­ние публицистического. В-третьих, общее развитие науки русской истории всегда оказывало и будет оказывать влия­ние на представления о Петре. Чем больше мы будем знать нашу историю, тем лучше мы будем понимать смысл преобразований. Нет сомнения, что мы находимся в луч­шем положении, чем наши предки, и знаем больше, чем они, но наши потомки то же скажут и о нас. Мы откинули много прежних исторических заблуждений, но не имеем пpaвa сказать, что знаем прошлое безошибочно — наши потомки будут знать и больше, и лучше нас.

Деятельность Петра I уже обсуждали его современники. Их взгля­ды сменялись взглядами ближайшего потомства, судившего по преданию, понаслышке, а не поличным впечатлением. Затем место преданий заняли исторические докумен­ты. Петр стал предметом научного веления. Каждое поколение несло с собой свое особое мировоззрение и относилось к Петру по-своему.

Современники Петра считали его одного причиной и двигателем той новизны, какую вносили в жизнь его реформы. Эта новизна для одних была приятна, потому что они видели и ней осуществление своих желаний и симпатий, для других она была ужасным делом, ибо, как им казалось, подрывались основы старого быта, освященные ста­ринным московским правоверием. Равнодушного отноше­ния к реформам не было ни у кого, так как реформы заде­вали всех. Но не все одинаково резко выражали свои взгля­ды. Пылкая, смелая преданность Петру и его делу отлича­ет многих его помощников; страшная ненависть слышится в отзывах о Петре у многих поборников старины. Первые доходят до того, что зовут Петра «земным богом», вторые не страшатся называть его антихристом. И те, и другие признают в Петре страшную силу и мощь. И ни те, ни дру­гие не могут спокойно отнестись к нему. потому что нахо­дятся под влиянием его деятельности.[1]

Характеристика взглядов славянофилов и западников.

Западничество и славянофильство составляют главный фокус, вокруг которого и по отношению к которому оформился идеологи­ческий горизонт эпохи 1840—1860 гг., сыгравший решающую роль в формировании русского национального сознания и определивший дальнейшие судьбы русской интеллигенции.

Классическое западничество выросло на почве европеизма — умо­настроения значительной части интеллигенции, имевшего более чем двухсотлетнюю традицию. В XVIII в. период усвоения плодов за­падноевропейской цивилизации одновременно совпал с эпохой ин­дивидуализации и рационализации, иными словами, с эпохой ста­новления индивидуализма, отчуждения личности от общества, секу­ляризации культуры.

Большую роль в развитии европеизма в России, то есть в про­цессе усвоения плодов европейской цивилизации и различных тен­денций европейской мысли, сыграла литература.

Однако если в эпоху Просвещения русский европеизм воспри­нимал Европу как культурно-идеологический монолит, то в начале ХЕХ в., когда обозначился кризис просветительского сознания, от­четливо проявилась двойственность в оценках европейской культу­ры. Русское общество разделилось на консервативную и либераль­ную группы. Но все же эти течения были еще продолжением духов­ной жизни XVIII в.

Серьезные сдвиги в национально-историческом сознании рус­ской интеллигенции наметились после Отечественной войны 1812 года. В освободительной войне победили армия и народ. В загранич­ном походе русских войск произошло первое массовое знакомство с Западной Европой. Оно не только вызвало горькое разочарование в собственной отсталости, но и породило надежды на либерализацию внутреннего строя, на отмену крепостного права, на некоторое урав­нение прав сословий, введение свободы печати, гласного суда с уча­стием присяжных, учреждение выборных волостных, уездных и гу­бернских правлений, на сокращение военной службы, изменение форм правления.

Однако после 1820 г. император Александр I окончательно рас­стался с конституционными мечтами своей юности, и Россия всту­пила в полосу правительственной реакции. Начался разрыв неглас­ного союза интеллигенции с царем. Декабрьское восстание 14 де­кабря 1825 г. было знаком крушения надежд на преобразования «сверху».

В этот период будущие западники и славянофилы ощущали себя в состоянии глубокого разлада с действительностью. Желание быть полезными Родине и невозможность политической деятельности трансформировались в интенсивные философские искания. Безус­ловно, этому способствовала духовная атмосфера, устремленная на метафизическую проблематику.

В обществе любомудров (1822—1825), в кружке Станкевича (1832—1839) и в кружке Герцена (1842—1847) философские споры концентрировались вокруг вопроса: «Что задумал Творец о России, какова ее судьба?».

В этих кружках началась кристаллизация теорий, широких мировоззренческих обобщений, которые стремились охватить историю культуры народа в целом, выдвигая идеалы будущего развития, то есть философия ощущалась как необходимость «нового модуса су­ществования». Князь В. Ф. Одоевский в первом философском ро­мане «Русские ночи» заявлял, что «XIX век принадлежит России», Иван Киреевский в «Обозрении русской словесности 1829 года» писал: «Наша философия должна развиться из нашей жизни, со­здаться из текущих вопросов, из господствующих интересов нашего народного быта». В процессе аргументации ответа на вопрос: «По­вторяет ли Россия путь Западной Европы или ее цивилизация при­надлежит к другому типу?» — образованное общество разделилось на западников и славянофилов.

Однако, прежде чем очертить проблематику спора западников и славянофилов «замечательного десятилетия» (1838—1848), следует остановиться на той роли, которую сыграл П.Я. Чаадаев в становле­нии обоих течений. Еще в конце 20-х гг. П.Я. Чаадаев сформулиро­вал антитезу «Россия — Европа». По Чаадаеву, Европа благоустрое­на, упорядочена в материальном и бытовом отношении, «нравствен­но воспитана». В реестр европейских ценностей входят привязан­ность к семейному очагу, идеалы долга, свободы, гражданской лич­ной ответственности, терпимости к другим культурным сообществам. Россия лишена всех этих ценностей, в русской жизни господствует произвол, не выработаны формы культурной жизни. В России все рабы, подчиняющиеся культу грубой силы, лишенные чувства соб­ственного достоинства. Русские отделены от остального мира стеной непонимания.

Философия истории Чаадаева в целом не имела ничего общего с точки зрения классического западничества, согласно которому Россия должна пройти путь капиталистического развития. Апогей развития Европы Чаадаев видел в Средних веках, в дореволюционной Европе, а капитализм был для него скорее свидетельством глубоком кризиса цивилизации. Чаадаев возлагал надежды на возрождениерелигии и приветствовал философию Шеллинга.

Чаадаев в своих письмах как бы предчувствовал разделение русского образованного общества на сторонников веры и приверженца разума, на защитников индивида или поборников коллектива, на проповедников жизни в народе и на ревнителей гражданственности.

Западничество выражало идеологию той части интеллигенции, которая из поколения в поколение воспитывалась в духе европеизма и была заинтересована в ускорении экономическо-технического прогресса, в направлении, указанном Западной Европой.

Западники (А.И. Герцен, Н.П. Огарев, Г-Н. Грановский, ВТ. Белинский, В.П. Боткин, Н.Х. Кетчер, Е.Ф. Корш, П.В. Анненков, И.И. Панаев, И.С. Тургенев) считали, что развитие России было заторможено более чем на три века в связи с монголо-татарским игом, но что она способна догнать европейские страны.

В начале 40-х гг. враждебность между западниками и славянофилами стала неизбежной. В. Г. Белинский отошел в этот период от гегельянства. Идея свободы личности, защиты ее прав вылилась в «маратовскую» любовь к человечеству: «Чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы осталь­ную... С нравственным улучшением, — писал он Боткину, — долж­но возникнуть и физическое улучшение... И смешно думать, что это может сделаться само собой, без насильственных переворотов, без крови. Да и что кровь тысяч в сравнении с уничтожениями и стра­даниями миллионов».

Характерной чертой западничества была приверженность секуляризму, идеалу освобождения от «византийско-православного ошейника» (Герцен). Цивилизованность мыслилась западниками в разрыве с православием и церковью. Исходным пунктом философских построений западничества было рациоиально-аксиологическое по­нимание человеческой личности. Идея цивилизованной просвещенной личности, умеющей отстаивать свое достоинство и разумно ис­пользовать свободу общественно-политических действий, восходит к идеям Гегеля о рабстве и крепостничестве как формах отчуждение личности, которые влекут и другие несвободы. Гегель также отвечал надеждам западников о возможности постепенного выхода из состояния отчуждения, о возможности реинтеграции с действительностью без «смирения» перед обществом.

Личность, ее достоинство, цивилизация и просвещение, здравый смысл, справедливость и правозаконность — вот главные ценности жизни, провозглашенные Белинским, ценности, на которые ориентировались западники. Однако этот перечень ценностей нуждается в соответствующей интерпретации, поскольку и славянофилы оперировали этими же понятиями, но придавали им другой смысл. Запад­ники выступали, часто и не желая этого, как сторонники превраще­ния народа в совокупность автономных и сознательных индивидов. Личность рассматривалась с точки зрения ее места в истории, пони­маемого как прогресс.

Иной была реакция на письмо Чаада­ева у А.С. Хомякова, К.С. Аксакова, И.В. Киреевского и П.В. Ки­реевского. Они согласились с П.Я. Чаадаевым, что настоящее Рос­сии непереносимо, но с негодованием отреклись от его тезиса о том, что Россия — это чистый лист бумага. Они не могли согласиться с мнением Чаадаева, что «наши воспоминания не идут дальше вче-пашнего дня», с идеей исторической ничтожности России.

В славянофильском кружке в 40-е гг. объединились братья И.В. и П.В. Киреевские, А.С. Хомяков, братья К.С. и И.С. Аксаковы, Ю.Ф. Самарин, А.И. Кошелеев, Д.А. Валуев; позднее присоедини­лись А.Н. Попов, Ф.В. Чижов, ВА. Елагин, В.А. Черкасский, И.Д. Беляев. Близки к кружку были литераторы С.Т. Аксаков, Н.М. Языков, В.И. Даль, Ф. Тютчев. Их всех связывали общие научные и литературные интересы, но сугубо философскими про­блемами занимались А.С. Хомяков (1804—1860), И.В. Киреевский (1806-1856), К.С. Аксаков (1817—1860), Ю.Ф. Самарин (1819-1876).

Центральная тема философского творчества ранних славянофи­лов — А.С. Хомякова, И.В. Киреевского, К.С. Аксакова, Ю.Ф. Са­марина — это обоснование своеобразия истории и культуры русского народа. Своеобразие они видели в сочетании национального сознания и правды православия. Славянофилы говорили, что рус­ская история, русский быт, национальное самосознание, культура в целом обладает самобытными жизненными ценностями и перспек­тивами. Высокий нравственный потенциал русской культуры, со­держащийся в православии, должен обеспечить России и всем сла­вянским народам ведущее место в историческом развитии. Славяно­филы подняли вопрос о народе как движущей силе истории, о необ­ходимости переоценки значимости допетровской Руси, о крестьянс­кой общине, самоуправлении, земстве, о различии между нацио­нально-народной и официально-самодержавной Россией, об оцерковлении, преображении общественной жизни, о философии как теории воспитания и совершенствования общества.

Для широкого круга людей, интересующихся историей своей стра­ны, газвание славянофилов подсказывает определенную внутрен­нюю перспективу их учения: славянские симпатии, культ самобыт­ности, тягу к старине, почвенности.

Но ни идея мессианизма России и славянского мира в будущем развитии Европы, ни идеализация истории Древней Руси, ни учение об общине, ни своеобразная эстетическая концепция народности в искусстве не составляют мировоззренческой сути славянофильства. В основе православной философии славянофилов лежит идея цель­ности личности и идея соборности, идея возрождения церкви (иде­альной апостольской церкви первых веков христианства), проник­новения церковных начал в жизнь каждого индивида и общества в целом. И только принимая этот исходный принцип, можно рассмат­ривать взгляды славянофилов на роль России в мировой культуре, на крестьянский вопрос и социализм, на теорию познания и искус­ство, на государственное устройство, свободу общественного мнения и многие другие вопросы. Вечным в учении славянофилов, по мне­нию православного историка культуры Флоровского, является тема «Восток и Запад, Россия и Европа — за этой конкретной, фактической, историко-географической противоположностью для романтического сознания идеалистов сороковых годов стояла другая, давшая ей содержание, принципиальная антитеза — антитеза принуждающей власти и творческой свободы. В процессе систематического углубления и эта антитеза была сведена к еще более первичной — к антитезе разума и любви».

Суть славянофильской философии составляет противопоставление: с одной стороны — рационализм, рассудочность, практицизм, индивидуализм как ориентиры европейской культуры; с другой — идеал цельной личности и соборных начал в русской культуре.

Мысли и западников, и славянофилов о самоценности национальной культуры (тогда это понятие имело гораздо более широкий смысл) и о значимости ее вклада в мировую культуру были навеяны Целлингом и Гегелем, начинавшими свою творческую деятельность период расцвета европейского романтизма. По Шеллингу, каждая народность выражает какую-либо сторону всемирной культуры человечества. В шеллингианской теории содержался вопрос и о вкладе России в мировую культуру.

Учение Гегеля об исторических и неисторических народах спо­собствовало формированию славянофильских историософских представлений. По Гегелю, мировой дух нашел совершеннейшее выраже­ние в германском народе и как бы остановился у границ славянского мира, обрекая эти народы на подражательство и духовную зави­симость.

Таким образом, учение Гегеля об исторических и неисторичес­ких народах и философия истории Шеллинга заставили как западников, так и славянофилов задуматься о рати и месте России среди других народов. Однако другие аспекты философии романтиков интерпретировались западниками и славянофилами весьма различ­но. Так, западников привлекал в романтизме культ свободной творческой личности, доходящей до индивидуализма. Они черпали свои идеи у Шиллера, Жорж Санд, Гейне. Славянофилы на первое место ставили «духовное общение каждого христианина с полнотой всей Церкви как гарантии свободы личности». Основной принцип церк­ви по Хомякову заключается не в повиновении внешней власти, а в соборности, совместном отыскании путей к спасению, в единстве, основанном на единодушной любви к Христу и божественной пра­ведности.

Отношение русского славянофильства к немецкому романтизму стало впоследствии одной из главных спорных проблем для историографов русской философии в XX в.[2]