Ирина Константиновна Семина
Линия Жизни
НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОТ АВТОРА, ИЛИ КАК РОДИЛАСЬ ЭТА КНИГА
А началось все, как водится, со сказки…
Сказка первая
ЛИНИЯ ЖИЗНИ
днажды Люсе по руке гадали и сказали, что линия жизни у нее прямо завидная, длинная и ровная, а в конце у нее ну очень светлое будущее! А еще сказали, что у нее имеются четкие жизненные ориентиры. Главное – этим самым ориентирам следовать, и все – пройдешь по линии жизни легко и весело, как по приморскому бульвару с радостью и удовольствием.
Люсю гадание впечатлило, она в это дело крепко поверила и стала жить, как предсказано было. Ведь если во что‑то веришь – оно сбывается! Нет, не то чтобы совсем без проблем, – конечно, случались какие‑то неприятные события, но Люся на них внимания особо не обращала – чего ж морочиться, когда у нее жизненные ориентиры ясные и понятные? Люся и не металась – шла по линии жизни, как по столбовой дороге, от вехи до вехи и еще дальше. Светлое будущее аж до горизонта просматривалось!
Так вот шла себе, шла и не сразу заметила, что линия жизни куда‑то исчезла, а местность вокруг нее странно изменилась: кругом какие‑то холмы и лощины, поля‑перелески, а из‑под ног множество тропинок убегает в разные стороны, путаются меж собой, пересекаются. Хотела было по жизненным ориентирам свериться – ан нет, пропали куда‑то ориентиры. Смотрит в будущее – а его туманной дымкой заволокло, ничего не разглядеть…
Тут уж Люся забеспокоилась, приостановилась, по сторонам оглядываться начала. Куда податься? По какой тропинке идти? Что там, впереди? Вот ведь как хорошо было – все ясно и понятно, а тут… Где она, линия жизни? Куда каждая из этих тропок ведет? Совсем Люся растерялась…
– Эй, есть кто живой? – закричала она. – Люди, отзовитесь! Подскажите дорогу!
– Иди сюда, – позвали ее из‑за ближайшего холма.
– Куда «сюда»? Я не вижу!
– На голос иди! Извини, не могу сама подойти, а то нить потеряю.
Пошла Люся на голос, обогнула холм, и что же видит? – идет по полю старуха, на плече у нее моток красной веревки, что вдаль тянется, и не видать, где ее начало. А на поле еще веревки разноцветные в беспорядке разбросаны – синие, красные, зеленые, желтые, всякие разные. Пересекаются в разных вариациях не хуже ее тропинок.
– Здравствуйте, бабушка, – поприветствовала Люся. – Бог в помощь!
– И тебе, моя хорошая, – отозвалась старуха, приостанавливаясь.
– Вы не подскажете, где тут дорога?
– А везде, – охотно отозвалась бабка. – Где идешь – там и дорога.
– Ну как «где идешь»? – не поняла Люся. – Я вот раньше шла, так линию жизни ясно было видно и жизненные ориентиры четкие имелись. А потом все как‑то – р‑р‑раз! – и изменилось. Куда идти – непонятно, что впереди – неясно. Вот я и стала на помощь звать. Заплутать боюсь, запутаться.
– Ах ты, лапушка моя! – рассмеялась старуха. – Заплутать она боится… Запутаться! А ты не бойся! Из путаницы знаешь какие узоры получаются? Вон, не хуже моих!
– А что у вас за узоры? – поинтересовалась Люся.
– А ты нешто не видишь?
– Нет… Вижу веревки цветные, по полю разбросанные, и все. А узора – нет, не вижу.
– Это потому, что ты смотришь не с того ракурса, – объяснила старуха. – Вот если на холмик взберешься, совсем другая картина будет.
– А‑а‑а‑а… Ну, понятно. А зачем вы их тут разбрасываете?
– Так Узоры Судьбы сплетаю, – просто объяснила старуха. – Имя у меня, видишь ли, такое – старуха Судьба. Так меня люди называют.
– Ох, очень приятно, уважаемая Судьба! А меня Люсей зовут, простите, что сразу не представилась.
– Ничего, немудрено, что забыла. Ты ж такая потерянная была! Сейчас вот вроде как нашлась немного…
– А моя судьба тут имеется?
– Конечно, девочка моя. Я ведь не чью‑то конкретную судьбу плету – только общую канву. А по ней уж каждый сам себе судьбу высматривает.
– Это как – «высматривает»?
– Да как? Кто как может! Тут правил нет. Хочешь – с земли смотри, одна картина получится, та, что попроще. Хочешь – на холмик поднимись, тут уже другой узор. А если с высоты птичьего полета – вообще изумительные картины открываются. Так что соображай сама, с какой точки зрения судьбу себе выбирать.
Люся недолго думала.
– Так, где тут ближайший холм? С земли я уже посмотрела – ничего не поняла. Надо с возвышенности!
– Помоги мне эту красную нить по полю размотать, тогда я тебе компанию составлю, – предложила старуха Судьба и вручила Люсе моток веревки.
Пошли они по полю, Судьба впереди, поводырем, а Люся сзади. Да не прямо пошли, а замысловато, зигзагами.
– А зачем мы все время такие крутые повороты делаем? – спросила Люся.
– А это чтобы жить интереснее было! – захихикала старуха. – Если все прямо да прямо, какой тогда интерес? Так и заснуть на ходу можно, от монотонности‑то и однообразия, и жизнь наскучит аж до оскомины. А вот когда судьба виражи делает – это мобилизует, думать заставляет и шевелиться, по сторонам смотреть да новые пути искать.
– Это точно, – согласилась Люся. – Я вот шла‑шла, сзади прошлое, впереди – будущее, под ногами – дорога столбовая, уже и задумываться перестала. А как туман заклубился да ориентиры потеряла – так сразу мозги включились!
– Я и говорю, без зигзагов – никак невозможно, – кивнула Судьба. – Да и узор, он же причудливый, прихотливый должен быть, тогда прямо как персидский ковер получается. А если по прямой выкладывать – выйдет какой‑нибудь половичок пестротканый, для прихожей, ни полета в нем, ни фантазии.
– Так, может, и у меня линия жизни просто зигзаг сделала? – предположила Люся.
– Может, да. А может, и нет, – не стала возражать Судьба. – Посмотришь с высоты – понятнее станет.
Так, за разговором, размотали они веревку до самого конца. А конец как раз у подножья холма и случился. Стали они наверх подниматься, идут, друг другу руку полают, лезть помогают – то Люся Судьбе, то Судьба Люсе. Наконец Судьба и говорит:
– Ну все, пришли. Вершина!
Люся посмотрела вниз, на поле, а оно такое огромное! И все цветными линиями переложено вдоль, поперек, по диагонали и вообще незнамо как. Как на контурной карте, только еще замысловатее. Правда, вроде уже и узор какой‑то просматривается.
– Нравится? – спросила Судьба.
– Ну, в общем да, ярко так, пестренько, – вежливо ответила Люся.
– А что видишь‑то, что?
– Цветные линии вижу, много. Такой абстрактный узор, как у современных художников.
– Вишь как, – хохотнула польщенная Судьба. – Да уж конечно, куда современнее, раз сама старуха Судьба узоры выкладывала! Ну что, как там с линией жизни, узрела?
– Не вижу ничего, – призналась Люся. – Вообще сплошная путаница и неразбериха. Хотя и красиво, и глаз радует.
– Ага! Стало быть, тебе еще выше надо подняться, – понимающе кивнула Судьба. – Видать, ты свои горизонты уже давно переросла…
– Это как, бабушка?
– Вот сама подумай. Пока ребенок маленький, он в манежике живет, и весь его мирок там умещается. А когда поползет, у него границы мира расширяются, и хочется ему знать, а что там, за бортиком. Так?
– Конечно. Нельзя же всю жизнь в манежике просидеть! – засмеялась Люся.
– Вот он по комнате ползает, все углы исследует. А когда ребенок на ножки встанет и бегать начнет, у него ракурс зрения изменится? Как думаешь?
– Ну разумеется! – почувствовала себя увереннее Люся. – Он будет исследовать уже не углы, а тумбочки и столы. А когда еще подрастет – и до верхних полок доберется!
– Ага, точно. А еще есть двор, и район, и город, и страна…
– И континент, и планета, и космос, – подхватила Люся.
– Ну вот видишь, все правильно понимаешь! – обрадовалась Судьба. – Мир из манежика и мир из космоса – это ж совсем разные картины, хотя мир‑то, по сути, один и тот же!
– А где тут есть гора повыше? Может, мне на нее взобраться?
– Можно и взобраться, – пожала плечами Судьба. – Только зачем тебе? Ты так… взлетай и смотри!
– Бабушка, да вы что? – рассмеялась Люся. – Как это «взлетай»? Я ж не птица, а человеку крыльев не предусмотрено!
– Да ну??? Кто тебе такую глупость сказал? – ужасно удивилась старуха Судьба. – Нашла кому верить. Для человека все предусмотрено! Не все только в узоре Судьбы свое отыскать могут. А ну, смотри внимательно! Ищи себе крылья!
Люся старательно таращилась на узоры, раскинувшиеся внизу, но видела только цветные линии, которые складывались в разные геометрические фигуры. Треугольники, параллелограммы, синусоиды, зигзаги, и никаких кры…
– Вижу!!! – вдруг завопила она. – Вон там, там узор складывается в планер!!! Вон крылья, вон кабина, вон хвост!!!
– Стало быть, Судьба посылает тебе планер, – важно сказала старуха. – Раз ты так увидела…
И тут же, как по волшебству, рядом приземлился самый что ни на есть настоящий планер, из кабины весело махал рукой пилот в очках и шлеме, а за ним было еще два свободных места.
– Пойдем, с тобой слетаю, – решила Судьба. – Мне и самой интересно на свои узоры взглянуть с высоты птичьего полета.
Планер взмыл, и поле вмиг отодвинулось, стало маленьким, как лоскутное одеяло. И вдруг увидела Люся, что там, внизу, словно мозаика цветная, а из нее целые картины складываются. Увидела она в узорах и людей, и деревья, и птиц невиданных, и большие города, и дальние страны. И вроде даже себя увидела, танцующую при луне, на берегу какого‑то дивного озера. Она и не помнила, когда в последний раз вот так танцевала.
– Вижу! Вижу узоры Судьбы! – ликующе крикнула она. – Господ и, счастье‑то какое!
– Это все твое! – прокричала ей в ухо старуха Судьба. – Твоя судьба, раз ты ее такой видишь!
Тут Люся спохватилась – где ж ее линия жизни проходит? И вдруг поняла, что линия жизни у нее расширилась невероятно, и туда входит и все разноцветное поле, и еще другие поля, и прилегающие холмы, и паутинка тропинок, разбегающихся в разные стороны…
Она посмотрела в будущее и увидела, что полоса тумана скоро закончится, а там, впереди… океан! Огромный, синий, искрящийся, бескрайний!
– Это – цель, – разъяснила старуха. – Все капельки стремятся слиться с Океаном, чтобы почувствовать себя Единым Целым!
– А как к нему прийти? – спросила Люся, и вдруг сама увидела: все, абсолютно все тропинки и дороги в конечном итоге выходили к Океану.
– Правильно понимаешь, – подтвердила старуха, словно угадав ее мысли. – Выбирай самую симпатичную тропинку, чтобы шагать радостно было, – и вперед, к цели! Радость жизни – вот твой единственный ориентир. Океан тебя ждет, даже не сомневайся. Он всех ждет.
«Интересно, а корабль с алыми парусами там будет?» – подумала Люся.
И не успела мысль до конца довести, а на синей глади океана уже появился, откуда ни возьмись, белоснежный корабль, и паруса были самые что ни на есть алые – как придумалось!
– Откуда он нарисовался? – ахнула Люся.
– Ты и нарисовала, – засмеялась Судьба. – Тому, кто понимается выше страхов и сомнений, вся картина открывается, целиком! Вот тогда человек сам может рисовать узоры своей судьбы! Все, что захочет!!!
И Люся тоже засмеялась, раскинув руки, как крылья. Теперь линия жизни была ей совершенно ясна.
Эту сказку следовало бы поместить в конец книги, потому что она как раз и подводит итоги моего путешествия по Дорогам Осени. Но как раз благодаря этому путешествию я теперь сознательно ухожу от стереотипных решений и частенько позволяю себе делать что‑то задом наперед и шиворот‑навыворот. Так веселее!
Осень пришла нежданно‑негаданно. Никогда не думала, что это случится со мной, но вот случилось – я потеряла жизненные ориентиры. Произошло это как‑то совершенно внезапно, я бы сказала, даже коварно: вот только что шла‑шла, и казалось, что путь ясен и прям, и вдруг – сплошной туман, и куда в нем двигаться – совершенно непонятно. В общем, все как в вышеприведенной сказке. Только героиней была никакая и не Люся, героиней была я. И оказалось, что, блуждая в тумане, я случайно забрела в Осень. Мне пришлось применить все свои знания и умения, чтобы выбраться оттуда и снова вернуть весну. Как? Об этом я и написала в книге.
Если вы почувствуете, что сбились с Линии Жизни, что ваша жизнь вдруг стала стремительно терять краски, что на душе – поздняя осень, хмарь и слякоть, не пугайтесь и не паникуйте. Просто перечитайте эту книжку – и вперед, в светлое будущее! Ведь если мы сбились с Линии Жизни, значит, можем и вернуться на нее – или поискать другие пути, еще более интересные. Нужно только верить в себя и в свою сказку!
Глава 1
КОГДА ПРИХОДИТ ОСЕНЬ
Вообще‑то, я все времена года принимаю вполне благосклонно. И осень – тоже. Она мне никогда не казалась «унылой порой» – наоборот, красиво, потому что листопад и утренняя изморозь на траве, грибы и осенние астры, перелетные птицы и летающие паутинки – романтика, самый сказкосбор! И потому я была очень удивлена, когда с наступлением сентября вдруг стала испытывать странные периоды уныния, апатии и впадения в элегическое созерцание. Со мной такое было впервые, и поначалу я просто с любопытством наблюдала за новыми ощущениями. Но периоды активности становились все короче, а странного анабиоза – все длиннее, словно организм старательно готовился к зимней спячке.
Вот и в тот вечер… Я как раз пыталась поработать над новой книгой по мотивам своих петербургских впечатлений, для которой уже и название подходящее придумала – «Мансарда доктора Б.», но процесс сильно тормозился. Я постоянно отвлекалась, теряла мысль, ерзала, вздыхала и вообще тосковала. Вот только что было вдохновение, и слова сами собой складывались во фразы, и сюжет стремительно развивался, и вдруг – стоп машина! Как будто кто‑то на кнопочку нажал. Или, например, рубильник на распределительном щите вырубил. В последнее время такие вот «спонтанные торможения» случались все чаше, работа шла через пень‑колоду, и это меня очень раздражало.
– Ну и как это называется? – обреченно спросила я потолок. – Где мой творческий полет, кто‑нибудь мне скажет???
– Я скажу, – тут же отозвалась Эльфика, являясь перед моим внутренним взором.
Если вы читали книгу «Счастье сейчас и всегда», то знаете, кто такая Эльфика, а если не читали и не знаете, то я вам расскажу: это выдуманный мною же персонаж, который я вообразила настолько ярко, что стала считать ее одной из моих субличностей. Эльфика – очень симпатичное рыжее существо, которое я назначила своим Творческим Началом. В самом деле, как только где‑то на горизонте обозначается она, я сразу чувствую прилив вдохновения. А когда ее долго нет – я скучаю. Но она надолго и не пропадает, ведь я все время что‑нибудь строчу, а без Эльфики этот процесс просто невозможен.
– Откинься, расслабься и дай глазкам отдых, – посоветовала Эльфика. – Надо серьезно поговорить.
– О чем? – спросила я, с некоторым облегчением отрываясь от компьютера.
– О том, что мы будем делать в ближайшее время, – невозмутимо ответила она, устраиваясь поудобнее. Обычно я ее вижу сидящей на ветке огромного дерева, и сегодня она себе не изменила. Впрочем…
– Эльфи, а что с деревом? – присмотрелась я. – Оно же вечнозеленым было, а тут вроде бы листья пожелтели. Или мне кажется?
– Не кажется, – утешило меня мое Творческое Начало. – У нас осень, дорогая. Увядание природы, замедление ритмов… в общем, застой. Отражение твоей вялотекущей жизни.
– Чего‑о‑о? – вытаращилась на нее я. – Какой такой застой? Почему вялотекущая? Да мы только что вернулись из гастрольного турне! И очередную рукопись в издательство сдали! Посмотри, сколько новых сказок написано! И на работе вроде все в порядке, и планов громадье. Все как всегда!
– Вот именно, – охотно подтвердила она. – Все как всегда. Все у тебя внутри начинает увядать, потому и дерево желтое. Рутина заела. А хочется чего‑то новенького.
– Например? – озадачилась я.
– Ты меня спрашиваешь? – удивилась Эльфика. – По‑моему, в первую очередь этого хочется именно тебе. Я ведь всего лишь твое отражение, да?
– Ну да, – растерянно сказала я. – А мне что‑нибудь… э‑э‑э… хочется?
– Так. Приплыли, – иронично прокомментировала Элька. – Знаешь, дорогая, по‑моему, ты уже почти превратилась в какой‑то придаток к твоему компьютеру. Не знаю, как такое техническое приспособление правильно называется на вашем языке… То ли виджет, то ли гаджет, то ли еще какая‑нибудь пластмассовая штучка. В общем, ты уже не осознаешь своих потребностей и желаний. Нет, определенно, вовремя я скомандовала тебе «Стоп!». Совсем ты увяла. А еще сказочница!
– Эльфи, да перестань ты на меня нападать! – возмутилась я. – Я же не спорю! Я просто не понимаю, чего ты от меня хочешь.
– Хочу, чтобы ты встряхнулась и огляделась по сторонам, – заявила Эль. – И подумала, наконец‑то, почему у нас на душе осень? Никогда на тебя сезонные изменения не влияли, а тут вдруг началось. С чего бы это, как думаешь?
– Ну, может быть, я просто вошла в этот возраст? – неохотно предположила я. – Лет мне все‑таки уже м‑м‑м… сильно за восемнадцать, скажем так.
– Не смеши! – фыркнула Элька. – Уж не ты ли все время внушаешь читателям, что возраст – не снаружи, а внутри? Ты вот сейчас на сколько себя ощущаешь?
– Я? Н‑не знаю… – честно говоря, я и правда как‑то не могла сообразить, что ответить. – Я как‑то себя вообще не ощущаю. Давно уже. Некогда мне этим морочиться, я книжки пишу.
– Вот. И я о том же, – удовлетворенно кивнула Эльфика. – Пишешь и пишешь, и совершенно не морочишься ничем другим. Скажи‑ка мне, дорогая, тебя устраивает жизнь разумной пишущей машинки? Так и будешь стучать по клавишам, пока не сломаешься?
– Ну уж нет! – сердито сказала я. – Что ты преувеличиваешь, в самом деле? Никакая я тебе не пишущая машинка! И ломаться в ближайшие пятьдесят лет я не намерена. Я намерена процветать и получать от этого удовольствие!
– Отлично. Тогда с внутренней осенью надо срочно что‑то делать! Вернем в наш личный мир привычную весну? – предложила Эльфика.
– Давай! – с энтузиазмом отозвалась я. – А как?
– Самым сказочным образом, – пообещала Эльфика. – Мы будем искать нехоженые тропы, совершать нелогичные поступки, взращивать безумные мечты и сочинять про это сказки! Вот и все. По‑моему, конгениально!
– Но я не понимаю, чем твой конгениальный план отличается от моей обычной жизнедеятельности, – с некоторым сомнением заметила я. – По‑моему, я примерно так и живу – совершаю нелогичные поступки, взращиваю безумные мечты и сочиняю про это сказки. Вот книги издавать – ну разве это была не безумная мечта?
– Ну да. Только теперь эта мечта уже перешла в разряд реальности. Как и многие другие. Знаешь, в чем дело?
– В чем? – я была совершенно расстроена.
– Все те мечты, которые у тебя были, уже воплотились в жизнь. А новые тебе было просто некогда придумать. Вот и произошло… зависание в безвременье.
– Зависание в безвременье… – в некотором смятении повторила я.
Эльфика, как обычно, была права. Эта рыжая девчонка с крылышками очень зоркая и внимательная (не в пример мне!), и она видит вещи не такими, какими они кажутся, а такими, какие они есть на самом деле. Не знаю, как у нее это получается, но мне это ее умение очень помогает. Сама‑то я рассеянная, невнимательная и вечно витаю в облаках. А вот Эльфика, при всей ее крылатости и волшебности, большая реалистка.
– Ну вот, опять ушла в умствования, – прервала поток моих мыслей она. – Тебе совершенно противопоказано думать! Уж очень ты любишь превращаться в Чистый Разум и растекаться мыслию по древу.
– И что, это плохо? – осторожно поинтересовалась я. – Кстати, не мыслию, а мысью, если верить первоисточнику…
– Да какая разница, чем там растекаться? Ведь кроме разума, есть еще и душа, и тело, и о них тоже нельзя забывать. Ты и сама знаешь – хорошо, когда консенсус и золотая серединка, – проинформировала меня Эльфи. – А то получится, как в сказке про Чудо‑Юдо…
– А как было в той сказке? – тут же подобралась я. – Эльфи, расскажи!
– Разумеется, расскажу! Иначе зачем бы я о ней упомянула? – приподняла аккуратные бровки Эльфика. – Итак, сказка про Добра Молодца и Чудо‑Юдо. Исполняется впервые. Очень в тему, кстати! Слушай и вникай, мое сказочное недоразумение!
Сказка вторая
РЕШАЮЩАЯ БИТВА
удо‑Юдо, выходи, биться будем!!!
У Обители Зла, по виду – небольшой пещеры, стоял Илья Муромец, красавчик, кровь с молоком, румянец во всю щеку, косая сажень в плечах. Стоял, мечом булатным поигрывал, ножкой в нетерпении притопывал.
– Ну тут я… – раздалось из пещеры, лениво так, и там кто‑то зашевелился, заворочался.
– Вылезай, кому говорю! – прикрикнул Илья Муромец. – Что ж такое неповоротливое, а, Чудо?
– Какое есть, – меланхолично отозвалось Чудо‑Юдо. – Уродилось я такое, так что ж теперь?
– Биться будем, не на жизнь, а на смерть! – жизнерадостно огласил программу дня Муромец.
– Опять биться… – недовольно заметило Чудо. – Что ж ты такой… беспокойный? Чего тебе на месте не сидится и мирно не живется?
– Это потому, что в мире еще много Зла! – объяснил Илья. – Пока все не искореню, не успокоюсь! На то я и Богатырь, предназначение у меня такое.
– Слушай, ну чего тебе надо? – заныло Чудо, выгребаясь из пещеры на свет божий.
Илья привычно содрогнулся. Чудо‑Юдо всегда вызывало у него самые неприятные чувства. Было оно какое‑то неопределенно‑аморфное, бесформенное, студенистое и вроде как даже слизистое. Такая куча трясущаяся, ползучая, и цвет противный – где черный, где серый, а где вовсе белесый какой‑то. Только глаза у Чуда были красивые: большие, трогательные, с длинными ресницами. Но вот было бы их поменьше хоть раза в три – а то выглядывают то тут, то там, помаргивают тревожно, а у Ильи от этих глаз меч сам собой опускается и весь боевой азарт проходит, как и не было.
– Давай‑давай, собирай себя в кучу, – поторопил Илья. – Солнце уже высоко, а ты только из логова своего выгребаешься. Непорядочек! Давно бы уже закончили Решающую Битву и по домам пошли.
– Вот сижу я в норе, ничего не делаю, никого не трогаю, претензий не предъявляю, какого от меня рожна всем богатырям надо?
– Про всех не знаю, а мне лично надо с тобой разделаться, – строго сказал Богатырь.
– А зачем?
– А чтобы впредь неповадно было!
– Да что я тебе сделало‑то, что?
– А то‑то и оно, что ничего не сделало! Запряталось там, затаилось. Сидишь, молчишь, гадости всякие небось думаешь. И пользы от тебя миру – ноль! Созидать надо, трудиться! За правое дело горой стоять! А ты как медуза какая, тварь дрожащая, ненавижу я тебя.
– Ну вот, вроде добрый, а ненавидишь… Зачем ты так? Тебе ж любить положено или нет?
– Я и люблю! Я люблю жизнь, движение, порядок! Людей люблю! И еще справедливость. Мне надо, чтобы все по справедливости было! И по правилам. Все, что не по правилам, – изничтожить, растереть и забыть, вот!
– Ага, мечом‑то махать – оно конечно, легко! Р‑р‑раз! – и уничтожил! Нет человека – нет проблемы!
– Ну ты это мне брось! – сурово насупился Илья Муромец. – Я мечом только по делу машу! Меня люди любят! Я всем на помощь прихожу от меня Миру одна сплошная польза. А ты? Только зазря небо коптишь.
– Ничего и не зазря… Ксенофобия у тебя, Илюшенька. Тебе бы все, что в твои представления не укладывается, смести с лица земли. А вдруг оно полезное?
– Да кончай ты свою болтологию! – осердился богатырь. – Чем оно, скажи на милость, полезное??? Вот ты лично чем полезно? Ты ж по жизни приспособленец, непротивленец и соглашатель! От тебя ни «да», ни «нет» не дождешься! С тобой разговаривать‑то страшно – ты любую мысль заболтаешь и окончательно все запутаешь!
– Так не разговаривай, Илюшенька, я ж никому не навязываюсь, ко мне сами люди идут!
– А это потому, что Зло привлекательно!
– Ну так я ж не убиваю никого, ты что?
– Еще как убиваешь! От тебя все беды людские. Чего ж хорошего, когда люди перестают действовать, двигаться, залегают на печи и начинают в носу глубокомысленно ковырять, о судьбах Мира думы думать. А Мир в это время хоть тресни – им до него и дела нет! Им бы только поговорить об этом…
– Дык не всем же Героями быть, кому‑то и полежать полезнее. Вон ты ж сам на печи тридцать лет и три года пролежал, и ничего…
– Очень даже «чего»! Да если бы я до того времени на ноги встал, разве я бы допустил, чтобы сильные слабых обижали, враги границы нарушали, злодеи жертв убивали?
– Так слабые в борьбе свою силу получают, враги границы защищать заставляют, а про убийства… Тут вопрос многогранный! Ты ж тоже меня убить пришел, разве нет?
– Точно! И мозги себе запудрить не дам! Даже и не старайся. Я тебя не слышу.
– Вот оно и плохо, что не слышишь. Ты ж только себя и слушаешь, Илья‑богатырь. Есть два мнения – твое и неправильное. А люди ко мне идут, потому что разобраться хотят, понять…
– Что они там у тебя почерпнуть могут, Чудо‑Юдо ты поганое? Только как пузо чесать да раздумья размышлять!
– Ну и пусть себе размышляют, разве это плохо? Зато вреда тоже никакого не причинят.
– Плохо! Вот от таких, как ты, все Зло! Очень уж привлекательно это – бездействие да самоуглубление. Эвон какую норищу соорудил – небось до центра Земли докопался! И сам окопался в ней, лопатой не выковырнешь! Тушу‑то вон нарастил – глядеть тошно! Образ у тебя какой‑то… Безобразный, вот! Тебе самому‑то не противно???
– Нет, мне – нет. Я ж чистый разум, мне образ ни к чему! Живу в недрах, вылезаю только когда богатыри тревожат. А там, в норе, бесформенным быть удобнее – растечешься, все пустоты собой заполнишь, и так органично в пейзаж впишешься, что полная гармония!
– Так некрасиво же!!! – взвыл богатырь, судорожно хватаясь за меч. – Красота спасет Мир, это общеизвестно, понятно тебе, чудовище???
– Илюш, кроме красоты есть целесообразность, если ты слово такое слышал… Ко мне ж не жениться сюда приходят, а за мудростью. Посидеть, поговорить, подумать, в себе разобраться. А ну как я на Василису Прекрасную было бы похоже, о чем бы ты сейчас думал?
– О любви, вестимо, – невольно усмехнулся Муромец.
– Так Василису‑раскрасавицу любой дурак полюбит, а ты вот меня полюбить попробуй! Да не в смысле жениться, а как явление природы и носителя разума. Со всей моей бесформенностью и на тебя непохожестью.
– Нужно мне больно – тебя любить! – возмущенно фыркнул Илья. – С чего бы я вдруг тебя любить начал, ежели я тебя Злом считаю?
– А ты попробуй во мне найти ну хоть что‑нибудь хорошее, – попросило Чудо‑Юдо. – Глядишь, и просветление тебе выйдет.
– Нет в тебе ничего хорошего, – непримиримо сдвинул брови Илья. – И все, кончай бодягу! Начинается Решающая Битва! «Это е‑е‑есть наш после‑е‑едний и реши‑и‑ительный бо‑о‑ой!» – затянул Илья Муромец, замахиваясь двуручным мечом.
Первый улар разрубил чудовище надвое, оно хлюпнуло и тут же сомкнулось за лезвием. Второй удар пришелся наискось – только брызги во все стороны полетели. Потом удары посыпались градом, Илья только меч заносить‑опускать успевал.
Вскоре Чудо‑Юдо было изрублено в капусту. Хотя – нет, какая капуста? Лужей растеклось у могучих богатырских сапог. Даже не пузырилось.
– То‑то! – горделиво сказал Илья, утомленно утирая лоб. – Вот так мы, богатыри, поступаем со всем Злом на Земле.
Он еще немного полюбовался на дело рук своих, вытер меч о траву, вложил в ножны и отправился прочь от пещеры – на отдых.
– Умаялся, бедный, – посочувствовало Чудо‑Юдо, открывая один за другим все свои глаза. – Это сколько же у нас Решающих Битв было с начала лета? Пожалуй, третья уже… Да, нелегка жизнь богатыря, нелегка. Сначала Зло найти, потом на бой вызвать да искоренить, а оно все появляется да появляется.
Чудо‑Юдо потихоньку стало собираться в кучку, принимать какую‑никакую форму, а потом неторопливо втягиваться в нору.
– «Красота спасет мир», – вспомнило оно напоследок. – Это да, это конечно! Только красота – в глазах смотрящего! Как бы нашим богатырям такую простую штуку понять?
С этими словами Чудо‑Юдо окончательно скрылось в своей Обители Зла, и вокруг вновь воцарились тишина и умиротворение.
…Илья Муромец напарился в баньке, истопленной матушкой, взял кружку с квасом и вышел, весь благостный, на лавке посидеть, обсохнуть. По дверному окоему вверх ползла гусеница – жирная, мохнатая, зеленая. Поравнявшись с богатырскими глазами, подняла голову, рожками повела, словно поздоровалась, и степенно двинулась дальше. Илья хотел ее прихлопнуть, но как‑то засомневался и не стал.
– А глаза у этой туши безобразной все ж таки красивые, не хуже, чем у Василисы, – задумчиво промолвил Илья. – Тьфу! О чем это я? Какие, на фиг, глаза??? Опять мозги мне запудрило Чудо‑Юдо поганое! Не‑е‑ет, надо хорошенько подготовиться – и устроить ему Решающую Битву! Чтобы впредь неповадно было богатырям головы морочить!!! Уж это мне Мировое Зло!
В тот же час «мировое зло» в лице Чуда‑Юда, уютно растекшись по норе, размышляло о том, что, если есть Герой – Злодей просто обязан появиться. А то с кем Добро будет биться за правое дело, как ему еще закаляться? Интересно, а можно ли обойтись без Зла, при этом сохранив Миру Героев? Мысль была интересная, ее следовало тщательно рассмотреть со всех ракурсов. До следующей Решающей Битвы еще оставалось много времени, и Чудо‑Юдо, расположившись поудобнее, с удовольствием стало размышлять о судьбах Мироздания.
– Ну и что к чему ты мне рассказала? – хмуро спросила я. – Сказка, конечно, хорошая, ничего не скажу. Но при чем тут я?
– Ну ты же сказочница. Подумай, – флегматично заметила Эльфи. – Примерь на себя героев, идентифицируй с собой…
– Да знаю я, как это делается! – с досадой сказала я. – Только вот… Они мне оба не очень‑то нравятся. Если честно.
– Да‑а‑а? А почему?
– Добрый Молодец, вроде на первый взгляд и ничего. Энергичный он такой, жизнелюбивый, волевой… Хотя, конечно, не без недостатков.
– А какие у него недостатки? – подбодрила меня Эльфика.
– Имеется некоторое самолюбование. Ксенофобия – это да, согласна. Не приемлет он того, что в его представления о прекрасном не укладывается. Ну, определенная стереотипность мышления наблюдается. Хочет, чтобы победило добро, но что есть добро – как‑то не определился. Ну, и иллюзии, конечно. Говорит, что за добро горой, а сам чуть что – за меч хватается. В общем, нормальный представитель человечества. Среднестатистический.
– И что, среднестатистическая моя, на тебя это похоже?
– Ну да, – созналась я. – Есть такое дело. Грешна. Но работаю в этом направлении! Воспитываю в себе толерантность.
– Неужели? – скептически протянула Эльфика. – Ну, сейчас проверим. А как тебе второй герой? Который Чудо‑Юдо?
– В принципе, и у него свои плюсы есть, – подумав, сказала я. – Ум, мудрость, незлобливость… Но какой‑то он слишком уж аморфный. Бесхребетный – это ладно, строение такое. Но… какой‑то он никакой. Лично мне такое «полужидкое» существование не по душе. Честно.
– А между тем ты именно такое и ведешь, – уличила меня Эльфика. – Скажи, что нет?
– Ну уж нет! – уязвленно вскинулась я. – Ничего подобного! Я бодрая, энергичная, в обеденный перерыв гимнастику ежедневно делаю, и вообще…
– И вообще, этим и ограничилась, – завершила за меня Эльфика. – Дом‑работа, с редкими выходами за пределы этой схемы. И на работе, и дома – за компьютером сидишь. И все время думаешь, думаешь, думаешь…
– А как же мне не думать, если я работник умственного труда? – стала оправдываться я. – И компьютер, опять же, не прихоть, а рабочий инструмент. Что придумала – то и записала. На работе – бумаги, дома – сказки.
– Ну и что же ты тогда удивляешься, что тебе все труднее летать? – проникновенно спросила Эльфика. – Когда ты в последний раз тренировала крылья, работник умственного труда?
– Но я же все время творю, а там полет воображения… – залепетала я, лихорадочно припоминая, когда я в последний раз куда‑то летала на крыльях своего вдохновения.
– Воображение ты тренируешь – спору нет, – согласилась Эльфи. – Оно у тебя могучее, как Илья Муромец. А вот тело… Растеклась ты чистым разумом по дивану, размазалась… И как еще не прокисла‑то?
– Эльфи, ну погоди же! – взмолилась я. – Ну что ты на меня напала??? По‑моему, все не так уж запущенно…
– Не так уж, говоришь? А ты подойди к зеркалу, – предложила Эльфи. – Ну давай‑давай, собирайся в кучу и сползай с дивана.
Я собралась и сползла. Зеркало отразило меня в полный рост, во всех реалиях. Ощущения были, прямо скажем, неоднозначные. С одной стороны, вроде бы и ничего. Ну, лицо немного напряженное – так я только что переволновалась. Глаза усталые – так я ж работала. Кожа вяловатая и румянец отсутствует – это, я полагаю, отсутствие регулярного ухода сказывается. Но в целом – очень даже симпатично, мне нравится. На предмет любви к себе я в свое время поработала на славу, и даже если бы у меня отросли фиолетовые щупальца или отвалились уши, это не повергло бы меня в пучину отчаяния и самобичевания, я бы себя и такую любила.
С другой же – я не могла не признать, что за последний год изрядно потеряла форму. В прямом смысле этого слова: стремительно нарастала бесформенность фигуры, что, разумеется, не радовало. Конечно, я знала причину: с тех пор как я начала сочинять сказки, мой и без того довольно размеренный образ жизни стал и вовсе малоподвижным. В общем, ни на Красну Девицу, ни даже на Добра Молодца я сейчас явно не тянула. А вот на Чудо‑Юдо – очень даже. Я так и представила себя – Чистый Разум, растекшийся по дивану. Настроение у меня испортилось, потому что картинка эта мне не понравилась.
– Так что нравится тебе или не нравится, а ты потихоньку превращаешься в это самое Чудо‑Юдо, – словно подслушав мои мысли, подлила масла в огонь Эльфи. – Скоро растечешься, заполнишь собой все впадины своего лежбища и будешь мечтать о сказочной жизни исключительно в письменном виде. Потому что двигаться не сможешь, только по клавишам барабанить. То‑то книжек накропаешь – страсть!
– Но я не хочу! – испугалась я. – То есть книжки писать хочу. А растекаться и впадины заполнять – ну уж нет! Не желаю я в Чудо‑Юдо превращаться.
– И тем не менее превращаешься, да? Налицо внутренний конфликт, – объявила диагноз Эльфика. – Добра Молодца в себе ты недолюбливаешь за иллюзии, стереотипное мышление и излишнюю воинственность. Чудо‑Юдо свое ты порицаешь за бездеятельность и аморфность. Получается, ты обе эти части в себе отрицаешь, а они существуют и хотят быть принятыми. Но если Добрый Молодец еще как‑то за себя постоять может, то Чудо‑Юдо просто молчит, сопит и разрастается!
– Как раковая опухоль, – слегка встревожилась я. – Эльфи, у меня все в порядке, как ты полагаешь?
– Зарыдай еще, – ехидно посоветовала не страдающая излишней сентиментальностью Эльфика. – Ни при чем тут опухоль, у твоей бесформенности совершенно другая природа. Гиподинамия – раз! Недостаток свежих впечатлений – два! Запертая энергия и подавленные эмоции – три! Телевизор стала много смотреть – четыре! Отсутствие точных целей и ориентиров – пять! Отрицание очевидностей – шесть. И еще, ко всему прочему, вредное пристрастие к никотину. Семь Дорог, Ведущих в Осень!
Честно говоря, очень хотелось возразить, но я никак не могла подобрать достойных аргументов. Все вышеперечисленные факты не требовали подтверждения. Что было – то было.
– Эльфи, но я же занятой человек, у меня обязательства! Я же не могу вот так взять – и бросить все? – растерянно с