Вскоре в семье Солженицыных в Цюрихе появился еще один человек — Е. П. Бахарева, о которой нам известно пока лишь то, что она принадлежала к первому поколению эмигрантов и находилась в родстве с Натальей Дмитриевной. Екатерина Павловна взяла на себя уход за детьми (8). К этому следует добавить, что еще до приезда Натальи Дмитриевны Александру Исаевичу предложили свои услуги чешские эмигранты Франтишек Голуб и его жена Валентина, которые продолжали его опекать и в последующем (9).
Информируя ЦК КПСС о первых месяцах пребывания А. И. Солженицына за границей, КГБ доносил: «После выдворения из СССР Солженицын и члены его семьи проживают в Цюрихе, где арендуют часть трехэтажного дома. По имеющимся данным, Солженицын не проявляет интереса к устройству быта, что нередко является причиной ссор между ним и женой. Замкнутый образ жизни Солженицына, абсурдность его политических взглядов, отрицательные черты характера (эгоизм, высокомерие, жадность и др.) оттолкнули от него многих почитателей и послужили причиной изоляции его семьи» (10).
Через полмесяца, 16 апреля 1974 г. в Цюрих прибыл «сотрудник германского Министерства иностранных дел Петер Шёнфельд » «и, — пишет А. И. Солженицын в «Зернышке», — скромно передал нам два чемодана и сумку» — «главная часть моего архива „Красного колеса“ — рукопись неоконченная (и нигде еще не сдублированная) „Октября Шестнадцатого“. Главных конвертов заготовок штук сорок и тетрадь „Дневника Р-17“ — моего уже многолетнего дневника вокруг написания „Колеса“» (11). 27 июня 1974 г. в Цюрих приехал Нильс Удгорд, повествует Александр Исаевич далее, и «привез нам вторую часть архива (осенью пришла третья, последняя, и самая объемная партия — от Вильяма Одома, через Соединенные Штаты. А мою „революционную“ библиотеку перевез Марко Корти. Так к октябрю я был собран весь)» (12).
Несмотря на то, что уже весной 1976 г. А. И. Солженицын получил возможность полностью отдаться литературной деятельности, первые четыре месяца ему так и не пришлось сесть за самутинский дубовый письменный стол, который тоже был доставлен из Москвы в Цюрих. Кроме обустройства на новом месте и решения некоторых финансовых вопросов, Александр Исаевич был занят другими делами.
Прежде всего это касается Российского общественного фонда помощи политзаключенным и их семьям (РОФ). Идея его создания возникла, по одним сведениям в 1972 г. (13), по другим — в 1973 г. (14), когда Александр Исаевич познакомился с известным к тому времени диссидентом Александром Ильичем Гинзбургом (15).
Александр Ильич (в просторечии Алик, по отцу — Чижов), родился в Москве в 1936 (16). Сын архитектора, ставшего жертвой сталинского террора, он закончил элитную московскую школу № 12, которая располагалась «между Домом правительства и писательским домом Лаврушинским — в Старомонетном переулке» и в которой он не только познакомился, но и подружился с сыном Б. Л. Пастернака Леонидом (17). После окончания школы А. И. Гинзбург учился в университете на факультете журналистики, но был исключен с первого курса (18).
Во второй половине 50-х годов его квартира стала своеобразным общественно-политическим салоном (19). А. И. Гинзбург был близок к лианозовскому кружку художников и литераторов авангардистского направления (20), в 1959 г. он организовал издание машинописного журнала «Синтаксис», на страницах которого печатались, например, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава, Борис Слуцкий (21). Среди лиц, причастных к этому изданию были Наталья Горбаневская и Юрий Галансков (22) «С тоненьких тетрадочек машинописного журнала „Синтаксис“ (1959), — пишет А. Латынина, — по мнению многих, начинается такое явление как Самиздат» (23).
В 1960 г. А. И. Гинзбург был арестован и приговорен к двум годам заключения (24), распространено мнение, — за издание журнала (25). Между тем, хорошо знавший его Г. Померанц, отмечает, что Алик был арестован «из-за глупой шалости, из-за попытки сдать за товарища экзамен на аттестат зрелости. Алика поймали на подлоге (своя карточка была временно подклеена в чужой паспорт)» (26). В середине 1960-х г. — новый арест, но после того, как А. И. Гинзбург согласился публично продемонстрировать свою лояльность к советской власти, его освободили (27). В январе 1967 г. он был опять арестован, затем — суд и приговор: 5 лет (28). Считается, что «главным обвинением против Александра Гинзбурга была составленная им „Белая книга“ о деле Синявского и Даниэля, которую он послал в ЦК, в КГБ и передал в самиздат» (29). Однако в судебном приговоре фигурируют другое обвинение — связь с эмигрантской организацией Народно-трудовой союз (НТС) (30). 22 января 1972 г. А. И. Гинзбург был освобожден, и после неудавшейся попытки восстановить московскую прописку поселился в Тарусе (31).
Вероятно, его знакомству с А. И. Солженицыным способствовала Наталья Дмитриевна, которая знала Алика с 1964 г., была дружна с его женой Ириной Жолковской (32) и являлась крестной матерью их ребенка (крестным отцом был А. Д. Синявский) (33).
Знакомство Александра Исаевича с Александром Ильичем произошло в Таруссе. «Встретились, — вспоминает Н. Д. Солженицына, — познакомились. В этой встрече двух зэков — сталинского и брежневского призыва — и родился план выстроить так сказать зэческую самооборону, организовать постоянную, систематическую помощь сидельцам ГУЛага и их семьям». «На помощь семьям Александр Исаевич предложил гонорары западные и часть Нобелевской премии… это и было началом будущего фонда» (34). Тогда же А. И. Гинзбург «дал согласие» его возглавить (35).
Первые практические шаги на пути создания Русского общественного фонда (РОФ) были сделаны сразу же после приезда Натальи Дмитриевны за границу, которая согласилась взять на себя роль его главного распорядителя (36). Тогда же к этому делу был привлечен некто Виктор Сергеевич Банкул (37). «Его первого, — пишет А. И. Солженицын, — мы посвятили в наш план, он принял большое участие, много верного советовал, затем стал и членом Правления фонда. А уж всю конспирацию взяла на себя Аля» (38). Распорядителем РОФ в СССР стал А. И. Гинзбург (39).
«В Фонде, — говорится в одном из интервью Н. Д. Солженицыной, — работало много, до 40, добровольцев (кстати, уместно сказать, что никто из фондовцев в те годы никогда не получал никакого вознаграждения, все работали бесплатно…), но объявленный руководитель был один, иногда двое. Работа распределялась по секторам, так что кто-то из фондовцев занимался, скажем, зэками в Мордовских лагерях, другой — в Пермских, во Владимирской тюрьме, кто-то ведал ссылкой, кто-то спецпсихбольницами, зэческими детьми, „фондом освобождения“… Всего за те годы было у Фонда семь главных распорядителей» (40).
«На каждого ребенка, — читаем мы далее в интервью Н. Д. Солженицыной, — семья получала 30, потом 40 руб, но не больше 120 руб. в месяц. Столько же получали старые родители. На поездку в лагерь выдавали цену билетов… На посылку выдавалось всем одинаково, а при освобождении — сумма колебалась, обычно это было рублей 200–250… За первые два с половиной года работы фонда, когда им руководил Александр Гинзбург, вплоть до ареста своего в 1977 г., таких выдач было сделано около 4000. Начал он регулярную помощь с 80 семей, а к моменту его ареста их стало около 200. Позже, в начале 80-х, после андроповских посадок, число политических возросло, фонд тогда уже возглавлял Сергей Ходорович, и при нем число семей, которым помогали регулярно, достигла 500 в год, а общее число семей, получавших помощь, включая разовую, превышало 1000 в год» (41). Имеются сведения, что за два с половиной года с лета 1974 до начала 1977 г. через РОФ прошло более 350 тыс. долларов. (42).
Другим важным общественным делом, к которому оказался причастен А. И. Солженицын, стала организация нового эмигрантского журнала «Континент», редакцию которого возглавил писатель Владимир Емельянович Максимов, автор опубликованного на страницах журнала «Грани» и получившего к тому времени известность романа «Семь дней творения». Он прибыл из Советского Союза в Париж 26 февраля (43) и вскоре получил приглашение к крупнейшему западногреманскому издателю Акселю Шпрингеру. В. Е. Максимов склонен был объяснять это тем, что привлек внимание А. Шпрингера «своими довольно резкими заявлениями по поводу того, что происходит в России» (44). Однако один из лидеров НТС Евгений Романович Романов (настоящая фамилия Островский) утерждал, что эта встреча была организована ими.
«Вскоре после приезда [В. Е. Максимова] на Запад, — вспоминал Е. Р. Романов — мы организовали ему поездку с выступлениями… в Австрии, Германии и Швейцарии. Потом он ездил в Италию и снова в Германию. Здесь мы устроили ему встречу с Акселем Шпрингером, известным немецким издателем правого толка, антикоммунистом… Встреча закончилась тем, что Шпрингер решил субсидировать русский журнал… Так возник „Континент“, который набирался и печатался в нашей типографии » (45).
Однако прежде чем взять этот журнал на свое содержание А. Шпрингер предложил В. Е. Максимову представить более солидную рекомендацию, чем рекомендация НТС. За таким поручительством он отправился к А. И. Солженицыну. В «Зернышке» Александр Исаевич отмечает, что он «написал Максимову требуемую бумагу» и тем самым «заложил помощь от Шпрингера» (46). Во время этой встречи Александр Исаевич предложил название будущего журнала — «Континет», которое было принято его учредителями (47). Принял он участие и в обсуждении состава редакции журнала (48).
«Я, — признавался позднее Александр Исаевич, — …приветствовал создание „Континента“, выражая большие надежды на его развитие, и посильно помог „Континенту“ создаться, и название ему предложил, которое вот принято, — но именно потому поддержал, что я понимаю его не как орган русской эмиграции, а как соединенный голос всей Восточной Европы» (49).
Когда первый номер журнала увидел свет и известный немецкий писатель Гюнтер Грасс обвинил его в связях с издательской империей А. Шпрингера, А. И. Солженицын счел необходимым на проходившей 16 ноября 1974 г. в Цюрихе пресс-конференции взять журнал и Акселя Шпрингер под защиту (50).
Для первого номера «Континента» Александр Исаевич по просьбе В. Е. Максимова написал специальное предисловие — «Слово к журналу», в котором выразил надежду, что журнал сможет объединить эмиграцию из Советского Союза и Восточной Европы и его голос будет услышан и поддержан Западной Европой (51).
«„Континент“, — отмечал Е. Р. Романов, — издавался на широкую ногу, большим тиражем, с большим количеством страниц, платили хорошие гонорары, в розницу он продавался дешево и вообще в значительной мере распространялся бесплатно: была создана большая редакция на солидных зарплатах — в материальном плане все было совершенно несравнимо с возможностями наших „Граней“… „Континет“ требовал все больших денег, и я предполагаю,.. что с какого-то момента журнал стали субсидировать и американцы. С одной стороны, Шпрингер, а с другой — американцы. А потом, вероятно, американцы вообще переняли финасовую сторону журнала на себя» (52).
Получив возможность полностью отдаться литературной деятельности, Александр Исаевич первые четыре месяца пребывания за границей, так и не сел за письменный стол. Получив возможность свободно говорить, он на протяжении четырех месяцев продолжал скрываться от журналистов. И только 17 июня 1974 г., наконец, дал первое крупное интервью за границей. Такой чести был удостоен корреспондент американской компании CBS Уотер Кронкайт (53).
В этом интервью А. И. Солженицын выразил тревогу по поводу растущей советской военной мощи (54), критически высказался относительно добровольной эмиграции из СССР, сделав исключение лишь для евреев, (55) и объявил о создании Русского общественного фонда помощи заключенным и их семьям (56).
Называющий себя русским патриотом, он продемонстрировал в этом интервью редкое холопство перед Соединенными Штатами Америки:
«Америка, — заявил он, — выиграла две мировых войны. Америка два раза подняла Европу из разрухи. И она же отстояла Европу от Сталина после Второй мировой войны, несколько раз. 25 лет непрерывно останавливала коммунистический натиск в Азии, отстояла многие страны, какие сегодня уже были бы в рабстве. Вот что сделали Соединенные Штаты. При этом никогда не просили отдавать долгов, никогда не ставили условий. То есть проявляли исключитльную щедрость, великодушие, бескорыстие. И как же отнеся мир? что получила взамен Америка? Американское везде поносится. Американские культурные центры очень модно во всех местах громить и сжигать. Когда Америка терпит поражение в важном голосовании в Организации Объединенных наций — деятели Третьего мира вскакивают на скамьи и торжествено кричат… по крайней мере 30 послевоенных лет — это история, с одной стороны, бескорыстной щедрости Америки, с другой стороны — неблагодарности всего мира» (57).
Сказать, что «Америка выиграла две мировых войны», это значит сознательно проигнорировать то, что знает каждый школьник и чего не мог не знать автор «Августа Четырнадцатого» — в Первую мировую войну США вступили только весной 1917 г., когда исход войны уже был предрешен (58).
Сказать, что «Америка выиграла две мировых войны», это значит сознательно проигнорировать тот факт, что исход Второй мировой войны был решен на советском фронте, что в этой войне антигитлеровская коалиция потеряла около 45 миллионов человек, из которых две трети приходилось не на американцев, а на советских людей (59).
Сказать, что Америка отстояла Европу от Сталина, это значит, предать забвению тот факт, что американский презент Трумэн отдал команду начать подготовку ядерной войны против Советского Союза буквально на следующий день после завершения Второй мировой войны (60), это значит предать забвению, что не Сталин, а Черчилль в 1946 г. объявил начало холодной войны (61). Не потому, что Сталин был миролюбивее, а потому, что разоренный и разрушенный войной Советский Союз не был тогда способен к экспании.
Столь же поразительны были утверждения А. И. Солженицына об американской щедрости. История ХХ века — это история превращения США в крупнейщего ростовщика, который опутал своей финансовой паутиной весь мир (62). Поэтому нет ничего удивительного в том, что оказавшиеся в этой паутине народы и страны не испытывают к США чувства благодарности. Этому посвящена большая литература. Полистайте, Александр Исаевич, хотя бы книгу З. Сардара и М. Дэвиз «Почему люди ненавидят Америку?» (М., 2003).
«Только две державы — Советский Союз и Китай, — заявил А. И. Солженицын далее, — желают распространить свою систему на весь мир. Соединенные Штаты такой не имеют цели, и это показал весь послевоенный период…» (63). Утверждать подобное, значит снова демонстрировать полное невежество или лакейство. В порядке ликбеза, Александр Исаевич, откройте книгу З. Бжезинского «Великая шахматная доска», там очень откровенно написано, к чему стремились и стремятся «американские шахматисты». Один из ее разделов, посвященных внешней политике США, незатейливо называется «Короткий путь к мировому господству» (64).
Понять столь беззастенчивые «невежество» А. И. Солженицына нетрудно. Он ведь давал интервью американской телекомпании и в ожидании почетного американского гражданства.
Касаясь в этом же интервью своей литературной деятельности, А. И. Солженицын заявил: «Я сейчас работаю над своими Узлами, очередным Узлом Третьим, кончаю Второй Узел …» (65). В действительности, по его же собственному признанию, тогда ему не удалось вернуться к своим «Узлам». Позднее он констатировал: «Не так я много в это лето написал… — Четвертое дополнение к „Теленку“ да начал „Невидимки“… А снова за „Красное колесо“ не мог приняться » (66). «Четвертое дополнение» к «Теленку», посвященное его высылке из СССР, составляет 3,5 а.л. Это 10–12 дней работы (67). Что касается «Красного колеса», то после некоторых колебаний в августе 1974 г. А. И. Солженицын решил взяться за ленинские главы и, видимо, начал собирать для них материал (68).
Не успел Александр Исаевич дописать «Пятое дополнение (Невидимки)» к «Теленку», как появился второй том «Архипелага». В печать он был сдан 30 мая 1974 г. (69), вышел в свет в конце августа — начале сентября (70).
Открыв новый том «Архипелага», читатели неожиданно для себя узнали историю о том, как в 1945 г. в лагере на Калужской заставе вербовали будущего лауреата Ноблевской премии в осведомители, как он — несгибаемый «копьеборец», не устоял перед натиском «кума», согласился на сотрудничество и получил кличку «Ветров» (71).
И хотя автор «Архипелага» пытался уверить читателей, что дав подписку о сотрудничестве, от самого сотрудничества он уклонился (72), не всем эти заверения показались правдоподобными. А среди тех, кто готов был принять их на веру, такое признание было ударом по образу А. И. Солженицына как самоотверженного и бескомпромиссного борца за правду и справедливость.
Вспоминая о своем знакомстве со вторым томом «Архипелага», В. Н. Войнович пишет, что именно после этого у него началось прозрение в отношении своего кумира (73). Подобное же влияние «откровения» А. И. Солженицына оказали в свое время и на меня.
В ожидании почетного гражданства
Осенью 1974 г. Александр Исаевич и Наталья Дмитриевна совершили небольшое путешествие по Швейцарии, побывали в Берне, Лозанне, заехали в Женеву, где жили «старики Андреевы» (1).
Тогда же А. И. Солженицын, если верить ему, решил вникнуть в свои финансовые дела и вдруг обнаружил, что Ф. Хееб заключал договоры с издательствами на колониальных условиях. В частности, по договору с издательством Бодли хэд, переводчики произведений А. И. Солженицына получили право на половину авторского гонорара (2). Если это действительно было так, а лорд Н. Бетелл, не опроверг подобных утверждений (3), условия действительно являлись грабительскими.
«…В начале ноября 1974 года Макса Райнхардта из „Бодли хед“ пригласили в Цюрих на встречу с Хеебом и его клиентом. Он, — пишет Н. Бетелл, — пустился в путь, запасшись чеками за прошлые издания и контрактами на будущие, и ожидал, что будет согрет лучами благодарности великого человека за все, что мы для него сделали. Эта поездка обернулась для Райнхардта суровейшим испытанием. Солженицын обрушил на него всю мощь своего обличительного таланта… Он сказал Райнхардту, что все договоры не имеют силы: не только тот, что был подписан Личко, но и подписанный Хеебом, хотя тот действовал на основании неоспоримых полномочий, данных ему самим Солженицыным, пусть и по собственной воле… Поэтому я послал Солженицыну длинное письмо на русском языке с объяснением всего эпизода» (4).
«Всего четыре дня дома не были, — пишет А. И. Солженицын, — а уже новости, по радио: американский Сенат единогласно избрал меня почетным гражданином Соединенных Штатов Америки. Позже пришла официальная бумага — и я ответил письмом» (5).
Когда именно пришла официальная бумага, мы не знаем, но обращение Александра Исаевича со словами благодарности к американскому Сенату, который еще совсем недавно он называл «балаганом», датировано 30 октября (6). Все было бы хорошо, но для того, чтобы решение Сената могло вступить в силу, требовалась его поддержка Палатой представителей (7), получить которую не удалось (8). Однако Д. Хелмс и его сторонники не сложили оружие. Борьба в Конгрессе вокруг вопроса о присуждении А. И. Солженицыну звания почетного гражданина Соединенных Штатов Америики продолжалась.
Между тем в ноябре 1974 г. в Москве вышел в свет самиздтовский сборник статей «Из-под глыб» (9). «Коллективного сборника такого объема, серьезности основных поставленных проблем и решительности их трактовки, в полный разрез с официальной установкой, — констатировал А. И. Солженицын, — не было в Советском союзе за 50 лет» (10). Кроме Александра Исаевича, авторами сборника были М. С. Агурский, Е. В. Барабанов, В. М. Борисов, А. Ф. Корсаков и И. Р. Шафаревич. Сборник открывался статьей А. И. Солженицына «На возврате дыхания и сознания», посвященной полемике с А. Д. Сахаровым. Ему же принадлежали еще две статьи «Расскаяние и самоограничение как категория национальной жизни» и «Образованщина» (11).
По выходе сборника Александр Исаевич провел пресс-конференцию, «проанализировал статьи сборника и изложил свою идею нравственной революции » (12). Прежде чем характеризовать основные идеи, с которыми выступил А. И. Солженицын на страницах этого сборника, хотелось бы отметить, что несмотря на то, что в «Теленке» он пренебрежительно и даже оскорбительно отозвался о упоминавшихся ранее публикациях М. П. Лобанова и В. А. Чалмаева, в своих статьях по сути повторял и развивал основные их идеи. Причем предложенное им понятие «образованщина» — это более оригинальное, но менее удачное обозначение того явления, которое М. П. Лобанов назвал «просвещенным мещанством» (13).
Главное содержание опубликованных А. И. Солженицыным статей можно свести к следующему: 1) будущее общества зависит от трех факторов: кризиса Запада, угрозы Востока и пробуждения православной России; 2) кризис западного общества зародился еще в эпоху Возрождения и связан с распространением атеизма; 3) в результате этого демократизация общества привела к замене культа Бога культом вещей, к утрате обществом нравственных ценностей; 4) сама по себе демократизация предоставляет человеку только внешнюю свободу, между тем существует и свобода внутренняя, в результате чего внутренне человек может быть свободен даже в условиях внешней несвободы; 5) подобная внутрення свобода возможна в условиях просвещенного авторитаризма; 6) современная просвещенная часть общества — интеллигенция представляет собою образованщину, сознание которой изуродовано атеизмом и культом вещей; 7) возрождение нравственных ценностей невозможно без возвращения к Богу; 8) в результате перед обществом открывается альтернатива: или гибель всего человечества, погрязшего в вещизме, или или создание «новой религиозной цивилизации»; 9) эта новая цивилизация должна представлять собою совокупность обособленных друг от друга наций; 10) взаимодействие и взаимообогащение разных национальных культур должно быть источником их развития (14).
Игнорируя, что наряду со свободным и сытым Западом есть угнетенный и голодный Восток, что в мире идет ожесточенная экономическая борьба, которую невозможно остановить религиозными проповедями, что существующие религиозные представления давно уже вошли в непримиримое противоречие с развитием науки и техники, что идея внутренней свободы по существу означает примирение с насилием, А. И. Солженицын обрушивался на своих оппонентов.
«…Солженицын в своей статье „Образованщина“, — пишет А. Л. Янов, — не скорбел, не плакал и не пророчествовал. Солженицын бил. Вложив в этот удар весь свой авторитет и мировую славу, Солженицын бил теперь по не вождям (с ними он согласен был на диалог), бил по своим. По бывшим диссидентским союзникам, по самиздатовским мыслителям, по интеллигентам, мучительно ищущим выхода из российского тупика (в том числе и по тем, кто самоотверженно выступал в его защиту). Он был беспощаден. Он не считался с тем, что, когда писалась эта статья, он, как точно заметила Юлия Вишневская, „слишком хорошо знал, что его авторитет в „образованщической“ среде — огромен, что любая критика его взглядов может быть расценена чуть ли не как сотрудничество с КГБ“» (15).
Выступая 16 ноября в Цюрихе на пресс-конференции, посвященной выходу в свет сборника «Из-под глыб», Александр Исаевич обратил внимание собравшихся на появившуюся в самиздате статью Житникова «Закат Демократического движения» и, заявив, что полностью с нею согласен, объяснил свою позицию тем, что в диссидентском движении началось размежевание: если раньше все объединялись на неприятии существующего режима, теперь на первый план стал выдвигаться вопрос о целях борьбы с этим режимом и в этом вопросе сразу же обнаружилось отсутствие единства. А. И. Солженицын назвал четыре наметившихся в нем течения: допотопные коммунисты [42], либеральные демократы, национал-большевики и религиозные националисты (16). К последнему течению принадлежали и авторы сборника «Из-под глыб»
Вскоре после этой пресс-конференции, не позднее 6 декабря, Александр Исаевич вместе женой отправился в Стокгольм, куда прибыл на следующий день. Здесь 7 декабря из рук короля Карла Густава Шведского он, наконец, получил Нобелевскую премию (17). А 12 декабря провел новую пресс-конферецию (18). В те самые дни, когда к читателям пошел сборник «Из-под глыб», в Италии появились воспоминания Н. А. Решетовской «Моя жизнь с Солженицыным» (19). Поэтому один из вопросов, который был задан ему на этой пресс-конфренции касался книги Натальи Алексеевны. Отвечая на него, Александр Исаевич заявил: «Я сейчас имел возможность прочесть ее по-русски и могу сказать, что эта книга просто не обо мне. Она о некотором персонаже, которого на моем месте желает видеть КГБ. Для этого факты большей частью извращены. А мотивировки — просто вообще ни одной подлинной мотивировки нет. Все мотивировки придуманы со стороны» (20).
Возвращаясь из Стокгольма супруги Солженицыны заехали во Франкфурт-на-Майне и сделали двухдневную остановку для встречи с руководителями НТС и издательства «Посев» (21).
Под Новый год Александр Исаевич отправился в Париж. «27 декабря… — пишет он в «Зернышке», — вышли мы с Восточного вокзала (ошеломленными глазами боясь допустить, что вот эти серые дома и узкая улица, по которой мы поехали, и есть тот самый Париж» (22).
В столицу Франции А. И. Солженицын прибыл инкогнито (23). Здесь он прежде всего встретился со Н. А. Струве, повидал С. Н. Татищева, А. Б. Дурову, А. П. Столыпина, супругов Эткиндов (24), познакомился с представителями издательства «Сёй» Полем Фламаном и Клодом Дюраном, которым передал на будущее ведение всех своих издательских дел (25).
«Наконец, — пишет Александр Исаевич, — посетил я со Струве русскую типографию Леонида Михайловича Лифаря, где печатался „Август“, „Архипелаг“, да и все другое — ту страшно тайную типографию, как я воображал ее из Москвы, когда предупреждал Никиту Алексеевича: с рукописью в руках даже не перемещаться по Парижу в одиночку — но разорвалось бы тогда сердце мое, хорошо, что не знал: типография Лифаря — это открытый двор, открытый амбар, куда может в любое время всякий свободно зайти и ходить между незагражденными стопами набора, того же и „Архипелага“. Связь Лифаря с издательством „Имка“ не могла не быть известна ГБ — и как же они проморгали подготовку „Архипелага“? и почему не досмотрел сюда их глаз, не дотянулась рука?..» (26). А, действительно, почему?
Тогда же состоялось знакомство А. И. Солженицына с директором ИМКА-пресс Иваном Васильевичем Морозовым. Характеризуя возглавляемое последним издательство, А. И. Солженицын пишет, что до установления контактов с ним ИМКА-пресс, по ехидному замечанию некоторых эмигрантов, в основном занималось «изданием псалмов», т. е. богослужебной литературы (реплика, радующая слух атеиста, но не уместная в устах правоверного христиана). Причем в год издавалось не более двух-трех новых книг, тираж которых редко превышал тысячу экземпляров. И только с появлением солженицынских книг деятельность издательства стала приобретать солидный характер (27).
Оценив, однако, работу И. В. Морозова неудовлетворительно, Александр Исаевич, по его словам, в разговоре с Н. А. Струве заявил о свое желании видеть на посту директора ИМКА-пресс другого человека, но не встретил поддержки (28).
Иначе описывал этот эпизод В. Е. Алой. По его утверждению, появившись в издательстве ИМКА-пресс, А. И. Солженицын не просто поднял вопрос о необходимости отставки И. В. Морозова, а «потребовал» немедленного его удаления с поста директора, «поставив это условием дальнейшего сотрудничества с ИМКой» (29). Это требование было вынесено на заседание Совета РСХД, однако, писал В. Аллой, «Совет РСХД отверг ультиматум, в результате чего Солженицын на короткое время перешел в „Посев“, который немедленно объявил Собрание сочинений писателя и сильно на том погорел, ибо непредсказуемый автор вскоре вернулся в ИМКу, уполовинив свои требования» (30).
Последний факт признает и сам А. И. Солженицын. «После всего такого — пишет он — предполагаемое мое собрание сочинений я решил было отдать „Посеву“, гораздо крепче организованному», однако, если верить ему, столкнувшись с возражениями жены, решил отказатся от своего намерения (31).
Это значит, что дело не ограничилось простым разговором с Н. А. Струве, конфликт действительно имел место и достиг такой остроты, что Александр Исаевич был готов даже порвать отношения с ИМКА-пресс, но что-то удержало его от этого шага.
«Высылка на Запад, — констатировал А. И. Солженицын, — прервала работу над „Красным колесом“ почти на весь 1974 год ». (32). Только в начале 1975 г. по возвращении из Парижа он уединился в горах («один раз на две недели, другой — еще на три») и вернулся к эпопее, сосредоточившись на ленинских главах (33). По всей видимости, первая поездка была до, вторая после 20 февраля, так как в этот день он находился в Цюрихе и выступал перед студентами университета (34). Ленинские главы, которых оказалось десять, «были окончены в марте 1975» (35) и «той же осенью изданы отдельной книгой под названием „Ленин в Цюрихе“» (36).
А пока Александр Исаевич трудился над ленинскими главами, в феврале 1975 г. увидели свет его литературные воспоминания «Бодался теленок с дубом» (36). Если прочитать их внимательно, нетрудно заметить, что — это редкий по саморазоблачению документ. Человек, выступающий против официальной лжи, даже не скрывал, что обманывал и лицемерил перед теми, кто ему доверял и готов был искренне помогать. Отталкивающее впечатление на многих произвело бестактное описание им А. Т. Твардовского, которого когда-то он сам называл своим литературным отцом, и уничтожающие оценки как отдельных сотрудников «Нового мира», так и всей возглавляемой А. Т. Твардовским редакции журнала. Александр Исаевич с некоторым самодовольством приводит слова одного из его друзей, что в «Теленке» он оставил «своим будущим биографам выжженную землю» (37).