Киселёв: В свое время одно из моих высказываний наделало много шуму. Я оказался известен тем, что якобы призывал отлавливать геев и вырезать у них живых сердца. Это уже превратилось в международный мем – сжигать сердца геев. В результате на меня навесили ярлык гомофоба, который в западных СМИ закрепился довольно твердо. Уже и забыли, с чего началось, но, упоминая мое имя, там любят приклеивать еще и то, что я «известный гомофоб».
Злобин: Кстати, а что такое «гомофоб» вообще? Есть какое-то определение гомофобии в этом вопросе? Или это просто стало расхожим словечком?
Киселёв: Мне кажется, что сейчас вообще разговорами о всевозможных фобиях в мире злоупотребляют. А что такое «гомофобия», думаю, не знает никто. У нас просто любят повесить ругательный ярлык и считать, что этим многое сказано. Вообще, фобия – это страх чего-то. У меня никакого страха перед людьми всевозможных ориентаций нет. Это первое. Второе – скажу откровенно, что в этой теме я принадлежу к традиционному большинству, не считаю, что обделен судьбой, а к меньшинствам отношусь ровно, даже без эмоций. Когда у Уинстона Черчилля спросили, почему в Англии нет антисемитизма, знаменитый британец ответил: «Потому что мы не считаем евреев лучше себя». По этой аналогии и я не вижу ни для себя, ни для России повода для гомофобии.
Ну а если вспомнить про сердца геев, то история приключилась действительно смешная. Это была весна 2012 года. Мы с Николаем Сванидзе на пару вели в прямом эфире программу «Исторический процесс» на телеканале «Россия 1». Это был основательный проект. Передача шла больше двух часов. В первый час мы рассматривали то или иное явление в какой-либо исторический период, а во второй разбирали трансформацию темы в наши дни. И вот выбрали тему «Гомосексуализм. От статьи в советском Уголовном кодексе до закона о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних в наши дни». Действительно, в начале 1930-х годов в УК внесли соответствующую статью. Ближе к концу советской эпохи ее отменили. Кстати, отменили раньше, чем в законодательстве некоторых штатов Америки. Но в 2012 году в России был принят закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних. По нему, скажем, если компания геев станет где-нибудь у школы заманивать к себе детей, то таких агитаторов оштрафуют на небольшую сумму. Надо сказать, что закон действительно вышел не совсем изящный. У нас же запрещено растление малолетних, да и педофилия наказуема. Можно было внести некоторые уточняющие поправки в имеющиеся нормативные акты, и тогда в обществе все было бы воспринято спокойнее. Но так или иначе новый закон все же не был дискриминацией гомосексуализма как такового, а лишь запрещал его пропаганду среди фактически детей.
В обществе возникла дискуссия – а не возвращаемся ли мы к временам преследования гомосексуалистов? Собственно, эту дискуссию мы со Сванидзе реконструировали в студии. Для передачи мы всегда искали именно дискуссионно острые темы – ведь в шоу должен быть заложен драматургический конфликт. У Коли всегда была роль либерала. А для меня был определен образ государственника и человека более строгих правил. Понятно, что каждый из нас, входя в роль, вел себя даже несколько более провокационно, заостряя свою позицию. В конце концов, ток-шоу – это же не только talk, но и show … Тем более что публика в студии делилась на две команды. Половина поддерживала Колю, а другая – меня. Так и рассаживались. Это были своего рода группы поддержки – аплодисменты после удачных высказываний каждого из нас, выкрики и азарт. Да еще голосование телеаудитории по ходу эфира, кто за кого – в процентах. Словом, яркий был проект. Не лишенный актерства со стороны каждого из пары ведущих. Как без этого на телевидении?
Для затравки каждый в течение минуты должен был в концентрированной форме заявить свою позицию. Я предпочел сформулировать базовый тезис по геям еще и интригующе: «Им нужно запретить донорство крови, спермы, а их сердца в случае автомобильной катастрофы – зарывать в землю или сжигать как непригодные для продолжения чьей-либо жизни». Видео общедоступно. Допускаю, что словесная конструкция вышла эмфатической, но ведь и цель была – пронять. Тема – донорство, а значит – жизнь. Идея, которую я и развивал далее в дискуссии, состояла в том, что России нужно принять законы, регулирующие безопасное донорство геями крови, спермы, сердец и других органов.
У меня есть добрые знакомые-геи, но их увлечения – их личное дело. Наверное, они знают о рисках, которые сопровождают такой образ жизни. Но это их персональная ответственность. Другой вопрос, когда эти риски предлагают разделить людям традиционных ценностей, относящимся к своему здоровью более бережно. Парадоксально, но почему-то курильщикам в России не дают травить некурящих, а для геев-доноров ограничений нет.
В США, например, такие ограничения очень строги. Они законодательно приняты и разработаны на основании рекомендаций двух авторитетных организаций – FDA (Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов Министерства здравоохранения США, аналог нашего Роспотребнадзора) и ААВВ (Американская ассоциация банков крови). И на момент выхода программы в эфир, то есть в 2012 году, американская практика была такова, что мужчинам, имевшим хотя бы один сексуальный контакт с мужчиной после 1977 года, донорство крови, спермы и органов было бескомпромиссно запрещено. Пожизненно. То есть после катастроф тела выявленных геев с вполне крепкими сердцами опускали в могилы (закапывали в землю) или кремировали (сжигали).
В медицинской статистике США геев политкорректно называют MSM (men who have sex with other men). Если погуглить «MSM donors», то на официальных сайтах FDA и AABB или, например, на сайте Стэнфордского центра крови (Stanford Blood Center) найдется множество объяснений принятой практике. Главное в том, что современные средства диагностики не могут стопроцентно гарантировать отсутствие у донора ВИЧ и возбудителей других угрожающих жизни заболеваний. А поскольку именно геи являются главными распространителями таких заболеваний, то их кровь, сперма и органы запрещены в США в качестве донорских.
Злобин: А как, интересно, определяется принадлежность к геям? Есть, как я понимаю, еще и люди в промежуточном положении.
Киселёв: Спрашивают у человека. Если он обманывает государство, то это уже его ответственность, за что он понесет персональное наказание. Стэнфордский центр крови специально оговаривается, что его позиция не имеет ничего общего с гомофобией или расизмом, но при этом сообщает, что, по статистике, в Калифорнии две трети больных СПИДом – геи. В России же такую статистику не найти. Да и есть ли она?
В странах Евросоюза, Канаде, Японии, Австралии и Новой Зеландии и арабском мире действуют жесткие ограничения на донорство крови, спермы и органов от геев. Из соображений сбережения народа. У нас же гей-культура все еще дремуча. Но если страна хочет, чтобы к геям относились с меньшим подозрением, она создает условия, при которых их хотя бы не подозревают в безответственном заражении других. Гей-сообщество – зона повышенного риска. Так пусть этот риск останется добровольным для тех, кто идет по этому сложному пути: жизнь в среде эпидемии СПИДа и гепатита, повышенное число венерических заболеваний, самоубийств, депрессий, насилия, обращений к психологу и психиатру…
Я езжу на мотоцикле. Риск есть. Чтобы снизить его, я принимаю меры предосторожности, например пользуюсь шлемом. Если внутри страны есть обширная гей-группа, то государство обязано надеть шлемы на ту часть общества, которая желает оградить себя от гей-рисков. Какой шлем выбрать – предмет продолжения дискуссии. Жаль, однако, что геев – счастливых и несчастных – тех, у кого и без того проблем хватает, превращают в политическое оружие. Ими манипулируют. Мне кажется, что любая социальная группа не должна натравливаться на другую. Людей нужно уважать. И здесь геи – мои союзники.
Злобин: Честно говоря, я не знаю, есть ли в США такой закон, о котором ты упомянул, но когда ты, например, получаешь водительское удостоверение, у тебя просто спрашивают, хочешь ли ты быть донором. Это происходит в учреждении, которое занимается выдачей водительских удостоверений. Ты отвечаешь – «да» или «нет». На этом вопросы кончаются. Никаких поисков геев не ведется. В результате тебе либо ставят на карточку значок в виде сердечка, либо не ставят. Вот, например, посмотри: у меня на карточке водительского удостоверения стоит это сердечко, значит, в случае чего мои органы могут быть использованы как донорские. Медицинское освидетельствование на предмет принадлежности к геям при выдаче прав не производится, и уж тем более о моих сексуальных предпочтениях меня никто не спрашивал. А через эти учреждения проходят все американцы и все иностранцы, желающие водить машину в США.
Киселёв: Допускаю, что речь идет о некой неряшливости, дискоординации разных ведомств. Нет в мире страны с идеальной бюрократией. Тем не менее в США выявленным геям донорство официально запрещено, и это легко проверить по официальным же источникам. Действуют и рекомендации для донорских служб, они размещены на сайте FDA.
Злобин: Про забор донорской крови – это совсем другой вопрос. Надо сказать, там действительно имеется большая проблема, именно в плане того, что даже при самых тщательных анализах крови есть шанс не обнаружить, что человек является носителем ВИЧ.
Киселёв: Конечно. Определенный процент риска существует. Он минимальный, но он есть. Это измеряемая величина. Большинство носителей ВИЧ – геи, больше половины. Это тоже измеряемая величина. Как сказано на том же сайте FDA, геев, практикующих в течение последних пяти лет, в Америке четыре процента, а имевших такой опыт в принципе – семь процентов.
Злобин: Как практически в любой стране. Считается, что геев четыре-шесть процентов в масштабах человечества.
Киселёв: Примерно так. Конечно, в точности измерить невозможно, каждого не посчитаешь, но пропорция приблизительно такая. И поскольку США пребывают с 1977 года в режиме эпидемии СПИДа, а геи – доказанная группа риска, было принято такое решение. В 2015 году под давлением ЛГБТ-общественности это решение было изменено – ЛГБТ-общественность борется за равные права и в этой сфере. Сейчас в Штатах вам позволят сдавать кровь, если у вас не было гомосексуальных контактов за последний год. Но практикующий гей будет лишен права быть донором, если станет известно, что он гей, – а, как я уже говорил, вводить в заблуждение соответствующие службы нет никакого смысла. И по-прежнему в случае гибели мужчины, о котором известно, что он гей, его сердце, равно как и прочие органы, будут кремированы или преданы земле в ходе похорон как непригодные для продления чьей-либо жизни.
В России же запрета на донорство для геев нет. У нас просто делают анализ на ВИЧ, и таким образом ответственность за возможное заражение реципиента СПИДом по умолчанию берет на себя государство. На мой взгляд, это напрасный и неоправданный риск, причем риск измеряемый. Так вот, если это сознательная практика, то хотелось бы понять аргументы. Если дело в законодательной неряшливости, то пора с ней заканчивать. Мой месседж в той дискуссии сводился к тому, чтобы определиться на международном уровне – либо мы не позволяем геям быть донорами, тогда давайте уж закапывать и сжигать их тела вместе со всеми органами. Либо наоборот – государство берет на себя ответственность, но и публично сообщает об этом. Сейчас пока в России все происходит в форме какого-то стыдливого умолчания. Но зато уж у нас точно нет дискриминации геев, желающих стать донорами. Есть и плюсы.
Собственно, все это я и разъяснил в том выпуске программы «Исторический процесс», но желающим угодно было выхватить мою первую затравочную, заостренную фразу и весьма токсично ее интерпретировать. Так я стал «гомофобом». Но вообще-то в России эта проблема сама по себе не очень актуальна – как мне кажется, благодаря культурным особенностям нашей страны. На Западе проблема гомофобии встала очень остро, наверное, они с ней сталкиваются чаще. У нас же не принято экспонировать на публике интимные стороны своей жизни – такие как сексуальная ориентация или особенности отношений с собственной женой (или не женой), другими женщинами или мужчинами. Это все считается частью интимной жизни – на Западе это называется приватностью, privacy. И у нас не принято насильно навязывать кому-либо свои представления о должном или возможном в этой сфере. Можешь называть это русской приватностью.
Злобин: Я с тобой категорически не согласен. Стоит вспомнить, что на протяжении столетий семейные отношения регулировались Церковью и именно советская власть сломала традиционную семью, существовавшую в России до этого. Появилась большая категория людей, которых называли атеистами, они не могли или не хотели пойти в церковь, чтобы заключить брак, им приходилось обращаться в государственные органы. Конечно, впервые это начали делать не в России, а во Франции, во времена Великой французской революции. Но большевики окончательно отменили церковные союзы и сделали брак государственным делом, а семью – государственной структурой. Я не знаю, в каких еще странах мира в паспортах стоят штампы о том, что ты являешься членом конкретной семьи и у тебя есть конкретная жена или муж. И, например, участковый милиционер, как представитель государства, по штампу в паспорте и по прописке определяет, есть семья или нет, кто эти люди друг другу – муж и жена или нет. По штампу в паспорте! И эта система продолжает сохраняться до сих пор. В Америке этого, конечно, в помине нет. Как, впрочем, и паспортов.
Киселёв: Какая разница, как это оформляется и кто где ставит штамп? Штамп в паспорт у нас ставят просто ради удобства и как напоминание о приятном событии. Такая бюрократическая архаика, которая никому не мешает. Ничего дурного в этом нет. У вас так, а у нас так. Ну и что? Нас это никак не угнетает. В той же Америке заключаются брачные контракты и гораздо больше бумаг подписывается. Брак регистрируется и, как результат, имеет все юридические последствия, как и в России. И государство регулирует брак соответствующими законами, защищает его как важный институт. То есть на самом деле брак на Западе гораздо более формализован юридически, чем в России.
Злобин: Нет, это не так. Штамп в паспорте в России не приятное напоминание, а обязательный атрибут при рассмотрении множества бытовых вопросов. На Западе же формализован не сам брак, не брачный союз, а экономические отношения. Развестись, например, можно за пять минут, а потом годами делить имущество. Именно оно, как правило, и прописано в бумагах, о которых ты говоришь. В Советском Союзе не было брачных договоров и никаких юридических оформлений экономических отношений, потому что собственности как таковой не было. Что делить-то, кроме квартиры – как правило, государственной? Теперь у российских супругов появилась собственность, у многих она появлялась до брака. И эту собственность им надо будет защищать. И я уверен, что страна уже вступила в период, когда брачные договоры станут нормой и разводы будут в первую очередь касаться не разрыва отношений, а дележа имущества, инвестиций, денег, недвижимости, иностранной собственности. Я думаю, что на самом деле это полезная вещь, потому что ты перед заключением брака должен объяснить партнеру, что у тебя имеется в собственности и что бы ты хотел сохранить в случае плохого развития событий. Благодаря этому в Америке почти нет института фиктивных браков – потому что ты ничего не получишь, тебе ведь придется подписать договор. Конечно, есть фиктивные браки из-за грин-карты за наличные деньги. Но даже люди, которые выходят замуж или женятся на иностранцах, чтобы те получили грин-карту, сразу оговаривают, что их имущество у них же и останется, и подписывается соответствующий документ. То есть, как только появляется право собственности, это уже нормальная вещь, я бы на твоем месте тут не спорил. Вспомни, сколько проблем было в СССР с разделом квартир и разъездом супругов после разводов?! Сколько было браков из-за квартир и прописки?
Киселёв: Естественно. Это экономические отношения в браке, именно об этом я и говорю. И в свете этого очень странно звучат претензии насчет штампа в паспорте, мол, «как так, что это за государство, не могу себе представить». А нам до сих пор трудно представить себе подписание брачного контракта до первой брачной ночи. Странная такая история. Между тем сейчас в Швеции вы должны перед первым поцелуем – обсуждается там такой закон – подписать документ, на какие сексуальные практики вы готовы. В письменном виде! Нам это кажется абсолютно диким, бесчеловечным, лишенным романтики, импульса, страсти и вообще чувств как таковых. Поэтому тут, как говорится, есть чем ответить.
Злобин: Не слышал про такой закон в Швеции. Но все-таки во многих странах мира, и в Америке в том числе, брак – это в основном церковная процедура. Так что я не согласен с тем, что ты сказал, как раз потому, что именно советская власть сделала брак государственным делом. Публичным. Загсовым.
Киселёв: Так ведь и в церкви праздник венчания публичен. И ничего дурного в этой публичности опять-таки нет. Более того, в англосаксонской культуре принято заранее официально письменно оповещать о предстоящем венчании. Раньше листок с оповещением крепился у входа в храм. Теперь еще следует публикация в СМИ и в соцсетях. Это называется announcement. А все, у кого имеются претензии к будущим супругам, после оповещения приглашаются, таким образом, их высказать. И действительно, может, кто-то из будущих молодоженов уже кому-то другому обещался… Куда уж публичнее? У нас тоже сейчас все чаще венчаются. Но и в православном храме в ходе обряда священник спрашивает, не обещалась ли кому-то невеста, не обещался ли кому-то жених.
Злобин: Нет, конечно, совсем не обязательно делать это публично и с объявлениями. Можно ночью заехать в круглосуточную церковь, например в Лас-Вегасе, штат Невада, и пожениться за три минуты. И вообще никому не сказать.
Хорошо, вернемся к теме: на протяжении всего периода советской власти куда люди шли, если возникали проблемы в семье, проблемы между супругами? В профком, в партком, в товарищеский суд. Соседи разбирались в семейных делах. Не существовало никакой защиты частной, личной жизни. То есть на самом деле все семейные перипетии стали публичным делом именно в Советском Союзе, и проблема как раз заключалась в том, что интимное религиозное решение стало бюрократизировано. И человек оказывался в ситуации, когда он не мог себе позволить развестись. Например, если ты коммунист или сотрудник определенных органов, развод, мягко говоря, не приветствовался – или живи без любви, или заводи тайную семью, ребенка вне брака. Разве это не было аморально по самой сути?
Киселёв: Знаешь, в разных странах процедура развода по-разному осложнена. В Италии, например, или Ирландии она может занять годы. Да и в Америке затяжные процессы – не редкость. Каждая страна имеет, слава богу, свой уклад. Ты же, как либерал, не хочешь причесать всех под одну гребенку и в этом?
Злобин: Нет, ты не прав. Сам развод – вещь быстрая, но раздел имущества, детей и прочего действительно может длиться годами. Есть страны, где суды дают время супругам еще раз подумать. Например, в США во многих штатах существует закон, по которому супруги должны пожить отдельно друг от друга до развода. Полностью отдельно, не посещая друг друга и не проводя ни одной ночи под общей крышей. Вдруг они одумаются.
Проблема в том, что именно советская власть в свое время боролась за эмансипацию женщин и равноправие, говоря о том, что женщина становится экономически независимой, ей не нужен муж, и если она хочет завести ребенка – пожалуйста, пусть заводит, экономически она свободна. И в Советском Союзе было огромное количество внебрачных детей, что само по себе тоже довольно странно. Страна, которая говорит о духовных скрепах, о традиционных ценностях – и такой результат: огромное количество внебрачных детей, лидирующие позиции по числу разводов, по числу измен. Сейчас тем более. Ты говоришь, здесь другое отношение к частной жизни – так вот, по-моему, здесь к частной жизни вообще никакого уважения не было и нет.
Киселёв: Да, я не отрицаю, что именно Россия была в первых рядах борьбы за женское равноправие. Например, именно мы первыми в Европе и раньше, чем в Америке, ввели избирательное право для женщин. Это произошло еще до Великой русской революции 1917 года в Финляндии, входившей тогда в состав Российской империи. А последовавшая сексуальная революция в России оказалась не менее радикальной, чем социально-экономическая. Все тормоза тогда сорвало. Тут и гомосексуализм расцвел пышным цветом, и свободная любовь, и даже семью на какое-то время отменили. Отсюда и огромное количество беспризорников. Их родители не обязательно были убиты в ходе революции и Гражданской войны – многих из этих детей просто бросили. А манифестом новых отношений полов стало письмо к трудящейся молодежи от Александры Коллонтай «Дорогу крылатому Эросу!». Я отыскал в сети этот бессмертный текст – вот характерные фрагменты:
«Каждая ступень культуры, несущая с собою и более богатые духовные и душевные переживания человечества, перекрашивает нежные тона крыльев Эроса в свой особый цвет…»
Сколь нежен образ! А дальше – на взлет!
«Лицемерная мораль буржуазной культуры беспощадно вырывала перья из пестрых, многоцветных крыльев Эроса, обязывая Эрос посещать лишь «законобрачную пару…»
И вот уже со всей пролетарской прямотой:
«Мораль рабочего класса, поскольку она уже выкристаллизовалась, напротив, отчетливо отбрасывает внешнюю форму, в которую выливается любовное общение полов. Для классовых задач рабочего класса совершенно безразлично, принимает ли любовь форму длительного и оформленного союза или выражается в виде преходящей связи…»
То есть внешняя форма – ухаживания там разные, даже брак как буржуазный пережиток – отброшена. Это нужно понимать. Революция! Запад еще плелся в деле сексуального раскрепощения где-то далеко позади. А у нас:
«Задача пролетарской идеологии не изгнать Эрос из социального общения, а лишь перевооружить его колчан на стрелы новой формации, воспитать чувство любви между полами в духе величайшей новой психической силы – товарищеской солидарности».
То есть крылатый Эрос – это Эрос с чувством товарищества. Даже нынешним западным феминисткам до такого еще далеко. Кстати, Александра Коллонтай была членом советского правительства и стала первой в мире женщиной-министром. Когда женщины-министры появились в США? Впрочем, мы отвлеклись, продолжим.
Злобин: С политическими правами женщин, безусловно, коммунисты вырвались вперед. Спору нет. Да, вернемся к геям, которых мы сейчас обсуждаем. Что до меня, я не разделяю и не приветствую их образ жизни, мне совершенно не близок их сексуальный выбор. Но на их примере, мне кажется, можно хорошо продемонстрировать то, о чем на самом деле идет речь. То, как именно работает западная демократия, западное общественное мнение. Где есть реальные стереотипы, а где – пропаганда и элементарная подтасовка. Задайся вопросом: почему геи борются за возможность жениться или выйти замуж, создать семью? Потому что, например, на Западе – не знаю, как в России, – они в этом смысле всегда чувствовали себя людьми второго сорта. В церковь они пойти никогда не могли – Церковь до сих пор отвергает однополые браки. Это, кстати, ее право. Единственная возможность для геев заключить брак – через государственные органы. Какие еще варианты есть у представителей сексуальных меньшинств? Они же нормальные налогоплательщики при этом. Законопослушные.
Государственные органы или запрещают, или разрешают такие союзы. Это вопрос уже чисто юридический, а не религиозный. Чувствуешь разницу? В Америке в большинстве штатов сегодня это разрешено, в Европе в большинстве стран разрешено. В России это запрещено. И если ты выступаешь с позиции: «Давайте разрешим однополые браки, это личное дело людей – если они хотят быть мужем и женой, пожалуйста, ради бога», – тебе говорят: «Как так, вы же нарушаете нравственные стандарты, это аморально!» То есть геям нельзя заключать браки и быть семьей. Может быть, им нельзя этого делать, потому что, действительно, российская мораль этого не позволяет?
Киселёв: Подожди, ты же сам говоришь, что не во всех штатах разрешены однополые браки, да и не во всех странах. А вопросы появляются почему-то лишь к российской морали.
Злобин: Просто я вижу тут противоречие. Российская мораль позволяла огромному количеству атеистов заключать браки вне Церкви, российская мораль позволяла огромному количеству детей воспитываться вне семей. Российская мораль допускает огромное количество разведенных семей. Два, три, четыре брака во многих случаях – и мы с тобой являемся живыми примерами – это нормально.
Киселёв: Вот только не надо выделять действующую российскую мораль как некую аномалию. На Западе Церковь катастрофически теряет влияние, и далеко не все браки там церковные. Более половины браков в США сейчас заканчиваются разводами. Примерно то же и в России. Три и тем более четыре брака – не норма. Так бывает, но это не норма, а редкость.
Злобин: Ты задумайся, почему люди в 1920-е годы радостно пошли заключать брак не в церковь? Потому что Церковь не позволяла развода. Вот и все! А загс – пожалуйста. Пришел, написал заявление, развелся – и ты свободен, можешь опять заключать брак. И в 1920-е годы, как мы знаем, в этом смысле была буквально вакханалия: люди женились, разводились, даже, как известно, давались «разрешения на вступление в половую связь» ответственным коммунистам и активистам, особенно в первые годы советской власти. Были популярны идеи свободной любви, говорили, что девушки обязаны отдаваться товарищам, ну и так далее. Тогда произошла масштабная сексуальная либерализация страны, которая, как мне кажется, до сих пор имеет очень большое значение. Поэтому, когда мне говорят, что Россия – страна, которая безоговорочно уважает приватность и строго блюдет семейные ценности, я с этим категорически не согласен.
Киселёв: Ну, не надо путать Советский Союз и нынешнюю Россию. Я считаю, что советская мораль и советская система потому во многом и рухнули, что они противоречили традиционным российским нормам, представлениям о должном и недолжном, о человеческом. Попросту говоря, противоречили человеческой природе. Как, например, и в истории с отменой частной собственности – это же тоже противоречит человеческой природе. Поэтому ссылки на Советский Союз тут не принимаются. Сейчас у нас не Советский Союз, у нас общество, которое очень сильно отличается от советского.
Безусловно, сексуальная революция в начале XX века в нашей стране была гораздо более глубокой, гораздо более радикальной, чем даже социальная революция и чем революция в экономических отношениях. Были и парады нагишом под лозунгами «Долой стыд!», и обобществление детей, и попытка вывести прямо-таки новую человеческую породу – это называлось «воспитание нового человека», потому что для нового общества нужно было вывести нового человека. Хорошо, что дело ограничилось лишь воспитанием, а не вмешательством в генетику. Но вот еще одна деталь: советский строй был очень интернационален. Когда в США еще туалеты были раздельными для белых и для черных, а в автобусах папа Барака Обамы сидел на задних скамьях, то в СССР нового человека воспитывали из всех без разбора. Сам Советский Союз был великим социальным экспериментом. Сейчас говоришь молодежи, что в СССР было экспериментальное общество, – они даже не верят. Но это была официальная формулировка: «Мы проводим великий социальный эксперимент». Естественно, для этого эксперимента нужны были экспериментальные люди. И, разумеется, экспериментальная мораль. И товарищ Ленин изобрел эту мораль специально, она имела вполне прикладной характер: морально все, что приближает нас к коммунизму.
Сегодня лидер КПРФ Геннадий Андреевич Зюганов говорит, что Ленин сделал ошибку, испортив отношения с Церковью. Но Ленин и не мог их не испортить, поскольку церковные каноны, церковные представления о морали принципиально противоречили советским. А в целом, понимаешь, какая штука – мы все эти гей-свободы, сексуальные революции и тому подобное прошли раньше, чем Запад, нахлебались досыта и в результате, собственно, вернулись к семье. Я думаю, что и Запад тоже спохватится, потому что в какой-то момент возникнут проблемы с рождаемостью, с воспитанием, с воспроизводством моральных ограничений, без которых общество жить не может, и придется каким-то образом отрабатывать назад. Интересно другое – на какой бы фазе мы ни находились, Запад всегда осуждал нас. Значит, не в нас дело, наверное, а в предопределенности отношения к России независимо от того, что здесь происходит. Это, если хочешь, своего рода фобия. А Запад, опять же независимо от того, что происходит там, – всегда хорош. Ну прямо куда деваться?
Злобин: Запад не хорош или плох. Он такой, какой есть. Но ты упомянул важную вещь – революция выравняла сексуальные права разных национальностей и религиозных конфессий. В Советском Союзе были нормой межнациональные браки, которые до революции нормой отнюдь не являлись. В этом смысле, пожалуй, национальный вопрос в СССР был больше решен через сексуальную революцию, чем через какие-либо иные действия. Сейчас практически невозможно представить себе брак армянина и азербайджанки, а в Советском Союзе это было обычное дело, норма.
Так вот, если вернуться к геям, то одна из проблем с ними заключается в том, что так или иначе семью геи в России иметь не могут. Они могут жить вместе, никто с этим не спорит. Общественная мораль может их осуждать – а может, между прочим, и не осуждать. Мне кажется, что российское общество гораздо более авангардно, чем власти России про него думают. Россия действительно всегда была авангардной страной с точки зрения идей, морали, поведения. Не только в 20-е годы прошлого столетия, но и в XIX веке, и раньше она часто опережала традиционные страны во многих вопросах. И весь коммунизм был авангардным проектом – да, экспериментальный авангардный проект, его последствия так просто не преодолеть. Но семья – это не только когда люди спят в одной постели. Это, кстати, и не семья в российском понимании. Семья – это государственная ячейка, социально-экономическая структура. Люди, которые связаны друг с другом штампом в паспорте, обязанностями, законом. Они могут иметь, а могут не иметь детей, но у них возникают экономические отношения. Собственность, страховка, право наследовать, право принимать решения друг за друга и за детей и многое, многое другое. Это все входит в понятие «семья».
Киселёв: Ну конечно, взаимные обязательства в браке возникают везде. И везде государство, в том числе и в США, их учитывает. Не надо делать вид, что американская семья существует прямо-таки в безвоздушном пространстве, даже если штампов в паспорта там не ставят и сами паспорта отмирают. В электронных американских картотеках уж точно «проштамповано», кто в браке, а кто нет.
Злобин: Я не понимаю, про какие картотеки ты говоришь. В США ты можешь указывать свой статус в ежегодных налоговых документах. Но даже в таком случае у тебя есть право платить налоги вместе с семьей или индивидуально. То есть муж и жена платят налоги отдельно друг от друга. Но могут заплатить и вместе – одной налоговой декларацией. Кстати, государство это поощряет – при подаче совместной налоговой декларации ты платишь меньше налогов. Но в целом это примерно как место жительства. Ты сам решаешь, где жить, и информировать ли местные власти о переезде. Особенно если ты переезжаешь из города в город внутри одного штата – это в принципе всем безразлично. Когда ты переезжаешь в другой штат – то начинаешь там платить налоги штата.
Или вот, повторю, есть такая жизненная вещь, как семейная медицинская страховка. Есть право наследования. Есть возможность принимать решения за мужа или жену – медицинские, например, или имущественные. Возможность водить машину без доверенности. Забрать ребенка из детского сада или школы. То есть муж и жена входят в огромное количество отношений. А геям, которые живут вместе, говорят: ребята, не волнуйтесь, живите как хотите, мы же не лезем к вам в постель. Но в том-то и дело, что они не хотят ограничиваться постелью, им нужен весь этот комплекс отношений, которого они лишены. И борьба на Западе за право заводить семью была связана не с тем, что им нужно разрешение на общую постель или просто на слово «семья», а с тем, что им хочется иметь тот же комплекс взаимных прав и возможностей, каким обладают другие граждане.
Кстати, нельзя не сказать, что Запад тоже долго сопротивлялся этой мысли. Но основная, структурная, если хочешь, идея западной демократии состоит как раз в том, что любое большинство состоит из меньшинств. И по каждому вопросу из меньшинств постоянно, бесконечно и непрерывно создается большинство. И меньшинство рано или поздно сможет сформировать вокруг себя большинство, то есть своих сторонников. Так пару десятилетий назад получилось с сексуальными меньшинствами. И тут возник вопрос, почему человек нетрадиционной ориентации не имеет возможности унаследовать от своего партнера дом, квартиру и тому подобное, либо им нужно писать специальное завещание, то есть платить деньги нотариусу, изворачиваться, нести убытки. Иначе говоря, почему у этих людей неравные права с разнополыми мужьями и женами? И эта экономическая борьба стала основой борьбы за право завести семью. Поэтому разговорами «живите, как хотите, мы к вам в постель не лезем» уже отделаться было нельзя. Вокруг одного меньшинства собрались малые силы – и по существу, стали большинством.
В Соединенных Штатах тем не менее сопротивление этим реформам было очень сильным. Америка вообще, надо признать, гораздо более консервативная страна, чем Россия, с точки зрения скреп и традиций. Просто в России вы на это мало внимания обращаете. Там эта дискуссия началась давно, шла несколько десятилетий, и государство, чтобы не раздражать консервативную часть граждан, пошло на такую вещь, как изобретение во многих штатах института под названием «гражданский союз». Не семья – а гражданский союз. Но им, членам этого союза, давались те же самые права, у них были определенные документы, говорящие о том, что они могут, например, получить наследство. В разных штатах было разное регулирование. Где-то нельзя было в рамках этого союза усыновлять и удочерять детей, потому что общественное мнение было категорически против, где-то это было можно. Но потом подумали – ну что выпендриваться, это же семья, реальная семья. И началась борьба геев за право создавать юридически нормальные семьи. Церковь же не может их регистрировать, это опять задача государства. Геи приходят в государственные органы и просят их зарегистрировать. Чтобы получить права. Не в церковь же им идти?!
Киселёв: То есть хотят создать ячейку, признанную государством? Браво!
Злобин: Конечно, об этом и речь. Что, кстати, и случилось с теми двумя мужчинами недавно в России, которые расписались, кажется, в Дании и пришли повторно попытаться зарегистрировать свой брак здесь. Сам по себе брак, как я понимаю, им был не нужен, они, может быть, хотели поднять скандал и привлечь внимание. Но в традиционной ситуации западные геи борются сегодня не просто за право быть в постели со своим партнером, это вообще никем не оспаривается, кроме религиозных фанатиков, а прежде всего за экономическое и социальное равенство, потому что они лишены тех элементарных вещей, которые, как они считают, дают Конституция и Декларация прав человека.
И тут очень важный для общества вопрос ставится так: что моральней – или аморальней – дать им возможность создава