"В теперешнем виде пользы от него будет как от козла молока; уж это-то ты знаешь".
Эдди вздохнул, глядя на ключ. Да, уж это-то он знал. Ничего не попишешь, придется попробовать довести начатое до конца. Страх перед неудачей, вероятно, еще больше усложнит и без того нелегкую задачу, но деваться некуда. Придется проглотить страх и рискнуть. Возможно, он даже справится. Видит Бог, за недели, минувшие с тех пор, как Роланд вторгся в сознание Эдди на борту реактивного самолета авиакомпании "Дельта", приписанного к аэропорту Кеннеди, Эдди многое удавалось. То, что молодой человек все еще не лишился ни жизни, ни здравого рассудка, само по себе было достижением.
Эдди протянул ключ Роланду.
– Носи покамест, – сказал он. – Я за него возьмусь вечерком, на привале.
– Обещаешь?
– Угу.
Роланд кивнул, взял ключ и принялся заново завязывать шнурок. Действовал стрелок не спеша, однако от внимания Эдди не ускользнуло, как ловко и проворно двигались уцелевшие пальцы на его правой руке. Завидная способность применяться к обстоятельствам.
– Что-то ведь случится, правда? – неожиданно спросила Сюзанна.
Эдди бросил на нее быстрый взгляд исподлобья.
– С чего ты взяла?
– Я сплю с тобой, Эдди, и знаю, что теперь тебе каждую ночь снятся сны. Иногда ты разговариваешь. Нельзя сказать, что это кошмары, но совершенно ясно, что что-то у тебя под черепушкой творится.
– Да. Что-то творится. Только вот не знаю, что.
– Сны имеют большую власть, – заметил Роланд. – Ты вовсе не запоминаешь, что тебе снится?
Эдди помялся.
– Так, кусочки, но они путаные. Ну, что… я опять пацан. Мы с Генри после школы свалили постукать в баскет на площадке на Марки-авеню – там теперь здание суда по делам несовершеннолетних. Мне охота, чтоб Генри сводил меня посмотреть один дом на Голландском Холме. Старый дом. Ребята прозвали его "Особняк". Все говорили, там водятся привидения. Да может, и правда водились. Жутковатый он был какой-то. Страшный.
Эдди тряхнул головой, припоминая.
– Я про этот Особняк уж сто лет как думать забыл, а тут вдруг здрасте-пожалуйста, вспомнил. На медвежьей поляне, когда сунулся ухом к той чудной будке. Черт его знает, может, потому мне теперь сны и снятся?
– Но по-твоему, будка тут ни при чем, – сказала Сюзанна.
– Нет. По-моему, эта фигня лезет мне в голову неспроста.
– Вы с братом в самом деле сходили туда? – спросил Роланд.
– Ага. Я его уболтал.
– И что же? Что-нибудь произошло?
– Да нет, ничего. Только Особняк этот оказался страшный. Мы чуток постояли там, поглазели, и Генри все дразнился – дескать, сейчас он меня наладит в дом за сувенирчиком, такая вот фигня, – но я понимал, что на самом деле он валяет дурака. Он этого дома боялся не меньше моего.
– Так вот в чем дело? – спросила Сюзанна. – Тебе, значит, снится, что ты идешь туда? В Особняк?
– И кое-что еще. Кто-то появляется… и вроде как садится нам на хвост. Я во сне его засекаю, а смотреть не смотрю – так, уголком глаза поглядываю, понимаете? Потому что знаю: мы с ним должны прикидываться, будто друг дружку не знаем.
– В тот день там и впрямь кто-то был? – спросил Роланд, пожирая Эдди глазами. – Или этот кто-то – лишь персонаж твоего сна?
– Дело давнее. Мне тогда было лет тринадцать, вряд ли больше. Как же я могу помнить такую ерунду наверняка?
Роланд ничего не сказал.
– Ладно, – наконец решился Эдди. – Да. По-моему, в тот день и правда болтался там какой-то парнишка то ли со спортивной сумкой, то ли с ранцем – не помню, с чем именно. И в темных очках, которые были ему велики. В очках с зеркальными стеклами.
– Кто это был? – спросил Роланд.
Долгое время Эдди молчал. В руке он держал остаток "буррито а-ля Роланд", но аппетит у него пропал.
– Я думаю, тот самый пацан, которого ты повстречал на постоялом дворе, – наконец сказал он. – Я думаю, в тот день, когда мы с Генри отправились на Голландский Холм, твой старый приятель Джейк тоже околачивался в тех краях, не спуская с нас глаз. Я думаю, он топал следом за нами. Он ведь тоже слышит голоса, в точности, как ты, Роланд. А еще он приходит в мои сны, а я снюсь ему. И то самое, что я вспоминаю, по-моему, сейчас происходит во времени Джейка. Пацан пытается вернуться сюда. И если, когда он сделает решающий ход, ключ не будет готов – или будет сделан неправильно – парнишке, скорей всего, кранты.
Роланд сказал:
– Нет ли у него собственного ключа? Это возможно?
– Да наверно, – ответил Эдди, – только одного ключа мало. – Он вздохнул и сунул остаток блинчика в карман, на потом. – И СДАЕТСЯ МНЕ, ПАЦАН ОБ ЭТОМ НЕ ЗНАЕТ.
– 8 -
Маленький отряд шел по дороге. Выбор путников пал на левую колею. Роланд с Эдди по очереди везли кресло Сюзанны. Кресло подпрыгивало на кочках, проваливалось в рытвины, и его то и дело приходилось перетаскивать через булыжники, пеньками гнилых зубов выступавшие из земли. Однако несмотря на это путешественники продвигались вперед быстрее и с меньшим трудом, чем всю предыдущую неделю. Дорога поднималась в гору. Оглянувшись, Эдди увидел, что лес подобием пологих ступеней спускается под уклон. Далеко на северо-западе блестела ленточка воды, льющейся по уступам каменной кручи. Молодой человек с недоверчивым изумлением понял, что видит место, окрещенное ими тиром. Давно покинутая лесная поляна почти бесследно затерялась в сонном мареве летнего дня.
– Стоп машина! – резко вскрикнула Сюзанна. Эдди повернул голову и опять поглядел вперед – как раз вовремя, чтобы не наехать инвалидным креслом на Роланда. Остановившись, стрелок вглядывался в заросли кустарника слева от дороги.
– Будешь продолжать в том же духе – отберу права, – ядовито пообещала Сюзанна.
Эдди пропустил это замечание мимо ушей. Он смотрел туда же, куда Роланд.
– Что там?
– Есть только один способ разузнать, – стрелок обернулся, вынул Сюзанну из кресла и усадил себе на бедро. – Давайте поглядим.
– Пусти-ка, красавец. Я и сама могу. И если хотите знать, ребята, мне это проще, чем вам.
Пока Роланд бережно опускал Сюзанну на дно заросшей травой колеи, Эдди всмотрелся в чащу. Позднее солнце набросило на лес частую сетку тени, но молодой человек как будто бы увидел то, что привлекло внимание Роланда. Высокий серый камень, почти целиком скрытый пышной зеленью дикого винограда и плюща.
Сюзанна угрем скользнула с обочины дороги в лес. Роланд и Эдди последовали за ней.
– Указатель, да? – Сюзанна оперлась на руки, осматривая прямоугольную каменную глыбу. Когда-то та стояла прямо, но теперь скособочилась вправо, будто под хмельком, и походила на старое надгробие.
– Да. Эдди, дай-ка нож.
Эдди подал стрелку нож и присел на корточки рядом с Сюзанной. Стрелок между тем обрубал плети дикого винограда. Лозы падали на землю, открывая высеченные в камне стершиеся буквы, и, не успел Роланд расчистить и половины надписи, как Эдди уже знал, что они говорят: "ПУТНИК! ЗА СИМ ПРЕДЕЛОМ ЛЕЖИТ СРЕДИННЫЙ МИР – МЕЖЗЕМЕЛЬЕ".
– 9 -
– Что это значит? – наконец спросила Сюзанна – тихо, благоговейно. Взгляд молодой женщины безостановочно блуждал по серой каменной плите.
– Это значит, что первый этап нашего странствия близится к завершению, – Роланд вернул Эдди нож. Лицо стрелка было серьезно и задумчиво. – Пойдем старой дорогой, так мне думается… вернее, дорога пойдет с нами, ибо она – преемница Луча. Леса вскоре закончатся. Я предвижу великие перемены.
– Что это за Межземелье такое? – поинтересовался Эдди.
– Одна из тех крупных держав, что в старину властвовали едва ли не над всем подлунным миром. Царство надежды, науки и света – того, что пытались сохранить и на моей родине, пока Галаад не поглотила тьма. Когда-нибудь, если найдется время, вы услышите от меня все старинные преданья… ну, или те, что я знаю. Истории эти сплетаются в обширное полотно, складываются в картину прекрасную, но чрезвычайно печальную. Если верить легендам, некогда на краю Межземелья стоял град великий… не уступавший, быть может, вашему городу Нью-Йорку. Если он и поныне не стерт с лица земли, то, должно быть, лежит в развалинах. Однако там могут оказаться люди… или чудовища… или и люди и чудовища. Нам придется держать ухо востро.
Двупалая правая рука Роланда тронула полустертые буквы.
– Межземелье, – негромко, задумчиво проговорил стрелок. – Кто бы мог подумать… – Он осекся.
– Ну, тут-то уж ничем не поможешь? – спросил Эдди.
Стрелок покачал головой.
– Ничем.
– Ка, – вдруг вырвалось у Сюзанны, и оба посмотрели на нее.
– 10 -
До захода солнца оставалось еще около двух часов, и путники отправились дальше. Дорога по-прежнему шла на юго-восток, вдоль Луча; в большак, которого держалась троица, влились два заросших проселка поменьше. Вдоль обочины второго тянулись замшелые развалины – должно быть, когда-то это была необъятная каменная стена. Неподалеку в руинах расселась дюжина сытых, гладких косолапов. Они провожали пилигримов удивительными глазами с золотым ободком. Эдди зверьки напомнили присяжных, на уме у которых повешение.
Дорога расширялась, различать ее становилось все легче. Дважды отряд Роланда проходил мимо остовов давно покинутых строений. Про второе Роланд сказал, что в свое время это, пожалуй, была ветряная мельница. Похоже, там водятся привидения, заметила Сюзанна. "Я бы не удивился", – сухо откликнулся стрелок. От его прозаического тона у молодых людей мороз прошел по коже.
К тому времени, как спустившаяся тьма вынудила путников сделать привал, лес поредел, а ветерок, весь день летевший им вдогонку, превратился в легкий теплый ветер. Впереди земля продолжала подниматься.
– За день-другой мы доберемся до вершины кряжа, – объявил Роланд. – Тогда и увидим.
– Что увидим? – спросила Сюзанна, но Роланд лишь пожал плечами.
Вечером Эдди снова взялся за ключ, но работал, не чувствуя настоящего вдохновения. Уверенность и радость, наполнявшие его, когда ключ только начинал обретать форму, улетучились. Пальцы казались неуклюжими, бестолковыми. Впервые за много месяцев он с тоской подумал: гаррика бы. Немного; Эдди не сомневался: пятидолларовая упаковка героина, скатанный в трубочку доллар – и с небольшой внеклассной работой "Резьба по дереву" было бы покончено в считанные секунды.
– Чему ты улыбаешься, Эдди? – Роланд сидел за костром; колеблемые ветром низкие языки пламени исполняли между ним и Эдди причудливый танец.
– А я что, улыбался?
– Да.
– Да просто подумал, есть же на свете придурки – посади их в комнату с шестью дверьми, все равно будут тыркаться в стенки. А потом еще по-наглому качать права.
– А вдруг, когда боишься того, что может оказаться за дверью, то безопаснее кажется тыркаться в стенку? – предположила Сюзанна.
Эдди кивнул.
– Может, и так.
Он работал не торопясь, стараясь разглядеть в дереве очертания ключа – особенно загогулинку, маленькое s. Оно, обнаружил Эдди, просматривалось теперь очень смутно.
"Господи, только бы не напортачить. Помоги мне, Господи", – твердил он про себя, а сам страшно боялся, что процесс уже пошел. В конце концов Эдди сдался, вернул стрелку ключ (вообще едва ли претерпевший какие бы то ни было изменения) и свернулся калачиком под одной из шкур. Не прошло и пяти минут, как перед его закрытыми глазами вновь принялся разматываться сон про мальчика и старую спортплощадку на Марки-авеню.
– 11 -
Джейк вышел из дому примерно в без четверти семь, а значит, оставалось убить еще восемь с лишним часов. Поразмыслив, не сесть ли на поезд до Бруклина сейчас же, он решил, что идея оставляет желать лучшего. Парнишка, болтающийся по улицам вместо того, чтобы сидеть в школе, на окраине куда приметнее, чем в центре большого города, и, если место встречи и мальчика, с которым он должен там встретиться, придется разыскивать в буквальном смысле слова – дело швах.
"Не проблема, – сказал мальчик в желтой футболке и зеленом платке. – Ключ и розу ты нашел? Таким же макаром найдешь и меня".
Единственное "но": Джейк уже забыл, как нашел ключ и розу. Память мальчика сохранила лишь радость и чувство уверенности, наполнившие его сердце и вытеснившие все мысли из головы. Оставалось одно – надеяться, что то же самое случится снова. Пока же Джейк шел, не останавливаясь: в Нью-Йорке это лучший способ не привлекать к себе внимания.
Когда до Первой авеню оставалось всего ничего, Джейк развернулся и направился обратно той же дорогой, что пришел, с одной только разницей: следуя по маршруту, обозначенному цепочкой зеленых огней светофоров (и, возможно, неким глубинным чутьем понимая, что даже светофоры служат Лучу), мальчик мало-помалу отклонялся к городской окраине. Около десяти часов он обнаружил, что стоит на Пятой авеню, перед Метрополитен-музеем, взмокший, усталый, удрученный. Хотелось пить, но мальчик подумал, что ту небольшую сумму, какой он располагает, следует беречь как можно дольше (он вытряс из коробки на столике у кровати все до последнего гроша, но общий итог все равно составлял каких-нибудь восемь долларов плюс-минус несколько центов).
Рядом строилась для экскурсии группа школьников. Почти наверняка из государственной школы – одеты так же небрежно, как сам Джейк. Никаких блейзеров от Пола Стюарта, никаких галстуков, никаких джемперов, никаких простеньких юбочек, за которые в магазинах вроде "Мисс Очаровашки" или "Отрочества" дерут по сто двадцать пять зеленых. Все из рядового супермаркета. Под влиянием порыва Джейк пристроился в хвост цепочки и следом за ребятами вошел в музей.
Экскурсия заняла час пятнадцать минут. Джейк наслаждался. В музее было тихо. Более того, там работало кондиционирование. И висели хорошие картины. Особенно Джейка пленили несколько работ Фредерика Ремингтона из цикла "Старый Запад" и большое полотно кисти Томаса Харта Бентона: по бескрайней равнине к Чикаго стрелой летит паровоз, а крепкие фермеры в полукомбинезонах и соломенных шляпах, побросав работу, стоят и смотрят ему вслед. Учителя, сопровождавшие группу, Джейка не заметили, и лишь под конец экскурсии хорошенькая негритянка в строгом синем костюме тронула его за плечо и поинтересовалась, кто он такой.
Не заметивший ее приближения Джейк на миг утратил способность соображать. Не задумываясь, что делает, он полез в карман и схватился за серебряный ключ. В голове мигом прояснилось, и Джейк опять успокоился.
– Моя группа наверху, – сказал он с виноватой улыбкой. – Нас привели смотреть современное искусство, но мне гораздо больше нравится здесь, внизу. Тут настоящие картины. Ну, вот я и… это… ну, вы понимаете…
– Улизнул? – предположила учительница. Уголки ее губ дрогнули от сдерживаемой улыбки.
– Мне больше нравится думать, что я ушел по-французски (в Англии и Америке – то же, что уйти по-английски), – вырвалось у Джейка.
Тут уж она рассмеялась. Ученики тупо глазели на Джейка, ничего не понимая. Учительница сказала:
– То ли ты не знаешь, то ли не помнишь, но во французском Иностранном легионе дезертиров раньше расстреливали. Предлагаю вам немедля присоединиться к своему классу, молодой человек.
– Да, мэм. Спасибо. Вообще-то экскурсия, должно быть, уже закончилась.
– Ты из какой школы?
– "Академия Марки". – Это тоже выскочило само собой.
Поднимаясь по лестнице, Джейк прислушивался к бесплотному эху шагов, к тихим голосам под огромным пространством купола-ротонды и недоумевал, почему сказал это. Он никогда в жизни не слышал о школе, которая называлась бы "Академия Марки".
– 12 -
Он немного подождал в просторном вестибюле верхнего этажа, потом заметил, что охранник поглядывает на него с растущим любопытством, и счел, что ждать дольше неразумно. Оставалось только надеяться, что группа, к которой он ненадолго присоединился, уже отбыла.
Взглянув на часы, Джейк скорчил гримасу, означавшую (во всяком случае, он надеялся на это) нечто вроде "Мамочки! Времени-то уж сколько!", и порысил обратно на первый этаж. Чужой класс (вместе с хорошенькой черной учительницей, которую рассмешила идея ухода по-французски) уже ушел, и Джейк решил, что последовать их примеру, пожалуй, неплохая мысль. Он еще немного пройдется – принимая во внимание жару, не спеша – и сядет на метро.
На углу Бродвея и Сорок второй улицы он задержался у киоска, торгующего горячими сосисками, и обменял малую толику своего скудного запаса наличных на ароматную сосиску и банку лимонада. Обедать Джейк устроился на ступенях банка – и, как выяснилось, совершил страшную ошибку.
В его сторону, вращая дубинкой, шел полицейский. Дубинка выписывала сложные последовательности фигур, и это как будто бы полностью поглощало внимание полисмена. Однако поравнявшись с Джейком, блюститель закона вдруг резким движением вдел дубинку в петлю и повернулся к нему.
– Так-так, орел, – задумчиво сказал он. – Гуляем?
Последний кусок сосиски, которую жадно рвал зубами Джейк, застрял у мальчика в горле. Вот непруха… если не сказать хуже. Вокруг шумела Таймс-сквер, всеамериканская столица человеческого отребья: толкачи, наркаши, шлюхи, голубые – охотники за малолетками… но на них полисмен не обращал никакого внимания, отдавая предпочтение ему.
С усилием сглотнув, Джейк ответил:
– У нас в школе эту неделю экзамены. Сегодня у меня была только одна контрольная. Кто напишет, можно уходить. – Он запнулся – ему не нравился настороженный, пронизывающий взгляд полисмена. – Меня отпустили, – неловко прибавил он.
– У-гу. Какой-нибудь документ можешь показать?
У Джейка душа ушла в пятки. Неужто предки уже позвонили в полицию? После вчерашнего приключения это казалось весьма вероятным. При обычных обстоятельствах в полицейском управлении Нью-Йорка не обратили бы особого внимания на очередного пропавшего подростка, тем более на подростка, который всего полдня как пропал, – но отец у себя на телевидении был большой шишкой и гордился количеством тайных пружин, на которые можно нажать в случае чего. Джейк сомневался, что у полицейского есть его фотография… но вот имя и фамилию фараон спокойно мог знать.
– Ну, у меня есть льготная карточка кегельбана "Межземелье", – неохотно проговорил он, – вот и все, в общем-то.
– "Межземелье"? Первый раз слышу. Это где же? В Квинсе?
– "Подземелье". А я как сказал? – Джейк подумал: "О Господи, началось за здравие, а кончится за упокой… хрюкнуть не успеешь". – Знаете? На Тридцать третьей улице?
– У-гу. Годится. – Полицейский протянул руку за билетом.
На них оглянулся негр в канареечно-желтом костюме, со спадающими на плечи жуткими космами.
– Вяж-жи его, начальник! – жизнерадостно посоветовало сие явление. – Ишь, шлендает тут, говнюк беложопый! Дав-вай, вяжи сопляка! С-сполняй свой долг, ну!
– Илай, заткнись и дуй отсюда, – не оборачиваясь, ответил полицейский.
Илай загоготал, показав золотые фиксы, и пошел своей дорогой.
– А почему вы его не попросили показать документы? – спросил Джейк.
– Потому что сейчас я прошу показать документы тебя. Живенько, сынок.
Либо полицейский знал, кто такой Джейк, либо чуял: что-то неладно. Это, пожалуй, было не так уж удивительно, поскольку в здешних краях Джейк был единственным белым парнишкой, который не болтался по улицам откровенно в поисках приключений. Как ни крути, а получалось, что, усевшись здесь обедать, Джейк свалял дурака. Но ведь у него болела нога – а еще он, черт побери, хотел есть! Жрать!
"Ты меня не остановишь, – подумал Джейк. – Я не могу позволить тебе меня остановить. Сегодня во второй половине дня я должен встретиться в Бруклине с одним человеком… и я буду там".
Вместо того, чтобы полезть за бумажником, мальчик сунул руку в боковой карман и достал ключ. Он протянул его полицейскому; яркое утреннее солнце отразилось в серебристом металле, и по лбу и щекам полисмена маленькими круглыми монетками запрыгали блики. Полицейский широко раскрыл глаза.
– Эй! – выдохнул он. – Что это у тебя, парень?
Он потянулся за ключом. Джейк отдернул руку – чуть-чуть. По лицу полисмена завораживающе плясали круги отраженного света.
– В руки брать не обязательно, – сказал Джейк. – Вы ведь и так можете прочесть, как меня зовут, правда?
– Ну да, конечно.
Интерес стража порядка к мальчику иссяк. Полицейский смотрел только на ключ – пристально, большими неподвижными глазами. Однако взгляд его был не вполне бессмысленным; Джейк прочел в нем изумление и нечаянную радость. "Ай да я, – подумал мальчик, – сею радость и благолепие повсюду, куда ни пойду. Вопрос в том, что делать дальше?"
По тротуару, вихляя бедрами и нетвердо переставляя ноги, обутые в ядовито-лиловые туфли на трехдюймовой шпильке, шла молодая женщина (судя по зеленым шелковым лосинам и прозрачной блузке, вероятно, не библиотекарь). Она взглянула сперва на полицейского, потом, желая понять, на что это пялится легавый, посмотрела на Джейка. Увидев ключ, девица разинула рот и остановилась как вкопанная. Ее рука медленно-медленно поднялась и замерла у горла. Какой-то мужчина, налетев на девицу, велел ей смотреть, куда, к чертям собачьим, она прет. Девица, трудившаяся, вероятно, не на библиотечном поприще, словно не слышала. Тут Джейк заметил, что возле них остановилось еще четверо или пятеро прохожих. Все они не сводили глаз с ключа. Народ собирался так, как порой люди стекаются к чрезвычайно ловкому наперсточнику, орудующему на уличном углу.
"Классно тебе удается не привлекать внимания, – похвалил себя Джейк. – Ничего не скажешь". – Он глянул поверх плеча фараона и на другой стороне улицы заметил вывеску: "Дешевая аптека Денби".
– Меня зовут Том Денби, – сказал он полицейскому. – Так и в карточке написано – правильно?
– Верно-верно, – выдохнул полицейский. Он утратил к Джейку всякий интерес; его занимал только ключ. По лицу полисмена мельтешили маленькие, круглые, как монетки, солнечные зайчики.
– А ведь никакого Тома Денби вы не ищете?
– Нет, – ответил полицейский. – Никогда о таком не слышал.
Вокруг полисмена уже собралось самое малое человек десять; все они в немом изумлении глазели на серебряный ключ в руке у Джейка.
– Значит, я могу идти, да?
– А? О! Да, конечно – иди, Христа ради.
– Спасибо, – поблагодарил Джейк. Но как уйти? На миг мальчик растерялся. Его окружала молчаливая, непрерывно растущая толпа зомби. Джейк понял: все они подходят посмотреть, в чем дело, но те, кто увидел ключ, замирают на месте, не в силах оторвать от него взгляд.
Джейк поднялся и принялся медленно пятиться вверх по широким ступеням, держа ключ перед собой в вытянутой руке, как укротитель львов – тумбу. Очутившись наверху, на широкой бетонной площадке, мальчик живо сунул ключ обратно в карман штанов, повернулся и пустился наутек.
Он притормозил только раз, у дальнего края площадки, и оглянулся. Небольшая группа, обступившая то место, где он стоял, медленно возвращалась к жизни. Недоуменно оглядевшись, люди отправлялись своей дорогой. Полицейский рассеянно глянул влево, вправо и возвел очи горе, точно силился припомнить, как сюда попал и что собирался делать. Джейк увидел достаточно. Пора было искать станцию метро и брать курс на Бруклин, пока не стряслось еще что-нибудь такое же странное.
– 13 -
В без четверти два Джейк медленно поднялся по ступенькам станции метро и остановился на углу Касл и Бруклин-авеню, глядя на сложенные из песчаника башни Коопгородка. Мальчик ждал, чтобы к нему пришла уверенность, чувство направления – чувство, походившее на способность вспоминать будущее. Напрасно; он не ощущал ничего. На раскаленном бруклинском перекрестке стоял обычный паренек; у его ног усталым псом лежала тень-коротышка.
"Ну, ладно, я здесь… что дальше?"
Джейк обнаружил, что не имеет об этом ни малейшего представления.
– 14 -
Возглавляемый Роландом маленький отряд, одолев подъем на длинный пологий холм, стоял на гребне. Взоры путешественников были обращены на юго-восток. Долгое время все молчали. Сюзанна дважды раскрывала рот – и снова закрывала его. Впервые в жизни эта женщина полностью лишилась дара речи.
Перед ними в томительном золотом свете клонящегося к вечеру летнего дня дремала бескрайняя равнина: буйная, пышная, изумрудно-зеленая, очень высокая трава; там и сям пестрят купы стройных деревьев с высокими стволами и широкими раскидистыми кронами. Сюзанна подумала, что однажды уже видела похожие – в научно-популярном фильме об Австралии.
Дорога, по которой они шли, устремлялась вниз с холма и, прямая, как струна, убегала на юго-восток, ярко-белой полоской рассекая зелень трав. В нескольких милях к западу Сюзанна разглядела мирно пасущееся стадо крупных животных. Они напоминали бизонов. На востоке равнина граничила с чащей; темные заросли вторгались в разнотравье полуостровом, очертаниями походившим на руку со вскинутым кулаком.
Сюзанне вдруг стало ясно: вот куда текли все попадавшиеся им до сих пор ручьи и речки. Они питали громадную реку, что, пробившись из простертой лесом длани, разморенная летним солнышком, сонно и безмятежно катила свои воды к востоку, на край света. Широкую реку – добрых две мили от берега до берега.
А еще Сюзанна увидела город.
Город лежал прямо по курсу – туманное скопление шпилей и башен, вздымающихся у дальнего горизонта. От этих воздушных конструкций путников могло отделять сто миль. Или двести. Или четыреста. В мире Роланда воздух был, кажется, абсолютно чист и прозрачен, что превращало попытки оценить расстояние в напрасный труд. Сюзанна знала наверняка только одно: вид этих смутно очерченных башен наполняет ее немым изумлением… и глубокой щемящей тоской по родному Нью-Йорку. Она подумала: "Ей-Богу, я бы сделала что угодно, лишь бы опять увидеть с моста Трайборо манхэттенские высотки!"
И не сумела сдержать улыбку: неправда. Правда же была такова: Сюзанна не поменяла бы мир Роланда ни на что. Здешнее безмолвие, таинственность, пустынные просторы одурманивали, отравой проникали в кровь. Здесь у нее был возлюбленный. В Нью-Йорке – по крайней мере, в том Нью-Йорке, какой знала в свое время Сюзанна, – они с Эдди неизбежно навлекли бы на себя презрение, гнев, насмешки; они были бы мишенью для грубых жестоких шуток первого попавшегося кретина: у черной бабы двадцати шести лет – белый хахаль на три года ее моложе, который, чуть разволнуется, начинает говорить "щас" и "дак". Белый хахаль, который всего восемь месяцев назад тащил на закорках тяжеленную обезьяну (monkey, "обезьяна" – наркотики – амер. сленг). А здесь некому было язвить и насмехаться. Здесь никто не тыкал в них пальцем. Здесь был только Роланд и они с Эдди – три последних в мире стрелка.
Сюзанна взяла Эдди за руку и почувствовала ответное пожатие – теплое, ободряющее.
Роланд указал на реку.
– Это, должно быть, Сенд, – негромко проговорил он. – Вот уж не думал, что доведется его увидеть… пуще того – в душе я полагал его выдумкой, наравне со Стражами.
– Какая красота, – прошептала Сюзанна, не в силах оторвать глаз от расстилающихся перед ней бескрайних просторов, спящих сладким сном в колыбели лета. Она поймала себя на том, что безотчетно прослеживает взглядом, в каком направлении ложатся тени деревьев, протянувшиеся в лучах закатного солнца через равнину словно бы на многие мили. – Должно быть, такими когда-то были Великие равнины – до заселения… даже до появления индейцев. – Молодая женщина показала рукой туда, где Великая Дорога сходилась в одну точку. – Вон он, твой город, – сказала она. – Ведь это он?
– Да.
– С виду ничего себе, цивильно, – одобрил Эдди. – Может так быть, а, Роланд? Может оказаться, что твоему городу ничего особо не сделалось? Как в старину-то строили, в самом деле хорошо?
– Нынче все возможно, – отвечал Роланд, однако с сомнением в голосе. – Впрочем, Эдди, не воспылай надеждою сверх меры.
– А? Нет. – Но Эдди уже возмечтал. Город, смутно вырисовывающийся на далеком небосклоне, пробудил в сердце Сюзанны тоску по дому; в душе Эдди подернутые дымкой очертания внезапно разожгли пламень ожиданий. Коль скоро город сохранился (а он, по всей видимости, сохранился), там, возможно, до сих пор кто-нибудь живет, и это не обязательно должны быть только те недочеловеки, которых Роланд повстречал под горами. Горожане могли оказаться
(американцами, шепотом подсказал Эдди внутренний голос) людьми умными, готовыми протянуть руку помощи; собственно говоря, возможно, именно от них зависели бы успех или провал предприятия пилигримов… а то и их жизнь или смерть. Перед мысленным взором Эдди заблистало светлое виденье (частично позаимствованное из фильмов вроде "Последнего звездного воина" и "Темного кристалла"): совет старейшин города, согбенных, но исполненных величавого достоинства, закатывает им потрясное угощение – стол так и ломится от яств, доставленных из городских закромов, которых не коснулась порча (или, возможно, из специальных садов, лелеемых под пузырями климатронов), – и, покуда Эдди, Роланд и Сюзанна наворачивают, дурея от сытости, радушные хозяева объясняют им, что именно ждет впереди и как все это следует понимать. Прощальным даром горожан путникам станет одобренный Американской автомобильной ассоциацией "Путеводитель для туристов", где лучший путь к Темной Башне будет обозначен красным.