Эдди не знал выражения deus ex machina (бог из машины – лат.), зато понимал (для этого он уже достаточно повзрослел), что такой мудрый и добрый народец обитает главным образом в комиксах и посредственных фильмах, которые пускают в прокат вторым экраном. Тем не менее, идея опьяняла: островок цивилизации в опасном, почти пустынном краю; мудрые старые люди-эльфы, которые внятно растолкуют им, какого именно хрена делать дальше. Открывшиеся же на туманном горизонте очертания легендарного города превращали мечту как минимум в возможность. Даже если в городе не было ни души из-за того, что обитателей стерла с лица земли давнишняя вспышка чумы или внезапный выброс отравляющих веществ, он все равно мог сыграть роль своего рода исполинского ящика с инструментом; гигантского военторга, где удалось бы экипироваться для трудных переходов, которые – в этом Эдди не сомневался – наверняка ждали впереди. Кроме того, молодой человек родился и вырос в городе, и вид всех этих высоких башен самым естественным образом подстегнул его.
– Ла-адненько! – возбужденно пропел он, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос. – Ать-два, левой! Подать сюда этих мудрых эльфов, мать их за ногу!
Сюзанна посмотрела на него с веселым недоумением.
– Ты чего разоряешься, беленький?
– Ничего. Не суть. Просто надоело стоять на одном месте. Что скажешь, Роланд? Хочешь…
Но что-то в лице Роланда или в самой глубине его глаз – некая мечтательная отстраненность – заставило юношу умолкнуть и одной рукой обхватить Сюзанну за плечи словно для того, чтобы защитить.
– 15 -
Роланд рассеянно скользнул взглядом по силуэту города на горизонте и вдруг, куда ближе к холму, на котором они сейчас стояли, заметил нечто иное, наполнившее его душу беспокойством и скверными предчувствиями. Ему уже доводилось видеть такое раньше; в последний раз, когда он наткнулся на что-то подобное, с ним был Джейк. Стрелок вспомнил, как они с мальчиком по следу человека в черном в конце концов вышли из пустыни и через холмы предгорья двинулись к горам. Идти было нелегко, но по крайней мере опять появилась вода. И трава.
|
|
Однажды ночью он проснулся и обнаружил, что Джейк исчез. Из ивовой рощи, вплотную подступавшей к тоненькому ручейку, неслись отчаянные сдавленные крики. К тому времени, как стрелок продрался сквозь заросли на поляну посреди рощи, крики оборвались. Место, где Роланд нашел той ночью Джейка, как две капли воды походило на то, что лежало сейчас впереди, за подножием холма. Круг вертикально поставленных камней; место жертвоприношений; обитель Прорицательницы – там она жила… и вещала, будучи принуждена вещать… и убивала, когда только могла.
– Роланд, – окликнул Эдди, – ты чего? В чем дело?
– Вон, видишь? – Роланд ткнул пальцем. – Вещуньина круговина. Силуэты, что виднеются там, – высокие стоячие камни. – Он вдруг понял, что не сводит глаз с Эдди, которого впервые узнал в страшном и дивном небесном вагоне, в том чужом и странном мире, где стрелки носят синюю форму, а запасы сахара, бумаги и чудесных снадобий вроде астина неисчерпаемы. Лицо Эдди медленно принимало диковинное выражение, словно озарялось неким предвиденьем. Радужные надежды, ясным огнем зажегшие взор молодого человека, когда тот смотрел на далекий город, улетучились. Юноша глядел сумрачно, уныло – так приговоренный рассматривает виселицу, на которой вскоре будет вздернут.
|
|
"Сперва Джейк, теперь вот Эдди, – подумал стрелок. – Колесо Жизни неумолимо – все вечно возвращается на круги своя".
– Вот черт. – Голос Эдди был блеклым и испуганным. – Чует мое сердце, это и есть то самое место, где пацан попробует прорваться.
Стрелок кивнул.
– Весьма вероятно. В таких местах грань между мирами тонка… к тому же эти круговины обладают притягательною силой. Однажды мальчик уже привел меня в подобное каменное кольцо. Обитавшая там вещунья едва не убила мальчугана.
– С чего ты взял? – спросила Сюзанна у Эдди. – Приснилось, что ли?
Эдди только головой покачал.
– Не знаю. Но стоило Роланду показать это проклятое место… – Он осекся и посмотрел на стрелка. – Мы должны как можно скорее добраться туда. Как можно скорее. – В словах Эдди звучали отчаяние и страх.
– Это произойдет сегодня? – спросил Роланд. – Сегодня вечером?
Эдди снова потряс головой и облизнул губы.
– Тоже не знаю. Не поручусь. Вечером? Вряд ли. Время… здесь оно не такое, как там, где сейчас пацан. В его "где" и "когда" оно течет медленнее. Может быть, завтра. – Паника, с которой он до сих пор боролся, внезапно прорвалась. Эдди повернулся и холодными потными пальцами вцепился Роланду в рубаху. – Но я должен был доделать ключ, а я ни черта не доделал, а еще я должен сделать что-то еще, а что – хрен его знает, ни намека, ни зацепки. И если пацан угробится, виноват буду я!
Крепко взяв Эдди за запястья, стрелок высвободился.
|
|
– Возьми себя в руки.
– Роланд, тебе что, не ясно…
– Ясно. Мне ясно, что нытьем да вытьем твой узелок не распутать. Ты забыл лик своего отца – вот что мне ясно.
– Да пошел ты со своей херней, надоело! В гробу я своего папашу видал, в белых тапках! – истерически выкрикнул Эдди. Роланд влепил ему звонкую пощечину. Звук был такой, словно сломалась ветка.
Голова Эдди мотнулась назад; зрачки потрясенно расширились. Впившись в Роланда взглядом, юноша медленно поднес руку к щеке и потрогал проступающий на коже красный отпечаток ладони.
– Ах ты, сволочь! – прошептал он, хватаясь за рукоять револьвера, по-прежнему висевшего у него на левом бедре. Сюзанна попыталась остановить его; Эдди оттолкнул ее руки.
"Итак, вновь пришла пора ученья, – подумал Роланд. – Однако на сей раз, пожалуй, я даю урок, чтобы сохранить жизнь не только ему, но и себе".
Где-то вдалеке каркнула ворона. Резкий птичий крик разорвал тишину, и Роланду на миг вспомнился его сокол, Давид. Сейчас соколом стрелка был Эдди… стоило выказать хоть малейшую слабость, и юноша, подобно Давиду, не колеблясь вырвал бы хозяину глаз.
Или растерзал бы горло.
– Ты что же, пристрелишь меня? Такой развязки тебе хотелось бы, Эдди?
– Знал бы ты, как мне осточертели твои заморочки, дядя, – выговорил Эдди. Взгляд его туманили слезы ярости.
– Ты не доделал ключ, но не потому, что боишься закончить работу. Ты боишься узнать, что не способен ее закончить. Ты боишься спуститься к камням – но тебя страшит не то, что может произойти, едва ты войдешь в круг. Тебя страшит то, что может не произойти. Не большой мир пугает тебя, Эдди, нет. Тебя пугает маленький мирок, заключенный в тебе самом. Ты забыл лик своего отца. Ну так смелее. Пристрели меня, если посмеешь. Надоело слушать, как ты нюнишь.
– Прекрати! – закричала Сюзанна. – Он же выстрелит, ты что, не понимаешь? Не понимаешь, что сам заставляешь его стрелять?
Роланд полоснул ее взглядом.
– Я заставляю его принять решение. – Он снова посмотрел на Эдди. Изборожденное глубокими морщинами лицо было суровым. – Друг мой, ты вышел из тени героина, ты вышел из тени брата – выйди же из своей тени, если посмеешь. Выйди сейчас. Выйди – или пристрели меня и покончи с этим.
Мгновение Роланду казалось, что Эдди именно так и поступит и все завершится здесь же, на высоком гребне холма, под безоблачным летним небом, где на горизонте смутно обозначились синие призрачные городские шпили. Потом у Эдди задергалась щека. Решительно сжатые губы обмякли, задрожали. Рука соскользнула с сандаловой рукоятки револьвера. Грудь заходила толчками – раз… другой… третий. Рот приоткрылся. Нетвердо ступая, Эдди пошел на Роланда, и все отчаяние, весь ужас молодого человека излились в одном стонущем вопле:
– Да, я боюсь, ты, м.дила дубовый! Боюсь! Не доходит? Роланд, мне страшно!
Ноги Эдди заплелись. Юноша повалился вперед. Роланд подхватил его и придержал подле себя. От Эдди пахло потом и грязью, слезами и ужасом.
На миг задержав Эдди в своих объятиях, стрелок развернул его к Сюзанне. Бессильно свесив голову, Эдди рухнул на колени возле ее кресла. Сюзанна положила руку юноше на затылок, притиснула его голову к своему бедру и с горечью сказала Роланду: "Иногда, белый масса, я тебя ненавижу".
Роланд приложил запястья ко лбу; с силой надавил.
– Порой я сам себя ненавижу.
– Но это тебя никогда не останавливает, не так ли?
Роланд не ответил. Он смотрел на Эдди – неподвижен, плотно сомкнутые веки, щека покоится на бедре Сюзанны. Олицетворение страдания. Роланд пересилил засасывающую мучительную усталость, рождавшую невольное желание прервать сию прелестную беседу с тем, чтобы завершить ее в другой раз. Коль скоро Эдди не ошибается, никакого другого раза не будет. Джейк вот-вот сделает решающий ход. Эдди же избран помочь мальчику прийти в этот мир, и, если он еще не готов стать повитухой, Джейк в миг своего вступления в новую жизнь непременно погибнет, как неминуемо обречен задохнуться младенец, если с началом схваток пуповина обовьет ему шею.
– Встань, Эдди.
На миг стрелку почудилось, что Эдди никогда не поднимется, что он и дальше будет сидеть на земле, пряча лицо в бабьей юбке. Если так, все пропало… но и это было ка. Потом Эдди медленно встал. Пусть плохо (он стоял, весь поникший: ссутуленные плечи, безвольно повисшие руки, понуренная голова, волосы занавесили лицо), но все-таки встал. Почин был сделан.
– Посмотри на меня.
Сюзанна беспокойно пошевелилась, но промолчала.
Эдди медленно поднял голову и дрожащей рукой убрал волосы с глаз.
– Вот, возьми. Я совершил ошибку. Не следовало брать его, как бы сильно я ни страдал. – Роланд стиснул в кулаке кожаный шнурок и рванул так, что тот лопнул. Стрелок протянул Эдди ключ. Эдди потянулся к нему, будто во сне, но Роланд не спешил разжимать пальцы. – Ты берешься сделать то, что надобно сделать?
– Да. – Он говорил едва слышно.
– Тебе нечего мне сказать?
– Извини, что трушу. – В голосе Эдди было что-то жуткое; что-то, больно ранившее Роланду сердце. Стрелку казалось, он знает, что: здесь, в окружении их троих, в муках испускали дух последние остатки детства Эдди. Их нельзя было увидеть, но Роланду слышались жалобные слабеющие крики. Он постарался замкнуть для них свой слух.
"Еще одно, что сделано мною во имя Башни. Мой счет неустанно растет, точно давнишний счет забулдыги в пивной; все ближе день, когда придется подбить сумму долга. Как я стану расплачиваться?"
– Я не хочу извинений, и уж менее всего – извинений за твой страх, – ответил он. – Что были б мы без страха? Бешеные псы с пеною на мордах, с засыхающим на поджилках дерьмом.
– Чего ж ты тогда хочешь? – крикнул Эдди. – Все остальное ты уже забрал – все, что у меня было, подчистую! Да нет, даже больше – я ведь все ж таки извинился! ДАК КАКОГО ДЬЯВОЛА ТЕБЕ ЕЩЕ ОТ МЕНЯ НАДО?
Роланд сжимал в кулаке ключ, их половинку спасения Джейка Чэмберса, и молча глядел Эдди в глаза. Зеленую ширь равнины, сизый речной плес заливало солнце; вызолоченные угасающим летним днем просторы огласил далекий вороний крик.
Чуть погодя во взгляде Эдди Дийна забрезжило понимание.
Роланд кивнул.
– Я забыл лик… – Эдди примолк. Опустил голову. Сглотнул. Снова посмотрел на стрелка. Роланд понял: то, что умирало при них на этом клочке земли, наконец испустило дух. Вот так. Здесь, на солнечном, открытом всем ветрам гребне холма, где обрывалось все и вся, оно исчезло навсегда. – Я забыл лик своего отца, стрелок… и молю о прощении.
Роланд разжал кулак и вернул невеликое бремя ключа тому, кому ка назначило нести его.
– Не говори таких речей, стрелок, – сказал он Высоким Слогом. – Отец твой видит тебя преотлично… любит тебя преизрядно… равно и я.
Эдди стиснул ключ в руке и отвернулся; на лице молодого человека досыхали слезы.
– Пошли, – выдавил он, и путники двинулись вниз по склону продолговатого холма к раскинувшейся у подножия равнине.
– 16 -
Джейк медленно шагал по Касл-авеню мимо пиццерий, баров и винных погребков, где старухи с недоверчивыми лицами помешивали картошку и мяли помидоры. Лямки ранца натерли кожу под мышками, ноги болели. Он прошел под цифровым термометром; табло извещало: двадцать девять с половиной градусов. Джейку казалось, что все сорок.
Впереди из-за угла вывернула полицейская машина. Джейк тотчас крайне заинтересовался садовым инвентарем, выставленным в витрине хозяйственного магазина. Он проводил внимательным взглядом промелькнувшее в стекле черно-белое отражение и сдвинулся с места только тогда, когда оно исчезло.
"Эй, Джейк, дружочек, а куда ты, собственно, идешь?"
Если бы знать! Джейк был совершенно уверен, что мальчик, которого он разыскивает, – мальчик в зеленой косынке и желтой футболке с надписью "В МЕЖЗЕМЕЛЬЕ НЕ СОСКУЧИШЬСЯ" – где-то рядом… ну и что? Парнишка все равно оставался для него иголкой в стоге сена под названием Бруклин.
Джейк шел по переулку, тонувшему в пестрой неразберихе надписей и рисунков, сделанных красками-аэрозолями. В основном это были имена – "ЭЛЬ-ТЬЯНТЕ 91", "МОЛНИЯ ГОНСАЛЕС", "МАЙК-ГРУЗОВИК" – но местами попадались словечки и девизы, оброненные для людей понимающих. Две таких надписи приковали к себе взгляд Джейка.
"РОЗА ЕСТЬ РОЗА ЕСТЬ РОЗА"
было выведено на кирпичной стене краской, поблекшей под дождями и ветрами до тускло-розового оттенка, того самого, что и роза на пустыре, где прежде стояли "Деликатесы от Тома и Джерри". Пониже темно-синим, почти черным, кто-то написал следующую странную вещь:
"МОЛЮ О ПРОЩЕНИИ".
Что бы это значило? Джейк не знал – может быть, что-то из Библии? – но слова завораживали, не давали двинуться с места, словно взгляд змеи, который, как принято считать, гипнотизирует птиц. Наконец мальчик медленно двинулся дальше, погруженный в свои мысли. Время подходило к половине третьего; тени уже начинали расти.
Впереди, буквально в двух шагах, Джейк заметил старика – опираясь на узловатую трость, тот медленно брел по улице, стараясь держаться в тени. За толстыми стеклами очков, будто пара непомерно крупных куриных яиц, плавали карие глаза.
– Молю о прощении, сэр, – выпалил Джейк – бездумно и в общем-то не слыша себя.
Старик повернулся к нему, удивленно и испуганно моргая.
– Ухоти, мальшик, – он неуклюже погрозил Джейку палкой.
– Вы случайно не знаете, сэр, нет ли здесь где-нибудь поблизости места под названием "Академия Марки"? – Это было полнейшее безумие, но ничего другого Джейк придумать не сумел.
Услышав "сэр", старик медленно опустил палку и посмотрел на Джейка с не вполне здоровым интересом маразматика.
– Што ты не ф школе, мальшик?
Джейк устало улыбнулся. У этой хохмы начинала отрастать длиннющая борода.
– Последняя неделя, экзамены. Приехал поискать старого приятеля, он ходит в "Академию Марки", вот и все. Извините, что побеспокоил.
Он обошел старика (надеясь, что дед не надумает разок огреть его палкой по мягкому месту – так, на счастье) и успел спуститься по переулку почти до угла, как вдруг старик завопил: "Мальшик! Мальши-и-и-к! "
Джейк обернулся.
– "Акатемий Марки" тут нет, – сказал старик. – Я прошивай стесь уже тватцать тва гот – я пы снал. Марки – авеню – та, есть. "Акатемий Марки" – нет, нет.
Джейк внезапно так разволновался, что у него схватило живот, и сделал шаг назад, к старику. Тот сейчас же замахнулся тростью, заняв оборонительную позицию. Джейк немедленно остановился, оставив между собой и стариком двадцатифутовую зону безопасности.
– А Марки-авеню – это где, сэр? Не подскажете?
– Само сопой, – пропыхтел старик. – Расве не скасал я только што: я прошивай стесь тватцать тва гот? Тва квартал тальше. У кино "Машестик" сфернуть лево. Но говорю тепе, мальшик, никакой "Акатемий Марки" тут нет!
– Спасибо, сэр! Спасибо!
Джейк повернулся и окинул взглядом Касл-авеню. Да – впереди, несколькими кварталами дальше, просматривались несомненные очертания нависающей над тротуаром маркизы (маркиза – большой матерчатый навес над витриной) кинотеатра. Мальчик бегом сорвался с места, потом решил, что может привлечь к себе внимание, и перешел на быстрый шаг.
Старик смотрел ему вслед.
– Сэр! – сказал он себе тоном легкого изумления. – Нато ше, сэр!
Скрипуче хихикнув, он потащился дальше.
– 17 -
В сумерках отряд Роланда остановился. Стрелок выкопал неглубокую ямку и набросал в нее веток для костра. Путники не нуждались в огне для приготовления пищи, и все же костер был нужен. Нужен Эдди. Если юноша собирался закончить ключ, без света было не обойтись.
Оглядевшись, стрелок увидел Сюзанну – темный силуэт на фоне тускнеющего аквамарина неба. Эдди видно не было.
– Где он? – спросил стрелок.
– Где-то на дороге. Не трогай его сейчас, Роланд. Хватит уже.
Роланд кивнул, нагнулся над ямкой и ударил куском кремня по истертому стальному бруску. Вскоре собранный им хворост ярко запылал. Подбросив в огонь одну за другой несколько небольших палочек, стрелок принялся ждать возвращения Эдди.
– 18 -
Эдди с незаконченным ключом в руке сидел по-турецки посреди Великой Дороги, в полумиле от бивака, и смотрел в небо. Окинув быстрым взглядом тракт, молодой человек заметил впереди искру костра и понял, что именно делает Роланд… и почему. Эдди вновь уставился на небо. Он никогда еще не чувствовал себя таким одиноким и таким испуганным.
Небо было огромно – Эдди, сколько себя помнил, ни разу не видел столько ничем не прерываемого пространства, столько первозданной пустоты. Перед ней он невольно чувствовал себя ничтожным, но не усматривал в том и грана несправедливости – он действительно был пылинкой в мироздании.
Мальчик был уже близко. Эдди подумал, что знает, где Джейк и что он собирается сделать, и эта мысль наполнила его тихим изумлением. Сюзанна попала сюда из шестьдесят третьего года. Сам он – из восемьдесят седьмого. Между ними… Джейк. Пытающийся пробиться. Пытающийся родиться.
"Я его знаю, видел, – думал Эдди. – Должен был… кажись, что-то такое я припоминаю. Прямо перед тем, как Генри загремел в армию… да? Генри тогда учился в бруклинской ремеслухе и ходил весь в черном – черные джинсы, черные высокие ботинки со стальными носами, черные футболки с закатанными рукавами. И смолил "Эриа Шик". Джеймс Дин самопальный. Но это я думал, а вслух – ни-ни, молчал в тряпочку. Не хотел, чтоб братан на меня взъелся".
Эдди понял: покуда он предавался раздумьям, произошло то, чего он ждал, – взошла Древняя Звезда. Какие-нибудь четверть часа, и вокруг нее засверкают все сокровища чужого неба, но сейчас она блистала в прозрачной мгле одна.
Молодой человек стал медленно поднимать зажатый в руке ключ и, когда Древняя Звезда засияла в широком центральном углублении бородки, заговорил нараспев, декламируя старинную формулу своего мира, которой учила его мать, когда, сидя на полу под окном спальни, они вместе любовались вечерней звездой, парившей в темнеющих высях над крышами и пожарными лестницами Бруклина:
Звездочка светлая, звездочка ясная
В небе сверкает, такая прекрасная.
Первую звездочку, что разгляжу,
Исполнить желанье мое попрошу.
Звездочка, звездочка, ярко гори,
Чудо, волшебница, мне сотвори.
В бородке ключа алмазом, оправленным в ясень, горела Древняя Звезда.
– Помоги мне собраться с духом, – попросил Эдди. – Вот мое желание. Помоги мне набраться храбрости и попробовать довести до ума эту хреновину, чтоб ее.
Юноша еще секунду посидел на земле, затем поднялся и побрел в лагерь. Устроившись как можно ближе к костру, он достал нож стрелка и молча принялся за работу. S-образная закорючка, которой оканчивалась бородка ключа, закудрявилась крохотными завитками стружки. Эдди работал быстро, поворачивая ключ то так, то сяк, по временам закрывая глаза и оглаживая большим пальцем деликатные изгибы. О том, что может случиться, если он загубит ключ, юноша старался не думать: размышления на эту тему совершенно точно парализовали бы его.
Роланд и Сюзанна сидели у него за спиной и в молчании наблюдали. Наконец Эдди отложил нож. По лицу молодого человека струился пот.
– Пацан-то твой, – сказал Эдди, – Джейк этот. Отчаянный, видать.
– Под горами он держался храбро, – ответил Роланд. – Ему было страшно, но он не отступил ни на дюйм.
– Мне бы так.
Роланд пожал плечами.
– Ты славно дрался у Балазара, хотя у тебя забрали одежду. Мужчине очень трудно вести бой нагишом, однако ты не сдался.
Эдди попытался припомнить перестрелку в ночном клубе, но память подсовывала что-то размытое, смутное – дым, шум, хаос лучей ярчайшего света, пробивающегося сквозь стену. Ему казалось, что эту стену разорвал автоматный огонь, но точно вспомнить не удавалось.
Он поднял ключ так, чтобы все зубцы бородки четко обрисовались на фоне пламени, и долго смотрел на него, главным образом, на s-образную закорючку. С виду она была именно такая, какой запомнилась Эдди по его сну и какой на миг явилась ему в огне… но что-то в ней чудилось не то. Некий неуловимый изъян.
"Да ладно, это опять Генри. И те годы, когда ты вечно оказывался недостаточно хорош. Все ты сделал, чувачок. Сделал, как надо. Просто тот Генри, что сидит в тебе, не желает это признать".
Эдди бросил ключ на лоскут шкуры и бережно запеленал, заворачивая края квадрата внутрь.
– Готово. Не знаю, нормально вышло или нет, но лучше, наверное, не получится. – Теперь, когда больше не нужно было работать над ключом, он чувствовал странную опустошенность – ни цели, ни курса.
– Есть хочешь, Эдди? – спокойно спросила Сюзанна.
"Вот она, твоя цель, – подумал Эдди. – Вот он, твой курс. Вот он сидит, лапки на коленочках. Все цели и курсы, какие у тебя когда-нибудь бу…"
Ни с того ни с сего в памяти у него всплыло что-то еще. Не сон… не видение…
"Нет, ни то, ни другое. Из жизни. Опять пошло-поехало – воспоминания о будущем".
– Сперва надо сделать еще кое-что, – сказал он и поднялся.
За костром Роланд сложил невостребованный валежник. Перерыв всю охапку, Эдди нашел сухую палку около двух футов длиной и примерно дюймов четырех в поперечнике. Вернувшись с ней на свое место у огня, он снова взялся за нож. В этот раз работа шла быстрее – Эдди попросту заострял палку, превращая ее в некое подобие колышка для палатки.
– Слушай, мы можем сняться с места до рассвета? – спросил он стрелка. – Думаю, мы должны добраться до той твоей круговины как можно скорей.
– Да, можем. Можем и раньше, если нужно. Не хочется идти в потемках – ночью вещуньины круговины небезопасны – но коли в том есть нужда, придется.
– Судя по твоей физиономии, красавец, сомнительно, что в этих каменных кольцах хоть когда-нибудь бывает безопасно, – заметила Сюзанна.
Эдди снова отложил нож. У его правой ноги горкой лежал дерн, вынутый Роландом из неглубокой ямы, вырытой для костра. Острым концом палки Эдди прочертил в мягкой сырой земле знак вопроса. Контур вышел четким и ясным.
– Ладненько, – сказал Эдди, стирая рисунок. – Все.
– Давай-ка тогда поешь, – тут же сказала Сюзанна.
Эдди попытался, но есть хотелось не слишком. Когда к молодому человеку, уютно примостившемуся под теплым боком Сюзанны, наконец пришел сон, видений он не принес, однако не был ни крепким, ни глубоким. До четырех утра, пока стрелок не растолкал его, Эдди слушал нескончаемый посвист ветра, мчащего над равниной внизу, и юноше чудилось, будто и он уносится вместе с ветром, летит в ночной вышине прочь от забот и тревог; меж тем Древняя Звезда и Праматерь безмятежно плывут над ним, расцвечивая его щеки морозными узорами.
– 19 -
– Пора, – сказал Роланд.
Эдди сел. Рядом, протирая глаза, села Сюзанна. Едва в голове у Эдди прояснилось, его охватило нетерпение.
– Да. Пошли, в темпе.
– Он приближается, да?
– Он уже совсем рядом. – Эдди поднялся на ноги, крепко обхватил Сюзанну за талию, поднял и посадил в кресло.
Она обеспокоенно смотрела на него.
– Нам еще хватает времени добраться туда?
Эдди кивнул.
– В обрез.
Три минуты спустя они вновь были на Великой Дороге. Она призрачно мерцала впереди. Еще через час, когда небо на востоке окрасил первый свет зари, вдалеке возник ритмичный стук.
Барабаны, подумал Роланд.
Машины, подумал Эдди. Какой-то огроменный механизм.
"Это сердце, – подумала Сюзанна. – Огромное, живое, больное сердце… и бьется оно в том городе, куда мы идем".
Стук прекратился через два часа – так же внезапно, как начался. Небо заполонили безликие белесые тучи; солнце подернулось легкой дымкой, а потом и вовсе исчезло за облачной завесой. До вертикально поставленных камней, тускло отблескивавших в ровном рассеянном свете, подобно клыкам поверженного чудовища, оставалось менее пяти миль.
– 20 -
"ИТАЛЬЯНСКАЯ НЕДЕЛЯ В "МАЖЕСТИК"! – уныло возвещало с навеса над входом в кинотеатр на углу Бруклин– и Марки-авеню обтрепанное полотнище. – ДВА КЛАССИЧЕСКИХ ВЕСТЕРНА СЕРДЖИО ЛЕОНЕ! "ЗА ПРИГОРШНЮ ДОЛЛАРОВ" ПЛЮС "ХОРОШИЙ, ПЛОХОЙ, ЗЛОЙ"! ВСЕ СЕАНСЫ– 99 ЦЕНТОВ!"
В кассе сидела смазливая блондиночка в бигуди. Жуя резинку, она читала одну из тех бульварных газетенок, которые так любила миссис Шоу. Рядом гремел транзистор – "Лед Зеп". Слева от кассы, в последней уцелевшей витрине, висела афиша с Клинтом Иствудом.
Джейк знал, что нужно идти, – было почти три часа, – и все равно на миг задержался, засмотревшись на афишу за грязным треснутым стеклом. На Иствуде было мексиканское серапе. В зубах зажата сигара. Один край серапе Иствуд перекинул через плечо, чтобы освободить револьвер. Глаза у Иствуда были бледно-голубые, выцветшие. Глаза снайпера.
"Не он, – подумал Джейк, – но очень похож. Главное, глаза… глаза почти такие же".
– Ты позволил, чтобы я сорвался в пропасть, – сказал он человеку со старой афиши – не Роланду, другому. – Допустил, чтобы я погиб. Что будет в этот раз?
– Эй, мальчик, – окликнула его белокурая кассирша, и Джейк испуганно вздрогнул. – Ты как, будешь стоять и сам с собой общаться или все-таки зайдешь?
– Я пас, – поспешно отказался Джейк. – Эти два я уже видел.
И двинулся дальше.
Свернув налево, на Марки-авеню, мальчик опять подождал, не охватит ли его ощущение, что он ВСПОМИНАЕТ ЕЩЕ НЕ СЛУЧИВШЕЕСЯ, но тщетно. Ничего особенного в Марки-авеню не было: накаленная солнцем улица, вдоль которой выстроились многоэтажки из сероватого песчаника (похожие, с точки зрения Джейка, на тюремные блоки); нестройно гомонящая стайка молодых мамаш толкает коляски, разбившись на парочки – и больше ни души. Май выдался не по-весеннему жаркий – чересчур жаркий для пеших хождений.
"Что я ищу? Что?"
Позади хрипло загоготал юношеский басок. Следом негодующий женский голос взвизгнул: "А ну, отдай! "
Джейк дернулся, решив, что обладательница голоса, должно быть, имеет в виду его.
– Генри, отдай! Я серьезно!
Джейк обернулся и увидел двоих ребят. Одному было самое малое лет восемнадцать, другому – намного меньше… лет двенадцать-тринадцать. При виде второго мальчика сердце Джейка закрутило в груди что-то вроде мертвой петли: вместо коротких штанов в полоску на парнишке были зеленые вельветовые брюки, но желтая футболка осталась та же, а под мышкой он нес старый, побитый баскетбольный мяч. Хотя паренек стоял к Джейку спиной, Джейк понял, что нашел мальчика из своего вчерашнего сна.
– 21 -
Визжала симпатяшка из билетной кассы, та, что жевала резинку. Девчонка пыталась выхватить свою газету у старшего из ребят, с виду уже почти взрослого дяди. Похититель – на нем были джинсы и черная футболка с закатанными рукавами – держал газету над головой и радостно скалился:
– А ты подпрыгни, Мэриэнн! Прыгай, девочка, прыгай!
Девчонка уперлась в него злыми глазами и вспыхнула.
– Дай сюда! – велела она. – Кончай валять дурака, отдай газету! Сволочь!
– Во, слыхал, Эдди? – огорчился старший. – Выражаицца! Бяка, бяка! – Он с ухмылочкой помахал газетой – так, чтобы белокурая кассирша лишь самую чуть-чуть не могла до нее дотянуться – и Джейка вдруг осенило. Эти двое вместе возвращались с занятий (хотя вряд ли учились в одной школе, если он правильно определил разницу в возрасте), и тот, что постарше, завернул к кассе, притворившись, будто хочет сказать блондиночке что-то интересное. Потом он просунул руку в щель под окошком и – цап! – стащил газету.
Такие лица, как у этого переростка, Джейку случалось видеть и раньше. Такие физиономии бывают у тех, кто считает верхом веселья облить кошке хвост бензином или скормить голодной собаке хлебный катыш с рыболовным крючком в середке. У тех, кто сидит в классе на камчатке и дергает девчонок за бретельки лифчиков, а когда кто-нибудь, наконец, пожалуется, изумляется, прикинувшись дурачком: "Кто, я?" В школе "Пайпер" ребят подобного склада было немного, но они были; Джейк полагал, что горстка таких удальцов отыщется в любой школе. Пайперовские одевались получше, но лица были те же. В старину о мальчишке с таким лицом, вероятно, сказали бы "висельник".