ПОЭТ И ПИСАТЕЛЬ МАКСИМ КАБИР:
Является ли «Макбет» хоррором в чистом виде? Задавая такой во- прос, уместно иногда лукаво подмигивать публике: мол, спокой- но, Стив, я дурачусь. Никого не сталкиваю с парохода современ- ности, а просто перетасовываю пассажиров из разных классов. В
чистом виде — интеллектуальный панк-рок, ведь к панку тоже относят порой что угодно: Гевару, Элвиса, Хармса, Христа... Какой-нибудь режиссёр-новатор, сфокусировавшись исключительно на ведьмах и отринув всё прочее, может сделать из «Макбет» ужасы. Сплаттер. Или порно-фанфик. Да что угодно! Но Марло с Шекспиром не писали хоррор, как бы нам того не хотелось. Не писа- ли и всё. Почему? Ну, Бог его знает, предпочитали другие жанры.
Кстати, о Боге. В одной толстой книге фигурируют призраки, восставшие мертвецы, одержимые свиньи а-ля Клайв Баркер, сексуальные красотки на зверюгах, Люцифер и скачущие мохнатые твари. Так может быть?... Нет, нет, увы. Можно даже не богохульствовать лишний раз. Но вот корни, следуя ло- гике «хоррор, если мистическую составляющую воспринимали всерьёз туповатые современники», следует искать как раз там. И у греков. И у арабов.
У Шекспира была немного иная цель. Как и у Булгакова или Леонида Ле- онова, автора прекрасной «Пирамиды», которые помнили вспыхнувшую на рубеже веков моду на бульварную мистику и использовали всю эту бутафо- рию в своих, мирных целях. Вот некоторые критики считают, что дьявольщина в
«Мастере» призвана привлечь внимание главного читателя той поры — Иосифа Вис- сарионовича с его довольно вульгарным литературным вкусом. Пушкин, чуткий к западным веяньям, вслед за Байроном, Кольриджем, поэтами озёрной школы, написал мистическую повесть, но пугались ли её читатели девятнадцатого века? Я проглотил «Пиковую даму» в одиннадцать лет, не испугался и поставил на одну полку с любимым Лермонтовым, а не любимым Эдгаром По. Хотя Лер- монтов — тоже про демонов. Да, могучая традиция реализма лишила русских и советских читателей своих Стокеров и Шелли, но отчего мне не тоскливо? Гоголь, спору нет, он не Крым, он и наш, и ваш. А вот Толстого сравнивать с Ле Фаню и Уилки Коллинзом, упрекая в том, что он не писал о вампирах или сокровищах? Заменять гениальную поэму Блока на его же проходные и вто- ричные вещи (зато льстящие нашему брату, которому скучно читать поэзию без вурдалаков, ещё и про страшных большевиков)? Вы же при этом подми-
гиваете, дорогой автор? Хоть немного подмигиваете, да?
ПИСАТЕЛЬ АЛЕКСАНДР МАТЮХИН:
Мой коллега по работе, узнав, что я пишу хоррор, спросил: «А нормальное что-нибудь можешь?» Когда он через пару месяцев наткнулся в интернете на мой рассказ из так называемой «высо- кой» литературы, восторгу его не было предела. Коллега хлопал
меня по плечу, всячески нахваливал и заявлял: «Вот! Не перевелись еще на земле нормальные писатели! Вот же написано — прозаик! А не какой-то там писатель ужасов».
Этот момент из жизни как нельзя лучше отражает суть данной статьи — хоррор до сих пор считают «нишевым» жанром, которому за пределами кучки фанатов делать попросту нечего.
Но с другой стороны, я бы хотел спросить — а надо ли вообще выбираться из этой ниши? По крайней мере, сейчас? Подражания, сравнения и погоня за чем-то никогда не идут на пользу развитию. В последнее время было потра- чено много сил, чтобы отделить хоррор от фантастики, признать свою неза- висимость, так сказать. Сдается мне, это и есть нормальный путь. Не стоит завидовать, что «большая» литература получает большие же премии, а фан- тастика (кстати, на мой сугубо личный взгляд — сильно подпортившая себе имидж именно заигрыванием с «большой» прозой) вроде как любима в на- роде и хорошо продается. Так зачем? Если жанр хоррора начнет развиваться индивидуально, не опираясь на другие жанры, не заимствуя, не заискивая, то вполне определенно рано или поздно возникнут образцы литературы — романы, повести, рассказы — которым будут завидовать уже другие. По этой дороже и надо идти, не оглядываясь.
МАРИЯ АРТЕМЬЕВА, ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР RR:
Надеюсь, вы заметили, дорогие читатели, что в данной статье мы имеем дело с попыткой сделать Россию не только родиной сло- нов, но и хоррора? Что, безусловно, и смело, и свежо. Но ведь в самом деле — почему бы и нет? Отечественным литературоведам
надо обратить на это внимание.
Вопросы приоритета, — они же, как правило, и престижа, решаются, пре- жде всего, в академической среде. А русская академическая среда русской ли- тературе — должна. С этой претензией автора нельзя не согласиться.
И если некоторые моменты в статье заострены нарочито, для пущей по- лемичности, то вот существенная нехватка в отечественном литературове-
дении некоторых теоретических обоснований видна невооруженным глазом. Иначе мы бы не спотыкались теперь о такие изначальные элементы, как
«четкое определение хоррора» или вопрос о том, что же такое вообще этот самый хоррор — жанр или прием?
Я вот думаю, что хоррор — это художественный прием, который путем ча- стого использования (увеличения количества) перерастает в жанр (качество). Точно так же стали когда-то литературными жанрами рассказ, повесть, но- велла, роман, баллада, романс, сказка, кайдан...
С четким определением хоррора потому и туго пока, что процесс рождения жанра происходит в настоящем времени и это затрудняет классификацию.
В авторском определении говорится лишь об одной из возможных моди- фикаций (наиболее близкой автору): о хорроре мистическом. Начисто отбро- шен хоррор реалистический (триллеры, слэшеры) и фантастический (все, что нереально, но может существовать с точки зрения науки — космический хор- рор, например). Конечно, эта тема требует тщательного изучения и дискуссии.
Тут в области нашего литературоведения зияет серьезная лакуна. И на од- ного Белинского все не свалишь. Притом, что куда больше неприятностей на- шей литературе принесли идеологические рамки и заслоны, поставленные литературоведению, как науке, в советское время...
В действительности мы просто не знаем толком собственную литературу. Огромная часть авторов оказалась в тени, на задворках. Так называемые «пи- сатели второго плана» фактически не существуют — они не зафиксированы в сознании рядового читателя как участники литературного процесса. Не по- ложены на нужную полочку в умах. Их нет в литературоведческом пантеоне, в теории и практике литературы — в школьных хрестоматиях и учебниках.
При этом идеологическое давление в этой сфере — только теперь со зна- ком минус, как положительная расовая дискриминация — имеет место и до сих пор. Советское заменили на антисоветское. В школе изучают Солженицы- на, «потому что надо», а, скажем, одного из наиболее ярких представителей мистической русской прозы 20 века — Альфреда Хейдока — до сих пор не зна- ют даже специалисты-филологи.
Хочу особенно подчеркнуть этот момент. Вот автор приводит в пример Вальтера Скотта, Конана Дойля, Оскара Уайльда, Уилки Коллинза... Извините, но это все представители той самой литературы, которую у нас презрительно относили к «чисто развлекательной» и «коммерчески успешной». Только от- нюдь не один Белинский в этом повинен. «Поэт в России больше, чем поэт» — уста- новка старая, и сами наши авторы это понимали, принимали и поддерживали ее. Если уж заглядывать в истоки, то в нашей стране было иное отношение к
грамотности как таковой — она была не столько мерилом статуса или источ- ником наживы, сколько в первую очередь духовным служением. Первые шко- лы на Руси были монастырскими, церковно-приходскими, и только спустя столетия на смену им пришли школы мирские — земские, гражданские. Оз- накомьтесь с историей русской азбуки: это не просто алфавитная памятка. В ней каждая буква — значимое слово, которое складывается в нечто, объеди- ненное общим смыслом, в текст, который задает параметры духовного ми- ровоззрения.
Чтобы было понятно: не авторов у русской литературы не было или нету соответствующих, а нет правильной литературоведческой теории. Геральди- ки, грубо говоря. Которая бы нашла и описала в правильном свете место ка- ждому нашему автору.
Русская литература обширней и разнообразнее любой другой мировой ли- тературы. Если мы будем изучать ее так, как изучают свои национальные ли- тературы те же англосаксы (я уж не говорю — пропагандировать) у нас будут многотомные школьные учебники литературы. На каждый класс школы.
Вальтер Скотт, говорите? Исторический роман, приключенческая литература?.. Я приведу только один пример, для понимания сути проблемы. Не будем говорить об авторах, имена которых ничего не скажут нам, воспитанным со- ветской школой или, тем более, — сдавшим ЕГЭ, таких, как Матвей Комаров (автор «Обстоятельной и верной истории двух мошенников: первого рос- сийского славного вора... Ваньки Каина;...второго французского мошенника Картуша» (1779–1794), «Невидимки, истории о фецком королевиче Аридесе и брате его Полунидесе, с разными любопытными повествованиями» (1789) и других лубочных изданиях) или Николай Эдуардович Гейнце (автор исто- рических и приключенческих романов — «Малюта Скуратов», «Аракчеев»,
«Князь Тавриды», «Коронованный рыцарь» и других), или Василий Алек- сандрович Вонлярлярский («Поездка на марсельском пароходе», «Охота на львов в Милиане»,»Силуэт«, «Байя», «Магистр» и т.д.). Возьмем автора «пер- вого ряда», прямо с витрины. Вот он: Некрасов Н.А. Вам знакомы его романы
«Жизнь и похождения Тихона Тростникова», «Три страны света» (в соавтор- стве с Панаевой), «Капитан Кук», «Мертвое озеро»?
Вряд ли.
А теперь прикиньте размеры пропасти нашего незнания в отношении рус- ской литературы в целом.
ИРИНА ЕПИФАНОВА, ВЕДУЩИЙ РЕДАКТОР ИЗДАТЕЛЬСТВА «АСТ, АСТРЕЛЬ СПБ»:
«Русский хоррор мог бы развиваться с начала XIX века, едва ли не первым во всей мировой литературе». Да он, собственно, и развивался. Кроме упомянутых автором статьи Гоголя и Булга- кова, произведения, которые можно отнести к жанру хоррора и
мистики, у нас создавали А. К. Толстой, Брюсов, Грин, Хармс и многие другие. Да та же «Пиковая дама» Пушкина в конце концов. Почему автор статьи забы- вает о них? Приходится заподозрить, что либо литературный кругозор узковат, либо имеет место намеренная подгонка реальности под заранее заготовленные выводы.
Точно так же несправедливо обвинять литературу XIX века в том, что она
«ограничила себя суконным реализмом», тогда как, скажем, в Англии име- нитые писатели вовсю творили в жанре приключенческой литературы и де- тектива. В России так называемая жанровая литература тоже вполне суще- ствовала и развивалась: были и приключенческие романы, и романтические повести, легшие в основу любовного романа. Другое дело, что многое из это- го до нас не дошло (так же как через 200 лет никто не вспомнит Донцову или Шилову). Хотя и более именитые авторы, в принципе, обращениями к жанро- вой литературе не гнушались: трудно не усмотреть, скажем, в «Преступлении и наказании» черты детектива и триллера.
Впрочем, кое в чём автор статьи прав. Только я бы винила во всём не только и не столько «суконный реализм», тяга к которому якобы не давала авторам сосредоточиться на других жанрах, а скорее общее направление литератур- ного процесса, некую моду и правила игры, существующие в писательско-чи- тательском сообществе. Дело не в реализме, а в стремлении авторов заявить о себе в так называемой «боллитре». То же самое мы видим и сейчас: в мире англоязычной литературы заниматься жанровой литературой не зазорно, су- ществует масса престижных жанровых премий («Хьюго», «Небьюла», премия
«Эдгар» за лучший детектив и т.п.). В России же все самые крупные премии вручаются практически исключительно авторам так называемой современ- ной прозы, внежанровой. Есть и некоторое полугласное противостояние между авторами: мол, фантасты, детективщики, авторы любовных романом и т.п. — это как бы не совсем настоящие писатели, а настоящие — те, которые пишут «о свинцовых мерзостях жизни». Так что совершенно неудивительно, что люди пишущие и не лишённые честолюбия, желающие публиковаться, получать премии и служить предметом обсуждения литературных критиков, устремляются в современную прозу, а не в хоррор например.
И ещё. У нас очень долго пытались издавать новых авторов, пишущих ми- стику и хоррор, под вывеской «русский Стивен Кинг». Так вот, на мой взгляд, беда во многом заключается в том, что все эти годы у нас как раз не было своего Кинга. По-настоящему гениального писателя, который работал бы в жанре хоррора, наплевав на условности литературной моды, и двигал бы этот жанр. Потому что по большому счёту и на Западе авторов, пишущих в жанре хоррора, много, но Кинг — один, и его вклад в развитие жанра за последние десятилетия самый мощный. Думаю, осталось дождаться появления подоб- ной фигуры (фигур) и у нас. Предпосылки к этому есть.
 |