Баоюй отложил книгу и еле заметно улыбнулся.
— Вот ты говоришь о поведении человека, о древних мудрецах, а они учили: «Не теряй чувств, данных тебе от рождения». Но у новорожденного нет ни ума, ни знаний, он не жаден, не завистлив. А мы, словно в тине, с детства погрязли в жадности, тупости, обезумели от любви. Как уйти от всего этого? От мирской суеты? Только сейчас я понял смысл изречения древних: «Жизнь проходит в разлуках и встречах». Но о нем позабыли. А уж если говорить о поведении человека, то никого нельзя сравнить с новорожденным!
— Но под врожденными чувствами, — возразила Баочай, — древние мудрецы подразумевали верность долгу и сыновнее послушание, а вовсе не стремление бежать от мира. Яо, Шунь, Юй, Чэн Тан, Чжоу-гун и Кун-цзы всегда стремились помочь народу и спасти его от страданий, поэтому, говоря о врожденных чувствах, они имели в виду «нетерпимость к жестокости». Если же истолковать это выражение, как толкуешь его ты, выходит, что мудрецы поощряли уход от общества и семьи! Но ведь это не соответствует истине!
— Яо и Шунь никогда не принуждали Чао Фу и Сюй Ю делать то-то и то-то, а У-ван и Чжоу-гун не заставляли Бо И и Шу Ци поступать так-то и так-то, — начал было Баоюй, но Баочай его перебила:
— Почему же тогда мудрецами считают Яо, Шуня, Чжоу-гуна и Кун-цзы, а не Чао Фу, Сюй Ю, Бо И или Шу Ци? Бо И и Шу Ци жили в конце правления династии Шан-Инь, терпели лишения и потому бежали из родных краев. А мы живем при самом мудром и просвещенном правителе, деды наши одевались в парчу, ели самые изысканные яства, с самого рождения тебя любили все — и бабушка, и мать, и отец. Вспомни об этом и подумай о том, что говоришь!
Вместо ответа Баоюй рассмеялся.
|
|
— Тебе больше нечего возразить, — сказала Баочай. — Хорошенько подумай над моими словами и усердно готовься к экзаменам, если хочешь завоевать первое место. Пусть даже ты на этом и остановишься, все равно можно будет считать, что ты не зря пользовался добродетелями предков и милостями Неба!
— Быть первым?! — со вздохом произнес Баоюй. — Это нетрудно. И вообще «на этом и остановишься», «не зря пользовался» — это все мне подходит. Я и сам так думаю.
Баочай хотела ответить, но в разговор вмешалась Сижэнь:
— Вторая госпожа, я ни слова не поняла из того, что вы говорили о древних мудрецах. С малых лет я прислуживаю второму господину Баоюю. Немало он мне доставил волнений. Заботиться о нем я, конечно, должна, но ему надо бы это ценить. И к вам относиться с благодарностью, хотя бы за то, что вы так почтительны к его родителям. А небожителей и святых, по-моему, просто придумали. Разве видел их кто-нибудь? Кто может, к примеру, знать, откуда явился хэшан, который второму господину Баоюю голову заморочил? Второй господин, ведь вы человек ученый! Неужели верите этому безумному монаху больше, чем отцу с матерью?
Баоюй опустил голову и молчал. В это время кто-то спросил, подойдя к окну:
— Второй дядюшка дома?
— Входи, входи! — отозвался Баоюй, узнав голос Цзя Ланя, и поднялся ему навстречу.
Цзя Лань вошел, широко улыбаясь, справился о здоровье Баоюя, поздоровался с Сижэнь и подал Баоюю письмо.
— Значит, приезжает твоя третья тетя Таньчунь? — спросил Баоюй, пробежав глазами письмо.
— Приедет, раз дедушка пишет, — отвечал Цзя Лань.
Баоюй кивнул, но мысли его были далеко.
|
|
— Вы все прочли? — спросил Цзя Лань. — Дедушка наказывает нам хорошенько учиться! А вы, дядюшка, наверное, совсем перестали писать сочинения?
— Наоборот! Как раз собираюсь написать несколько сочинений, чтобы набить руку, — усмехнулся Баоюй, — и чтобы думали, будто я преуспел в учебе.
— В таком случае предложите несколько тем для сочинений, — сказал Цзя Лань, — я буду писать вместе с вами, ведь мне тоже придется сдавать экзамены. И если я сдам чистый лист, будут смеяться не только надо мной, но и над вами!
— С тобой такого не случится! — уверенно произнес Баоюй.
Дождавшись приглашения, Цзя Лань сел против Баоюя, и они стали оживленно обсуждать предстоящие сочинения.
Чтобы не мешать им, Баочай ушла в другую комнату, думая про себя: «Баоюй, похоже, прозрел. Не пойму только, к чему это он сказал, что мои слова ему подходят».
Снова Баочай охватили сомнения. Зато Сижэнь, слушая, с каким увлечением Баоюй рассуждает о предстоящих экзаменах, радовалась в душе.
«Амитаба! Наконец-то заговорил о „Четверокнижии“, — думала она, — а это книга серьезная».
Пока Баоюй с Цзя Ланем рассуждали о сочинениях, Инъэр принесла чай. Цзя Лань взял чашку, завел речь о порядке сдачи экзаменов и рассказал, что пригласил Чжэнь Баоюя сдавать экзамены вместе с ними, чем очень порадовал Баоюя.
После ухода Цзя Ланя Баоюй отдал письмо Шэюэ, чтобы спрятала. Затем убрал книгу «Чжуан-цзы», позвал служанок и велел им унести и спрятать «Цаньтунци», «Юаньминбао», «Удэнхуэйюань»[84]и другие книги, которыми прежде увлекался.
Баочай с удивлением произнесла:
|
|
— Ничего хорошего в этих книгах, разумеется, нет, но зачем их уносить?
— Чтобы сжечь и разделаться с ними раз и навсегда! — ответил Баоюй.
«Наконец-то муж поумнел», — обрадовалась Баочай, но тут же снова расстроилась, услышав, как он бормочет:
В словах из «внутренних канонов»[85]
Нет существа ученья Будды,
Напутствия о «золотых каменьях»[86]
Не исключают «челн бессмертных»[87].
Баочай разобрала лишь слова «нет существа ученья Будды» да «не исключают „челн бессмертных“, и душу ее снова охватили сомнения, однако виду она не подала и принялась наблюдать за Баоюем.
Баоюй приказал Шэюэ и Цювэнь привести в порядок одну из пустовавших комнат, перенести туда все необходимые для экзаменов книги и с головой ушел в занятия.
Сижэнь только диву давалась и с улыбкой говорила Баочай:
— Ваши уговоры не прошли даром. Наконец-то он понял, что был неправ! Жаль только, что до экзаменов остается совсем мало времени.
— Это не важно, — слегка улыбнувшись, промолвила Баочай. — Что суждено, то и будет. Единственное, чего я от всей души желаю, это чтобы он шел по правильному пути и к нему никогда больше не возвращалось безумие!
Баочай огляделась и, убедившись, что в комнате никого, кроме них, нет, еле слышно добавила:
— Я все время боюсь, как бы не вспыхнула в нем его прежняя слабость к девушкам! Это было бы ужасно!
— Да, да, госпожа, — согласилась Сижэнь. — С того дня, как появился этот хэшан, второй господин совершенно охладел к сестрам. Потому что поверил ему. Если же перестанет верить, все может повториться. Ни вас, ни меня второй господин не жалует, Цзыцзюань ушла, осталось всего четыре служанки. Самая привлекательная — Уэр. Говорят, правда, будто ее мать просила старшую госпожу Ли Вань ее отпустить, хочет выдать девушку замуж. О Шэюэ и Цювэнь ничего плохого не скажешь, они лишь иногда озорничают. Что же до Инъэр, то второй господин не очень-то обращает на нее внимание, да и сама она скромная, ничего плохого себе не позволяет. Когда второму господину что-нибудь понадобится, надо посылать к нему либо Инъэр, либо девочек-служанок. Каково ваше мнение, госпожа?
— Пусть будет по-твоему, — ответила Баочай. — Но я все равно беспокоюсь!
С этих пор Баоюю стали прислуживать только Инъэр и девочки-служанки. Сам он из дому не выходил, а о здоровье госпожи Ван посылал справляться служанок. Но она не сердилась, рада была, что к сыну вернулся рассудок.
В третий день восьмого месяца исполнился год со дня смерти матушки Цзя. Баоюй с утра пошел поклониться в кумирню предков, а затем вернулся к себе.
После обеда Баочай, Сижэнь и остальные сестры болтали с госпожами Син и Ван.
Баоюй молча сидел в своей комнате, как вдруг к нему вошла Инъэр с блюдом фруктов и проговорила:
— Это вам матушка посылает по случаю годовщины со дня смерти бабушки.
Баоюй встал, в знак благодарности кивнул головой, снова сел и сказал:
— Поставь вон туда!
Инъэр поставила блюдо и тихонько сказала:
— Ваша матушка на вас не нарадуется, второй господин!
Баоюй улыбнулся.
— Она говорит, что вы сдадите экзамены, а через год получите звание цзиньши и чиновничью должность. Так что надежды ее оправдаются!
Баоюй ничего не сказал, лишь засмеялся.
— Если вы выдержите экзамены, — продолжала Инъэр, — поистине это будет счастьем для вашей супруги! Помните, однажды вы мне велели сделать чехол для веера с узором из цветов сливы и сказали, что завидуете счастливцу, у которого я окажусь вместе с барышней, когда она выйдет замуж? Теперь я у вас, и вы должны быть счастливы!
Сердце Баоюя замерло, но он овладел собой и тихо сказал:
— По-твоему, мы с женой счастливы, ну а ты как?
Инъэр смутилась, покраснела и через силу произнесла:
— Служанка — она и есть служанка! Какое может быть у нее счастье?
— И все же ты счастливее меня, если даже до конца дней своих останешься служанкой!
Услышав такие слова, Инъэр подумала, что юноша снова не в себе, испугалась и решила поскорее уйти.
— Глупая девочка! — произнес вслед ей Баоюй. — Вернись, я тебе все расскажу!
Если хотите узнать, что рассказал Баоюй служанке, прочтите следующую главу.
Глава сто девятнадцатая
Баоюй, одержавший победу на государственных экзаменах, порывает узы, связывающие с миром;
семья Цзя милостью государя вновь обретает блага, доставшиеся ей от предков
Итак, Баоюй окликнул Инъэр и сказал:
— Глупая девочка, вернись, я все тебе расскажу! Раз твоя барышня счастлива, то и ты будешь счастлива. На сестру Сижэнь полагаться нельзя, поэтому прислуживай барышне не жалея сил. Может быть, когда-нибудь ты возвысишься, и это будет вознаграждением за все твои страдания!
Сначала Инъэр как будто все понимала, но потом запуталась и сказала:
— Я лучше пойду, меня ждет ваша жена. Если захотите фруктов, велите служанке меня позвать!
Баоюй отпустил Инъэр, а вскоре вернулись Баочай и Сижэнь. Но об этом мы рассказывать не будем.
Через несколько дней начались экзамены. Все в доме возлагали на Баоюя и Цзя Ланя большие надежды. Только Баочай одолевали сомнения. Она опасалась, как бы юноши не оробели и не наделали ошибок. И хотя последнее время Баоюй усердно занимался, трудно было поверить, что он так быстро мог измениться к лучшему. И Баочай с тревогой искала причину этой перемены. Перед экзаменами она велела Сижэнь и Суюнь, служанке Ли Вань, и девочкам-служанкам приготовить все, что могло понадобиться молодым людям. Все сама просмотрела, сложила. Потом они с Ли Вань попросили госпожу Ван послать на всякий случай с Баоюем и Цзя Ланем нескольких надежных слуг.
На следующий день Баоюй и Цзя Лань, переодевшись в простую одежду, радостные, явились к госпоже Ван.
— Вы впервые участвуете в экзаменах, — наставляла их госпожа Ван, — и, хотя давно выросли, никогда не оставались одни. Если я отлучалась, с вами были и днем и ночью служанки. Но сейчас вас будут окружать чужие люди, и вам придется самим о себе заботиться! Как только напишете сочинение, сразу возвращайтесь домой, мы будем беспокоиться.
У госпожи Ван было тяжело на душе; Цзя Лань все время поддакивал, а Баоюй молчал, и лишь когда госпожа Ван окончила наставления, опустился на колени, со слезами на глазах трижды поклонился и произнес:
— Матушка, вы дали мне жизнь, а я ничем вас не отблагодарил. Если мне удастся выдержать экзамен и получить степень цзюйжэня, я буду считать, что свой долг перед вами выполнил и искупил то плохое, что сделал.
Госпожа Ван еще больше расстроилась и сказала:
— Ты меня очень порадовал, жаль, что бабушка не может увидеть тебя сейчас!
Роняя слезы, госпожа Ван привлекла Баоюя к себе, а он, не поднимаясь с колен, говорил:
— Пусть бабушка не видит меня, она и так обо всем узнает. И тоже порадуется. Она ведь жива! Просто душа ее покинула свою телесную оболочку.
Слушая Баоюя, Ли Вань забеспокоилась: уж не заболел ли он снова? Кроме того, ей казалось, что подобные разговоры вообще к добру не приводят, и она поспешила вмешаться:
— Госпожа, у нас великая радость, а вы печалитесь! Брат Баоюй образумился, стал с особым почтением относиться к родителям, усердно учиться. Вместе с Цзя Ланем он отправится на экзамены, покажет свое сочинение нашим ученым друзьям и будет дожидаться радостного известия о победе.
Ли Вань приказала служанкам поднять Баоюя с колен, а он отвесил ей низкий поклон и сказал:
— Дорогая золовка, не беспокойтесь! Мы непременно выдержим экзамены, Цзя Лань ваш преуспеет в жизни, и вам еще выпадет счастье надеть головной убор феникса и расшитую накидку!
— Пусть сбудутся твои слова! — воскликнула Ли Вань. — Тогда не напрасно…
Она не договорила, боясь расстроить госпожу Ван.
— Тогда можно было бы сказать, — подхватил Баоюй, — что у вас хороший сын, достойный своих предков. Он выполнит все, к чему стремился его отец, хотя отец этого не увидит.
Ли Вань ничего не сказала в ответ. Баочай слушала этот разговор с замиранием сердца — не только в словах Баоюя, но и в рассуждениях госпожи Ван и Ли Вань ей чудилось что-то недоброе, но она старалась не поддаваться грустным мыслям и, сдерживая слезы, молчала.
Баоюй подошел к жене, низко ей поклонился, вел себя он как-то странно, но о причине никто не догадывался. Ну а когда вдруг заплакала Баочай, все пришли в полное недоумение.
— Сестра! — произнес Баоюй. — Мне пора! Заботься о матушке и жди добрых вестей!
— Ладно, иди! — отвечала Баочай.
— Не надо меня торопить, — сказал Баоюй. — Я сам знаю, что должен поскорее уйти!
Он окинул всех взглядом, не увидел Сичунь и Цзыцзюань и сказал:
— Передайте поклон от меня четвертой сестрице Сичунь и сестре Цзыцзюань. Скажите, что я непременно с ними увижусь!
Казалось, Баоюй бредит. А может быть, он просто взволнован? Ведь ему впервые приходится покидать дом. Уж лучше бы ему скорее уйти!
— Тебя ждут! Поторопись, а то опоздаешь! — говорили Баоюю.
— Иду, иду! — отозвался он. — Успокойтесь! Все кончено!
— Ладно, иди же!
Госпожа Ван и Баочай прощались с Баоюем так, будто расставались навеки. Они с трудом сдерживали рыдания. А он, смеясь как безумный, удалился.
Поистине:
Он пошел туда, где все сулит
Процветанье, искренний почет.
И минует, вырвавшись из пут,
Первый на пути своем рубеж!
Но оставим пока Баоюя и Цзя Ланя и расскажем о Цзя Хуане. Едва Баоюй и Цзя Лань вышли за ворота, Цзя Хуань, вообразив себя полным хозяином в доме, стал говорить:
— Уж теперь-то я отомщу за свою мать! В доме, кроме меня, не осталось мужчин. Старшая госпожа Син во всем меня слушается, кого мне бояться?
Он побежал к госпоже Син справиться о здоровье и стал ей всячески льстить.
Очень довольная, госпожа Син воскликнула:
— Ты и в самом деле умен! Одна я могу решить вопрос со сватовством Цяоцзе! А твой дядя Цзя Лянь такое важное дело по глупости поручил чужим людям!
— Мне сообщили, — сказал Цзя Хуань, — что семья жениха готовит богатые дары. Так что замужество вашей внучки дело решенное. И уж теперь-то муж ваш наверняка получит высокую должность! Шутка ли, породниться с таким влиятельным ваном! Не в укор госпоже Ван будь сказано: они сильно нас притесняли, когда жива была Юаньчунь, супруга государя! Надеюсь, Цяоцзе не окажется такой бессовестной. Пойду поговорю с ней!
— Да, надо ей все рассказать, — согласилась госпожа Син. — Пусть оценит твою доброту. Уверена, отцу Цяоцзе не найти для дочери лучшей пары! А эта дура Пинъэр все время твердит, что мы затеяли нехорошее дело. И госпожа Ван против. Хотят над нами верх взять! Тянуть с этим делом не надо, а то вернется Цзя Лянь и может нам помешать.
— Тогда надо готовить гороскоп Цяоцзе, — сказал Цзя Хуань. — По существующему во дворцах ванов обычаю, невесту можно взять в дом через три дня после сговора. Но в доме жениха не решаются открыто брать в жены внучку опального чиновника, поэтому просят доставить Цяоцзе тайком. А как только старший господин Цзя Шэ будет помилован и вернется из ссылки, можно будет и свадьбу сыграть.
— Можно и тайком, — согласилась госпожа Син, — раз этого требуют обстоятельства.
— В таком случае пишите гороскоп!
— Выдумал тоже! — рассмеялась госпожа Син, — Ведь у нас в доме одни неграмотные женщины! Пусть Цзя Юнь пишет!
Цзя Хуаню только это и надо было. Ни минуты не медля, он договорился с Цзя Юнем, а Ван Жэню велел отправиться на подворье вана, подписать соответствующую бумагу и получить деньги.
И надо же было, чтобы разговор госпожи Син с Цзя Хуанем услышала девочка-служанка госпожи Син, получившая место благодаря Пинъэр. Девочка тут же побежала к Пинъэр и все рассказала. А Пинъэр, утвердившись в своих подозрениях, передала то, что сказала служанка, Цяоцзе. Всю ночь Цяоцзе проплакала. Она хотела дождаться отца и решила поговорить об этом с госпожой Ван.
— Погоди, барышня! — сказала Пинъэр. — Старшая госпожа тебе бабушка и все может решить сама, особенно если поручителем выступает твой дядя. Все они заодно — кто станет тебя слушать? А меня тем более. Ведь я простая служанка! Нужно придумать, как спасти тебя, только не оплошать.
— Придумайте что-нибудь, — вскричала служанка госпожи Син, — иначе барышню Цяоцзе увезут!
И она бросилась вон из комнаты.
Цяоцзе лежала, свернувшись клубочком на кане, и плакала.
— Слезы лить бесполезно! — сказала Пинъэр. — Отец далеко, не поможет. Судя по тому, что я слышала…
Пинъэр не договорила — в комнату вошла служанка госпожи Син и сказала:
— Барышню ждет большая радость! Мне велено передать Пинъэр, чтобы собрала вещи барышни. А приданым займутся после возвращения второго господина Цзя Ляня, с семьей жениха об этом договорились.
Не успела служанка уйти, как явилась госпожа Ван. Цяоцзе, рыдая, бросилась к ней. Госпожа Ван сквозь слезы сказала:
— Не волнуйся, девочка! Мы пошлем человека к твоему отцу, а пока остается одно — тянуть время. Отговорить бабушку отказаться от сватовства невозможно.
— Разве вы не знаете, госпожа? — вмешалась Пинъэр. — С самого утра третий господин Цзя Хуань пошел к старшей госпоже и сказал, что, по существующему во дворце вана обычаю, невеста переезжает в дом мужа на третий день после сговора. Нынче старшая госпожа велела Цзя Юню отвезти гороскоп Цяоцзе! Как же можно дожидаться второго господина Цзя Ляня?!
Поняв, что все это козни Цзя Хуаня, госпожа Ван задохнулась от гнева и велела его тотчас позвать. Но оказалось, что он еще с утра уехал с Цзя Цяном и господином Ван Жэнем.
— А Цзя Юнь где? — спросила госпожа Ван.
— Не знаем, — ответили ей.
Все растерянно переглядывались.
Госпоже Ван оставалось лишь плакать, переубедить госпожу Син было невозможно. В это время в комнату вошла служанка и доложила:
— Пришла бабушка Лю!
— У нас у самих хватает хлопот, — недовольным тоном произнесла госпожа Ван. — Скажите ей, пусть уходит.
— Госпожа, — робко произнесла Пинъэр. — Она ведь названая мать барышни Цяоцзе и должна все знать!
Госпожа Ван больше не возражала, и вскоре женщины привели старуху Лю. Она поздоровалась со всеми, справилась о здоровье, помолчала немного и, заметив, что глаза у всех покраснели от слез, спросила:
— Что тут у вас случилось? Может быть, вспомнили о второй госпоже Фэнцзе?
Тут Цяоцзе еще сильнее зарыдала.
— Бабушка, не будем болтать попусту, — заявила Пинъэр. — Вы названая мать барышни и должны знать о случившемся!
Когда Пинъэр все рассказала старухе, та испуганно вскричала:
— Барышня, ты ведь умная! Неужели не знаешь, что из любого положения есть выход?!
— Вы можете нам помочь? — воскликнула Пинъэр. — Говорите же!
— А что здесь трудного? — спросила старуха. —Барышня исчезнет — и все. Только никому об этом ни слова!
— Не годится! — решительно заявила Пинъэр. — Куда можем мы скрыться? Ведь мы у всех на виду!
— Если хотите, поедем в деревню! Я спрячу барышню, а зятю велю найти надежного человека, чтобы отвез письмо барышни отцу. Отец и приедет. Согласны?
— А если узнает старшая госпожа? — забеспокоилась Пинъэр.
— Разве известно ей, что я здесь? — спросила старуха.
— Думаю, что известно! — ответила Пинъэр. — А старшей госпоже только попадись, уж она не пощадит! Живет она в передней части дворца. Если ты вошла через парадные ворота, она знает, что ты здесь, если же через задние, можно не беспокоиться!
— Я велю зятю прислать повозку, и мы увезем барышню! Давайте только уговоримся о времени! — сказала старуха.
— Чего там договариваться! Я сейчас же распоряжусь! — ответила Пинъэр и побежала к госпоже Ван. Но госпожа Ван не могла согласиться на предложение старухи Лю.
— Другого выхода нет! — доказывала Пинъэр. — Вы притворитесь, будто ничего не знаете, нарочно спросите у старшей госпожи, куда исчезла Цяоцзе, а мы из деревни пошлем ко второму господину Цзя Ляню человека с письмом, и он приедет!
Госпожа Ван лишь вздохнула в ответ.
— Спасите меня, госпожа! — умоляла Цяоцзе. — Отец будет вам так благодарен!
— Рассуждать некогда! — заявила Пинъэр. — Прошу вас, госпожа, прислать человека, который присматривал бы за комнатами, пока нас не будет.
— Смотрите, будьте осторожны! — промолвила госпожа Ван. — Ведь вам еще нужно приготовить одежду и постели!
— Ехать надо прямо сейчас, — возразила Пинъэр. — Не то может быть поздно!
— Да, да! Поспешите! — вдруг спохватилась госпожа Ван. — Если надо, я помогу!
Госпожа Ван отправилась к госпоже Син, чтобы занять ее болтовней, а Пинъэр тем временем собрала людей и отдала необходимые распоряжения.
— Не прячьтесь, делайте все открыто! — предупреждала она. — Если спросят, скажете, что старшая госпожа велела приготовить коляску для бабушки Лю.
Затем Пинъэр велела слугам, присматривавшим за задними воротами дворца, нанять коляску, одела Цяоцзе в простое платье и вышла вместе с нею, будто бы проводить бабушку с внучкой, юркнула в коляску, и все уехали.
Следует сказать, что за задними воротами дворца присматривали два-три человека, остальные слуги — а их осталось совсем мало — едва успевали обслуживать огромные помещения, и за воротами никто не следил. А слуги, видевшие Пинъэр и Цяоцзе, тронутые добротой Пинъэр, пропустили их и ничего не сказали госпоже Син.
Что же до госпожи Ван, то на душе у нее было неспокойно, и она решила поговорить с Баочай.
Баочай сразу заметила, что госпожа Ван чем-то встревожена, и спросила:
— Что с вами, госпожа?
И госпожа Ван ей все рассказала.
— Это очень опасно! — заметила Баочай. — Надо сейчас же позвать Цзя Юня и сказать, чтобы он отказался от сговора.
— Ни Цзя Юня, ни Цзя Хуаня я найти не могла, — ответила госпожа Ван.
— Делайте вид, будто вам ничего не известно, — посоветовала Баочай. — А я попытаюсь найти людей, которые очень осторожно расскажут старшей госпоже о случившемся.
А сейчас расскажем о ване. Он приехал издалека, намереваясь купить себе нескольких девочек в наложницы. Введенный в заблуждение сводней, на все лады расхваливавшей Цяоцзе, он послал женщин посмотреть на нее. Женщины вернулись и доложили все, как есть, без утайки. Поняв, что девочка из родовитой и знатной семьи, ван сказал:
— Ведь это нарушение закона! Чуть не попал в историю! При дворе делать мне нечего, придется уехать. Если появится кто-нибудь из семьи девочки, отправьте обратно!
Как раз в тот самый день Цзя Юнь и Ван Жэнь привезли вану гороскоп Цяоцзе, но слуги, стоявшие у ворот, замахали руками:
— Мы получили повеление вана задержать и отдать под суд тех, кто привезет из дома Цзя девочку, желая выдать ее за дочь простолюдина! Кто посмел заниматься такими делами в годы твердой императорской власти и порядка в стране?!
Перепуганный Ван Жэнь, а за ним и остальные обратились в бегство. Домой они вернулись ни с чем, проклиная тех, кто их выдал. Цзя Хуань, услышав, что его зовет госпожа Ван, переполошился. Но вдруг заметил Цзя Юня и бросился к нему:
— Все устроилось?
— Где там! — с досадой произнес Цзя Юнь. — Нас выдали!
И он рассказал Цзя Хуаню о постигшей их неудаче.
Цзя Хуань от волнения не мог двинуться с места.
— Еще утром я расписывал старшей госпоже, какое ее ждет счастье. Что же теперь делать? Вы завлекли меня в ловушку, чтобы погубить!
Тут послышался голос слуги:
— Старшая госпожа Син и госпожа Ван зовут вас, третий господин!
Скрыться было невозможно, и Цзя Хуань с Цзя Юнем, трепеща от страха, отправились к госпоже Ван. Первое, что им бросилось в глаза, — это искаженное гневом лицо госпожи Ван.
— Хорошенькое дельце вы затеяли! — обрушилась на них госпожа Ван. — Извели Цяоцзе и Пинъэр! Сейчас же найдите их, пусть даже мертвых!
Юноши пали на колени. Цзя Хуань с перепугу лишился дара речи, а Цзя Юнь, опустив голову, произнес:
— Я ничего плохого не сделал. Старший господин Син и господин Ван Жэнь сосватали Цяоцзе, а мы вам об этом доложили. Вот и все. Старшая госпожа Син не возражала, даже велела мне написать гороскоп. Но семья жениха отказалась от невесты. В чем же наша вина?
— Цзя Хуань сказал старшей госпоже, что Цяоцзе заберут через три дня, — грозно продолжала госпожа Ван. — Разве это сватовство? Но дело не в этом — поговорим, когда вернется господин Цзя Чжэн, а пока ищите Цяоцзе!
Госпожа Син не произносила ни слова, только плакала.
— Твоя мать была негодяйкой! — говорила Цзя Хуаню госпожа Ван. — А ты, выродок, далеко от нее не ушел!
После ухода госпожи Ван госпожа Син, Цзя Хуань и Цзя Юнь стали ссориться, пытаясь свалить вину друг на друга.
— Что сейчас возмущаться? — сказала, наконец, госпожа Син. — Уверена, что Цяоцзе жива, просто Пинъэр увезла ее к кому-то из родственников.
Госпожа Син велела позвать слуг, присматривавших за воротами, выругала и стала допрашивать:
— Куда уехали Цяоцзе и Пинъэр?
В ответ все в один голос заявили:
— Спросите, госпожа, тех, кого оставили хозяйничать! Они вам все и расскажут. А нас ругать бесполезно! Мы что и знаем, расскажем только госпоже Ван. Хоть бейте нас, хоть штрафуйте! Мало того, что молодые хозяева безобразничают, так они жалованье и рис нам не выдают с тех пор, как уехал второй господин Цзя Лянь! Только и знают, что пить, в азартные игры играть, с бабами путаться да актеров водить! Пусть скажут, что это неправда!
Цзя Юнь прикусил язык и не посмел больше произнести ни слова. В это время вошла служанка госпожи Ван и сказала:
— Госпожа приказала младшим господам сейчас же явиться к ней!
Цзя Хуань и Цзя Юнь были до того напуганы, что даже не решались спросить служанок, куда девалась Цяоцзе. Они знали, как их все ненавидят, и были уверены, что Цяоцзе спрятали. Но ведь не объяснишь этого госпоже Ван!.. Они пытались что-либо разузнать через родственников, но Цяоцзе и след простыл. Госпожа Син и Цзя Хуань места себе не находили от волнения.
Не успели оглянуться, как подошел срок окончания экзаменов. Госпожа Ван с нетерпением ждала возвращения Баоюя и Цзя Ланя. Прождала до полудня, но юноши не вернулись. Госпожа Ван встревожилась, и эта тревога передалась Ли Вань и Баочай; тогда они послали людей разузнать, не случилось ли чего-нибудь. От молодых людей вестей по-прежнему не было, посланные на розыски тоже не возвращались. Послали еще людей, но и те не вернулись. Наконец, когда нетерпение достигло предела, появился Цзя Лань.
— Где Баоюй? — бросились к нему с расспросами. Цзя Лань, никого не приветствуя, упал на колени и, заливаясь слезами, воскликнул:
— Дядя Баоюй пропал!..
Госпожа Ван потеряла сознание. Баочай тоже близка была к обмороку. Только Сижэнь, рыдая, как заправская плакальщица на похоронах, ругала Цзя Ланя:
— Вот дурень! Не смог уберечь дядю! Ведь ты был с ним рядом!
— Пока мы жили в гостинице, ни на минуту не разлучались! Спали и ели вместе! — стал оправдываться Цзя Лань. — А нынче утром дядя Баоюй первым написал сочинение и ждал, пока я закончу! Потом мы вышли погулять у ворот и попали в толпу. Вдруг смотрю— дядя куда-то исчез! Слуги глазам своим не поверили! Ли Гуй говорит: «Ведь вы были рядом — куда же он делся?» Я велел слугам искать дядю, но поиски оказались тщетными. Лишь после этого я решил вернуться домой!
Госпожу Ван душили слезы. Баочай догадывалась, что произошло, но молчала. Сижэнь горько плакала. Цзя Цян, не ожидая приказаний, сам отправился на розыски Баоюя. Напрасно хлопотали во дворце Жунго, устраивая угощения в честь окончания экзаменов!
Цзя Лань между тем, позабыв об усталости, тоже выразил желание немедленно ехать на поиски Баоюя.
— Дитя мое! — сказала тут госпожа Ван. — Оставайся дома. А то, чего доброго, и ты пропадешь!
Однако Цзя Лань стоял на своем, хотя и госпожа Ю уговаривала его остаться. Одна только Сичунь поняла, в чем дело, но сочла неудобным вмешиваться в разговор и лишь спросила, обращаясь к Баочай:
— Брат Баоюй взял с собой яшму?
— Конечно взял, — ответила Баочай. — Он никогда с ней не расстается!
Тут и Сижэнь вспомнила, как отнимала у Баоюя яшму, и решила, что сейчас тоже дело не обошлось без монаха. Сердце ее разрывалось от боли, по щекам катились слезы-жемчужинки.
«Бывало, он на меня сердился, — думала Сижэнь, — но я все прощала. Добрее не было человека на свете. Он любому готов был помочь, посочувствовать. А стоило рассердить, грозился уйти в монахи! Кто мог представить себе, что он исполнит свою угрозу!»