— Они сделали это с тобой!
— Мой вопрос по-прежнему в силе, — с усталой улыбкой говорит мой отец, адвокат до мозга костей.
Я пристально смотрю на него в возмущённом молчании. Если я скажу «нет», он отругает меня, и я не хочу, чтобы он впустую тратил драгоценное дыхание. Если я скажу «да», то возненавижу себя. Если я скажу «нет», то, наверное, тоже возненавижу себя. Груз тех кошмаров наяву, когда я практически в каждом сценарии К'Вракнула мир, и различие было лишь в деталях — это удушающий гнёт на моей шее. Я знаю, чего я не смею сделать. Я также знаю, какой поступок будет для меня ненавистным.
— Я хочу услышать это, детка. Ты знаешь, как будет правильно.
Стискивая зубы, я скрежещу:
— Я ничего не стану с ними делать. Я просто оставлю их в покое.
— Неверный ответ.
— Они сделали это с тобой. Я их не убиваю. Я просто позволяю Природе взять своё.
— Снова неверный ответ. Скажи мне то, что знает твоё сердце.
Я закатываю глаза и вздыхаю.
— Что я не могу осудить и приговорить целый вид, основываясь на действиях двух его представителей.
— Продолжай.
Я чувствую себя так, будто предстала перед судом моего отца. Мы оба предстали перед его судом. Потому что он судит себя, как родителя, по действиям, которые я теперь предпринимаю.
— Если я смогу найти способ помочь им, который предлагает им возможность хорошей жизни...
—...бессмертной, как была у них когда-то, — вклинивается он.
—...Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь им добиться этого, — натянуто говорю я, и знаю, что это правда. Поступить так будет правильно. Проблема в том, что Котёл не работает, и я не могу просто дать Видимым Эликсир Невидимых, при условии, что я его найду. Все Видимые (если не считать три исключения, три ненавистных исключения, которые поступили так с моим отцом), погрузились в буйное безумие, ошеломлённые грузом слишком большого количества воспоминаний. Сделать их бессмертными в таком состоянии — это ни разу не милосердие.
— Это всё, о чём я прошу, детка. Я знаю, что ты заставишь меня гордиться.
Он снова засыпает, и слёзы вот-вот хлынут из моих глаз. Маме я бормочу «Мне надо пописать» и вылетаю из комнаты.
Я успеваю закрыть за собой дверь прежде, чем разразиться слезами.
К моему ужасу, там стоит Бэрронс, то ли собиравшийся войти, то ли дожидавшийся, когда я выйду. Спешно смахнув слёзы и перекрыв слёзные каналы, я отодвигаюсь в сторону, прижимаясь к двери. Это Бэрронс? Или меня снова дурачат?
— И именно поэтому я здесь, — мрачно говорит он, явно не упустив из вида моё нежелание приближаться к нему. — Мы разберёмся с этим. Сейчас же.
— Мне надо поспать, — я не готова к этому. Я не могу столкнуться лицом к лицу с чем-либо ещё.
В его полночном взгляде сверкают кровавые искры.
— Я слушал, как Круус говорил, что трахнет тебя на глазах у своего принца.
Я резко втягиваю воздух, осознавая, что мы оба до глубины души травмированы этими событиями. Пока Круус говорил мне, какие ужасные вещи он сделает со мной, Бэрронс бесстрастно стоял рядом, выжидая идеальный момент, чтобы нанести удар. Пока Круус говорил о своих планах стереть Бэрронса из моего разума и сердца, изнасиловать меня, стереть меня саму. И он прав, я не верю в свою способность различить их, а мне это нужно.
— Ладно. И что теперь?
— Мы поговорим с Мазданом. И успокоим твои страхи.
— А потом мы успокоим и твои тоже, — тихо говорю я. Я знаю, что нужно Бэрронсу. И несмотря на своё глубинное измождение, я знаю, что нужно мне. Мне нужно вытянуться рядом с ним, кожа к коже. Крепко обнимать его и позволить ему обнимать меня, зная, что он — мой Бэрронс. И если я смогу бодрствовать достаточно долго, то медленно, жарко и отчаянно нежно заниматься любовью на последних крохах моей энергии, пока я не вырублюсь в его объятиях.
Зная, что это он. А не принц Невидимых.
— Я ничего не боюсь, — оскорблённо рычит он. Затем его губы кривятся в сухой улыбке, и он добавляет: — Кроме того, что ты можешь бояться меня. Этого я не могу вынести. Идём.
Маздан ждёт в офисе Риодана. Когда дверь открывается, и я заглядываю внутрь, я вновь поражена тем, насколько они идентичны. Бэрронс стоит рядом со мной, и в то же время Бэрронс стоит возле стола Риодана, глядя на клуб внизу. Оба могущественны, обладают тёмной красотой, носят одно и то же лицо и форму.
Когда он поворачивается, я вздрагиваю.
Их лица идентичны, бл*дь. Как я вообще могу знать наверняка, Бэрронс ли рядом со мной, Бэрронс ли в нашей кровати, или же это Маздан?
— Приветствую, моя королева, — говорит Маздан с учтивым поклоном. — Приношу свои извинения за обман, но мы с Бэрронсом посчитали, что это необходимо для твоей защиты.
— Со сколькими моими снами ты поколдовал?
— С двумя.
— Какими именно? — требую я.
— В тот день, когда ты задремала на диване, а я направил тебя показать мне твои встречи с Круусом, был первый раз. Второй — прошлой ночью, когда ты задремала в комнате Крууса. Хотя он не входил со мной в Страну Снов, он сидел в комнате и наблюдал, и чтобы не выдать наши планы, мне пришлось подчиниться его пожеланиям. То, что я увидел в первый раз, укрепило мою решимость. Ты никогда не любила Крууса. Тебе было ненавистно его целовать. Ты разделила своё сознание и отрешилась, чтобы сделать это.
— Когда вы с Бэрронсом сговорились? Как Бэрронс вообще узнал о тебе?
Бэрронс говорит:
— Он появился в Честере до того, как ты покинула комнату вне времени.
Маздан говорит:
— Я сказал Круусу, что Бэрронс уже ушёл. Круус хотел, чтобы я протестировал, сумею ли я одурачить Риодана. Я же не хотел одурачить Риодана. Я хотел, чтобы он насторожился.
— И он преуспел, — добавляет Бэрронс. — Риодан знал, что это не я. Но лишь потому, что он знал, что я ещё не покинул комнату и никогда не сделал бы этого без тебя.
Маздан говорит:
— Позднее, в день, когда я смотрел твои сны о Круусе, я открыл себя Бэрронсу.
— Ты так беспокоилась о своём отце, что я не хотел упоминать, что Круус жив, а без этого никак нельзя было сказать тебе о Маздане, — объясняет Бээрронс. — Затем Лирика сообщила об его существовании, но с того времени...
— Мы гонялись то за одной проблемой, то за другой, и никогда не подворачивалось удобного момента, — устало произношу я.
Взгляд Бэрронса тёмный и наполненный тенями, и теперь я вижу, как сильно он беспокоился обо мне:
— Ты была измождена и скорбела по своему отцу, так что я не хотел добавлять тебе проблем. Маздан считал, что Круус ещё какое-то время не станет тебя забирать. Мы надеялись устранить его до того, как он это сделает. Но из-за постоянных махинаций Светлого Двора, пропажи Дэни, пропажи твоего отца, похищения Шона и Рэй...
—...мы были слишком заняты попытками погасить тот пожар, который разгорался прямо перед нами, — горько заканчиваю я. И Двор Света, и Двор Теней заставляли нас скакать через обручи, отвлекали то на один кризис, то на другой с того самого момента, как я покинула комнату.
Он склоняет голову в знак согласия.
Маздан говорит:
— Я не направлял тебя в паутину. Если бы я знал, что Круус планирует похитить тебя, я бы не подтолкнул тебя покинуть Честер. Я считал, что тебе пойдёт на пользу прогулка по улицам города, который ты любишь.
— Комната, в которой Круус держал тебя, приглушает силу, — говорит Бэрронс. — Я не мог общаться с тобой через нашу связь. Маздан передал мне, что он сказал тебе об инструментах для татуировки Охотников, что основывалось на старой информации. Круус не знал, что мы обнаружили бесполезность этих символов. Я сказал те слова при входе в комнату, надеясь намекнуть тебе, что это я.
Это сработало, вроде как. Затем он сверкнул кровавым огнём в своём тёмном взгляде, и я боялась надеяться. И всё же я невольно надеялась, что мои подозрения окажутся правдой.
— Посмотри вглубь меня, моя королева, — говорит Маздан. — Я принц Невидимых. Между мной и Бэрронсом существуют значительные различия.
— Ши-видящие не могут видеть сквозь гламур новых Невидимых, созданных Круусом, — отвечаю я.
Маздан говорит:
— Хоть Круус и создал нас нераспознаваемыми для вашего Ордена, ты обладаешь более глубинной, более мощной магией. Смотри на меня своими глазами королевы, используя Истинную Магию.
— Круус каким-то образом нейтрализовал мою Истинную Магию, — сообщаю ему я.
Маздан отвечает:
— Комната делала это с тобой, и лишь до тех пор, пока ты находилась в её пределах.
Опять хитрость со стороны Крууса. Он рассчитывал, что я попытаюсь получить доступ к своей магии в спальне и больше не буду пробовать во время экскурсии по его королевству.
— Сделай, как говорит Маздан, — произносит Бэрронс. — Если бы ты в какой-то момент попыталась проникнуть сквозь гламур Маздана, это бы сработало. Но ты считала, что он — это я, так что у тебя не было причин пытаться.
Если это правда, что королева может видеть сквозь гламур нового Двора Теней, то слава Богу. Я смотрю на Маздана, дрейфуя внутрь, ища мягко тлеющую силу Истинной Магии, и с удовольствием обнаруживаю, что она вновь доступна. «Покажи мне истину», — приказываю я.
Я слегка улыбаюсь.
Так вот как выглядит Маздан.
Принц снов идентичен Бэрронсу, с таким же смуглым точёным лицом, тот же рост и мощная мускулатура, полночные глаза и тлеющая чувственность. Но плечи Маздана украшены величественными чёрными крыльями, спускающимися вдоль его боков, а под его кожей струятся татуировки, подобные бриллиантовым облакам. Он темнее Бэрронса, его шею украшает эбонитовый торквес. Он явно фейри. Явно принц Невидимых.
Маздан говорит:
— Ты всегда можешь нас различить; ты можешь увидеть истинный облик всех фейри Двора Теней. Я не сомневаюсь, что некоторое время ты при каждой встрече будешь присматриваться к Бэрронсу силой королевы, и за это я приношу свои извинения. Я больше никогда не стану притворяться им. И со временем между нами появится больше различий. В данный момент Иерихон Бэрронс и я наиболее похожи друг на друга. Я ношу в себе его сущность, но не зверя. Я не страдал от проклятия. Я не прожил его жизнь. Мы различаемся сильнее, чем ты думаешь. Я прожил всего четыре года, и моё будущее направит меня другими путями. Мой опыт сделает меня тем, кем я стану. Мы с Бэрронсом больше никогда не будем такими похожими, как сейчас.
Я слышу правду в его словах. Маздан — это только что рождённая версия Бэрронса, без его прошлого. Он выглядит как Бэрронс и делит с ним его суть, но в дальнейшем их пути значительно разойдутся.
— Ты обладаешь опасной силой, — он может нанести огромный урон огромному количеству людей.
— У меня нет ни желания, ни намерений сплетать чужие сны. У меня своего достаточно. Страна Снов очаровывает меня. Там существуют все вероятности. Я присягнул на верность тебе, и как королеве, и как МакКайле Лейн. Это запрограммировано в моей сущности. Я никогда не смог бы предать тебя. Это невозможно. В этом мы с Бэрронсом всегда будем едины. И если я когда-либо понадоблюсь тебе, я буду рядом.
— Почему ты предал Крууса?
— Такого как он предать невозможно, — отвечает Маздан. — Можно лишь усыпить бешеного пса. Он стал повторением прежнего короля, только хуже. С каждым днём он становился более безумным и жадным. В свои визиты в Страну Снов я видел то, что грядёт — множество вариантов будущего, которое не было хорошим ни для кого, кроме Крууса, и я поклялся это остановить. Я видел, что он сделает с этим миром и бесчисленным множеством других миров. Я не мог убить его, ибо не обладаю силой Бэрронса. Я не зверь и никогда не сумею им стать. Это ещё один способ, которым ты можешь различить нас. Я могу лишь попытаться замаскировать себя гламуром под его зверя, создать иллюзию его кровавых глаз, и ты увидишь сквозь мои чары. Я знал, что нам придётся поменяться местами, чтобы уничтожить Крууса.
Я хмуро смотрю на Бэрронса.
— Я думала, что тебе будет ненавистно иметь клон, за неимением лучшего слова.
Маздан смеётся:
— Он едва не убил меня, когда увидел в первый раз.
Бэрронс бормочет:
— А потом я осознал, какую глупость допустил Круус, как легко Маздана можно использовать против него, и что Маздан пришёл ко мне по этой самой причине.
Маздан фыркает:
— Ты видел во мне слишком много от самого себя, чтобы ненавидеть меня.
Мне он говорит:
— Я буду держаться на расстоянии, моя королева, если так тебе будет комфортнее.
Я слегка улыбаюсь. Закончив укладывать в голове всё это, я не могу сказать, что возражаю против периодического присутствия двух Бэрронсов с разными сильными сторонами. Мне кажется, что Маздан обладает своим уникальным даром предвидения, видит разные вероятности в Стране Снов, и это ещё один инструмент, который может пригодиться нам для спасения нашего мира.
— Действительно ли есть эликсир Невидимых, дарующий бессмертие, но не отнимающий эмоции и душу?
Маздан склоняет голову и приподнимает крылья, изменяя их положение и шелестя перьями.
— Есть. Я принесу его тебе и верну другие предметы, которые Круус поручил мне украсть из Фейри. Но я попрошу тебя кое о чём и надеюсь, что ты меня выслушаешь. Я обдумывал будущее фейри, и у меня есть идеи, которыми я хотел бы поделиться.
Вздохнув, я пинком отодвигаю стул от стола и плюхаюсь на него.
Однажды я посплю. Но в данный момент у меня есть работа.
Я МакКайла Лейн, Верховная Королева Фейри.
И я открыта для дискуссий, советов, разных точек зрения. У нас есть мир, полный уникальных существ, я всё ещё понятия не имею, как пропеть Песнь, чтобы поднять стены, и я начинаю задаваться вопросом, а стоит ли это делать.
Возможно, раскол дворов, разделение между мирами Смертных и Фейри, множество стен, материальных или созданных из страха... возможно, всё это было частью проблемы.
Маздану я говорю:
— Я слушаю.
Глава 53
Я остановлю мир и растаю с тобой [69]
Мак
Спустя три дня я сижу с Бэрронсом в клубе Джимми Дуранте, поглощая свою вторую тарелку жареной в пиве рыбы с картошкой, и певица вполголоса мурлычет о мире, который всегда будет приветствовать любовников, пока я готовлю себя к смерти своего отца и к моей работе со Двором Света, к которой я приступлю, когда он скончается.
Я не хочу сейчас отправляться в Фейри. Я намереваюсь держать папочку за руку, когда он закроет глаза в последний раз.
Когда его уже не будет с нами (я не могу сказать слово «умрёт», просто не могу), я просеюсь в Фейри с сотнями ши-видящих. Встретившись с Иксай, Азаром и Севериной и сообщив им, что я намереваюсь сделать, я буду размораживать подданных Зимнего Двора одного за другим. Ши-видящие будут давать им выпить из настоящего Котла Забвения, который Круус украл и заменил бесполезной копией, а также по капле Невидимого Эликсира Жизни; затем они помогут заново перерождённым фейри адаптироваться к реальности, в которой они будут молодыми, бессмертными, без багажа за плечами, обладая эмоциями и душой, при условии, что у них таковая осталась. Затем, освободив пленников лабиринта Иксай, восстановив бессмертных и вернув людей на Землю, я переключусь на дворы Весны, Осени и Лета и проделаю то же самое.
Фейри будут новым видом: Туата Де Дананн, каким, я подозреваю, они и были когда-то, хотя тогда они просто жили чрезвычайно долго, но не являлись бессмертными.
Я никогда не скажу новорождённым Туата Де Дананн о существовании Котла и уничтожу его. Впредь прошлое больше не будет стираться. Каждое воспоминание фейри придётся нести с собой. Воспоминания о наших провалах, наших худших моментах и темнейших часах обременяют нас и заставляют стараться сильнее, делать лучше.
Подозреваю, что Иксай, Азар и Северина воспротивятся. Они захотят оставить свои воспоминания, потому что они травмированы и жаждут власти, и они увидят в этом способ быть хитрее и могущественнее своих придворных, ведь они обладают знаниями, которых недостаёт другим.
Они выпьют из Котла Забвения, даже если мне придётся приковать их к балке и силой вливать жидкость им в горло. Все начнут с чистого листа, безо всяких исключений.
Как только Двор Света будет восстановлен и перерождён, Маздан приведёт Двор Теней в Фейри. Он говорит, что Невидимым не терпится встретиться со своей светлой братией. Им всего четыре года, они сами вполне молоды. Они познакомятся, перемешаются и со временем, будем надеяться, станут одним народом.
Несмотря на моё горе и ту скорбь, которая ещё ждёт впереди, когда моего отца... уже не станет... мне не терпится помочь фейри обрести их путь.
Скоро в Фейри будет восемь королевств, в которых станут обитать оба двора. Дублин Вечной Ночи будет использоваться как своеобразное место отдыха (он слишком прекрасен, чтобы разрушать его), но никто и никогда больше не будет жить там постоянно. Я хочу, чтобы тюрьма Невидимых была разрушена, как только мы убедимся, что внутри не сохранилось никаких живых останков.
Кристиан просеивается и выдёргивает меня из грёз.
— Я слышал, ты восстанавливаешь фейри. Как ты планируешь ими править?
Я моргаю при виде стоящей рядом с ним женщины и использую Истинную Магию, чтобы определить, не является ли увиденное гламуром.
Не является.
— Лирика, это ты? — восклицаю я.
Она кивает, улыбаясь.
Состоящая из двух половин — так вот почему Круус её прятал. Она невероятно очаровательна, воплощает лучшее от двух дворов.
— Надеюсь, ты планируешь остаться, — говорю я ей, когда раскрываю объятия и прижимаю её к себе.
Она сияет, когда делает шаг назад.
— На некоторое время, возможно, — допускает она. Затем делает лёгкий реверанс и добавляет: — Моя королева, — все эти реверансы и поклоны, обращения «моя королева» для меня дискомфортны, но подозреваю, что формальности необходимы, не для меня, а для моих подданных. Изменения я буду вводить постепенно.
— На долгое время, возможно, — рычит Кристиан.
Его рука обвивает её талию, и очевидно, что они любовники. Между ними так и трещит химия. Смерть и библиотекарь, думаю я про себя, забавляясь. Но правда, она для него идеальна — свет для его тьмы, тепло и кипучее веселье для его сдержанности и серьёзности.
Он изменился. Сильный, уравновешенный, уверенный в себе, он могущественный принц в расцвете своей мощи. Глянув на Бэрронса, он склоняет голову в знак приветствия, как это делает Бэрронс. Бэрронс бросает на него раздражённый взгляд, но тоже склоняет голову в ответ.
— Не мой клан, горец, — рычит он.
Кристиан смеётся, а затем его глаза прищуриваются, когда он смотрит мимо меня и мрачнеет.
— Ох, ну только не этот мудак. Христос, он же теперь будет ещё невыносимее.
Я поворачиваюсь посмотреть, о ком говорит Кристиан, и мгновенно вспыхиваю радостью.
— Дэни!
— Мак!
Дэни срывается в режим стоп-кадра и оказывается рядом со мной. И мы обнимаемся, и я так рада видеть её, что почти не могу этого вынести.
— Боже, нам столько всего надо обсудить, — говорю я ей, улыбаясь и сжимая её руку.
— Я так сочувствую по поводу твоего отца, — тихо говорит Дэни. — Я знаю, как много он для тебя значит.
И её взгляд обещает мне, что когда я потеряю его, она будет рядом, сидеть у моей кровати, пока я буду его оплакивать, и вытаскивать меня обратно в мир, когда придёт время. То же самое, что по очереди делали мы, когда она потеряла Танцора.
Затем Риодан встаёт рядом с Дэни, и я настолько ошеломлена тем, что чувствую, что я лишаюсь дара речи. Вот что Кристиан имел в виду. Невыносим, воистину. Но это же Риодан, король в каждом столетии.
Потрясённая, я говорю Бэрронсу:
— Сила короля приняла решение. И она выбрала не тебя. Но фреска...
—...была лишь вариантом, — напоминает Бэрронс. — И я сделал другой выбор. Это Кристиан подал нам идею. Когда он полностью трансформировался в Смерть, сила короля пришла к нему, но он её отверг. Он подозревал, что силу получит тот, кто хотел её сильнее всего. Я хотел её. Если ты будешь королевой, я был бы королём. Но сила короля всегда наблюдала не за тремя, а за четырьмя претендентами. Она долгое время маячила и возле Риодана.
— У меня имелась мощная мотивация быть избранным, — говорит Риодан. — Как король, я могу путешествовать среди звёзд с Дэни. Мы никогда не будем разлучены ограничениями наших форм. Когда мы с Бэрронсом пошли в тюрьму Невидимых, мы провели ночь в замке старого короля, творя все известные нам тёмные заклинания и поднимая целый шторм силы, чтобы привлечь короля к нам.
— Когда король появился, я вышел из игры, — говорит Бэрронс. — Оставив лишь двух претендентов: Риодан или Круус.
— На следующий день, когда Бэрронс ушёл на поиски тебя, сила короля выбрала меня, — добавляет Риодан.
Дэни говорит:
— Риодан пришёл на арену, где Охотники удерживали нас, чтобы забрать причитавшийся королю Дар и освободить нас.
— Но они не согласились, потому что Дэни уже спасла себя, — с гордостью говорит Риодан.
— Ладно, ребята, я знаю, что многое пропустил. Введи меня в курс дела, детка. Что происходит?
Я застываю.
Это не может быть голосом моего отца, стоящего позади меня. Это невозможно. Он находится на два уровня выше и умирает.
Я бросаю взгляд на Бэрронса, потому что не могу повернуться. Я не могу принять тот факт, что вижу и слышу галлюцинации.
Бэрронс бормочет через нашу связь: «Я понятия не имею, как, но твой отец стоит позади тебя с твоей матерью, выглядит здоровым и сильным, хотя его левая рука на перевязи, а ладони не до конца зажили. Кэт, Шон и Рэй с ними. Дыши, Мак. Возможно, это ребёнок. Я чувствую в ней что-то необычное».
Я поворачиваюсь.
— Папочка, — выдыхаю я едва слышно, чувствуя, что могу грохнуться на пол от шока и облегчения. — Но как? — я бросаю взгляд на Рэй, которая стоит между Кэт и Шоном, держа их за руки. Бэрронс редко ошибается. — Это сделала ты?
Она кивает, просияв.
— Я принесла приветы от спирсидхов, великая королева. Они сказали мне, что твой отец отравлен магическим зельем, а я заставляю плохие вещи уходить.
— Дар Рэй — нейтрализовывать тёмную магию, — тихо говорит Кэт.
— Она исцелила и меня тоже, — произносит Шон. — Понятия не имею, как, но Круус связал мою силу, не дав мне полностью завершить трансформацию в принца Невидимых. Как только мы встретились, Рэй почувствовала тёмную магию, которую он сотворил, и нейтрализовала его чары. Она настояла, чтобы мы привели её сегодня сюда, чтобы она сумела убрать токсин из сердца твоего отца.
Рэй хмуро смотрит на меня.
— Прости, что я не смогла излечить его до конца, великая королева, — она морщит носик. — Но он очень сильно сломан.
— Что ты имеешь в виду? — обеспокоенно спрашиваю я.
Мама мягко смеётся.
— Ерунда. Рэй чувствует артрит Джека и боль, оставшуюся в его руках и ладонях.
— Ему до сих пор больно, — волнуется Рэй.
Папа говорит ей:
— Малышка, благодаря тебе, у меня уже ничего не болит.
Он тянется ко мне, предлагая обнять одной рукой, и мне наконец-то удаётся сдвинуться с места. Я несусь к нему и оказываюсь в медвежьем объятии, которое уже и не надеялась ощутить вновь. Я целую его в щёку, затем высвобождаю руку и притягиваю свою маму в наше общее объятие.
Когда я наконец отпускаю их, я встаю на колени и обнимаю Рэй.
— Я не знаю, как мне тебя отблагодарить.
— О, это просто, — тут же отвечает она. — Восстанови привилегии спирсидхов как двора. Им так грустно в изгнании. Они отправились в укрытие, потому что другие фейри злились. Они думают, что ты сможешь всё исправить и сделать так, чтобы все были счастливы.
Я клянусь:
— С этого дня спирсидхи больше не изгнаны и обладают полными правами в Фейри. И я сделаю так, чтобы все были счастливы. Обещаю.
— Что возвращает меня к моему вопросу, — говорит Кристиан. — Как ты планируешь править ими?
Я поднимаюсь и обвожу взглядом нашу маленькую, но могущественную группу.
— Нам всем предстоит сыграть свои роли. Тебе, Риодану, Бэрронсу и Девятке, ши-видящим, Шону, Инспектору Джейну... погодите-ка, кто-нибудь видел инспектора Джейна?
— Он залёг на дно, чтобы защитить свою семью, — говорит мне Риодан.
— Кто-нибудь выследит его и скажет ему вернуться? — прошу я.
— Я об этом позабочусь, — вызывается Кристиан.
— Кристиан, я всё забываю сказать. Как думаешь, Хлоя подумает о том, чтобы принять Невидимый Эликсир Жизни, учитывая... ну, ты понимаешь, Дэйгиса? — спрашиваю я.
Тигрово-жёлтые глаза ярко полыхают, и он рычит:
— Думаю, ответ будет оглушительным «да».
Через десять минут мы сдвинули столы, и я обедаю с Бэрронсом, моими родителями, Дэни и Риоданом, Кристианом и Лирикой, Шоном, Кэт и маленьким чудом по имени Рэй, которое вернуло мне моего отца, а также с Адским Котом (который постоянно таскает еду с чужих тарелок), поднимая идеально наполненные Гиннессом бокалы в тосте за будущее, которое несомненно будет далеко не идеальным.
Я обвожу взглядом собравшихся за столом, задерживаясь на каждом лице в отдельности, пока я впитываю смех и смакую уникальный привкус раздражительных перепалок, которыми обильно обмениваются те, кто сложат головы друг за друга.
Этот момент идеален.
И это всё, что у нас когда-либо есть. Этот момент, прямо сейчас.
И мы дураки, если не сможем впихнуть всю жизнь и любовь в каждый из таких моментов.
Первый эпилог
Спустя некоторое время...
Азар
Азар, принц Осени, стоял в зимнем королевстве и смотрел на многие мили заснеженной земли, будучи не в силах осознать, почему его потянуло прийти сюда сегодня.
Но в последнее время он многие вещи не мог осознать. Всё было для него новым.
Королева сказала им, что Туата Де Дананн перенесли огромные беды и потери. Она смогла обеспечить их выживание лишь за счёт восстановления их в самой ранней форме, без воспоминаний о событиях, случившихся прежде.
Теперь каждый из них был новорождённым. Они начинали жизнь с нуля, без багажа, и их ждало лишь то, чему они сами подвергнут себя своими действиями.
У него не осталось воспоминаний о жизни до того, как королева их восстановила, и всё же определённые вещи пробуждали в нём сильные эмоции. Все фейри испытывали подобное; королева называла это дежавю — ощущение, что ты это уже видел или бывал здесь.
Она сказала им, что несмотря на потерю памяти, невозможно стереть чью-либо сущность, так что до тех пор, пока они испытывают эмоции, след любви останется. Эти следы так глубоко отпечатались в их сердцах, что однажды их вновь притянет друг к другу.
Азар зашагал вперёд, гадая, что привлекло его в эту ледяную землю, так сильно отличающуюся от его дома. Он обитал в шумном, праздничном королевстве вечного сбора урожая, которое широко простиралось под масляными рассветами и кроваво-шафрановыми закатами, где сады изобиловали сочными оранжевыми тыквами и пряными ароматными яблоками. В королевстве Осени всё было ярким, постоянно гудело от голосов и празднеств.
Здесь же была приглушённая земля с малым количеством цвета, лишённая садов, укрытая снегом, простиравшаяся под таким голубым небом, что оно ошеломляло взор, а возвышающиеся обледеневшие деревья искрили как крошка бриллиантов под ослепительным солнцем.
Он осознал, что воздух здесь (в отличие от умеренного плодородного климата Осени, постоянно пропитанного дымом костров Самайна) морозный, дерзкий и бодрящий. Здесь под ботинками не хрустели листья, лишь тихонько поскрипывал снег.
Время от времени он останавливался, изумлённо рассматривал замысловатые узоры льда на стволах деревьев, поражался мастерству художника, который нарисовал их с такой заботой. А иногда он делал паузу и столбенел от неожиданного травянистого холмика, изобиловавшего яркими цветами среди снега.
Он шёл неизмеримо долго, упиваясь жизнью.
«Вы tabula rasa [70], — сказала им королева. — Каждый из вас — теперь книга с чистыми страницами. Вы сами выбираете, что вы на них напишете. Выбирайте с умом. Я вмешаюсь лишь в том случае, если создастся впечатление, что мы как вид вот-вот вновь совершим те же самые ошибки».
Ему нравилось быть чистой книгой, но всё же содержать в себе отголоски тех существ, которых он любил когда-то. Он подозревал, что старт с нуля — это дар, истинную ценность и прелесть которого он может никогда не понять. Он верил, что вновь найдёт путь к дорогим его сердцу вещам.
Поднявшись на вершину заснеженного гребня в лесу, он резко остановился и зачарованно уставился на ледник внизу. Его кровь заструилась по венам быстрее — так случалось всегда, когда он сталкивался с персоной или вещью, которая была для него важна в забытом времени.
Там стояли две принцессы, склонившие головы друг к друг и восторженно обсуждавшие планы о том, как они продолжат трудиться над землёй.
Одна была золотистой и яркой, другая воплощала бледную ослепительность. Именно от бледной принцессы, стоявшей на густом ковре снежных цветков, у него перехватило дыхание.
Он зашагал вперёд, чтобы поприветствовать их, и они повернулись как одна, улыбаясь.
Он совершил формальный поклон.
— Я Азар, принц Осени. Я желаю вам доброго дня и передаю лучшие пожелания от моего двора.