Тим Бёртон, старший сын Билла и Джип Бёртон, родился 25 августа 1958 года в Бербанке, Калифорния. Его отец работал в центре отдыха и развлечений бер‑банкского парка, мать владела магазином подарков «Кошки плюс», где все товары тем или иным образом были связаны с кошачьей тематикой. Второй их сын, Дэниел, – художник, ня три годя младше Тима. Дом Бёртонов находился как раз на подлетной трассе бербанкского аэропорта. Тим часто лежал в саду, глазея на самолеты, летающие над головой, и подсчитывая время появления инверсионного следа. С двенадцати до шестнадцати лет он жил у бабушки в том же Бербанке, а потом переселился в маленькую квартирку над принадлежавшим ей гаражом. Чтобы оплатить это жилье, приходилось после школы работать в ресторане. Расположенный в пригороде Лос‑Анджелеса Бербанк был, да и поныне остался, предместьем Голливуда. «Уорнер бразерс», «Дисней», «Коламбиа», Национальная телерадиовещательная корпорация – все они имели здесь свои студии, но в остальном Бербанк изначально представляет собой американский рабочий пригород. Бёртон, однако, с детства испытывал отчуждение к этой среде, что позднее и покажет в фильме «Эдвард Руки‑ножницы». Действительно, легко увидеть юного интроверта Тима Бёртона в Эдварде – пришлеце в земле чужой [16] – перенесенном из своего замка на вершине холма в некую выдержанную в пастельных тонах версию пригорода. В детстве Бёртон, по собственному признанию, иногда давал волю дремавшим в нем разрушительным инстинктам: отламывал головы игрушечным солдатикам и терроризировал соседского малыша рассказами о высадке инопланетян. Спасения от повседневности юный Тим искал в кинотеатре или перед экраном телевизора, когда демонстрировались фильмы ужасов.
Если вы не из Бербанка, то можете подумать, что это столица кинематографического мира – ведь вокруг сплошные киностудии, – однако он был и остается типичным пригородом. Забавно, что районы вокруг Бербанка стали менее провинциальными, но сам Бербанк ничуть не изменился. Уж не знаю, как и почему, но это место окружает какой‑то таинственный щит: это некая всеамериканская земля.
Ребенком я был чрезвычайно сосредоточен на себе самом. Мне нравилось думать, что я все воспринимаю не так, как другие. Я делал все то, что любят делать другие дети: ходил в кино, играл, рисовал. Ничего необычного. Гораздо необычнее сохранять желание делать все это, и когда становишься старше. Наверно, в школе я был тихим ребенком. Толком я себя не осознавал: я не очень хорошо все помню, словно меня несло по реке событий. В общем, не лучшие годы моей жизни. Я не плакал во время прогулок и не рассчитывал на то, что дорога будет все время идти под гору. И у меня были друзья. Я никогда по‑настоящему не ссорился с людьми, но и не слишком старался удержать друзей. Такое чувство, будто людям хотелось не нарушать моего одиночества, уж не знаю почему. Словно я распространял вокруг себя некую ауру: «Оставьте меня в покое, черт вас возьми!» Какое‑то время я выглядел так, будто меня вызвали на пробы для «Семейки Брейди»[17]: на мне были брюки клеш и коричневый домашний костюм. Но панк‑музыку я любил: она помогала мне, давала хороший эмоциональный заряд. Друзей у меня было немного, но в кинотеатрах шло достаточно всяких причудливых фильмов, так что можно было подолгу обходиться без приятелей и смотреть каждый день что‑нибудь новенькое – эти фильмы словно вели с тобой диалог.
В Бербанке было пять или шесть кинотеатров, но время от времени их закрывали. А на несколько лет, когда я был подростком, кинотеатры и вовсе исчезли. И все же были среди них такие, в которых можно было посмотреть фантастические ужастики по три фильма в сеанс, вроде «Кричи, Блэкула, кричи», «Доктор Джекилл и сестра Хайд» и «Уничтожить всех чудовищ»[18]. То была хорошая пора для кинематографа, когда показывали эти строенные сеансы. Я частенько ходил в кино или один, или прихватив с собой пару соседских мальчишек.
Недавно я вновь посетил остров Каталина[19], где не был с детских лет. Я тогда любил бывать там, в прохладном кинотеатре «Авалон», украшенном в стиле ар‑деко – невероятными раковинами. Помню, что смотрел там «Ясона и аргонавтов»[20], причем и кинотеатр, и фильм воспринимались как единое целое: дизайн кинотеатра, сам фильм и мифологический сюжет, который он воспроизводил. Ощущение осталось непередаваемое – то был один из первых запомнившихся мне фильмов. Тогда мне было не больше пятнадцати лет.
