Паскаль
...
Когда дождевая вода течет по желобам, то нам кажется, что она вытекает из них, тогда как в действительности она падает с неба! То же и со святыми поучениями, которые высказывают нам божественные люди. Кажется, что они исходят от них, в действительности же они исходят от Бога.
Рамакришна
Ставить свои духовные силы вне зависимости от силы божеской – это, по учению Лао-Тсе, все равно что верить, что мех не есть прибор, лишь пропускающий через себя воздух, а самостоятельный источник, сам из себя его производящий, и что мех мог бы дуть и в безвоздушном пространстве.
...
Я испытываю с особенной силой то, что человек во всем том, что он делает или может делать прекрасного, великого и доброго, есть только орудие чего-то или кого-то высшего его. Это чувство есть вера. Человек верующий присутствует с трепетом священной радости при этих совершающихся чрез него, а не от него чудесах, которые происходят в нем. Он отдает им в распоряжение свою волю, стараясь почтительно стереться, ради того чтобы как можно меньше извратить высшее дело этой силы, которая на время пользуется им для исполнения своего дела.
Он обезличивается и уничтожается; он чувствует, что его «я» должно исчезнуть, когда говорит святой дух, когда действует Бог. Так пророк слышит призыв, так молодая мать чувствует, как двигается плод в ее утробе. До тех пор пока мы чувствуем свое «я», мы ограниченны, себялюбивы, пленники; когда же мы в согласии с жизнью мира отзываемся на голос Бога, наше «я» исчезает.
Амиель
...
Если мы только на один миг отрешимся от своего маленького «я», не будем замышлять злого, будем только чистым стеклом, отражающим лучи, – чего только мы не отразим! Все мироздание развернется в лучезарном блеске вокруг нас.
|
|
Торо
...
Истинная мудрость учит нас тому, что основы мыслей всякого человека живут в его более скромных братьях и что те свойства, которые выказывает ученый в своих глубочайших открытиях, совершенно те же самые, как и те, которые обыкновенный человек употребляет в своих ежедневных жизненных трудах.
Истинное понимание великих людей состоит в том, что они только примеры и проявления нашей общей природы, показывающие то, что свойственно всем душам, хотя оно и раскрывается еще лишь в немногих. Свет, исходящий от них, есть не что иное, как слабое откровение той силы, которая таится в каждом человеческом существе. Они не диво, не чудо, но естественное развитие человеческой души.
Из «Передовой мысли мира»
...
Истинное дело человека на земле в том, чтобы держать свое существо в согласии с вечным; тогда только всемогущая сила любви и разума может изливаться через него, как через чистый канал.
Из «Передовой мысли мира»
...
Жизнь дана нам, как ребенок дан няньке, чтобы возрастить его. Это самое говорит притча о талантах.
Мф., гл. 24, ст. 14–30
__________________________________
Держи себя в чистоте от зла, с тем чтобы сила Божия могла проходить через тебя. В этом прохождении силы Божией – великое благо.
Июля
Искусство
Ни в какой области нет такого злоупотребления словом, как в оценке произведений – в особенности мнимого – искусства.
...
Мы только тогда бываем вполне удовлетворены впечатлением от художественного произведения, когда оно оставляет после себя нечто такое, чего мы, при всем усилии мысли, не можем довести до полной ясности.
|
|
Шопенгауэр
...
Искусство есть такое воздействие на людей, при котором в душах их таинственное становится очевидным, смутное делается ясным, сложное – простым, случайное – необходимым. Истинный художник всегда упрощает.
По Амиелю
...
Если целый мир, как представление, есть лишь видимость, то искусство есть разъяснение этой видимости, камер-обскура, показывающая предметы чище и позволяющая лучше обозревать и охватывать их. Искусство есть зрелище в зрелище, сцена на сцене, как в «Гамлете».
Шопенгауэр
...
Человек, одаренный обыкновенными чувствами, сообразует мысли с вещами; художник сообразует вещи со своими мыслями. Обыкновенный человек считает природу неизменно укрепленной и твердой; художник – текучей, переливающейся и кладет на нее отпечаток своего существа. Для него непокорный мир покорен и податлив; он одевает прах и камни человеческими свойствами и превращает их в выражения разума.
Эмерсон
...
Помните, что ничего нельзя делать прекрасного из соперничества, ничего благородного из гордости.
Джон Рёскин
Науки и искусства могут быть нужны народу только тогда, когда люди, живущие среди народа и как народ, не заявляя никаких прав, будут предлагать ему свои научные и художественные услуги, принять или не принять которые будет зависеть от воли народа.
Есть два несомненных признака истинной науки и истинного искусства: первый, внутренний – тот, что служитель науки и искусства не для выгоды, а с самоотвержением исполняет свое призвание, и второй, внешний – тот, что произведение его понятно всем людям.
|
|
Наука и искусство так же тесно связаны между собой, как легкие и сердце, так что если один орган извращен, то и другой не может правильно действовать.
Наука истинная изучает и вводит в сознание людей те истины знания, которые людьми известного времени и общества считаются самыми важными. Искусство же переводит эти истины из области знания в область чувства.
__________________________________
Занятие искусством хотя и не такое высокое дело, каким считают его обыкновенно те, которые занимаются им, но дело небесполезное и доброе, если оно соединяет людей и вызывает в них добрые чувства; занятие же искусством таким, которое одобряется богатыми классами нашего мира, – искусством, разъединяющим людей и вызывающим в них недобрые чувства, есть дело не только бесполезное, но вредное.
Июля
Свобода
Человек бывает несвободен только настолько, насколько он жизнь свою полагает в своем животном.
...
Говорят, что для человека самое большое благо есть его свобода. Если свобода есть благо, то человек свободный не может быть несчастным. Значит, если ты видишь, что человек несчастен, страдает, ноет, – знай, что этот человек несвободный: он непременно кем-нибудь или чем-нибудь порабощен.
Если свобода есть благо, то свободный человек не может быть добровольным рабом. И потому, если ты увидишь, что человек унижается перед другими, льстит им, – знай, что человек этот также не свободен. Он раб, который добивается или обеда, или выгодной должности, или еще чего-нибудь, вообще добивается того, чтобы распоряжаться тем, что не принадлежит ему.
Свободный человек распоряжается только тем, чем можно распоряжаться беспрепятственно. А распоряжаться вполне беспрепятственно можно только самим собою. И потому если ты увидишь, что человек хочет распоряжаться не самим собою, а другими, то знай, что он не свободен: он сделался рабом своего желания властвовать над людьми.
Эпиктет
...
Без внутренней свободы внешняя свобода ничего не стоит. Какая мне польза, если я не подавлен внешним насилием, но вследствие незнания, порока, эгоизма, страха я не управляю своей душой. Я назову только того человека свободным, который не замкнут в себе или своей секте, который побеждает гордость, гнев, леность и готов отдать себя в жертву за благо человечества.
Чаннинг
...
Ничего не делается без веры. Сомнение убивает человека, убивает народы. Почему освобождение народов так трудно, так тяжело, так длительно? Потому что у них нет веры в их право, в непобедимую силу их права. Почему всюду угнетенные классы стонут в ожидании облегчения, которое так и не приходит? Потому что у них нет веры ни в себя, ни в Бога, всегда готового спасти их, но не без их участия, потому что преимущество свободных существ – быть тем, чем они хотят быть, как и наказание их в том, чтобы быть тем, чем их хотят сделать, когда они покорно склоняются под гнетом несправедливости и угнетения. Но и тогда Бог не оставляет их. Для пробуждения их он посылает вестников Своего милосердия, вкладывает в них Свое слово, облекает их Своим могуществом – и мир вдруг колеблется, толпы сбегаются слушать, народы волнуются, они подымаются, как забродившее тесто; смутное представление лучшего будущего является их воображению. При виде его они трепещут, они проникаются чувством избытка жизни.
Но вот являются и угнетатели, фарисеи и книжники. Смущенные, встревоженные, дрожащие за свою пошатнувшуюся власть, они или душат посланцев Отца Небесного или, если могут, клевещут и научение их, и на дела; они в самом деле добра, творимого этими посланцами, находят предлоги для осуждения их. Они говорят: «Правда, мы не можем отрицать этого, – эти люди изгоняют бесов, но они изгоняют их силой князя бесовского». Подымите, подымите голову, и поверх той тьмы, которую эти лицемеры стараются сгустить вокруг вас, на востоке вы увидите уже восстающее солнце, которое скоро осветит вас своим полным светом и согреет своими лучами.
Ламенэ
...
Чтобы сделаться истинно свободным, ты должен всегда быть готовым отдать Богу то, что ты от него получил. Ты должен соединить свою волю с волей Бога. Только в том, что противно воле Бога, человек может быть несвободен. Желая же только того, чего желает Бог: правды, любви, ты не можешь быть несвободен. Нет такого положения, в котором ты бы не мог проявить правду и любовь, и потому нет того положения, в котором ты бы мог быть лишен свободы. Если же ты не хочешь этого, то ты на всю жизнь останешься рабом между рабами, хотя бы у тебя и были всевозможные мирские почести, хотя бы ты и сделался самим царем.
По Эпиктету
...
Где нет свободы, там жизнь сводится к жизни животного.
Иосиф Мадзини
...
Не будь рабом одного или немногих. Делаясь рабом всех, ты делаешься другом всех.
По Цицерону
...
Человеческое достоинство и свобода свойственны нам. Будем же хранить их или умрем с достоинством.
Цицерон
__________________________________
Если ты чувствуешь себя несвободным, ищи причину в себе.
Июля
Наказание
Наказание есть понятие, из которого начинает вырастать человечество.
...
Другую притчу предложил Он им, говоря:
Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем. Когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел. Когда взошла зелень и показался плод, тогда явились и плевелы. Пришедши же рабы домовладыки сказали ему: Господин! не доброе ли семя сеял Ты на поле Твоем? откуда же на нем плевелы? Он же сказал им: враг человек сделал это. Арабы сказали: хочешь ли, мы пойдем, выберем их? Но Он сказал: нет, чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы.
Мф., гл. 13, ст. 24–29
Когда ребенок бьет тот пол, о который он ударился, – это очень неразумно, но так же понятно, как то, что человек прыгает, когда он больно зашибся. Понятно также, когда человек, получив удар, под влиянием боли отвечает тем же ударившему. Но делать хладнокровно зло человеку, потому что он сделал зло когда-то прежде, и объяснять это разумными доводами было бы совершенно непонятно, если бы человек не имел способности и склонности придумывать разумные объяснения своим дурным поступкам.
Люди так поверили в те оправдания, которые они придумали своей мстительности, что они приписали мстительность Богу, назвав мстительность справедливостью, возмездием.
Человек сделал зло. И вот другой человек или люди для противодействия этому злу не находят ничего лучшего, как сделать еще другое зло, которое они называют наказанием.
Всякое наказание основывается никак не на рассуждении и не на чувстве справедливости, а на одном дурном желании сделать зло тому, кто сделал зло тебе или другому.
Наказание, прилагаемое к воспитанию, к общественному устройству, к религиозному пониманию, не только не содействовало и не содействует улучшению детей, обществ и всех людей, верящих в наказание за гробом, но произвело и производит неисчислимые бедствия, ожесточая детей, развращая общество и обещанием ада лишая добродетель ее главной основы.
Уже много лет тому назад люди начали понимать неразумность наказания и стали придумывать различные теории устрашения, пресечения, исправления. Но все эти теории падают одна задругой, потому что в основе их всех только месть и все теории стараются только скрыть эту основу. Придумывают очень многое, но не решаются сделать одного нужного, а именно того, чтобы ничего не делать, а оставить того, кто согрешил, каяться или не каяться, исправляться или не исправляться; самим же придумывающим теории и прилагающим их – жить доброй жизнью.
Наказание и весь уголовный закон будет таким же предметом недоумения и удивления будущих поколений, каким для нас представляется людоедство, принесение людей в жертву божеству и т. п. «Как могли они не видеть всю бессмысленность, жестокость и зловредность того, что они делали?» – скажут наши потомки.
Смертная казнь представляет самое очевидное доказательство того, что устройство нашего общества совершенно чуждо христианству.
Накладывать наказание все равно что греть огонь. Всякое преступление несет всегда с собой и более жестокое, и более разумное, и более удобопринимаемое наказание, чем то, которое могут наложить люди.
...
Большинство людей, наполняющих наши тюрьмы и умирающих на виселицах, это все существа, обездоленные тем самым законом, который присваивает себе право наказывать их.
Герберт Бигелов
__________________________________
Надо знать и помнить, что желание наказать есть низшее, животное чувство, которое требует своего подавления, а не возведения в разумную деятельность.
Июля
Благо
Зло может делать только сам человек. То же, что совершается помимо воли человека, все благо.
...
Соломон и Иов лучше всего знали и лучше всего говорили о ничтожестве мирской жизни; один был самым счастливым, другой – самым несчастным; один испытал суетность удовольствий, другой – действительность бедствий.
Паскаль
...
Всякому созданию полезно не только все то, что посылается ему Провидением, но и в то самое время, когда оно посылается.
Марк Аврелий
Жизнь человека есть стремление к благу; к чему он стремится, то и дано ему – жизнь, не могущая быть смертью, и благо, не могущее быть злом.
...
Когда же не плоть, а ты будешь глава в человеке? Когда поймешь ты блаженство любви ко всякому, когда освободишь себя разумением жизни от скорбей и похотей, не нуждаясь для своего счастья, чтобы люди служили тебе своею жизнью или смертью; когда поймешь ты, что истинное благо всегда в твоей власти и не зависит от других людей?
Марк Аврелий
...
Убедись, что нет у тебя иной собственности, кроме твоей души. Избери решительно самый лучший образ жизни, привычка сделает его приятным для тебя. Богатство – якорь ненадежный, а слава – и того хуже. То же и тело, то же и власть, то же и почет: все это ничтожно и бессильно. В чем же надежный якорь для жизни? Только в добродетели. Таков уж божественный закон, что только добродетель держится твердо и непоколебимо; все же остальное – ничто.
Пифагор Самосский
...
Ты уже несчастен, если страшишься несчастья, а кто его заслуживает, тот его вечно страшится.
Китайская пословица
...
Истинной природе человека свойственно приобретать жизненное, неиссякаемое духовное состояние. Зависимости же от внешних материальных благ доводят нас до рабского подчинения людям и случайностям.
Эмерсон
...
Одни говорят: войди в самого себя, и ты найдешь покой. В этом еще не вся правда.
Другие, напротив, говорят: выйди из самого себя, постарайся забыться и найти счастье в развлечениях. И это несправедливо, хотя бы только потому, что этим путем нельзя избавиться, например, от болезней.
Покой и счастье – не внутри нас, не вне нас; они – в Боге, который и внутри и вне нас.
Паскаль
...
Внешние препятствия не делают вреда человеку, сильному духом, ибо вред есть все то, что обезображивает и ослабляет, – как бывает с животными, которых препятствия озлобляют; человеку же, встречающему их с тою силою духа, которая ему дана, всякое препятствие прибавляет нравственной красоты и силы.
Марк Аврелий
Все от Бога и потому все благо, – зло есть только не видимое нами по близорукости благо.
__________________________________
Все внешние бедствия, которые могут постигнуть человека, понявшего то, что зло для него может быть только в его поступках, ничто в сравнении с благом того спокойствия и свободы, которое он испытывает.
Июля
Война
Ни описания, ни вид ужасов войны не останавливают людей от участия в войне. Одна из причин этого та, что, созерцая ужасы войны, всякий невольно приходит к невыраженному, смутному соображению о том, что если столь ужасное дело существует и допускается, то существуют, вероятно, и скрытые от него причины того ужасного дела. Это соображение делает то, что люди, часто не злые, защищают войну, отыскивая ее благодетельные стороны, как отыскивают благодетельность стихийных явлений, забывая то, что они сами ее делают.
...
Мысль с ужасом останавливается перед неизбежно ожидающей нас в конце века катастрофой, и надо приготавливаться к ней. В продолжение 20 лет (теперь уже более 50) все усилия знания истощаются на то, чтобы изобретать орудия разрушения, и скоро будет достаточно нескольких пушечных выстрелов, чтобы уничтожить целую армию. Под ружьем теперь уже не так, как прежде, несколько тысяч продажных бедняков, но народы, целые народы готовятся убивать друг друга. Для того чтобы приготовить их к убийству, разжигают их ненависть, уверяя их, что их ненавидят, и кроткие люди верят этому, и вот-вот толпы мирных граждан, получив нелепое приказание убивать друг друга, Бог знает из-за какого смешного распределения границ или каких-нибудь торговых, колониальных интересов, бросятся друг на друга с жестокостью диких зверей.
И пойдут они, как бараны, на бойню, зная, на что они идут, зная, что они оставляют своих жен, что дети их будут голодать, но они будут идти, до такой степени опьяненные звучными и лживыми словами, до такой степени обманутые, что, воображая, что бойня составляет их обязанность, будут просить Бога благословить их кровавые дела. И будут они идти, растаптывая урожаи, которые они сеяли, сжигая города, которые они строили, с восторженным пением, криками радости, праздничной музыкой, будут идти без возмущения, покорные и смиренные, несмотря на то что в них сила и что, если бы они могли согласиться, они установили бы здравый смысл и братство вместо диких хитростей дипломатов.
Род
...
Очевидец рассказывает, что он увидал в Русско-японскую войну, войдя на палубу «Варяга». Зрелище было ужасное. Везде кровь, обрывки мяса, туловища без голов, оторванные руки, запах крови, от которого тошнило самых привычных. Боевая башня более всего пострадала. Гранату разорвало на ее вершине и убило молодого офицера, который руководил наводкой. От несчастного осталась только сжатая рука, державшая инструмент. Из четырех людей, бывших с командиром, два были разорваны в куски, два другие сильно ранены (им отрезали обе ноги и потом должны были еще раз отрезать их); командир отделался ударом осколка в висок.
И это не все. Нейтральные не могут принять на свои пароходы раненых, потому что гангрена и горячка заразительны.
Гангрена и гнойные, госпитальные заражения составляют вместе с голодом, пожаром, разорениями, болезнями, тифом, оспой тоже часть военной славы. Такова война.
А между тем Жозеф Местр так воспевал благодеяния войны:
«Когда человеческая душа вследствие изнеженности теряет свою упругость, становится неверующей и усваивает гнилостные пороки, которые следуют за излишками цивилизации, она может быть восстановлена только в крови».
Но бедняки, из которых делается пушечное мясо, имеют право не соглашаться с этим.
К несчастью, они не имеют мужества своих убеждений. От этого все зло. Привыкнув издавна позволять убивать себя ради вопросов, которых они не понимают, они продолжают это делать, воображая, что все идет очень хорошо.
От этого-то теперь там лежат трупы, которые под водой поедают морские раки.
В то время, когда картечь разбивала все вокруг них, едва ли они рады были думать, что все это делается для их блага, чтобы восстановить душу их современников, потерявшую свою упругость от излишка цивилизации.
Несчастные, вероятно, не читали Жозефа Местра. Я советую читать его раненым между двумя перевязками. Они узнают, что война так же необходима, как и палач, потому что, как и он, она есть проявление справедливости Бога.
И эта великая мысль будет служить им утешением в то время, когда пила хирурга будет распиливать их кости.
Гардюен
...
Война более ужасна, чем когда-либо. Искусный артист этого дела, гениальный убийца г-н Мольтке, такими странными словами отвечал делегатам мира:
«Война свята, божественное учреждение, один из священных законов мира. Она поддерживает в людях все великие и благородные чувства: честь, бескорыстие, добродетель, храбрость – одним словом, спасает людей от отвратительного материализма».
Так что соединиться в стада четырехсот тысяч человек, ходить без отдыха день и ночь, ни о чем не думать, ничего не изучать, ничему не научаться, ничего не читать, не быть полезным никому, загнивать в нечистоте, спать в грязи, жить, как скоты, в постоянном одурении, грабить города, сжигать деревни, разорять народы, потом, встретив такое же другое скопище человеческого мяса, бросаться на него, проливать озера крови, покрывать поля разорванным мясом и кучами трупов устилать землю, быть искалеченным, быть размозженным без пользы для кого бы то ни было и, наконец, издохнуть где-нибудь на чужом поле, тогда как ваши родители, ваша жена и дети дома умирают с голода, – это называется спасать людей от отвратительного материализма.
Ги де Мопассан
Прошло время рассуждать о вреде войны. Об этом все уже сказано. Теперь осталось одно, с чего следовало начать каждому человеку: не делать того, что он считает недолжным.
__________________________________
Неправда, что существование войны доказывает ее необходимость. Совесть человечества говорит, что это неправда и войны не должно быть.
Июля
Бог
Отрицать Бога – значит отрицать себя как духовное, разумное существо.
Бога и душу я знаю не путем определения, но совершенно другим путем. Определение разрушает во мне это знание. Я несомненно знаю, что есть Бог и что моя душа есть. Но это знание несомненно для меня потому только, что я неизбежно приведен к нему. К несомненности знания Бога я приведен вопросом: откуда я? К знанию души я приведен вопросом: что я такое?
Откуда я?
Я родился от своей матери, а та от бабушки, от прабабушки, а самая последняя от кого? И я неизбежно прихожу к Богу.
Кто такой я?
Ноги – не я, руки – не я, голова – не я, чувства – не я, даже мысли – не я. Что же я?
Я – я, – моя душа.
С какой бы стороны я ни пришел к Богу, будет то же самое: начало моей мысли, моего разума – Бог; начало моей любви – Он же; начало вещественности – Он же.
То же и с понятием души. Обращусь ли я к своему стремлению к истине, я знаю, что стремление к истине есть невещественная основа меня – моя душа; обращусь ли я на чувство своей любви к добру, я тоже причину этой любви нахожу в своей душе.
Самый неверующий человек, хочет он или не хочет этого, признает Бога. Он не может не признавать того, что есть закон его жизни, – закон, которому он может подчиняться или от которого может уклоняться. Вот это-то признание высшего, недоступного человеку и известного ему закона своей жизни и есть Бог или хотя проявление Его.
...
Бог проявляется в лучших мыслях, в правде речи, в искренности поступка и духом Своим дает благоденствие и вечность миру.
Зендавеста
...
Бог есть. Мы не должны и нам не нужно это доказывать. Всякая попытка доказать Его бытие есть уже кощунство; всякое же отрицание Его есть безумие. Бог живет в нашей совести, в сознании человечества, в окружающей нас вселенной. Наше сознание, наша совесть взывает к Нему во все наиболее торжественные минуты горя и радости. Отрицать Бога под сводом звездного неба ночи, у гроба дорогих людей или при казни мученика может только или очень жалкий, или очень преступный человек.
Мадзини
Жизнь мира совершается по чьей-то воле – кто-то этою жизнью всего мира и нашими жизнями делает свое какое-то дело. Тот, кто это делает, и есть то, что мы называем Богом.
__________________________________
Люди не верят в Бога только тогда, когда они верят лжи, выдаваемой за Бога.
Недельное чтение
Паскаль
Ни одна страсть не удерживает людей так долго в своей власти, не скрывает от них так прочно, иногда до самого конца, тщету временной мирской жизни и ни одна не отдаляет так людей от понимания смысла человеческой жизни и ее истинного блага, как страсть славы людской, в какой бы форме она ни проявлялась: мелочного тщеславия, честолюбия, славолюбия.
Всякая похоть носит в себе свое наказание и страдания, которые сопутствуют ее удовлетворению, обличают ее ничтожество. Кроме того, всякая похоть ослабевает с годами, славолюбие же с годами все больше и больше разгорается. Главное же то, что забота о славе людской всегда соединяется с мыслью о служении людям, и человеку легко обманываться, когда он ищет одобрения людей, что он живет не для себя, а для блага тех людей, одобрения которых он добивается. И потому это самая коварная и опасная страсть и труднее всех других искореняемая. Освобождаются от этой страсти только люди с большими душевными силами.
Большие душевные силы дают этим людям возможность быстро достигнуть большой славы, и эти же душевные силы дают им возможность увидать ничтожество ее.
Таким человеком был Паскаль. Таким же был близкий нам русский человек Гоголь (я по Гоголю, думаю, понял Паскаля). И тот, и другой, хотя с совсем различными свойствами и с совершенно различным складом и размером ума, пережили одно и то же. Оба очень скоро достигли той славы, которой страстно желали; и оба, достигнув ее, тотчас же поняли всю тщету того, что казалось им самым высоким, самым драгоценным в мире благом, и оба ужаснулись тому соблазну, во власти которого находились. Они все силы души положили на то, чтобы показать людям весь ужас того заблуждения, из которого они только что вышли, и чем сильнее было разочарование, тем настоятельнее представлялась им необходимость такой цели, такого назначения жизни, которое ничем не могло бы быть нарушено.