"Мы шли с тобой вдвоем путем судьбы тревожным..."
Мы шли с тобой вдвоем путем судьбы тревожным.
На наших лицах тень лежала, как печаль.
Мы сели отдохнуть на камень придорожный
И взглядам нашим вдруг одна открылась даль…
…Бег времени, увы, не терпит постоянства.
Разъединяет всех, всему отводит срок.
И бренный человек в бездушное пространство
Идет Судьбой гоним, уныл и одинок.
От тех часов теперь минуты не осталось
Где наша жизнь? И мысль? И взгляд? И общий путь?
Где тень от тени той? Где сладкая усталость?
И были ль мы с тобой вообще когда-нибудь?
(Перевод В.А. Кострова)
"С велением судьбы нам спорить бесполезно..."
С велением судьбы нам спорить бесполезно:
Как хрупок человек! Как краток век его!
Его присутствие — мгновение всего,
Небытие — зияющая бездна!
(Перевод В.А. Кострова)
Мечта
Ну что подаришь на исходе года?
Все вымерло: листва, цветы, трава,
Лишь ветра свист и холод небосвода —
Нет признака, что жизнь еще жива.
Но ты на стол гербарий свой положишь,
И под рукой цветы очнутся вновь,
И в памяти, и в сердце растревожишь
В них дремлющую прошлую любовь.
И юности проснется пыл прекрасный,
И прошлое опять с тобой вдвоем,
И мертвый пепел сделается красным
В разбуженном гербарии твоем.
Рука отыщет и возьмет оттуда
Два высохших и хрупких стебелька
И ты увидишь сбывшееся чудо —
Как расцветают в пальцах два цветка.
Ах, два цветка! На них блестели росы,
И мы ловили много лет назад
Благоуханье этой алой розы,
Сверкающий гвоздики аромат.
Они цветут среди зимы унылой
Те два цветка, как огоньки в судьбе.
И все-таки ты хочешь, ангел милый,
Понять их смысл? Я объясню тебе.
Цветы зимою умирают сами,
Крошатся корни, лепестки, листы.
Но если стебельков коснется пламя,
Вновь расцветают мертвые цветы.
Вот так же в час последнего дыханья,
Как солнца лик в угрюмых облаках
Вновь оживут твои воспоминанья
У смерти в костенеющих руках.
(Перевод В.А. Кострова)
"Хотя вечерний час часы еще не били..."
Хотя вечерний час часы еще не били,
Настала темнота, похолодел гранит
И кружатся над ним песчинки снежной пыли,
И лед сковал реку в прозрачный монолит...
Мир отступил... Исчез. В себе замкнулось море
Как наша жизнь уже не плещет, не гремит,
И нет ни мятежа, ни радости, ни горя,
И город устремлен на полюс, как магнит...
(Перевод В.А. Кострова)
Lamartine ("Оракул богов — кифара в руках Аполлона...")
Оракул богов — кифара в руках Аполлона,
А мысль Ламартина — воздушная арка.
Она не гремит, словно гром с небосклона,
А льется мелодией, словно Эолова арфа.
(Перевод В.А. Кострова)
"Как любящую грудь печаль и ужас гложат..."
Как любящую грудь печаль и ужас гложат,
Как сердце робкое сжимается тоской!
Я времени шепчу: остановись, постой,
Ведь предстоящий миг, подобно бездне, может
Зиять меж ней и мной.
Неумолимый страх, предчувствие потери
На сердце налегли; я прошлым удручен,
Я слишком долго жил, но пусть, по крайней мере,
Не канет в прошлое ее любовь, как сон.
(Перевод С.М. Соловьева)
Комментарии
Поэтическое наследие Ф.И. Тютчева собрано в первых двух томах настоящего Полного собрания сочинений. В первый том вошли стихотворения 1813–1849 гг.
Работая над текстами тютчевских стихотворений, составитель и комментаторы опирались на опыт предшественников, прежде всего учитывали прижизненные издания: публикации в журналах и альманахах 20–30-х годов XIX в., в пушкинском «Современнике» 1836 г., т. III–IV, в «Современнике», издававшемся П.А. Плетневым, а особенно Н.А. Некрасовым в 1850-х гг., в журнале «Москвитянин», газетах, альманахах, а также отдельные издания — 1854 г., подготовленное И.С. Тургеневым, 1868 г., подготовленное И.С. Аксаковым. Вместе с тем изучены вышедшие в свет в конце XIX в. собрания сочинений поэта, над которыми работали близкие Ф.И. Тютчеву люди — его жена Эрнестина Федоровна и А.Н. Майков (изд. 1886 г.), дети поэта Д.Ф., И.Ф. Тютчевы и литературовед А.А. Флоридов (изд. 1900 г.). Из публикаций XX в. выделено Полное собрание сочинений Ф.И. Тютчева под редакцией П.В. Быкова, переизданное восемь раз. Позднее Г.И. Чулков составил подробные комментарии в подготовленном им Полном собрании стихотворений поэта в 2-х томах (М. — Л.: «Academia», 1933–1934). Из работ последних десятилетий, к которым обращались комментаторы, следует отметить труды К.В. Пигарева, и прежде всего двухтомник «Ф.И. Тютчев. Лирика» (М.: «Наука», 1965–1966, серия «Литературные памятники»).
Сверив с автографами и первопечатными изданиями тютчевские тексты, текстологи в большинстве случаев подтвердили правильность прочтения текстов Г.И. Чулковым и К.В. Пигаревым, внесшими бесценный вклад в тютчевскую текстологию. Новое исследование автографов дало свои результаты. Современные исследователи сталкиваются с целым рядом проблем. Первые публикации произведений поэта, в «Галатее» С.Е. Раича или в «Современнике» 1854 г., в отдельном издании 1854 г., подготовленные И.С. Тургеневым, несут такие следы редакторских вторжений, которые меняют поэтические интонации, смысловые нюансы и даже идейные акценты. Последние иногда приходилось делать, по-видимому, в угоду цензуре.
Следует к тому же учитывать, что сам поэт не участвовал или почти не участвовал в подготовке к изданию своих стихотворений. Сушковская тетрадь (готовившееся в 1851–1852 гг., но не осуществленное издание стихотворений поэта) и соответствующий ей (за исключением стихотворений, написанных во второй половине 1850-х и в 1860-х гг.) Мурановский альбом почти не содержат исправлений, внесенных Тютчевым, его замечаний о порядке расположения стихотворений. Вызывает сомнение даже то, что он прочитал полностью переписанные в тетрадь, а затем в альбом стихотворения. Во всяком случае, Тютчев обычно не исправлял описки, пропуски слов или строк своей переписчицы — жены Эрнестины Федоровны. Поэт предоставлял большую свободу тем, кто готовил его произведения к изданию. Тем более возрастает значение автографов. Тютчев нередко писал стихи на клочках бумаги и порой забывал о них. В то же время есть немало произведений, к которым он неоднократно возвращался, работал над ними, переделывал отдельные строки, дописывал строфы, переписывал стихотворения, меняя знаки препинания и таким путем обновляя интонационную систему текста.
Значение тютчевских автографов еще более усиливается, если учесть то обстоятельство, что в 20–30-х годах XIX в. синтаксические нормы русского языка не были столь установившимися, как в более позднее время. Поэт в то время мог свободнее оперировать всеми знаками препинания — тире, многоточиями, восклицательными и вопросительными знаками, а также различного типа выделениями — прописными буквами, сложными завитками в написании некоторых букв, нажимами пера, подчеркиваниями в конце стихотворения. В результате его синтаксис, графика больше служат поэтическому самовыражению, нежели у более поздних поэтов, скованных орфографическими и синтаксическими нормами языка. Еще А.А. Блок утверждал: «Душевный строй истинного поэта выражается во всем, вплоть до знаков препинания». Тютчев тяготеет более к многоточиям и тире, нежели к точкам. Ему свойственен безостановочный поэтический поток. Даже в конце стихотворения он нередко ставит многоточие, тире или длинную линию, а то и вообще как бы забывает о любом из знаков препинания, словно бы продолжая течение мысли, не оформленной в слова... Отрицанием точки служат и восклицательные, а иногда и вопросительные знаки в конце строф: преобладает не успокоение, а эмоциональный подъем, но он отнюдь не препятствует поэтическому созерцанию и размышлению. Многозначные тире выражают не только пояснения, но и незавершенность высказывания (здесь они совпадают по смыслу с многоточиями), они могут вызывать различного типа ассоциации — с движением волны и вообще поверхности воды, ветром, полетом листьев и т. п. В нашем издании выражено стремление по возможности (не нарушая современных грамматических норм) воспроизвести беловой автограф в оформлении стихотворений, сохранить тютчевские синтаксис и графику. Признан авторитет первопечатного издания в «Современнике» А.С. Пушкина, и, как правило, используемый нами текст совпадает с тем, который приведен в этом журнале. Что касается других публикаций, то они подвергнуты критическому анализу, и опираться приходилось больше на автограф в том случае, когда автограф сохранился. Учитывались и возможные описки в тексте самого Тютчева. Все сказанное побуждает к более подробной характеристике и анализу тютчевских автографов как важнейших показателей психологии творчества поэта, своеобразия его индивидуальности, лаборатории писательского труда. Художественная выразительность тютчевского стихотворения — не только в словах-образах, но и в самой авторской записи текста. Автограф стихотворения становится своеобразным эстетическим явлением. Мы стремились это показать, учитывая, что в комментариях к предыдущим изданиям автографы в этом аспекте не анализировались.
В обоих томах стихотворений Ф.И. Тютчева, открывающих шеститомное Полное собрание сочинений, принят хронологический принцип как наиболее уместный в научном издании. Кроме того, приходится учитывать, что сам поэт не издал своего собрания сочинений и, стало быть, не производил отбора.
Датировка произведений Тютчева, особенно 1810–1840-х гг., представляет ряд трудностей. Поэт далеко не всегда проставлял даты написания стихотворений. Поэтому пришлось пользоваться косвенными сведениями для определения времени их создания, даже такими, как тип бумаги, характер почерка, а также различными данными, почерпнутыми из писем поэта или из «Биографии Федора Ивановича Тютчева», созданной И.С. Аксаковым. Тютчев иногда переписывал свои стихотворения, нумеруя их. Если при этом на листе рукой поэта указан год, то проблема порядка расположения того или иного произведения в томе решена — воля Тютчева не нарушается, хотя сохраняется неясность, что означает тютчевская нумерация: последовательность написания стихотворений или его желание именно в такой последовательности их печатать и читать? В комментариях высказаны предположения на этот счет. Стихотворения, переписанные на одном листе, не разлучаются; также соединены в томе те, которые помещены на бумаге одного типа и написаны почерком с одними и теми же особенностями. Многие стихотворения 1830-х годов датируются приблизительно: учитываются год и месяц, когда они были направлены Тютчевым в Петербург И.С. Гагарину (начало мая 1836 г.). Если отсутствуют другие косвенные указания или уточнения, то последовательность расположения произведений в томе определена «логикой» движения общих лирических мотивов. Помогают датировке время первой публикации, год и месяц цензурного разрешения к печати.
Кроме описания, анализа автографов, в комментариях рассматривается история издания стихотворений Тютчева. Эта работа в таком объеме проделана впервые. История изданий обнаруживает две тенденции: первая — сохранить тютчевский текст, приблизиться к нему даже в оформлении стихотворения, и вторая — «поправить» Тютчева в соответствии с логическими или языковыми нормами. «Исправлялись» метры и ритмы его стихов, этим особенно отличались публикации стихотворений «Сон на море», «Silentium!», менялись фразы пантеистического содержания, много разночтений в синтаксисе стихотворения «Душа моя, Элизиум теней...». Вообще тютчевский синтаксис сильно модернизировался; иногда поэта «успокаивали», заменяя восклицательные знаки точками, исчезали многоточия и тире.
Ближе всего к автографам Тютчева стихотворения, напечатанные в пушкинском «Современнике». Издание стихотворений Тютчева, подготовленное и отредактированное И.С. Тургеневым, оказало влияние на все дальнейшие публикации XIX в. Первые относительно полные собрания сочинений Тютчева (1886 г. и 1900 г.) значительны не только тем, что содержат большее, чем в прижизненных изданиях, количество стихотворений. В них интересна составительская работа; ценны указания времени и места написания произведений. В издании 1900 г. впервые появились комментарии в современном их понимании, в них отмечены первые публикации стихотворений поэта.
Однако само по себе комментирование творчества Тютчева началось в середине XIX в., в известной статье Н.А. Некрасова «Русские второстепенные поэты». Некрасов цитировал стихотворения и предлагал читателю эстетико-психологический комментарий, говоря о том, как действуют стихотворения на настроение человека, какие чувства в нем вызывают и в чем состоит художественная самобытность образов. В дальнейшем в статьях других авторов о тютчевских сборниках усиливался эстетический анализ отдельных образов и поэтических картин. В конце XIX в. определился философский комментарий в статьях В.С. Соловьева и С.Л. Франка. Систематизировал материалы для комментариев и сделал собственные замечания, иногда спорные, Р.Ф. Брандт в «Материалах для исследования “Федор Иванович Тютчев и его поэзия”». СПб., 1912.
В изданиях начала XX в. (см., например, примечания в Полном собрании сочинений под редакцией П.В. Быкова) комментарии приобретают все более академичный характер: в них сообщаются сведения о первых изданиях, о реальных обстоятельствах написания стихотворений, о некоторых спорных моментах. Наиболее подробный комментарий — в издании Полного собрания стихотворений (в 2-х томах, М.; Л.: «Academia», 1933–1934). Редактор и комментатор этого издания Г.И. Чулков проделал значительную исследовательскую работу, сообщил основные сведения об автографах, о местах их хранения, о тютчевской правке, вариантах произведений, указал на расхождения издателей в датировке стихотворений, дал краткий реальный комментарий. В дальнейшем издатели опирались на работы Г.И. Чулкова.
К.В. Пигарев в своих комментариях разного типа и сопроводительных статьях уточнил места хранения автографов, датировку некоторых стихотворений. особенно ценны его ссылки на семейный архив; ученым внесены исправления в прежний реальный комментарий; впервые собраны наиболее значительные отзывы о стихотворениях Тютчева — Н.А. Некрасова, Л.Н. Толстого, И.С. Аксакова. В нашем издании эта часть комментариев значительно расширена. Приведены отзывы о произведениях Тютчева, кроме названных авторов, также И.С. Тургенева, А.В. Дружинина, С.С. Дудышкина, П.К. Щебальского, В.С. Соловьева, К.Д. Бальмонта, Вяч. Иванова, В.Я. Брюсова, А.А. Блока, С.Л. Франка и др. Представлены результаты исследования прежде всего прижизненных изданий и отклики критиков и писателей именно на них. Однако создатели тома не ограничились лишь прижизненными оценками стихов Тютчева, так как полные (относительно) собрания его сочинений были выпущены посмертно и именно эти издания заставили крупных поэтов, критиков, философов конца XIX — начала XX в. комментировать конкретные произведения поэта и в целом осознать значение и роль его наследия. Поэтому в наших комментариях использованы отзывы литераторов и философов первых десятилетий XX в. Что касается высказанных суждений и проведенных анализов в послереволюционные годы, то они также учтены.
В течение последних десятилетий издатели произведений поэта нередко действовали в сотрудничестве с К.В. Пигаревым. Ценный комментарий к письмам поэта в двухтомных изданиях сочинений Тютчева (1980, 1984 гг.) принадлежит Л.Н. Кузиной. На путь обновления текстологической работы стал А.А. Николаев, особенно это проявилось в подготовленном им однотомном издании стихотворений Ф.И. Тютчева (Большая серия «Библиотеки поэта», 1987 г.). А.А. Николаев принял тип лаконичного комментирования, как текстолог он склонен приблизиться к автографу. В реальных комментариях он использовал результаты своих исследований, иногда спорных. Е.Н. Лебедев, В.В. Кожинов, Н.В. Королева в своих работах также опирались на труды прежде всего К.В. Пигарева, внося в некоторых случаях свои коррективы и дополнения. Весь этот значительный накопившийся опыт отражен в настоящем издании.
Структура комментариев определилась следующим образом. После краткого общего вступления, содержащего исходные сведения о стихотворении, дается анализ автографа (если он сохранился), затем рассматривается история публикаций стихотворения на протяжении XIX в. (последним взято издание 1900 г.), приведена история оценок стихотворения, в заключение даны пояснения отдельных слов и названий.
Впервые в комментарии вошли результаты исследований своеобразия переводов Тютчева.
Автографы изучались в основном по архивным фондам РГАЛИ (ф. 505 и некоторые другие), использовались и те немногочисленные автографы, которые хранятся в архивах Санкт-Петербурга, в Государственном музее-усадьбе Мураново им. Ф.И. Тютчева, а также в альбоме М.Ф. Тютчевой-Бирилевой, который остается в семейном архиве дочери К.В. Пигарева А.К. Бегининой. Она любезно предоставила возможность с ним ознакомиться. Автографы стихотворений, которые, по свидетельству К.В. Пигарева (см. Лирика. I–II. Комментарии), сохранялись в архиве Д.Д. Благого, не удалось обнаружить; опись его фонда в архиве Российской академии наук их не зафиксировала. В настоящее время местонахождение этих автографов неизвестно.
Текстологическая работа проделана В.Н. Касаткиной, Л.В. Гладковой, М.А. Розадеевой. Авторская принадлежность отдельных фрагментов комментариев обозначена в следующих сокращениях: Л.Г. —Л.В. Гладкова, В.К. — В.Н. Касаткина, Л.Л. — Л.К. Латышев, М.М. — М.Г. Мирианашвили, Л.Н. — Л.Л. Нелюбин, Г.Ч. — Г.В. Чагин; текст, не отмеченный таким образом, принадлежит В.Н. Касаткиной.
В томе приняты указываемые в Списке условных сокращений (см. с. 513–516) написания, наиболее часто упоминаемых источников. Даты приводятся в соответствии с автографами Ф.И. Тютчева и другими источниками. Воспроизводится двойная дата или по старому стилю.
В.Н. Касаткина
ЛЮБЕЗНОМУ ПАПЕНЬКЕ!
Автограф неизвестен. Список сделан матерью поэта Е.Л. Тютчевой. Хранится в Муранове — Ф. 2. Оп. 1. № 9. Л. 1 об.
Первая публикация — Звенья. 1933. Т. II. С. 268–269, в статье К.В. Пигарева «Новооткрытые тексты Тютчева».
Печатается по списку.
Над текстом стихотворения надпись Е.Л. Тютчевой: «В день рождения папеньки Федор(а) Тютчева». В списке слова «Муз», «Ты» с прописной буквы. На первом листе тщательно, каллиграфически красиво записано посвященное «Маменьке в день ее Рождения»:
Молю я Господа, чтобы в сей день блаженный
Продлил жизнь маменьки нам милой и любезной.
Чтобы была она щастлива в жизни сей,
Утешена всегда от любящих детей.
Вот все, чего в сей день вам, маменька, желаю
И пламенной любви сыновней к вам пылаю.
Н. Тютчев
Автор почерка не установлен, подпись выполнена другим почерком, другим пером, видимо Н.И. Тютчева, брата Федора Ивановича. В результате получается: стихотворение «Маменьке» — первое; стихотворение «Папеньке» — второе.
Датируется 1813 или 1814 г.
Посвящено отцу поэта, Ивану Николаевичу Тютчеву (1776–1846). И.С. Аксаков (Биогр. С. 8, 9) так охарактеризовал его: «...отец Федора Ивановича <...> отличался необыкновенным благодушием, мягкостью, редкою чистотою нравов и пользовался всеобщим уважением <...> Радушный и щедрый хозяин был, конечно, человек рассудительный, с спокойным, здравым взглядом на вещи, но не обладал ни ярким умом, ни талантами. Тем не менее, в натуре его не было никакой узости, и он всегда был готов признать и уважить права чужой, более даровитой природы». В детском стихотворении Тютчева описана счастливая семья, создан обаятельный образ отца, главы семейства.
НА НОВЫЙ 1816 ГОД
Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 1–2 об.
Первая публикация — Феникс. 1922. Кн. I. С. 5–6.
Печатается по автографу. Подпись «Ф. Т. т. ч. в». См. «Другие редакции и варианты». С. 224.
Автограф беловой, название — «На новый 1816 год», под названием и в конце — виньетка. В 54-й строке слово «здесь» вставлено. Правка лишь в последней строке: «умолкнет» исправлено на «умолкла», чем поэт усилил категоричность приговора. Синтаксис отразил высокий эмоциональный накал, в конце строк обычны восклицательные знаки, иногда они врываются в середину строк и предложений; в конце строк обилие многоточий, означающих недосказанность, незавершенность предсказаний, главных обещаний. Подобную роль выполняют прописные буквы в особо значимых существительных — «Сын Солнца», «Новый Год», «Зарею», «Океан», «Вечность», «Небес», «Смертного» и т. д. На л. 2 об. ниже текста стихотворения слева помета рукой Д.Ф. Тютчевой: «Papa avait 13 ans» (Папе было 13 лет — фр.).
Текст в Фениксе отличается от автографа: в 46-й строке — «Где в неге льстил своей приятный мягкий пух», в 55-й — «И навсегда со гласом чести». Скорее всего здесь опечатка или неудачная правка издателя; в автографе — «Где б неге льстил твоей приятный мягкий пух» и «И навсегда со гласом лести». Варианты автографа яснее передают смысл фразы. В первой публикации сохранены прописные буквы в важных для поэта словах — «Год», «Океан», «Небес», «Время», «Грозным Богом», — но слово «тартара» напечатано со строчной буквы. 23-я строка сдвинута вправо и начинается в середине строки, как и все другие четырехстопные ямбы, завершающие каждую из строф.
К.В. Пигарев (Лирика II. С. 325–326) отметил ошибку в определении возраста Тютчева, сделанную Д.Ф. Тютчевой, которая в сопроводительной записи сообщила, что юному поэту было 13 лет. На самом деле Тютчеву было немногим больше 12-ти.
Датируется концом декабря 1815 — началом января 1816 г.
Пигарев и Г.И. Чулков (см. Феникс. С. 137) не без основания полагают, что именно это стихотворение с измененным названием («Вельможа. Подражание Горацию») и в переработанном виде было прочитано А.Ф. Мерзляковым в Общ. 22 февраля 1818 г.
Крон (Хронос) — бог времени (греч. мифол.); Тютчев неоднократно говорит и в других своих стихотворениях о Времени как о божестве.
Вавилон — столица Вавилонского царства (XIX — VI вв. до н. э.).
Мемфис — столица Древнего Египта, находившаяся южнее современного Каира.
Илион — второе название Трои, по которому получила заглавие «Илиада» Гомера.
Коцит — (лат. Cocytus) — «Река плача» в подземном царстве.
Тартар — мрачная бездна в глубинах земли, нижняя часть преисподней (греч. мифол.).
Евмениды (Эвмениды) — богини-мстительницы (греч. мифол.).
«ВСЕСИЛЕН Я И ВМЕСТЕ СЛАБ...»
Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 6.
Первая публикация — НС. 1926. С. 85.
Печатается по автографу.
Автограф — на бумаге л. 8°, пожелтевший, со следами сгибов, текст написан красными чернилами, заключен в обведенную простым карандашом рамку. В 1-й строке рукой неустановленного лица в слове «Всесилен» «е» исправлено на букву «y». На обороте листа детский рисунок: бутылка, из которой льется жидкость в стакан.
Знаки препинания в автографе отсутствуют; текст приводится в современной орфографии. Перед текстом есть авторская помета — «Перевод Ф. Т....ва», однако иностранный источник не найден.
Точная дата написания не установлена. Г.И. Чулков предположительно относит стихотворение к 1814–1815 гг. и считает его более ранним, нежели «На новый 1816 год». К.В. Пигарев (Лирика II. С. 328) определяет время написания еще более обобщенно — 1810-е годы. По нашему мнению, можно принять точку зрения Пигарева.
ДВУМ ДРУЗЬЯМ
Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 7 и 5, беловой.
Первая публикация — Феникс. 1922. Кн. I. С. 139. Подготовлена Г.И. Чулковым; затем он же перепечатал в НС. С. 36.
Печатается по автографу.
Чулков (НС. С. 65–66) полагал, что «рукопись получена внуком поэта, Н.И. Тютчевым, от Надежды Александровны Быковой, внучки Татьяны Львовны Миллер, урожденной Толстой, родной тетки поэта. Оригинал на двух листочках, вырванных, по-видимому, из альбома, — первые две строфы на розовой бумаге, третья на желтоватой. На бумаге водяными цифрами год — 1814. Стихам предшествуют (на оборотной стороне розового листка) следующие неизвестною рукою написанные строки: «Pour le 4 Décembre 1816. Notre Fête est bien triste cette année, ma bien aimée amie, les félicitations ne viennent point au bout de ma plume, que les voeux que j’adresse continuellement au ciel pour ton bonheur soyent seuls deposées en cet album, une confiance parfaite en Dieu qui peut tout est le bien le plus réel; c’est à lui que j’adresse mes prières pour toi. Puissent-elles être exaucées. Puissions-nous relire un jour ensemble avec plus de contentement ces lignes que ton amie te trace avec tant de tristesse». («На 4 декабря 1816 г. Наши именины так печальны в этом году, мой возлюбленный друг, поздравления не идут у меня с кончика пера, поэтому пусть в этом альбоме будут только мои молитвы о твоем счастье, с коими я постоянно обращаюсь к небу; всецело положиться на Волю Всевышнего — в этом единственное подлинное благо, и я обращаю к Нему мои молитвы за тебя. Дай Бог им быть услышанными. Дай Бог нам однажды вместе перечитать эти строки, написанные твоим другом с такой горечью, в более спокойном состоянии». (Перевод с фр. Л.Г.). Под текстом подпись: «Ф. Тчв».
Датируется концом ноября — началом декабря 1816 г.; посвящено именинам 4 декабря.
Дату 4 декабря церковь значит как день святой великомученицы Варвары. У Тютчевых было принято отмечать именинные дни. В стихотворении речь идет о двух особах, одна из которых «прияла / И добродетели и имя девы той / Котора споборала / Религии святой...», т. е. эта женщина непременно Варвара, а вторая просто родилась в этот день (но могла быть и не названа Варварой). Известно, что после рождения старших сыновей Николая (1801) и Федора (1803) мать поэта, Екатерина Львовна, все чаще наведывалась из Овстуга в Москву, в дом тетки А.В. Остерман (урожд. Толстой), где прежде жила. Многочисленные тетки и сестры Толстые ей помогали в воспитании детей. Наиболее близкими ей тогда были тетка «девица Варвара Васильевна Толстая» и сестра Варвара Львовна Щукина (урожд. Толстая). Полагаем, что последняя и явилась одним из адресатов послания (Г.Ч.).
«ПУСКАЙ ОТ ЗАВИСТИ СЕРДЦА ЗОИЛОВ НОЮТ...»
Автограф — Собр. Пигарева. Воспроизведен в ЛН. 1937. Т. 29–30. С. 135.
Первая публикация — Голос минувшего. 1923. № 3. С. 88. Подготовлена Г.И. Чулковым.
Печатается по автографу.
Написано Тютчевым на первой странице книги Вольтера «La Henriade, poême, avec les notes et les variantes» (Paris, 1805) «Генриада, поэма, с примечаниями и вариантами» (фр.). Перед стихотворением указано: «Из книг Федора Тютчева 1818 г. 8 мая». На этом основании его можно датировать — написано не раньше этой даты, в пределах указанного года.
В комментарии к первой публикации Чулков писал о влиянии Вольтера на «юного вольнодумца» Тютчева, но оно не было продолжительным. К.В. Пигарев (Лирика II. С. 327) обнаружил, что стихотворение Тютчева — переделка четверостишия «Надписи к портрету М.М. Хераскова» И.И. Дмитриева:
Пускай от зависти сердца в зоилах ноют;
Хераскову они вреда не нанесут:
Владимир, Иоанн щитом его покроют
И в храм бессмертья проведут.
Пигарев полагает, что поводом к переадресовке четверостишия Вольтеру послужило критическое высказывание о «Генриаде» Делиля, сделанное им в предисловии к переводу «Энеиды» и ставшее известным Тютчеву (Лирика II. С. 327).
Зоилы — завистники (греч.).
Пиериды — музы (греч. мифол.). Пиэрия — родина муз.