The process of change study group. Daniel N. Stern, Louis W. Sander, Jeremy P. Nahum, Alexandra M. Harrison, Karlen Lyons-Ruth, Alec C.Morgan, Nadia Bruschweiler-Stern and Edward Z. Tronick.
Non-interpretive Mechanisms in Psychoanalytic Therapy. The ‘something more’ than interpretation.
Int. J. Psycho-Anal. (1998), 79, p.903-921
Д. Штерн и др
Неинтерпретативные механизмы в психоаналитической психотерапии.
Г.
Каким образом психоаналитическая психотерапия приводит к изменениям? Уже давно специалисты пришли к согласию, что для изменений в пациенте требуется нечто большее, чем интерпретация. Даже те аналитики, которые считают интерпретацию первичной в психоанализе, с готовностью признают, что, как правило, к хорошей интерпретации надо готовиться, и что она требуют «чего-то большего».
Основываясь на отчетах пациентов, можно сделать вывод, что после завершения психотерапии пациенты обычно помнят два типа основных событий, которые, по их мнению, их изменили. Один тип связан с ключевыми интерпретациями, которые трансформировали их внутренний психический ландшафт. Другой – относится к особым моментам подлинной человеческой связи с терапевтом, которые изменили отношения с ним или с ней, и как следствие ощущение пациентом самого себя. Эти сообщения позволяют предположить, что многие терапии не имеют успеха или досрочно завершаются не из-за неправильных или же непринятых интерпретаций, а из-за того, что были упущены возможности установить значимые взаимоотношения между двумя людьми.
В статье предпринимается попытка развести эти два изменчивых явления: интерпретацию и «момент соединения» (moment of meeting). Хотя интерпретации и «моменты соединения» действуют совместно, усиливая друг друга, все же одно явление не может быть выведено из другого. Ни одно из этих явлений также не имеет привилегий перед другим в объяснении изменений. Оба они остаются отдельными явлениями.
|
|
Штерн проводит различие между терапевтическими изменениями в двух областях: в (Явной) содержательной (declarative), или сознательно словесной области (conscious verbal domain), и в скрытой (implicit) процессуальной области, или в области отношений (См. Clyman, 1991). Подход Штерна основан на недавних идеях, полученных из исследований взаимодействия матери и ребенка и исследований не-линейных динамических систем, и их связи с психическими процессами.
По крайней мере, два типа знания, два типа репрезентаций и два типа памяти воссоздаются и подвергаются изменению в динамической психотерапии. Один тип – это эксплицитный [явный] (содержательный), а другой – имплицитный [скрытый] (процессуальный). Являются ли они фактически двумя различными психическими явлениями, еще требуется доказать. На этой ступени развития научной мысли мы считаем, что будущие исследования выявят различия в этих типах психических явлений.
Содержательное знание эксплицитное (явное) и сознательное, или легко становящееся осознанным. Оно представлено в образных или словесных формах. Именно содержание интерпретаций изменяет сознательное понимание внутрипсихической организации пациента. Исторически именно интерпретация считалась инструментом внутрипсихической динамики, а не имплицитные правила, управляющие взаимодействием человека с другими. В настоящее время этот акцент смещается.
Процессуальное знание об отношениях, с другой стороны, - это имплицитное (скрытое). Это знание функционирует вне направленного внимания и осознанного вербального опыта. Это знание представлено не символически, в форме того, что мы называем имплицитным знанием об отношениях. Литература по процессуальному знанию в основном, затрагивает аспект связи между нашим собственным телом и неодушевленным миром (например, езду на велосипеде). Но есть и другой аспект имплицитного знания – это знание о межличностном и интерсубъективном взаимоотношении, иначе говоря, как «быть с» кем-то (Stern, 1985,1995). Например, уже очень рано младенец приобретает знание, какие формы эмоционального проявления будут родителем с радостью приветствоваться, а какие – отвергаться. Это описано в литературе по привязанности (Lyons-Ruth, 1991). Именно этот второй аспект мы и называем имплицитным знанием об отношениях. Такое знание включает в себя эмоциональное, познавательное и поведенческое/интерактивное измерения. Все они могут оставаться вне сферы осознания, но также могут служить основой того, что в дальнейшем станет представлено символически.
|
|
Итак, содержательное знание приобретается через вербальные интерпретации, которые изменяют понимание пациентом его внутрипсихического пространства, как правило, внутри контекста психоаналитических отношений переноса. Имплицитное знание об отношениях, с другой стороны, возникает через «интерактивные, интерсубъективные процессы», которые изменяют поле взаимоотношений внутри контекста того, что мы называем «разделенные имплицитные взаимоотношения».
Природа «имплицитного знания об отношениях».
|
|
Имплицитное знание об отношениях - центральная концепция психологии развития до-вербального ребенка. Наблюдения и эксперименты убедительно показывают, что младенец взаимодействует с ухаживающими за ним в большой степени на основе знания об отношениях. Младенцы демонстрируют предвосхищение и ожидания, и если их ожидания не сбываются, то они проявляют удивление и огорчение (Sander, 1988, Trevarthen, 1979; Tronick et al., 1978).Более того, имплицитное знание регистрируется в репрезентациях межличностных событий в не-символической форме, начиная с первого года жизни. Свидетельство этому находим не только в ожиданиях младенцев, но также в генерализации конкретных паттернов взаимодействия (Stern, 1985; Beebe & Lachmann, 1988; Lyons-Ruth, 1991).
Исследования развития, проведенные различными авторами (Stern, 1985, 1995; Sander, 1962, 1988; Tronick & Cohn, 1989) выявили, что в течение первых лет жизни продолжается процесс переговоров между младенцем и ухаживающим окружением, включающий серию заданий на адаптацию. Уникальная конфигурация адаптивных стратегий, возникающая в результате такой серии у каждого конкретного индивидуума, включает в себя начальную организацию его или её сферы имплицитного знания об отношениях. Формальное описание того, как эти стратегии представлены, продолжает оставаться активной областью исследований.
Обширная область имплицитных знаний об отношениях, включающая разнообразные способы быть с другими, продолжается в течение всей жизни. И включает в себя разнообразные способы быть с терапевтом – то, что мы называем переносом. Часто эти знания символически не представлены, но необязательно являются динамически бессознательными в том смысле, что они защитным образом исключаются из области осознания. Мы полагаем, что многие интерпретации переноса могут использовать данные, которые аналитик собрал об имплицитном знании пациента об отношениях.
Как переживаются изменения в имплицитном знании об отношениях.
Мы считаем, что как интерпретация является терапевтическим событием, изменяющим сознательное содержательное знание пациента, так «момент соединения (встречи)» является событием, реорганизующим имплицитное знание об отношениях, как для пациента, так и для аналитика. Именно в этом смысле «момент соединения» имеет принципиальное значение как основная единица субъективных изменений в сфере «имплицитных знаний об отношениях». Когда возникает изменение в межличностной среде, то непременно этому изменению предшествовал «момент соединения». Изменяется имплицитная картина взаимоотношений, и это меняет психические действия и поведение, возникающие в различных контекстах. Идея «момента соединения» возникла из исследований адаптивных процессов в процессе развития (Sander, 1962, 1987; Nahum, 1994). Мы считаем, что идея о «вовремя сделанной интерпретации» также является попыткой выразить аспекты той же самой мысли.
Главная субъективная черта сдвига в имплицитном знании об отношениях – то, что он ощущается как внезапное качественное изменение. «Момент встречи» как концепция позволяет выразить субъективный опыт внезапного сдвига в имплицитном знании об отношениях как у аналитика, так и у пациента.
Клинически, наиболее интересным аспектом межличностного пространства между пациентом и аналитиком является взаимное знание о том, что «в голове» другого, и относится это к состоянию их взаимоотношений. Преобладающая окраска межличностного пространства ощущается обоими. Это разделенное знание может быть оценено и обсуждено. Однако это общее знание о взаимоотношениях может оставаться и имплицитным.
Из психологии развития пришла идея о том, что новые способности (возможности) появляются у ребенка не только в связи с созреванием нервной системы. Чтобы эти способности могли выявиться, должно существовать взаимодействующее межличностное пространство. В этом пространстве основное время, проводимое младенцем и родителями вместе, посвящено активной взаимной регуляции состояний самого себя и другого для какой-то определенной цели. Диадная система регуляции между двумя людьми основана на микро-обменах информацией посредством их перцептивных систем и аффективных проявлений, на которые реагирует и на которые отвечает мать и (постепенно обучается) младенец (Tronick, 1989). Состояния, которые требуют регуляции изначально, - это голод, сон, цикл активности, возбуждение и социальный контакт. Затем – уровень веселья и других аффективных состояний, уровень активации или возбуждения, исследование, привязанность и атрибуция значений. Постепенно регулируемой становится практически любая форма состояний, включая психическую, физиологическую и мотивационную. Регуляция означает увеличение, снижение, детализацию, исправление, а также возвращение к некоторому данному равновесию. От того, насколько хорошо ухаживающий понимает состояние ребенка, зависит, наряду с другими факторами, характер опыта ребенка и степень согласованности его опыта. Взаимная регуляция не означает симметрии между участниками взаимодействия, а только то, что влияние является двухсторонним. Каждый участник вносит свою историю во взаимодействие, определяя тем самым, какие адаптивные действия возможны для него. Современные исследования развития показывают, что младенец интернализует процесс взаимной регуляции, а не сам по себе объект или часть объекта (Beebe & Lachmann, 1988, 1994; Stern, 1985, 1995; Tronick & Weinberg, 1997). Продолжающаяся регуляция включает повторение последовательности опытов, что ведет к появлению ожиданий и, таким образом, становится основой имплицитного знания об отношениях (Lyons-Ruth, 1991; Nahum, 1994; Sander, 1962, 1983; Stern, 1985, 1995; Tronick, 1989). Процесс взаимной регуляции не является простым и гладко протекающим. (Tronick, 1989). Он заключается в постоянной борьбе, переговорах, неизбежных ошибках и их исправлении. Это требует как настойчивости, так и терпимости к неудачам со стороны обоих партнеров. Конечно, работа эта ассиметрична, и ухаживающий за ребенком, выполняет в большинстве случаев львиную долю работы. Этот процесс движения к цели, а также определения этой цели, совершаемый методом проб и ошибок мы назовем «продвижением». Иногда цель ясна, и диада движется достаточно быстро, как, например, в ситуации голода, требующего кормления. Иногда же цель не ясна, и её надо определить или открыть в процессе «продвижения», например, в процессе свободной игры или игры с предметами.
Процесс «продвижения» включает в себя одновременно две цели. Одна – физическая и/или физиологическая и достигается посредством действий, что ведет к поведенческому соответствию партнеров. Вторая, параллельная, цель – это получение опыта взаимного признания мотивов, желаний, чувств каждого. Это интерсубъективная цель. Невозможно определить, какая цель первична, физическая или интерсубъективная. Временами то одна, то другая цель становятся ведущими, и происходит постоянная смена фигуры и фона. Во всяком случае, в каждом событии присутствуют и та, и другая цели.
В процессе «продвижения вперед» взаимные цели достижения комплементарно согласованных действий могут быть внезапно поняты в «моменты соединения». Примерами «моментов соединения» могут быть совпадение намерений ухаживающего и желания ребенка, например, лечь спать; или моменты, когда совместная деятельность вдруг приводит к одновременному взрыву смеха у обоих, или момент, когда ребенок понимает в результате усилий и обучения со стороны родителей, что эта лающая вещь называется собакой. «Моменты соединения» подготовлены всем ходом предыдущего процесса «продвижения», но они не обусловлены им. Такие моменты создаются совместно и требуют какого-то уникального вклада с каждой стороны. В результате «момента соединения» каждый партнер ощущает взаимное совпадение, общность. Каждый ощущает одинаково «то, что происходит сейчас, здесь, между нами».
Во многих отношениях терапевтический процесс сходен с процессом «продвижения», происходящим в родительско-детской диаде. Отличается только форма. В терапии она, в основном, вербальная, в то время, как в детско-родительской диаде эта форма -невербальная. Однако и там, и там функции процесса «продвижения» имеют много общего. «Продвижение» включает движение по направлению к целям терапии, явно или имплицитно определенным участниками. В любой терапевтической сессии, как и в любом родительско-детском взаимодействии, диада продвигается к промежуточной цели. Такой промежуточной целью может быть обозначение того, какие темы будут обсуждаться сегодня, например, опоздание на сессию сегодня, был ли пациент «услышан» терапевтом вчера, приближающийся отпуск, помогает ли терапия справляться с ощущением опустошенности, нравится ли терапевту его пациент и т.д. В этом обсуждении участникам не обязательно соглашаться. Они только должны вести переговоры, чтобы процесс взаимодействия шёл к общему единому пониманию того, что происходит в данный момент между ними. Терапевт и пациент, таким образом, «продвигаются», они работают на определение интерсубъективного пространства. Центральные события, способствующие этому движению, - это свободные ассоциации, прояснения, вопросы, молчание, интерпретации и т.п. В отличие от невербального поведения в родительско-детском общении, передний план в сознании терапевта и пациента занят вербальным содержанием общения. На заднем же плане, однако, целью движения является достижение взаимной разделенности и понимания. Вербальное содержание не должно заслонять от нас параллельного процесса продвижения к имплицитной интерсубъективной цели.
Интерсубъективное пространство является частью того, что мы будем называть «разделенные имплицитные взаимоотношения». Переговоры и определение интерсубъективного пространства возникают параллельно с исследованием жизни пациента и переноса, происходящими на явном уровне. И, хотя эти переговоры присутствуют практически в каждом терапевтическом действии, происходят они большую часть времени неосознанно. Процесс «продвижения» ведет участников взаимодействия к более ясному пониманию, где именно они находятся в своих «разделенных имплицитных взаимоотношениях».
Моменты «сейчас».
Моменты «сейчас» возникают, когда в потоке известных, типичных межличностных моментов в отношениях терапевт-пациент внезапно возникает изменение или возможность изменения. Текущее состояние «разделенных имплицитных взаимоотношений» становится неопределенным. Это потенциальное нарушение установившегося процесса возникает в разных ситуациях. Оно может вовсе не являться угрожающим для терапевтических отношений, однако требует настолько специфичного и личностно окрашенного ответа, что ни в каком руководстве по технике не может быть описано.
Моменты «сейчас» - это моменты, которые отличаются от характерных моментов настоящего, из которых складывается поток взаимоотношений. Они выпадают из типичных способов быть вместе. Они требуют к себе повышенного внимания и ставят терапевта перед выбором, оставаться в установившихся рамках отношений или выйти за эти рамки. А если выйти за рамки, то что делать? Они заставляют терапевта каким-то образом действовать, будь это действие интерпретаций или ответом, непохожим на обычные способы взаимодействия, или же молчанием.
Клинически и субъективно эти моменты ощущаются как новые, волнующие своей неизвестностью, непредсказуемые в конкретном проявлении и времени возникновения. Оба – и пациент, и терапевт, - чувствуют, что они вошли в момент «сейчас. Часто эти моменты смущают, и вызывают недоумение, что же происходит. Эти моменты полны неизвестностью будущего, и могут переживаться как тупик или, наоборот, как новая возможность. Моменты «сейчас» часто сопровождаются тревогой, поскольку необходимость выбора давит, а никакого предварительного плана действий или же объяснения нет. Применение обычных технических приемов будет явно неудовлетворительным. Аналитик интуитивно понимает, что приоткрылось окно в терапевтическую реорганизацию, да и сам пациент может ощущать, что он подошел к водоразделу в терапевтических взаимоотношениях.
Моменты «сейчас» являются, по сути, потенциальным свойством сложной динамической системы. Они создаются всей историей прежних взаимоотношений, хотя конкретные формы их проявления не могут быть узнаны раньше, чем они возникнут. Так и лейтмотив в музыке постепенно и исподволь ведет к трансформации его в главную тему, хотя конкретный момент и форма его появления остаются непредсказуемы.
Моменты «сейчас» возникают, когда нарушаются типичные терапевтические рамки бытия. Например,
- пациент неожиданно останавливает свой рассказ и спрашивает «А вы меня любите?»;
- пациенту удается заставить терапевта сделать что-то необычное: например, пациент сказал что-то очень смешное, и они оба реагируют на это взрывом смеха;
- когда пациент и терапевт случайно встречаются в другом контексте, например, в очереди или в театре, и возникает возможность нового межличностного взаимодействия;
- когда в реальной жизни пациента случается что-то неожиданное, хорошее или плохое, и терапевту приходится как-то отреагировать на это происшествие.
Моменты «сейчас» - это ворота в качественно новые взаимоотношения, то есть в «моменты соединения». Когда терапевту удается отреагировать в нетипичной ситуации отличным от обычного ответом, несущим печать его личности и субъективного состояния (чувств, фантазий, реального опыта), тогда между пациентом и терапевтом и возникает подлинный момент «соединения». Оба они в этот момент встречаются как личности, относительно незащищенные своими привычными терапевтическими ролями. Ясно, поэтому, что действия, которые образуют «момент соединения», не могут быть рутинными, привычными или техническими, они должны быть абсолютно новыми, соответствующими уникальности момента. Во время момента «соединения» между пациентом и терапевтом образуется новый интерсубъективный контакт, новый в том смысле, что создается изменение в «разделенных имплицитных взаимоотношениях». Интерсубъективный контекст становится другим, меняя тем самым имплицитное знание пациента о взаимоотношениях, и происходит это теперь в диаде терапевт-пациент. Моменты «соединения» могут прямо вести к интерпретации. Или, наоборот, если сделанная интерпретация выдает эмоциональную вовлеченность аналитика, то она может вызвать момент «соединения». С другой стороны, интерпретация может также закрыть момент «сейчас», объясняя или обобщая его. Если терапевт не сделает ничего большего, чем просто строгая интерпретация, чего-то, что покажет его вовлеченность в пациента и их взаимоотношения, то новый интерсубъективный контекст не возникнет. Момент «сейчас» не приведет к моменту «соединения». Если интерпретация стерильна, то даже если она сформулирована верно и хорошо, она так и повиснет в воздухе. Большинство талантливых аналитиков знают это и всегда привносят в свою работу «что-то большее», даже если они сами считают это частью интерпретации. Но частью интерпретации это не является. Это «момент соединения».
В чем отличие «момента соединения» от обычной интерпретации? Во время традиционной интерпретации, даже включающей материал переноса, терапевт как личность, как человек в своем собственном мире, не выявляется, и не участвует в процессе. Также не привлекаются к работе и имплицитные взаимоотношения терапевта и пациента. Скорее, необходимы терапевтическое понимание и ответ, данный в рамках роли аналитика. Во время интерпретации переноса не должно быть момента соединения двух людей вне их терапевтических ролей. Если бы и был, то действие терапевта в ответ на акт переноса пациента носил бы характер контрпереноса. В отличие от этого, в «моменты соединения» аспекты переноса и контрпереноса минимальны, и личности участников вне их терапевтических ролей, вступают в игру. В анализе любые отношения традиционно понимались как преимущественно отношения переноса-контрпереноса. В то же время существовали аналитик и школы, утверждавшие, что подлинное чувство связанности необходимо как фон, без которого никакой перенос не возникнет, тем более не будет доступен изменению (Thoma & Kachele, 1987). Разделенные имплицитные взаимоотношения состоят из имплицитного знания о взаимоотношениях, которое существует отдельно, хотя и параллельно отношениям переноса-контрпереноса, и из терапевтических ролей.
Итак, представим некоторые характеристики «момента соединения»:
1. «Момент соединения» отличается чувством появления чего-то нового, отличного от привычных способов взаимодействия в этой терапии. Возникает понимание, что существующие рамки не могут ни помочь, ни вместить происходящее.
2. Этот момент не сможет осуществиться, если аналитик прибегнет к ответу, который пациент воспримет как чисто технический. Аналитик должен ответить так, чтобы пациент ощутил этот ответ как специфичный именно для их отношений и отражающий собственный опыт аналитика как человека.
3. «Момент соединения» невозможно создать с помощью интерпретации переноса. Необходимы другие аспекты взаимоотношений.
4. «Момент соединения» имеет дело с тем, что происходит «здесь, сейчас, между нами». Особое ударение именно на «сейчас» - из-за того, что возникает эмоциональная срочность. Этот момент требует спонтанного ответа, при котором оба –и аналитик, и пациент, - становятся одновременно объектами друг для друга.
5. «Момент соединения» с его акцентом на том, что происходит «здесь и сейчас, между нами», не обязательно должен быть выражен словами, но может быть проговорен, уже после его свершения.
Все эти характеристики помещают «момент соединения» в область, границы которой превышают, хотя и не отменяют «профессиональные» отношения, тем самым делая эту область частично свободной от отношений переноса-контрпереноса.
Заключение.
Традиционно в психоанализе интерпретация рассматривается как центральное событие внутри отношений переноса, которое изменяет внутрипсихическое пространство. В дополнение к этому мы считаем, что центральным событием внутри «разделенных имплицитных взаимоотношений» являются «моменты соединения» терапевта и пациента, которые изменяют имплицитное знание, и это является событием одновременно и внутрипсихическим и межличностным. Оба процесса взаимодополняемы, однако они используют различные механизмы изменения в различных областях опыта.
Изменения в имплицитном знании о взаимоотношениях и изменения в осознанном вербальном знании через интерпретацию иногда трудно отличить одно от другого в реальном терапевтическом процессе. «Разделенные (общие) имплицитные взаимоотношения» и взаимоотношения переноса идут параллельно, пересекаясь, скрещиваясь, попеременно выходя на передний план. Тем не менее, для того, чтобы сохранялось чувство связанности, необходимым условием является процесс поддержания и развития имплицитного знания. С другой стороны, интерпретация является точечным событием.
Мы считаем, что существование «разделенных имплицитных взаимоотношений» основано на базовом процессе аффективного общения, уходящего корнями в самые ранние взаимоотношения. Мы полагаем, что эти взаимоотношения имеют преимущественно характер имплицитного знания, и что изменения в этих взаимоотношениях могут привести к долгосрочным терапевтическим эффектам. В процессе анализа какая-то часть имплицитного знания об отношениях медленно и постепенно превратится в сознательное эксплицитное знание. Открытым остается вопрос – какая именно часть. Однако это не то же самое, что сделать бессознательное сознательным, как всегда предлагал психоанализ. Различие в том, что имплицитное знание не стало бессознательным в результате подавления и не становится доступным сознанию в результате вскрытия подавления. Процесс осознания подавленного знания существенно отличается от осознания имплицитного знания. Они требуют разных концептуализаций, и различных клинических процедур.
Предлагаемая модель фокусируется на процессе, а не на структуре, и выедена из наблюдений за взаимодействием младенцев и ухаживающих за ними и из теории динамических систем. Согласно этой модели, существует обоюдный процесс имплицитных взаимоотношений. Изменение в этих имплицитных взаимоотношениях происходит в «моменты соединения», когда изменяются способы «быть вместе». Эмпатическая деятельность аналитика не исправляет эмпатические неудачи прошлого. Она не замещает и дефицит прошлого. Скорее, во взаимоотношениях создается что-то новое, что изменяет интерсубъективное пространство. Прошлый опыт пересматривается в настоящем, таким образом, что человек начинает действовать, имея иную психическую картину мира, и это приводит к иному поведению и иным переживаниям в настоящем и будущем.
Литература.
Clyman, R. (1991) The procedural organization of emotions: a contribution from cognitive science to the psychoanalytic theory of therapeutic action. J. Amer. Psychoanal. Association, 39: p.349-381.
Lyons-Ruth, K. (1991). Rapprochement or approchement: Mahler’s theory reconsidered from the vantage point of recent research on early attachment relationships. Psychoanal. Psychol., 8, p.1-23.
Sander, L. (1962). Issues in early mother-child interaction. J. Amer. Acad.Child Psychiat., 1: p.144-166.
Sander, L. (1983). Polarity, paradox, and the organizational process in development. In Frontiers of Infant Psychiatry, ed. J. Call et al. New York: Basic Books, pp.333-346.
Sander, L. (1987) Awareness of inner experience. Child Abuse and Neglect, 2:p.339-346.
Sander, L. (1988) The event-structure of regulation in the neonate-caregiver system as a biological background for early organization of psychic structure. In Frontiers in Self Psychology, ed. A.Goldberg, Hillsdale, NJ: Analytic Press, pp.64-77.
Trevarthen, C. (1979). Communication and cooperation in early infancy: a description of primary intersubjectivity. In B efore Speech: The Beginning of Interpersonal Communication, ed. M.M.Bullowa. Cambridge: Cambridge Univ.Press, pp.321-349.
Tronick, E.Z. (1989) Emotions and emotional communication in infants. Amer.Psychologist, 44: p.112-119.
Tronick, E.Z. et al. (1978). The infant’s response to entrapment between contradictory messages in face-to-face interaction. J. Amer. Acad.Child Psychiat., 17: p.1-13
Tronick, E.Z. & Cohn,J. (1989) Infant-mother face-to-face interaction: age and gender differences in coordination and the occurrence of miscoordination. Child Devel., 60: p.85-92.
Tronick, E.Z. & Weinberg,K. (1997) Depressed mothers and infants: the failure to form dyadic states of consciousness. In Postpartum Depression and Child Development, ed. L.Murray & P Cooper. Hillsdale, NJ: Guilford Press, pp.54-85.
Stern, D.N. (1985) The Interpersonal World of the Infant: A view from Psychoanalysis and Developmental Psychology. New York: Basic Books.
Stern, D.N. (1995) The motherhood constellation. Basic Books., New York, 1995
Nahum, J. (1994) new theoretical vistas in psychoanalysis: Louis Sander’s theory of early development. Psychoanal. Psychol., 11:p.1-19
Beebe, B. & Lachmann, F. (1988) The contribution of mother-infant mutual influence to the origins of self and object representations. Psychoanal.Psychol., 5: p.305-337.
Beebe, B. & Lachmann, F. (1994) Representation and internalization in infancy: three principles of salience. Psychoanal. Psychol., 11: p.127-165.
Thoma, H. & Kachele,H. (1987) Psychoanalytic Practice. 1 Principles. Berlin: Springer0-Verlag.