— Леона? Это ты?
Папа казался пьяным. Я колебалась. Я вспомнила, как в последний раз видела его пьяным, когда мне было двенадцать. Он сильно поссорился с моей матерью и ударил ее так сильно, что она потеряла сознание. После этого она ушла от него. Не то, чтобы мужчины стали лучше после этого. Для моей мамы жизнь была нисходящей спиралью, которая никогда не прекращалась. Возможно, она положила этому конец, возможно, это был ее последний шанс на реабилитацию.
Я остановилась в дверях гостиной. Папа сидел на диване, стол перед ним был завален пивными бутылками и бумагами. Они были похожи на ставки. Я сомневалась, что он празднует свою удачу.
— Ты опоздала, — сказал он, слегка запинаясь.
— Мне нужно было работать. Бар открыт допоздна, — сказала я, не желая ничего, кроме как пойти в свою спальню и дать ему выспаться. Он оттолкнулся от дивана, обошел его и приблизился ко мне.
— Я думала, ты больше не пьешь.
— Нет, — ответил он. — Большую часть времени. Сегодня был плохой день.
У меня было чувство, что хорошие дни были редки и далеки друг от друга.
— Извини, — машинально сказала я.
Он отмахнулся. Он сделал еще шаг в мою сторону и чуть не потерял равновесие. Воспоминания обо всех ссорах между ним и моей матерью, свидетелями которых я была, всплывали одно за другим. Сейчас у меня не было на них сил.
— Наверное, мне пора спать. Завтра будет еще один долгий день.
Я обернулась, когда услышала его несогласованные шаги, а затем его рука сжала мое запястье. Я подпрыгнула от неожиданности.
— Подожди, — пробормотал он. — Ты должна дать мне немного денег, Леона. Роджер, должно быть, уже заплатил тебе.
Я попыталась выскользнуть из его хватки, но она была слишком крепкой и болезненной.
|
|
— Ты делаешь мне больно, — процедила я сквозь зубы.
Он, казалось, не слушал.
— Мне нужны деньги. Мне нужно расплатиться с долгами, иначе у нас будут неприятности.
Почему у нас будут проблемы, если он не заплатит долги по ставкам?
— Сколько тебе нужно? — спросила я.
— Просто дай мне все, что у тебя есть, — сказал он, его пальцы на моем запястье были таким же способом удержать меня от ухода, как и держать себя в вертикальном положении.
Я знала, как это будет. Мама была такой же со своей зависимостью. Она воровала каждые деньги, которые находила в моей комнате, пока у меня не осталось выбора, кроме как постоянно носить их с собой. Не то чтобы это когда-нибудь отпугивало ее в более отчаянные дни.
— Мне нужны деньги на колледж, и нам нужна еда.
Я не очень надеялась, что он потратит большую часть своих денег на покупки. Пончики были единственным исключением.
— Перестань думать о колледже. Такие девушки, как ты, не ходят в колледж.
Наконец мне удалось освободиться от его сокрушительной хватки. Потирая запястье, я сделала шаг назад.
— Леона, это серьезно. Мне нужны деньги, — сказал он.
Отчаяние на его лице заставило меня залезть в рюкзак. Я взяла пятидесяти долларовую банкноту и протянула ему. После того как Роджер заплатил мне сегодня, у меня осталось чуть больше ста долларов. Чаевые были приличные на Арене.
— И это все?
У меня не было возможности ответить. Он шагнул вперед, застигнув меня врасплох. Он вырвал у меня рюкзак, сунул руку внутрь и начал рыться. Я пыталась схватить его, но он оттолкнул меня. Я врезалась в стену. Найдя остальные деньги, он бросил рюкзак и сунул банкноты в карман джинсов.
|
|
— Хорошая дочь не стала бы лгать отцу, — сердито сказал он.
А хороший отец не стал бы ругать свою дочь. Я подняла рюкзак с пола. Одна из лямок была порвана. Борясь со слезами, я бросилась в спальню и закрыла дверь.
Усталая и потрясенная, я опустилась на матрас. Конечно, ничего не изменилось. Я уже сбилась со счета, сколько раз мама обещала мне начать все сначала. Наркотики оказались сильнее ее воли и любви ко мне. И вот я здесь с отцом, который борется со своей зависимостью, и я застряла с ним. Почему люди в моей жизни всегда нарушают свои обещания?
У меня не было денег, чтобы уехать из Лас-Вегаса, и даже если бы я это сделала, куда бы я пошла? Я не могла позволить себе квартиру, и у меня не было ни друзей, ни семьи, к которым я могла бы обратиться.
Я разделась, аккуратно положив платье на пол. Без денег я не смогла бы купить новую одежду, но я не могла снова надеть свое платье. От него пахло потом, а на юбке было пятно от кетчупа. Я достала из рюкзака джинсовые шорты и простую белую рубашку. Они были смяты из-за папиного рытья, но ничего не поделаешь.
Устав, я солгала.
Колледж не для таких девушек, как ты.
Возможно, я была глупа, что мечтала об этом, но мои мечты были единственной вещью, которые поддерживала меня. Я хотела получить диплом юриста. Помогать людям, которые не могут позволить себе хорошего адвоката. Я закрыла глаза.
В моей голове возник образ Фабиано. Никто никогда не возьмет у него денег. Он был силен. Он знал, как получить то, что хотел. Хотела бы я быть такой.
|
|
Сильной. Уважаемой.
Рано утром я постирала свое летнее платье и повесила его сушиться над душевой кабиной. Хотя до работы оставалось еще несколько часов, я вышла из квартиры. После вчерашнего инцидента с папой я чувствовала себя там неуютно. Он не испугал меня. Слишком часто я сталкивалась с таким же откровенным отчаянием со стороны матери.
К счастью, на дне рюкзака я нашла несколько долларов в монетах, которые получила вчера в качестве чаевых, и хотела позавтракать сама. С кофе на вынос и датской булочкой, я шла по улицам без реальной цели. Когда я заметила автобус, который направлялся к полосе, я использовала свои последние деньги, чтобы купить билет. Я даже не знала почему.
Я вышла из автобуса и продолжила идти, восхищаясь великолепием отелей и беззаботностью туристов. Это был другой Лас-Вегас, чем тот, который я испытывала до сих пор. В конце концов я остановилась перед фонтанами Белладжио. Я закрыла глаза. Как я смогу найти здесь хорошую работу, если даже не смогу купить себе приличное платье?
Я видела, как охранники следили за мной, когда я бродила по отелям. С одного взгляда на меня они решили, что я воровка. Я знала, что папа будет продолжать брать мои деньги, если вдруг не перестанет проигрывать, что было крайне маловероятно. Банк всегда выигрывал.
Я спросила прохожего о времени, так как у меня не было часов или мобильного телефона. До работы оставалось всего тридцать минут. Я ни за что не успею вовремя, учитывая, что отдала последние деньги за билет на автобус, до работы мне придется возвращаться пешком. Это займет не меньше часа, а может, и больше. С моей удачей, даже опять может начаться дождь.
Я начала уходить от роскоши Белладжио, чувствуя себя все более и более неуместной на дороге с моей мятой белой рубашкой и подержанными джинсовыми шортами. В довершение всего, я отморозила свою задницу. Возможно, папа был прав. Возможно, я все еще буду работать в баре Роджера, когда стану старой и озлобленной. Я чуть не рассмеялась, но потом покачала головой. Если я перестану верить в свое будущее, оно будет потеряно, но в такие дни, как вчерашний, трудно сохранять надежду.
Ф А Б И А Н О
Я заметил Леону, как только вышел из "Белладжио". Швейцар вручил мне ключ от машины, и я проскользнул внутрь, не сводя глаз с девушки. Двигатель ожил со знакомым ревом, и я выехал с подъездной дорожки, направляясь по улице к Леоне. Она не замечала меня, пока я не остановился рядом с ней и не опустил стекло. Мой взгляд упал на ее гребаные шлепанцы.
— Разве ты не должна была сегодня надеть новое платье? — крикнул я, перекрывая шум мотора и проезжающих мимо машин, и наклонился над пассажирским сиденьем, чтобы получше ее рассмотреть.
На ней была мятая белая рубашка, заправленная в старые джинсовые шорты. Хотя я оценил первый взгляд на ее стройные загорелые бедра, я был раздражен, что она не купила себе новое платье. Я не привык, чтобы люди игнорировали мои желания. Она пожала плечами. Она явно чувствовала себя неловко. Я толкнул пассажирскую дверь.
— Садись, — приказал я, стараясь подавить раздражение.
На мгновение я был уверен, что она скажет "нет", но потом она сбросила рюкзак с плеча и опустилась на сиденье. Она закрыла дверь и надела ремень, прежде чем, наконец, встретиться со мной взглядом, почти вызывающе.
Я позволил своим глазам блуждать по ее телу, останавливаясь на слабых синяках на ее левом запястье. Я взял ее руку и осмотрел синяк. Она отстранилась и спрятала запястье под другой рукой.
— Я потеряла равновесие в душе сегодня утром, — легко солгала она.
— Ты уверена, что не упала с лестницы?
Я спросил, понизив голос. Гнев начал закипать у меня под кожей. Я знал синяки. И я знал, что женщины лгут, чтобы скрыть, что они подвергаются насилию. Отец бил нас с сестрами почти каждый день, особенно Джианну и меня. Мы были теми, кого он не мог контролировать, теми, кто всегда поступал неправильно в его глазах. И я потерял счет тому, сколько раз видел, как мама прикрывала свои синяки косметикой. Синяк вокруг запястья Леоны был от слишком сильной хватки.
Она посмотрела на меня, но выражение ее лица дрогнуло, и она покачала головой.
— Ничего страшного.
— Кто это сделал?
— Ничего страшного. Это не больно или что-то в этом роде.
— Твой отец.
— Что заставляет тебя думать, что это он? — спросила она чуть громче, чем раньше.
— Потому что он единственный, кого ты можешь защитить.
Она облизнула губы.
— Он не хотел причинить мне боль. Он был пьян. Он не замечал, как крепко сжимает запястье.
Она действительно в это верила? Или она боялась того, что я с ним сделаю? И ей-богу, мне хотелось вцепиться в него, как изголодавшейся ищейке. Не мое дело, что с ней сделал ее отец. Этого не должно было быть. Но одна мысль о том, что он причиняет ей боль, вызывала у меня желание нанести ему визит и дать ему почувствовать, на что я способен.
— Поэтому ты так одета? — спросил я, махнув рукой на ее одежду.
Я отъехал от тротуара, пересек четыре полосы, чтобы добраться до поворота, затем развернулся, сопровождаемый какофонией автомобильных гудков и поднятых средних пальцев водителей по обе стороны улицы.
— Что ты делаешь? — спросила Леона, вцепившись в сиденье.
— Это неверный путь.
— Вовсе нет. Мы купим тебе платье и гребаные новые туфли. Если я еще раз увижу тебя в этих гребаных шлепанцах, я приду в ярость.
— Что? — ее глаза расширились. — Не смеши меня. Мне нужно на работу. У меня нет времени ходить по магазинам.
— Не волнуйся. Роджер поймет.
— Фабиано, — умоляюще сказала она.
— Зачем ты это делаешь? Если ты ждешь чего-то взамен, я не такая девушка. Я бедна, но это не значит, что меня можно купить.
— Я не собираюсь покупать тебя, — сказал я ей.
И это было правдой. Что-то в Леоне заставляло меня хотеть защитить ее. Это был новый опыт для меня. Не то чтобы я не хотел ее в своей постели, но я хотел, чтобы она тоже этого хотела. Мне никогда не приходилось платить за секс, и никогда не придётся. Шлюхи в Вегасе все равно были на жалованье у Каморры.
Она долго смотрела на меня.
— Тогда почему?
— Потому что могу и потому что хочу.
Ответ, похоже, не удовлетворил ее, но я сосредоточился на дороге, и она больше не задавала вопросов, что было чертовски хорошо, потому что я действительно не хотел анализировать детали моего увлечения ею. Она напомнила мне моих сестер. Не в извращенном смысле. Скорее, она напомнила мне тоску, которую я похоронил глубоко в груди. Блядь.
— Значит, твой отец украл деньги, которые я тебе дал? — в конце концов спросил я, вцепившись пальцами в руль и жалея, что это не его чертово горло.
Она кивнула.
— Похоже, у него неприятности.
Если бы он действительно попал в беду, я бы знал. Деньги, которые он нам задолжал, не такие большие. Если Сото все еще держал его в руках, он был счастливчиком.
— Такие люди, как он всегда в беде, — сказал я ей. — Тебе следует держаться от него подальше.
— Он мой отец.
— Иногда мы должны отпустить нашу семью, если хотим чего-то добиться в жизни.
Удивление и любопытство отразились на ее лице. Я стиснул зубы, злясь на себя за свои слова.
Я припарковался у обочины перед одним из первоклассных бутиков, которые, как я знал, посещали светские девки, которых я иногда трахал, когда они хотели добавить острых ощущений в свою гребаную изнеженную жизнь. Леона посмотрела на витрину, потом снова на меня, ее губы приоткрылись в неверии. Между бровями образовалась небольшая складка.
— Только не говори, что хочешь, чтобы я туда вошла. Они даже не пустят меня внутрь в таком виде. Они подумают, что я пришла украсть их одежду.
Неужели? Это мы еще посмотрим. Я вышел из машины, обошел капот и открыл перед ней дверцу. Она вышла и потянулась за рюкзаком. Я остановил ее.
— Можешь оставить его в моей машине.
Поколебавшись, она отступила назад, чтобы я мог закрыть дверь. Она нервно огляделась. Она чувствовала себя чертовски неловко. Я протянул ей руку.
— Пойдем, — твердо сказал я.
Она вложила свою ладонь в мою, и я сомкнул пальцы вокруг ее руки. То, что Леона доверяла мне, несмотря на то, что она знала обо мне, заставляло меня хотеть быть добрым к ней, что было удивительно. Я редко хотел быть добрым к кому-либо. Но у меня было достаточно денег, так что одно платье меня не убьет. И новые туфли были больше для моего собственного здравомыслия, чем что-либо еще. Эти шлепанцы должны были исчезнуть.
Я повел ее к магазину. Витрина была украшена серебряными и золотыми рождественскими штучками. Охранник, высокий темнокожий ублюдок, окинул ее взглядом, но впустил, когда заметил мое лицо.
Продавец не могла скрыть своего презрения к внешности Леоны. Ее красные накрашенные губы скривились, а рука Леоны в моей напряглась. Я покосился на нее. Свободной рукой она теребила мятую белую рубашку; стыд омыл ее лицо, веснушки исчезли в румянце.
Она придвинулась ближе ко мне, ища укрытия. Она искала гребаное убежище с таким мужчиной, как я. Сомневаюсь, что она заметила. Но я заметил. И я поднял глаза на продавщицу, позволив ей заглянуть за маску, которую я носил, когда не занимался бизнесом, чтобы она поняла, почему я был силовиком Каморры. Почему некоторые люди умоляли, прежде чем я даже приставил нож к их коже. Она напряглась и отпрянула. Я холодно улыбнулся.
— Полагаю, вы можете нам помочь.
Она быстро кивнула.
— Что вы ищете? — она спросила меня.
— Вы должны спросить ее, — сказал я тихим голосом, кивая в сторону Леоны.
— Платье, — быстро сказала Леона и добавила. — И туфли.
Продавщица посмотрела на шлепанцы Леоны. Но на этот раз выражение ее лица не выдало презрения. Хорошо для нее.
— Какое платье?
Леона беспомощно искала мой взгляд. Я жестом попросил продавщицу дать нам минутку. Она поспешила в дальний конец магазина, где за кассой стоял другой продавец.
— У меня никогда не было выбора. Я ничего не знаю ни о платьях, ни о туфлях. Я получала все, что мне подходило, от доброй воли.
— У тебя никогда не было новой одежды? — спросил я.
Она отвела взгляд.
— Одежда не была моим приоритетом. Я должна была заботиться о еде.
Ее взгляд был прикован к платьем справа от нас.
— Примерь все, что попадется на глаза.
Довольно быстро стало очевидно, что она не собирается прикасаться ни к одному из платьев, поэтому я вытащил темно-зеленое платье с длинными рукавами и протянул ей. Она взяла его и последовала за продавцом в примерочную. Я прислонился к стене, не сводя глаз с занавеса, скрывавшего Леону. Это заняло больше времени, чем следовало бы.
— Ты там в порядке?
Она вышла, поморщившись. Я выпрямился. Платье облегало ее тело во всех нужных местах и расширялось, пока не достигло колен. И спина, была с вырезом, открывая ее нежные лопатки и позвоночник. Она выглядела совершенно по-другому. Она посмотрела на себя в зеркало и покачала головой, плотно сжав губы.
— Похоже на костюм, — тихо сказала она.
— Как будто я притворяюсь той, кем не являюсь.
Я подошел ближе.
— А кем ты притворяешься?
Она сверкнула глазами.
— Больше, чем отброс.
— Отброс, — повторил я настолько спокойно, насколько позволял мой гнев. — Кто тебя так назвал?
— Я дочь наркоманки и азартного игрока. Я отброс. Я не такая.
Она указала на свое отражение.
— Никто никогда больше не назовет тебя отбросом, слышишь? И если они это сделают, ты скажешь мне, и я вырву им глотки, как насчет этого?
Она наклонила голову, снова пытаясь понять меня.
— Ты не можешь изменить мое прошлое. Ты не можешь изменить меня.
— Нет, — сказал я, пожимая плечами и проводя пальцем по ее горлу. Она не дышала, и я тоже задержал дыхание от ощущения ее мягкой кожи. — Но ты можешь. Я могу только заставить людей обращаться с тобой так, как ты хочешь.
Она оторвала от меня взгляд и сделала шаг назад.
Я опустил руку, затем вернулся и выбрал другое платье. Она молча взяла его и проскользнула обратно в примерочную. Я опустился в одно из слишком мягких кресел. Она выглядела чертовски хорошо в каждом платье, которое она примеряла. Никто не примет ее за отброса в таком виде. Никто не должен принимать ее за отброса, одетый в ее гребаную подержанную одежду.
— Покупаем все, — сказал я, но она решительно покачала головой.
— Только одно, — сказала она, подняв палец. — Я куплю, потому что обещала тебе. Но не более того.
Она вздернула подбородок и выпрямила спину. Упрямая и храбрая, несмотря на то, что она знала обо мне.
— Тогда возьми вот это, — я указал на темно зеленое платье, которое она надела первым.
— Не слишком ли откровенно? — прошептала она.
— У тебя для этого есть тело.
Довольный румянец залил ее веснушчатые щеки, но она все еще колебалась.
— Я не хочу, чтобы у людей сложилось неправильное впечатление.
Я склонил голову набок.
— Какое впечатление?
Она отвернулась, теребя ткань платья. Когда продавец скрылся из виду, она спокойно сказала.
— Что я продаю больше, чем напитки. Шерил упомянула, что некоторые клиенты платят ей за другие вещи.
Я поднялся с кресла и подошел ближе. Она посмотрела на меня.
— Никто ничего не предпримет, Леона. Они знают, что ты вне пределов.
Ее брови сошлись на переносице.
— Почему?
— Возьми платье, — приказал я.
Она снова напряглась. Упрямая. Я смягчил свои следующие слова.
— Ты обещала.
Она медленно кивнула.
— Окей.
Я повернулся к продавщице, которая стояла возле примерочной.
— Она собирается надеть платье прямо сейчас. Нам все еще нужна обувь.
Она поспешила прочь и вернулась с соответствующими туфлями из темно-зеленой кожи. Я надеялся на шпильки, но сомневался, что Леона сможет в них ходить. Я одобрительно кивнул, и она протянула их Леоне. Ее глаза встретились с моими, и снова вопрос, затем она снова исчезла за занавеской.
Леона вернулась из примерочной, одетая в новое платье и туфли, выглядя чертовски потрясающе.
Я окинул взглядом ее стройные плечи, узкую талию и стройные ноги. Платье заканчивалось на пару дюймов выше колен и опускалось на спину, открывая дюйм за дюймом безупречную кожу.
Она несла свою старую одежду. Я хотел сказать ей, чтобы она выбросила их, но у меня было чувство, что у нее нет лишней одежды. Вместо этого я подошёл к кассе и заплатил за платье и туфли. Глаза Леона расширились, когда она увидела сумму.
— Не могу поверить, сколько ты заплатил! Я могла бы купить десять платьев в " Уолмарте” за такие деньги, — прошептала она, когда я вывел ее из магазина.
Я прижал ладонь к обнаженной коже между лопатками, наслаждаясь ее легкой дрожью и гусиной кожей. Знакомый румянец залил ее щеки. Прежде чем открыть дверь, я наклонился к ней и коснулся губами ее уха.
— Стоит каждого пенни, поверь мне.
Она выпустила небольшой дрожащий вздох и быстро села в мой Мерседес, как будто ей нужно было немного пространства между нами. Но я не мог позволить ей уйти от меня.
Г Л А В А 8
Л Е О Н А
Я провела пальцами по мягкому материалу платья. Он был сшит из шелка и хлопка, чего я никогда раньше не носила. Это было слишком хорошо для меня. Я никогда не смогла бы позволить себе такое платье, и никогда бы не отдала столько денег за одежду. И туфли. Я и не знала, что существует такая мягкая кожа. Для Фабиано это ничего не значило.
— Спасибо, — сказала я наконец, когда мы некоторое время ехали молча. Наше окружение становилось все более убогим. Вскоре мы окажемся на Арене Роджера.
Фабиано кивнул. Хотела бы я знать, что творится у него в голове. Хотела бы я знать, зачем он делает.
Мой взгляд задержался на его сильном подбородке, темно-русой щетине, решительной линии рта. Он всегда держал себя в руках. Было ли время, когда он терял контроль? Даже во время боя он никогда не терял контроль над собой. Он доминировал над своим противником без особых усилий.
Пока он вел машину, я впервые разглядела татуировку на внутренней стороне его правого предплечья. Это был длинный нож с проушиной на лезвии, около рукояти. Слова были написаны замысловатыми буквами на рукояти. Они были Итальянскими и слишком маленькими для меня, чтобы прочитать.
Фабиано заехал на стоянку Арены Роджера и заглушил двигатель. Он протянул мне руку, чтобы я могла рассмотреть тату поближе. Неужели я смотрела так открыто?
— Что там написано?
Я прикоснулась кончиком пальца к его коже, прослеживая каждую букву и удивляясь, какой мягкой на ощупь была она. Он весь состоял из жестких линий и мускулов, силы и опасности, но его кожа выдавала, что как только все эти слои были сброшены, он становился всего лишь человеком.
— Temere me, perché sono l'occhio e la spada, — сказал Фабиано на безупречном Итальянском, насколько я могла судить.
Он ласкал слова языком, словно был их любовником. Дрожь пробежала по моей спине. Я не могла не задаться вопросом, чтобы я почувствовала, если бы он прошептал мне на ухо слова страсти тем же самым голосом.
— Что... — я откашлялась, надеясь, что он не понимает, как его близость и голос влияют на меня. — Что это значит?
— Бойся меня, потому что я являюсь глазом и клиноком.
Голос любовника, произносящего такие резкие слова.
— У всех гангстеров есть такая татуировка? — спросила я.
Он ухмыльнулся.
— Нам нравится называть себя людьми мафии или Каморристами,
но да, у всех членов Каморры имеется одинаковая татуировка, позволяющая узнать друг друга.
— Глаз и клинок, — повторила я. — Что это значит? Что нужно сделать, чтобы носить эту татуировку?
Он наклонился, и на мгновение я была уверена, что он поцелует меня, и хуже того, я поняла, что позволила бы ему. Вместо этого он провел пальцем по моей руке, и его глаза потемнели.
— Это то, чего ты не хочешь знать, — пробормотал он.
Я кивнула. Когда он был так близко, было трудно сосредоточиться. Мне нужно было выбраться из машины.
— Пойдем со мной.
— Мне нужно работать, — последовал мой тупой ответ. Он понимающе улыбнулся.
— Не каждый день. Когда у тебя следующий выходной? — я не знала. Я не говорила об этом с Роджером, а учитывая мое финансовое положение, я, вероятно, никогда не смогу взять выходной. — Это не имеет значения. Скажем, в среду.
Оставалось всего два дня. Я приехала в Вегас не для того, чтобы ходить на свидания. Я поклялась себе не высовываться и держаться подальше от неприятностей. Как можно пойти на свидание с членом мафии?
— Не могу. Я... — я замолчала. — я не могла придумать подходящего оправдания, а глаза Фабиано говорили ясным языком. Отказ был неприемлемым. — Не знаю, смогу ли я получить выходной.
— Ты получишь выходной.
Принадлежал ли бар Каморре? Или Роджер был слишком напуган, чтобы отказать Фабиано в такой просьбе?
Всю мою жизнь люди топтали меня. Ничто никогда не давалось мне легко. Мне пришлось бороться за все, и вдруг появился Фабиано, который получил то, что хотел, который мог справиться со всем за меня несколькими простыми словами. Это не должно было быть приятно, но я всегда была сама по себе. Моя мать была не в том состоянии, чтобы заботиться обо мне, а мой отец был за сотни миль отсюда, и так же неспособен, и теперь кто-то заботился обо мне. Мне это нравилось, нравилось избавляться от необходимости постоянно заботиться о себе, принимать каждое решение. Мне это слишком нравилось.
Мне нужно быть осторожной. Такие люди, как Фабиано, привыкли контролировать других. Если я позволю ему, он возьмет под полный контроль мою жизнь, мою душу и тело.
Я оторвала взгляд от его лица. Воздух был слишком душным. Струйка пота потекла по моей спине. Я вышла из машины, радуясь, что между мной и Фабиано стало больше пространства. Он, конечно, последовал за мной, крался за мной.
— Ты зайдешь выпить? — спросила я, разрываясь между желанием чтобы пошёл и желанием, чтобы он ушел.
— Не сегодня, но я поговорю с Роджером о среде.
Его рука коснулась моей спины, когда он повел меня внутрь. Ощущение его ладони на моей коже было более отвлекающим, чем должно было быть.
В тот момент, когда мы вошли в бар, сердитые глаза Шерил сфокусировались на мне, затем на Фабиано, прежде чем она развернулась и направилась к двери за баром. Большинство столиков были еще пусты. Первый бой еще не начался, но, взглянув на часы, я поняла, что опоздала почти на час. Меня охватило чувство вины. Я ненавидела разочаровывать людей, которые полагались на меня.
Роджер был вне себя от ярости. Его покрасневшее лицо, когда он вошел в бар, подтвердило мое беспокойство. Он остановился, увидев меня рядом с Фабиано.
Фабиано погладил мою кожу большим пальцем. Мне пришлось сопротивляться его прикосновениям. Вместо этого я быстро улыбнулась ему и бросилась к бару. Роджер не удостоил меня взглядом, но я видела, что он кипит. Он подошел к Фабиано и прислушался. В конце концов он кивнул, но не выглядел счастливым.
Шерил скользнула ко мне.
— Новое платье? — спросила она с намеком.
Я покраснела, хотя мне нечего было стыдиться. Я вытащила несколько пустых бутылок, выстроившихся в ряд рядом с раковиной, и спрятала их в ящики под баром.
— Чик, я знаю, что ты здесь новенькая. Но не думай, что он покупает тебе вещи, потому что жалеет тебя. Этот человек не способен чувствовать жалость.
Меня затопило раздражение. Она притворилась, что знает о нем все. Как она могла сказать, что у него нет чувств? Только потому, что он их не показывал, не означало, что у него их нет.
— Шерил, я знаю, что делаю. Не о чем беспокоиться, поверь мне.
Она указала на мое ушибленное запястье.
— Это только начало.
— Он этого не делал, — сразу же сказала я, но было видно, что она мне не верит.
Я подошла к столику, за которым сидели мужчины, пытаясь привлечь наше внимание. Разговор с Шерил ни к чему не привел.
Фабиано подошел ко мне. Мужчины за столом замолчали, когда он остановился рядом со мной. Он снова коснулся моей обнаженной спины, и я увидела, как он посмотрел на других мужчин. Был ли он собственником? Он наклонился.
— В среду я заеду за тобой в шесть на твоей улице.
Он выпрямился и ушел, оставив на моей спине отпечаток своего прикосновения.
— Итак, два пива и три светлых? — повторила их заказ.
Они кивнули, но больше ничего не сказали.
Когда я вернулась домой той ночью, в квартире было темно и тихо. Дверь в папину спальню была приоткрыта. Его там не было. Я очень надеялась, что он больше не будет играть.
Я выскользнула из платья и аккуратно положила его. Завтра я выстираю его, чтобы снова надеть на свидание с Фабиано в среду. Мой желудок сжался от нервов и возбуждения.
Когда я легла и закрыла глаза, я снова почувствовала его руку на своей спине, почувствовала его мускусный запах. Моя рука нашла путь между ног, когда я вспомнила, как он выглядел полуобнаженным, как гибко он двигался во время боя, как легко он источал силу. Никогда еще меня так не тянуло к кому-то. Я пошевелила пальцами, представляя, что это Фабиано.
Потом я еще больше нервничала из-за нашего свидания. У меня никогда не было проблем с отказами парням. Они никогда не были достаточно интересными, чтобы я рисковала своей репутацией. Но с Фабиано, я знала, будет сложнее.
Ф А Б И А Н О
Римо развалился на диване и смотрел последние гонки по своему огромному телевизору. Гонки становились все более популярными с каждым днем. Если бы мы могли управлять гонками во всех штатах и Канаде, мы бы купались в деньгах. Но с экипировкой и семьей в США и гребаным корсиканским Союзом в Канаде это не скоро произойдет. Не говоря уже о братве и картеле. Каждый хотел поиметь жирный кусок пирога.
— Что происходит между тобой и той новой девушкой у Роджера? — спросил Римо, переводя мое тело в режим опасности.
Мое лицо оставалось пустым. Я отхлебнул из стакана и снова откинулся на спинку стула. Римо, казалось, сосредоточился на гонке, но с таким же успехом это могло заставить меня ослабить бдительность.
— Ничего не происходит, — небрежно бросил я. Его глаза встретились с моими.
— Ты покупаешь ей вещи и возишь с собой. Это ничего?