Глава 2. Стратегия подавления политического экстремизма в Чеченской республике

Стратегия подавления — это систематическое пресечение действий политического экстремизма в регионах посредством применения силы федерального государства. Тактика стратегии подавления представляет ситуативный способ противодействия экстремизму.

В 90-х годах на Юге России наблюдается тенденция повы­шения общественной опасности политического экстремизма. Она обусловлена существованием многочисленных экстремист­ских структур, стремящихся к ослаблению конституционного строя РФ насильственными средствами, а нередко — его воору­женному изменению. С этой тенденцией связано увеличение масштабов ведения экстремистской пропаганды, особенно на националистической и религиозно-фундаменталисткой осно­ве. Главным показателем повышения опасности экстремизма для жизни личности, населения региона и Федерации остается рас­ширение практики терроризма. Об этом свидетельствует рост числа зарегистрированных на Юге России преступлений терро­ристического характера.

Если в 1997 г. было зарегистрировано 1535 террористичес­ких преступлений, то в 2000 г. — 4167 аналогичных преступле­ний. Даже неполные данные о совершенных преступлениях под­тверждают тенденцию роста общественной опасности полити­ческого экстремизма.

Повышенная опасность политического экстремизма связа­на с расширением его географии на территории страны. Этому способствовал главный очаг терроризма, созданный антиконсти­туционными силами в Чеченской Республике при поддержке международного терроризма.[26] Эти силы стремились перенести террористическую деятельность не только на территорию сопре­дельных субъектов Федерации Юга России, но и центральных регионов (например, террористические акты в Москве).

Для политического экстремизма Юга России характерна ус­тойчивая тенденция слияния экстремизма с организованной пре­ступностью. Об этом свидетельствует уровень преступности в Южном федеральном округе, это примерно 340 тыс. преступле­ний в год.[27] Слияние экстремистов с организованной преступ­ностью происходит на основе взаимной заинтересованности. Наиболее стабильный характер данный процесс получил на тер­риториях с затяжными межнациональными конфликтами — Осетии, Ингушетии, Дагестане, Кабардино-Балкарии, Карачае­во-Черкесии. Преступные общества поддерживают радикальных сепаратистов и религиозных экстремистов для срыва антикри­минальных мероприятий властей. Экстремистские организации стремятся к сотрудничеству с организованной преступностью для получения финансовой, материально-технической помощи, участия в криминальном бизнесе.[28] Усиливает общественную опасность политического экстремизма на Юге Рос­сии рост уровня организации экстремистских структур. У ак­тивных и устойчивых по времени экстремистских формирова­ний эта структура дифференцирована. Она включает в себя си­стемы тылового обеспечения, каналы поступления оружия, фи­нансовых и материально-технических средств внутри страны и извне; использование современных электронных средств связи; пропаганду экстремистской идеологии для расширения социаль­ной базы организации.

На Юге России росту общественной опасности политичес­кого экстремизма способствует сохранение низкого уровня жиз­ни населения в очагах межнационального напряжения. Если средний доход одного россиянина в конце 1998 г. был 900 руб. в месяц, то на Северном Кавказе он колебался от 300 руб. в Ин­гушетии до 600 руб. в Краснодарском крае.[29] Массовая безра­ботица, показатели которой самые высокие на Северном Кавка­зе, побуждает заниматься полулегальным и криминальным биз­несом. За первое полугодие 1999 г. при снижении реальных до­ходов населения на 24% товарооборот вырос на 8%.[30] Такой разрыв объясняется вовлечением населения республик в тене­вую экономику — игорный бизнес, нелицензированное произ­водство водочных и коньячных фальсификатов, производство нефтепродуктов, торговлю наркотиками, оружием. Расширение теневой экономики означает расширение социальной базы по­литического экстремизма, поскольку он, как и криминальные структуры, заинтересован в нефункциональности правоохрани­тельных институтов.

Таким образом, в 90-е гг. на Юге России обозначилась тен­денция повышения общественной опасности политического экстремизма. Главной сущностной чертой данной тенденции является расширение практики и географии терроризма. Повышение общественной опасности политического экстремизма было вызвано антиконституционным режимом Чечни, соедине­нием экстремизма с организованной преступностью, сохране­нием очагов межнациональной напряженности. Вследствие ро­ста безработицы и теневой экономики произошло расширение социальной базы политического экстремизма.

2.1. Внутренние составляющие чеченского конфликта

В основе кровопролитного противостояния "Россия — Чечня" лежит, прежде всего, борьба за политический статус Чечни. Данная конфронтация вызвана как объективными историческими причинами, так и серией стратегических просчетов со стороны Кремля в его кавказской политике. Именно в Чеченской республике "ельцинская" политика свободной федерализации ("Берите столько суверенитета, сколько хотите!"), а в практическом отноше­нии неуправляемый процесс конфедерализации Российского государства в условиях идеологического вакуума, получила свое максимальное развитие. Стремительный демонтаж светских институтов управления и власти, введе­ние шариатских законов, - стали результатом национального самоопределения чеченцев. При молчаливом согласии Федерального Цент­ра происходило формирование "нового чеченского социума" под лозунгом: "Свободная Ичкерия". Появление новых лидеров и политических группиро­вок, одновременный передел власти и собственности в республике в считанные мгновения разрушил фундаментальные основы чеченского об­щества, утвердив основным законом Чечни - закон силы, надолго отодвинув при этом формирование гражданского общества.[31]

Сегодня Чечня предстает перед нами в качестве т.н. "криминальной республики". Экономическое воспроизводство здесь заменено квазихозяйственными формами активности, а тейповая принадлежность является определяющей в процессе межличностных и политических отношений.[32] Единое централизованное управление отсутствует. Властные полномочия от­правляют полевые командиры, которые представляют политическую, управленческую элиту, определяя стратегические цели и задачи развития республики. Очевидно, что для последних факт независимости Ичкерии - есть неизбежный атрибут физического существования. Поэтому использо­вание любых форм противодействия Федеральному Центру (вооруженное противостояние, террористическая деятельность, идеологические диверсии, активная эксплуатация исламского фактора и т.п.) оценивается ими как сред­ство выживания. В обществе, где утверждается возможность решать все политические, социальные и экономические проблемы только при помощи насилия, всегда появляются структуры (кланы), готовые эти возможности реализовать. Постоянно находясь в экстремальных условиях, они заинтере­сованы в регулярном воспроизводстве данной ситуации.

С другой стороны, за несколько лет "независимости" в Чечне выросло поколение, которое практически не знает русского языка, не получило образования и ничего не умеет делать, кроме как держать оружие в руках, и не представляет себе иного существования, только в борьбе за суверенитет, сободу Ичкерии против агрессивной России.[33]

Следует отметить еще один немаловажный фактор поступательного развития чеченского конфликта, а именно: стремительную исламизацию политических отношений, которую многие ученые и аналитики связывают с появлением ваххабитского движения на Кавказе. Основываясь на теории т.н. "наступательного джихада" (право вести борьбу как против неверных, так и за чистоту ислама среди мусульман), ваххабиты очень быстро ассимилиро­вались в республике. Выступая против светского режима Москвы, и являясь более организованными и сплоченными, они моментально приобрели мно­гочисленных сторонников и превратились в серьезную религиозно-политическую силу.[34] Необычайной популярности ваххабит­ских идей способствовали как общая слабость институтов традиционного ислама (отметим, что сам традиционный ислам исторически не всегда был лоялен к российской власти), так и мощная внешняя ресурсная поддержка.

Перспектива образования Чеченского исламского государства явля­ется сильным раздражителем для Москвы, сам факт постановки вопроса о политической независимости Ичкерии воспринимается негативно, особен­но в условиях взятого Кремлем курса на восстановление централизованного государства и укрепления вертикали власти. Получение Чечней суверените­та ставит под сомнение дееспособность российской политической элиты, ее компетентность. Кроме того, здесь может возникнуть опасный прецедент, угроза повторения чеченского варианта каким-либо другим субъектом Рос­сийской Федерации.

Выбранная Федеральным Центром политическая линия в отношении мятежной республики основывается на варианте силового решения конфликта. Основные цели: уничтожение военизированных отрядов сопротивления, формирование прокремлевских структур и институтов уп­равления. Вероятно, Москва до сих пор не имеет серьезной программы урегулирования чеченского кризиса. Поэтому суть проблемы — непосред­ственное урегулирование конфликта - отодвигается на второй план. Россия пытается посредством демонстрации силы представить себя центром по борьбе с международным терроризмом, восстановить свое могущество и влияние на Кавказе и Центральной Азии.

На фоне военной операции в Ичкерии происходит рост антикавказс­ких настроений в России, что отнюдь не настраивает Кремль на путь переговорного процесса. На уровне обыденного сознания Северный Кавказ и Чечня - в частности, воспринимаются как территория криминальных и антиконституционных сил, как угроза российскому государству и безопасности его граждан. Ко всему прочему, важно учесть, что фактическое поражение Федерального Центра в первую чеченскую кампанию сильно уязвило национальное самосознание русских.[35]

2.2. Международные аспекты чеченского конфликта

Одним из наиболее острых дестабилизирующих факторов, оказыва­ющих влияние на обстановку в зоне чеченского конфликта, на перспективу его урегулирования является внешнее участие. Об этом говорят хотя бы фак­ты финансирования чеченских сепаратистов рядом исламских международных организаций и участия в военных действиях наемников из стран Ближнего и Среднего Востока.

Рассматривая международный аспект чеченской проблемы, можно
условно выделить два вектора влияния: геополитический и гуманитарный.
Иными словами, внешнее воздействие подразделяется на "конструктивную
озабоченность" происходящими событиями в Чечне и стратегию "выдавли­
вания" России из Кавказского региона.[36]

Сама Чеченская республика на сегодняшний день не представляет подлинного интереса в плане геополитического освоения территории для субъектов международного процесса. Исключение составляют разве что некоторые радикальные транснациональные мусульманские группировки, которые в силу своей природы стремятся к максимальной исламизации северокавказского региона. Чечня не занимает стратегического положения в рамках глобальной геополитики, не отличается наличием богатых полезных ископаемых в отличие от соседнего с ней Каспийского региона. В самые благополучные для республики годы здесь добывалось порядка 15-20 тонн нефти, а к 1991 г. добыча упала до 8-10 тонн.[37] Поэтому чеченская война если и представляет для каких-либо геополитических акторов выгоду, то только как средство решения строго определенных политических, экономи­ческих задач, как то:

- общее ослабление России как великой державы через сеть вооружен­ных локальных конфликтов с последующим отторжением части российской территории;[38]

- дестабилизация Каспийского региона как богатого источника нефти и газа через экспорт чеченского конфликта на соседние территории;

- отстранение России от распределения и транзита каспийских энергоресурсов на мировые рынки.

Не секрет, что еще в восьмидесятые годы XX в. в спецслужбах Великобритании разрабатывалась программа по подрыву положения России в Кавказском регионе посредством объединения на основе ислама и общих экономических интересов центробежных тенденций кавказских народов. Сегодня для этого проекта появилась конкретная база — реальный интерес мирового нефтяного бизнеса (компании "Amoco", "British Petroleum", "Texaco" и др.) к запасам Каспия. Чечня в данной ситуации рассматривает­ся исключительно как необходимый очаг военно-политической нестабильности, замыкающий на себе Россию.

Иную позицию занимают страны-экспортеры нефти Персидского залива, опасающиеся введения в эксплуатацию каспийского нефтедобывающего комплекса, как конкурирующей политико-экономичес­кой структуры. Но эта противоположность интересам Запада заключена лишь в целях, но не в средствах их реализации. Здесь мятежная Ичкерия призвана выполнить задачу по дестабилизации всей каспийской геоэкономической системы. Таким образом, очевидно, что вокруг Ичкерии образовывается довольно опасная и крайне деструктивная общность интересов сил заинте­ресованных в поддержании напряженности в регионе и распространении "управляемого конфликта".

Отдельным корпусом проблем стоит гуманитарный аспект чеченского кризиса, а именно: проблема прав человека. В принципе среди стран Запада никто не подвергает сомнению законность и необходимость борьбы России с терроризмом и сепаратизмом (по крайней мере пока), но характер антитеррористической операции вызывает настороженность и озабоченность. Действия в Чечне российских вооруженных сил противоречат комплексу до­кументов Европы и ООН о правах человека.[39] На основании обвинений в нарушении российской стороной взятых на себя обязательств в соблюдении прав человека была предпринята попытка приостановить членство после­дней в Парламентской Ассамблее Совета Европы (ПАСЕ). Это серьезнейшим образом осложняет отношения Москвы с международными финансовыми институтами. Более того, в обязательные для исполнения комиссией ЕС ре­комендации включены положения о корректировках в сфере сотрудничества Европы и России, а именно: сокращение бюджетных ассигнований, отказ расширить преференции в торговле и т.д.

Все эти факторы говорят о том, что проблема Чечни получила отны­не международный статус и является уже не только внутренней проблемой России. С одной стороны, это упрощает урегулирование чеченского конфликта, можно рассчитывать на поддержку и содействие реальному переговорному процессу, на финансово-экономическое наполнение "мирной программы". С другой - большое количество заинтересованных сторон рез­ко сужает пространство для политических и дипломатических маневров Москвы в деле разрешения чеченского кризиса на государственном и международном уровне.[40]

2.3. Тактика физического подавления конфликта (анализ эффективности 1-ой и 2-ой чеченских компаний)

В целях противодействия тенденции повышения обществен­ной опасности политического экстремизма на Юге России феде­ральные органы власти избрали стратегию его подавления. Глав­ным политическим средством подавления стала военная и ан­титеррористическая операция в Чечне. Дополнительными сред­ствами подавления политического экстремизма на Юге России были усиление уголовно-правового контроля и контрпропаганды.

Главной экстремистской структурой в Чечне был антиконсти­туционный режим, который возник в 1992 году в результате воору­женного мятежа и насильственного захвата власти сепаратистами под руководством В. Дудаева. Вооруженный сепаратизм был про­дуктом противостояния между националэкстремистскои элитой Чечни и федеральными властями, пытавшимися до 1994 г. и в пе­риод 1997—1999 гг. восстановить конституционный порядок в Чечне судебными и переговорными средствами. Чеченский ан­тиконституционный режим дважды оказал вооруженное сопро­тивление федеральной армии в 1994—1996 гг. и 1999—2000 гг., пока не был разгромлен. Сегодня его остатки ведут борьбу бандоповстанческими и террористическими методами.[41]

Антитеррористическая операция в Чечне проводилась с использованием тактики физического подавления. Эта такти­ка имеет несколько разновидностей. Крайняя тактика — это ис­пользование федеральных вооруженных сил против политичес­кого экстремизма в регионе. Военная операция 1994—1996 гг., проводимая по решению российского руководства в целях вос­становления конституционного порядка в Чечне, не достигла политических и военных целей. Она завершилась хасавюртовс­ким соглашением, не препятствующим распространению политического ваххабизма и терроризма на Юге и в других регионах России. О неэффективности тактики физического подавления политического экстремизма в первую чеченскую войну свиде­тельствует падение доверия населения России к своим воору­женным силам. Если в 1993 г. 53% населения видели в военных вооруженных защитников Отечества, мира и жизни граждан, то в 1998 г. — 24%.[42]

Исследователи отмечают две главные причины неэффек­тивности примененной военной тактики 1994—1996 гг. Во-первых, политическая недальновидность российского руковод­ства. Вначале 90-х гг. из Чечни были выведены федеральные войска, которые оставили большие запасы оружия и боевой тех­ники, используемые впоследствии против мирного населения преступными структурами и формированиями.[43] В Южном ре­гионе была утрачена федеральная монополия на легитимное применение силы для сохранения конституционного порядка. Во-вторых, неподготовленность российской армии к военным действиям для урегулирования этнополитического конфликта.[44] Наряду с отсутствием позитивных последствий первой воен­ной операции против политического экстремизма сохранялись негативные последствия. Кроме падения престижа армии и ру­ководства Федерации война унесла десятки тысяч жизней мир­ных жителей, российских военных, разрушила экономическую и социальную инфраструктуру Чечни, но не военный потен­циал экстремизма.

Вторичное применение тактики военного подавления глав­ного очага экстремизма на Юге России было более эффектив­ным. Незаконные вооруженные формирования в Чечне были разгромлены в 1999—2000 гг. за счет укрепления мощи, манев­ренности и дальнодействия федеральной армии. В 2000 г. в во­енных делах России наметилась позитивная тенденция. Усили­лось внимание власти к армии и флоту, увеличились ассигнова­ния на вооруженные силы, появились надежды на обновление техники и оружия, совершенствование управления армией.

Успеху второй военной операции в Чечне способствовала так­тика контрпропаганды, направленная против идеологии полити­ческого экстремизма. За короткий период идеология политическо­го экстремизма в Чечне эволюционировала. До середины 90-х гг. чеченской идеологией был националэкстремизм, обосновываю­щий допустимость вооруженной сецессии. В.А. Тишков отмеча­ет, что националэкстремизм использовал травму сталинской де­портации кавказских народов для пропаганды псевдонаучной мифологии «о свободолюбии и невозможности жизни горца без оружия».[45] В отличие от этнонационализма, целью которого ос­тается моноэтническое государство, националэкстремизм исклю­чает правовые пути достижения интересов этноорганизации.

Во второй половине 90-х гг. прошлого века идеология на-ционалэкстремизма трансформировалась в религиозный экстре­мизм ваххабистского образца. Ваххабизм внутри собственно религиозных отношений проявляет нетерпимость к традицион­ному исламу, а также к другим конфессиям. Он становится сред­ством вовлечения в террористическую деятельность обеднев­шей части мусульманского населения.[46] В 1997—1999 гг. в Чеч­не существовал режим соперничающих вооруженных банд, ко­торые пытались обрести легитимность через обращение к вах­хабизму, а материальные средства получить за счет торговли людьми, наркотиками и внешних заказов на террористическую деятельность. Вторжение чеченских бандформирований в Дагестан в 1999 г. было актом агрессии и, одновременно, знаком для националистических групп Северного Кавказа новой фор­мы объединения на основе наднациональной идеологии рели­гиозного экстремизма.

В отличие от самопровозглашенной Ичкерии, федеральный центр не имел информационного органа накануне первой воен­ной операции в Чечне. Чеченская пропаганда распространяла стереотип, что «милитаризованный центр погубит ростки де­мократии в республиках».[47] Часть крупных российских СМИ оказалась под влиянием этой пропаганды и заняла прочеченскую позицию.[48] В 1994—1996 гг. военные меры борьбы с неза­конными вооруженными формированиями были непопулярны­ми в общественном мнении России. Число сторонников страте­гии подавления не превышало 10% не только среди титульных этносов, но и русских.[49]

Важной особенностью в освещении ситуации в Чечне ста­ла трансформация позиций различных российских СМИ. Если в первую чеченскую компанию (1994—1996 гг.) большинство СМИ оправдывало вооруженную сецессию и часто вело репор­тажи со стороны сепаратистов, то в ходе антитеррористической компании 1999—2000 гг. практически все СМИ оправдывали необходимость защиты России от агрессии и угрозы, исходящей от режима Чечни как очага терроризма.

Чрезмерная длительность второй военной операции в Чеч­не снизила ее эффективность. Аналитик В. Серебрянников ви­дит главную причину этой длительности в низкой оснащеннос­ти (25%) новейшими образцами оружия и боевой техники Воо­руженных Сил РФ в сравнении с 70—80% оснащенности западных армий.[50] Эту точку зрения разделял ранее командую­щий СКВО генерал-полковник Г. Трошев: «Техника, которой ос­нащены части СКВО, имеет, к сожалению, двадцатилетний воз­раст. Статистика такова, что последнее десятилетие войска ок­руга не получали ни одной единицы новых образцов боевой тех­ники, как бронетанковой, так и авиационной».[51] Армия нужда­ется в реформе и новой технике. Без этого не будет успешным сдерживание повторных попыток антифедеральных сил к созда­нию незаконных вооруженных формирований на Юге России.

Антитеррористическая операция в Чечне завершена. Она направлена на подавление структур терроризма. Он представ­ляет собой систематическое политически и преступно моти­вированное насилие. Оно применяется в отношении отдель­ных лиц, групп населения, материальных объектов для уст­рашения субъектов федерации, ее жителей, а также для де­монстрации неспособности центра контролировать конститу­ционный порядок.[52]

2.4. Ситуация в Чеченской республике сегодня

К стратегии подавления политического экстремизма от­носится уголовно-правовой контроль, специализированная де­ятельность органов государства по защите граждан от пре­ступных посягательств. На Юге России некоторые субъекты РФ ввели запреты на создание религиозно-экстремистских организаций, стремящихся заменить светскую республику те­ократическим государством. В конце 90-х гг. власти Ингуше­тии и Дагестана приняли законы о запрете ваххабистской де­ятельности.[53] В 2000 г. в Чеченской Республике была отмене­на шариатская система власти и суда, и новая правительствен­ная администрация совместно с федеральным центром стала восстанавливать светский конституционный порядок. В РФ строгие судебные приговоры выносятся лидерам и активис­там экстремистских организаций, совершивших тяжкие уго­ловные преступления. Требования части общественности об исполнении приговоров к смертной казни (приостановленной в РФ с 1996 г.) сочетаются с амнистией рядовых участников незаконных формирований.

В 2001 г. большинство жителей Чеченской Республики, устав от войны и многих лет нестабильности, поддерживали федеральные силы.

Северо-Осетинским центром ИСПИ РАН был проведен социологический опрос среди жителей Чеченской Респуб­лики. Опрашиваемые были сгруппированы по следующим при­знакам:

1) место проживания: предгорье или равнина;

2) возраст: 16— 29 лет, 30—49 лет, 50 и более лет. Один из вопросов звучал так: «Как Вы относитесь к тому, чтобы Чеченская Республика оставалась в составе России?».[54]

Большинство жителей Чеченской Республики (69%) мыслят себя гражданами России. Жители предгорья дают наи­больший процент сторонников отделения (22%), и они же дают второй минимальный процент затруднившихся ответить (12%). В возрастной структуре минимальна доля сепаратис­тов в возрасте 30—49 лет. В этой группе преобладают лица со средним специальным и высшим образованием; они осоз­нают губительность разрыва с русской культурой и не жела­ют жить по законам шариата. Для части респондентов (17%) переход чеченского общества к мирной созидательной жизни представляется проблематичным.

В начале 2001 г. отслеживание оперативной обстановки в Чечне было возложено на ФСБ, что ознаменовало конец воен­ной фазы восстановления конституционного порядка. Вторую фазу составили разработка конституции республики, формиро­вание исполнительных органов власти и выборы органов зако­нодательной власти. Участившиеся взрывы и нападения на пред­ставителей федеральных сил, а также теракты (Минеральные Воды, Ессентуки) показывали, однако, что ресурсы спецслужб недостаточны. Серьезной проблемой остается террор, запуги­вание местного населения. Террор направлен, в основном, на сотрудничающих с федералами чиновников среднего и низ­шего звена (руководителей районов, поселков и сел). Есть угро­за, что если федеральные власти не обеспечат их безопасность, они будут вынуждены вступать в тайные отношения с боевика­ми для получения гарантий своего выживания. Осложняет об­становку террор по отношению к немногочисленному русскому населению. Это актуализирует вопрос о соблюдении прав рус­ского населения республики.[55]

На сегодняшний день общественно-политическая ситуация в Чечне достаточно стабильная и контролируемая, заявил на пресс-конференции в ИТАР-ТАСС президент Чеченской Республики Алу Алханов. "В настоящее время в Республике зародилось дееспособное гражданское общество, - сказал он. - В Чечне плодотворно работают различные партии, движения, объединения".
Алханов также отметил, что и криминогенная ситуация в республике находится под контролем правоохранительных органов. "Когда мы говорим о стабильности, конечно, надо иметь в виду не отдельные факты совершения преступлений, - сказал глава республики. - К сожалению, теракты совершают и в Лондоне, и в Египте, но ведь никто не говорит, что ситуация там в социально-экономической сфере полностью дестабилизирована".
Алханов выразил сожаление в связи с тем, что "темпы в области восстановления, развития социальной и экономической сфер пока ниже, чем хотелось бы нам иметь.

Говоря о перспективах развития республики, он отметил, что "на сегодня курс, выбранный нашим народом, поддерживается Федеральным центром - это курс мира и созидания, несмотря на трудности которые встречаются на пути решения больших и объемных задач".

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

При написании данной работы передо мной стояла цель - исследование

этнополитического конфликта и стратегии его подавления на примере Чеченской Республики. Мною было концептуализировано понятие этнополитического конфликта; рассмотрена его природа, причины возникновения и сущность; типологизирован этнополитический конфликт; рассмотрены возможные стратегии правительственного контроля в этнополитическом конфликте; выделены внутренние составляющие и международные аспекты чеченского конфликта; проанализирована эффективность подавления конфликта; рассмотрена ситуация в Чеченской Республике на сегодняшний день.

В первой главе рассматривается теоретико-методологическая база для изучения этнополитического конфликта. Мною концептуализировано понятие этнополитического конфликта, в котором наиболее глубоко отражена суть конфликта в Чечне. Под этническим конфликтом понимается конфликт, характеризующий­ся определенным уровнем организованного политического действия, участием об­щественных движений, нали­чием массовых беспорядков, сепаратистских выступлений и даже гражданской войны, в которых противостояние проходит по линии этничес­кой общности.

К вопросу о природе и причинах этнополитических конфликтов, надо сказать, что в научной литературе выделилось три подхода к анализу этнополитических столкновений: социологический, политологический и социально-психологический. В рамках социологического подхода причины конфликтов объясняются при опоре на анализ этнических параметров основных социальных слоев, групп, а также на исследование взаимосвязи и взаимовлияния социальной стратификации общества и разделения труда с этническими характеристиками региона, переживающего этнополитическую напряженность. Во втором, политологическом, в качестве ключевого исследуется вопрос о власти, доступа к ресурсам. Опираясь на этот подход, ученые в первую очередь уделяют внимание трактовке роли национальных элит в мобилизации чувств в процессе межэтнической напряженности. При всей важности вопро­са о политических и нацио­нальных элитах ограничение анализа причин этнополитического конфликта сферой элит не дает возможности объяснить в полной мере сам феномен массовой мобилизации и интенсивности эмо­ций его участников. А вот социально-психологический подход позволяет прояс­нить это.

Существует целевая типология конфликта. В соответствии с целевой типологией этнополитические конфликты делятся на статусные и гегемонистские. Статусные конфликты происходят в связи с требованиями изменения политического положения этногруппы в обществе. Гегемонистский конфликт порождается требованием политического преобладания этногруппы в отношении других этногрупп общества.

Сохранение доминирования одной этногруппы над другой провоцирует затяжные конфликты. Статусные и гегемонистские конфликты происходят преимущественно между национальными меньшинствами и доминирующей этнонацией.

Исследователи применяют дополнительные целевые классификации этнополитического конфликта, так, Г.С. Денисова и М.Р. Радовель предлагают различать в статусном конфликте три формы: сецессию – отделение с целью создания собственного государства; ирредентизм - отделение части территории с целью присоединения ее к соседнему государству; энозис - отделение с целью присоединения к государству, где проживает основной массив одноименного этноса.

Существует типология, предлагаемой Ю.Г. Запрудским. В ней применяется критерий внутригосударственного уровня этнополитического конфликта. Различаются местные, региональные и социетальные конфликты.

З.В. Сикевич предлагает свою типологию, где использует целевой и динамический аспекты протекания конфликта. В зависимости от целей конфликтующих сторон она называет пять конфликтов: културно-языковый, социально-экономический, статусный, территориалный и сецессионный.

Если учитывать мотивационные причины конфликта, то можно выделить следующие четыре типа конфликта: защитный, статусный, гегемонистский и элитарный.

Любой конфликт нуждается в правительственном контроле. Мною были рассмотрены две стратегии такого контроля в этнополитическом конфликте: силовой контроль и посредническое вмешательство.

Сущность силового контроля составляет предотвращение этническо­го насилия посредством устрашения. Существует четыре типа силового контроля: полицейский (включает в себя обеспечение безопасности групп посредством наказания за кон­кретный факт насилия); выборочный (включает в себя подавление лидеров и тех людей, которые стремятся создавать националистические организации); грубая сила (включает в себя систематическое и широко распространенное ис­пользование силы для подавления любого проявления этнической дея­тельности, невзирая на то, имеется ли в ней компонент насилия или нет); и четвертый тип контроля, который строится по принципу «разделяй и властвуй». В отличие от первых трех типов контроля, использование принципа «разделяй и властвуй» препятствует созданию националистической организации через игру на внутренних разногласиях между членами этнической группы, а не применением наказания.

Эффективность силового контроля во многих случаях можно оценить по успешности борьбы с экстремизмом. Против экстремизма применяется стратегия подавления. Стратегия подавления означает использование государством силы для пресечения насильственных действий этноорганизации и перевода конфликта в легитимное русло.

Вторая стратегия правительственного контроля – это посредническое вмешательство. Посредничество имеет миротворческий характер и проектирует изменения хода конфликта в целях его окончания, минимизации деструктивных последствий насилия. Посред­ничество - это отношение между внешними предложениями помощи и конфликтующими сторонами, нуждающимися в ней и соглашающимися на вмешательство третьей стороны. При всей заинтересованности сторон в посредническом отно­шении, оно остается временным. Существуют разнообразные причины вовлечения тре­тьей стороны в посредническое управление этническим конфликтом. Третья сторона может вмешаться в конфликт по просьбе одного или обоих участников конфликта; третья сторона может быть вынужденным посредником, поскольку конфликт угрожает ее стратегическим интересам или ради сохране­ния системы отношений.

Но независимо от ситуативной причины, побуждающей третью сторону к посредническому вмешательству в конфликт, во всех случаях посредничество отличает добровольный характер отношений между третьей стороной и конфликту­ющими сторонами: стороны соглашаются на вмешательство третьей стороны, не обладающей властью диктовать исход конфликта.

Во второй главе рассматривается стратегия подавления политического экстремизма в Чеченской Республике. Определенны внутренние составляющие и международные аспекты конфликта. Так, в основе кровопролитного противостояния "Россия — Чечня" лежит, прежде всего, борьба за политический статус Чечни. Данная конфронтация вызвана как объективными историческими причинами, так и серией стратегических просчетов со стороны Кремля в его кавказской политике. Еще одним немаловажным фактором поступательного развития чеченского конфликта является стремительная исламизация политических отношений, которую многие ученые и аналитики связывают с появлением ваххабитского движения на Кавказе.

Нельзя не отметить один из наиболее острых дестабилизирующих факторов, оказыва­ющих влияние на обстановку в зоне чеченского конфликта, на перспективу его урегулирования - внешнее участие. Об этом говорят хотя бы фак­ты финансирования чеченских сепаратистов рядом исламских международных организаций и участия в военных действиях наемников из стран Ближнего и Среднего Востока. Проблема Чечни получила отны­не международный статус и является уже не только внутренней проблемой России.

В разрешении конфликта использовалась крайняя тактика физического подавления, т.е. использование федеральных сил против политического экстремизма в регионе. Было проведено две операции. Первая операция 1994-1996 гг. не достигла военных и политических целей. Она привела к снижению доверия населения России к своим вооруженным силам. Можно выделить две причины провала: 1)политическая недальновидность российского руководства (из Чечни были выведены федеральные войска и оставлены большие запасы оружия и боевой техники); 2)неподготовленность российской армии к военным действиям для урегулирования этнополитического конфликта.

Вторичное применение тактики военного подавления конфликта в Чечне (1999-2000 гг.) было более эффективным. Незаконные вооруженные формирования были разгромлены за счет укрепления мощи, маневренности и дальноде