ПОЭТЫКАВКАЗА В ПЕРЕВОДЕ ВАЛЕРИЯ ЛАТЫНИНА
Аминат АБДУЛМАНАПОВА, народный поэт Дагесана
(Перевод с даргинского)
ШАГ В БЕССМЕРТИЕ
Памяти Героя России Магомеда Нурбагандова
Казалось нам – закончилась война,
Разгромлен враг и вновь не возродится,
Весь мир спасла советская страна,
Ей каждый должен низко поклониться;
Героев славят книги и кино,
Их имена – в истории и душах,
Фашизм раздавлен и исчез давно,
Нам рык его не доведётся слушать.
Казалось, что незыблем наш покой,
Что помыслы о счастье воплотились.
Мы праздновали свадьбы широко,
Трудились и страной своей гордились…
Откуда появился новый враг,
Что сеет смерть, страдания народа?
Как в наших оказался он краях,
Кем вскормлен был, каким воспитан родом?
Он, будто воплощённый Азраил*,
Взрывает всех – от мала до велика.
Неужто так отец его учил,
И мать рожала, чтоб беду накликать?
Но есть у нас защита от убийц,
Есть воины, что встанут против банды,
Не упадут перед насильем ниц,
А духом сокрушат, как Нурбагандов!
____
*Ангел смерти.
ЗВЕЗДА МАГОМЕДА НУРБАГАНДОВА
1.
Стремился к звёздам с детства Магомед.
Он выбрал ту, что ярче всех светила.
В ней был какой-то лучезарный свет,
Не зря она к себе его манила.
Он с детских лет о подвигах мечтал,
Ведь к звёздам только подвиги доводят.
Он жил, как будто над землёй летал,
Душой кружился в звёздном хороводе.
А повзрослев, он на плечах носил
Птенцов-детей, чтоб к небу ближе были.
Он Родину, как мать свою, любил,
Мечтал, чтоб дети так же полюбили.
Его переполняла доброта,
Рождались мысли звёздными цветами.
И взору открывалась высота,
А не ухабы жизни под ногами.
Судьба жестоко прервала полёт,
Его души прекрасной не жалея,
Она курок губительный взведёт
В руке бесчеловечного злодея.
Но Магомед не дрогнул пред врагом,
Он смерть свою презрением отринул,
И лишь на миг был опалён огнём,
Чтоб стать звездою Мужества отныне!
Его звезда всё ярче с каждым днём
Горит для нас своим огнём приветным,
Ведь мы, ему благодаря, живём,
Таким, как он, защитникам планеты.
2.
Его не сломили угрозами смерти,
Без страха смотрел он в зловещий оскал,
И, делая шаг свой последний в бессмертье,
«Работайте, братья!» - нам всем завещал.
Нанёс он бандитам смертельную рану –
Убийце глумливому плюнув в лицо.
Он верил всем сердцем, что братья достанут
Возмездием скорым отряд подлецов.
Бывают слова, что разительней пули,
Пред ними пасует смертельный металл.
Взошла над Героем звезда в карауле,
А он навсегда нашей совестью стал!
РОДИТЕЛЯМ МАГОМЕДА НУРБАГАНДОВА
Не плачь, Кумсият, мать Героя.
Мужайся, отец храбреца.
Ваш сын сотен юношей стоит
Несломленным духом бойца!
Он – светоч для многих в России,
Возвысил Кавказ, Дагестан.
Любого мальчишку спросите,
Он скажет об этом же вам.
В Кавказских горах и долинах
Сейчас новорожденных ждут
И именем вашего сына
Мальчишек своих назовут.
Не пейте напитка печали
И горькой отравы тоски,
Бальзамом наполнят бокалы
Народной любви родники.
Под Знамя Великой Победы
В Кремлёвский прославленный зал
Ведёт вас звезда Магомеда –
Он гордостью нации стал!
Жить вечно нельзя, к сожаленью,
Конечен наш жизненный путь,
Но лучшие из поколенья
Сумели в бессмертье шагнуть!
СПАСАТЕЛЬНЫЙ КРУГ
Ничто в этом мире не вечно:
Хороним родню, храбрецов.
И жизнь государств быстротечна,
И деспотов, и подлецов…
Всё канет во тьму безвозвратно.
И нынешний строй обречён.
И мы не вернёмся обратно –
С эпохой абсурда уйдём.
Не вечны вожди и кликуши,
Пусть даже по-царски живут,
Их образ забвенье разрушит,
Как только из жизни уйдут.
И радость, и боль исчезают,
Их время с собой унесёт.
Но вот, почему, я не знаю –
Неправое дело живёт?!
Царят бесконечные споры,
Ристалища смутных идей,
Подлоги, убийства, раздоры,
Интриги лукавых людей.
Им зависть глаза разъедает,
А каждая гадкая весть
Хорошую весть подавляет,
Чтоб вызвать коварную месть.
О, люди, чего вам неймётся
В короткой юдоли своей?
Ведь только добро остаётся
Спасательным кругом людей!
ПРОЗРЕНИЕ
О, Царь царей, я до Тебя дошла.
И днём, и ночью истово молилась,
И многое душою поняла,
И многое глазам моим открылось.
Я в этом мире, как и все мы, - гость.
Ты – вечный пастырь, что следит за нами –
За россыпью горящих в небе звёзд,
За всеми человечьими шагами.
Тебя я слышу, вижу наяву
В своей душе, на небе и в природе.
Но много тех, с кем рядом я живу,
В Тебя не верят, свет твой не находят.
Поишь ты землю благостным дождём.
Ковры цветов под ноги людям стелешь.
И в мир иной уводишь нас потом,
На грешников и праведников делишь.
Моря и сушу словом сотворил
И создал воздух, чтобы мы дышали,
И жизнь, и смерть Ты нам определил
И записал в небесные скрижали.
Я под Твоей опекою росла,
Училась счастье понимать и горе,
Терпение и голос обрела,
Чтобы с Твоими недругами спорить.
ТВОРЧЕСКОЕ ГОРЕНИЕ
Огонь души, я верю, не погаснет,
Когда золой и пеплом стану я.
Ведь творчество сжигает не напрасно
Нас на кострах земного бытия?!
Любить людей – учение Аллаха,
Моя неугасимая звезда –
Светить для них в житейской мгле без страха.
Такой огонь не гаснет никогда.
В душе тревожной свечку зажигаю,
Пускай горит приветливым огнём.
Иной достойной миссии не знаю
В греховном мире, где сейчас живём.
Горю в стихах, чтоб средствами искусства
Благие мысли людям передать,
Чтоб донести им искренние чувства
И Божий дар в пути не растерять.
Пусть разлетятся огоньки по свету,
Пусть обогреют всех людей Земли,
Чтоб все внимали Божьему завету,
Чтоб жить по Божьим замыслам могли.
До самой крайней капельки истрачусь,
Но станет больше огоньков во мгле.
Не стоит браться за стихи иначе,
Не стоит жить иначе на земле.
Билал АДИЛОВ
(Перевод с лезгинского)
МАМА
Обними, как раньше в детстве обнимала.
На твои колени голову склоню.
Буду снова слушать сладкий голос, мама,
Вместе вспомним детство, молодость мою.
Ты пропой мне песни, те, что пела прежде.
Я себя представлю в люльке малышом.
Как дитя, баюкай, навевай надежды.
Мне тобою рядом очень хорошо.
Вспомним, как пошёл я первоклашкой в школу,
Взяв с собой учебник, ручку и тетрадь.
Ты смотрела, мама, с гордостью весёлой,
Как твой сын стремился знанья получать.
Не ходить к утёсу ты меня просила.
Уберечь пыталась от возможных бед.
И всегда ты, мама, волновалась сильно,
Если из посёлка уводил мой след.
Наступило время для большой разлуки.
Далеко уехал твой любимый сын.
Только всюду помнил голос твой и руки,
И здоровья маме у судьбы просил.
Вот уже полжизни улетело в Лету.
Волосы белеют. Гаснет жар в крови.
Но к своим заботам снова я уеду.
Ты меня, родная, в путь благослови.
СЕРДЦЕ ПОМНИТ
Сегодня снег лежит на городской земле,
Кто ожидал его, тем на душе светло,
А я увидел снег, и стало грустно мне,
И память увела в лезгинское село.
Да, вспомнил юность я в своём родном селе:
На утреннем снегу – отметины следов,
Как девушки вели узоры на ковре,
Гурьбой сойдясь на мел* для девичьих трудов.
Припомнил песни я родимой стороны,
Что за работой пел хор молодых ткачих,
Сушёных ягод вкус (карманы все полны),
По снегу ветер мёл лишь шелуху от них.
Я вспомнил, как ходил на сельский ким** для встреч
И взгляд свой устремлял к хрустальным родникам.
Но кто, душа моя, нам помешал сберечь
Порывы юных лет к безоблачным мечтам?!
А память всё вела по лесу и горам,
Я вспоминал покой заснеженных лугов,
И сладость первых чувств, и горечь первых драм,
Свиданье под луной, и первую любовь.
Да, город, как медведь, зимою крепко спит.
Нет никого вблизи и тишина кругом.
А вдохновенье вновь мне душу бередит
И мысли на Шах-даг*** стремятся над столом.
* Мел – групповая помощь, когда девушки за один вечер могли соткать ковёр.
** Ким – место, где собирались горцы для бесед.
*** Шах-даг – гора в Дагестане, у подножия которой расположено село автора.
ЧУВСТВА К ТЕБЕ СДЕЛАЛИ МЕНЯ ПОЭТОМ
Я не знал, что такое любовный огонь,
Ты окутала в молнии, высекла пламя.
И понёс меня ветер любви, будто конь,
Стали светлые дни мои тёмными днями.
Не писал я рифмованных строчек в тетрадь.
Ты дала мне перо, на стихи вдохновляя.
Кто бы знал, как губителен чувственный град!
Я пишу потому, что от страсти сгораю.
Я не знал, что такое страданье и боль,
А теперь закипает душа без покоя.
Думал, что родником возникает любовь,
А она полилась полноводной рекою.
Я не знаю, живу наяву иль во сне,
Будто чары кудесника властвуют мною.
И за что эти муки сердечные мне?
Умоляю тебя, забери их с собою!
ДВА ОКНА
Были два окна между собой
Связаны невидимой тропой.
Я с утра садился у окна
Ждать, когда ты встанешь после сна.
Ты умела повод находить,
Чтоб окошко то и дело мыть.
Было, словно зеркало, окно,
Отражало весь мой мир оно.
Мы с тобой молчали каждый раз,
Хоть друг с друга не сводили глаз.
Было нам понятно и без слов,
Что в душе давно живёт любовь.
Ты ждала признанья от меня.
Но был нем я, свет в душе храня.
А потом жизнь разбросала нас.
Грустно мне без этих чувств сейчас.
Я недавно навестил наш край
И заныло сердце, хоть рыдай –
На твоём окошке – пыли слой…
Над моим – дом ласточек пустой.
СОН
Увидел я сегодня странный сон:
Как будто умер и в гробу лежал.
Дорогой расстилался небосклон,
Я оставлял свой жизненный причал.
Смотрела с высоты моя душа,
Как люди обсуждали смерть мою,
Как кто-то назидательно внушал,
Что всем нам быть в заоблачном краю.
Я видел всё и с болью вопрошал:
«А где же сёстры, где моя родня?»
Там – на земле никто не зарыдал,
Не говорил с любовью про меня.
Кто там собрался? – толком не поймёшь.
Гудел, как улей, мой несчастный дом.
Но не было печали ни на грош
На сборище бездушном и глухом.
Кружилась шумно стая воронья,
Как будто отмечался праздник тьмы.
И дочки не оплакали меня,
Неужто же чужими были мы?
Меня ожгла невидимая плеть,
Я вздрогнул, пробудившись ото сна.
В глазах стояла призрачная смерть,
Как много мыслей принесла она!
Всем в общем-то известно: жизнь – кино,
За кадром кадр уносятся, спешат,
Остановить её нам не дано,
Как караван на месте удержать.
Да, милый друг, бессмертных в мире нет,
Ко всем приходит смерть в урочный час.
И нужно уходить, оставив след,
Такой, чтоб кто-то сожалел о нас.
Бати БАЛКИЗОВ
(Перевод с кабардинского)
ЯВЬ
(Поэма)
Если Ева с Адамом нас всех сотворили,
А планета Земля – наш родительский дом,
Чтобы в нём мы семьёй, крепко спаянной, жили,
Так зачем же родителей мы предаём?
Так зачем предаём изначальное братство,
Чтобы, ради корысти и ложных идей,
Меж собой в страшных войнах веками сражаться,
Убивать бесконечно таких же людей?!
Почему с добротой человеческой рядом
Подвизается зло на житейском пути,
Чтоб, дубиной ли, пикой, разрывом снаряда,
Уничтожить добро, навсегда извести?
Эти мысли однажды пришли, обжигая.
Я лежал на лугу, утомившись от дел,
Средь знакомых утёсов отцовского края
И в бездонное синее небо глядел.
В чистом небе весеннее солнце пылало,
Бесконечностью космос безбрежный дышал.
И чего-то неясного вдруг возжелала,
Отрешившись от суетной жизни, душа.
В этот миг в небе, будто окошко открыли,
Подключили какой-то волшебный экран –
Перед взором картины былого поплыли
Из историй различных народов и стран.
Вот возник в небесах Александр Македонский,
На полмира кровавый оставивший след,
И командует громко невидимым войском,
Тем, которого нет уже тысячи лет.
Словно гром, раскатилась команда в зените.
По душе хлестанула словесная плеть.
Застит солнечный свет над землёй предводитель,
Сеет ужас и страх, поощряя лишь смерть.
Видно, царского титула воину мало?
Он мечтает божественный ранг обрести,
Чтобы крепкой рукой и разящим металлом
В подчиненье себе всех людей привести.
За царём шлейф космической пыли курится.
В тело неба вонзает воитель копьё.
А когда понимает, что планам не сбыться,
Как все смертные, слёзы обидные льёт…
Дунул ветер, с экрана подвинул эпоху,
И в окне персонаж появился иной,
Он когда-то мечтал тоже равным быть богу,
Римский Цезарь Гай Юлий – мудрец удалой.
Он пустынное небо глазами обводит,
Но вокруг ни единой души не найдя,
Вопрошает, слова забивая, как гвозди:
- Убивать разве можно такого, как я?!
Долго смотрит на землю, где дети резвятся,
Где, всяк сущий народ, день грядущий творит,
И, не в силах от жизни земной оторваться,
Размышления вслух сам себе говорит:
«Боже мой, на Земле нет ненужных народов,
Не случаен на ней ни один человек.
Разве можно простить тех, кто повод находит,
Чтоб людей истреблять, множить сирот, калек?»
- Эй, земляне! Послушайте Цезаря, люди!
Дорожить мирной жизнью обязаны вы,
И вожди, те, что славу безмерную любят,
И земных удовольствий и денег рабы.
Бог людей создаёт, чтоб добром дорожили,
Умножали творенья земной красоты,
Чтоб любили друг друга, по совести жили,
Не сжигали к надеждам и правде мосты.
Лишь творящим добро бог всегда благодарен,
Их благие дела непременно учтёт,
И, быть может, вторым воплощеньем одарит,
И в обличии новом на Землю пошлёт.
Те ж, кто кровь человечью безжалостно лили,
И по трупам рвались богу равными быть,
Станут просто ненужной космической пылью,
Или будут, как я, одиноко бродить…
Звездопад пролетел, образ Гая стирая,
И экран передвинул эпохи опять.
Показался костёр, искр шлея золотая,
У костра две согбенных фигуры сидят.
Я в одном узнаю силуэт Бонапарта.
Клятый Гитлер – другой.
Как сошлись они тут?
Откровенно скажу – очень странная пара.
Всё не могут согреться и русских клянут.
Только им не до слов –
Стая душ налетела,
Стала жалить,
Как пчёл растревоженный рой.
Вечный страх стал воителей этих уделом,
Позабыли они, что такое покой.
Бонапарт изнурён, горьких слёз не скрывает.
Плачет Гитлер, страдая и ночи, и дни.
Мстят им души убитых, везде настигая,
Тех солдат, кого в войнах сгубили они…
Расшатался экран, вновь картинку меняя.
И, раздвинув века, как завесы портьер,
Появился, стихами мой слух услаждая,
И на лире играя, почтенный Гомер.
Сладкозвучная песня народы пленяет,
Воспевая героев Троянской войны.
Но жалеет поэт, что в боях погибают
Цвет и гордость одной и другой стороны.
И поэтому он вопрошает сердито,
Адресуя богиням нелёгкий вопрос:
- Посмотрите сюда, Гера и Афродита,
Пали те, кто вам щедрые жертвы принёс!
Кто Парису сказал, чтоб похитил Елену?
Афродита, не ты ли совет подала?
Слишком много на корм воронью и гиенам
Человеческих тел ты легко обрекла!
Жизни смертных людей вам доверены, боги!
Почему ж вы так мало печётесь о них?
Коль виновен один, вы караете многих,
Только в чём же вина сотен тысяч других?
Неужели людей на Земле стало много,
Что нести этот груз утомительно ей,
И Елена является только предлогом,
Чтоб уменьшить количество лишних людей?
Эх, троянцы, троянцы!
Зачем красть невесту,
Чтоб потом потерять всё отечество вам?!
Разрушают твои города и предместья,
Жгут и грабят страну твою, бедный Приам!
Понимая, что слишком огромную цену
За её красоту запросила война,
Безутешно о павших рыдает Елена.
Но её ли в кровавом безумстве вина?!
Ахиллес разметает «троянские тучи»,
Гибнет каждый, кто против героя встаёт.
Страха смерти не ведает воин могучий
И всё рвётся по трупам вперёд и вперёд.
Атакует, как зверь, неприступную Трою,
Поле боя залито кровавым дождём.
Боги, боги! Сдержите порывы героя,
Успокойте звериную ненависть в нём!
Умолкает космический голос Гомера,
Стихла лира поэта на сцене небес.
На мгновенье свеченье экрана померкло
И великий рапсод в бездне неба исчез.
Но на смену шагнул Архимед с небосклона –
Гениальный учёный с тростинкой в руке,
Он как раз размышлял над каким-то законом
И вычерчивал знаки на влажном песке:
«Вот тропа, что ведёт на вершину познанья,
Будут люди идти здесь один за другим,
Обретая на горнем пути пониманье,
Что без общей поддержки не выдюжить им.
И чем выше к вершине поднимутся люди,
Тем значительно выше взлетят их мечты,
Ведь пока пик познанья достигнут не будет,
Лишь частично окрестные дали видны.
А с вершины откроется взгляду пространство,
Что всех сущих людей на земле единит,
Здесь ясней понимаешь значение братства,
И сильнее стремишься в согласии жить.
Через это пространство ведут две дороги,
Пусть концы судьбоносных путей не видны,
Но один к процветанью приводит в итоге,
А второй – к истребленью в горниле войны.
Если люди все вместе приложат усилья
И ведущую к счастью дорогу найдут,
То тогда остановят безумье насилья,
И порядок на нашей Земле наведут.
Но найти верный путь – не из лёгких задача,
Слишком много умов искорёжило зло,
И смысл жизни своей они видят иначе…
Много их по дороге в погибель ушло.
Что же станет с людьми, если выберут бездну?
Погоди ка, чудак, ведь ты знаешь ответ,
И тебе, как и многим учёным, известно,
Что заблудшим народам спасения нет!
Этот путь не однажды уже выбирали.
Поглотила безумцев кошмарная жуть.
Но по той же дороге потомки шагали…
Новых жертв и сегодня чудовища ждут.
Ну, а те, кто случайно сумеют остаться
Уцелевшими средь круговерти смертей,
В одичавших людей на Земле превратятся,
Чтобы снова начать размножаться на ней».
Опечален мудрец безысходностью этой,
Неизбежностью самоубийства людей.
Он рисует задумчиво нашу планету
И веками горящие звёзды над ней.
Вдруг учёный чему-то в усы улыбнулся
И воскликнул:
- Я дам указатель пути!
Чтоб развития круг
Вновь на смерть не замкнулся,
Люди, я помогу вам дорогу найти!
В этот радостный миг появляется воин –
Грозный варвар, в руке – окровавленный меч.
Архимед несуразностью обеспокоен,
Он ведь жизнь всех людей собирался сберечь.
- Боже мой!
Этот страшный посланец откуда?
Я ж нашёл сохраненья народов секрет
И собрался открыть бесконфликтный путь людям,
Но убийца является в этот момент!
Замахнулся, сомнений не знающий воин,
Что ему старика неизвестного жизнь?
Архимед лишь неловко прикрылся рукою,
Прокричав напоследок:
- Не тронь чертежи!
Сталь клинка просверкала в мгновение это
И в крови мудреца захлебнулись слова,
Отлетела его голова на планету,
На рисунке кровавые звёзды зажгла.
Задрожала земля, и завихрилось время,
И другая картина предстала глазам:
Я увидел людей –
Первобытное племя
Озиралось испуганно по сторонам.
А вокруг – целофизисы* и крокодилы,
Кровожадные стаи другого зверья.
Вид планеты какой-то дремучий, унылый,
И запятнана кровью повсюду земля.
Не могу это видеть!
Рукою толкаю
Очертанья экрана. Мне кровь не нужна!
Как помехи, века перед взором мелькают,
И опять на экран выползает война!
Но такой не бывало на нашей планете.
Видно, время промчалось куда-то вперёд?
Будто стрелы от молний, летают ракеты,
Полог ядерной пыли закрыл небосвод.
___
*Хищный вид динозавров.
Бомбы атомным градом везде опадают.
Смертоносный идёт над Землёй звездопад.
Города и народы в огне исчезают
И планета Земля превращается в ад.
Вижу в этом огне силуэт человека,
Он проклятия шлёт, не понятно, кому?
Страшно корчится в адовых муках калека,
Но спастись даже Бог не поможет ему!
Снова с силой экран в небосводе толкаю,
Не успев разобраться – вперёд ли, назад?
Вновь на смену приходит эпоха иная,
Над Землёй пыль и пепел по ветру летят.
От палящего солнца вода закипает
И бурлит в водоёмах, как будто в котле.
Запах смерти и тлена повсюду витает
И не видно людей и зверья на земле.
Нет, один человек появляется всё же,
Выползает с трудом из пещеры на свет.
Видно – голод и жажда несчастного гложут,
Жадно мокрую глину прибрежную ест.
Горемыку, как пьяного, ветер шатает.
Он измучен, нет силы уже никакой,
А к нему две огромных змеи подползают,
Оплетают мгновенно, как столб верстовой.
Не под силу несчастному сопротивляться,
Рухнул он, как подкошенный, тело дрожит.
Человека убив, змеи начали драться
Меж собою – не могут его поделить!
Чёрной буркой экран закрываю в обиде –
Не выносит душа погружения в ад.
Не могу, не желаю подобное видеть,
Как ползучие гады над нами царят!
Только разум людской на Земле должен править,
Дети Евы с Адамом в согласии жить,
Мы обязаны дом наш потомкам оставить,
Все народы и расы в семью единить.
Посмотрите на небо, все люди планеты,
Сколько звёзд в ледяной загораются мгле?
Их, наверное, столько же в небе нам светят,
Сколько видим песчинок на нашей Земле?!
Миллионы планет существует над нами.
А точнее пока не сумели их счесть.
Есть и солнца свои над другими мирами
И, наверное, жизнь, нам подобная, есть?!
Если мы наш небесный ковчег уничтожим,
Если общими силами не сбережём,
Во Вселенной о нас и не вспомнят, быть может,
И, возможно, совсем не узнают о том?!
***
Эту горькую песню о жизни слагая,
Поднимается в небо, к Гомеру, душа,
Чтобы рядом с великим поэтом летая,
Наблюдать с высоты, что там люди вершат?
С высоты удивительна наша планета,
Хоть её тяготят арсеналы ракет,
Но она ещё светится сказочным светом
И прекрасней планеты в галактике нет.
А за нами с Земли Архимед наблюдает,
Его лик сохранился в эпохах лихих,
На губах под усами улыбка блуждает,
Он внимательно слушает наши стихи.
Ему равный учёный не скоро родится,
Чтобы к счастью дорогу землянам открыть,
Чтобы так же, как он, неустанно трудиться,
До последнего вздоха науке служить.
Может годы пройдут до его появленья,
А, быть может, пройдут ещё тысячи лет?
Но я верю, и нет ни на йоту сомненья,
Что родится опять на Земле Архимед!
Он родится и выведет к счастью народы,
Если новая мерзость его не убьёт!
А пока же манкурты в толпе верховодят
И всемирное зло непомерно растёт.
Неразумные дети Адама и Евы,
Позабывшие голос добра и любви,
Выжигают тротилом людские посевы,
Топят братьев и сами же тонут в крови!
Люди, люди!
Одумайтесь, милые люди!
Пусть души моей крик потревожит и вас:
- Неужели мы нашу планету погубим,
Чтобы в страшных мученьях бесследно пропасть?!
Ашат КОДЗОЕВА
(Перевод с ингушского)
ТРИ КОНЯ
(Из ингушской сказки)
Солнце закатное дол обагряло.
Травы сияли. Искрился ручей.
Я осторожно и тихо ступала
Между упавших на землю лучей.
Траву волшебные кони щипали:
Белый и красный, ещё вороной.
Чуткие уши они навостряли,
Чтобы людей обходить стороной.
К белому я подбиралась напрасно,
Он умудрился легко ускакать.
Был поспокойней, казалось мне, красный,
Но и его не смогла я поймать.
Конь вороной убегать не пытался,
Сочную траву спокойно щипал.
Он добровольно со мною остался
И, нежеланный, судьбой моей стал.
***
Дождь прошёл. Зачирикал воробышек звонко.
Новый день добела вешней влагой омыт.
Кобылица выводит на луг жеребёнка,
Он, ласкаясь, под бок к ней прильнуть норовит.
Зацветает картофель – кругом огороды.
Новый дом за недавней постройкой встаёт…
Как приданое – пух облаков в небосводе.
Лето, будто бы с мёдом, дождь солнечный пьёт.
Пара ласточек строит гнездо увлечённо,
Небо синью подкрасило пёрышки им.
Воскрешая ушедшие дни умилённо,
Улыбаюсь тихонько виденьям своим.
Небо в зеркальца луж смотрит, будто девица.
Двор озвучен резвящейся там детворой.
Жеребёнок прижался под бок кобылицы.
Перья ласточек ярко блестят синевой.
***
Небо забрызгано облачной пеной.
Солнце с трудом пробивается вниз.
Овцы бредут по предгорью степенно.
Вдоль по оврагу кусты разбрелись.
Строгий пастух лошадей подгоняет,
Щёлкает громко пастушеский кнут.
Асса* медведицей ярой стенает,
Жертву пытаясь к себе утянуть.
Пара удодов вернулась к гнездовью,
Из-под корон любопытен их взгляд.
Им обживать эту местность не внове…
Сядут, походят, и снова взлетят.
Облако будто прилипло к утёсу –
С Фурки** сползает платок голубой.
В клювах удоды личинок уносят.
Пёрышко светит с ладони земной…
___
* Горная река.
** В ингушской мифологии богиня вьюг.
МИРНЫЙ ВЕЧЕР
Белый конь возвращается с выпаса.
Скрылся солнечный шар без следа.
Светлый час над селением выдался.
В небе первая светит звезда.
В речке шумно мальчишки купаются,
Разожгли костерок у реки.
Овцы сами домой возвращаются,
Их неспешно ведут вожаки.
Земляки торопятся избавиться
От насущных домашних забот.
Пусть же вечер спокойным останется
И бедой не заденет народ.
Доброй сказкой пусть ночь продолжается,
Родники в каждом сердце поют…
Пусть влюблённые не разлучаются,
Под покровом из счастья живут!
***
Хмурый день. А ночью – дождь тоскливый.
Будет ли цветущая весна?!
Гарью стали и дома, и нивы.
В мире – бесконечная война…
След пожаров дождь не отмывает.
Чёрные клубятся облака.
Эх ты, жизнь, короткая такая,
Не длиннее крыльев мотылька.
Длинный дождь не затихает сутки,
Мокрой пряжей затмевая свет.
Ничего не стоит жизнь, по сути,
Но и ничего дороже нет!
ДВЕНАДЦАТЬ ЦВЕТОВ
Я кисть приготовила, краски открыла,
Но трудно летучие мысли собрать:
Они исчезают на радужных крыльях,
Гряде облаков разноцветных под стать!
Двенадцать цветов соблазнительно манят,
Их блеск обещает украсить мечты.
Я вижу сюжет сквозь наплывы тумана
И робко душе от такой красоты.
Всегда устремляться к высокому буду,
Пускай больно падать придётся порой,
Я раны и ссадины быстро забуду,
Лишь жить бы в согласии с личной судьбой.
Исчезло видение чудной картины…
Ну что ж? На земле уже многого нет!
Сгорела Отчизна – в душе пепел стынет…
За раненой ланью багрянится след.
С тоской акварельные краски смешаю,
Замрёт над листом на мгновенье рука.
Что выйдет под кистью, сама я не знаю,
О невоплощённом, быть может, тоска?!
***
Очень трудно сегодня писать об Отчизне.
В ней не так всё сейчас, всё не так, как в былом.
Поселилась в душе неизбывная тризна,
И глубокая рана на сердце моём.
Я боюсь прикасаться к болезненной ране.
В нашем мире жестоком исчезло добро.
И стихи не родятся из переживаний,
Лишь кровавые строчки выводит перо.
ЛУЧШЕ ПРОМОЛЧУ
Опалённые осенью листья желтеют,
Мотыльками слетают к земле в октябре.
Облака жёлто-красными углями тлеют
И сгорают, как листья, в осеннем костре.
Ингушетию горный массив окаймляет…
Замирает душа от прихлынувших чувств,
Сердце шепчет с восторгом: «Сторонка родная!»
Только вслух не скажу…Лучше я промолчу.
Разве можно словами поведать об этом?
Все эпитеты мелки для этих красот –
Как Ани* на углях предзакатного света
Золотые лепёшки бессмертья печёт.
Вьётся лёгкий дымок. Запах голову кружит.
Угощеньем Ани насладиться хочу…
Я по первому зову приеду на ужин.
Что ещё мне сказать? Лучше я промолчу!
____
* Вечность в образе старушки.
УТРО
На востоке под утро огни заалели,
Будто в горне кузнец жар раздуть норовит.
Мир подлунный в уютной земной колыбели
Безмятежно, туманом укутавшись, спит.
Птичий хор начинает изгнание дрёмы.
Жемчугами сияет на травах роса.
Спрыгнув с детских кроваток, весёлые гномы
Убегают до будущей ночи в леса.
В их руках сладкозвучные дудки зажаты,
А в котомках теснятся волшебные сны.
Золотистым свеченьем вершины объяты,
С гор мелодии нового утра слышны.
Золотые лучи всюду блещут свободно,
Этот свет пробуждает людей и бодрит.
День настал. Чем порадовать сможет сегодня?
Песнь какая с тетради крылато взлетит?
Баху-Меседу РАСУЛОВА, народный поэт Дагестана
(Перевод с аварского)
ПРОПИСКА ДУШИ
Богата звёздная округа,
Но мне одна звезда мила,
Что прародителей друг с другом
В семью единую свела.
И стран немало на планете,
У всех экзотика своя.
Но нет прекраснее на свете
Той, где гражданкой стала я.
Она раскинулась просторно
От гор Кавказских за Урал.
Но только Дагестан мой горный,
Как капля, мир в себя вобрал.
Он за века построил прочно
Народов разных общий дом
И там душа моя бессрочно
Прописана в селе моём.
РОДИТЕЛЬСКАЯ ВОЛЯ
Любовные я обожала романы
И стала мечтать об избраннике рано.
Родители блажь отмели в одночасье
И выдали замуж меня без согласья.
Я слушалась мужа. Я матерью стала.
И в лет восемнадцать от жизни устала.
Ребёнок уйти из неё не позволил.
Но я подчинилась родительской воле.
ЗРЕЛОСТЬ
Не думала раньше, цветы собирая,
Что я убиваю безжалостно их.
Так дети живут, беззаботно играя,
Не ведая горестей наших земных.
Теперь осторожно иду по тропинке
И каюсь, как грешница, перед травой.
Роса представляется нежной слезинкой
Цветов, что соткали ковёр луговой.
Я раньше подобного не замечала,
Была своим собственным миром полна,
Как будто полынь головой не качала
И не колыхалась, как в море волна.
С годами приходится думать о многом.
Мир детства нельзя возвратить, как кино.
И взрослое сердце приемлет с тревогой
Всё то, что природой в наследство дано.
В МЕККЕ
По Мекке колышется море людское.
Впервые воочию вижу такое.
Ни страны. Ни расы. Здесь люди едины.
Увидишь подобное только в Медине.
Пылает нещадное солнце пустыни,
А кровь от священного трепета стынет.
Слезами омытые, светлые лица
Направлены к сердцу духовной столицы.
Вот если б народы любой сущей веры
Нашли в своём сердце к доверию двери
И, вспомнив родителей рода людского,
Друг друга считать стали братьями снова!
НА МОРСКОМ БЕРЕГУ
Синь моря. Синий небосвод.
На пляже золото разлито.
Прибрежных сосен хоровод
Жар солнца цедит через сито.
Волна, как будто в башлыке,
На берег пенно набегает,
Узоры чертит на песке.
За ней торопится другая.
Белеет облако вдали
Рыбацкой лодкой в море неба.
Плывут всё дальше от земли
Мечты и думы, будто невод.
Предела небосводу нет.
И волны плещут бесконечно,
Смывая в вечность зыбкий след
Недолгой жизни человечьей.
Как много могут иногда
Поведать небо и вода!
ВЗРЫВ
Давно о любви не писала стихов.
Казалось, огонь тот утих.
Но вот взорвались наши взгляды без слов
Зарядом одним на двоих...
И сразу рука потянулась к перу.
Пробились проталины букв.
Я счастлива так, что, наверно, умру
От радости или от мук.
Откуда такая гремучая смесь,
Такая взрывная волна?
Наверно, любовь - это всё же болезнь
И я безнадёжно больна.
ИХСАН
Слово «ихсан» - «всепрощение» значит.
В сурах Корана призывно маячит.
Это – добро, пониманье, терпенье.
Кто же завёл у нас кровное мщенье?
Слово «ихсан» - это корень учень