Маадай-Кара. Алтайский героический эпос
М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1973. – 474 с.
АЛТАЙСКИЙ НАРОДНЫЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС.. 1
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА.. 35
БИОГРАФИЯ СКАЗИТЕЛЯ А.Г.КАЛКИНА.. 37
РЕПЕРТУАР СКАЗИТЕЛЯ А. Г. КАЛКИНА.. 41
О ВАРИАНТАХ «МААДАЙ-КАРА», ЗАПИСАННЫХ ОТ СКАЗИТЕЛЯ А.Г.КАЛКИНА.. 44
СЮЖЕТЫНЕКОТОРЫХ СКАЗАНИЙ, СХОДНЫХ С «МААДАЙ-КАРА». 51
ОБ АЛТАЙСКОМ КАЕ.. 54
И. В. Пухов
АЛТАЙСКИЙ НАРОДНЫЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС
Народы Алтая[1] донесли до нашего времени в различных жанрах своего фольклора исключительно интересные образцы устного творчества, идущие из глубин веков и имеющие древнейшие традиции и истоки. Проф. Н. А. Баскаков справедливо пишет: «Совершенно очевидно, что для более глубокого понимания и тщательного изучения алтайского устного народного творчества необходимо привлечь памятники древне-тюркской эпохи, как более ранние, относящиеся к тукюйскому периоду» а именно: надгробные памятники в честь Могилян-хана, Кюль-Тегина, Гудулу-хана, Тоньюкука и Кули-Чура, так и памятники уйгурского периода: рунические («Селенгинский камень»), рукописные памятники манихейского и буддийского толков, а в некоторой степени и более поздние мусульманские памятники и в первую очередь крупнейший памятник древнеуйгурской литературы „Кутадгу-Билик"»[2].
Одной из первых легенд о древних жителях Алтая является легенда о происхождении тюрок тукю, записанная в китайской летописи и приведенная Н.А. Аристовым в его «работе «Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности»[3].
Ниже приводится эта легенда в изложении и трактовке С. В. Киселева.
|
|
«Сообщив, что в 40-х годах V в. туг-ю жили на Южном Алтае и добывали железо для жуань-жуаней, китайский «историк передает версию о том, что туг-ю происходят из племени Со, обитавшего некогда на север от Жунну.
Первоначально их было 70 братьев. Старший из них, Нишиду, родился от волчицы. Он мог вызывать ветры и дожди. Жены его были: одна — дочь лета, другая — дочь зимы. Дочь лета родила ему четырех сыновей. Первый превратился в лебедя. Владения второго были расположены между реками Абу и Гянь, его звали Ци-гу. Третий жил при реке Чу-си, а четвертый около гор Басы Чу-си-ши. Старший, которого звали Надулу, „произвел тепло", и ему все подчинились. Он имел десять жен и „все сыновья прозывались по дому матерей". После смерти Надулу вместо отца был избран младший его сын, так как он, по условию, вспрыгнул выше всех на дерево.
Нетрудно увидеть, что эта легенда представляет причудливое сплетение различных повествований. Во-первых, можно выделить тотемические представления: род туг-ю происходит от волчицы. Эта версия была особенно в ходу у древних авторов. Затем следуют детали космического происхождения — лето и зима (т. е. год), так же как и ветры, дожди и тепло, оказались в подчинении у туг-ю. Среди этих зафиксированных легендой весьма древних представлений, с которыми тесно связана и версия о получении сыном Надулу власти через магический акт соединения с деревом, огромный интерес имеет свидетельство о сохранении у туг-ю счета родства по материнской линии. Это место особенно убеждает в том, что в основеразбираемых легенд лежат некогда бывшие реальными события и представления. Такое же наблюдение позволяет с известным доверием отнестись и к историко-географической части рассказа»[4].
|
|
Несомненно, легенда, записанная в китайской летописи, связана с легендами и мифологического характера рассказами древнейших жителей Алтая. Она говорит о довольно высокойкультуре их устноготворчества.
Фольклор алтайских народоввесьма разнообразен в жанровом отношении: сказки, легенды и предания (мифологического, топонимического, космогонического характера ), исторические песни и рассказы, разнообразные бытовые и лирические песни, обрядовый фольклор, пословицы, поговорки, загадки, скороговорки и пр.
Наиболее значительным из всех жанров алтайского фольклора является героический эпос (кай чорчок) [5].
Первым собирателем алтайского фольклора был известный тюрколог-лингвист В.В.Радлов (1837 - 1918). В молодости двенадцать лет (1859 - 1871) он прожил на Алтае. Из них пять лет преподавал немецкий язык в Горном Училище в Барнауле, но главным его занятием было исследование paзличных диалектов языка алтайских племен. С этой целью он совершил несколько путешествий по Горному Алтаю.
Во время своих поездок В. В. Радлов с помощью миссионерского переводчика и первого писателя-алтайца М. В. Чевалкова собрал большой фольклорный материал, в том числе произведения героического эпоса: «Алтаин Саин Салам», «Тектебей Мерген», «Кан Пудей», «Аи-Кан» и др. Впоследствии они были изданы на алтайском языке[6] и в переводе на немецкий язык[7] и получили мировую известность. Записи В. В. Радлова, сделанные при помощи специальной фонетической транскрипции, в филологическом отношении являются наиболее точными из всех дореволюционных записей алтайского эпоса. Надо особо подчеркнуть, что это были первые научные записи алтайского эпоса. Однако В. В. Радлову приходилось записывать в трудных условиях, находясь в пути, во время сравнительно коротких остановок, от сказителей, которые не имели (понятия о записи песен и сказаний. Поэтому совершенно справедливо замечание С. С. Суразакова: «Радлов при записи текстов, хотя это и делалось им под диктовку исполнителя, не смог сохранить полностью стихотворной формы, потому что он записывал не исполнение, а словесный пересказ эпоса сказителем. Некоторые произведения к тому же им записаны и изданы отрывками»[8].
|
|
Большое значение для изучения алтайского эпоса имеет известная работа В. В. Радлова о «Манасе»[9].
Для изучения этнографии и фольклора алтайских народов много сделал В. И. Вербицкий (1827-1890) — автор известной книги «Алтайские инородцы»[10]. Вся его книга основана не только на наблюдениях быта и жизни алтайских народов, но и на материале сказаний которые он слышал непосредственно из уст народных кайчи. В книге «Алтайские инородцы» имеется не лишенная интереса статья «Богатыри в сказках алтайцев".
Большое место В. И. Вербицкий уделяет ознакомлению с содержанием алтайских сказаний в основном по книге В.В.Радлова «Образцы народной литературы тюркских племен», а частично и по памяти. В свое время это имело большое значение для популяризации творчества алтайских народов среди русских читателей.
Исключительно большую роль в собирании и популяризации алтайского фольклора (как и фольклора ряда других районов Сибири) сыграл известный русский путешественник Г.Н.Потанин (1835—1920).
В 1876—1894 гг. Г.Н.Потанин совершил путешествие в Монголию, Юго-Западный Китай, Тибет, собрал и опубликовал в переводе на русский язык огромный этнографический и фольклорный материал, включенный в его «Очерки северо-западной Монголии»[11].
Публикации Г. Н. Потанина обширны и многообразны: в них содержатся сказки, героические сказания (в изложении или в отрывках), предания, легенды, песни.
Г.Н.Потанину принадлежит большое количество исследований по героическому эпосу, в которых нередко рассматривается и алтайский эпос.
Теоретические концепции Г.Н.Потанина об эпосе определяются идеями школы заимствования. В вопросе о происхождении народного творчества Потанин придерживался идеалистических взглядов. Исследователь русской фольклористики Сибири Я. Р. Кошелев пишет, что Потанин «разделил взгляды представителей идеалистической эстетики, выводившей искусство из религии. Его концепция отличается априоризмом в исходных позициях; для него существовала только генетическая связь искусства с религией, миф и культ он отождествлял, целиком сводя первобытную мифологию к религиозным представлениям» [12].
Но дело не только в этом. Схематически сопоставляя сюжеты, он сближал эпос разных народов. Причем «при сопоставлении произведений совершенно игнорируется сходство или различие идейного содержания произведений; формальные сближения схем сюжетов заслоняют вопрос о национальном своеобразии явлений народного творчества» [13].Однако из сказанного не следует делать вывода о том, что Г.Н.Потанин отстаивал одни только неверные идеи. Тот же Я.Р.Ко шелев указ ывает, что главная идея Г.Н.Потанина о единстве источника эпоса европейских и азиатских народов, об «ордынском» или восточном происхождении европейского эпоса, несмотря на принципиальную ошибочность, отличалась «антирасистской и антинационалистической направленностью и в условиях того времени» звучала «как уравнивание культуры больших и малых народов, что имело, несомненно, прогрессивный смысл»[14]. Но главная заслуга Г.Н.Потанина в том, что он ввел в мировой фольклорный и эпический фонд обширный и почти совершенно неизвестный до него материал.
Во время своих многочисленных путешествий по Алтаю Г. Н. Потанин записал (с помощью переводчика) много легенд и сказок, несколько героических сказаний («Караты-Каан», «Ирэн Шаин-Чичирге», «Алтай-Бучи»)[15]. Незнание языка вынуждало Г.Н.Потанина ограничиваться записями конспектов пересказа сюжетов со слов переводчика.
С помощью Г.Н.Потанина были изданы записанные Г. Токмашевым «Сказка об Алтай-Куучуны» (от алтайского сказителя Чымыя Алагызова)[16] и Д. Хлопатиным — телеутский вариант известного сказания тюркоязычных народов «Козы-Корпеш и Баян-Слу»[17].
Наиболее значительным из всего собранного Г.Н.Потаниным по алтайскому эпосу является «Аносский сборник»[18].
В «Аносский сборник» включены следующие героические сказания, записанные Н.Я.Никифоровым от сказителя Чолтыша Куранакова: 1) «Алтай-Бучый», 2) «Аин-Шаин-Шикширге», 3) «Алтын-Мизе», 4) «Мадай-Кара», 5) «Кан-Таджи сын Ак-Бёкё», 6) «Хан-Мерген», 7) «Алтын-Кучкаш» и 8) записанное Семеном Чонашевым из деревни Мыюта сказание «Ак-Би» (Потанин замечает, что сказитель неизвестен). Кроме того, в этот сборник включены 19 легенд.
Сборник назван по наименованию села Анос, где была проведена запись. Чолтышу Куранакову в то время было 79 лет. Он жил недалеко от Аноса в селении Аскат. Запись и перевод на русский язык производил алтаец Н.Я.Никифоров, проживавший в селе Анос (где в 1913 г. жил и Г.Н.Потанин, гостивший у алтайского художника Г.И.Гуркина). В предисловии к «Аносскому сборнику» Г.Н.Потанин пишет об этом следующее: «Сказки г-ном Никифоровым записаны на татарском языке (вернее, на диалекте племени алтай кижи. — И.П.); для этого он уходил из Аноса в Аскат и проживал в юрте Чолтыша два-три дня, или же Чолтыш приходил в Анос и несколько дней жил в доме у Никифорова.
Записав сказку, Н.Я.Никифоров переводил ее на русский язык. Он приходил ко мне (я жил в это время в Аносе) рано утром и оставался до позднего вечера; мы вдвоем и переводили; он передавал на русский язык смысл фразы, а я исправлял слог»[19].
Несмотря на то что алтайские оригиналы "Аносского сборника» не сохранились, значение его велико для изучения не только алтайского героического эпоса, но и эпоса других тюрко-монгольских народов. В отличие от публикаций В.В.Радлова и других дореволюционных собирателей алтайского эпоса в «Аносском сборнике» точно указаны время и место записей, имя сказителя. «Аносский сборник» снабжен пространными примечаниями Г.Н.Потанина, указателем собственных имен и предметным указателем.
Содержание текстов, вошедших в «Аносский сборник», характерно и для современного алтайского эпоса. В то же время они содержат некоторые черты и детали, которых уже нет в современных записях.
Из дореволюционных записей следует еще упомянуть запись одного из вариантов широко распространенного сказания «Алтай-Бучай», произведенную в 1895 г. студентом Петербургского университета А.Калачевым близ Кош-Агача[20]. А.Калачев оставил интересное описание обстановки исполнения сказания алтайскими кайчи.
В советское время интенсивная запись и публикация алтайского героического эпоса начинается с тридцатых годов, особенно после Первого всесоюзного съезда советских писателей и выступления на нем А.М.Горького c докладом о народном творчестве.
Первым крупным научным изданием алтайского эпоса в советское время была публикация в переводе на русский язык героического сказания «Когутэй»[21].
Это сказание было записано еще в 1914 г. от известного сказителя М.Ютканакова в селе Аюне, в долине р. Катуни. Издание снабжено предисловием писателя В.Зазубрина, редактировавшего перевод, а также введением и ценными примечаниями Н.К.Дмитриева. Все это определило большое научное значение этого издания, хотя оно и не сопровождалось алтайским текстом.
Оригинал «Когутэя» сохранился и впоследствии был издан в сб. «Алтай баатырлар»[22].
Во введении Н.К.Дмитриева к «Когутэю», как уже указывалось в литературе об алтайском эпосе, высказывается ошибочное утверждение о деградации алтайского героического эпоса (об этом речь ниже). Но в целом это введение очень интересно, особенно как первая советская работа об алтайском эпосе. Оно содержит исследование о стихе и стиле алтайского эпического творчества (впервые на русском языке), сведения об отражении алтайской мифологии в эпосе. В примечаниях исключительно интересный этимологический разбор эпических имен, названий, терминов и понятий. Особого внимания заслуживает произведенный Н.К.Дмитриевым сравнительный анализ алтайского эпоса с эпосом якутов, монголов и бурят. Ученый приходит к выводу, что «алтайский фольклор следует прежде всего сопоставлять с фольклором народностей, населяющих Присаянье, Якутию и монгольские степи, а потом уже с фольклором других „тюркских народов", из которых ближе всего к алтайскому подходит киргизский и казахский фольклор»[23].
Большую работу по собиранию и публикации алтайского героического эпоса проводил крупный алтайский писатель П.В.Кучияк (1897— 1943). Первой значительной публикацией записей П.В.Кучияка был сборник «Алтайские сказки»[24]. После этого на Алтае, в Новосибирске и в Москве было издано большое количество других записей П. В. Кучияка[25].
П. В. Кучияк был горячим патриотом своего народа. Он любил и ценил родной эпос, неутомимо искал новые сказания и их носителей — кайчи. Его записи показали ошибочность мнения некоторых ученых о деградации и измельчании алтайского эпоса к моменту революции. П.В.Кучияк записал множество интересных и ярких сказаний, неопровержимо свидетельствовавших, что эпос алтайцев и в тридцатых-сороковых годах был весьма богат как самыми разнообразными сказаниями, так и множеством бытовавших в народе вариантов их.
В одну из поездок по Алтаю П.В.Кучияку выпала большая удача: в 1937 он обнаружил, а затем и ввел в мировую эпическую литературу записи от замечательного алтайского сказителя Н.У.Улагашева (1861 - 1946).
Н.У.Улагашев был сказителем с очень богатым репертуаром по разным жанрам фольклора (одних только героических сказаний, по далеко неполным данным, у него отмечено свыше сорока). П.В.Кучияк записал от него много сказаний и начал их издание на алтайском и русском языках. Он написал также биографию Н.У.Улагашева и ряд статей л нем[26].
Из наиболее значительных изданий репертуара Н.У.Улагашева следует отметить: в переводе на русский язык сборники "Алтай-Бучай"[27] и "Малчи-Мерген"[28], на алтайском языке - сборник "Чорчоктор"[29]. Ему посвящены также второй и часть третьего тома сборника «Алтай баатырлар» и ряд других изданий. Н.А.Баскакову принадлежит
интересная публикация пяти сказаний Н.У.Улагашева на алтайском языке в сопровождении точного прозаического перевода их на русский язык[30].
От Н.У.Улагашевэ кроме П.В.Кучияка и С.С.Суразакова записывали также и другие алтайские собиратели: А.П.Кучияк, Н.Куранаков, А.Роголева и др.
Сказания, записанные от Н.У.Улагашева, отличаются замечательным языком, богатым содержанием, интересными сюжетами. В его сказаниях отражены как древнейшие черты жизни, быта, обычаев и верований алтайцев, так и приметы более позднего времени. Для сказаний, записанных от Н.У.Улагашева, характерны преданность народу и демократические настроения главных героев. Улагашев был замечательным мастером поэтической импровизации.
Как один из выдающихся народных сказителей страны, Н.У.Улагашев в 1939 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР был награжден орденом Знак Почета.
Жизни и сказительской деятельности Н.У.Улагашева посвящен очерк С.С.Суразакова[31].
С именем Н.У.Улагашева связана широкая популяризация алтайского героического эпоса на русском языке, начатая по инициативе П.В.Кучияка. Особенно значительная работа в этом направлении ведется в Новосибирске. Активное участие в поэтическом издании алтайского эпоса принимали писатели и поэты: А.Коптелов, А.Смердов» Е.Березницкий, В.Непомнящих, И.Мухачев, Е.Стюарт. Сборники «Алтай-Бучай», «Малчи-Мерген», снабженные обширными вступительными статьями и примечаниями, написанными А.Л.Коптеловым, наиболее характерны для деятельности новосибирцев по пропаганде алтайского эпоса. Из других изданий алтайского эпоса, выпущенных новосибирцами, можно указать сборник «Ойротские народные сказки»[32] (в котором, в частности, были опубликованы записанные по памяти П. В. Кучияком сказания «Темир-Санаа» и «Келер-Куш», слышанные им в юности от своего дедушки Шонкора Шунекова, и записанное также П.В.Кучияком от Санаа Туганова.сказание «Кара-Маас») и отдельное издание сказания о девушке-богатырке «Алтын-Тууди», записанное П.В.Кучияком (также по памяти) от Шонкора Шунекова[33]. Произведения алтайского эпоса печатались и на страницах журнала «Сибирские огни»[34].
Из упомянутых выше новосибирских писателей А.Л.Коптелов выступал не только в роли переводчика (следует заметить, что из числа литературных переводов его переводы наиболее близки к оригиналу). Он был редактором почти всех упомянутых выше литературных изданий алтайского эпоса, писал к ним содержательные вступительные статьи и примечания, он автор биографии Н.У.Улагашева[35]. А.Л.Коптелов выступал со статьями об алтайском эпосе и на страницах периодической печати.
Другим крупнейшим алтайским сказителем советского времени является А.Г.Калкин, от которого записано сказание «Маадай-Кара», публикуемое в настоящем издании. Сказания, записанные от А.Г.Калкина, отличаются по своему характеру от сказаний Н.Улагашева: Калкин —любитель древнейших сюжетов и тяготеет больше к традиционному их толкованию[36].
Алтайская интеллигенция ведет интенсивную запись героического эпоса и от других сказителей-кайчи. Горно-Алтайский научно-исследовательский институт истории языка и литературы и Горно-Алтайский государственный педагогический институт ежегодно организуют специальные экспедиции по сбору фольклорных и этнографических материалов. В 1950—1969 гг. они проводились под руководством С.С.Суразакова, который лично записал много произведений различных жанров фольклора, в том числе свыше двадцати героических сказаний. Большая часть записей эпоса (свыше ста) находится в фольклорном фонде Горно-Алтайского научно-исследовательского института истории, языка и литературы[37].
Наиболее обширным изданием алтайского героического эпоса на языке оригинала является «Алтай баатырлар», которое намечено выпустить во многих томах. Из них уже вышло семь томов: том I посвящен старым записям, том II — Н.У.Улагашеву, том III — в основном А.Г.Калкину, частично Н.У.Улагашеву и некоторым другим современным сказителям. Тома IV—VII посвящены современным сказителям[38]. Это издание осуществляется на алтайском языке с общей вступительной статьей, комментариями и под редакцией С.С.Суразакова и относится, к типу литературных изданий эпоса.
Алтайские ученые принимают активное участие и в исследовании алтайского эпоса. Ряд работ создан С.С.Суразаковым[39] и С.С.Каташем[40]. В своих исследованиях они широко привлекают эпос родственных алтайцам народов. Значительный научный интерес представляет вступительная статья С.С.Суразакова «„Алтай-Буучай" как произведение героического эпоса алтайского народа» к публикации «Героическое сказание о богатыре_Алтай-Буучае». Автор убедительно показывает, как при большой общности основного сюжета и трактовки различных вариантов об Алтаи-Буучае небольшая «передвижка» деталей может привести к существенным изменениям. Большое значение для изучения алтайского эпоса имеют работы советских алтаистов - лингвиста Н.А.Баскавоав[41] и этнографа и историка Л.П.Потаповва[42].
В последнее время алтайский эпос вызывает интерес у исследователей, занимающихся вопросами происхождения героического эпоса. Так, известный теоретик русского эпоса В.Я.Пропп[43] привлекает близкий к алтайскому шорский эпос для аналогии. На основе анализа шорского эпоса (а также якутского и нивхского) он доказывает, что и русский эпос возник задолго до образования государства (Киевского), в период разложения родового строя (но только этот эпос не сохранился). Алтайский эпос привлекают для доказательства своих теоретических концепций также В.М.Жирмунский[44] и Е.М.Мелетинский[45].
Алтайские героические сказания имеют общее алтайское название чорчок. Иногда, в целях отличия от сказки, героические сказания называются кайлап айдар чорчок (сказка, рассказываемая каем)[46].
С давних времен у алтайцев существуют две формы исполнения героического эпоса: сказывание и особое гортанное пение, называемое каем. Кай является наиболее распространенной, популярной в народе
формой, можно сказать, это классическая форма исполнения алтайского героического эпоса. Сказитель, поющий каем, называется кайчи.
Пение каем обычно происходит под аккомпанемент двухструнного щипкового инструмента, несколько напоминающего балалайку и называемого "топшуур"[47].
В самих алтайских героических сказаниях, в «запевке», обращенной к топшууру, часто дается и описание его:
«Из могучего кедра,
От одного корня выросшего,
Сделан топшур мой.
Две тонкие струны,
Из конского волоса свитые,
На топшуре моем натянуты.
Из старого кедра,
От двух корней выросшего,
Сделана скрипка моя,
Две тонкие струны,
Из конского волоса свитые,
На скрипке моей натянуты.
Под моими двумя пальцами
Струны твои, топшур мой,
Нежно звенят»[48].
Исполнение алтайцами героического эпоса каем представляет совершенно исключительное и своеобразное явление[49]. Вот что об этом пишет проф. Н.А.Баскаков: «Все кайчи исполняют героические богатырские сказания гортанным глубоким,.низким голосом в пределах большой октавы. Исполнять героические сказания басом является традицией. Искусство кайчи не имеет ни внешней, ни внутренней связи «с „исполнением" шаманских мистерий, текст которых поется (выкрикивается) шаманами высоким (но не низким) голосом и имеет более сложный мелодический рисунок»[50].
В другой своей работе Н,А.Баскаков приводит очень интересное наблюдение. Он говорит, что поэмы «сопровождаются иногда особыми вокальными фигурами, представляющими собой чрезвычайно любопытные виды двухзвучного пения, исполняющегося одновременно одним певцом исоответствующего по своему характеру органному пункту европейской музыки. Один из звуков исполняется горлом и является неподвижным тоном, другой исполняется губами и образует обычно несложную мелодию. В зависимости от характера второго голоса двухзвучное пение имеет три основных вида: а) куулеп кайла-, в котором второй звук напоминает легкое гудение; б) каргырлап кайла-, в котором второй звук можно определить как шипящий; и, наконец, в) сыгыртып кайла-, —со вторым звуком свистящим, напоминающим флейту[51].
Обычно каем исполняется в основном стихотворная часть текста сказания (или близкая к нему ритмическая проза, которая также поется). Прозаическую же часть сказания обычно рассказывают. Хотя такая форма исполнения сказания довольно распространена среди алтайских сказителей, но она менее популярна, чем кай, и к ней прибегают главным образом лица, которые почему-либо не могут петь каем, например дети и большинство женщин, которым трудно гортанное пение басом.
Алтайский кайчи — мастер, профессионально подготовленный в своем искусстве, обучавшийся ему почти с детских лет. Что же касается социального положения, то кайчи-профессионал, живущий на заработки от своего искусства, был, скорее, исключением для алтайцев. Наиболее характерной фигурой алтайского сказителя был кайчи-любитель, хорошо поющий и играющий на топшууре, знающий на память множество сказаний, но исполняющий их в основном бесплатно — для своих знакомых или по просьбе собравшихся. Основную массу алтайских сказителей в прошлом составляли крестьяне-бедняки. Некоторая часть их подношениями за пение дополняла скудный доход от своего хозяйства (плата давалась продуктами).
Эпос в прошлом пользовался среди алтайцев большой популярностью. Об этом говорит и множество легенд и рассказов о выдающихся сказителях и мастерстве их исполнения.
Например, рассказывают, что некогда в Мариинске жил сказитель Анике. По народному преданию, он умер во время исполнения героического сказания «Алтай-Буучай», и голос его (вернее, его кай) тут же ушел под землю. Анике был ээлу кайчи (т. е. его устами как бы пел дух пения).
Учителем Анике был Делей — легендарный сказитель. Как гласит предание, от Делея и распространились по Алтаю семьдесят семь сказаний. Самым большим из них было сказание про великого богатыря Дьангар-Боодо — отца всех богатырей. Говорят, это оказание исполнялось в течение семи дней. Популярный герой алтайских сказаний Алтай-Буучай будто бы был его средним сыном[52].
В легенде о сказителе Ландыше Максимове говорится, что во время его кая дверь избы сама открывалась и закрывалась (таким сильным был его голос), а его топшуур —когда сказитель оставлял его на гвозде — сам звучал, без ударов по струнам[53].
Есть у алтайцев легенда и о происхождении топшуура. В этой легенде говорится, что некогда жили два богатыря на двух горах, разделенных друг от друга быстрой рекой. Одна гора считалась лучше другой. Сначала богатыри жили мирно, но со временем стали спорить из-за обладания лучшей горой. Спор свой они решили так: кто первый заговорит о женщине во время постройки моста через реку, тот лишится права на лучшую гору. Однажды «богатыри были поражены необыкновенным явлением. Из кустов густой чащи до них доносилось дивное пение женского голоса и бряцание инструмента. Обаятельное пение женщины поразило богатырей. Один из них, позабыв об условии, в восторге закричал: „О уй кижи!" (О, женщина!). В этот момент засверкала молния, раздался гром и подземный гул, а за ним оглушительный треск. Мост и река провалились и образовали впадину неизмеримой глубины. Увлеченный видением богатырь кинулся туда, где раздавались звуки. На скале он увидел женщину, которая на его глазах ударила по камню инструментом и исчезла. От удара на камне остался отпечаток инструмента. По форме этого отпечатка алтайцы и стали делать топшууры (двухструнную балалайку)»[54].
Эпос у алтайцев бытует и в настоящее время. До сих пор в каждом алтайском аймаке (районе) проживает по нескольку сказителей, а народ питает большой интерес к живому устному исполнению эпоса, знает содержание многих сказаний и легенды о знаменитых кайчи. Каждый год фольклористы и собиратели-любители записывают новые сказания или новые варианты записанных раньше сказаний. Что особенно интересно, до сих пор находят новых, еще не известных фольклористам сказителей с богатым репертуаром.
Алтайские героические сказания пелись (и поются сейчас) на диалекте каждого из племен, которые в советское время составили алтайский народ. Но они, как показывают старые записи (В.В.Радлова, В.И.Вербицкого и др.), по содержанию, композиции и образам еще в XIX в. были общими для всех алтайских племен: одни и те же сказания пелись по всей территории Горного Алтая. То же самое, по-видимому, было и в более раннее время (до XIX в.), но ни записей, ни других достоверных сведений на этот счет нет. В настоящее же время, несмотря на некоторые различия в диалектах, можно с полным основанием говорить об алтайском героическом эпосе как едином целом.
Исследователи расходятся в определении характера алтайского героического эпоса.
С.Е.Малов считал, что алтайские сказания с течением времени деградировали и «как-то измельчали, сократились, распались на отдельные части и превратились в обыкновенные сказки»[55].
Той же точки зрении придерживался и Н.К.Дмитриев. Поддерживая мнение С. £. Малова, он писал, что алтайские сказания — это «разбитые на части осколки отдельных героических эпопей»[56] и что «переход от героического эпоса, как особого жанра, к сказкам — типичен для алтайского эпоса»[57]. Эта точка зрения, отражающая взгляды на эпос представителей «исторической школы», была подвергнута довольно резкой, но в основе своей убедительной критике Л.П.Потаповым[58]. Он, как и А.Л.Коптелов[59], правильно считает алтайские сказания героическим эпосом.
По мнению же В.М.Жирмунского[60], алтайские сказания — это вообще не героический эпос и им никогда не были, а богатырские сказки. В подтверждение своего мнения он приводит особенности сюжета алтайских героических оказаний (борьба с чудовищами, героическое сватовство, мифологическая фантастика и т. п.).
Однако В. М. Жирмунский не учитывает многообразия признаков героического эпоса, главным и определяющим среди которых, как правильно отмечает В. Я. Пропп, является «героический характер его содержания»[61]. Целесообразнее всего различные компоненты эпоса рассматривать в их совокупности. Только этим путем возможно правильно определить характер такого сложного явления, как героический эпос, и создать прочную основу для концепции исследователя.
Е.М.Мелетинский[62], исходя из сходств некоторых элементов сюжета алтайских сказаний с сюжетами эпоса различных народов мира, привлекает их для своих гипотез о происхождении мирового эпоса. Но этот вопрос выходит за пределы тематики настоящей статьи.
По мнению всех исследователей, истоки алтайского героического эпоса восходят к глубокой древности. Например, Н.А.Баскаков находит некоторые параллели между алтайскими эпическими оказаниями и описаниями подвигов героев в орхоно-енисейеких текстах, относящихся к VI—VIII вв. В частности, он указывает на надгробный памятник в честь Кюль-Тегана, умершего в 732 г.[63]. Здесь нет возможности подробно остановиться на этом вопросе, однако отметим, что эта гипотеза имеет определенные основания.
Орхонские тексты (я имею в виду особенно три наиболее крупные из них: малую и большую надписи на памятнике в честь Кюль-Тегина и надпись на памятнике в честь Тоньюкука) вполне можно назвать древнейшими образцами художественного творчества тюркских народов. Однахо в орхоноких памятниках поэзия еще недостаточно выделилась, из прозы, поэзия в них причудливо смешана с прозой. Это — период зарождения художественной литературы, некое синкретическое явление, в котором имеют место и начала поэзии, и художественная проза, и эпитафии на надгробии, и ораторская речь, и деловой обзор происходящих событий, и обозрение событий, уже отошедших в область прошлого (зачатки исторического освещения фактов). Но все это дано в надписях так, что элементы художественного поэтического творчества преобладают над изложением фактов, что и делает орхонские тексты явлением художественной литературы (пусть в зачаточной ее форме). В них очевидно стремление не просто изложить свою мысль, но и выразить ее в образной форме.
Возьмем первый же абзац из большой надписи на памятнике Кюль-Тегину. В нем говорится:
у за кок Tairpi
асра jagua jip кылынтукда,
axiH ара xici одлы кылынмыс.
(Когда вверху возникло голубое небо,
[а] внизу — бурая земля,
между ними возникли сыны человеческие)[64].
Это, бесспорно, художественно организованная речь. Совершенно ясно, что в обычной жизни люди тогда в таком стиле не разговаривали между собой.
Приведенная фраза (как и во многих других местах орхонских памятников) построена на смысловом параллелизме: небо — земля — человек между ними.
Особенно же характерна для орхонских текстов, как явления художественно организованной речи, близость их к стилю устного народного поэтического творчества. Об этом говорят указываемые И.В.Стеблевой постоянные эпитеты и сравнения, поэтическая гиперболизация, парные словосочетания, устойчивые формулы[65], часто встречающиеся в орхонских текстах и столь характерные для устного поэтического творчества тюркских народов. К этому надо добавить, что и приведенное выше начало большой надписи на памятнике в честь Кюль-Тегина весьма сходно с началом многих героических сказаний тюркоязычиых народов (например, якутского олонхо «Будуруйбэт Мулду Безе» — «Неспотыкающийся Мюлдью Сильный», записанного от Д.М.Говорова), в которых изложению событий предшествует рассказ о сотворении мира и возникновении жизни и людей на земле[66].
Сказанное выше говорит о том, что в период создания текстов на орхонских памятниках древние тюрки уже имели развитое устное поэтическое творчество со своими традициями. К нему, как к исходному пункту, и восходят дошедшие до нас памятники устного творчества тюркоязычных народов, в частности и героический эпос алтайцев.
Как известно, ареал деятельности древних тюрков охватывал и территорию Алтая, а предки некоторых племен, вошедших в состав современных алтайцев, принимали непосредственное участие в событиях, связанных с жизнью и деятельностью древних тюрков. Об этом Л.П.Потапов пишет следующее: «...далекие исторические предки некоторой части современного тюркского населения Алтая не только входили в состав тюркского каганата, но и имели в его жизни большое значение. Среди алтайцев до наших дней сохранились названия сеоков (родов), служивших во времена тюркского каганата в качестве названий крупных племен (Тиргеш, Кыпчак, Толес, Туба, Кыргыз»)[67].
Но вопрос о древних истоках эпоса нельзя смешивать с вопросам об окончательном сложении дошедших до нашего времени эпических сказаний. Например, можно согласиться с В.М.Жирмунским, что «возникновение не дошедшего до нас прототипа» (вернее, древнейших мотивов. — И. Я.) алтайского сказания «Алып-Манаш», -возможно, относится «к эпохе тюркского каганата (VI—-VIII вв.)»[68]. В то же время следует считать наиболее вероятным, что это сказание отшлифовалось и получило ту форму и содержание, в которых оно дошло до нашего времени, уже значительно позже.
В этом отношении, по-видимому, прав проф. Л. П. Потапов, который считает, что алтайский эпос сложился «в основном в период господства на Алтае западных монголов или ойратов (XV—XVIII вв.), хотя содержит в себе следы более ранних эпох и позднейшие наслоения»[69].
Алтайский эпос отразил существенные черты древних общественных отношений (как раннего феодализма, так и позднеродового общества). Если обобщить содержание всего алтайского эпоса в его наиболее характерных моментах, то можно сказать, что в обществе, изображенном, в нем, главное положение занимает «хан» (каан). Ему подчиняются более мелкие чины. Рядовыми членами общества в начале повествования часто являются родители (героя — пастухи, охотники. Они ж ивут своим хозяйством, имеют коня, часто и другой скот, но находятся в известном подчинении своему господину (или «хану»), участвуют в его походах как военная сила. Здесь отражены черты раннего феодализма.
Но хан в алтайском эпосе — не повелитель всего народа, фактически он распоряжается лишь в пределах своего рода. Общество, изображенное в алтайском эпосе, живет в условиях родо-племенной организации. Причем показательно то, что во многих сказаниях хан — враг героя изображается как злой феодальный владыка, а герой — как добрый патриарх своего рода, часто даже выборный вождь. Родовая месть, экзогамный брак (и вообще вся система брака), пережитки обряда посвящения в воины также говорят об еще не изжитых родовых отношениях в обществе, изображенном в алтайском эпосе.
Об этом же говорит и характерная тематика алтайского эпоса и ее разработка. Наиболее значи