Получив перепечатанную рукопись, А. И. Солженицын отправился в Обнинск и здесь микрофильмировал ее на квартире Ж. А. Медведева (28). Известно также, что в конце года он совершил еще одну поездку — побывал в Таллине, посетив здесь могилы умерших к тому времени Арнгольда Сузи и Георгия Тэнно (29). Таким образом, уехав в Москву после своего дня рождения, Александр Исаевич вернулся в Рязань только под Новый год, а встретив его, 1 января отвез свое «добро» в Давыдово и там решил взяться за исторический роман (30).
«Зимой 1968-69, — пишет он, — снова в солотчинской темной избе, я несколько месяцев мялся, робел приступать к „Р-17“, очень уж высок казался прыжок, да и холодно было, не раскутаешься, не разложишься — так часами по лесу гулял и на проходке читал „Новый мир“, прочел досконально целую сплотку, более двадцати номеров подряд, пропущенных из-за моей густой работы, — и сложилось у меня цельное впечатление о журнале» (31).
О том, что уединившись в январе 1969 г. в Давыдове, Александр Исаевич настраивался на роман, писала и Н. А. Решетовская: «Приезжая в сильные морозы домой, Александр Исаевич продолжал разборку и раскладку материалов для романа, одновременно обдумывая, как лучше осуществить давний замысел» (32).
Что представлял он тогда, мы не знаем. Можно лишь отметить две детали. А. И. Солженицын предполагал, что роман будет охватывать целую историческую эпоху от 1917 до 1956 г. Причем, автор видел его состоящим из четырех частей, в связи с чем «родилось решение дать четыре эпилога: 22 г., 37 г., 41 г. и 56 г.» (33).
Показательно и то, что прежде чем сесть за роман-эпопею, Александр Исаевич вернулся к своей статье «Евреи в СССР и будущей России», которая в сентябре-декабре 1968 г. была переработана и приобрела современный вид (34). Не была ли она тем камертоном, на который Александр Исаевич собирался тогда настраивать свою историческую эпопею?
В январе-феврале 1969 г. А. И. Солженицын несколько раз отвлекался от своей работы, которая продолжала еще сохранять подготовительный характер. В частности, в эти зимние дни произошло его знакомство с известным диссидентом бывшим генералом Петром Григорьевичем Григоренко. К этому времени П. Г. Григоренко имел широкие связи с диссидентском движении. Среди его друзей и знакомых были Людмила Алексеева, Лариса Богораз, Александр Гинзбург, Наталья Горбаневская, Сергей Ковалев, Лев Копелев, Александр Лавут, Павел и Татьяна Литвиновы, Анатолий Марченко, Раиса Орлова, Анатолий Якобсоном и другие (35).
По приглашению Александра Исаевича, переданному Ю. Г. Штейном, [35] бывший генерал навестил писателя в деревне Давыдово и провел там около суток. Насколько можно судить по воспоминаниям П. Г. Григоренко, А. И. Солженицын пытался отговорить его от диссидентской деятельности: «Преступно, — заявлял он, — допускать, чтобы такой человек бегал по судам и писал воззвания в защиту арестованых, воззвания, на которые власти не обращают внимания». Александр Исаевич предлагал П. Г. Григоренко взяться за перо и внести свой вклад в создание правдивой истории Великой Отечественной войны (36). Но переубедить бывшего генерала ему не удалось.
В феврале Александр Исаевич несколько раз покидал Давыдово. Известно, что он ездил в Москву и занимался в Ленинке (37). Но работа не шла и в середине февраля он вернулся домой. На 21-е его пригласили в военкомат, где вручили медаль «50-летие Советской армии» (38). К концу февраля А. И. Солженицын решил сменить обстановку. «Александр Исаевич — читаем мы в воспоминаниях Н. А. Решетовской, — намерен пожить в Крыму в надежде, что там-то начнет писать роман» (39). 1 марта Наталья Алексеевна уехала отдыхать в Цхалтубо, а 4-го Александр Исаевич — работать в Гурзуф (40).
В эти самые дни произошло событие, которые еще совсем недавно многим казалось немыслимым. Конфронтация между Китаем и Советским Союзом достигла такой остроты, что 2 марта 1969 г. китайские войска сделали попытку перейти советскую границу на Амуре в районе острова Даманский (41). Произошедший конфликт привел к распространению в обществе опасений насчет возможной в ближайшем будущем войны между двумя странами. В этих условиях в верхах партии явно активизировались консервативные элементы.
Начало эпопеи
«…В марте 1969 г., я поехал к И.Н. начинать „Красное колесо“, — вспоминает А. И. Солженицын имея в виду Ирину Николаевну Томашевскую, — … Привыкнуть я там не мог, ничего не сделал, в три дня и уехал» (1). Действительно, выехав из Рязани 4 марта, он уже 7-го был дома (2). Получается, что в Крыму Александр Исаевич пробыл не более суток. Поэтому о привыкании не может быть и речи. В Гурзуфе что-то произошло. Но что, мы не знаем.
Только после возвращении из Крыма работа над романом, наконец, пошла. Относя рождение его замысла к 1936 г., а первые его строки к 1937 г., А. И. Солженицын констатирует: «Итак, я начал писать в 1937», но только «в 1969 г. пробился к своему главному замыслу» (3). И далее: «с марта 1969 г. начинается непрерывная работа над „Красным колесом“» (4). Воспоминания Н. А. Решетовской позволяют назвать и этот исторический день. «В воскресенье 9 марта, — пишет она о своем муже, имея в виду 1969 г., — он приступает к „Р-17“» (5). «Муж встает рано, делает во дворе гимнастику, потом душ, завтрак и работа за столом часов шесть подряд. Перед обедом гуляет в сквере. После обеда стал отдыхать. А вечером занимается подготовительной работой к завтрашнему дню. Снова гуляет, обдумывая» (6).
К этому времени замысел романа претерпел существенные изменения. Прежде всего они коснулись его хронологических рамок. «Муж,.. — вспоминала Наталья Алексеевна, — собирается закончить „Р-17“ 22-м годом. Всего будет 4 тома: Февральская и Октябрьская революции, гражданская война и выбор путей. Архитектурно все готово» (7). Однако есть основания думать, что и к весне 1969 г. архитектура будущего романа не определилась, так как со временем замысел четырехтомной эпопеи уступил месту замыслу эпопеи, состоящей из 20-ти томов или «узлов» (8). С чего же Александр Исаевич начал писать? Оказывается, весной 1969 г. он взялся за «главы поздних узлов (1919–1920 годы), особенно тамбовские и ленинские главы» (9).
Весна в 1969 г. была ранняя. Поэтому когда потеплело, А. И. Солженицын поехал на разведку в Борзовку, к 27 апреля — день бракосочетания, он снова появился в Рязани (10), а 29-го вместе с женой на все лето отправился на дачу (11). Это был последний рабочий день Натальи Алексеевны, которая оставила свой институт и с 30 апреля стала «безработной» (12). По ее словам, это был сказочный день. «Погода, казалось, ликовала вместе со мной. На голубом небе ни одного облачка, легкий ветерок и теплынь… Среди дня Александр Исаевич даже окунулся в нашу речушку. Он сейчас отвлекся от основной работы. Повозившись на участке с утра, с восхищением читает за столком у Истьи сборник „Вехи“» (13).
Характеризуя работу мужа над эпопеей, Н. А. Решетовская писала: «Александр Исаевич то принимается за роман, написав главу о своем дяде Ромаше — брате матери, то разбирает материалы, которыми в изобилии снабжают его почитатели ». А «еще необходимо поработать в Историческом музее». «В Москве он обычно проводил день-два. Возвращался неизменно уставшим, обычно к обеду» (14). Тот, кто работал в архивах, знает, что «день — два» там делать нечего, за это время можно сделать лишь небольшие уточнения, конечно, если в архиве тебя не ждут специально подобранные материалы.
Вернувшись после одной из таких поездок, А. И. Солженицын привез новость: «Арестовали П. Григоренко» (15). П. Г. Григоренко арестовали в Ташкенте 7 мая 1969 г. (16). Следовательно, Александр Исаевич мог привезти эту новость не ранее 8 мая. В этот приезд в Москву он побывал в редакции «Нового мира» (17) и узнал, что над ним начали сгущаться тучи. Наступление на журнал велось давно, но имено в 1969 г. борьба вокруг него достигала особой остроты. Масла в огонь подлила статья А. Г. Дементьева «О традициях и народности», которая была помещена в апрельском номере журнала и направлена против публикаций М. П. Лобанова и В. А. Чалмаева (18). 7 мая А. И. Кондратович записал: «Не наступают ли последние наши дни?» (19).
В начале лета работа над романом приостановилась. 16–17 июня Александр Исаевич и Наталья Алексеевна «совершили двухдневную поездку по Подмосковью, назвав ее поездкой по гениям» (20), посетили К. И. Чуковского, М. Л. Ростроповича, академика П. Л. Капицу (21). «Вернувшись в Борзовку из феерической поездки, — вспоминала Н. А. Решетовская, — читаем привезенные от Чуковского отзывы на „Круг“ и „Корпус“ на русском, английском и немецком языках… Прозанимавшись три дня рецензиями он (т. е. Александр Исаевич — А.О.) под конец почувствовал пустоту, даже — скуку. Ведь все это время он не писал „Р-17“. И уж не скоро возьмется за него: вместе с Борисом Мажаевым должен поездить по местам, примыкающим к Тамбовской области» (22).
Путешествие по Тамбовской губернии продолжалось с 27 июня по 3 июля (23). «Из путешествия по скверным дорогам, — читаем мы в воспоминаниях Н. А. Решетовской, — Александр Исаевич вернулся разбитым. Пришлось ставить ему то банки, то горчичники… Но это не мешало мужу тотчас идти к своему столу над Истьей. Наконец-то, вернулся к писанию романа. Похоже у него впервые начались „муки творчества“. Работая над главой о Ленине, все продолжает находить у себя общее с ним » (24).
«Наряду с писанием романа, работой в архивах и библиотеках, — вспоминала Наталья Алексеевна, — Александр Исаевич постоянно стремится отыскать очевидцев тех событий». И «гости не забывали про нас». «Время от времени нас наведывает на „Волге“ Е. Ф. Светлова. Александр Исаевич настолько проникся доверием к Екатерине Фердинандовне, что хочет переписать на нее наш дачный домик» (25). Екатерина Фердинандовна, бывшая ровестницей Натальи Алексеевны — это мать Н. Д. Светловой, о существовании которой тогда Н. А. Решетовская, если верить ей, даже не догадывалась.
15 июля 1969 г., А. И. Солженицын побывал в Москве, посетил «Новый мир» и подарил А. Т. Твардовскому изданный за границей «Круг» (26), после чего совершил еще одну поездку, на этот раз на север. «Собираясь в северное путешествие на Пинегу, — писала Наталья Алексеевна, — муж с горечью признался, что на сей раз начинает сборы с лекарств» (27). Если по Тамбовской области его сопровождал Б. А. Можаев, на этот раз — Н. Д. Светлова (28).
«Как в насмешку, — пишет А. И. Солженицын в «Теленке», — именно в эти дни бежал на Запад Анатолий Кузнецов, мы на Пинеге слушали по транзистору» (29).
Анатолий Васильевич Кузнецов (р.1929) был секретарем Тульского отделения Союза писателей РСФСР, заместителем секретаря партийной организации Отделения, с 1969 г. — членом редколлегии журнала «Юность». 24 июля 1969 г. он выехал в Лондон с целью сбора материалов для книги о В. И. Ленине и там обратился к правительству Англии «с ходатайством разрешить ему остаться в стране» (30).
Имеются сведения, что сообщение о побеге А. В. Кузнецова Александр Исаевич услышал 30 июля (31), а домой вернулся 1 августа (32).
Александр Исаевич, читаем мы в воспоминаниях Н. А. Решетовской, «отбыл всего полсрока» — «прижал радикулит», поэтому дома он «отлеживаясь, читает свежие письма» (33).
Возвратившись из северной поездки и уединившись в Борзовке, А. И. Солженицын снова сосредоточился на романе. Как мы знаем, первоначально он пытался писать его не с начала, а с конца. Затем его внимание сместилось к предреволюционным событиям и стало концентрироваться на знаменитой самсоновской катастрофе августа 1914 г. «Тем временем, — отмечала Н. А. Решетовская, — „катастрофа“ неожиданно катастрофически разрастается » (34). Небольшое введение стало превращаться в самостоятельное произведение, роман о Февральской революции — в роман о начале Первой мировой войны, получивший название «Август Четырнадцатого». А поскольку над самсоновскими главами Александр Исевич стал работать после возращения из северной поездки, из этого явствует, что замысел первого романа из цикла «Р-17» радикально изменился только летом 1969 г. Из воспоминаний Н. А. Решетовской явствует, что это произошло между 7 и 28 августа (35).
Именно в этот очень важный для него момент он должен был снова оторваться от работы. Его отвлекла начавшаяся в печати полемика вокруг журнала «Новый мир». В субботу 26 июля очередной номер журнала «Огонек» вышел со статьей «Против чего выступает „Новый мир“» (36). Ее авторы обвинили журнал в искаженном отображении социалистической действительности. По сути дела это был ответ на упоминавшуюся статью А. Г. Дементьева. «Я — пишет Александр Исаевич, — у себя на истьенской даче прочел с большим опозданием статью Дементьева — и ахнул, и завыл, и рассердился на „Новый мир“». Более того, А. И. Солженицын, стоявший до этого в стороне от публицистических баталий, загорелся желанием принять в них участие и составил даже «анализ» этой статьи «на бумажке», с которой и появился 2-го сентября в редакции (37).
К сожалению, в дневнике А. И. Кондратовича этот визит Александра Исаевича в «Новый мир» не зафиксирован, поэтому мы можем судить о характере его возражений только на основании того, что он пишет сам в своих воспоминаниях. А они свидетельствуют, что с главными идеями М. П. Лобанова и В. А. Чалмаева А. И. Солженицын был согласен (38).
Вскоре после этого в его жизни произошла важная перемена. Еще ранее он получил предложение М. Л. Ростроповича переселиться к нему на дачу в подмосковный поселок Жуковка (39).
В начале сентября Мстислав Леопольдович приехал в Борзовку и забрал к себе некоторые вещи Александра Исаевича и Натальи Алексеевны, 19-го они поехали туда сами (40), и поселились там. Причем, Г. П. Вишневская подчеркивает: Н. А. Решетовская, «жила у нас только первую зиму» (41).
В сентябре 1969 г. в Москву приехала Эльза Маркштейн. «…встретились, — пишет А. И. Солженицын, — … у Али на Васильевской улице. Лиза привезла немецкий юридический типографский текст доверености и советовала мне взять адвоката на Западе, а именно: она может порекомендовать хорошего адвоката в Швейцарии — доктора Фрица Хееба, на которого и выписать бы мне основную доверенность на ведение моих дел… Мы с Алей согласились сразу, постеснялись даже распрашивать что-либо о том Хеебе» (42).
«К концу сентября новая помощница, — читаем мы в воспоминаниях Н. А. Решетовской, — (та, что оставалась не известной мне) закончила печатать для Александра Исаевича отрывок в 12 глав из „Августа 14-го“, посвященный „Самсоновской катастрофе“. Раздав читать тем, кого считал авторитетами по затронутой теме, он сделал небольшой перерыв в работе» и решил уединиться в Борзовке, но вскоре из-за испортившейся погоды вернулся домой (43).
А затем работа остановилась. Как позднее признавался сам А. И. Солженицын, у него начался творческий кризис, который продолжался до конца года (44). Понять этот кризис не трудно. Поскольку изменился замысел романа, его воплощение столкнулось с отсутствием или же недостатком необходимого фактического материала, поскольку до этого главное внимание автора было сосредоточено на советском периоде.
Можно было бы ожидать, что осенью 1969 г. Александр Исаевич снова отправится в библиотеки и продолжит сбор материала. Однако никаких сведений на этот счет обнаружить не удалось. Зато известно, что именно в 1969 г. он перечитал «Размышления» А. Д. Сахарова и решил написать ответ. Так появилась его статья «На возврате дыхания и сознания (по поводу трактата А. Д. Сахарова „Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе“)» (45).
Поддерживая содержавшуюся в «Размышлениях» критику советского строя, А. И. Солженицын прежде всего поставил под сомнение тезис А. Д. Сахарова о том, что сталинизм — это искажение первоначального духа революции. По мнению Александра Исаевича, И. В. Сталин был лишь верным продолжателем дела В. И. Ленина. Исходя из этого, А. И. Солженицын делал заключение, что все беды не в искажении социализма, а в самой его сути и речь должна идти не об отказе от сталинизма, а об отказе от социализма. Критиковал он А. Д. Сахарова за идеализацию прогресса, за нежелание видеть губительность стирания национальных границ, за призыв к конвергенции (46). Упрекая Андрея Дмитриевича в фетешизации демократии, Александр Исаевич ставил под сомнение общепринятые представления об интеллектуальной свободе: «Уж Запад-то захлебнулся от всех видов свобод, в том числе и от интеллектуальной. И что же, спасло его это? Вот мы видим его сегодня: на оползнях, в немощной воле, в темноте о будущем, с раздерганой и сниженной душой» (47). Подчеркивая, что свобода — это не цель, а средство, А. И. Солженицын высказывался в пользу разумного авторитаризма (48). И хотя все затрагиваемые им вопросы имели злободневный характер, он ограничился только тем, что познакомил со своими возражениями самого А. Д. Сахарова, ни публиковать, ни распространять в Самиздате свою статью он не решился.
В конце сентября 1969 г. О. Карлайл получила анонимное письмо на французском языке, отпечатанное на машинке. Письмо касалось «Архипелага» и представляло собою инструкцию из 8 пунктов: «Надо было — пишет О. Карлайл, — в Москве получить поправки к тексту „ГУЛага“, до весны не входить в контакт ни с одним издательством (кроме американского), авторские права передавались издательству ИМКА-пресс» (49). Как мы знаем, именно это парижское издательство выпускало под редакцией Н. А. Струве журнал «Вестник русского студенческого христианского движения». Не менее важно было и то, что А. И. Солженицын решил отодвинуть срок издания «Архипелага» «до Рождества 71-го года» (50).
В середине октября 1969 г. Александр Исаевич сделал попытку вернуться к роману. «19 октября, — отмечала в своих воспоминаниях Н. А. Решетовская, — Александр Исаевич впервые начал писать на новом месте» (51). Однако буквально через несколько дней было получено известие, которое выбило его из рабочего ритма. «…В четвертый четверг октября (23 октября — А.О.), — пишет Александр Исаевич в «Теленке», — объявили Нобелевскую премию по литературе — и не мне» (52). Из этого явствует, что он ждал премии и был расстроен тем, что и в этом году его опять постигла неудача.
Через некоторое время после этого Александр Исаевич и Наталья Алексеевна покинули Жуковку и вернулись в Рязань, а дома узнали о смерти К. И. Чуковского, которого не стало 28 октября 1969 г. (53).
А. И. Солженицын был своим человеком в семье Чуковских. Об этом свидетельствует и то, что осенью 1965 г. именно у них в Переделкино он скрывался от негрозившего ему ареста, и то, что внучка Корнея Ивановича Елена Цезаревна принимала самое непосредственное участие в подготовке «Архипелага», и то, что у Александра Исаевича был ключ от московской квартиры Чуковских, где он мог появляться в любое время, даже в отсутствие хозяев, и то, что, умирая, Корней Иванович завещал ему часть своих денег (54).
Похороны К. И. Чуковского состоялись 31 октября. На них было много народа. Проститься с известным писателем пришли даже те, кто никогда с ним не встречался и знал его только по литературным произведениям.
А. И. Солженицын на похороны не поехал. Объясняя этот шаг, Н. А. Решетовская писала, что Александр Исаевич готов был принять участие в панихиде, если бы она состоялась в Переделкино и в узком кругу, но не желал присутствовать на казенной церемонии в Москве в Доме литераторов (55). Подобным же образом мотивировал свой шаг и сам Александр Исаевич в письме Л.К. и Е. Ц. Чуковским, подчеркивая «страшно умирать неопальным » (56).
«Свободный художник»
«…В ночь на 4 ноября проснулся, — пишет А. И. Солженицын, — а мысли сами текут, скорее записывай, утром их не поймаешь. С утра навалился работать — с наслаждением, и чувствую: получается!! Наконец-то! — ведь 33 года замыслу, треть столетия — и вот лишь когда…» (1).
Но не успел Александр Исаевич войти в работу. «В 11 часов — читаем мы в «Теленке», — звонок, прибежала секретарша из СП (Союза писателей — А.О.), очень поспешная, глаза как-то прячет и суетливо сует мне отпечатанную бумажку, что сегодня в 3 часа дня совещание об идейном воспитании писателей» (2).
И надо же так случиться, что Александр Исаевич, который до этого полностью игнорировал свою местную писательскую братию и все ее мероприятия, на этот раз, несмотря на то, что на него впервые за долгое время нахлынуло писательское вдохновение, вдруг отложил перо и отправился на совещание. И на какое? «Об идейном воспитании писателей». А совещание оказалось заседанием Рязанского отделения Союза писателей РСФСР, на которое был вынесен один единственный вопрос — о писателе Солженицыне (3).
Заседание продолжалось около трех часов и завершилось исключением А. И. Солженицына из Союза писателей (4). Первой, кому он сразу же позвонил, была Наталья Дмитриевна, но ее «не оказалось дома» (5). А в 18.00 из Москвы позвонила Наталья Алексеевна и, узнав об исключении мужа, сразу решила вернуться в Рязань (6).
По сведениям КГБ, «по окончании собрания Рязанского отделения Союза писателей 4 ноября 1969 года СОЛЖЕНИЦЫН связался по телефону с редактором отдела прозы журнала „Новый мир“ БОРИСОВОЙ И.П. и, сообщив о произошедшем, просил позвонить ТВАРДОВСКОМУ, но не для того, чтобы он сейчас что-нибудь предпринимал. На приглашение приехать в Москву 5 ноября в Союз писателей РСФСР СОЛЖЕНИЦЫН заявил, что торопиться с выездом не намерен» (7).
В этот же день, 4 ноября 1969 г., А. И. Кондратович записал в дневнике: «А.Т. зашел ко мне, встревоженный, весь напрягшийся. „Вы знаете, что Солженицына исключили из Союза?“. „То есть как?“ — спросил я. Еще ничего не знал. „А вот так. Исключили в Рязани. Он мне только что сам звонил об этом… Говорил спокойно. В детали не вдавался“» (8).
Ночь с 4 на 5-е ноября Александр Исаевич почти не спал. Может быть он переживал случившееся? Нет, он делал запись заседания Рязанской организации СП (9). Лег запоздно, а «в 6 утра, — читаем мы в «Теленке», — проснулся, включил по обычаю „Голос Америки“, безо всякой задней мысли, и как укололо: „По частным сведениям из Москвы, вчера в Рязани, в своем родном городе, исключен из писательской организации Александр Солженицын“… Четыре раза в кратких известиях передали. Четыре раза в подробных. Хор-рошо!» (10). По свидетельству А. М. Гарасевой, она услышала об этом по радио еще раньше, в два часа ночи (11).
5 ноября решение рязанской писательской организации было утверждено Секретариатом Союза писателей Правления РСФСР (12). Желая предпринять ответные действия, сторонники А. И. Солженицына ждали его приезда в Москву, но он целую неделю оставался в Рязани. За это время им было подготовлено «Открытое письмо Секретариату Союза писателей СССР». С ним 11 ноября он и появился в столице (13). В этот день А. И. Кондратович записал: «Приехал Солженицын. На лице огорчения особого не видно. Напротив» (14).
К этому времени в Москве уже кипели страсти. Был поднят вопрос о необходимости срочного созыва Пленума Правления Союза писателей, раздавались голоса, что инициативу в данном деле должен взять на себя «Новый мир». Однако когда с таким предложением обратились в А. Т. Твардовскому, он на такой шаг не решился, заявив, что кое-кто желает выманить медведя из берлоги, чтобы разделаться ним. Александр Трифонович имел в виду то, что подобная акция, могла быть использована как повод для разгона редакции журнала (15).
Понять А. Т. Твардовского можно, но, как показало развитие событий, его осторожность не спасла «Новый мир» от разгрома (16).
Повидавшись с Александром Трифоновичем, Александр Исаевич отправился к Н. Д. Светловой, а уезжая в Жуковку, оставил у нее «ленинские главы разных узлов — в расчете, что это дальше нормально переправится на хранение» (17).
На следующий день, 12 ноября Секретариат Союза писателей обнародовал свое решение об исключении А. И. Солженицына из Союза писателей, после чего Александр Исаевич сразу же пустил в обращение «Открытое письмо» (18), которое было адресовано не столько Секретариату Союза писателей, сколько руководству государства и партии. В нем в частности говорилось: «Протрите циферблаты — ваши часы отстали от века. Откиньте дорогие тяжелые занавеси — вы даже не подозреваете, что на дворе уже рассветает» (19). И далее: «Слепые поводыри слепых! Вы даже не замечаете, что бредете в сторону, противоположную той, которую объявили» (20).
«А через день утром ко мне, — пишет А. И. Солженицын, — в Жуковку приехал люшин двоюродный брат с просьбой от Люши абсолютно срочно приехать. Что же еще могло случиться? Укололо меня: провал! после моего ухода пришли к Але с обыском! Да как же мог я опять, так неосмотрительно сам все провалить?.. Криминальнее ленинских глав, да еще XIV Узла уже советского времени, глава с Дзержинским, — вряд ли что могло и быть, только „Архипелаг“… А оказалось: какая-то статья в „Литгазете“, на которую, по мнению Люши и новомировского круга, надо немедленно отвечать… Мелочь какая!» (21).
Исключение А. И. Солженицына из Союза писателей и его «Открытое письмо» вызывали широкий общественный резонанс как в нашей стране (22), так и за рубежом (23). Его имя, и так получившее особую известность после «Письма к съезду», теперь стало символом бескомпромиссной борьбы с советским режимом.
«Двадцать четвертое ноября, — вспоминала Н. А. Решетовская, — Александр Исаевич провел в Москве. Был у врача, виделся с друзьями… Вечером мы — в Большом зале консерватории, на концерте Ростроповича». После концерта к А. И. Солженицыну подошла троюродная сестра Ростроповича и познакомила его с мужем. «Он, — отмечает Наталья Алексеевна, — был министром» (24). Кто была троюродная сестра М. Л. Ростроповича и какое министерство возглавлял ее муж, Н. А. Решетовская не уточняла. Но вот, что на эту же тему пишет Р. А. Медведев: «В начале 70-х годов Н. Щелоков (министр внутренних дел — А.О.) дружил с Мстиславом Ростроповичем, жена которого Галина Вишневская была родственницей жены Щелокова. Их дачи находились в поселке Жуковка рядом» (25).
На следующий день, 25 ноября, А. И. Солженицын вернулся в Жуковку. «После довольно большого перерыва, — констатировала Наталья Алексеевна, — Александр Исаевич начал работать, хотя по-прежнему нездоровится» (26).
Не успел А. И. Солженицын взяться за перо, как снова был выбит из рабочего состояния. «…Вечером 25 ноября 1969 г., — вспоминает он, — включаю „Голос Америки“ и слышу: „Писатель Солженицын высылается из Советского Союза“… Это было на даче Ростроповича, первые месяцы там, только устроился. Я встал. Чуть прошли мурашки под волосами. Может быть, через какой час за мной уже и приедут. О рукописях, о заготовках, о книгах — сразу много надо было сообразить, через чур много! Хоть всю жизнь готовься, а застает всегда не во время. Вышел погулять по лесным алейкам. Стоял не по времени теплый грозно-ветренный, сырой, темный вечер. Я гулял, захватывал воздух грудью. И не находил в себе ни борения, ни сомнения: все шло по предначертанному» (27).
26 ноября 1969 г. на страницах «Литературной газеты» было опубликовано заявление Секретариата Союза писателей РСФСР, в котором осуждалось «Открытое письмо» А. И. Солженицына (28) и говорилось, что никто не будет его задерживать, если он «пожелает отправиться туда, где всякий раз с таким восторгом встречаются его антисоветские произведения» (29). Вряд ли руководящий орган Союза писателей РСФСР мог сделать, а центральный орган Союза писателей СССР обнародовать такой заявление, не согласовав его с компетентными органами.
Продолжая жить в Жуковке, Александр Исаевич изредка наведывался в Москву: 10 декабря он отметил свой день рождения у Туркиных (30), 23-го мы опять видим его в консерватории (31). Как утверждает А. И. Солженицын, к этому времени «осенний кризис» миновал, и он снова стал сосредоточиваться на эпопее (32). «В канун Нового года, — писала Н. А. Решетовская, — Александру Исаевичу хорошо работалось: закончив одну главу „Августа“, сразу начал другую» (33).
Подводя итоги прошедшего года, А. И. Солженицын отмечал: «Получил французскую премию „за лучшую книгу года“ (дубль и за „Раковый“, и за „Круг“) — наши ни звука. Избран в американскую академию, „Arts and Letters“ — наши ни ухом. В другую американскую академию, „Arts and Sciences“ (Бостон), и ответил им согласием, — наши и хвостом не ударили,.. с весны скорость набирал на „Р-17“ и даже в Историческом музее, в двух шагах от Кремля, работал, — дали официальное разрешение, и только приходили чекисты своими глазами меня обсмотреть, как я тут. И по стране поездил — никаких помех. Так долго тихо, что даже задыхаешься » (34).
2 января 1970 г. Н. А. Решетовская поехала в Рязань (35) и здесь получила письмо мужа, который предложил ей пожить «январек в Рязани» — не мешать ему работать (36). «Весь январек, — пишет Наталья Алексеевна, — я все-таки не продержалась», а когда приехала в Жуковку, застала «мужа запойно работающим» (37). «И в феврале, и в марте мужу хорошо работалось. Иногда писал даже после обеда. Но чаще всего по вечерам мы слушали передачи западного радио» (38).
А в это время над «Новым миром» собрались грозовые тучи и, наконец, грянул гром. 3 февраля 1970 г. состоялось заседание Бюро Секретариата Правления Союза писателей СССР, которое постановило ввести в редколлегию журнала и назначить его первым заместителем главного редактора литературного чиновника Д. Г. Большова, а также «укрепить редколлегию и аппарат редакции „Нового мира“» (39). 9 февраля Бюро Секретариата Правления Союза писателей СССР, утвердило кадровые перемены в составе редакции «Нового мира» (40). Все это было сделано за спиной А. Т. Твардовского.