Григорий Ефимович Распутин родился в крестьянской семье в селе Покровском Тобольской губернии. Отец его был простой мужик, пьяница, вор и коннобарышник, по имени Ефим Новый.
Точное время его рождения неизвестно, историки называют разные годы - от 1863 до 1872, например Евреинов Н.Н. с уверенностью говорит, что Распутин родился в 1863 году, Иоффе говорит о 1884 или 1885 годах. Но более достоверным в этом вопросе мне кажется мнение Платонова, который утверждает, что все эти года недостоверны и аргументирует это тем, что … ни один советский историк не удосужился заглянуть в метрические книги церкви села Покровского, где родился и провел большую часть своей жизни этот человек. Правда, книги эти сохранились не все, но есть полная подборка сведений о родившихся, умерших и вступивших в брак с 1862 по 1868 год. Листая эти ветхие, подпорченные жучком и влагой книги, прежде всего, в 1862 году сталкиваемся с записью от 21 января о бракосочетании “Покровской слободы крестьянина Якова Васильева Распутина сына Ефима Яковлевича, 20 лет, с девицей Анной Васильевной, дочерью деревни Усалки крестьянина Василия Паршукова, 22 лет”. Это родители Григория Ефимовича Распутина. Фамилия Распутиных встречается в книге многократно. Всего в селе Покровском живет 7 семей, носящих фамилию Распутины. Кстати говоря, фамилия эта встречается в Сибири довольно часто и обыкновенно имеет происхождение от слова “распутье”, что, по словарю Даля: “разъездная дорога, развилина, развилы пути, место, где сходятся или расходятся дороги, перекресток”. Люди, жившие в подобных местах, нередко получали прозвище Распутьины, впоследствии превратившееся в фамилию Распутины.
По церковным книгам, 11 февраля 1863 года у Ефима Яковлевича и Анны Васильевны рождается дочь Евдокия, которая через несколько месяцев умирает.2 августа 1864 года у них рождается еще дочь, которую они, как и умершую, снова называют Евдокией, но и она прожила недолго. Следующее рождение в семье Ефима Яковлевича Распутина занесено в книгу 8 мая 1866 года — родилась дочь Гликерия, тоже умершая через 4 месяца “от поноса”. И, наконец, 17 августа 1867 года у Распутиных родился сын Андрей, которому тоже не было суждено жить. В 1868 году в церковной книге нет записей о родившихся в семье Е.Я. Распутина. Таким образом, согласно церковным книгам Григорий Распутин не мог родиться в период с 1863 по 1868 год. Более поздние метрические книги в Покровской церкви не сохранились, но зато остались заполненные бланки Всероссийской переписи населения за 1897 год, согласно которым Григорию Ефимовичу Распутину в этом году 28 лет. Перепись велась очень тщательно, и поэтому можно считать установленным год рождения Распутина — 1869. И наступил 1869 год...
|
|
До этой даты в метрических книгах нет сведений о рождении Григория. Так что ранее 1869 года он не мог родиться, и данные в наших энциклопедиях неверны. Но... все книги, датируемые этим и последующими годами, из архива исчезли!
Но в Тобольском архиве уцелела книга переписи жителей села Покровского за 1897 год, где рядом с именем Григория Распутина в графе "Год, месяц и день рождения по метрике", заканчивая все предположения, значится 10 января 1869 года. 10 января - день святого Григория, потому его так и нарекли.
Кстати, путаницу с датой своего рождения старательно создавал и... сам Распутин. В "Деле Тобольской консистории" (в 1907 году) он заявляет, что ему 42 года (прибавляет себе 4 года). Через семь лет, в 1914-м, во время следствия по делу о покушении на него Хионии Гусевой он говорит: "Зовут меня Григорий Ефимович Распутин-Новый, 50 лет" (прибавляет 5 лет). В тетради, куда царица заносила изречения "старца", с его слов записано: "Уже я прожил 50 лет, шестой десяток наступает". Запись датирована 1911 годом, то есть Распутин прибавляет себе 8 лет.
|
|
Впрочем, его упорство прибавлять возраст нетрудно понять - ведь царица называла его "старцем"...
Старчество - особый институт русской церковной жизни. В былые времена старцами называли монахов, чаще всего - отшельников. Но к ХIХ веку так зовут уже монахов, "отмеченных особым знаком", которые благочестивой жизнью, постами и молитвами заслужили право быть "избранными Богом". Всевышний дал им силу пророчествовать и врачевать. Это "водители душ", заступники за людей перед Богом. Но "старец" в народном сознании - всегда человек в летах, старик, много переживший и отринувший все земное.
И "старец" Распутин стеснялся своих отнюдь не старых лет. Ведь он был моложе царя... Оттого он и прибавлял себе годы, что было нетрудно при его морщинистом, рано постаревшем крестьянском лице.
Гриша Распутин рос единственным ребенком в семье, к тому же слабого здоровья. Можно предположить, что в этих условиях, после смерти первых четырех детей, родители Гриши уделяли ему больше внимания, чем это возможно в обыкновенной крестьянской семье, где много детей, и, наверное, даже баловали. Но как единственный помощник отца Григорий рано стал работать, сначала помогал пасти скот, ходил с отцом в извоз, затем участвовал в земледельческих работах, помогал убирать урожай, но и, конечно, ловил рыбу в Туре и окрестных озерах. В Покровском школы не было, и Гриша вплоть до начала своего странничества, как и его родители, был неграмотен. В общем, он ничем не выделялся среди других крестьян, разве только своей болезненностью, которая в крестьянских семьях понималась как ущербность и давала повод к насмешкам.
|
|
Гриша, младший сынок возницы Ефима Андреевича Распутина из Покровского, любил торчать в конюшне. Там он мог сидеть часами на маленькой низкой тумбе под лампой, смотреть широко раскрытыми светлыми детскими глазами на огромных животных и, сдерживая дыхание, прислушиваться к постукиванию копыт и похрапыванию лошадей. Гриша был шустрым, озорным, даже бесстрашным мальчиком, организатором всех озорных проказ крестьянских детей; но как только он в широченных и длинных полотняных штанах входил вслед за отцом или работником в конюшню, то сразу преображался: его детское личико приобретало вдруг выражение необыкновенной серьезности, взгляд становился напряженно-внимательным, фигурка приобретала мужскую осанку. Твердыми, размеренными шагами он шествовал вслед за взрослыми, исполненный такого чувства, как если бы он входил в святилище, где нужно вести себя тихо и серьезно, как в церкви.
Для него было праздником, когда разрешали оставаться одному у лошадей. Очень тихо и осторожно проскальзывал он к лошади, становился на цыпочки, чтобы вытянутыми руками гладить и ласкать ее теплый круп. В такие минуты он был полон той нежности, которую не проявлял ни по отношению к родителям, ни по отношению к братьям и сестрам, ни к кому бы то ни было еще.
Иногда он осторожно подбегал к дверям, выглядывал во двор, чтобы удостовериться, что никто не идет, с обезьяньей ловкостью взбирался на деревянную кормушку, хватался за железные подпорки яслей и смело вскакивал на спину лошади. Он прижимался горячей щекой к ее шее и вел долгую удивительную беседу на нежном языке, который был понятен, только им двоим.
Вечерять среди лошадей было наибольшей радостью для мальчика. Он любил тусклый свет большой, косо висевшей на стене жестяной лампы, тот необычный полумрак, в котором то здесь, то там высвечивались блестящий бок коня или куча соломы. Он с восхищением вдыхал запах стойла и никогда не уставал ласково прикасаться рукой или щекой к мерно вздымающемуся боку лошади.
Да, он всегда считал конюшню самым лучшим местом, хотя обычно охотно бегал по лугам с другими крестьянскими мальчишками и с удовольствием наблюдал, как отец и другие рыбаки сидели на берегу Туры и удили рыбу. Любые развлечения он охотно отдал бы за своих лошадей, в которых видел молчаливых друзей и таинственных союзников. Это скоро привело к тому, что Гриша узнал о жизни, повадках лошадей гораздо больше, чем самые опытные старые возчики Покровского, и они, когда с их животными творилось что-то неладное, не однажды посылали за ним.
Каким чудом предстала для него конюшня в тот вечер, когда отец впервые прочитал ему историю рождения младенца Иисуса из большой книги со множеством красивых картинок! С горящими глазами внимал Гриша каждому слову рассказа о святом Иосифе, Марии и о новорожденном младенце, что лежал в яслях, когда пришли трое волхвов, чтобы поклониться ему. С этого момента все в отцовской конюшне — большая деревянная кормушка и тускло светящаяся лампа — казалось исполненным таинственного значения, которое было понятно только ему и о котором, он ни с кем не говорил. Стойло стало для мальчика еще в большей мере, чем раньше, собственным, удивительным миром, полным загадочных чудес.
Однажды, когда старый Ефим ушел из дома, Гриша проскользнул в большую комнату, встал на стул и достал с карниза большую книгу с картинками, которую читал ему отец. Сгорая от нетерпения, листал он тяжелый фолиант с толстыми застежками, пока не нашел ту картинку, на которой в сине-, красно-, золотисто-желтых тонах были изображены стойло с яслями и младенцем Иисусом. С нетерпением ожидал он вечера, когда после ужина можно будет попросить отца почитать из этой книги. Сидя на коленях старого Ефима, он жадно рассматривал красивые картинки, в то время как отец читал, что происходило дальше с младенцем Иисусом, как он вырос и стал Спасителем мира.
Каждый вечер Ефим Андреевич, уступая мольбам сына, брался за толстую книгу; вскоре Гриша знал наперечет все картинки, а через некоторое время уже и буквы не были для него немыми, бессмысленными значками. Слушая отца, наблюдая, как тот неуклюже водил пальцем от слова к слову, от строчки к строчке, он знакомился с буквами и учился искусству составления из них слов.
Так и рос маленький Гриша в двух таинственных мирах одновременно: здесь была конюшня со всеми ее чудесами, а там — большая книга с красочными картинками и черными значками, которые медленно начинали говорить с ним понятным языком.
Грише Распутину было 12 лет, когда в его жизни произошла неожиданная драма, последствия которой сказывались еще долгое время: он играл со своим старшим братом Мишей на берегу Туры, когда тот вдруг упал в воду. Недолго думая, маленький Гриша прыгнул вслед за братом, и оба мальчика неминуемо утонули бы, если бы их не спас проходивший мимо крестьянин. Миша заболел в тот же день воспалением легких в тяжелой форме и вскоре умер, а Гриша выжил, но от страшного потрясения у него началась сильная лихорадка.
Наконец он пришел в себя, поправился, снова играл и возился с любимыми лошадьми, но что-то в нем изменилось: всегда такое румяное и пухлое детское личико стало теперь бледным, осунулось, и если к вечеру оно и разрумянивалось, то это был уже не здоровый румянец, а горячечный налет лихорадки. В поведении также произошли странные изменения, которые доставили родителям немало хлопот. Никто не мог сказать, чего ему все-таки недоставало, даже деревенский знахарь не мог дать совет. Вскоре у мальчика снова началась сильная лихорадка, многие недели он находился в полубессознательном состоянии.
Не оставалось ничего другого, как поместить больного в «темную половину», темную часть большой кухни. В зимнее время, когда снаружи, по полям и деревенским улицам мела сибирская пурга, это было самое теплое и уютное место. Кроме того, в кухне любили собираться все живущие в доме, так что больной ребенок все время был под присмотром. В сумерки приходили соседи-крестьяне и усаживались на широких скамьях вокруг большой печи. Работники разливали водку и предлагали сибирские сладости, и до поздней ночи велись разговоры обо всем, что произошло в самой деревне, или о новостях, которые просочились в Покровское из соседних деревень.
В один из таких вечеров разговаривали шепотом, так как Грише снова стало хуже; повернув бледное лицо к стене, он лежал безучастно в течение нескольких часов, что крайне озаботило родителей. Собравшиеся приглушенными голосами обсуждали важное происшествие.
В прошедшую ночь было совершено преступление, сильно взволновавшее всех жителей Покровского: у одного из самых бедных возчиков украли из конюшни его единственную лошадь, и несчастному уже не на что было надеяться. Добросердечные крестьяне Покровского, и стар и млад, уже с утра отправились на поиски вора и его добычи, но все усилия были напрасны, ни в одном стойле деревни не удалось найти украденного коня.
Устало, и раздосадовано рассказывали крестьяне, принимавшие участие в поиске, о своих напрасных усилиях; все они были возмущены содеянным, так как в глазах этих сибирских возниц кража коня была самым подлым преступлением, страшнее и предосудительнее даже, чем убийство. Эти мужики, в чьих деревнях нередко появлялись ссыльные преступники из поселений, видели обычно даже в величайших грешниках «бедных, слабых братьев»; но для конокрада у них не было ни сочувствия, ни милосердия, его преступление считалось самым страшным. Поэтому собравшиеся в тот вечер в «темной половине» у Ефима Андреевича крестьяне кипели от ярости, тем более что в этот раз жертвой стал бедный возчик, хозяин единственной лошади. Анна Егоровна, жена Ефима, вынуждена была не раз просить говорить потише, когда возбуждение ее гостей слишком возрастало, указывая на больного ребенка. Снаружи стало совсем темно, и только лампа на столе отбрасывала матовый свет на мужиков, окруживших печь.
И вдруг больной ребенок поднялся с места и пошел к крестьянам в белой, длинной до полу, рубашке, с мертвенно-бледными щеками и лихорадочно пугающим блеском в светло-голубых глазах. Прежде чем они успели прийти в себя от удивления, ребенок уже стоял перед ними, несколько секунд пристально смотрел перед собой, потом подскочил к крестьянину богатырского телосложения, обхватил его ноги, вскарабкался ему на плечи и сел верхом на спину. Затем он пронзительно закричал:
— Ха, ха, Петр Александрович! Ты украл лошадь! Ты вор!
Он зашелся безудержным детским смехом, трясясь всем телом от какого-то странного восторга, ударяя пятками в грудь крестьянина, как бы желая его пришпорить, и при этом кричал, что Петр Александрович и есть конокрад. Его тонкий детский голос звучал так пронзительно, глаза вспыхивали так странно, что всем присутствующим стало страшно. А они уж и не знали, как следует отнестись к обвинению мальчика, так как Петр Александрович был очень уважаемым и зажиточным человеком, который к тому же возмущался больше всех и с самого начала требовал беспощадного преследования преступника.
Больше всего припадками ребенка были поражены старый Ефим и его жена. Если бы маленький Гриша не лежал уже долгое время в горячке, Ефим Андреевич тут же на месте как следует выпорол бы его, потому что умел поддерживать в доме строгий порядок. Анна Егоровна старалась сгладить неловкое положение и поспешила извиниться перед уважаемым Петром Александровичем. Остальные гости также попытались восстановить мир, и даже грубо оскорбленный Петр Александрович сделал в конце концов дружелюбное лицо и выразил сожаление о тяжелой болезни Гриши. Когда крестьяне начали расходиться, снова воцарилась прежняя мирная атмосфера. Несмотря на это, некоторые из гостей Ефима не могли забыть слов больного мальчика; они снова и снова вспоминали их, и вот то один, то другой не выдерживал, подымался среди ночи и, крадучись, пробирался во двор к Петру Александровичу. Там, в ночной темноте встретились мужики, охваченные беспокойным желанием установить истину. Вскоре их уже было много.
Когда бесшумно подползли к воротам Петра Александровича, они вдруг увидели, как тот, так же крадучись, вышел из своего дома, осмотрелся вокруг, не видит ли кто его, и затем, думая, что он один, пошел к погребу в самом дальнем углу двора. Сразу же после этого крестьяне, к своему величайшему удивлению, увидели, как Петр Александрович вывел из чулана украденного коня и скрылся с ним в темноте.
На следующий день рано утром крестьяне потянулись к дому Ефима и поведали, то и дело осеняя себя крестным знамением, призывая в свидетели святую Богородицу и святого Георгия, что маленький Гриша в лихорадке сказал правду и Петр Александрович действительно конокрад. Перебивая друг друга, они рассказывали, как следили за преступником, потом поймали и избили до потери сознания. Все они были теперь уверены, что Бог говорил устами больного мальчика.
Что бы там ни толковали об этом «чуде», по-видимому, мальчик в лихорадке своим сильно обострившимся чутьем заметил нечто сомнительное в поведении и словах Петра Александровича. Еще во время его многочисленных посещений конюшен села Покровского человек этот показался ему подозрительным, что и подтолкнуло его потом к обвинению. Как бы то ни было, этот случай привел к тому, что позднее, когда Гриша поправился, местные крестьяне бросали на него странные взгляды, словно спрашивая себя, что же все-таки они об этом думают.
Шло время. Гриша вырос и, как все другие крестьянские парни, проводил время в трактирах, увивался за девушками и в конце концов привык к распутной и праздной жизни. Иногда он усердно занимался крестьянской работой, а потом опять целыми днями пьянствовал. Он немного изменился после того, как на одной из «посиделок», на которые собирается деревенская молодежь, увидел красивую светловолосую Прасковью Федоровну Дубровину и влюбился в нее. Но когда темноглазая, стройная девушка стала его женой, Гриша не смог оставить распутный образ жизни и ввязывался снова во всякие грязные истории с собутыльниками и деревенскими девками.
И тут произошло с ним второе странное событие, которое произвело на него огромное впечатление и о котором он рассказал только самому близкому другу — крестьянскому парню Михаилу Печеркину, когда однажды они вместе шли по берегу Туры, рассуждая об урожае, скотине, лошадях и девушках, а потом завели речь о Боге. Григорий, по рассказу Михаила, шел по полю за плугом, он как раз провел борозду до конца и хотел повернуть лошадь, как вдруг услышал за спиной чудесный хор, как если бы пел хор девушек из деревни. Обернувшись, он отпустил плуг, так как совсем близко увидел прекрасную женщину, Пресвятую Богородицу, качающуюся, как на качелях, в золотистых лучах послеобеденного солнца. В воздухе звучало торжественное пение тысячи ангелов, которому вторила Дева Мария.
Это явление длилось всего несколько мгновений, потом исчезло. Потрясенный до глубины души, стоял Григорий посреди опустевшего поля, руки дрожали, он был не в состоянии продолжать свою работу. Когда вечером зашел в конюшню, чтобы посмотреть на коня, то почувствовал необъяснимую грусть. Что-то внутри подсказывало ему, что это знамение Божие, но одновременно чувствовал, что по высочайшей воле Создателя должен оставить лошадей, трактир, деревню, отца, жену и девушек. И он счел за лучшее никогда больше не думать об этом чудесном явлении и никому о нем не говорить. Кроме его друга Печеркина, никто тогда не услышал ни единого слова о том, что явилось крестьянскому парню Григорию и какие мысли и чувства в нем при этом пробудились.
Григорий рос задумчивым, наблюдательным ребенком. Всматривался в жизнь природы, зверей и птиц. Любил присутствовать при работе сельских лекарей - внимательно смотрел, но не спрашивая. Мальчик подолгу сидел неподвижно, о чём-то сосредоточенно размышляя. Позже он вспоминал: "в 15 лет в моем селе в летную пору, когда солнышко грело, а птицы пели райские песни, я мечтал о Боге. Душа моя рвалась вдаль. Не раз, мечтая, я плакал и сам не знал, откуда слёзы и зачем они. Так прошла моя юность в каком-то созерцании, в каком-то сне". Повзрослев, он прожил несколько лет в городе, женился; у супругов родилось трое детей. Но что-то подтолкнуло Распутина резко изменить образ жизни. Его знакомые говорили, что он стал новым человеком". Начал часто и горячо молиться бросил пить и курить. Перестал, есть мясную и молочную пищу и соблюдал этот пост до конца жизни".
Прозвище Распутин, которым скоро наградили молодого Григория его товарищи, очень характерно для этого периода его жизни и является пророческим для позднейшего времени. Это выражение, производное от слова "распутник", на языке крестьян означает: "развратник", "сладострастник", "юбочник". Не раз жестоко колотили его отцы семейств, неоднократно по приказанию исправника даже наказывали его публично кнутом.