The Coronas - Heroes or Ghosts
https://cs605820.vk.me/v605820559/15043/Fh0Q5Af1p7c.jpg
Если что-то и может расстраивать меня на работе – это спешка. Когда заказчики прибегают с вытаращенными глазами к нам в офис, и, размахивая наличкой, доказывают, как срочно им нужен их заказ, который они, конечно же, не могли сделать заранее ввиду безусловно важных причин. Через месяц Хэллоуин, и всем этим людям нужны эксклюзивные украшения для сада/дома/работы/ошейника собаки. Бобец пытается быть предельно вежливым и объясняет, что выполнение заказов в предпраздничные дни занимает больше времени, потому что у специалистов больше работы. Клиенты орут и забрызгивают слюной его очки, а те, что пониже – галстук. Тот степенно просит подождать, но, едва скрывшись за дверью, бежит, летит в наш отдел, и умоляет кого-нибудь взяться за проект.
- Ну, Бооб, - ноет Пелиссьер, отрываясь от пасьянса «Косынка», - у нас и так работы до Рождества хватит.
- Он злой, ребят. Он очень злой… - по несчастному лицу Бобца мы понимаем, что родине сейчас нужны герои.
- Я возьму, - я поднимаю руку, чтобы он видел своего спасителя, - что там?
- Мелочи. Нужны тыквы в стиле «Заводного Апельсина», ну и еще там пара штук, разберешься. Через неделю. То есть, на дизайн проекта у тебя… два, край – три дня. – Он подбегает ко мне, пожимает мою руку дольше, чем требует того момент, вручает мне папку с требованиями и отчаливает к дядьке, минуту назад напугавшему его.
Пролистываю план помещения, просматриваю требования. Тыквы, ну это понятно. Чуть не давлюсь, когда вижу заказ на оформление столов в стиле молочного бара «Корова». Стало неприятно. Я смотрел этот фильм один раз, и отвращение переполняло меня с каждой минутой. Я не люблю насилие, не люблю грязь и скверные разговоры. Кому захочется делать праздник в стиле этого «ультранасилия»? Ах, да, Хэллоуин. Праздник нечисти и святых, кто как называет. Я никогда не наряжался, никогда не отмечал. Еще один день в году, когда я предпочитал сидеть дома и рисовать. Со временем это превратилось в традицию, которую не удалось нарушить даже неугомонному БиДжею, который приперся ко мне в костюме Дракулы. Я, как дизайнер, убедил его, что костюм ущербен, и ему стоит остаться со мной. Так и живем, товарищи.
- Кому вот теперь отдавать разработки по ценовой политике? – снова ворвался Бобец, с еще более несчастным взглядом.
- Так Линз же… - начал я.
- Уволилась ваша Линз, неделю назад еще, - пробурчал он, - сказала, что нашла более интересное занятие. Так-то. Некому теперь цены взвинчивать до заоблачных высот.
Он помахал бумажками и снова скрылся.
А я весь день думал про Линз. Пытался вспомнить, когда я видел ее последний раз. Недели две назад, наверное. Тогда она прошла мимо меня, не здороваясь и вообще сделав вид, что не заметила. Это было неприятно, но логично, после того, что между нами произошло. Или чего я ожидал? Что она будет вешаться ко мне на шею? Джерард, ты – сама наивность! Усвой уже: все, на что ты годен - это один быстрый трах по пьяни на корпоративе. Все остальное: романтика, отношения, нежность – все это для более красивых, более умных, более обеспеченных, и всех прочих «более», коих у тебя полфирмы. Но ведь она захотела тогда именно меня… Почему? Потому что спортивный интерес - это не только про парней. Это и про девушек, которым нравятся неразвращенные, неопытные мальчики. Этакий симбиоз опытного демона и непорочного ангела. Снова вздох. А может, это моя вина? Наверное, мне стоило позвать ее куда-нибудь, или хотя бы проводить до метро или до автобусной остановки… Я же говорю, отношения для более умных. Мне не светит в этой жизни ни одна девушка, потому что моя скромность не дает сделать даже ответного шага к девушке, которая сама уже все сделала. Или ей и правда нужен был только секс.
По дороге к метро я решил купить себе мороженое, чтобы заесть горькое чувство одиночества, особенно остро ощущавшееся в такие вечера. У меня было много работы, но я не торопясь шел по парку, лакомясь мороженым и наслаждаясь одним из последних по-настоящему теплых вечеров этого года.
Грустно. Очень грустно. Вечерний парк кишел радостными компаниями, влюбленными парочками, шумными детишками. А я никогда не был здесь с кем-нибудь. Всегда один проходил из одного конца в другой, не задерживаясь около ларьков со сладкой ватой или аттракционов.
- Джерард, - окликнул меня знакомый голос. Я помнил его, но не понял, чей он. Обернувшись, расплылся в улыбке. Ко мне шел Пальто, мистер Стив Харрис. – Здравствуй, Джерард. Как-то ты поздновато сегодня, а?
- Да вот, дали сверхурочную первый раз в жизни. Праздник надвигается, сами понимаете, - я крепко пожал сильную, морщинистую руку, от всей души радуясь, что он улыбается. Неловко пожав плечами, не зная, что сказать, я просто смотрел на него.
- Ты грустный какой-то, - он склонил голову набок, всматриваясь пронзительно голубыми глазами в мое лицо.
- Да тут всякое, мистер Харрис, ничего страшного. Дойду до дома, выпью кофе, и все наладится.
- Не наладится, сынок. Ты один живешь?
- Да, вся семья в Нью-Джерси, а я тут…
- Подружка? – он поднял бровь.
- Нет такой, - рука потянулась к шее, - не сложилось как-то пока…
- Значит, никто не будет спрашивать, почему ты вернулся позже. Пойдем ко мне в гости. Тебе явно нужно высказаться. И поверь, мой кофе не хуже твоего.
Я снова пожал плечами, следуя за стариком. Это было странно – идти в гости к человеку, с которым говорил второй раз в жизни. Мы прошли через парк с южной стороны и вышли на спальный квартал. Я никогда не был тут. Десятиэтажные панельные дома выглядели так, будто их построили тридцать лет назад и ни разу не ремонтировали с тех пор. Мы поднялись на восьмой этаж на скрипящем лифте, и я поблагодарил высшие силы, что мы доехали.
- У меня тут скромно, конечно, но ты располагайся, проходи, - он распахнул дверь, пропуская меня вперед, - ты после работы есть хочешь, наверное?
Я осмотрелся, несмело проходя по коридору в указанном мне направлении. Чистенькая двухкомнатная квартирка со специфическим старческим запахом, в прихожей – все еще не убранный лежак для собаки.
- Нет, я перекусил бутербродом, - мне было откровенно неудобно злоупотреблять гостеприимством.
- Чем богат, тем и рад, сынок, - он полез в холодильник, доставая сковороду, - не откажись от пасты с соусом «Болоньез». Не стесняйся.
- Мне, правда, очень неловко…
- Да прекрати, - старик отмахнулся, ставя на огонь сковороду, - где еще ты поешь настоящую пасту, приготовленную итальянцем?
- Моя бабушка – итальянка, - я расплылся в улыбке, - и я обожал ее пасту! Когда приезжаю в Джерси, это первое, что она мне готовит.
- Охох, значит, мы с тобой одной крови, - он радостно мне подмигнул, помешивая спагетти, - не зря ты мне понравился сразу. У тебя на лице написано, что ты очень светлый, безобидный парнишка. Как так получилось, что у тебя нет девушки?
- Сложно сказать, - это был такой простой вопрос, но задан он был так, что шаблонного ответа от меня бы просто не приняли. Он хотел слышать настоящую причину, то, как я на самом деле это вижу, - наверное, потому что я лопух. Серьезно. Я ужасно торможу, когда дело касается девушек. Например, одна особа на работе… я не знаю, как бы это сказать Вам. Вы ведь хотите от меня честности.
- Хочу, Джерард, - он поставил предо мной тарелку и наложил гору отменно пахнущей пасты, - и не стесняйся в выражениях, я тоже был молодым и шлялся по девкам, так что говори, как было.
- Ну, это очень неловкая ситуация, и я такого себе никогда не позволял, и я был пьян…
- Да говори ты уже, - он засмеялся, чуть не пронеся спагетти мимо рта, - хватит оправдываться.
- У нас была девушка на работе, Линз. Она очень красивая, правда. И смелая. И на последнем корпоративе она затащила меня в туалет, и мы… ну, вы поняли. И после этого она как-то одно время смотрела на меня, улыбалась… а потом перестала замечать вообще. И неделю назад уволилась.
- Ох, сынок, твое счастье, что ты такой несмелый. Ты для нее слишком чистый, и молодец, что не стал с ней продолжать. Она тебя не стоила.
- Но ведь… - я понимал, что он был прав, но чувствовал по-другому, - ведь и таким хочется тепла, нежности, быть любимыми, разве нет? Не этого ли они ищут, просто неправильным способом? Я мог бы дать ей это…
- Конечно, они этого хотят. Но пока продолжают так себя вести, они не готовы к тому, что ты перечислил. Просто не дозрели еще до правильного восприятия. И она бы не оценила всего того, что ты можешь дать, и разбила сердечко, - он ткнул вилкой мне в грудь, - так что все к лучшему. И, я уверен, вокруг тебя есть люди, которые бы смогли оценить широту твоей души, с благодарностью принимая все то, что ты им предлагаешь. Есть же?
- У меня есть друг, - выпалил я, но тут же осекся.
Я не знаю, почему заговорил о нем. Почему-то, когда мне говорят о теплых отношениях, я думаю о нем.
- Друг? – спокойно переспросил Харрис.
- Да, друг, именно друг… его зовут Фрэнк. Но… Я не могу этого объяснить, это сложно.
- А ты попробуй, вдруг вместе да разберемся, - подмигнул он.
- Я не знаю, как об этом говорить. Это все очень странно, правда. Родственник моего коллеги болен лейкемией. Я зачем-то вынюхал его адрес, и начал высылать ему бумажных журавликов… ну, вы же знаете эту легенду? Если собрать тысячу, то желание исполнится. Потом мы начали анонимно общаться в интернете, и меня это общение очень затянуло. Я знаю о нем абсолютно все. Даже могу предугадать, что он мне напишет в ответ. А он не знает обо мне ничего, кроме имени, и города, в котором живу. И мне стыдно за это, в общем. – Я ковырялся в тарелке, не зная, что еще добавить. В животе все перекрутило от осознания собственной трусости в который раз. А старик сидел напротив меня и просто смотрел.
- Мало кто хочет связываться с умирающими, и это нормально. Люди прячутся в своих панцирях, защищая самих себя, и это тоже нормально. Но ты явно другой, - он сделал паузу, давая мне понять сказанное, - ты создан, чтобы быть с теми, кому нужна эта доброта. Она ведь ему нужна, так?
- Да. У него никого нет, кроме меня в сети. Но вы же понимаете, насколько это глупо и странно? Мы – два парня, живущих в разных штатах, узнавшие друг друга из-за моего нелепого любопытства.
- Это все – лишние самокопания, поверь мне. Неважно, какого пола человек, который нуждается в тебе. И если он открылся тебе, обнажая всю подноготную, то это просто свинство с твоей стороны – не ответить тем же. В тебе хватит силы открыться, это видно. И хватит силы быть с ним до конца, пока он дышит. Ты же не бросишь его?
- Не брошу. И я знаю, что было бы правильным начать полноценное общение, но я боюсь.
- Не бойся. Он будет сам компенсировать всю связанную с ним боль, и ты поймешь, что именно такого друга тебе и не хватало для счастья. Пошли ему свою фотографию, в конце концов. Хуже от этого не будет никому, а он будет знать, как выглядит его друг. Ведь ты же видел его фото, верно?
- Да, но…
- Не надо «но», сынок. Ты хочешь помогать людям, как тогда помог мне. Но ты так боишься быть раненым, что спрятался в себе настолько глубоко, что люди просто не видят тебя. Выйди из своей раковины, встань в полный рост и покажи, наконец, миру то, что ты можешь дать, и увидишь, что все станет по-другому.
Я смотрел в окно напротив себя и видел там лицо Фрэнка Айеро.
Не просто Хэллоуин
Sugarcult - Memory (acoustic)
https://cs614831.vk.me/v614831599/c5cb/kDXZ_34MAyg.jpg
«У нас резко похолодало, и сегодня утром я с трудом нашел свою шапку, которую ношу уже пару лет. Мы с Джам ездили в Ванкувер, и в одном из сувенирных магазинов я увидел эту ушанку. На ней не было глупых надписей типа «Я люблю Ванкувер», и я просто не мог не взять ее. С тех пор, как только холодает – таскаю, не снимая. У нее лохматые уши и козырек, и это очень забавило всегда. Если ты пороешься в моих фото на фейсбуке, то увидишь там ее. Тебе понравится. Когда я ношу ее, то прохожие на меня иногда оборачиваются, и тогда я улыбаюсь им. И они улыбаются мне в ответ. Это здорово, когда ты можешь вызвать позитивные эмоции у абсолютно незнакомых людей. А еще я был в гостях у людей, которым отдал Пеппера. Я думал, у него разорвется сердце, когда он увидел меня. Скучает. Я тоже очень скучаю. Но так получилось. Зато убедился, что мой малыш в добрых руках, и они заботятся о нем не хуже меня. И видно, что они ему по душе. Это радостно и больно одновременно. Но больше радостно, все же.
Это хорошая семья. Мама, папа, сестренка и братик. Детишки очень скромные и послушные, а родители – интеллигентные. На прощание девочка подарила мне рисунок Пеппер, сделанный специально для меня. А на обратной стороне написала: «Пеппер тебя любит». Это мне показалось очень милым. Вечером мы пошли вместе его выгуливать, заодно они проводили меня до парковки. Я не смог к ним въехать, потому что там по пропускам. Я вел его на поводке, как раньше, но в этом не было никакой нужды. Он шел рядом, не отходя ни на шаг, и жался ко мне. Детишки бегали вокруг нас, играя в догонялки и им одним известные игры, а их родители рассказывали мне уморительные истории о поведении моего маленького пса. Я и сам поделился с ними парой историй, и мы договорились встретиться еще раз через месяц.
Я думаю пойти к ним на свой день рождения. У меня нет никого рядом, с кем бы я мог разделить этот праздник, а в их компании я почувствовал себя частью чего-то веселого, шумного, хоть и ненадолго. Но мне так нужно было это ощущение, Джерард! Это был великолепный день. Поэтому я просто договорюсь пойти к ним. Не скажу, что у меня праздник, но принесу торт. Дети будут рады сладкому, и у меня будет ощущение праздника, будто мне снова двенадцать.
Не хочется думать, что это будет мой последний день рождения. И последний Хэллоуин. Надо же было так не повезти – два праздника в один день. Родись я хоть на день раньше или позже, у меня было бы на один повод больше радоваться. Хотя, я обещал тебе, что смогу найти что-то светлое в каждом дне. И я ищу, ты видишь.
Спасибо, что все еще со мной, и слушаешь мое нытье. Ты мне дорог, Джерард. Кем бы ты ни был по ту сторону экрана, ты мне дорог».
Вся моя квартира завалена листами. Цветными, белыми, блестящими, со смешными рисунками. После того разговора с мистером Харрисом я принял решение – я буду ему открываться. Время у нас есть. Я не тороплю себя, чтобы не спугнуть его. Начал с малого, но значимого для меня – я рисовал для него скетчи или полноценные рисунки, и делал из них птичек. Собираясь отправлять ему первую партию таких «особенных» журавликов, я объяснил, что придется и ему научиться складывать их, чтобы и рисунок увидеть, и сохранить поделку. Для меня это было большим шагом, почти как в омут с головой. Я чувствовал, что еще немного, и я нырну так, что и пяток видно не будет.
Эта ночь выдалась бессонной, теперь времени на то, чтобы сделать Фрэнка счастливым, уходит все больше, да и сверхурочку приходится брать домой, потому что никто не будет со мной сидеть там до ночи. Но оно того стоит. И деньги мне пригодятся.
Едва кинув рюкзак под стол, я пошел искать Бобца. Ну, где ж ему еще быть, как не около автомата с кофе? Какая неожиданность…
- Боб, можно тебя… на пару слов. Пожалуйста, – Я нервничал, до сих пор сомневаясь, правильно ли поступаю.
- Конечно же, - он развернулся с довольной улыбкой, видимо, ожидая приятных новостей по заказчикам.
- Я никогда тебя не просил ни о чем подобном, но у меня исключительные личные обстоятельства. Не мог бы ты перенести мой отпуск с февраля на конец октября?
Безоблачно счастливое лицо начальника принимало все более недоумевающее и огорченное выражение.
- Чувак, перед рождеством-то? И кто нам будет делать лучшие эскизы?
- Пойми, это жизненно важно. В прямом смысле – жизненно. Я вернусь первого декабря. Я не был в отпуске два года, пожалуйста, пойми меня сейчас. Это…
- Все, Уэй, захлопнись уже. Я понял, как тебе это важно. Просто принеси заявление сегодня, и решай свои обстоятельства, – он улыбнулся, давая понять, что и правда не имеет ничего против.
В этот момент я готов был обнять весь мир. Руки, привыкшие к письменным принадлежностям, дрожали, когда я писал заявление. Дата. Подпись.
Вот и все.
Я не знаю, что еще я подписал вместе с этим заявлением, но я уверен, оно того стоит.
Шарф факультета
Of Mice And Men - When You Can't Sleep At Night
https://cs617331.vk.me/v617331599/bfb0/LayClTszti4.jpg
Я рисую себя для него. Простыми карандашами, твердым и мягким. На самом деле, я никогда до этого не рисовал себя. Это было очень странно – сначала я пересмотрел все фото, которые у меня есть, чтобы найти то, на котором я понравился бы себе, где я показался бы себе красивым. Я находил себя задумчивым, пьяным, счастливым, отвратительным. Но я не мог понять, каким бы я хотел предстать перед Фрэнком впервые. У меня был шанс выбрать момент, которым я хочу с ним поделиться, и я знаю, что он запомнит меня именно таким, я буду для него таким, каким явлюсь в первый раз. Я выбирал среди красивых и радостных фотографий, но все было не то. Я не хочу, чтобы он первый раз увидел меня жмурящимся от солнца в походе с семьей или пьяно улыбающимся фотографу на концерте какой-то малоизвестной группы. Я не хочу копировать студийные фото с построенным взглядом и шаблонными жестами. Я понял. Мне нужна такая фотография, где я настоящий. Такой, какой есть. Несовершенный, с растрепанными волосами и искренними эмоциями. Я пересмотрел все папки заново. В большинстве из них – только групповые фото, они как память о тех людях и событиях, которые, как я думал, будут иметь для меня значение. Сейчас я не помню половины имен и мест. Я перелистывал фотографии, пока не нашел одну забытую. Я в старом шарфе факультета Гриффиндор улыбаюсь своему брату, которого нет в кадре, но я помню, что он там, и говорит о том, что мы опоздаем на Квиддич. У меня длинные черные волосы, у корней прокрашенные в жутковатый грязно-бирюзовый цвет. Я не помню, зачем сделал это тогда, но это было просто ужасно. Именно из-за этого кошмарного эксперимента я сейчас рисую черно-белое изображение. Мне не нравится мое лицо. Ни на этой фотографии, ни на какой-либо другой, ни в зеркале. Знакомое чувство, правда? О, вы знаете, что значит быть мной. Когда-нибудь я полюблю себя, но не сегодня. Рисунок занимает примерно сорок минут, и я доволен сходством. Я не дорисовываю жакет, потому что это не важно. Ставлю дату и роспись. Складываю рисунок в птичку и ставлю в коробку. Девятая. Нужно еще одну. Что ж, он увидит меня черно-белым. Но ведь у меня есть цвета.
Беру чистый лист бумаги и гелевую ручку.
«Привет, я – Джерард. Каждый раз, когда ты задавал мне личные вопросы, я отказывался отвечать. Думаю, настала пора кое-что рассказать тебе. Я делаю это на бумаге, потому что хочу вложить часть себя в это послание, раскрывающее кое-какие факты. Это будет более живой текст, чем то, что мы набираем в интернете.
Ты не знал, но мне 26. По образованию я - художник-мультипликатор, работаю дизайнером, но это не важно. Суть в том, что я люблю и умею рисовать. Один из моих журавликов в этот раз сделан из автопортрета. Это был первый раз, когда я рисовал себя, и рука немного наврала, прости. Я хотел сделать себе чуть более приятную внешность, чем есть на самом деле, не вини меня за это. Первая встреча, так сказать, сам понимаешь. Я даже немного взволнован. В конце концов, мы все хотим казаться лучше, чем есть на самом деле, не так ли? Наверное, у меня это желание осталось еще со школьных времен, когда я был полным лузером… Печально, но такие вещи дают о себе знать, даже когда для этого больше нет поводов.
У меня дурацкая улыбка. Когда я улыбаюсь, показываю десны. И у меня маленькие зубы, что смотрится вдвойне по-уродски, хотя и пропорционально, по сути.
У меня зелено-карие глаза. Черные волосы, сейчас более короткие, чем на рисунке. И я их чаще мою. А этот шарф у меня до сих пор есть, он как любимая реликвия – я был фанатом «Гарри Поттера», и сам себя зачислил бы на Гриффиндор. Правда, цвета на этом шарфе настолько стерлись, что уже непонятно, что это было, но я все так же его люблю, и стараюсь поменьше носить, иначе скоро на нем будут дыры. Забавно, что я так полюбил эту, на первый взгляд, детскую книжку. Кстати, в начале месяца начались съемки фильма по первой книге, представляешь? Когда я узнал, я выпил сам с собой, ходя в этом самом шарфе по дому. Хорошо, что меня не видел никто, иначе назвали бы клиникой.
Еще – у меня маленький рост, всего лишь 175 см, но, знаешь, достаю до верхней полки в магазине, и уже хорошо. Меня это мало волнует.
Вот, наверное, и все. Я не знаю, что еще сказать о себе. Разве что, я люблю кофе.
Но это ты уже понял.
Спасибо за твое терпение и выдержку. И спасибо, что потратил время, чтобы разобрать этот ужасный почерк. Не верь тем, кто говорит, что у художников он каллиграфический. Мы – люди творческие, у нас везде господствует хаос, в строках и между ними.
И просто чтобы ты знал – я дорожу нашим общением. Я уже не помню, как проводил вечера до того, как начал читать тебя. И спасибо, что ты со мной, я чувствую, что скоро моя жизнь изменится. Надвигается что-то очень большое, потому что мое сердце колотится в два раза быстрее, я чувствую это. И твоя поддержка мне нужна не меньше, чем тебе – моя. Все, наверное.
До встречи.
Джи ».
То, что я сделал, действительно взволновало меня. Но это было логичным. Еще тогда, назвав свое имя, я начал цепную реакцию, которую теперь не остановить. Я буду говорить ему о себе все больше, потому что хочу, чтобы он знал.
А еще Фрэнк ужасный сладкоежка. По дороге на почту я зашел в супермаркет и купил три «Киндер-сюрприза». Один слопал сам, пока шел до места назначения, с радостью обнаружив внутри яйца милого синего бегемотика, лежащего на коврике и потягивающего коктейль. Поставлю его на полку для коллекции своих киндер–игрушек.
Just a man
Mayday Parade – The Last Something That Meant Anything
https://cs617331.vk.me/v617331599/e0bc/CnQPpj8F4kc.jpg
Я по часам знал, когда он получает мои посылки, и во сколько примерно напишет что-то для меня. Я сидел за столом уже два часа, дорисовывая дизайн проекта, ежеминутно проверяя обновления на сайте. Но после каждого нажатия "f5" ничего не менялось. Все тот же пост, на который я ответил чернилами по листу, и все. Наверное, я был прав, когда не хотел ничего говорить о себе. Не знаю, чем именно я оттолкнул дорогого мне друга, но очевидно, что где-то я промахнулся. Может быть, мой портрет был слишком непривлекательным с эстетической точки зрения. Эти зубы… или мой инфантилизм по «Гарри Поттеру», я не знаю, не знаю… В свое оправдание мне сказать нечего, кроме одного – я был собой. Искренне, до последнего слова. И просто ошибся со временем или способом подачи информации. Скорее всего, сейчас это уже не имеет значения.
Я налил очередную чашку кофе, добавляя немного молока. Может, я надумываю, и на самом деле он просто занят, или загулялся, как на той неделе. Или, не дай Бог… Ох, не дай Бог, что-то случилось. Тогда время до завтра будет тянуться неимоверно долго и мучительно. И тогда я пойду к Торо и просто спрошу, как там Фрэнк. Я должен знать, что происходит.
В очередной раз на автомате обновив страничку, я чуть не вскрикнул от радости. Новая запись появилась, заняв добрую половину экрана. Подобрав под себя ноги, я устроился поудобней и принялся читать.
«Я знаю, какими зверями могут быть люди, и знаю, что они могут сделать с теми, кто от них отличается. А ты отличаешься от них. Ты не такой, как все те, кого я знаю. Они уродливы, а ты прекрасен, Джерард. И дело не во внешности, которую ты так раскритиковал. Мне смешно было читать это, смотря на тебя. Твое сердце прекрасно. Оно горит для всего того, что ты делаешь. Оно открыто людям и всему тому, что происходит с тобой. И тому, что будет происходить. Я верю, что это будет что-то хорошее, иначе оно не имеет права происходить с тобой. Повторю еще раз – ты прекрасен. Со всеми своими старыми ранами, улыбкой до обнаженных десен, острым носом и зелено-карими глазами. Потому что это все делает из тебя тебя, даже твои слабости и недостатки.
Еще раз, дорогой друг. Теперь, когда ты снова ты еще немного приоткрыл мне себя. Пожалуйста, дай мне услышать тебя. Скайп. Ведь это намного бы облегчило общение! Дало бы возможность сказать друг другу больше, стать ближе. Я хочу стать с тобой ближе, слышишь? Я понимаю, что не хочется связываться с раковыми. Но ты уже связался! Ты уже дал мне надежду на дружбу. Не бросай меня сейчас».
Я ударил кулаком по столу, отчеканив пару бранных слов. Каждый раз, когда я открываюсь ему еще немного, Фрэнк сразу просит максимально возможной на расстоянии близости. Что ж, это можно считать еще одним моим комплексом – я ненавижу свой голос. Во-первых, мой тембр слишком высокий для мужчины. А во-вторых, он скрипучий. Однажды я пытался спеть своей девушке, играя на гитаре… И я помню ее лицо – она сначала краснела, потом у нее начали дрожать губы. Я не понимал, что происходит, думая, что она сейчас заплачет… А она засмеялась мне в лицо. Она смеялась, выдавливая из себя, что я пою, как скрипучая дверь. Мне было очень обидно, но я понимал, что это правда. С тех пор я делаю это только для себя. Если попросят сыграть на гитаре – я не откажусь, но никто и никогда не услышит, как я пою. Я это понял в тот день и на всю жизнь. Я понимаю, что петь и говорить – разные вещи, да. Но при разговоре эта скрипучесть никуда не девается, так же, как и резкость. И акцент родного штата, где слова выговаривают чуть быстрее, чем в Нью-Йорке. Конечно же, Фрэнк на это не обратит внимания. Но местные сразу понимают, что я приезжий, и это влияет на общение.
Блять.
Все эти мои комплексы, которые я так старательно лелею с подросткового возраста, не дают мне, уже взрослому мужчине, нормально общаться, и я настолько слабохарактерный, что не могу это преодолеть в себе. Даже для того, кто это заслужил.
«Я не стою ни одного из твоих добрых слов, Фрэнк. Потому что я снова откажу тебе в разговоре. Причина этому – я не хочу тебя разочаровывать. Услышав, как я говорю, ты точно не будешь воспринимать меня, как прежде. Как и все те, с кем я общаюсь лично. Думаю, мой тембр – одна из причин, почему у меня почти нет друзей. И почему я стесняюсь петь даже в душе. Я, как и ты, ненавижу сетевое общение, я привык ощущать. Видеть, слышать, дотрагиваться, чувствовать запах. Я люблю воспринимать картину полностью, или хотя бы насколько это возможно. И да, я понимаю твое негодование. Но не сейчас. Снова не сейчас».
Разумеется, я чувствовал свою вину. Чувствовал ее остро, как и то, что поступаю несправедливо. Но я ничего не могу с этим поделать. Как и десять лет назад, мне кажется невозможным переступить через свои комплексы, даже если это необходимо близким людям. Мне легче найти миллион причин, чтобы не делать, чем отыскать в себе силы на этот шаг.
«Это все похоже на злую шутку. Будто ты дразнишь меня, или разыгрываешь. Это розыгрыш? Очень неудачный!
Нет, серьезно! Ты просто играешь мной, как хочешь. Я – открытая книга для тебя, готовый отвечать на любые твои вопросы, самые личные и болезненные, я делюсь с тобой всем, что у меня есть, даже самым ценным – своим временем. Ты не я, и не поймешь, что я имею в виду и что я чувствую по этому поводу. А ты просто тянешь резину так, будто впереди у нас вечность и безлимитный интернет! Прости мне это раздражение, но мне и правда больно от того, что мой герой, фактически вдохновляющий и поддерживающий меня на плаву, не дает мне и шанса узнать его. Я устал, Джерард. Правда. Наверное, мне стоит больше времени проводить на улице, и меньше – в интернете. Надо наконец-то начать жить, пока не поздно, как ты и говорил. Я буду появляться, обещаю. Но не так часто.
Спасибо за еще один урок, даже если ты не хотел мне его преподавать. Но он усвоен лучше всех предыдущих. Я не в обиде, твое право, и давить я не буду, как и раньше. Пойду, отдохну».
Я захлопнул крышку ноутбука. Я не герой, Фрэнк.
Я не герой, но стану им для тебя. Я покажу все свои шрамы совсем скоро.
Вам посылка
https://cs614831.vk.me/v614831599/f525/TTmnepbeZRk.jpg
Snow Patrol - Chasing Cars
Желание остановить такси или выпрыгнуть, пока стоим в пробке, возникало у меня примерно каждые три минуты. Задыхающийся в неприбитой дождем пыли город не хотел меня выпускать за свои пределы даже под предлогом вопроса жизни и смерти. Плотное кольцо из автомобилей окружало меня, не давая возможности одуматься и спастись бегством. Я с самого начала дал понять водителю, что не буду с ним говорить. Мне просто нужен был этот час молчания, который уже растянулся почти на полтора. Подъезжая к мосту, я ощутил, как сильно бьется сердце. После него пробка точно рассосется, и тогда ничто уже не спасет меня от неминуемого приближения к цели. Я закрыл глаза и старался дышать глубоко и ровно. Бог видит, я пытался, но из-за шума в голове не мог понять, какая песня играет в наушниках на полную громкость. Я достал скетчбук и карандаш. Рисование всегда помогало мне обрести равновесие и унять сердцебиение. Я рисовал его глаза. Испуганные, радостные, обозленные, плачущие, удивленные… два листа его эмоций за двадцать минут, дважды пришлось точить карандаш себе в карман. Кривые из-за неровной дороги наброски смотрели на меня осуждающе и понимающе, казалось, что глаза сейчас моргнут, и по листу потечет настоящая слеза.
«Все в порядке. Все будет в порядке» - успокаивал я себя, когда таксист проезжал мимо моей начальной школы.
«Все будет хорошо, как же иначе» - убеждал я свой разум, проезжая мимо первой студии рисования, в которой занимался.
«Ты только отдашь коробку и уйдешь, это не страшно, и займет всего пару минут» - обещал я не унимавшемуся сердцу, проезжая мимо своей старшей школы.
Меня чуть не вывернуло наизнанку.
- Остановите, пожалуйста, - попросил я.
- Вам нехорошо, подышать хотите? – обернулся ко мне таксист. – Вон бледный какой, аж зеленый.
- Я всегда бледный и зеленый, - прозвучало резче, чем я хотел, - я дойду дальше, тут совсем близко. Спасибо.
Таксист только пожал плечами, забирая из моих мелко дрожащих рук деньги по километражу и щедрые чаевые. Этот парень ведь потратил кучу времени, пытаясь проехать через неизбежный центр города в час пик.
Я шел по знакомым улицам, надвинув кепку по самый нос - не хотел встретить никого из бывших одноклассников. Конечно, шанс, что они бы меня сейчас узнали, слишком мал, но не хотелось даже допускать возможности, что меня кто-то может отвлечь. Нет уж. Я и без этого готов драпать домой прямо сейчас, хоть пешком. Но нельзя. В коробке слишком ценная вещь, чтобы не быть доставленной.
К черту.
Одни отговорки и причины.
С самого выхода с работы.
С того самого момента, как закончился мой последний рабочий день перед отпуском, я убеждаю себя не делать этого, сразу же находя причины, почему я должен. Этот разговор с самим собой сведет меня с ума, честное слово. Хотя нет, не успеет. Мне идти еще минуты три. Я остановился, доставая заранее распечатанный бланк и ручку с символикой компании, которую мне подарили в первый визит. Он не сразу сориентируется, в чем дело, а когда поймет, я уже буду на соседней улице. Трус.
Его дом стоял в самом конце улицы, и эта дорога мне казалась не долгожданной финишной прямой, а лестницей на эшафот. Постучал в дверь, потом только заметил звонок. Позвонил два раза. Глухие шаги внутри дома вызвали на лбу под кепкой испарину. Щелчок открываемого замка. Скрип двери. Не могу поднять глаз. Вижу, что он протягивает мне руку, с трудом пожимаю кончики его холодных, таких холодных пальцев.
- Вам посылка, - еле выдавливаю из пересохшего горла, протягивая коробку и бланк, - Распишитесь, пожалуйста.
- Спасибо большое. Вы новенький? – он берет предложенную ручку, старательно выводит свою подпись внизу листа.
- Я помощник, - вру, рассматривая его босые ноги.
Ну же, посмотри на него, ты за этим и приехал. Сжимаю челюсти, резко поднимая голову, встречаюсь с ним взглядом. Эти глаза… еще более яркие и живые, чем на фото. Воспаленно-красные, но заинтересованно-взволнованные. Он смотрит мне за спину.
- Вы в порядке? Вы выглядите бледно…
- Я всегда бледный, - отчеканиваю я, - Хорошего дня.
Вырвав у него из рук бланк, разворачиваюсь и почти бегу.
Блять.
Какой дурак.
Зачем я поехал, вообще? Чтобы теперь точно не иметь ни малейшего шанса спать спокойно, зная, что об этом парне с таким детским и наивным лицом никто не заботится? Что он точно сдохнет, и никто не подаст ему даже воды? Я был готов заплакать, развернуться обратно и, вышибив дверь ногой, вломиться в дом, чтобы обнять.
- Джерард.
Блять.
Я прибавил шагу, готовый бежать. Точно надо бежать.
- Стой, – он кладет мне руку на плечо, и я останавливаюсь под ее невесомой тяжестью. – Это же ты.
Я не могу обернуться, я вообще не могу пошевелиться.
- Останься на кофе, - он берет меня под локоть, и я, тряпичный, иду за ним. Чувствую только его пальцы, почти не касающиеся моей руки, слышу его шаги, и свое неровное дыхание. Он проводит меня через дверной проем, и я попадаю в его дом. Он сажает меня на мягкий диван, и я провожаю его взглядом. С кухни доносится жужжание кофе-машины, он что-то моет. Я осматриваю светлую гостиную. На стенах – фотографии и незамысловатые, несложные картины. Икеевская мебель не новая, но в очень хорошем состоянии. Полки с книгами, шкаф с сувенирами. На окнах не жалюзи, а занавески. И на каждой поверхности, которую я мог достать взглядом – мои журавлики. Я просто отмечал в голове то, что вижу, не осознавая, будто сплю. Мне нужно что-то реальное, ощутимое. Я сжал пальцами подлокотник, но это не дало результата. Не то. Не то, что я хочу сейчас почувствовать, не то, что поможет мне понять случившееся.
Я поднялся и пошел туда, где был Фрэнк. Он стоял, облокотившись на стол, и ждал, пока кофе-машина закончит наливать напиток во вторую кружку. Он поднял на меня взгляд, и я снова растерял всю решимость.
- Джерард, - он произнес мое имя так, будто дорожил каждым звуком.
- Прости меня, – это все, что я мог сказать.
И даже толком не понимал, за что извиняюсь. За нежданный визит, попытку обмана, скрытность, или за все сразу… Я первый раз вижу его, а столько поводов, чтобы просить прощения, не прекращая… Его щеки были мокрыми, и не потому что он только что умывался.
- Я могу обнять тебя? – спросил я, чтобы хоть как-то нарушить молчание.
- Если ты, наконец, поднимешь голову и посмотришь мне в глаза, – он ответил так тихо, будто ветер прошелся по комнате. Но я бы услышал, если бы он сказал это одними губами.
У меня не было выбора, и я посмотрел на него. Сколько тепла было в его ореховых глазах! Он едва улыбнулся и сделал шаг ко мне. Поднял руки и обнял меня, прижимая к себе. И тут меня прорвало. Я повис на нем, содрогаясь в рыданиях, несвязно пытаясь просить прощения и объяснить причины своего поведения. А он только гладил меня по голове и раскачивался в разные стороны, будто баюкая. А я мял его футболку на спине, пропитывая ее на груди своими слезами. Он наклонил голову к моему уху, тихо шепча что-то. Настолько тихо, что я не понимал слов, но интонация, то, как он произносил, успокаивали меня.
- Ты со мной, и это так волшебно. Да, ты испугался, ты боялся с самого начала, но сейчас ты в безопасности, все уже случилось. Ты здесь, ты со мной. Ты рядом, и я обнимаю тебя… Я рад тебе.
- Прости меня, Фрэнк… за все прости, - провыл я ему в плечо.
- Мне не за что тебя прощать, - он отстранился, чтобы видеть меня, - Ты поступал так, как считал нужным. Ты вообще не должен был делать все это для меня, понимаешь? Но ты делал, и я не могу достаточно отблагодарить тебя за это. И не могу отблагодарить за то, что приехал.
Он взял мое лицо в свои ладони и просто смотрел на меня, изучая. А я смотрел на него. На высокий лоб, удивительный разрез глаз, припухшие веки, идеальный разлет бровей, прямой нос, родинку на левой щеке и пирсинг в носу и губе. Я видел его впервые, но будто знал каждую неровность его кожи всю жизнь.
- Так я могу тебя обнять? - переспрашиваю я. Да, мы обнимались минуту назад. Но это он обнял меня. Но сейчас я хочу обнять его.
- Конечно, можешь, - он улыбается, и вокруг глаз появляются добрые лучистые морщинки.
Я осторожно обхватываю его хрупкое тело руками и бережно прижимаю к себе, будто мгновение назад не стискивал до хруста костей. Вдыхаю, чувствуя его запах, не смешанный с парфюмом. Запах шампуня и кожи, запах кондиционера для белья. Только сейчас замечаю, что он сантиметров на восемь ниже меня. Он настоящий, этот Фрэнк Айеро.
- Ты настоящий, - говорит он мне в плечо.
Улыбаюсь, отпуская его.
- Ты обещал мне кофе.
Я отношу чашки