Мой рот открывается, и голова откидывается назад, его губы и язык скользят по моей коже. Рот сжимается и втягивает воздух, только чтобы сказать:
— Они такие идеальные. Я мог бы сосать их всю ночь.
— Они не идеальны. — Мои руки упираются в его твердые бедра для поддержки, пока он продолжает тянуть и втягивать мой сосок в свой жадный рот. — Ты даже не видишь, как они в-выглядят.
Он поднимает голову, борода царапает мне грудь.
— Мне не нужно видеть эти сиськи, чтобы знать, что они идеальны, Тэдди.
Я обвиваю руки вокруг его шеи и позволяю ему поглотить меня, не удовлетворяя пульсацию между ног. Моя нижняя половина движется туда-сюда по его члену, толкаясь и скользя, отчаянно желая, чтобы кончик глубже вошел в мою киску.
Каким-то образом наши рты сливаются. Наш первый поцелуй в кромешной тьме его ледяной спальни, посреди ночи — безумный, горячий, мокрый и грязный.
Языки, губы и зубы. Борода царапает мне лицо.
— Позволь мне отодвинуть твое нижнее белье в сторону. — В его скрипучем тоне слышится отчаяние. — Хочу сделать тебе приятно.
Это заигрывание с опасностью.
— Кип... — Я могла бы запротестовать, но когда он большим пальцем отодвигает барьер моих трусиков, мы оба вздыхаем с облегчением.
Он был прав — это действительно потрясающе. Так удивительно, так великолепно.
Феерически.
— Я так сильно хочу быть внутри тебя, трахать тебя. — Он толкается, имитируя секс, вращая тазом, руками двигая мои бедра.
— Нет, не хочешь, ты несешь какую-то чушь.
— Нет, Тэдди, я хочу трахнуть тебя. Я очень хочу трахнуть тебя. Мне нужно трахнуть тебя. — Он повторяется и звучит как полубезумный, совсем не так, как я привыкла.
Он теряет контроль над ситуацией и тянет меня вниз вместе с собой. И я слишком сильно хочу последовать за ним, продолжая тереться об него.
— Перестань умолять, Кип.
Пока я тоже не потеряла контроль.
— Тогда позволь мне попробовать тебя, пожалуйста.
Попробовать меня? О…
— Позволь мне засунуть свой язык в твою киску, Тэдди. Позволь мне сунуть свою бороду тебе между ног.
Это привлекает мое внимание. Мое полное, безраздельное внимание. Моей вагины тоже, потому что она сжимается от этой мысли, снова возбуждая меня.
— Хм…
— Ну же, детка, пожалуйста. Столько, сколько позволишь, просто дай мне попробовать тебя на вкус.
— Но разве твоя борода не станет... грязной?
— Да, черт возьми, да, так и будет.
Окей, ну, это довольно непристойно.
Хотя…
Когда он снимает меня с себя и кладет на спину, любые протесты умирают на моих губах.
Гигантское тело Кипа опускается на мое миниатюрное, плечи раздвигают мои ноги.
Большой палец тянет вниз к центру моей…
— Ммм... — выдыхаю я, когда щелчок обжигающего языка касается моего клитора. Надавливает. Втягивает в рот мой клитор. — Боже.
Понятия не имею, что делать с собой прямо сейчас, что делать с моими руками, ногами, телом. Я должна просто лежать здесь и позволять ему... лизать меня вот так? Двигать бедрами по кругу?
Я чувствую себя такой эгоисткой, позволяя ему делать всю эту работу.
Здесь темно, поэтому я не вижу его головы, но чувствую ее — небрежная шевелюра щекочет мою кожу, а его борода щекочет внутреннюю поверхность моих бедер.
Усы и губы посеяли хаос на моем клиторе.
Вся моя нижняя половина будет иметь эквивалент ожога ковра, я просто знаю это… Но это будет стоить того.
Я хватаюсь за его плечи, когда его локти упираются в мои колени, удерживая меня открытой.
— Ты такая мокрая, — бормочет он. — Такая вкусная, я буду чувствовать твой запах еще несколько дней.
Ммм... спасибо?
Я стараюсь не думать о том, как я могу пахнуть там внизу. Я имею в виду, что сегодня я приняла душ, так что об этой части уже позаботились, верно? Но вчера вечером я съела на ужин сэндвич с рыбой, и, о боже, о чем я вообще думаю?
Перестань думать и наслаждайся этим, Тэдди!
Кто знает, когда в следующий раз у тебя будет такой же шанс, как сейчас. Марайя, Кэмерон и Тесса всегда жалуются на то, что никто из тех, с кем они встречаются, не хотят делать куни, и вот я здесь, с раздвинутыми ногами, пока Кип отправляет меня.…
В рай.
Он стонет, и эти звуки? Первобытные, как будто мы на самом деле занимаемся сексом, а он не просто удовлетворяет меня.
Орально.
Между моих ног голова парня, и мне так замечательно, так приятно, так хорошо...
Я едва могу произнести хоть одно связное слово. Я даже не могу утруждать себя стонами, моя голова бьется о подушку, кулаки сжаты в его густых волосах. Стискивают одеяла. Сжимают подушку под моей головой.
Кип надавливает языком, проникая глубже. Скользит. Лижет. Сосет. И, клянусь, у меня дрожат ноги.
— Ну же, детка. Кончай, — напевает он в промежуток между моими ногами, волосы на его лице делают сумасшедшие вещи с нервами в моем теле, мягкие, но грубые пряди сводят меня с ума.
Господи, а как я узнаю, кончу я или нет? Я никогда этого не делала, как же я могу знать?
Да, да, именно так!
Вот это место.
Продолжай делать эту штуку, это... это прямо там…
Все внутри меня сжимается и сжимается, пульсирует, словно в раю, и:
— О боже, Кип, не останавливайся, не останавливайся, что бы это ни было.
Его голос бессвязный, его лицо — я представляю, — целиком, полностью похоронено... в моей... в…
Когда спазмы сотрясают нижнюю половину моего тела, я пытаюсь отстраниться, вытолкнуть его голову наружу, но он удерживает меня, продолжая высасывать из меня жизнь оргазмом.
Святое дерьмо, Святая Мать всего святого.
Я благодарна за темноту, уверенная, что мой рот широко открыт, когда моя голова резко откидывается назад, а спина выгибается дугой.
Затем, с несколькими небрежными облизываниями моего чувствительного бугорка и громким поцелуем в середину, Кип отпускает мое тело.
И я парю.
***
— Тебе вовсе не обязательно обнимать меня сейчас. Все нормально.
Его тело вклинивается позади меня, как только он заползает обратно в постель после мытья, прижимаясь к моему безжизненному телу, обволакивая меня. Жаркое, теплое. Огромное.
Член Кипа все еще тверд, прижатый к вершине моих бедер, но он не сделал никаких попыток, чтобы исправить это, вместо этого просто позволил ему буквально ткнуться мне в задницу.
— Может быть, я хочу.
Его борода щекочет лопатки между моими плечами, и я вздрагиваю.
— Кроме того, — продолжает он, — иначе ты замерзнешь.
— Мне вовсе не холодно. — Только не после того маленького шоу, которое он устроил для меня. Со мной.
— Пока нет, но ты вся дрожишь.
— Кип, это не потому, что мне холодно.
— О. — Он смеется мне в спину, прижимаясь губами и усами к изгибу моего плеча.
Что, черт возьми, происходит? Он такой ласковый и милый, и мы с ним обнимаемся, и теперь я совсем запуталась. Как мы попали в это место?
Я думала, он ненавидит все это дерьмо.
Думала, что он не хочет, чтобы кто-то привязывался к нему, и если это так, то делать подобное со мной — ужасный способ держать меня на расстоянии.
— Прости, — шепчу я в темноту, в стену передо мной.
— Почему ты извиняешься? — Его рука движется, чтобы погладить мое бедро.
— Это была такая плохая идея.
— Нет, вообще-то, это была действительно хорошая идея. — Его тяжелая рука обнимает мою талию, ладонь обхватывает мою обнаженную грудь. Большим пальцем он проводит по моему соску.
— Утром ты об этом пожалеешь.
— Обещаю тебе, Тэдди, я не пожалею.
Почему-то я ему не верю.
— Но что, если ты захочешь делать это все время, и это моя вина, что ты нарушил свой обет безбрачия?
Кип делает паузу, прежде чем заговорить:
— Я не давал обета безбрачия. Я просто не хочу встречаться или трахаться со злобными, жадными суч… э-э, девушками. Думаю, что моя добродетель с тобой в безопасности.
— Потому что я не подпадаю под эти категории?
— Ты определенно не попадаешь в эти категории. — Мои волосы зачесаны в сторону, и мои глаза закрываются, когда его борода касается моей кожи, когда он кладет свой подбородок. — Моя сестра тоже так считает.
Что? Он рассказал обо мне своей сестре?
— Ты рассказала обо мне своей сестре?
— Я все рассказываю своей сестре.
Он рассказал обо мне своей сестре?
— И что же ты ей сказал?
Кип зевает.
— Только то, что ты приходила сюда. Она очень опекающая, так что... — Его голос устало замолкает.
Как же я буду спать с его горячим дыханием на моей спине? С его членом у моей задницы? С его широкой грудью, нагревающей мое тело, как чертова печь?
Я никогда не спала в одной постели с парнем, никогда еще он не прикасался ко мне так, как сейчас. Все это кричит: «Уют! Одомашнивание! Совместная жизнь!»
Или, может быть, я брежу и не понимаю, о чем говорю, потому что я наивна, думаю о людях только хорошее и понятия не имею, что делаю.
Честно говоря, не думаю, что и Кип имеет хоть какое-то представление о том, что он делает.
И это облегчает засыпание.
ГЛАВА 7
ВТОРАЯ СУББОТА (Перед игрой)
Утро, когда я схожу с ума и делаю глупости, например, влюблюсь в нее…
Кип
На следующее утро на кухне с Тэдди все не так неловко, как я думал.
Я встал ни свет, ни заря еще до того, как встали солнце и Тэдди, и два часа работал над этим чертовым котлом. Спустя семь видеороликов на YouTube и один звонок в службу поддержки эта штука все же заработала, согревая дом до благословенных шестидесяти девяти градусов.
Тэдди сидит на табурете у кухонной стойки, одеяло обернуто вокруг ее ног, одежда на месте — многое из её, собственно говоря: толстовка, футболка, выглядывающая из-под низа, и я предполагаю, что леггинсы покрывают эти гладкие ноги.
Эти ноги.
Я стону, вспоминая, какая она была вкусная.
Еще раз стону, вспомнив, что я, бл*дь, не сплю с девушками.
Но если бы это было так, Тэдди Джонсон была бы отличным началом.
Она очаровательна, краснеет, когда я вхожу в комнату, с пылью на моих джинсах, черной толстовке и руках.
— Эй. — У меня хриплый голос. Низкий.
— Эй. — Она опускает голову, и ее щеки краснеют от смущения. Тэдди заправляет прядь волос за ухо, хотя она и стянула их в конский хвост. Они все еще волнистые и густые.
Черт возьми, она такая милая.
— Ты что, покраснела?
— Хм... нет.
— Да, это так, ты бы видела, какая у тебя румяная кожа.
Она поворачивается ко мне с чашкой кофе в руке, глаза ее сверкают великолепными узкими щелочками. Я что, не должен был назвать ее лицо румяным?
— Нет, Кип, это ковровый ожог.
Вот дерьмо.
Это совсем не круто.
Я смеюсь про себя, но не настолько глуп, чтобы сделать это вслух.
— Ты имеешь в виду ожог бороды?
Тэдди фыркает.
— Давай будем честны, это одно и то же. С таким же успехом я могла бы тащить свое лицо и промежность по ковру прошлой ночью.
Это зрелище почти заставляет меня смеяться.
— Это было бы совсем не так весело, — я ухмыляюсь, направляясь к кофе, который уже заварился в кофейнике. Наливаю себе кружку, насыпаю туда сливки, немного сахара и прислоняюсь к стойке, наблюдая за ней.
Размешиваю его ложкой, потягивая время от времени, пока она продолжает смотреть на меня.
— Выглядит не так уж ужасно, — пытаюсь соврать я.
— Две минуты назад ты спросил, почему у меня румяное лицо. Румяное. Из всех слов в мире, которые можно использовать.
— Я имел в виду...
Темно-красные пятна портят ее красивую кожу, как сыпь, и мне интересно, как выглядит кожа между ее ног, на внутренней стороне ее нежных бедер. Интересно, разрешит ли она мне взглянуть при свете дня?
— Ты мог бы не глазеть?
— Я ничего не могу поделать. — Я смеюсь. — Я никогда и ни с кем так не поступал.
Она хмурится.
— Да, потому что ты долбаный великан, покрытый волосами. Я не могу поверить, что целовалась с парнем, которого называют Сасквотч. Серьезно. — Похоже, она сама себе ужасается.
— Технически, ты ни с кем не целовалась — я целовался с твоей вагиной.
Она хмурится еще сильнее.
— Ты думаешь, что это смешно, да?
Я ухмыляюсь в свою чашку.
— Возможно. Я имею в виду, что это еще не конец света.
— А что я скажу своим друзьям, когда они это заметят?
— А ты не можешь прикрыть это косметикой?
— Марайя увидит меня без неё.
— Ну и что?
— И то! И что мне теперь говорить?
— Скажи ей, что мы целовались, и я трахнул ртом твою киску. — Я пожимаю плечами. — В чем проблема?
Она открывает рот. Закрывает. Вновь открывает.
— Я... я не могу…
— Это был оральный секс, а не анальный. Я не вижу в этом ничего особенного. — Почему она так странно себя ведет? — Ты не можешь сказать своим друзьям, что я трахнул тебя ртом?
— Нет. То есть... да. То есть, нет.
Я пристально смотрю на нее, ожидая, когда она, наконец, поймет, что к чему.
— Я могу, но не собираюсь этого делать. Они все равно ничего не поймут.
Те цыпочки? Те, что трахаются с разными чуваками каждые выходные? Они будут аплодировать Тэдди стоя, а не осуждать ее за это.
Мои губы сжимаются в прямую линию.
— Если я скажу что-нибудь об этом… о нас… они будут продолжать выпытывать подробности, и тогда я почувствую себя... странно, потому что мы, ну, ты знаешь... не встречаемся или что-то еще.
Я вижу, как это происходит.
— Наверное.
Тэдди снова опускает голову, пряча лицо. Пряча свои чувства.
— К тому же… — медленно произносит она, — это не похоже на... — Она прочищает горло. — Это больше не повторится.
Нет?
Потому что я все еще чувствую ее запах на себе — на усах и моей бороде, — и если бы она не сидела за стойкой, когда я поднялся из подвала, я бы забрался к ней обратно в постель, под одеяло в ногах кровати, и разбудил бы ее ласками между ног.
Разбудил ее упрямую задницу своим ртом на ее восхитительной киске.
Да.
Я хочу больше этого.
— Ты не можешь все отменить, Тэдди Джонсон.
— Что? — Она явно в замешательстве.
Я пожимаю широкими плечами.
— Ты же слышала меня. Дело сделано. Мы не можем вернуться назад, так что мы можем продолжать делать это.
— Хм, я понимаю, что мы не можем вернуться и отменить это, но это не значит, что мы должны продолжать это делать. Вероятно, нам следует…
— Слишком поздно.
— Но…
— Нет.
— Прекратить это.
— В следующий раз, когда ты придешь, я, наверное, нарочно испорчу котел, чтобы было очень холодно.
Тэдди закатывает глаза, и это восхитительно.
— Как будто я на это куплюсь.
— Стоит попробовать.
— О чем ты говоришь? Ты хочешь, чтобы я вернулась?
— Разве тебе здесь не нравится?
— Да, но я не собираюсь приходить сюда только для того, чтобы мы могли пошалить.
— Еще мы можем смотреть кино. И есть.
Очевидно, друг друга.
— Кип.
— Тэдди.
Она встает, расстроенная этим разговором, хватает куртку со спинки стула и встряхивает конский хвост.
— Мне пора идти.
Я изучаю ее через стол.
— Ладно. Дай я возьму ключи и обую туфли.
Она знает, что спорить не стоит; мы уже однажды говорили об этом. Кроме того, на улице холоднее, чем у ведьмы под сиськой, и я знаю, что она не захочет идти домой пешком. Не то чтобы я ей это позволял.
— Спасибо.
Тэдди наблюдает, как я сажусь на корточки, хватаю свои ботинки и завязываю шнурки, один за другим, согнувшись в талии, пальцы заняты работой. Когда я поднимаю взгляд, ее карие глаза напряженно смотрят на мои руки.
Да, именно так — эти пальцы были внутри тебя прошлой ночью. Посмотри на них долгим, тяжелым взглядом и представь, что ты хочешь, чтобы они снова оказались там.
— У меня сегодня вечером игра, если ты захочешь пойти. — Затягиваю шнурки потуже, а потом занимаюсь другим ботинком.
— Сегодня вечером? — Она удивленно вскидывает брови.
— Да. Это всего лишь тренировочная игра, но будет весело — холодно, но весело.
— Хм... может быть?
— Тэдди?
— Хм?
— Не стоит надумывать лишнего, ладно?
— Я не думаю! — она отвечает слишком быстро, и я смеюсь, потому что она действительно думала.
— Уверен, что нет. — Я кокетливо подмигиваю ей, выпрямляясь во весь рост. — Тебе это может понравиться — я имею в виду, что ты приедешь сегодня вечером.
Я говорю об игре, но это звучит так, как будто я имею в виду кое-что другое.
— Не уверена.
— Это в парке Андерсон-сквер. В пять часов вечера.
— Ладно.
— Так ты придешь?
— Я... подумаю об этом.
Она обязательно придет, я это точно знаю. Она слишком мила, чтобы подставить меня.
Точно так же, как она слишком мила, чтобы сказать своему «другу», чтобы она отвалила.
Я быстро добираюсь до Тэдди дома, высаживаю на подъездной дорожке к дому, где она живет. Хмурюсь, когда думаю о том, что она живет в квартире на первом этаже.
Вспоминаю, что мы до сих пор не обменялись номерами телефонов.
— Хочешь записать свой номер в мой телефон?
— Гм, конечно.
После этого оставляю свою машину на холостом ходу, чтобы посмотреть, как она идет к своему дому. Тэдди дважды оглядывается через плечо и оба раза неуверенно машет мне рукой.
Так чертовски мило.
Тэдди
Кип: У меня есть для тебя задание.
Я: Хочу ли я знать, какое?
Кип: Скорее всего, нет. И ты, вероятно, подумаешь, что это действительно неуместно.
Я: Тогда, может быть, тебе не стоит говорить мне об этом.
Кип: Хорошо.
Минуты тикают, а я ни за что на свете не могу придумать зрелого ответа. Обернувшись полотенцем, прислоняюсь к стойке, держа в руке телефон и глядя на экран. Жду, когда Кип снова напишет мне.
Он не пишет.
Я не могу этого вынести.
Я: Прекрасно. Что это?
Кип: Ты должна неподобающе прикасаться к себе.
Я: И что это должно означать?
Кип: Ну, знаешь... мастурбировать.
Я: Ты прав — это совсем не то, что нужно говорить кому-то.
И он совершенно потряс меня.
Кип: Я думал, что мы уже прошли стадию неловкости друг с другом.
Я: Нет. Определенно, все еще на этой стадии.
Кип: Ну дерьмо…
Кип: Ты все еще собираешься прийти сегодня вечером, или я все испортил, будучи извращенцем?
Я: Не волнуйся. Я все равно приду.
Когда вытираю конденсат с зеркала от пара из душа, я стою у стойки в ванной и смотрю на свое отражение.
Смотрю на мои груди. Плечи.
Живот.
Подстриженный клочок волос у меня между ног.
Чувствую, что краснею, несмотря на прилив крови от горячего душа, который я только что приняла, грудь и шея краснеют с каждой секундой, когда я стою здесь, разглядывая себя.
Я не могу этого сделать.
Не могу дотронуться до себя.
Ну, я могу, только не так.
Однако... приподнимаюсь на цыпочки и слегка раздвигаю ноги, наклоняю голову, чтобы посмотреть, какой урон нанесла борода Кипа.
Красный, красный, красный.
Красное пятно между моих бедер, как я и предполагала.
И болит тоже.
Почему так болит? У меня не было секса.
Разве это нормально?
Стоит ли мне погуглить? Что бы я вообще искала: болит после орального секса? Почему у меня так болят ноги после того, как на меня вылизал парень? Почему у меня на внутренней стороне бедер небольшие царапины?
Мое лицо становится горячим, когда я думаю об этом.
Думаю о нем.
Перемена в нем за одну ночь, он говорит со мной так, будто хочет... большего. Кип еще не сказал этого, но уже не смотрит на меня так, как раньше. Он смотрит на меня так, как будто... запал на меня. Сегодня утром, когда он осмотрел меня с ног до головы, клянусь, ему захотелось поднять меня и отнести наверх и... сделать со мной всякие вещи.
Мне потребовалась моя стойкость, чтобы не смотреть на промежность его штанов, чтобы проверить стояк.
Все это так тревожно для меня. Я не привыкла к мужскому вниманию, не привыкла к тому, что кто-то вроде него хочет видеть во мне нечто большее, чем просто друга.
От всего этого у меня внутри все переворачивается.
Моя рука лежит там, на животе. Двигается вниз, чтобы я могла выровнять дыхание.
Вот каково это — иметь бабочек?
Они появились из-за него? Это не то, что я планировала для себя — Кип не в моем вкусе, даже близко. Когда представляю себя с парнем, я представляю его ухоженным. Красивым. Без волос на лице, и уж точно не тот, у кого волосы красивее моих.
Кип чем-то смутно напоминает мне того парня Брока, парня из InstaFamous, который снимает на видео, как он сам закидывает волосы в пучок, но еще более волосатый. И не такой самоуверенный и самодовольный.
Поцеловать его с бородой оказалось не так уж плохо, как я думала, — если бы думала об этом. Конечно, он мог бы, вероятно, использовать какие-то средства по уходу, чтобы сделать её мягче, но в целом, не самое худшее.
Если не считать сыпи на моих щеках.
Мой телефон звонит, и я хватаю его, ожидая увидеть имя Кипа, сердце бешено колотится.
Вместо этого с разочарованием вижу, что это от парня из одного из моих классов гражданского права, который преследует меня о предстоящем банкете инженерного факультета — событии, которое я не могу позволить себе посетить, не говоря уже о том, чтобы внести свой вклад в виде пожертвования.
Я бы даже не поехала туда, если бы не этот грант — там мне его вручают, но я все равно должна купить билет.
И насколько это глупо?
Тайлер: Привет. Мы пытаемся получить окончательную численность гостей для сбора средств. Ты получаешь билет или как?
Я: Я до сих пор не знаю, почему я должна покупать билет, когда я там получаю грант... это глупо
Тайлер: Потому что это сбор средств, Теодора. Департамент тоже нуждается в деньгах.
Я не знаю, как Тайлер узнал мое настоящее имя, но он часто использует его, и это сводит меня с ума. Как будто мы друзья, и у него есть такая привилегия.
Я: Знаю, знаю, просто сейчас я действительно на мели. На самом деле у меня нет лишних денег на билет, вот и все.
Тайлер: Ты хочешь, чтобы я записал тебя на пожертвование, если ты не планируешь присутствовать на обеде? Мы собираем корзины для негласного аукциона.
Я только что сказала, что у меня нет денег! С чего бы мне вдруг захотелось сделать им пожертвование? Тьфу! Он спрашивал меня об этом не меньше десяти раз, и я ответила «Нет» на каждый из них.
Я: Я так не думаю. Нет, на пожертвование. Не уговаривай. Хаха.
Тайлер: Но на ужин — да?
Я: Это ведь не значит, что у меня есть выбор, не так ли? Я буду выглядеть как идиотка, если буду стоять в задней части комнаты, пока все остальные едят, ЛОЛ.
Тайлер: Один билет или два?
Мне хочется биться головой о стол.
Я: Сколько стоят билеты? Напомни.
Тайлер: 25 долларов за одного человека, 35 долларов за пару.
Я: Ммм... Хм…
Я прикусываю нижнюю губу; если я куплю билет для пары, то смогу кого-нибудь привести. Типа свидание.
На ум приходит Кип.
Неужели у меня хватит мужества попросить его быть моим кавалером для чего-то столь важного, как это? И что бы я сказала? Если я спрошу его, вдруг он получит неверное представление об этом?
Я почти уверена, что большинство моих друзей из департамента будут с парами, и я буду чувствовать себя менее неловко, если тоже приведу кого-нибудь.
Но Кип?
Он действительно не самый безопасный выбор; что, если он скажет что-то нехорошее и смутит меня? Что, если он будет есть, и кончится тем, что еда окажется у него в бороде и сделает это неловким?
Я никогда не видела его ни в какой другой обстановке, кроме вечеринки в доме регби и его дома.
Я забегаю далеко вперед, но Тайлер продолжает взрывать мой телефон, и я должна принять решение.
Я: Я думаю, что возьму два билета.
Тайлер: Круто.
Его ответ раздражает меня, я переворачиваю телефон на стойку и продолжаю сушить волосы феном. Я подумаю о том, что делать позже —может быть, мне захочется спросить его после сегодняшнего матча по регби.
Поворачиваюсь лицом к зеркалу, отбрасываю мокрые пряди и смотрю себе в глаза.
— Кип, не хочешь ли ты пойти со мной на банкет? — спрашиваю я свое отражение. — Просто как друзья. Это будет не настоящее свидание. — Провожу щеткой по волосам. — Кип, хочешь пойти со мной на одно дельце? Ничего страшного, если ты не можешь. Без разницы.
Я вздыхаю. Боже, какой отстой.
— Эй, Кип, отличная игра… э-э, матч. Так вот, мне было интересно, если ты ничем не занят в следующую пятницу, то у меня есть одна вещь, на которой я должна быть…
По какой-то причине кисточка находится у моего рта, как микрофон, как будто я репортер на месте действия репортажа. Я съеживаюсь и кладу её на стойку.
Может быть, мне стоит написать ему на этой неделе. Это, конечно, было бы легче. Если я буду ждать достаточно долго, он начнет строить планы на пятницу и скажет «нет», тогда я сорвусь с крючка.
Но если это сделаю, а он откажется, то письмо будет вечно висеть у меня на телефоне, в письменном виде, и я буду видеть его каждый раз, когда он мне пишет.
«Он не скажет «нет», — говорит мне внутренний голосок.
Кого я обманываю. Он согласится.
Он скажет «да», потому что я такая везучая, и тогда мне действительно придется вывести неандертальца на публику; без сомнения, он наденет эти ужасные рабочие ботинки.
Но нам будет очень весело.
Мне и Сасквотчу.
Я стону, улыбаюсь в зеркало и что-то напеваю.
ГЛАВА 8