Глава 1. Теоретико-методологическая база для изучения этнополитического конфликта

Список использованной литературы

 

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. Радикальные обществен­но-политические перемены в России вряд ли могут быть правильно оценены без глу­бокого анализа этнополитических столкновений между населяющими ее народами. Распад СССР высветил всю сложность системы межнаци­ональных отношений, заклю­чающей в себе как созида­тельный, так и разрушитель­ный потенциал.

Многовековой уклад мир­ного межнационального со­жительства и совместного труда, взаимной помощи и поддержки, мудрости в пре­одолении ссор и обид ока­зался вытесненным кровавым противоборством, получив­шим наименование «этнополитический конфликт». К се­редине 90-х годов на терри­тории бывшего СССР име­лось 180 точек, где межна­циональная напряженность вылилась в столкновения. Треть его территории (7 млн км2) оказалась вовлеченной в территориальный передел.

На охваченной этнополитическими конфликтами терри­тории проживает более 30 млн. человек. Национальная вражда унесла десятки ты­сяч жизней, согнала с наси­женных мест многие сотни тысяч человек. Эскалация межэтнических противоречий привела к тому, что в ряде случаев внутренние межнаци­ональные конфликты стали выливаться в межгосудар­ственные. Усилилось кланово-конфессиональное проти­востояние.

История этнополитических конфликтов настолько дли­тельна, что современные представления, основанные на методах их разрешения в рамках либеральной цивили­зации, отражают лишь ее миг. Это теоретическое по­ложение применимо и к Рос­сии, прошлое которой оста­вило нам сложные и запу­танные межнациональные проблемы. Например, на Северном Кавказе нет ни од­ной территории, ни одного национального образования, которые в последние сто лет не изменили свои географи­ческие очертания десять раз[1]. Отсюда следует, что любой этнополитический конфликт на территории Рос­сии — явление историческое, обладающее внутренней ди­намикой, многообразием форм проявления и стадий развития, меняющимся соста­вом участников. Без преодо­ления этнополитических кон­фликтов, без введения их в цивилизованное русло, без создания культуры разреше­ния таких конфликтов про­чное российское государст­во невозможно. Не будет преувеличением сказать, что это — один из центральных вопросов политики России в осуществлении коренных со­циально-экономических и политических преобразова­ний в обществе.

Этнополитические конфликты, ведущие к распаду полиэтнических государств и утрате правительственной монополии на легитимное принуждение, - важный аспект изучения социального контроля этнического насилия. От эффективности контроля зависит успех модернизации. На первый план выходят проблемы причин насильственного этнополитического конфликта. От комплексного анализа микро-, мезо-, и макроуровневых условий этнополитического конфликта и его типов зависит оценка адекватности правительственных стратегий сдерживания этнического насилия.

Степень научной разработанности темы. В отечественных и зарубежных научных изданиях последнего деся­тилетия опубликованы сотни и сотни материалов, посвященных анализу причин этнополитического конфликта и его управления. Конфликт на этнонациональной почве стал предметом исследования этнологов, исто­риков, политологов, правоведов, социологов, конфликтологов, регионоведов, психологов, философов и представителей других отраслей зна­ния[2].

Социокультурная парадигма анализа политической реальности формировалась в течение второй половины ХIХ - ХХ вв. в рамках социологии культуры (М. Вебер, Э. Дюркгейм), культурной антропологии (А. Кребер, Б. Рут, П.П. Эванс-Причард), системно-функциональной теории (Т. Парсонс и Р. Мертон), теории символического интеракционизма (Д. Мида), и нашла своё отражение в трудах зарубежных политологов Г. Алмонда, С. Вербы, Ж.-М. Денкэна, М. Догана, Л. Пая.

В отечественной политической науке в последние три десятилетия сформировалось собственное социокультурное направление в изучении политики. Ученые К.С. Гаджиев, А.И. Соловьев, Ю.С. Пивоваров, объясняют специфику российского политического процесса через культурные детерминанты, которые определяют строение, механизмы развития и форму политических явлений.

Среди классиков западной общественной науки, внесших наиболее значительный общетеоретический вклад в разработку методологических основ этнополитических процессов и проблем национализма, являются Б. Андерсон, О. Бауэр, Э. Геллнер, Д. Горовиц, Т. Гурр, У. Коннор, М. Манн, Дж. Ротшильд, Р. Ставенхаген, Э. Хобсбаум и др.

В 1970-1980-е гг. значительную долю отечественных исследований в области национально-этнических отношений составляла критика зарубежных теоретических концепций, что позволило советской научной общественности ознакомиться с состоянием конфликтологического знания в зарубежных исследованиях. Следует назвать, прежде всего, работы В.С. Агеева, Г.М. Андреевой, И.С. Кона, С.К. Рощина, Г.У. Солдатовой, П.Н. Шихирева, А.К. Уледова и др.

В дальнейшем отечественная этническая конфликтология сложилась из нескольких школ и направлений, существовавших к концу 1980-х гг.:

Во-первых, это историки и этнографы, изучавшие этнические конфликты в зарубежных странах и накопивших немалый объем эмпирических знаний об этнических, этнорасовых и этноконфессиональных конфликтах в разных странах мира. Это работы Ю.В. Бромлея, Л.М. Дробижевой, В.И. Козлова, С.Я. Козлова, С.И. Королева, В.А. Тишкова, С.А. Токарева, Н.Н. Чебоксарова и др.

Во-вторых, это специалисты в области национальных отношений советского периода, которые обратились к изучению этнических конфликтов в силу резкого нарастания этнической напряженности и актуализации многих ранее латентных этнических конфликтов в обществе. В этом ряду необходимо назвать имена Ю.В. Арутюняна, Э.А. Баграмова, Т.Ю. Бурмистровой, М.Н. Губогло и др.

В-третьих, это психологическая ветвь отечественного обществоведения. В постсоветский период многие из представителей психологического знания в этнологии внесли ценный вклад в развитие этнической конфликтологии, в исследование динамики этнических конфликтов, выработку мер по снижению этноконфликтной напряженности и постконфликтной реабилитации (А.О. Бороноев, А.Х. Гаджиев, А.Ф. Дашдамиров, В.Н. Павленко, П.И. Смирнов и др.).

В-четвертых, это сформировавшееся со второй половины 1980-х гг. и в 1990-е гг. социолого-политологическое направление в отечественном обществознании (А.В. Дмитриев, Л.М. Дробижева, Ю.Г. Запрудский, А.Г. Здравомыслов, Э.А.. Паин, Л.С. Рубан, Е.И. Степанов).

Цель и задачи работы. Целью реферата является исследование этнополитического конфликта и стратегии силового его подавления на примере Чеченской Республики. Для реализации поставленной цели необходимо решить следующие исследовательские задачи: концептуализировать понятие этнополитического конфликта, рассмотреть его природу, причины возникновения и сущность; типологизировать этнополитический конфликт; рассмотреть возможные стратегии правительственного контроля в этнополитическом конфликте; рассмотреть внутренние составляющие и внешние аспекты конфликта в Чечне; проанализировать эффективность подавления конфликта и рассмотреть ситуацию в Чеченской Республики на сегодняшний день.

 

Глава 1. Теоретико-методологическая база для изучения этнополитического конфликта

В отечественной и зарубежной литературе существует достаточно широкий выбор в определении этнического конфликта: даже беглый взгляд на заголовки статей и монографий предоставляет нам редкое изобилие названий, которые используются для обозначения конфликтности в этнических отношениях, в зависимости от приводимой аргументации, а в некоторых случаях - и от фантазии автора: этнические, этнонациональные, межэтнические, этносоциальные, этноэкономические, ирредентистские, сепаратистские, сецессионные, межклановые, национальные, межнациональные и, наконец, этнополитические конфликты[3].

 

1.1. Понятие этнополитического конфликта

В отечественной и зарубежной литературе существует достаточно широкий выбор в определении этнического конфликта: даже беглый взгляд на заголовки статей и монографий предоставляет нам редкое изобилие названий, которые используются для обозначения конфликтности в этнических отношениях, в зависимости от приводимой аргументации, а в некоторых случаях - и от фантазии автора: этнические, этнонациональные, межэтнические, этносоциальные, этноэкономические, ирредентистские, сепаратистские, сецессионные, межклановые, национальные, межнациональные и, наконец, этнополитические конфликты.

В российской этнополитологии под этнополитическим конфликтом понимается конфликт, характеризующий­ся определенным уровнем организованного политического действия, участием об­щественных движений, нали­чием массовых беспорядков, сепаратистских выступлений и даже гражданской войны, в которых противостояние проходит по линии этничес­кой общности[4]. В этом понятии глубоко отра­жена суть войны Армении и Азербайджана за Нагорный Карабах, столкновения между Северной Осетией и Ингушетией, беспорядков в Алма-Ате и др.

Разное понимание фено­мена «этничность» обуслов­ливает широкий спектр ин­терпретации этнополитических конфликтов. Это связа­ло с тем, что четко выра­женный этнический параметр проявляется не сразу. Об этом свидетельствуют, в час­тности, события в Прибалти­ке в конце 80-х годов. Вы­ступления там народных фронтов были расценены средствами массовой инфор­мации как этнические, хотя они на первых порах носили явно выраженный общеде­мократический характер, яв­ляясь проявлением воли на­селения освободиться от Центра. Конечно, этнический компонент там присутство­вал. Однако самодовлеющую ценность он приобрел позд­нее, когда движение за су­веренитет и независимость стало неудержимым.

Не совсем правомерно трактовать как этнополитический конфликт и аналогич­ные процессы суверенизации и автономизации, которые проходят в России под фла­гом национальных движений (имеются в виду события вокруг договоров России с Татарстаном, Башкортоста­ном и другими субъектами Федерации).

Чисто этнических кон­фликтов мало. Но вместе с тем этнический компонент имманентен многим разно­видностям конфликтов. Ана­лиз процесса исторического назревания этнополитического конфликта по времени, через различные фазы обна­руживает мощный потенциал его «перелива» из одной конфликтной разновидности в другую. Иначе говоря, за­родившись как социальный, пройдя стадию этнополитического созревания и вылив­шись в межнациональные столкновения, конфликт мо­жет разрядить свою деструк­тивную энергию в несколь­ких сопредельных областях общественного развития. Здесь проявляется эффект синхронного воздействия на общественную среду, кото­рый может носить комплекс­ный характер, выливаясь по­рой в кризис национально-государственного устройства (например, молодой федера­тивной системы). Многие эле­менты такого развития при­сущи, как представляется, трагическим событиям в Чечне.

Свойство этнополитического измерения современно­го конфликта заключается в том, что конфликт имеет скрытый период накопления и развертывания межэтничес­ких противоречий. У каждо­го конфликта он имеет раз­ную продолжительность. Именно в этот период и про­исходит формирование со­бственно этнополитического потенциала конфликта, а так­же осознание национально­го статуса его участников, сопоставление ими своего статуса со статусом других национальных общностей и формирование отношения к ним. В это время решается вопрос о путях борьбы за власть и перераспределение материальных ресурсов. Не­довольство собственным на­циональным статусом актуа­лизирует историческую па­мять, древние стереотипы межнациональной вражды[5].

 

1.2. Природа, причины и сущность этнополитических конфликтов

Природу этнополитических конфликтов в современ­ных условиях вряд ли воз­можно всесторонне проанализировать с использовани­ем инструментария только одной науки. Представители разных отраслей научного знания (философы, этноло­ги, психологи, этнополитологи, экономисты и др.) созда­ли несколько теорий, объяс­няющих причины возникно­вения этнополитических кон­фликтов и их динамику. Од­нако целостного исследова­ния пока не создано. Вместе с тем достаточно определен­но выявились два подхода к анализу этнополитических столкновений.

Первый — социологичес­кий. Он явно доминирует. В рамках данного подхода при­чины конфликтов объясняют­ся при опоре на анализ эт­нических параметров основ­ных социальных слоев, групп, группировок, а также на ис­следование взаимосвязи и взаимовлияния социальной стратификации общества и разделения труда с этничес­кими характеристиками реги­она, переживающего этнополитическую напряженность.

Второй — политологичес­кий. Опираясь на такой под­ход, ученые первоочередное внимание уделяют трактовке роли национальных элит (прежде всего интеллектуаль­ных и политических) в моби­лизации чувств в процессе межэтнической напряженнос­ти и ее эскалации до уровня открытого конфликта. В ка­честве ключевого исследуется вопрос о власти, доступе к ресурсам.

При всей важности вопро­са о политических и нацио­нальных элитах ограничение анализа причин этнополитического конфликта сферой элит не дает возможности объяснить в полной мере сам феномен массовой мобилизации и интенсивности эмо­ций его участников. А вот социально-психологический срез этничности при иссле­довании ее политического измерения позволяет прояс­нить это. Поэтому социаль­но-психологические механиз­мы этнополитических кон­фликтов играют более важ­ную роль, чем это представ­лялось в рамках традицион­ных политологических интер­претаций. Именно через при­зму политического, с учетом социально-психологических факторов можно адекватно проанализировать изначаль­ную силу стремления этни­ческой группы к автономии, составить представление о ее конфликтогенном потенциале и готовности перейти к са­мым жестоким методам на­силия ради достижения этой цели.

Выбор в пользу такого методологического подхода к анализу причин возникно­вения этнополитических кон­фликтов позволяет предло­жить соответствующую их классификацию. Основопола­гающими являются причины общецивилизационного характера, порождаемые объ­ективным развитием челове­чества. Например, Э. Блэк считает, что неравномерное протекание модернизации (общественной структуры, экономики, национально-го­сударственного устройства и др.) в этнонациональных аре­алах порождает конфликты между притязаниями этничес­ких групп, с одной стороны, и реальными возможностями государства гарантировать обеспечение прав своих граждан — с другой. Эти конфликты носят универсаль­ный характер. Через них на протяжении последних четы­рех веков прошла Европа, до сих пор ощущающая послед­ствия этого процесса в Бель­гии, Шотландии, Италии, Словакии и ряде других стран. Последний век в Рос­сии также прошел под зна­ком модернизации (с реформ 1861 г.), вызвавшей на раз­ных этапах этнополитические конфликты. По утверждению А. Дейча, модернизация ак­тивизирует этническое созна­ние, способствует формиро­ванию политических устрем­лений к национальной авто­номии. В результате нацио­нальные конфликты возника­ют все чаще, охватывая в первую очередь многонаци­ональные государства. Следствием этого, считает он, становится распад таких го­сударств на отдельные реги­оны.

Рассматривая проблему детерминации этнополитического конфликта, М. Гектер выдвигает концепцию «внут­реннего колониализма», в которой обосновывает «триадную модель» возникнове­ния этнополитической колли­зии: во-первых, конфликтогенную по своей природе объективную обделенность этнических периферийных групп многонационального государства в процессе его неравномерной модерниза­ции; во-вторых, осознание этой обделенности членами этнической группы как обра­за коллективных центро-периферийных взаимоотноше­ний угнетения; в-третьих, формирование этнонационализма как реакции угнетае­мого коллектива на «внут­ренний колониализм» Центра.

Следующий пласт причин, порождающих этнополитические конфликты, коренит­ся в истории этносов и их всестороннем взаимодейст­вии, сформировавшемся на­циональном складе ума, на­циональном сознании, психо­логии, традициях, идеологи­ческих стереотипах, перехо­дящих из поколения в поко­ление, и др. И здесь важное место занимает национализм. В первую очередь с ним этнополитологическая наука связывает молниеносное раз­рушение системы «реально­го социализма» в Восточной Европе и в СССР.

Национализм – специфическая форма национального самосознания, основанная на гипертрофии национального чувства, идее превосходства собственной нации и пренебрежении к другим[6].

Корни национализма за­ключены в определенном типе разделения труда.

Как идея и общественно-полити­ческая практика национализм заявляет о себе, когда про­цесс развития производи­тельных сил вступает в пери­од индустриализма.

Мощным источником под­питки националистической идеи служит противоречивая диалектика культуры и поли­тики.

Одним из важных источ­ников националистических представлений и чувств слу­жит внутренняя энергетика самого процесса националь­ного развития, его естествен­ная неравномерность. Как писал К. Каутский, различ­ные темпы общественного развития для отдельных час­тей нации — это реальность, «благодаря чему одни живут еще в полуфеодальном со­стоянии, а у других царит уже высоко развитый способ производства»[7].

Совокупность источников национализма и его генети­ческий тип показывают, что национализм — не пробуж­дение древней, скрытой, дремлющей силы, а следст­вие новой формы социаль­ной организации, опираю­щейся на обобществленные, централизованно воспроизво­дящиеся высокие культуры, каждая из которых защище­на государством или стре­миться быть таковою.

Чаще всего причиной этнополитических конфликтов становится воинствующий национализм. Ом выражает тенденцию к суверенизации больших и малых этнолин­гвистических общностей с целью создания независимой государственности, проявля­ется в растущей нетерпимос­ти по отношению к нацио­нальным меньшинствам, уси­лении ксенофобии, жертва­ми которой становятся, пре­жде всего, беженцы, в нарас­тающем сопротивлении про­цессам интернационализации отношений между народами, в том числе региональной экономической и политичес­кой интеграции.

В числе причин, порож­дающих этнополитический конфликт, можно назвать «политизацию этнической солидарности» (Ч. Фостер), получившую свое развитие в условиях либерализации по­литической системы в СССР в перестроечный период. Разрушив средства эффек­тивного контроля Центра над этнической периферией и не предложив концептуально ничего взамен для направле­ния высвобождающейся энергии межнациональных отношений в русло созида­тельного реформирования, правящая элита фактически стимулировала национальную напряженность. В стихийном порядке возникали условия для трансформирования ла­тентного потенциала этнополитической напряженности в открытые конфликты. На тер­ритории бывшего СССР раз­вернулась борьба националь­ных элит за реализацию пра­ва этнической периферии на самоопределение и отделе­ние от Центра.

В настоящее время, пос­ле принятия Федеративного Договора и Конституции РФ, негативное этнополитическое развитие пошло на убыль, но далеко не исчерпало свой конфликтогенный потен­циал. События на Северном Кавказе свидетельствуют об этом с достаточной мерой определенности. Более того, региональные элиты продол­жают использовать факт «мобилизации этничности» для достижения политичес­ких целей. Такая этнизация политики несет в себе серь­езную угрозу не только де­тонации этнополитического конфликта по конкретной проблеме, но и длительной межэтнической войны. Ос­троту этнополитического кон­фликта усиливает поддерж­ка из этнической солидар­ности одной из групп, учас­твующих в столкновении, со стороны родственной этни­ческой общины за рубежом. Возникновение на террито­рии СССР 15 независимых государств сделало эту про­блему еще более актуальной для каждого из них.

В самостоятельном ос­мыслении нуждаются ситуа­ционные источники этнополитических конфликтов. К ним У. Фольц относит вне­запное исчезновение сдержи­вающих факторов внешней среды, что может произойти из-за быстрого ослабления высшей политической власти или неожиданного исчезно­вения внешней угрозы. В период конца 80-х — пер­вой половины 90-х годов на территории СССР одновременно произошло и то, и другое. Быстрые перемены в социально-экономическом положении одних этнических групп по отношению к дру­гим неизбежно создают оп­ределенную напряженность в их взаимоотношениях. Не стоит сбрасывать со счетов и внутреннюю борьбу за ли­дерство в рамках этнической, группы, которая способна усилить напряженность в ме­жэтнических отношениях.

К ситуационным источни­кам следует отнести истори­ческое, наследие межэтничес­ких отношений, воздействие внешнеполитических факторов в регионе, экономичес­кую ситуацию, проблемы внутриполитической жизни, уровень политической и об­щей культуры в очагах межэтнических коллизий и многое другое. Не исключе­но, что ситуационные факто­ры могут оказывать разное, подчас диаметрально проти­воположное, воздействие на участников конфликтогенной ситуации в разных регионах страны.

В процессе назревания и разрешения этнополитических конфликтов ощутимо воздействие конфессиональ­ного фактора. Он не всегда заметен, но играет свою роль, например, в отношени­ях России и Татарстана, во­енных операциях по разору­жению бандформирований в Чечне, присутствует в проти­воборстве Армении и Азер­байджана, Грузии и Абхазии, Осетии и Ингушетии.

Почему так происходит? Дело в том, что принадлеж­ность противостоящих сто­рон к различным конфесси­ональным культурам неред­ко ведет к конфликту. Близость конфессиональных и этнических аспектов кон­фликта ни в коей мере не означает их тождества. Кон­фессиональная принадлеж­ность всегда была сильней этнической идентичности. В этом историческом факте кроется разгадка отождествления религиозной и этни­ческой принадлежности. Но это не означает их неразделенности. К тому же любая конфессиональная культура обладает большим миротвор­ческим потенциалом, кото­рый может и должен быть использован для достижения межнационального мира. Эта истина — важная максима при принятии ответственных политических решений в це­лях урегулирования этнополитических конфликтов.

Важнейшей особенностью природы и сущности полити­зации межэтнических проти­воречий и коллизий является их динамика. Анализ пока­зывает, что этнополитические конфликты имеют некоторые общие контуры своего раз­вития, характеризующиеся порядком выдвигаемых тре­бований. Во многих случаях конфликты начинались с пос­тановки и обсуждения про­блемы национального языка (Молдова — Приднестровье). Именно эта сфера противос­тояния ранее всего перехо­дила из скрытой формы в открытую. Она имела и име­ет огромное мобилизующее значение, так как апеллирует ко всем людям данной национальной группы.

Затем требования, как правило, переходят в поли­тическую плоскость, перерас­тая в статусные притязания. И, наконец, борьба вылива­ется в территориальные пре­тензии, которые представля­ют собой конфликты по по­воду ресурсов соответству­ющей группы. Именно на этой фазе происходит ожив­ление архаических представ­лений и требований об «ис­торической» оправданности выдвигаемых притязаний. Искаженные архаичные идеи насыщают конфликт праисторическим содержанием, подтвердить или опровер­гнуть которое невозможно.

Парадоксально, но от конфликтов, детонированных архаикой, не застрахованы и общества, казалось бы, да­леко ушедшие от архаичных форм и ценностей. Генери­руемые архаичные представ­ления подпитывают национа­листические идеи и ведут к перерастанию локального насилия в отдельных регио­нах к повсеместной межэт­нической войне. Именно та­кую динамику обнаружива­ет, например, кровавое про­тивоборство в Таджикиста­не. Аналогичные опасные тенденции все более отчет­ливо проявляются на Север­ном Кавказе (осетино-ингушские столкновения, военные действия в Чечне). При обобщенном анали­зе этапов развития этнополитических конфликтов в разных местах наблюдается одна тенденция: вооружен­ное противоборство из по­началу локальной, относи­тельно вялотекущей кон­фликтности полупартизанско­го характера как бы по од­ному сценарию перерастает в полномасштабные военные действия. Так было в Нагор­ном Карабахе, Приднес­тровье, Таджикистане, Абха­зии.[8]

Нельзя не заметить все более широкую «интернаци­онализацию» конфликтов на территории бывшего СССР. В Приднестровье, например, ангажирована Румыния, в Таджикистане — Афганис­тан. В конфликтах активно участвуют иностранные воен­ные наемники. Ещё один яркий пример – вооруженный конфликт в Чечне, где на стороне бандформирований воевали наёмники со стран бывшего СССР (Украина, Белоруссия, Грузия), Ближнего Востока (Турция, арабские страны Персидского залива), стран Средней Азии (Таджикистан, Афганистан), а также стран Африканского континента (Судан).

Планка вооруженного противоборства на нацио­нально-этнической почве опустилась с межреспубли­канского уровня (Армения — Азербайджан) до внутриреспубликанского (Таджикис­тан), до уровня автономий (Россия — Чечня, Молдо­ва — Приднестровье, Гру­зия — Абхазия и др.).

 

1.3. Типология этнополитических конфликтов

Этнический конфликт - это межгрупповая борьба за ограниченные ценности, участники которой определяют себя и противника по аскриптивным и генотипическим признакам групповой принадлежности. От эт­нического конфликта этнополитический конфликт можно отличить по содержанию политических требований инициаторов борьбы - организо­ванной этногруппы. Этот вариант классификации именуется целевой типологией конфликта.

Сторонники целевой типологии усматривают отличительную черту этнополитического конфликта в политических требованиях одного из его участников.

В соответствии с целевой типологией этнополитические конфликты делятся на статусные и гегемонистские. Статусные конфликты происходят в связи с требованиями изменения политического положения этногруппы в обществе. Требования могут быть двух видов: создание политической автономии и создание независимого национального государства. А.Я. Сухарев, В.Д. Зорькин, В.Е. Крутских именуют статусный конфликт сепаратизмом[9]. Он свидетельствует о групповом стремлении к отделению. Гегемонистский конфликт порождается требованием политического преобладания этногруппы в отношении других этногрупп общества. Гегемонистские требования относятся к желаемым привилегиям внутренней этногруппы и ограничениям внешней группы в экономической, политической, правовой, культурной сферах.

Сохранение доминирования одной этногруппы над другой провоцирует затяжные конфликты. Статусные и гегемонистские конфликты происходят преимущественно между национальными меньшинствами и доминирующей этнонацией.

Исследователи применяют дополнительные целевые классификации этнополитического конфликта. Г.С. Денисова и М.Р. Радовель предлагают различать в статусном конфликте три формы: сецессию – отделение с целью создания собственного государства; ирредентизм - отделение части территории с целью присоединения ее к соседнему государству; энозис - отделение с целью присоединения к государству, где проживает основной массив одноименного этноса. Данная типология полезна в изучении интернационализации конфликта, поскольку ирредентизм и энозис приводят к межгосударственному конфликту.

В типологии, предлагаемой Ю.Г. Запрудским, применяется критерий внутригосударственного уровня этнополитического конфликта[10]. Различаются местные, региональные и социетальные конфликты. Первую группу образуют конфликты внутри государственно-правовых образо­ваний. Ко второй группе относятся конфликты между этими образова­ниями, например конфликт Дагестана и Чечни в 1990-х гг. Третью группу образуют конфликты между государственным образованием и правительственным центром, например в 1990-х гг. борьба между самопровоз­глашенной Ичкерией и центральной властью РФ. Данная типология полезна в изучении тенденций распространения местных конфликтов, локализации, регионализации или достижения социетального уровня, затрагивающего все многонациональное общество. Но эта типология не учитывает мотивационных причин конфликта. Без их определения трудно объяснить изменения уровней конфликта.

В научной литературе можно встретить двух- и трехпараметровые типологии этнополитического конфликта. З.В. Сикевич использует целевой и динамический аспекты протекания конфликта. В зависимости от целей конфликтующих сторон она называет пять конфликтов (културно-языковый, социально-экономический, статусный, территориалный и сецессионный). Изучение конфликта в динамическом аспекте (степень обострения конфронтации) позволяет проследить переход от одного типа конфликта в другой. Отметим, что данная типология не учитывает мотивационные причины конфликта, без которых трудно предвидеть динамику конфронтации.

В зависимости от мотивационной причины можно определить четыре типа этнополитического конфликта - защитный, статусный, гегемонистский и элитарный. В защитном конфликте мотивационной причиной обращения к этническому насилию является дилемма физической безопасности группы.

Мотивационная причина статусного конфликта заключается в груп­повом страхе перед возрастающим преобладанием внешних групп или доминирующей субнации. Специфика мотивации в статусном конфликте состоит в стремлении национального меньшинства к культурному, а не физическому выживанию, хотя мотив физического страха может усилить этническую солидарность. Группа начинает воевать за желаемый статус из-за воспринимаемой угрозы разрушения своего образа жизни, своих институтов и полной ассимиляции.

В гегемонистском конфликте доминирующая субнация не удовлетво­ряется сохранением своего образа жизни и институтов. Гегемонистская группа принуждает иноэтническое население к маргинальному положению в обществе.

В основе элитарного конфликта находятся властные амбиции этни­ческих элит. По утверждению инструменталистов, элиты разыгрывают «этническую карту», используют этнический страх, ненависть и распро­страняемую с помощью идеологизированных мифов гегемонистскую мо­раль в интересах достижения или сохранения своей власти. Четыре мотивационные причины, лежащие в основе этнополитических конф­ликтов, могут усиливать друг друга и побуждать людей к кровопролит­ной и затяжной борьбе. В полиэтничном обществе одновременно могут существовать все типы конфликта.[11]

1.4. Стратегии правительственного контроля в этнополитическом конфликте

Ситуация с исследовани­ем проблематики этнополитических конфликтов в со­временной науке складыва­ется таким образом, что больше накапливается знаний о том, как начинаются кон­фликты, чем о том, как им положить конец.

Мировой опыт показыва­ет, что выход из этнополитического конфликта один — совместное достижение со­гласия и мира, в котором ценность собственно этничес­ких требований снижалась бы по сравнению с повыша­ющейся ценностью жизни человека.

1.4.1. Силовой контроль

Нет более противоречивого средства поддержания мира, чем ис­пользование силы. Гуманитарии и правозащитники с подозрением отно­сятся к режимам, которые призывают к применению силы для поддер­жания социального порядка, поскольку зачастую этот призыв выступает предлогом для установления тирании. Действительно, наделенные чрез­вычайными полномочиями полиция и армия, которые усматривают в по­лицейской дубинке и тюремной камере лучшее средство реагирования на любое проявление инакомыслия, неизменно оказываются той ис­крой, от которой разгораются всяческие революции и социальные вол­нения. Тем не менее сила - это, наверное, самое широко используемое средство для предупреждения конфликта. Даже в традиционно демо­кратических государствах определенные типы поведения - физическое насилие, сговор с целью убийства, а также дискриминация - являются незаконными, и их проявление может вызвать ответное применение силы со стороны государства с целью сохранения установленного пра­вопорядка[12].

Контроль необходим, чтобы уменьшить остроту дилеммы безопасности, ограничить поведение доминирующей этнической группы и удержать потенциально шовинистические элиты. Группам, которые занимают доминирующее положение в обществе или стремятся использовать насилие для достижения своих локальных целей, контроль мешает организовывать этнические беспорядки под угрозой тюремного наказания. Ненависть, опасение, зависть или презрение между представителями разных этнических групп могут быть сильными, но опасение быть наказанными государством предотвращает индивидуумов от действования в соответствии с чувствами. Контроль также может заверять доминирующие группы в незыблемости их социального положения.

Силовой контроль также дает выигрыш во времени политически деятелям, стремящимся изменить общество, ибо он позволяет им установить новые институты в тех случаях, когда группы не принимают изменения добровольно. Контроль действует в качестве дополнения к другим способам управления обществом, помогая правительствам уста­навливать избирательные системы, создавать новую идентичность или другим образом изменять этнические и политические процессы.

Вместе с тем силовой контроль может иметь много недостатков. Наи­более существенный недостаток состоит в том, что контроль вызывает недовольство. Люди не любят, когда их ограничивают или беспокоят, и уровень недовольства растет в прямой пропорции по отношению к величине контроля. В то время как контроль снижает выраженность дилеммы безопасности, он же часто вызывает состояние беспокойства у групп, которые ощущают на себе тяжелый груз дискриминации со сторо­ны государства. Поэтому репрессивные правительства рискуют взамен сиюминутного мира завтра получить конфликт. Наиболее влиятельные (гегемонные) этногруппы особенно недовольны контролем тогда, когда они перестают доминировать в государстве, теряют свое привилегиро­ванное положение. В таких обстоятельствах контроль будет восприни­маться как препятствие в реализации групповых амбиций.

Сущность силового контроля составляет предотвращение этническо­го насилия посредством устрашения. Устрашение, однако, имеет множе­ство форм. Первый тип контроля - полицейский, который включает в себя обеспечение безопасности групп посредством наказания за кон­кретный факт насилия. Второй тип контроля - выборочный. Выбороч­ный контроль гораздо более действенный, чем полицейский, и включает в себя подавление лидеров и тех людей, которые стремятся создавать националистические организации. Третий тип контроля - грубая сила. Он включает в себя систематическое и широко распространенное ис­пользование силы для подавления любого проявления этнической дея­тельности, невзирая на то, имеется ли в ней компонент насилия или нет. Четвертый тип контроля строится по принципу «разделяй и властвуй». В отличие от первых трех типов контроля, использование принципа «разделяй и властвуй» препятствует созданию националистической организации через игру на внутренних разногласиях между членами этнической группы, а не применением наказания. Конечно, эти разно­видности контроля - всего лишь идеальные типы, и правительства часто используют элементы из всех четырех категорий одновременно или поочередно.

Стратегии силового контроля часто сменяют друг друга в реальной практике. Каждый из