Вот эта история. Она дополнена на основе личных бесед с Анной Александровной и ее друзьями.
На строительство метро Аня Егорова пришла после окончания ремесленного училища. Бригада арматурщиков, куда ее направили, работала тогда на станции «Красные ворота». Это был один из самых трудных участков Кировского радиуса. На пути строителей встретился неустойчивый грунт. Горное давление было настолько велико, что нередко под тяжестью вековых напластований земли толстые сосновые бревна креплений ломались, как спички.
Выручил железобетон. Чтобы избежать обвалов, строители решили сразу же после установки креплений одевать стены и свод тоннеля в железобетонную «рубашку».
Основу этой рубашки – металлический каркас – готовила и устанавливала в забое бригада арматурщиков. Трудное было это дело, не каждому оно давалось.
Может, здесь, в забоях станции «Красные ворота», в суровых условиях подземного труда в характере Ани Егоровой и стали вырабатываться смелость и настойчивость, способность преодолевать трудности, чувство ответственности за порученное дело.
После работы молодая арматурщица спешила на занятия. Она мечтала о далеких походах по неизведанным краям.
– Вот окончу рабфак, пойду в геологоразведочный, – говорила девушка.
Однако не пришлось Ане с обушком в руках искать новые месторождения медного колчедана. Неожиданно для себя и своих подруг девушка увлеклась авиацией, стала летчицей.
…В этот летний воскресный день тысячи жителей города Калинина с утра направились за Волгу. По прозрачной глади реки сновали легкие катера и множество лодок. Они переправляли горожан на правый берег.
Здесь, на залитых солнечными лучами полянах, царило веселое оживление. Казалось, никогда еще за Волгой не было столько музыки, песен и смеха. Многие приехали сюда с семьями.
|
|
Небо было высоким и ослепительно голубым. Белые облачка внезапно появлялись на нем и так же незаметно таяли. Ничто не предвещало ни грозы, ни дождя в этот хороший летний день.
Среди отдыхающих была и Аня Егорова, инструктор Калининского аэроклуба. Ей давно хотелось вот так просто поиграть в мяч, побегать босиком по мягкой бархатистой траве, с разбегу броситься в прохладную синь реки.
Натянув сетку между березами, друзья играли в волейбол, потом начали танцевать под патефон, а когда затихла музыка, Аня предложила:
– Давайте споем…
Ее поддержали. И над Волгой полилась знакомая всем мелодия:
Как много девушек хороших…
Потом все вместе пошли кататься на лодках.
А потом… В этот мирный безоблачный день, в это веселье, в эту радостную жизнь ворвалось страшное слово – война! Перед каждым советским человеком встал вопрос: что ты сделаешь, чтобы спасти страну, защитить ее от смертельной опасности?
«Я пойду на фронт», – решила комсомолка Егорова.
Уже на следующий день она подала начальнику аэроклуба докладную с просьбой направить ее в действующую армию.
– Твой фронт здесь, – ответил начальник. – Будем летчиков готовить для армии.
Аня понимала, что страна переживает тяжелое время, что и в тылу нужны люди, нужны для того, чтобы обеспечивать фронт всем необходимым. И все же ей хотелось быстрее попасть туда, где шли тяжелые бои с врагом.
Вскоре Егорову командировали в город Донецк. Прибыв туда, она никого не застала в аэроклубе. Самолеты и личный состав были эвакуированы в тыл.
|
|
Случайно Ане встретился старший лейтенант.
– Вы кого ищете, девушка? – спросил он Егорову.
– Начальника аэроклуба…
– Я его тоже жду. Приехал с фронта за летчиками, а здесь ни души. Может, вы со мной поедете?..
– С радостью! – выпалила девушка. Она знала, что Калининский аэроклуб скоро тоже будет эвакуироваться, и решила туда не возвращаться.
Так Аня стала летчиком эскадрильи связи при штабе Южного фронта. Для нее началась новая жизнь.
Первая военная осень была тяжелой для советских людей. Почти каждый день приходили вести об отступлении наших войск. Гитлеровские полчища неудержимо двигались по земле Украины и Белоруссии, занимали города Прибалтики, рвались к Москве. Обстановка на фронтах была сложной. Порой старшие командиры не знали, где находилась та или другая подчиненная им часть.
В этих условиях нелегко было работать летчикам эскадрильи связи. Они летали в любую погоду, садились в расположении частей, окруженных врагом, искали отступавшие подразделения, доставляли срочные пакеты в штабы полков и соединений. Это были не просто полеты, а сложные боевые задания, от своевременного выполнения которых зависела судьба сотен людей.
Как‑то Аню Егорову вызвал командир.
– Надо срочно связаться со штабом кавалерийского корпуса, – сказал он и, нарисовав на карте красным карандашом квадрат, добавил: – Он должен быть где‑то здесь, в одном из населенных пунктов.
Повторив приказание, летчица спросила:
– Когда вылетать?
|
|
– Немедленно!
На улице кружила февральская поземка. Резкий ветер бросал в лицо горсти колючего жесткого снега. В такую погоду не летали в мирные дни. Но где они, те мирные дни? Война. Приказано – лети.
И вот небольшой самолет по оврагам, почти задевая верхушки заснеженных елей, летит искать штаб кавалерийского корпуса.
Через полчаса под крылом показались отмеченные ориентиры. Лента заснеженного шоссе, узкая полоска леса, ветряная мельница на краю села. «Еще один населенный пункт проскочу и приземлюсь, узнаю», – подумала Аня, сверяя карту с местностью. Она мысленно уже намечала место посадки.
Прошло еще несколько минут, и самолет сел на окраине небольшой деревушки. Приглушив мотор, летчица направилась к крайнему дому. Она не успела дойти до него, как увидела спешащего ей навстречу старика.
– Дедушка! В селе есть кавалерийские части? – издали крикнула Егорова.
– Нет, дочка! Немцы тут! Улетай скорей!..
У летчицы от неожиданности подкосились ноги. Такого с нею еще не случалось.
– Наши ушли за лес. Ищи их там, – добавил старик и махнул рукой в сторону шоссе.
Последние слова старика вывели летчицу из оцепенения. Собрав все свои силы, она бросилась к самолету. Глубокий снег мешал передвигаться. Аня не слышала, как где‑то в деревне раздались винтовочные выстрелы, не замечала, как по заснеженным улицам спешили вражеские автоматчики. «Только бы успеть! – стучала в голове мысль. – Только бы добежать до самолета…»
Гитлеровцы появились на окраине села, когда самолет уже оторвался от земли и уходил в сторону леса.
Анна Егорова (снимок военных лет).
А сколько раз приходилось спасаться беззащитному «кукурузнику» от вражеских истребителей! Сколько довелось совершить вынужденных посадок! И даже… гореть в воздухе. Об одном из таких случаев было рассказано во фронтовой газете.
Это случилось под Барвенковом. Машина шла бреющим полетом над лесом. В этом районе патрулировали немецкие истребители, и Ане очень не хотелось встречаться с ними. У нее в кармане лежала шифровка, которую надо было как можно быстрее доставить в штаб армии. Летчица старалась ближе прижаться к лесу, слиться с его зеленью и пройти незамеченной. Но вскоре лес кончился. Теперь самолет летел над бескрайним полем.
Не прошло и нескольких минут, как впереди показались два «мессершмитта». Что мог сделать беззащитный связной самолет против вооруженных до зубов стервятников. Машина задымила. Огонь подбирался к кабине. Начала тлеть одежда. С трудом посадила летчица горящий самолет. Отбежав от него, еле сумела сбить пламя с одежды.
С болью в сердце Аня рассталась со своей машиной. Поздно ночью она добралась до штаба армии. Усталая, голодная, с обожженными руками, летчица своевременно доставила шифровку…
После каждой встречи с вражескими истребителями у Ани Егоровой все больше укреплялось желание пересесть с У‑2 на боевую машину, чтобы непосредственно самой громить ненавистного врага. И летчица своего добилась. После небольшой переподготовки ее направили в полк штурмовой авиации. Не сразу летчица освоила грозную машину.
– Сначала «Ил» мне показался тяжелым и неповоротливым, – вспоминает Анна Александровна. – Но это были первые впечатления. Потом я привыкла к самолету.
Полк в те дни воевал на Кубани. Штурмовики наносили удары по «Голубой линии». На этот мощный оборонительный рубеж, прикрывавший подступы к Таманскому полуострову, гитлеровское командование возлагало большие надежды. С воздуха наземные войска противника прикрывали лучшие авиационные части. Сюда были переброшены даже истребители, охранявшие небо над Берлином. В этих условиях от наших летчиков требовались особое мастерство и храбрость.
Аня Егорова бесстрашно громила врага. Ее боевые успехи были высоко оценены. Отважную летчицу наградили медалью «За отвагу» и орденом Красного Знамени.
Как‑то советское командование поручило штурмовикам перед решающим боем поставить дымовую завесу над боевыми порядками врага. Для выполнения этой задачи командир части отобрал самых опытных и смелых летчиков. Среди них была и Аня Егорова.
За день до вылета с самолетов сняли вооружение и вместо фугасок подвесили дымовые баллоны. И вот рано утром, когда солнце еще не поднялось из‑за гор, над вражескими позициями появились краснозвездные «Илы». Пролетая через шквальный огонь зенитной артиллерии, на бреющем полете они пронеслись по переднему краю «Голубой линии», оставляя за собой густые облака дыма. Потом, развернувшись, сделали еще один заход.
Гитлеровцы пришли в замешательство. Наши части, воспользовавшись этим, пошли в атаку и без особого ущерба продвинулись вперед.
За образцовое выполнение этого боевого задания Егорова была награждена вторым орденом Красного Знамени.
Шло четвертое военное лето. Советские войска громили врага на территории Польши. Полк штурмовиков в те дни базировался недалеко от Варшавы. Был период, когда бои на этом участке немного утихли.
Однажды на магнушевском плацдарме фашисты перешли в наступление. Полк получил приказ – поддержать с воздуха наши части. На выполнение задания вышли почти все машины.
Одну группу штурмовиков возглавила штурман части Анна Егорова. Ей было поручено атаковать с воздуха скопление живой силы и техники противника у одного из населенных пунктов. Это был двести семьдесят седьмой боевой вылет отважной летчицы.
Под прикрытием истребителей штурмовики благополучно дошли до цели. Самолет Егоровой первым вошел в пике и сбросил бомбы. За ним пошли в атаку другие машины. Сверху видно было, как задымили подожженные вражеские танки, как в страхе разбегались гитлеровцы.
При выходе из пике Егорова почувствовала, что ее «Ил» с трудом набирает высоту. Видимо, осколком снаряда повредило рулевое управление.
Вражеские зенитчики, заметив, что машина ведущего потеряла маневренность, почти весь свой огонь перенесли на нее. Осколки все чаще стали барабанить по обшивке фюзеляжа. Вдруг машину сильно встряхнуло. Казалось, она повисла в воздухе. Аня заметила, как по мотору побежали огненные языки. Они быстро приближались к мотору, а потом ворвались в кабину. Стало нестерпимо жарко. Все заволокло черным дымом. А потом самолет стал проваливаться…
Из шестнадцати машин на аэродром возвратились пятнадцать. Летчики рассказали товарищам о том, как вспыхнул подбитый самолет Ани Егоровой, как он в воздухе начал разваливаться.
Через несколько дней в небольшое село Володово, затерянное где‑то под Осташковом, пришло извещение с черной окантовкой. Смерть Ани долго оплакивала ее престарелая мать.
А в это время пленную советскую летчицу уже в который раз допрашивал эсэсовский офицер.
– Сколько авиации на этом участке? Где аэродромы? – задавал он одни и те же вопросы.
Аня молчала, стиснув от боли зубы. У нее был перебит позвоночник, в двух местах сломана правая рука, обгорели пальцы. Огонь обезобразил лицо.
Ничего не добившись от пленной, эсэсовец приказал бросить ее в пустой товарный вагон и отвезти в Кюстринский лагерь военнопленных.
Аню поместили в одиночную камеру. Здесь она испытала все ужасы фашистских застенков. Полуголодная, обессиленная, летчица часто теряла сознание. А когда приходила в себя, в отчаянии думала: «Значит, все… скоро конец…»
Но смерть и на этот раз отступила. Благодаря самоотверженным усилиям советских военнопленных, которые тайно от охранников оказывали раненой помощь, поддерживали ее морально, она выжила.
Анна Александровна с благодарностью вспоминает замечательных советских людей – врача Георгия Федоровича Синякова и санитарку Юлию Кращенко. Несмотря на запреты и угрозы, они в тяжелых лагерных условиях лечили Аню.
В лагере были не только русские военнопленные, но и французы, поляки, чехи, югославы. Многие из них старались хоть чем‑нибудь помочь раненой советской летчице. Они тайком передавали ей часть своих пайков и лекарств, которые получали через организацию Красного Креста.
Иногда в кусочках хлеба Аня находила небольшие клочки бумаги с надписью: «Держись, сестренка».
И она держалась.
Администрация лагеря делала все, чтобы сломить дух советской летчицы, склонить ее на измену Родине. Когда состояние здоровья Егоровой немного улучшилось, в камеру стали приходить эсэсовцы. Они обычно приводили с собой власовца, который уговаривал пленную перейти в так называемую «освободительную армию». Аня с презрением отвергала все их предложения. А потом и совсем перестала отвечать гитлеровцам.
Убедившись, что их старания напрасны, эсэсовцы установили для летчицы строжайший режим. Военнопленным под угрозой наказания запретили с ней разговаривать. В камеру никого не пускали. Аня не видела Георгия Федоровича и Юлю. Теперь эсэсовцы присылали своего врача. Во время перевязок он накладывал на раны и ожоги специальную мазь, которая не заживляла их, а, наоборот, растравляла.
Но это продолжалось недолго. Звуки фронтовой канонады все чаще долетали в одиночную камеру. С каждым днем они становились все ближе, все сильнее. И вот, разорвав колючую проволоку, в лагерь вошли советские танки.
Прошли долгие годы, прежде чем врачи смогли восстановить здоровье отважной летчицы. К ее боевым наградам прибавился еще орден Отечественной войны I степени. А правительство Польской Народной Республики наградило ее орденом «Серебряный Крест Заслуг».
Теперь Егорова живет в Москве. Воспитывает двух сыновей.
– Старший недавно приезжал на каникулы, – не скрывая радости, говорит Анна Александровна. – Он учится в авиационном училище.
Младший пока ходит в девятый класс. Но кто знает, может, и он, продолжая традиции своих родителей (муж Анны Александровны в недавнем прошлом тоже военный летчик), через несколько лет пополнит ряды пилотов нашего славного воздушного флота.
М. Яковлева
ОТВАЖНАЯ МАНШУК
Маншук Маметова – уроженка солнечного Казахстана. В дни Великой Отечественной войны ей довелось сражаться под стенами славного города Ленина. Бесстрашная пулеметчица прославила Родину многими подвигами.
Из далекой Ростовской области в Невель пришло письмо.
«Я участвовал в боях за освобождение Невеля от фашистских захватчиков в 1943 году, – писал гвардии майор запаса Яков Капитонович Рыковский. – Каким стал ваш город сейчас?.. Мне очень важно об этом знать, очень… В Невеле сложили свои головы мои замечательные боевые товарищи и друзья. Многие остались навсегда в его окрестностях… Помните о них!..»
Тихие улицы, веером разбегающиеся от шоссейной магистрали Ленинград – Киев, утопают в зелени. Идешь по ним, любуешься новыми красивыми зданиями, и не верится, что когда‑то здесь кипел бой – жаркий, многодневный. О том, что тут проходил рубеж боевой славы нашего Отечества, теперь напоминают лишь названия улиц: Гвардейская, Кронштадтская, имени Петрова, имени Маншук Маметовой…
В центре Невеля взметнулся к синему простору неба строгий обелиск. За невысокой оградой несколько могил с каменными надгробиями. До поздней осени их украшают свежесрезанные цветы, а зимой – венки из зеленых сосновых веток. На камне и мраморе высечены надписи:
«Герой Советского Союза гвардии майор В. Я. Петров, 1921 года рождения, погиб в 1943 году в боях за освобождение города Невеля», «Лейтенант Н. Н. Манжурин, 1924 года рождения, геройски погиб в борьбе с немецкими захватчиками 21 октября 1943 года за освобождение города Невеля»; «Герой Советского Союза старший сержант Маншук Маметова, 1922 года рождения, пала смертью храбрых 15 октября 1943 года в боях за освобождение города Невеля».
Маншук Маметова… Девушка с нерусским именем, отдавшая самое дорогое – жизнь за то, чтобы в древнем русском городе люди снова с радостью в сердце трудились, мечтали, любили…
Маншук, девушка с темными восточными глазами и нежной золотистой кожей, любила солнце, которым так щедра ее родина – Казахстан, любила вдыхать аромат степных трав весной, любила скакать по степи во весь дух на коне, так, чтобы ветер звенел в ушах. Впервые девочку посадили на коня, когда ей было всего три года. К удивлению взрослых, она не испугалась, только крепко вцепилась в лошадиную гриву, чтобы не упасть. Седая бабушка, заметив, как внимательно слушает девочка ее рассказы о богатырях, не раз говорила, что Маншук следовало бы родиться мальчишкой.
Но Маншук хорошо чувствовала себя и девчонкой. Когда она подросла, все стали говорить, что у колхозника Маметова красивая дочка. У нее темные прямые волосы, смуглая кожа и черные выразительные глаза.
Как‑то Маншук сказала, что хочет стать врачом. И в ауле никто не удивился. Раз дочка Маметова сказала, значит, так и будет. Характер у нее твердый, своего добьется.
Так оно и вышло.
Маншук приехала учиться в Алма‑Ату, в сказочный город, воспетый не одним казахским акыном. Как зачарованная ходила девушка из аула по улицам столицы. Все здесь приводило ее в восторг: и асфальтовая лента тротуаров, и зеленые фруктовые сады, в которых утопает город, и вереница машин, и цветы прямо на улице, и вершина горы Алатау, к которой прислонился город, и светлые большие дома. В одном из них разместился медицинский институт. Здесь Маншук будет учиться.
Это были счастливые дни. Каждый из них нес с собой что‑нибудь новое, неизведанное. Маншук слушала в институте лекции, занималась в лабораториях, в анатомичке. Вечером бегала с подругами в кино. А когда получала стипендию, отправлялась в театр.
Маншук мечтала о будущем, о том, как, закончив институт, впервые войдет в больничную палату. Сколько добра может принести врач людям, скольким облегчить страдания, сколько спасти жизней! Сердце Маншук наполнялось гордостью: она выбрала самую гуманную и такую нужную людям профессию. И еще мечтала Маншук о любви, о большой, настоящей любви, как, вероятно, мечтают все девушки на земле…
Экзаменационная сессия подходила в институте к концу, когда пришла весть о вероломном нападении немецко‑фашистских захватчиков на нашу страну. Некоторое время город продолжал жить по‑прежнему, только сводки с фронтов тревожили сердце. Но вот и привычный ритм жизни Алма‑Аты начал нарушаться. С запада стали прибывать новые люди, заводское оборудование. Предприятия налаживали выпуск оборонной продукции. Сообщения Совинформбюро с каждым днем становились тревожнее.
Враг подошел к Ленинграду, подбирался к Москве.
Маншук ждала вызова в райвоенкомат, но ее не вызывали. Как‑то под вечер девушка шла по улице, занятая собственными мыслями. И вдруг из репродуктора родной, знакомый голос Джамбула:
Ленинградцы, дети мои!
Ленинградцы, гордость моя!
Не затем я на свете жил,
Чтоб разбойничий чуять смрад;
Не затем вам, братья, служил,
Чтоб забрался ползучий гад
В город сказочный, в город‑сад.
Спать сегодня не в силах я…
Пусть подмогой будут, друзья,
Песни вам на рассвете мои,
Ленинградцы, дети мои!
Ленинградцы, гордость моя!
Словно ножом полоснули по сердцу слова старого акына. Маншук ускорила шаги. Вот и военкомат. В приемной военкома толпилось много народу. Пришлось подождать. Наконец подошла и ее очередь. А когда Маншук снова вошла в приемную, глаза ее сияли: она получила направление в действующую армию.
В полку, взглянув на невысокую, хрупкую девушку, предложили ей стать медсестрой. Маншук отрицательно покачала головой.
– Нам нужны радистки, телефонистки, писарь. Выбирайте, – сказали ей.
Но девушка снова отказалась.
– Так кем же хотите быть? – устало спросил ее один из командиров с покрасневшими от бессонницы глазами.
– Пулеметчицей, – коротко ответила Маншук.
Командир поднял тяжелые веки и снова взглянул на девушку, на ее тонкие, почти детские руки, затем перевел взгляд на лицо, полное решимости, и спорить не стал: почувствовал, что это бесполезно. «Но почему эта девочка хочет стать пулеметчицей? – думал он. – Десятки женщин выбрали бы что‑нибудь полегче. А впрочем, на войне легких профессий не бывает. Всем одинаково трудно».
Одно желание было у Маншук и ее боевых товарищей – гнать врага с советской земли. И они дождались этой поры. К концу 1943 года советские воины, тесня гитлеровцев, продвинулись к рубежу, который занимали фашистские части из группы «Север», когда‑то осаждавшие Ленинград, и немецкие дивизии, действовавшие в Белоруссии. К этому времени на счету Маншук было много боев. Она в совершенстве владела оружием и десятки раз в упор расстреливала шедших в атаку гитлеровцев. О бесстрашной девушке‑пулеметчице знали не только в полку, где она служила, но и в других частях. Ее воинскую доблесть ставили в пример.
6 октября 1943 года советские танкисты ворвались в Невель. Бросок был настолько неожиданным для фашистов, что они не успели даже снять регулировщика на центральной улице, и тот, ничего не подозревая, некоторое время указывал направление нашим танкам. Гитлеровцы бежали, оставив город.
Через день столица нашей Родины Москва салютовала войскам, освободившим Невель. Это были радостные, незабываемые дни. На улицах Невеля тогда можно было встретить смуглую темноволосую девушку в серой солдатской шинели с нашивками старшего сержанта. Это была Маншук. Не подозревала отважная пулеметчица, что у стен этого города ее ждет подвиг, который откроет ей путь в бессмертие.
Фашисты сумели закрепиться на высотах вблизи Невеля. Снова разгорелись ожесточенные бои. Советские воины стояли насмерть и не отдали город врагу. В завершающем яростном бою за Невель Маншук Маметова выдвинулась вперед со своим пулеметом и кинжальным огнем косила гитлеровцев, поднимавшихся в атаку. После нескольких безуспешных попыток прорваться вперед гитлеровцы залегли.
Вскоре они начали минометный обстрел высоты, где находилась отважная пулеметчица. Маншук почувствовала сильный толчок в голову, и сразу же теплая струя залила ее лицо.
«Ранена… кровь…» – подумала она и потеряла сознание.
Немцы, увидев, что пулемет молчит, снова двинулись по полю. Вражеская цепь приближалась все ближе… Маншук очнулась и, преодолевая острую боль, в упор стала расстреливать фашистов. Сокрушительным огнем она опрокинула цепь. Враги снова откатились назад.
И опять по бесстрашной пулеметчице немцы открыли минометный огонь. Она сменила позицию. Пулемет ее непрерывно строчил. Яростный огонь его открывал нашим воинам путь к победе.
Последнее, что слышала Маншук, – это громкое русское «ура». Бойцы поднялись и пошли в контратаку.
Маметову нашли мертвой, крепко сжимавшей рукоятку пулемета. Это было 15 октября 1943 года.
Почти напротив братского воинского кладбища возвышается двухэтажное здание. Это средняя школа № 2. Появилась она уже после войны, как и белоколонное здание Дома культуры, что рядом со школой, как десятки новых домов на центральной улице Невеля. Сюда, за невысокую ограду, где вечным сном спят Маншук и ее товарищи по оружию, доносятся школьные звонки, разноголосый шум улицы. Жизнь бурлит, словно горный поток, спускаясь с вершин Алатау. Мимо проносятся машины. Они везут мирный груз: строительные материалы, хлеб, лен. Спешат после смены веселые девчата швейной фабрики, идут рабочие молочно‑консервного завода.
Каждое угро мимо строгого обелиска шагают в светлую школу ребята. Их пионерская дружина носит имя Маншук. А в пионерской комнате на видном месте висит большой портрет девушки с восточными темными глазами, одетой в серую солдатскую шинель. Такой ее запомнили боевые друзья и люди, чьими руками поднят из пепла славный русский город на берегу живописного озера.
Это и твой город, Маншук! Потому что жители Невеля давно считают храбрую казашку своей родной сестрой. Имя Маншук звучит здесь теперь привычно, совсем как русское имя. Его произносят на улицах, в домах, на пионерских сборах… Героиня незримо идет по жизни. На нее, как на правофлангового, равняются люди труда и школьники. Верное, бесстрашное сердце Маншук стало символом любви и самоотверженности.
Н. Завьялов
ОГОНЬ НА СЕБЯ
Бывает, что два‑три коротких слова расскажут о человеке больше многих записей. «Огонь на меня!» – эти слова‑приказание радистки Ольги Филаткиной, оказавшейся в окружении врагов, но не пожелавшей сдаваться им живой, во всей полноте раскрывают характер девушки‑патриотки, воспитанной нашей партией.
Утро уверенно вступало в свои права. В лесу становилось все светлее. Теперь старшина Ольга Филаткина отчетливо видела высокого парня, который шел метрах в ста впереди, прокладывая лыжню. За ним тянулась цепочка автоматчиков. За три часа они, пожалуй, отмахали километров двадцать. Скоро их небольшой отряд будет у цели. И тогда новый бой. Но о бое пока не хочется думать.
Филаткина чуть прижмуривает глаза и представляет себя дома… Спит сейчас в кроватке маленькая дочурка. Разметалась во сне. Чмокает розовыми пухлыми губками. Мама уже встала. Что‑нибудь стряпает на кухне. Как хочется их увидеть, таких родных, близких! Нелегко Ольге дался год разлуки. Война разбросала семью. Где‑то совсем рядом воюет муж…
А отряд все идет и идет. Сегодня ночью на стыке фашистских частей он прорвался в тыл. Генерал приказал захватить с ходу деревню Средняя и удерживать этот важный узел дорог до подхода передовых частей дивизии. Сто пятьдесят лучших бойцов из батальона автоматчиков отобрал комбат для этого рейда. Желающих было втрое больше, но он жестко отрезал: «Отряд должен быть небольшим и подвижным. Лишних людей не надо».
Ее он тоже не хотел брать: «Мужчинам и то кисло придется, а ты…» Но разве она затем на фронт добровольно пошла, чтобы в теплой землянке отсиживаться? Коммунистка, хорошо ходит на лыжах, опытная медсестра, знает рацию. Она пригодится в рейде! Потеплели строгие прищуренные глаза комбата. «Старшина Филаткина, становитесь в строй!» – прозвучала команда.
И вот она скользит вместе со всеми на лыжах в этом пронизанном первыми солнечными лучами лесу. Теперь уже близко. Комбат то и дело смотрит на карту.
…Опушка леса. Совсем рядом деревня Средняя. Автоматчики подтянулись для броска.
– Удар наносим с трех сторон, – сказал комбат.
Среднюю взяли без особого труда. Закрепились. Отбили три контратаки. А со стороны фронта давно уже доносилась артиллерийская канонада. Ольга и все бойцы напряженно вслушивались в звуки этой грозной симфонии. Иногда им казалось, что бой идет уже совсем близко и вот‑вот на окраине деревни загремит могучее русское «ура». Но огневой вал вдруг отдалялся, глох. Все озабоченнее становилось лицо комбата. Он чувствовал, что гитлеровцы где‑то совсем рядом накапливают силы, чтобы раздавить горсточку храбрецов, дерзко перерезавших их коммуникации.
Внезапно радист, поддерживавший непрерывную связь со штабом дивизии, передал комбату листочек бумаги, а сам стал быстро сворачивать рацию. Пришел приказ об отходе. Фашистам удалось задержать наше наступление. Батальону нужно пробиться к своим.
Но сделать это нелегко. Разведка доносит: враг изготовился для решительного удара. Он хочет нанести его по отряду, ослабленному в схватках с фашистами. Многие в отряде ранены. Люди устали.
С боями стали отходить к лесу. Но у самой опушки дорогу перерезали вражеские автоматчики. Противно заныли мины. Отряд занял круговую оборону, бойцы закопались в снег. Со всех сторон наваливались фашисты.
Автоматчики бьют почти в упор. Филаткина стреляет вместе со всеми. Фрицы откатываются, не выдержав свинцового ливня. Ольга ползет по кругу, перевязывает раненых. Потом снова атака, и снова дрожит в руках Филаткиной автомат.
– Убило радиста! – передали по цепочке.
Теперь место Ольги – у радиостанции. Она должна работать при любых условиях. Нельзя допустить, чтобы была потеряна связь с Большой землей. Из штаба передали, что на выручку идет лыжный батальон.
Филаткина напряженно смотрит на панель передатчика. Рация ей знакома. Ольга не зря ходила по вечерам к девушкам‑связисткам. Они научили ее настраивать станцию, работать с микрофоном.
– «Дон»! «Дон»! Я – «Волга»! Как слышите? – звучит в эфире голос Филаткиной.
– «Волга»! Я – «Дон»! Слышу вас хорошо. Докладывайте обстановку.
А фашисты снова атакуют.