Идеология и практика террора в период
Якобинской диктатуры во Франции
Доклад по новой и новейшей истории
студента 3 курса д/о гр. 336
Аблаева Э.Ю.
Руководитель семинара:
к.и.н., доцент Посконина О.И.
Москва
Содержание:
Введение......................................................................................................... 3
Обзор источников........................................................................................ 5
Обзор историографии............................................................................... 11
Глава 1. Взгляды якобинцев..................................................................... 17
Глава 2. Законодательное обеспечение и механизм террора.............. 25
Глава 3. Политика террора на практике................................................. 37
Заключение.................................................................................................. 48
Список источников.................................................................................... 50
Список литературы.................................................................................... 51
Введение
Революция во Франции конца XVIII века является одним из наиболее значимых событий в мировой истории. Её влияние в той или иной степени обнаруживается на все последующие революции на протяжении не только XIX, но и XX века. Такое большое значение объясняется во многом тем, что Французская революция была насыщена разнородными процессами, событиями, принципиально новых для истории явлений. Всё это дало историкам огромное количество материала для исследований, который не иссяк до сих пор. Являясь буквально “кладовой” примеров развития общества и политики, революционный период оставляет возможность очень легко запутаться в ходе событий, не подвергнув их достаточному осмыслению. Процессы, происходившие во Франции в это время, крайне важны для понимания не только данной эпохи, но и развития истории нового времени в целом. Однако тема Французской революции является слишком обширной для изучения в рамках данной работы, что вынуждает нас сузить её до исследования конкретного явления.
По мнению Томаса Карлейля, неслучайно одним из символов французской революции стала именно гильотина[1]. Она была орудием, ассоциировавшимся с непрекращающимися казнями, проведение которых являлось неотъемлемой частью политики террора. Слово “террор” не понаслышке знакомо современному человеку, которое, приобретя в настоящее время новые ассоциации и смыслы, в классическом своём обозначении метода политической борьбы обязано происхождением именно Французской революции. Нам хорошо известны трагические события “красного” и “большого” террора, проводимого большевиками, подсмотревшими его из французской истории. С этих позиций исследование террора в изначальном его значении времён Французской революции является важной темой для понимания этого явления в истории, которой стоит посвятить внимательное изучение.
Целью данной работы является сопоставление идеологии и практики террора в период Якобинской диктатуры с помощью определения причин карательной политики, её обоснования в сочинениях и выступлениях якобинцев и прослеживание изменения характера террора. Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач, повторяющих структуру работы.
Во-первых, проанализировать взгляды якобинцев на политику террора, их понимание и отношение к нему в своих сочинениях и выступлениях.
Во-вторых, рассмотреть создание законодательного обеспечения механизма террора, закрепляемого решениями Национального Конвента.
В-третьих, проследить проведение политики террора на практике, её согласованность с идеологическими воззрениями якобинцев.
Рамки моей работы ограничены временным промежутком от прихода к власти монтаньяров 31 мая – 2 июня 1793 года до падения их диктатуры в результате Термидорианского переворота 27 июля 1794 года[2].
Обзор источников
Для изучения идеологии и практики якобинского террора мной был использован ряд сборников, содержащих источники личного и законодательного происхождения, отложившихся в деятельности лидеров монтаньяров, а также в результате заседаний высшего законодательного и исполнительного органа Французской республики в лице Национального Конвента. Для источниковедческого обзора данных документов, мне кажется необходимым уделить особое внимание личностям их авторов, описанию их деятельности в годы Французской революции, так как речи выступлений и сочинения, содержащихся в этих сборниках, имеют большую ценность для изучения мнений и позиций непосредственно их создателей.
Максимилиана Робеспьера можно считать одним из самых известных деятелей Французской революции. Будучи талантливым адвокатом из Арраса, он в 1789 году был избран депутатом в Генеральные штаты. В Национальном собрании он сразу занял критическую позицию по отношению к правительству. Прямотой и правдивостью речи он получил прозвище “Неподкупный”. Максимилиан являлся членом Якобинского клуба с момента его существования в Париже. Ещё больше его авторитет возрастает в Национальном Конвенте, где он сделался ярым противником жирондистов. После установления диктатуры якобинцев Робеспьер стал одним из главных лиц нового режима. Заняв должность члена Комитета общественного спасения и став фактически его лидером, он начинает сосредотачивать в руках Комитета огромную власть революционного правительства. До Термидорианского переворота Робеспьер будет играть ведущую роль в управлении Республикой.
Первой и наиболее полной публикацией собрания избранных произведений Максимилиана Робеспьера на русском языке является трёхтомный издание 1965 года “Робеспьер М. Избранные произведения”[3], которое подготовили А.З. Манфред, А.Е. Рогинская, Б.В. Рубинин., ответственный редактор В.П. Волгин. В данное издание входят статьи, речи, письма Робеспьера эпохи революции, которые публикуются полностью. В соответствии с хронологическим принципом произведения Робеспьера распределяются следующим образом: в первом томе - от начала революции до свержения монархии; во втором томе - от свержения монархии до падения Жиронды в начале июня 1793 года; в третьем томе - от прихода якобинцев к власти до гибели Робеспьера. К каждому тому даны комментарии. Для данной работы в соответствии с её рамками особую важность будет иметь часть второго и третий том.
Другим, особенно ценным источником для моей работы служит ещё один тематический сборник статей и речей Робеспьера 1959 года “Робеспьер М. Революционная законность и правосудие”[4] с переводом Н. Лапшиной и под редакцией А. Герцензона. При отборе сочинений для данного сборника авторы руководствовались тем, чтобы каждый период его деятельности и развитие его взглядов по вопросам революционной законности и правосудия нашли свое отражение, что делает его необходимым для анализа позиций Робеспьера по данной теме. Сборник снабжен подстрочными примечаниями, справочно-библиографическими данными о каждой помещенной в сборник работе, а также указателем важнейших имен и названий.
Жорж Огюст Кутон так же, как и Робеспьер, до революции работал адвокатом. Изначально он был сторонником конституционной монархии, но после попытки бегства Людовика XVI стал республиканцем. В 1791 года он был избран в Законодательное собрание, а в сентябре 1792 в Конвент, где долго не решался примкнуть к кому-либо, но в конечном итоге занял сторону Робеспьера. Страдая параличом и передвигаясь на коляске, он не раз использовал это в дебатах. Будучи членом Комитета спасения, он был отправлен для наведения порядка в департамент Пюи-де-Дом, участвовал в подавлении мятежа в Лионе, а по возвращению в Париж некоторое время занимал пост председателя Конвента.
В привлекаемом мной сборнике содержатся документы, относящиеся к периоду наиболее активной государственной деятельности Кутона[5]. Здесь содержатся ценные сведения об установлении власти якобинцев, аресте их врагов. Значительная часть освещает его деятельность в департаменте Пюи-де-Дом и участие в Лионских событиях, также приводится ряд текстов его выступлений в Конвенте и Якобинском клубе с законодательными инициативами вплоть до Термидорианского переворота. Необходимо сказать, что поскольку Кутон, проводя и реализуя решения Конвента на местах, то в документах он предстаёт скорее практиком, нежели теоретиком, в связи с этим информация в этом сборнике очень важна для анализа не только идеологии, но и особенно практики карательной политики якобинцев. Сборник 1994 года из серии “Утописты и реформаторы” называется “Жорж Кутон. Избранные произведения. 1793-1794”, он содержит 123 документа, перевод которых с французского языка и комментарии были выполнены А.В. Чудиновым и Е.В. Полевщиковой.
Луи Антуану Сен-Жюсту на момент начала революции был 21 год. Встретив события лета 1789 года в Париже, он примыкает к сторонникам радикальных взглядов, через год знакомится с Робеспьером и проникается к нему доверием. После отстранения короля в 1792 год он становится депутатом Национального Конвента. Этот период особо примечателен обвинительной речью Сен-Жюста в адрес монарха[6], после которой он обретает популярность. Он проявил себя не только как искусный оратор, но и государственный деятель, принимая участие в разработке проекта конституции и войдя в состав Комитета спасения. После падения жирондистов, он остаётся членом Комитета и несколько раз отправляется в миссии в армии для установления порядка. В феврале-марте 1794 Сен-Жюст был председателем Конвента, активно продвигая законопроекты и выступая с обвинительным речами против политических соперников Робеспьера. До самого конца якобинской диктатуры он оставался преданным сторонником Робеспьера. Наиболее полным сборником на русском языке произведений Сен-Жюста является изданная в 1995 году книга “Луи Антуан Сен-Жюст. Речи. Трактаты” под редакцией А.В. Гордона[7]. В сборник вошла 21 речь, 3 трактата и ряд дополнений в виде писем, отчетов, фрагментов сочинений. Переводы выполнили М.А.Бабович, О.С.Заботкина, Э.Я. Кушкина, Т.А. Черноверская.
Хотя основной упор в моей работе будет сделан на анализе позиций Робеспьера, Кутона и Сен-Жюста, но для демонстрации других точек зрения, существовавших среди лидеров монтаньяров, мною также привлекаются выдержки из сборников произведений Марата и Дантона.
Жан-Поль Марат до революции был известным практикующим врачом и отличался враждебностью к монархическому строю. В 1789 году он начал издавать газету “Друг народа”, выходившую до его убийства, на страницах которой он изобличал врагов народа, критиковал правительство, короля, депутатов. Особой популярностью газета пользовалась среди радикальных парижан, что принесло Марату большую известность и влияние, в конечном итоге сделав его лидером монтаньяров. Период 1792-1793 года характеризуется ожесточённой борьбой между Маратом и жирондистами, которые безуспешно попытались его осудить. После установления якобинской диктатуры Марат тяжело болел и почти не выходил из дома. Из-за его радикальной риторики, взглядов на террор как метода борьбы с врагами народа, призывов к убийствам, он был убит 13 июля 1793 года Шарлоттой Корде. Основные сочинения Жан-Поля Марата, переведённые на русский язык С.Б. Каном, включены трёхтомное издание “Жан-Поль Марат. Избранные произведения”, опубликованное в 1956 году[8]. Первый том содержит вступительную статью и произведения, написанные до революции, во второй входят статьи и речи от начала революции до Вареннского кризиса 1791 года, в третьем находятся сочинения от Вареннского кризиса до 13 июля 1793 года. В работе над составлением сборника принимали участие именитые советские историки В.П. Волгин, А.3. Манфред, В.Д. Бонч-Бруевич и К.Н. Державин.
Жорж-Жак Дантон был помощником прокурора, а затем адвокатом в Париже, уже до революции он стал известен благодаря своей позиции убежденного республиканца. Во время революции быстро завоевал народную популярность, являясь одновременно председателем политического клуба кордельеров и членом якобинского клуба. В ходе 1792-1793 он был министром юстиции, председателем первого состава Комитета общественного спасения, автором идеи создания революционного трибунала, как главного карательного органа. После установления якобинской диктатуры, складывания системы террора Дантон реже стал появляться в зданиях Конвента и Якобинском клубе в связи с растущим разногласием между ним и Робеспьером, которое приведет к аресту и казни Дантона и его сторонников в апреле 1794 года. Наиболее полным собранием речей, относящихся к 1791-1794 годам, является сборник 1924 года “Жорж-Жак Дантон. Избранные речи” с переводом, примечаниями и введениям Н.С. Гольдина[9].
Ценные сведения по периоду якобинской диктатуры и его отражение в законотворчестве, протоколах собраний, административных актах можно найти в двухтомном сборнике документов по истории Великой французской революции, изданном в 1990 году и составленным А.В. Адо, Н.Н. Наумовой, Л.А. Пименовой, Е.И. Федосовой, Г.С. Чертковой[10]. Самими составителями отмечается направленность сборника на самостоятельную работу с источниками студента при подготовке доклада или курсовой работы. В сборнике содержатся документы, относящиеся к периоду 1789-1797 годов. Документы разделяются на следующие разделы: раздел I - социально-политические преобразования революции и становление буржуазного государства и политика в области культуры; раздел II - социально-экономическая политика революции; раздел III - Народные движения и социальные устремления народных масс. В первый том включены разделы вступительный и I, а разделы II и III вошли во второй том. В сборнике помимо опубликованных ранее содержится ряд впервые публикуемых документов из французских архивов, их переводом занимались И.Б.Берго, Е.И.Лебедева, Н.Ю.Плавинская.
Обзор историографии
Тема французской революции в целом и периода якобинской диктатуры в частности является, пожалуй, одной из самых популярных среди исследователей. Традиция изучения якобинского террора берёт начало еще с 19 века, с того момента и до наших дней вышло несколько сотен монографий, статей, сборников по этой теме. Целью данного историографического обзора является не описание всех этих работы, а лишь на примере отдельных трудов, к некоторым из которых я обращался, постараться осветить развитие исследования основных проблем, выделяемых историками при изучении террора якобинской диктатуры.
Наиболее ранние работы по французской революции были общего характера. Историки стремились написать, рассказать всю историю революции в хронологической последовательности. Уже во второй четверти XIX века под действием преимущественной французских историков начинает формироваться классическая историография французской революции, одним из представителей которых был Франсуа Минье. В своей работе 1824 года “История Французской революции с 1789 по 1814 гг.”[11] он предлагает свойственную французским историкам этого времени интерпретацию якобинской диктатуры, предполагающей оборонческий характер якобинского правительства и направленность террора на защиту от внешних и внутренних врагов. Наиболее крупной вехой во французской историографии середины века является изданная Жюлем Мишле семитомная “История французской революции”, в которой автор пересматривает некоторые позиции предшественников на основе новых материалов. В отличие от Минье он выделяет в революционных событиях в первую очередь роль народа. Касательно якобинской диктатуры, он выступает противником диктатуры и террора, полагая, что ответственность за него лежит лишь на группе людей, а не на всех депутатах Конвента.
Другим трудом является книга английского историка Томаса Карлейля “Французская революция: История”, написанная в 1837 году. В своём ставшем классическим произведении он отразил ход революции с 1789 до 1795 года. Проблеме якобинского террора в ней посвящены несколько глав под одноименным названием. Примечателен стиль автора, сочетающий в себе художественность текста с хорошей фактической точностью. Автор выступает противником карательной политики якобинцев, наглядно демонстрируя противоречивый характер. На русский язык работа вышла в 1991 году[12].
Другой исторической работой, написанной почти в этот же период в 1847 году, является “История жирондистов” французского писателя и политического деятеля Альфонса Ламартина[13]. Несмотря на своё конкретное название, по сути, работа так же, как и труд Карлейля, посвящена описанию истории французской революции. Автор привлекает множество новых материалов, а также воспоминания свидетелей тех событий, что повышает ценность данного труда. Однако в оценке и анализе четко прослеживается предвзятость автора, выражающаяся в идеализации позиций жирондистов и нескрываемой ненависти к монтаньяром. Тем не менее, важно выделить сочувственное отношение Ламартина к фигуре Робеспьера, в котором он видит грамотного государственного деятеля.
Отойти от художественности в пользу критического анализа и научного осмысления исторического материала являлось задачей Ипполита Тэна в труде “Происхождение современной Франции” в трёх частях, издаваемых на протяжении последней четверти XIX века[14]. Он попытался пересмотреть многие утвердившиеся точки зрения касательно французской революции, попутно анализируя генезис современного ему политического устройства. Тэн отходит от преклонения перед революцией и её завоеваниями, существовавшего среди историков, в сторону объективного понимания механизмов и процессов, протекавших в тот период. Автор стремится деидеализировать деятельность органов народной власти, Учредительного собрания, беспристрастно показав причины и следствия их действий в виде разрухи и анархии. Он считает, что якобинская диктатура и террор, движимые жаждой власти, явились закономерным результатом всеобщей разрухи. Таким образом, Тэн выражает крайне негативное восприятие деятельности якобинцев, в которой он видит отрицательное влияние на дальнейшее развитие французской истории.
Противоположную точку зрения в это же время выразил П.А. Кропоткин в книге “Великая французская революция 1789-1793”, изданной в 1909 году[15]. Стремясь использовать те же научно-исследовательские методы при анализе причин и последствий революции, выявить логику процесса и его черты, он выявляет экономические, политические и социальные аспекты явлений, показывая большую значимость для государственных преобразований революционного процесса, движимого народными массами. Он выделяет государственный принцип террора, который якобинцами был возведен в систему легального террора как воплощения революции. Автор считает, что террор был введен в конце революции с целью искусственного её продолжения и затягивания насущных преобразований. По мнению Кропоткина, террор никого не устрашал и оказался бессильным для удержания власти.
Злободневной и особо актуальной стала работа Е.В. Тарле “Революционный трибунал в эпоху французской революции”, изданная в 1918 году[16]. В центре исследования историка деятельность одного из главных учреждений карательной политики, которую он раскрывает через раскрытие исторических документов. Тарле в отличие от предыдущих историков отходит от написания всей истории революции и сосредоточивается на изучении практической деятельности конкретного органа террористической политики.
В 1920-е годы один из крупнейших французских исследователей Великой французской революции Альбер Матьез выпустил историю французской революции в трёх томах[17], где изложил свои взгляды на основные проблемы этой эпохи. Касательно периода якобинской диктатуры он, оправдывая лидеров якобинцев, видит в терроре желание Робеспьера реализовать новое переустройство собственности, что говорит о народном характере диктатуры. По мнению Матьеза, переворот 9 термидора явился буржуазной реакцией на экономическую и социальную политику Максимилиана. В дальнейшем взгляды Матьеза часть советских историков станет оспаривать, а часть наоборот примкнет к его позиции.
Наиболее серьёзные различия между отечественными и зарубежными историками в изучении проблемы якобинской диктатуры проявились в советский период. Уже в 20-30-е годы советская историография проводила прямые аналогии между Октябрьской и Французской революциями, якобинцами и большевиками, что послужило причиной высокой оценки якобинской диктатуры. Основоположников советской историографии Французской революции можно считать Н.М. Лукина, В.П. Волгина, Я.М Захера, которые применили марксистский подход при рассмотрении событий и движущих сил революции.
Советские историки, уделяя большое внимание социально-экономической составляющей якобинской диктатуры, пытаются определить политическую направленность якобинцев. К следующему поколению советских историков можно отнести А.З. Манфреда. Первой его полноценной работой по истории революции стал в 1956 году труд “ Великая французская революция XVIII века”[18]. Затрагивая тему якобинской диктатуры, он стремится выступить апологетом якобинцев и Робеспьера, отмечая в нём выдающуюся личность. Политику террора Манфред рассматривает как необходимость, а переворот 9 термидора, как реакцию депутатов Конвента на её расширение и растущую угрозу.
Однако в 60-е годы В.Г. Ревуненков, выступая с критикой оценки якобинской диктатуры А.З. Манфреда, разделяет между собой санкюлотов и якобинцев, считая последних буржуазной партией[19]. Ревуненков полагал, что политическая структура, созданная якобинцами, характеризуется как революционно-демократическая диктатура, кризис которой был связан с социально-экономической политикой, выходящей за рамки буржуазной революции.
Уже в 1980-1990-е годы наблюдается начало пересмотра многих марксистских воззрений на проблему якобинской диктатуры. Из новых трудов по истории Французской революции необходимо отметить сборник Памяти профессора А. В. Адо под редакцией В.П. Смирнова и Д.Ю. Бовыкина. В этот сборник вошли работы коллег и учеников А. В. Адо, по истории Французской революции, посвященные малоизученным темам[20].
Также в своей монографии В. А. Чудинова “Французская революция. История и мифы” пересматривает некоторые устоявшиеся в историографии точки зрения, несоответствующие действительности[21]. Автор совмещает здесь анализ общего характер революции и биографию её отдельных участников, стремясь дать объективную оценку различных историографических направлений.
Отдельно хочется выделить работу французского историка Патриса Генифе “Политика революционного террора”[22]. Размышляя о политике террора, автор приходит к выводу, что террор – это неизбежное порождение революции как особой формы исторических изменений, вне зависимости от ее принципов и даже от того места и времени, где она происходит.
Это далеко не полный перечень литературы и проблем, поднимаемых в историографии по данной теме. Однако можно увидеть, что, исследуя якобинскую диктатуры, историки приравнивали цели деятельности Комитета общественного спасения и Конвента к её результатам, не обращая внимания на растущие противоречия между ними. На мой взгляд, кажется необходимым рассмотреть идеологические воззрения и практическую составляющую политики террора, уделив особое внимание её целям и результатам.
Глава 1. Взгляды якобинцев
Якобинской диктатурой принято обозначать период в истории Франции со 2 июня 1793 года по 27 июля 1794 года, когда фактическая власть в стране находилась в руках представителей политического клуба “Друзей Свободы и Равенства” – “якобинцев”. Государственная политика якобинцев, направленная на запугивание, ограничение и уничтожение своих политических противников, людей несогласных с их точкой зрения, контрреволюционеров и “врагов Республики”, получила название “Эпоха террора”[23]. Именно понимание политики террора некоторыми участниками Якобинского клуба как метода борьбы я хотел бы осветить в данной главе. Однако непосредственно перед тем, как перейти к анализу идеологических воззрений якобинцев на политику террора, необходимо вкратце обозначить читателю ситуацию, сложившуюся в политической системе Франции к началу лета 1793 года.
После избрания осенью 1792 года высшего законодательного и исполнительного органа Национального Конвента, в нём обозначились две противоборствующие политические силы – партии правых “жирондистов” и левых “монтаньяров”, прозванных так за то, что в Законодательном собрании они занимали места на “Горе” – верхних рядах левой стороны зала заседаний. Монтаньяры представляли собой объединение по большей части парижских депутатов, входивших в Якобинский клуб. После падения влияния Жиронды в результате восстания парижан 31 мая – 2 июня 1793 года, которое привело к удалению жирондистов из состава Конвента, законодательная и исполнительная власть оказалась в руках монтаньяров. Таким образом, говоря о начале Якобинской диктатуры, нужно подразумевать начало фактической власти тех якобинцев, которые составляли партию монтаньяров и были депутатами Национального Конвента.
Исполнительная власть в республике осуществлялась Конвентом через свои многочисленные комитеты и комиссаров, отправляемых в департаменты страны. От Жирондистского Конвента якобинцам досталось два особо значимых органа, которым предстояло занять центральное место в проведении террористической политики – Революционный трибунал и Комитет общественного спасения.
Революционный трибунал был создан 10 марта 1793 года декретом Конвента[24]. Он представлял собой суд, в юрисдикцию которого попадали преступления против революции, внутренней и внешней безопасности Республики, заговоры. Со временем он эволюционирует и станет использоваться якобинцами в качестве инструмента карательной политики, но об этом речь пойдёт в следующей главе.
Комитет общественного спасения один из комитетов Конвента был создан еще до падения жирондистов, в конце марта 1793 года[25]. Задача комитета, как определил её один из лидеров якобинцев, Жан-Поль Марат, состояла в борьбе с врагами революции, но при подчинении Конвенту[26]. После восстания в Париже комитет в июне-июле обновляет свой состав. В новый состав этого комитета, которым и проводилась политика террора, входило 12 человек под руководством Максимилиана Робеспьера. К осени 1793 года Комитет общественного спасения сосредоточит в своих руках значительную власть и станет “центром всего”[27]. Идеологическим воззрениям на террор, его обоснованию, как государственной политики, членами комитета общественного спасения, а именно – Максимилианом Робеспьером, Жоржем Кутоном, Луи Сен-Жюстом, я хотел бы уделить особое внимание.
Нужно понимать, что приход к власти якобинцев проходил на фоне глубокого кризиса в Республике, справиться с которым стало основной задачей нового правительства. Этот кризис выражался в иностранной интервенции, сепаратизме департаментов, нехватке продовольственного обеспечения, растущем недовольстве населения[28]. В ситуации, когда речь идёт о средствах спасения республики, по мнению якобинцев, не может быть и речи о сострадании[29]. Монтаньяры в государственной деятельности придерживались позиции Марата, не заставшего эпоху террора соратников: “Если бы даже пришлось отрубить 20 тысяч, нельзя колебаться ни одной минуты. Если вы не опередите ваших врагов, они варварски перебьют вас самих”[30]. Согласно с этим, в свой речи в Конвенте 18 июня Робеспьер, выступая против отсрочки смертной казни двух заговорщиков, призывает быть беспощадным к врагам[31]. Немаловажно, что это требование человека, ранее доказывавшего несправедливость смертных казней[32]. Не только Робеспьер имел такую точку зрения, с ним соглашался Луи Сен-Жюст, считавший, что благоразумно пожертвовать свободой некоторых людей ради спасения всех[33]. Кутон подчеркивает, что целью террора является именно уничтожение, истребление врагов, а не попытка запугать или наказать их[34].
Мы видим, что якобинская верхушка сразу обозначила свою непримиримость с врагами, поэтому здесь является важным дать их представления о врагах. В конце июня 1793 Робеспьер считает, что “единственными врагами народа являются те, которые вступают против Горы Конвента”[35]. Фактически, это означает, что любой несогласный с позицией монтаньяров является врагом всего народа. Более подробным находим образ врага в декрете Национального Конвента от 10 июня 1794 года. В нём врагами народа являются те, кто силой или коварством пытается уничтожить общественную свободу, кто призывает к восстановлению королевской власти или стремится уничтожить, либо распустить Национальный Конвент и революционную республиканскую власть, кто мешает снабжению армии, поддерживает связи с врагами, кто помогает аристократам скрываться, кто вызывает в народе растерянность, лжецы, кто злоупотребляет должностями, кто вводит народ в заблуждения[36].
Но даже те, кто не являлись врагами революции, но и не считались её активными сторонниками, могли быть обвинены в бездеятельности. Сен-Жюст в своём выступлении в Конвенте о направленности террора считает, что необходимо карать не только врагов, но и просто равнодушных, бездеятельных граждан[37]. Однако такая точка зрения не была единственной среди якобинцев. Противоположную Сен-Жюсту мысль высказывает Дантон: “Народ не хочет, чтобы всякий, кто родился без революционного пыла, в силу одного этого считался виновным”[38]. Такая разница во мнениях может объясняться тем, что со временем нарастания террора Жорж Дантон меняет свой взгляд на него, становится на более умеренные позиции.
На мой взгляд, существует ещё один важный момент в различии понимания террора у Робеспьера и Сен-Жюста. Историк А.П. Левандовский предполагает, что Робеспьер видел в терроре дополнение добродетели, её охранителя и защитника[39]. Робеспьер считал, что “Террор есть не что иное, как быстрая, строгая, непреклонная справедливость”[40]. Однако Сен-Жюст разграничивает понятия террора и правосудия, считая первое временной мерой, в отличие от второго – обрекающего врагов Республики на “вечное рабство”[41]. Правосудие и справедливость у обоих выражается одним понятием - “la justice”. Тогда выходит, что, если Робеспьер видел в политике террора настоящее правосудие, распространяющееся только на врагов, то Луи Сен-Жюст не считал террор таковым.
Для Робеспьера является важным, чтобы террор был направлен непосредственно на виновных, но не мог бы причинить вреда “добрым гражданам”[42]. Опасным для Республики злоупотреблением является преследование друзей свободы, которые в пылу борьбы могут быть уничтожены вместе с дурными гражданами[43]. Кутон, говоря об арестах, совершаемых революционными комитетами, утверждал, что важно не допустить несправедливости в отношении честных граждан[44]. Всякая несправедливость и предательство должны быть сурово наказаны[45].
Первостепенная цель террора в понимании якобинцев заключалась в преодолении кризиса, обозначенного выше. “Федералистский мятеж”, означавший восстания в отдельных департаментах Республики, стал реакцией на парижское восстание 31 мая – 2 июня. Восставшие не признавали главенствующее положение Парижа и узурпацию власти Якобинца, что шло вразрез с позицией самих монтаньяров, видевших в Париже “цитадель свободы”[46]. Основными районами мятежа стали регионы с развитой экономикой, не желавшие делиться богатством с центром: Лион, Марсель, Бордо, Вандея, Гренобль, Канны, Тулон, Монпелье, общей сложностью к середине июня 60 департаментов из 83 были охвачены мятежом[47]. Виновными в развязывании гражданской войны Сен-Жюст считает прежнее жирондистское правительство, которое посеяло сначала недоверие, а в конечном итоге ненависть к Парижу[48]. В своём выступлении 23 июня в “Обществе друзей свободы и равенства” (Якобинский клуб) Робеспьер призывает: “Займёмся защитой Парижа, а также уничтожением врагов в Вандее”[49]. Иного способа подавления мятежа, кроме как уничтожения, лидеры якобинцев не признавали. В терроре против повстанцев Жорж Кутон, подавлявший мятеж в Лионе, видит спасение единства Республики[50].
Однако помимо внутренней войны Французская республика продолжала воевать с другими странами – Англией, Австрией, Пруссией, Испанией, Нидерландами и другими государствами, входившими в состав Первой антифранцузской коалиции. Поражения на фронтах, отступления, сдачи крепостей Робеспьером объясняются, прежде всего, предательством генералов, их пособничеством врагам[51]. Помня о предательстве главнокомандующего северной армии Дюмурье, который в апреле сбежал в Австрию, якобинцы особенно опасались угрозы заговора, исходящего от командного состава армий. С целью предотвратить его Робеспьер настаивал на очищении главные штабы армии от мошенников и уничтожении заговорщиков[52]. Здесь же стоит упомянуть о политике в отношении иностранных граждан. Полагая, что английские шпионы окутали Республику, Сен-Жюст выступает в Конвенте с проектом Комитета общественного спасения, ограничивающим ввоз английской продукции и предполагающий арест английских подданных. Он призывал: “Заставьте ваших детей поклясться в вечной ненависти к этому новому Карфагену”[53].
Но в шпионаже и заговоре обвинялись не только военачальники или иностранные граждане. “По всей Франции скрывается куча предателей”, - утверждал Дантон[54]. Предатели проникли в самое сердце Республики – в Национальный Конвент. Выступая в Якобинском клубе 13 июня 1793 года, Робеспьер говорил: “Вожди мятежников Вандеи находятся в стенах Конвента”. Враги, находясь в правительстве, подрывают его деятельность. Следовательно, любой народный представитель, не согласный с позицией Комитета, может являться врагом народа и свободы, мятежником, иностранным шпионом. Против врагов в Конвенте Кутон 2 июня высказывается об аресте 22 жирондистских депутата, считая их заговорщиками, желающими поработить народ[55]. Однако, спустя несколько месяцев, после устранения жирондистов из Конвента, речи о предателях в нём не утихают. Дантон в своём докладе о продовольственной политике перед Национальным Конвентом 26 ноября 1793 призывает: “Надо тщательно разыскать авторов заговора даже в недрах нашего Собрания”[56]. Именно в качестве одного из метода борьбы с заговорщиками и предателями монтаньярами рассматривалась политика террора.
Продовольственная проблема стояла особенно остро перед якобинским правительством. Находясь в неопределенном состоянии восстаний, войн, заговоров, экономической нестабильности, крестьяне, фермеры, торговцы неохотно продавали продукцию на внутреннем рынке, стараясь либо сберечь её для собственного потребления, либо отправить на экспорт. Это приводило к нехватке сельскохозяйственной продукции и продовольственному кризису в городах. В Париже в начале сентября начинают проявляться народные недовольства. Говоря о сложившейся ситуации, Робеспьер видит в ней заговор с целью уморить Париж голодом и создать голодные бунты[57]. Виноватыми в продовольственном кризисе он считает скупщиков, ограничить деятельность которых нужно законами, и обеспечить народ продовольствием[58]. Таких же взглядов стал придерживаться Сен-Жюст, бывший год назад противником насильственных законов о торговле[59]. Уже осенью 1793 года он убеждает Конвент: “Те, кто владеет продовольствием и товарами, сплотились против вас”, из этого следует необходимость принятия мер против них[60]. Не только в Париже, но и в других департаментах продовольственная ситуация обострилась осенью 1793 год. Кутон, находясь в департаменте Пюи-де-Дом, боролся с ней, предписывая под угрозой ареста торговцам держать свои лавочки открытыми и выставлять товары на продажу[61]. Дантон видит решение проблемы в предотвращении вывоза хлеба через порты и сухопутные границы[62]. В данном случае карательные меры должны были способствовать решению продовольственную проблему, обеспечению населения продукцией, предотвращению голодных выступлений.
На первое место, превосходящее даже обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека, якобинцы заимствовали у Руссо более высокую цель – счастьем народа. Якобинцы искренне любили народ, и были уверены, что лучше самог