Глава IV ВОЛКОВ - ПРИДВОРНЫЙ АКТЕР

Учреждение русского театра.— Волков — придворный актер.— Деятельность Волкова при восшествии на престол Екатерины П.— Устройство маскарада «Торжествующая Минерва».— Смерть Бажова.— Его могила.— Забвение потомством заслуг Волкова — отсутствие памятника

30 августа 1756 года — особенно знаменательный день в истории русского театра, который с этого времени получает значение государственного учреждения. В этот день императрицей был дан именной указ Правительствующему Сенату об учреждении «рус­ского для представления трагедий и комедий театра». Указом этим повелевалось отдать для театра здание Головкинского дворца (ныне Академия художеств), актеров набрать из обучающихся в кадетском корпусе певчих и ярославцев, к ним прибавить актеров из других неслужащих людей и актрис «приличное число». На содержание придворной труппы приказано было отпускать по пяти тысяч рублей в год. Главное руководство труппой было поручено Сумарокову, а Волков получал звание «первого при­дворного актера».

Было ли это звание для Волкова лишь почетным или с ним соединялись какие-либо обязанности — неизвестно. Но можно без­ошибочно предполагать, что и в официально признанной труппе он явился тем же неутомимым деятелем, тем же основательно знающим театральное искусство работником. Будучи главной сце­нической силой, как актер, Волков должен был также принимать главное и непосредственное участие в администрации труппы и режиссировании спектаклей. Представления носили по-преж­нему характер придворных увеселений, но репертуар обогащался новыми пьесами, хотя, впрочем, общее его направление оставалось то же. К оригинальным пьесам Сумарокова и переводам Корнеля, Расина, Вольтера и Мольера прибавились оригинальные и, главным образом, переводные самого Волкова, Дмитревского и других. Переводы драматических произведений для сцены были сущест­венно необходимы неокрепшему театру, бедному своей сцениче­ской литературой, и Волков должен был работать и на этом поприще.

Биографические данные о петербургском периоде жизни Вол­кова очень скудны. Несколько отрывочных фактов не дают полной картины жизни Волкова в это время. Известно, что организатор первого русского театра был отправлен в 1759 году в Москву, чтобы придать существовавшему там театру более правильное устройство. В чем заключались труды Волкова по устройству московского театра, мы не знаем, но пробыл в Москве он очень недолго и снова вернулся к своей петербургской деятельности.

Очень мало разъяснена еще одна сторона общественной дея­тельности Волкова: его услуги императрице Екатерине II при ее восшествии на престол. А между тем, судя по некоторым данным, участие его было немаловажное, так как заслуги его были офи­циально признаны самою императрицей. В указе, данном после восшествия ее на престол, Волков причисляется к лицам особенно выделившимся, которым императрица оказала свои «особливые знаки благоволения и милости». Волкову было высочайше по­жаловано дворянское звание и семьсот душ крестьян.

В воспоминаниях о событиях, сопровождавших восшествие на престол Екатерины II, встречаются рассказы, проливающие свет на положение Волкова при дворе и на то участие, которое выпало на его долю при этих событиях. В записках А. М. Тургенева дея­тельности Волкова в это время придается большое значение. Тур­генев говорит, что тогда «первый секретный, немногим известный, деловой человек был актер Федор Волков, может быть первый основатель всего величия Императрицы. Он во время переворота при восшествии ее на трон действовал умом».

В другом рассказе, записанном со слов князя Ивана Голицына (Русский архив, 1873 г., ст. 2145), сообщается такой случай. В день восшествия на престол императрица прибыла в Измай­ловскую церковь для принятия присяги. Второпях забыли об одном: об изготовлении манифеста для прочтения перед прися­гой. Не знали, что и делать. При таком замешательстве, кто-то из присутствующих, одетый в синий сюртук, выходит из толпы и предлагает окружающим царицу помочь этому делу и произнести манифест. Соглашаются. Он вынимает из кармана белый лист бумаги и, словно по писанному, читает экспромтом манифест, точно заранее изготовленный. Императрица и все официальные слушатели в восхищении от этого чтения. Под синим сюртуком был Волков.

Екатерина II, воцарившись, предложила, по словам Тургенева, Волкову быть кабинет-министром ее и возлагала на него орден Св. Андрея Первозванного. Волков от всего отказался и просил государыню обеспечить его жизнь в том, чтобы ему не нужно было заботиться об обеде, о найме квартиры; когда нужно, чтобы ему давали экипаж. Государыня повелела нанять Волкову дом, снабжать его бельем и платьем, как он прикажет, отпускать ему кушанье, вина и «все прочия к тому принадлежности» от двора, с ее кухни, и точно все такое, что подают на стол ее величеству, экипаж, какой ему заблагорассудится потребовать. Он всегда имел доступ в ее кабинет без доклада.

Трудно, конечно, по этим сведениям составить заключение о том, в чем состояла деятельность Волкова при восшествии императрицы на престол, но во всяком случае факт участия его, и очень видного, в этом важном событии, по приведенным данным, несомненен.

С воцарением Екатерины II роковым образом связана судьба первого организатора русской сцены. Коронационные торжества, устроенные в Москве, послужили невольной причиною его смерти. В полном расцвете физических и духовных сил умер основатель русского театра, не дожив до той поры, когда театр приобрел себе высокую покровительницу в лице просвещенной импера­трицы.

На коронационные празднества, в 1763 году, была отправлена в Москву придворная труппа с Волковым во главе. Кроме обычных придворных спектаклей, для народа было устроено необыкновен­ное зрелище — грандиозный маскарад. Императрица придавала те­атральным представлениям огромное значение в деле народного просвещения. «Театр,— говорила она,— школа народная, она долж­на быть непременно под моим надзором, я старший учитель в этой школе, и за нравы народа мой первый ответ Богу».

Подтверждением этих мыслей Екатерины II о воспитательном значении театральных зрелищ является и маскарад, устроенный по ее желанию.

Разработку и приведение своего желания в исполнение им­ператрица поручила Волкову, много потрудившемуся над устрой­ством поучительного зрелища, высказавшему и здесь свою энергию и всестороннее развитие. План маскарада, составленный Волковым, объяснительные стихи к нему Хераскова и хоральные песни Сума­рокова были отпечатаны в 1763 году отдельной книжкой, которая служит почти единственным литературным свидетельством твор­ческих дарований Волкова.

Много замечательных мыслей, много понимания общественных и народных зол, много живого остроумия рассыпано было в про­грамме маскарада, двигавшегося по улицам Москвы. Маскарад имел сатирическое и нравоучительное значение; развлекая толпу, он в то же время и поучал ее. Цель маскарада, по словам Хераскова, заключалась в том:

Чтоб мерзость показать пороков, честность славить, Сердца от них отвлечь, испорченных поправить, И осмеяние всеобщего вреда — Достойным для забав, а злобным для стыда.

В различных наглядных образах, аллегориях и фигурах перед глазами народа проходили посрамленные и осмеянные пороки и дурные страсти: пьянство, невежество, обман, лихоимство, ябед­ничество, спесь, мотовство и т. п. Такое зрелище должно было производить сильное впечатление на массу, действуя непосред­ственно, в живых картинах, и привлекая внимание толпы своим остроумием и разнообразием. Независимо от этого, маскарад дол­жен был, занимая простонародье диковинным шествием, умень­шить неизбежное при народных празднествах пьянство. Во время приготовлений к маскараду все население Москвы только и было занято разговорами о нем, все нетерпеливо ждали невиданного зрелища. Когда все было готово, то есть приспособлены машины, изготовлены костюмы и аксессуары, собрано до четырех тысяч участвующих, тогда появилась афиша, извещавшая, что 30 января, 1 и 2 февраля будет даваться по улицам большой маскарад, названный Торжествующая Минерва, в котором «изъявится гнус­ность пороков и слава добродетели».

По словам очевидцев, маскарадная процессия была «превеликая и длинная». По улицам двигалось двести раззолоченных и раз­украшенных колесниц и повозок на колесах и полозьях. На них находились костюмированные участники маскарада, певшие со­ответствующие песни, а перед колесницами шли целые хоры, певшие другие, более веселые песни. «И все сие,— говорит со­временник,— распоряжено было так хорошо, украшено так вели­колепно и богато, все песни и стихотворения петы были такими приятными голосами, что не инако, как с крайним удовольствием на все то смотреть было можно».

Шествие открывал «провозвестник маскарада», сопровождаемый свитой. За ним следовал самый маскарад, разделенный на не­сколько отделений по числу пороков, которые он изображал. Перед каждым отделением несли символический знак его.

Труды Волкова, составившего программу маскарада и распо­ряжавшегося ее выполнением, не пропали даром. Стечение народа, желавшего видеть шествие, было необыкновенное. Все улицы, по которым двигалась процессия, были переполнены, зрители не только были в окнах всех домов, но и промежутки между домами были заняты народом, стоявшим на подмостках около домов и заборов. Любопытные забирались даже на кровли. Тысячи наро­да провожали процессию по улицам, огромные толпы встречали ее при возвращении у зимних гор. Гул радостных народных ликований и восклицаний раздавался повсюду. Впечатление, про­изведенное маскарадом на массу, было сильное и долго не могло изгладиться из народного воображения. Песни и напевы маска­радных хоров так всем полюбились, что народ много лет спустя с удовольствием слушал эти песни.

Маскарад, созданный по плану и под непосредственным рас­поряжением Волкова, был последней данью, которую принес не­утомимый организатор русского театра искусству и его высо­ким нравственным задачам. Горячо и всецело отдаваясь всякому делу, связанному с искусством, Волков и на этот раз остался верен своему характеру. Все приготовления к маскараду и само выполнение его происходили под наблюдением Волкова. Увле­ченный желанием выполнить как можно добросовестнее про­грамму маскарада, он сам, разъезжая по улицам, следил за точ­ностью, порядком трехдневного шествия. При этом он не остерегся и схватил жестокую простуду. Болезнь сломила молодые силы, и 4 апреля 1763 года Волков умер тридцати четырех лет от роду.

Похороны знаменитого человека были торжественные. Много знатных лиц и простого народа провожали первого русского актера к месту его последнего успокоения в Андроньевом мо­настыре. Эти торжественные проводы безвременно захваченного смертью, это собрание знати и простого народа были живым свидетельством того, что деятельность первого русского актера заслуживала общественной признательности. Но это было един­ственным выражением народной памяти к заслугам почившего деятеля. С течением времени ни ближайшее, ни отдаленное по­томство не вспомнило Волкова каким-нибудь общественным зна­ком уважения к его заслугам.

Давно уже, еще со времен нашествия французов в 1812 году, когда Андроньев монастырь подвергся опустошению, исчезли всякие следы могилы Волкова — одного из замечательных рус­ских людей. Длинный ряд десятилетий, давно уже составивших столетие, прошел со смерти Волкова, русский театр стал на высоте современного искусства, но и теперь, почти через пол­тораста лет, родина первого актера не отметила ни вещественным, ни духовным памятником этого выдающегося деятеля на пользу родной страны, имя которого бессмертно в истории русского просвещения.

Глава V

Характеристика Ф.Г. Волкова как человека, артиста и общественного деятеля.— Значение его в истории русского театра

Теми немногими фактами, которые приведены выше, исчер­пывается все, что известно до сих пор о Волкове. Эти факты не дают возможности охарактеризовать его в той полноте, какой заслуживает этот замечательный человек. Поэтому характеристика Волкова должна ограничиваться лишь крупными чертами и об­щими выводами.

Федор Григорьевич Волков был щедро наделен теми дарами, которые образуют артистическую, многосторонне развитую натуру. Преобладающими и яркими его чертами были жажда знаний и энергия, укреплявшая его природные дарования при помощи об­разования, которым он был обязан почти исключительно самому себе. С самых юных лет Волков «пристрастно прилежал к познанию наук и художеств». Это стремление к обогащению себя знаниями не оставляло его всю жизнь. И в детстве, и во время ученья в Заиконоспасской академии, и в кадетском корпусе, и во время сце­нической деятельности — везде он жадно черпал из сокровищницы знаний, везде упорно работал над своим развитием, употребляя все усилия и средства, чтобы сделаться просвещеннейшим человеком своего времени. Путем самостоятельного труда он старайся попол­нить пробелы своего образования. Много надо было положить ра­боты над своим развитием, чтобы из сына провинциального купца вышел один из передовых людей того века. С помощью своих необыкновенных способностей он достиг того, что, например, Но­виков дает такую характеристику первого русского актера. «Сей муж,—говорит он,—был великого, обымчивого и проницательного разума, основательного и здравого рассуждения и редких дарова­ний, украшенных многим учением и чтением наилучших книг».

Энергия и сила воли видны в Волкове при самом поверхност­ном знакомстве с его биографией. Страстно привязавшись к театру и задумав устроить его в Ярославле, он, с жаром юноши и с силой воли зрелого человека, взялся за дело и довел его до конца. В то время ему не было еще и 20-ти лет, торговые дела отнимали у него много сил и времени. Среда, к которой по своему рождению и занятиям принадлежал Волков, не могла отнестись к его затее сочувственно. Затея эта должна была казаться большинству окружавших его или пустой забавой или бесовским наваждением. Но Волков преодолел все — и нравственные, и ма­териальные препятствия — и вот, в провинциальном городке, ку­печеский сын открывает первый вольный театр в России. Его занятия во время вторичного пребывания в Петербурге, упоря­дочение театра в Москве, участие в перевороте при восшествии на престол Екатерины II, устройство грандиозного маскарада — все это требовало не только глубокого ума и обширных знаний, но и сильной воли и непреклонной энергии; все это требова­ло живого, изобретательного воображения, находчивости, «острого ума». Фонвизин называет Волкова «мужем глубокого разума, на­полненного достоинствами, который имел большие знания и мог бы быть человеком государственным».

Внешний облик Волкова отличался большой привлекательно­стью. Он был среднего роста. Лицо его, обрамленное темнорусыми вьющимися волосами, было правильное и приятное и выражало ум и энергию, светившиеся в его быстрых карих глазах. Многие находили в нем сходство с Петром Великим. С первого взгляда Волков казался несколько угрюм и суров, что придавало ему какую-то важность. Но в дружеском кругу он производил со­вершенно другое впечатление: на лице его появлялась приятная улыбка, обхождение с друзьями было самое любезное, а живые и остроумные разговоры его оживляли беседу. В выборе своих друзей он был очень разборчив. Зато те, которые могли считать себя его друзьями, принадлежали к числу лучших людей. Из подписи к его портрету, гравированному известным Евграфом Чемесовым, видно, что Чемесов и два писателя того времени, Н. Н. Мотонис и Г. В. Козицкий (статс-секретарь Екатерины II), были его самыми лучшими друзьями. Со своими близкими, как и вообще, он не был лицемерен: бескорыстие, отзывчивость в минуты нужды и горя ближнего, великодушие составляли его отличительные черты. Волков был далек от тех удовольствий, которые отнимают время и не дают никакой пищи для ума и сердца. «Жития он был трезвого,— говорит Новиков,— и до­бродетели строгой». Он остался холостым и даже не был будто бы никогда влюблен. Сцена поглощала все его мысли и чувства, в ней одной он видел удовлетворение своим стремлениям.

Искусство он любил свято и бескорыстно. Не говоря уже о том, что он, благодаря своей страсти к театру, расстроил большое торгово-промышленное дело, главой которого стал после смерти своего отчима, Волков и впоследствии отказался для сцены от высокого государственного поста. Но желая остаться скромным сценическим деятелем и уклоняясь от высокого положения ка­бинет-министра, Волков и в мелочах не хотел пользоваться своим влиянием и милостями государыни. Несмотря на ее желание, чтобы Волков ни в чем и никогда не нуждался, он скромно и умеренно пользовался своим широким правом в доставлении себе жизненных удобств. Никогда,— говорит А. М. Тургенев,— не приказывал он подавать себе обед более, как на три человека: у него было два друга, с которыми он почти каждый день обедал. Редко он требовал себе экипаж, деньги брал тоже очень редко и не иначе, как из собственных рук императрицы, и ни­когда не более десяти империалов.

Честолюбие было чуждо Волкову, даже по отношению к его литературным произведениям. В этом случае он обладал редким авторским самоотвержением. По словам его товарища по сцене, И. А. Дмитревского, современники весьма уважали его литера­турные труды, но сам автор был недоволен ими и охотно заменял свои переводы чужими. Существует догадка, что Волков не страдал и сценическим честолюбием. По крайней мере, на одной афише конца 1756 года Волков называется просто актером, тогда как И. А. Дмитревскому придано звание «первого придворного» ак­тера. Отсюда можно заключить, что Волков уступил почетное звание своему товарищу вскоре после того, как был пожалован в это звание.

Волков понимал свою деятельность не как карьеру или по­прище для удовлетворения честолюбивых стремлений и достав­ления себе внешних жизненных удобств и отличий. Девизом его была бескорыстная любовь к избранному делу, на которое на­толкнули его врожденные способности. Разнообразные таланты, данные ему природой, он не зарыл в землю, но, напротив, упорным трудом и постоянным стремлением к обогащению себя знаниями довел свои дарования до высшей степени развития.

Искра Божия определила Волкову его житейскую дорогу — это была область искусств, где он был совершенно свой человек. Актер и драматург, поэт и музыкант, живописец и скульптор — Волков всецело отдался страсти к театру, совмещающему в себе различные отрасли искусства. Произведения Волкова по разным родам искусства не дошли до нас, о них имеются лишь только упоминания. Его работе приписывают мраморный бюст Петра Великого и картину, писанную масляными красками, на которой он изобразил себя и братьев в сцене из какой-то трагедии. Оба произведения утрачены. Волковым сделаны резные царские врата в Николо-Надеинской церкви, в Ярославле, и рисунок, по ко­торому устроен иконостас в той же церкви.

Литературные произведения Волкова тоже не дошли до нас, исключая нескольких переводов пьес Мольера, хранящихся в Па­рижской библиотеке, некоторых песен и эпиграммы, приводимой всеми его биографами. Вот эта эпиграмма:

Всадника хвалят: хорош молодец. Хвалят другие: хорош жеребец. Полно, не спорьте: и конь, и детина — Оба красивы, да оба скотина.

«Ода Петру Великому», о которой с похвалой отзываются первые биографы Волкова, не сохранилась. Таким образом, един­ственным уцелевшим свидетельством дарований основателя рус­ского театра является для нас программа маскарада «Торжест­вующая Минерва».

Старинная хроника русского театра приписывает Волкову боль­ше пятнадцати различных пьес для сцены, о которых можно судить лишь по заглавиям и по названию действующих лиц. Оригинальные пьесы Волкова — все бытовые. В комедиях его «Суд Шемякин», «Всякий Еремей про себя разумей» и «Увеселение московских жителей о масленице» действующими лицами являются Шемяка, секретарь суда, купцы, офицеры, слуги, мещане разно­чинцы. Бросается в глаза та особенность этих комедий, что имена действующих лиц не носят, по большей части, книжного, придуманного характера, как это было в старину, когда на сцене действовали Чистосерды, Прелесты, Миловзоры и т. п.

Из переведенных пьес хроника приводит названия «Магомета» Вольтера, «Эсфирь» Расина, «Титово милосердие» и несколько других пьес с итальянского, французского и немецкого языков. В своих бытовых комедиях Волков был, следовательно, одним из первых драматургов, вводивших на русскую сцену в художе­ственной форме явления повседневной действительности, сбли­жавшие сцену с жизнью.

Сценическая деятельность Волкова не оставила никаких ве­щественных следов: таково уже вообще свойство деятельности актера. В немногих рассказах и воспоминаниях современников о Волкове не встречается подробного разбора его игры. Из корот­ких отзывов о Волкове, как об актере, видно, что он обладал большим сценическим дарованием. Когда он со своей труппой приехал в Петербург, опытные и знающие люди увидали в нем и его товарищах огромные сценические способности. Его игра,— насколько это было возможно при тогдашнем репертуаре и по­нятиях о сценическом творчестве как об искусной декламации,— была, по выражению Новикова, «только что природная и не украшенная искусством». В игре Волкова всегда слышалось вну­треннее чувство, он без театральных эффектов очаровывал своих слушателей. Это стремление к правде, к натуральности в сце­нической передаче сделалось впоследствии отличительным свой­ством русских актеров. Еще в одном из отзывов говорится, что Волков был первый и лучший трагический актер, а в другом, что лучшая его роль была роль «бешеного». Это выражение, всего вероятнее, надо понимать в том смысле, что в игре Волкова было много чувства, что он хорошо умел изображать бурные страсти и бешеные порывы. По словам Новикова, по учреждении русского театра, Волков показал свои дарования во всем блеске, все увидели в нем великого актера, и слава его была засвиде­тельствована иностранцами.

В одной хронике старинного русского театра насчитывается более шестидесяти ролей, которые играл Волков. Тут встречаются комические, трагические и характерные роли.

Волков не оставил после себя сценического наследства в виде так называемой школы, в виде традиций, переходящих из одного поколения актеров в другое, хотя, наверное, ему пришлось быть руководителем собранной им труппы и в этом отношении. Труды по организации первого театра и слишком ранняя смерть не дали ему возможности применить свои способности на поприще образования сценических сил в более широких размерах.

Таким образом, хотя Волков был, несомненно, выдающимся актером своего времени, но в ряды замечательных людей его выдвинул не сценический талант. Заслуга его заключается в орга­низации первого русского публичного театра. На это дело он отдал все свои нравственные силы и материальные средства, к этому делу он приложил все свои выдающиеся способности, все свое многостороннее развитие, он был душой задуманного и созданного им дела. Достаточно сказать, что Волков был всем в своем театре, начиная с машиниста и кончая автором, чтобы оценить его значение для зарождавшегося русского театра. Теат­ральное дело было тогда новым делом, которое понимать и це­нить могли лишь передовые люди того времени. Потребности в театре у массы не существовало, приходилось ее возбуждать и поддерживать. А это представляло трудную задачу, решить которую в благоприятном смысле можно было лишь с упорной энергией и той бескорыстной любовью к труду, какими обладал Волков. Придворный театр, носивший характер увеселений для избранного общества, мог бы долго оставаться таким, если бы не явился Волков, хотя и при нем он не сделался публичным в полном смысле этого слова.

Волков не был простым орудием случая. Открывая свой театр, он действовал вполне сознательно и самостоятельно. Обстоятель­ства сложились благоприятно для его дела, получившего покро­вительство правительственной власти, но это не отнимает у Вол­кова значения его общественной деятельности. В ту эпоху первых попыток к развитию и упрочению русского просвещения такие люди, как Волков, твердые волей и до самоотвержения преданные своей идее, являлись фундаментом, на котором строились успехи русской науки и русского искусства в течение полутора века. Волков был главным зиждителем на своей родине одного из важнейших двигателей общечеловеческого развития — сценического искусства. Он дал ему в родной земле прочное и устойчивое основание, и русская сцена с тех пор выросла, окрепла и стала на ряду с лучшими западноевропейскими сценами.

По тем данным, которые сохранились о Волкове в литературе, можно утвердительно сказать, что он представлял собой идеал образованности и высоты нравственного уровня, которые должны характеризовать истинного актера, служащего честно и искренно в сфере искусства народному просвещению. Монархи, говорят его биографы, жаловали его, вельможи считали за честь и удо­вольствие его посещения. И в этом отношении основатель русского театра является идеальным представителем той корпорации, задача которой — служение искусству и просвещению масс — так широка, так плодотворна и требует такого строгого уважения со стороны посвятивших себя ее выполнению.

Глубокообразованный ум, всестороннее развитие, непреклонные энергия, горячая, искренняя и бескорыстная любовь к искусству, высокие нравственные качества — все это, в связи с заслугами, отмеченными историей русского театра, выделяет Волкова из ряда обыкновенных людей. Рано угасла жизнь основателя русского театра, но деятельность его и заслуги никогда не будут забыты общей историей прогрессивного движения России, а воспоминания о высокодаровитой и светлой личности Волкова будут всегда дороги не только любящим русскую сцену и живущим ее ин­тересами, но и всем людям земли русской, желающим знать ее судьбы и судьбы ее замечательных деятелей.