В общем, хотел я сделать как лучше, но получилось как всегда. Я пробежал один ряд плит, вбежал в другой и остановился как вкопанный — прямо посреди прохода удобно расположилась «жарка». Сонька на моё резкое торможение среагировать не успела и на полном ходу врезалась в меня, от чего я едва не влетел носом в аномалию. Обламывая ногти, удалось зацепиться за плиты и затормозить падение, в результате чего я отделался лишь опалёнными бровями да сломанными до крови ногтями на трёх пальцах.
Тяжело дыша, я привалился спиной к плитам и подул на пальцы. Мля, больно! Неизвестные стрелки, потеряв нас из вида, перестали стрелять. Хотя это как раз ненадолго, сейчас наверняка перейдут к другому окну, выходящему напротив входа в лабиринт плит и нашпигуют нас пулями как в тире. Надо выбираться из этого тупика. Я пробежал к началу плит и осторожно высунул голову, пытаясь определить, откуда по нам стреляли. Вновь зазвучали выстрелы, и я сразу спрятался обратно, успев заметить, что стрелок расположился на четвертом этаже. Именно стрелок, так как заработал всего один автомат. Значит остальные пошли, скорее всего, к окнам, из которых нас будет видно, и если я не ошибаюсь, для этого им надо перейти в соседний подъезд. По времени это займёт около минуты, секунд десять из которых уже прошло.
— Я беру на себя пятый и четвертый этаж. — Снял я с плеча «винторез» и присел, заняв удобную позицию. — А ты бери третий, второй и первый, хотя я думаю, что на первый они соваться не будут.
Получилось, что при сидячем положении нас можно было увидеть только из двух вертикальных рядов окон. Это уже неплохо.
Сонька молча последовала моему примеру и над Припятью воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь шумом в голове от прокачиваемой сильными толчками крови. Казалось, секунды тянутся бесконечно, и я начал уже опасаться, что мой расчёт неверен и стрелки пошли не к окнам, а подбираются с боков к плитам, когда в окнах четвертого этажа мелькнула чья-то голова. Я, почти не метясь, нажал на курок. Не попал, но голова спряталась. Интересно, сколько их там? Если больше двух, то придётся туго — пока двое будут отвлекать нас мельканием в окнах, третий может и пальнуть.
|
|
Почти сразу выстрелила и Сонька.
— Какой этаж? — Быстро спросил я.
— Второй. — Так же быстро ответила Сонька и, предвосхищая мой следующий вопрос, добавила. — Не попала.
Тут же выстрелила ещё раз и чертыхнулась, по всей видимости, снова смазав.
Добежать с моего четвертого на её второй никто бы за такое рекордное время не смог, а значит их минимум двое. Да ещё тот, что нас не выпускал из тупика, пока эти добирались до удобных позиций. Наверняка сейчас тоже подтягивается сюда. Итого трое, и это как минимум.
Моя мишень успела перебежать на пятый этаж и, высунувшись, выпустила по нам короткую очередь, ушедшую правда далеко в сторону. Даже по плитам не попал. Но вечно же так продолжаться не может? От моего выстрела стрелок спрятался, и я стал гадать, где он вынырнет в очередной раз. Подконтрольных мне окон четыре, значит, получается шанс один к четырём, но выбора нет. Я взял на прицел самый угол оконного пролёта, в котором, по моему мнению, должен был появиться стрелок, желавший нас запутать.
Прозвучало пару выстрелов Сонькиной СВУ, затем снова короткая автоматная очередь из окна, и снова одиночный Сонькин выстрел. На сей раз, автоматные пули срикошетили от асфальта гораздо ближе.
|
|
— Твою…! Ты чего свои окна не смотришь? — Гневно зашипела Кулачек. — Нас так пристрелят скоро!
— Так надо. — Тихонько прошептал я, словно боясь, что меня могут услышать неизвестные стрелки. — Постарайся контролировать все окна.
— Легко сказать! — Возмутилась она.
Не слушая её возмущения, я продолжал держать на прицеле угол выбранного окна и это, в конце концов, дало свои результаты. Едва в выбранном проёме мелькнула голова, как я сразу легонько спустил курок. Отдача привычно ткнула в плечо, и я с удовольствием заметил разлетавшиеся по комнате пятого этажа брызги крови.
— Минус один. — Вслух озвучил я свои успехи.
— Хорошо. — Сухо прокомментировала Сонька. — А теперь будь добр, держи свои окна на прицеле сам.
— С удовольствием. — Хмыкнул я.
Теперь получается два на два. Можно и потягаться.
Некоторое время мы играли в пятнашки с неизвестными стрелками, впрочем, без каких-либо успехов с обеих сторон, а потом я обратил внимание, что слишком редко стрелки стали появляться в окнах. Как бы это не оказался один и тот же, а его напарник направляется сейчас, допустим к нам.
Едва успел я додумать эту довольно неприятную мысль, как прямо перед моими ногами, стукнувшись предварительно о стопку плит, упало ребристое яйцо лимонки.
Никогда бы не подумал, что смогу среагировать столь молниеносно — замахнувшись ногой, я что есть силы запнул её в сторону прохода, надеясь, что она не застрянет где-нибудь в плитах. Раздался грохот и нас, прижавшихся к усеянному гильзами асфальту, обдало мелкой крошкой раздробленных плит.
|
|
Если бы оставшийся в пятиэтажке напарник того, кто кинул лимонку, ожидал от нас такой прыти, то в этот момент он расстрелял бы наши беззащитно выставленные спины, словно в тире. Но он понадеялся на гранату и высунулся лишь для того, чтобы поздравить своего напарника с победой. Не тут-то было, его встретили уже выстрелы Сонькиной СВУ, и он спрятался обратно в комнату. Я в это время доставал из рюкзака свой аргумент притаившемуся за плитами бандиту.
Жалко единственную лимонку, но что поделаешь? Заберу потом одну из двух, найденных Сонькой. Плохо, что я знал только то, что кинувший «лимонку» находится слева от нас, а где конкретно, оставалось только предполагать и надеяться на удачу. Я выдернул чеку, и, замахнувшись, кинул с навеской «лимонку» через плиты, а когда раздался грохот взрыва, поступил точно так же со слеповой гранатой. Надеюсь, у него там не нашлось удобного укрытия, и если его не зацепила боевая граната (а она его, по-видимому, не зацепила, так как ни криков, ни стонов раненого я не слышал), то хотя бы слеповая достала.
Как только за плитами мигнула вспышка, я крикнул «бежим!» и, напряжённо всматриваясь в окна пятиэтажки, ринулся из губительного тупика. Сонька на бегу кинула за плиты ещё одну «лимону». И когда достать успела? На сей раз, после взрыва раздался дикий крик, быстро перешедший в стон.
Выбежав из узкого прохода, я свернул направо и, петляя, словно заяц, понёсся к спасительной близости ближайшего дома, слыша за спиной топот Сонькиных ботинок. Не знаю как Сонька, а я так просто это оставлять не собирался и с шипением «Ну ссссукии», которому позавидовала бы самая ядовитая змея, забежал в подъезд крайней секции девятиэтажки и скачками понёсся наверх.
Сонька где-то отстала и я, забежав на четвертый этаж, подскочил к окну и осторожно выглянул, осматривая окна «хрущёвки» из которых по нам стреляли устроившие засаду. Никто в них не мелькал, но я терпеливый.
Оставшийся в живых боец, видимо решив, что мы до сих пор бежим не останавливаясь, спокойно, хоть и настороженно, вышел из-за угла дома и направился в сторону раненного лимонкой напарника. Не испытывая никаких душевных терзаний я спокойно поймал его в прицел и нажал на курок.
Вот и всё. Видимо я это произнёс вслух, так как сзади раздался Сонькин голос:
— Теперь ты доволен?
— Не совсем. — Спокойно заявил я, проходя мимо неё и начиная спускаться. — Надо ещё с подранком пообщаться.
— Сдурел? — Догнала она меня и схватила за плечо. — Ты ещё обратно сходи на дом свой дурацкий посмотри! Достаточно мы здесь пошумели!
Кажется, она разозлилась не на шутку.
— И что? — Решил я зайти с другого бока. — Тебе совсем неинтересно кто и зачем на нас напал?
— Совсем! — Сказала, как отрезала она и уже спокойней добавила. — И так понятно, что нарвались на обычных мародёров. Прослышали, наверное, про военную заварушку, вот и решили прошерстить, что осталось от хозяйственных «монолитовцев».
— Ну, хорошо. — Сдался я, поняв, что она будет стоять насмерть на своем решении немедленно уходить отсюда. — Уходим.
Но тут же не выдержал и предпринял ещё одну попытку убедить Соньку:
— А вдруг у них карта хорошая есть или ещё что-нибудь ценное?
Сонька выразительно посмотрела на меня, и я поднял белый флаг в виде тяжёлого вздоха. А что мне ещё оставалось делать? Ведь как пить дать одна уйдёт. Я вздохнул ещё раз, и мы вышли из подъезда.
До трёх одиноко стоявших домов на северо-западной окраине города мы добрались, когда уже солнце почти коснулось горизонта, и задул какой-то колючий хлёсткий ветер. Не знаю как Сонька, но я к тому времени проголодался так, что желудок время от времени напоминал о себе резкими коликами. В эти моменты я тихо ругался сквозь зубы, стараясь, чтобы Сонька меня не слышала. Она же идёт и ничего, а ели мы вместе последний раз вчера даже не вечером, а днём. Что ж, винить некого, кроме себя, ведь именно я выработал этот чёртов план, и именно я попёрся в центр города, вместо того, чтобы сразу идти по маршруту. Тогда бы и поесть успели, и на мародёров глядишь бы и не нарвались.
Одно радовало, мы продолжали всё так же хорошо видеть, как и днём. Ещё я был благодарен Соньке за то, что она не обвиняет меня за наш затянувшийся переход на окраину города и невольное голодание. И мы оба облегчённо вздохнули, когда удалось без происшествий пересечь широкий проспект строителей, о чём нам сообщила вывеска на одиноко стоявшей высотке, и подойти к трём крайним домам.
Облюбовав самый высокий из трёх домов, мы вошли в подъезд и поднялись на седьмой этаж. Вначале хотели выше, но на этом этаже обнаружилась квартира с довольно приличной входной дверью. Я проверил комнаты на наличие радиации и лишь тогда позволил Соньке войти. Мы сразу притворили за собой дверь и подперли её кроватью. Невыносимо жалко было тратить на подпорку двери столь драгоценную мебель, но другой всё равно не было. Придётся снова спать на полу, который к немалой моей радости оказался деревянным.
— Дом, милый дом. — Я с блаженной улыбкой уселся на пол и стянул берцы, давая отдых натруженным ногам.
Сонька, улыбнувшись последовала моему примеру и мы начали рыться в рюкзаках, доставая еду, спальники и различные приспособы для чистки оружия. Желудок благодарно принял пищу и начал настойчиво давить на глаза. Я пару раз зевнул и, чтобы не уснуть, начал чистить оружие. Сонька тоже принялась разбирать винтовку на составляющие.
— Иди спать. — Решил я сделать благородный жест и ожидая благодарности. — Я почищу.
— Никому не доверю свою красавицу. — Сонька и не подумала оторваться от своего занятия и принялась снимать пороховой нагар.
Я смущённо замолчал, согласно подумав, что свой «винторез» тоже бы никому не доверил, всё-таки снайперское оружие, пристрелянная вещь и всё такое.
Закончив протирать свою красавицу, Сонька выложила передо мной автомат и пистолет:
— А вот их можешь почистить.
Когда я закончил чистить свой пистолет и принялся разбирать её оружие, она уже крепко спала и надеюсь, видела что-нибудь приятное.
«Например, меня» — мелькнула пошленькая мыслишка, но я, усмехнувшись, тут же ее прогнал. Лучше бы не прогонял, так как на её место сразу полезли другие и далеко не такие приятные. Например, что делать дальше? Нет, глобально всё ясно, идти спасать Сонькиного брата. Тьфу ты, даже тут ничего не ясно, ведь я его видел в колонне зомби, а значит, он мёртв, и спасать его неоткуда. Из зомби не спасают. Так, стоп! Это мы уже проходили. Глобальный план остаётся без изменений — идти с Сонькой до нужного места. Появляется не менее важный вопрос, что делать завтра? У меня начали зарождаться устойчивые сомнения, в том, что в таком состоянии мы куда-то дойдём. Выхода нет, надо идти до ближайшей деревни сталкеров и делать основательный запас как воды и провианта, так и оружия и амуниции. Осталось самая «малость» — убедить в этой необходимости Соньку. Я достал блокнот, карандаш и начал делать заметки в пользу такого отступления от плана, чтобы завтра ничего не забыть и убедить Соньку в своей правоте.
1. Вода почти кончилась.
Я подумал и приписал к первому пункту, что и еды хватит максимум ещё на четыре дня, даже с нашим ненормированным питанием типа сегодня.
2. Боеприпасов мало.
3. Карты нет.
Что ещё? Я почесал карандашом кончик носа, потом макушку. Точно!
4. Страсть как хочется помыться.
Подумал ещё немного и решил все-таки записать, что очень хочется курить. Сомнительный аргумент для некурящей Соньки конечно, но в жарком споре именно он может оказаться последней каплей, перевесившей чашу весов в пользу моего плана. А то, что спор будет жарким, я нисколько не сомневался. Наше путешествие итак уже затянулось, а тут ещё надо будет дня три-четыре точно потратить.
Внезапно мне в голову пришла мысль, от которой моё настроение окончательно испортилось: ведь когда мы придём к месту, Сонька узнает, что её брат мёртв. Вот тут-то и получится, что по её мнению, во всём виноват буду именно я, так непозволительно затянувший наш поход. И она будет права в своём видении вопроса. Она же не будет знать, что он уже сейчас мёртв.
Вновь захотелось всё ей рассказать прямо сейчас, но, вновь прокрутив в голове всевозможные варианты дальнейшего развития событий, я пришёл к мнению, что как ни крути, будет только хуже. Как говорится «назвался груздем, полезай в кузов».
Ладно, сейчас для меня главное — убедить завтра её свернуть с намеченной дороги и заглянуть в «предбанник». А там будь что будет.
От этих гнусных мыслей мне даже расхотелось читать записную книжку «монолитовца» и я просто просидел до двух часов ночи тупо пялясь в стену и прислушиваясь к ночным звукам, доносившимся снаружи.
Когда Сонька меня сменила, у меня было только одно желание — лечь и заснуть, поэтому на её вопрос «не запалить ли костёр?» я лишь буркнул «как хочешь» и уснул, едва голова коснулась свёрнутой в рулончик куртки.
Предбанник
Просыпался я тяжело. Ныли уставшие ноги, болела ушибленная вчера голова, а во рту за ночь видимо побывала стая больных на желудок кошек. Ко всему прочему ещё и не выспался. Я перевернулся и на четвереньках дополз до своего рюкзака, выудил оттуда последнюю полторашку с водой и прополоскал рот. Стало немного полегче, и чтобы закрепить этот эффект, я вылил немного воды себе на голову, поёжившись от потёкшей за шиворот струйки. Ну вот, совсем другое дело. Я поднялся в полный рост и сделал несколько глотков, заметив краем глаза смотревшую на меня с сарказмом Соньку. Вода сразу пошла не в то горло и я, закашлявшись, сунул бутылку обратно в рюкзак.
— Чего? — Откашлявшись, посмотрел я на неё хмуро.
— По тебе можно часы сверять. — Улыбнулась Сонька. — Как договаривались выходить, так ты как раз за час проснулся, чтобы успеть позавтракать.
— А когда это мы договаривались? — Удивился я.
— Не помнишь? — Ещё шире улыбнулась Сонька. — Вчера, точнее уже сегодня ночью, когда менялись.
Я поскрёб саднящий затылок и вновь полез в рюкзак. Автопилот — великая вещь!
— Ну, давай завтракать, раз выходим через час.
Завтракали в тишине. Не знаю как Сонька, а я напряженно думал, как начать щекотливый разговор об изменении плана. Ничего путного в голову не лезло, и я решил отложить его до того момента, когда мы вновь вернёмся на окружную дорогу. Глядишь в дороге как бы, между прочим, удастся поговорить, сгладив острые углы.
Из-за этих нелёгких мыслей я совсем не чувствовал вкуса вяленого мяса и сухарей, автоматически закидывая их в рот и глядя в пустоту, а потому пропустил Сонькин вопрос.
— А? — Переспросил я, возвращаясь на землю.
— Б! — Довольно предсказуемо передразнила она меня и повторила. — Выходить, говорю, пора.
— Угу. — Промычал я, закинув в рот последний кусок мяса и направляясь к своему рюкзаку.
Уже через полчаса мы довольно бодро вышагивали меж заброшенных ветхих домиков частного сектора Новошепеличей и наслаждались лучами восходящего солнца. На небе не было ни облачка, и день снова обещал быть если не жарким, то уж тёплым наверняка. А на меня тем временем накатила какая-то апатия. Толи в ожидании неизбежного разговора о смене планов, толи просто устал за это время. Это постоянное напряжение от непрерывного контроля местности и непроизвольного ощущения выстрела в спину выматывало похуже многокилометровых армейских марш-бросков ещё той, дозоновской жизни. Устал так, что того и гляди вляпаюсь в какую-нибудь аномалию.
Видимо дело тоже в привычке, вон Сонька идёт же и ничего. Я прикинул, сколько мы уже находимся в Зоне. Выходило что-то около недели, а мой личный рекорд восемнадцать дней, и это при том, что только половина из них «туда», а вторая половина ведь «обратно», а, как известно путь обратно всегда короче, идёшь в предвкушении дома и отдыха, друзей и спокойствия. А еще, наверное, вблизи ЧАЭС возрастает какое-то давление на мозг, а ещё это не отпускающее ощущение бесполезности нашего похода, а ещё… Много таких вот «а ещё» в голову лезет. Одних покушений на мою драгоценную жизнь было уже два за такое короткое время. Нет, мне определённо надо отдохнуть!
Видимо на моём лице отразилось всё то, что я думал, потому как Сонька, молча покосившись пару раз, перешла к вопросам:
— Ты чего такой хмурый с утра? Не с той ноги встал?
— Думаю. — Ответил я, не покривив душой.
— Может, будешь повеселее думать, а то я, глядя на твоё лицо сама скоро завою.
«Завоешь, когда расскажу» — подумал я, но вслух сказал совсем другое:
— Постараюсь. — Я вздохнул. — Устал просто.
— А кому сейчас легко? — Вставила уже набившую оскомину присказку Сонька и успокаивающе, словно маленькому ребёнку добавила. — Потерпи немного, ещё неделька и дойдём.
Я чуть не застонал. Нет, ещё неделю я точно не выдержу. Надо начинать разговор, надо начинать, надо… Но потом, когда выйдем на дорогу, а то разнервничается, потеряет контроль и вляпаемся в какую-нибудь из аномалий, обильно усеивающих частный сектор. Где-то в глубине души я осознавал, что этим просто оправдываюсь перед собой, оттягивая неприятный разговор, но это было сильно в глубине.
Я взял себя в руки и постарался выкинуть из головы всё лишнее, сосредоточившись на окружающей обстановке. Получилось не сразу, и пару раз я ловил себя на мысли о предстоящем разговоре, но я упорно запихивал её обратно и вновь сосредотачивался на переходе через пересечённую местность.
Надо сказать, что собрался я довольно вовремя, так как мы вышли на какую-то узкую улочку, сплошь усеянную аномалиями и артефактами. Глаз автоматически вычленил наиболее ценные артефакты и начал примеряться, как к ним подобраться, но я одёрнул себя. Решил же ничего не брать, значит, не буду. И всё же я не смог подавить соблазна и повторно прошёл взглядом по непаханому полю артефактов. Нет, всё верно — ни одного незнакомого не видно. Это хорошо, не будет соблазна за ним сходить, а то в моём теперешнем состоянии только между аномалиями лазить.
— Приплыли! — Сонька скептически осмотрела узкое пространство улицы, покрытое аномалиями, словно лоскутным одеялом. — Врят ли удастся здесь пройти.
— Согласен. Пройдём по другой дороге.
Мы развернулись и вышли на одну из центральных улиц Новошепеличей. Обратно идти не хотелось, а впереди, на сколько хватало глаз, не было ни одной боковой улочки. Оставалось или ворачиваться метров триста, или рвануть через дворы. Не люблю возвращаться.
— По дворам? — Я глянул на Соньку и прищурился от бьющего в глаза солнца.
— Думаешь, испугаюсь? — Поняла она мой прищур по-своему. — Пошли.
И первая направилась к ветхому забору, имеющему многочисленные прорехи.
Лучше бы мы вернулись и прошли по другой улице, честное слово. Пробираясь сквозь заросшие бурьяном и каким-то мелким кустарником дворы я то и дело чертыхался и ворчал себе под нос, постоянно цепляясь за что-нибудь или царапая кожу об особо колючие кустарники. Аномалий, конечно, здесь оказалось на порядок поменьше, чем на улице, но встречались и здесь. Взгляд то и дело вырывал из окружающей обстановки то потрескивающую «молнию», то молчаливую «серебряную паутину». В одном месте кинутый вперёд камень просто растворился без следа в воздухе. Не разорвался на мелкие крошки, не вылетел обратно, а именно растворился. Мы благоразумно обошли это место по широкой дуге и нырнули под очередной навес сарая. Интуитивно отметив в дальнем углу серебряный отблеск паутины, я повернул туда голову, и тут же всю левую часть головы накрыло что-то липкое и мягкое.
Паутина! Я заорал, так жутко мне сделалось. Вляпаться в «серебряную паутину», это обречь себя на долгую и мучительную смерть, или того хуже на долгую и всепроникающую боль, переходящую в необратимую мутацию организма. И жить, существуя в какой-нибудь жуткой скрюченной форме, но с ясным умом, осознавая всё происходящее с тобой. Нет, только не это.
Кажется, я заорал, сдирая ногтями с лица паутину вместе с кожей. Кажется, я куда-то побежал, не различая направлений и окружающей опасности. Кажется, начало гореть облепленное паутиной лицо. Кажется, я обо что-то споткнулся, и орал уже катаясь по земле. Потом в затылке возникла тупая боль и, теряя сознание, я успел подумать, что пришёл и мой черёд отправляться в свой сталкеровский рай. Или ад, как повезёт.
Вновь болело всё тело! Да что же это такое? Что, каждое утро теперь так просыпаться буду? Неужели Зона так вымотала меня? Нет, однозначно надо выйти к предбаннику и покиснуть там пару деньков хоты бы. Чтобы не то, чтобы вновь потянуло в Зону, а хотя бы, чтобы не думать о ней с отвращением. А сейчас она вызывала во мне именно такие чувства. Я удивился, надо же, такого никогда ещё не было, чтобы Зона вызывала отвращение!
Я с трудом разлепил глаза и изумлённо уставился в ясное голубое небо. Ничего себе я поспать! День-деньской уже, а я всё сплю. И как Сонька мне позволила так долго нежиться в объятиях морфея? Боль разделилась и стала конкретной, теперь я отчётливо понимал, что болело не всё тело, а в основном голова в затылочной части, да ещё нещадно жгло щёку. Да, видимо от удара оборотня я сильно приложился об стену, раз до сих пор всё так сильно болит, но при чём здесь щека?
Я попытался аккуратно дотронуться до неё. Не получилось. Что за чертовщина? Немного наклонив голову влево, я с удивлением обнаружил, что моя рука привязана к какому-то железному штырю, вбитому в землю. Не понял…
Я подёргал правой рукой, подрыгал ногами, та же история. На меня упала тень, и знакомый голос произнёс:
— Очнулся, болезный? — Что-то я по голосу не понял, сочувствующий он, или ехидный? — Развязывать можно?
— Развязывать? — Переспросил я Соньку. — А зачем было завязывать?
— Как это зачем? — Удивилась она. — Ты же себя чуть не убил.
— Зачем? — Тупо посмотрел я на Соньку, пытаясь в памяти восстановить хронологию вчерашних событий. Получалось слабо. То, что я в Припяти, я помнил, но вот дальше. События путались в голове, словно пятнашки, и я никак не мог определить их очерёдность. Я повертел головой, пытаясь хоть немного определить своё месторасположение, может оно поможет. Взгляд выхватил только несколько деревянных крыш каких-то строений. Точно! Мы ведь идём по частному сектору Припяти! Как только я это вспомнил, прошедшие события сразу уложились в нужной последовательности, и стало полегче, но это не давало ответа на вопрос, почему я связан.
Я начал разматывать клубок и дошёл до «серебряной паутины». Вот тут меня снова проняло. Я задёргался, пытаясь освободиться и хотя бы пощупать, что у меня с лицом. А что-то с ним наверняка было, раз оно так саднит.
— Развязывать рано. — Констатировала Сонька, продолжавшая спокойно стоять на до мной.
— Не рано. — Взял я себя в руки. Действительно, чего переживать и дёргаться, если ничего изменить уже нельзя. — Сильно меня?
Заканчивать вопрос я не стал, Сонька умная, всё правильно поймёт, а я не хотел об этом даже думать, не то, что говорить. Жить всю оставшуюся жизнь уродом, что может быть хуже?
— Сильно подрана левая сторона лица. Глаз вроде не задет. — Сонька присела рядом. — Замазала зелёнкой и заклеила лейкопластырем. Как говорится, что могла — то сделала.
— Что значит подрана? — Не понял я. — Ты мне по существу скажи, сильные мутации, или жить можно?
Вообще, если не считать ноющей боли в лице и саднящей в затылке, я чувствовал себя вполне сносно. На всякий случай пошевелил пальцами на ногах, вроде что-то шевелится. Руки я видел. Да и всё остальное вроде работает. Разве такое возможно, вляпаться в «серебряную паутину» и остаться невредимым?
— Нет никаких мутаций. — Сонька принялась меня развязывать. — Ты не в «серебряную паутину» угодил, а в самую обычную.
— Да ну нах. — Скорее не из-за недоверия, а от стыда за своё малодушие пробормотал я.
— Вот тебе и «нах». — Сонька отвязала руку и пошла ко второй, но, увидев, что я сразу потянулся к лицу, пригрозила. — Сейчас снова привяжу!
— Всё, всё! Не буду. — Убрал я руку подальше от лица. — Зеркальце хоть дашь посмотреть?
— Думаешь, стоит? — С сомнением произнесла Сонька и принялась отвязывать ноги. — А то забьешься опять в истерике.
— Очень смешно. — Пробормотал я, сел и вытянул руку ладонью кверху — Давай.
Она вытащила из нагрудного кармашка маленький кругляш и вложила в мою ладонь.
— Любуйся.
Я полюбовался. Почти всю левую часть лица покрывали пропитанные зелёнкой бинты, удерживаемые лейкопластырем. Похоже, без шрамов не обойтись, но это всё же лучше, чем валяться завязанным в узел после «серебряной паутины».
— А сейчас мы где? — Отдал я зеркало и огляделся.
— Всё там же. — Сонька спрятала зеркало. — Вон тот злополучный сарай.
Я проследил за её указательным пальцем. Может и он, Соньке видней, заходили-то мы с той стороны, а на этой я себя уже не помню. Осторожно поднявшись, я направился к замеченному сбоку своему рюкзаку. Голова сразу закружилась, а потревоженные раны на щеке снова защипало.
— Чего потерял-то? — Спросила наблюдавшая за моими манипуляциями Сонька.
— Стимуляторы. — Я, наконец, вытащил на свет упаковку комбинированных ампул и довольно помахал ей. — А то мы сегодня никуда не дойдём.
— Может действительно никуда не стоит сегодня ходить? — Серьёзно спросила Сонька. — Вон крыша над головой есть, переночуем, отойдёшь от шока и ушибов, а завтра свежими силами двинем?
— Не-а. — Я закатал штанину и вколол себе одну капсулу. — До заката ещё далеко, так что пройдём прилично. Надо только подождать десять минут, пока подействует, и пойдём.
— Тогда может заодно и пообедаем? — Сонька вопросительно посмотрела на меня. — Как у тебя с аппетитом?
— Не жалуюсь. — Усмехнулся я, и мы полезли в рюкзаки за едой.
— Только немного, экономить надо. — Сонька вновь напомнила мне о необходимости обсудить с ней поход до «предбанника». — А если потом кого на дороге встретим, надо прикупить еды.
— Угу. — Пробормотал я с набитым ртом, абсолютно уверенный, что поступлю по-другому.
Вышли мы через пятнадцать минут. Чувствовал я себя вполне сносно, так что на счёт отмахать до заката приличное расстояние нисколько не кривил душой. Прошли ещё один двор, и вышли вновь на ту же узенькую улочку, только с другой стороны аномалий. Я проводил прощальным взглядом эльдорадо артефактов, и мы свернули на другую улицу, гораздо более широкую. «Телеграфная» — прочитал я на одном из домов довольно неплохо сохранившуюся надпись на табличке. Вообще сразу было видно, что дома на этой улице были когда-то богаче своих собратьев на соседних улицах, но оттого не менее ветхими. Краска облезла, крыша сохранилась едва ли на трети домов. Полнейшая разруха и ветхость навевали не самые приятные мысли, но не смотреть на них было невозможно — надо было контролировать всю местность целиком, а не только аномалии на дороге.
Пропустив две узких улицы мы решили свернуть на следующей, тоже довольно широкой. Я вновь попытался прочесть название, но здесь у меня ничего не вышло, таблички если и были, то сейчас валяются где-нибудь возле завалинок, а снова идти во двор из-за, в общем-то, и не нужного названия не хотелось.
Свернув в очередной проулок, я насторожился. Показалось, что ветер принёс запах дыма. Я заозирался по сторонам, но визуально никакого дыма не обнаружил.
— Ты чего? — Тоже остановилась Сонька.
— Дым не чуешь?
Кулачёк сделала носом несколько коротких вдохов и отрицательно покачала головой.
— Нет.
— Показалось, наверное. — Я пожал плечами и тронулся в путь, но успел сделать только пять шагов, когда очередной порыв ветра вновь принес запах дыма.
Мы с Сонькой переглянулись.
— Ты прав. — Она поудобней перехватила свой маленький автоматик. — Я тоже почувствовала.
Я посмотрел на крутившиеся на небе перистые облака, но откуда дует ветер, так и не понял. Послюнив палец, я выставил его вертикально вверх.
— Вроде оттуда. — Неуверенно махнул я рукой немного в сторону от того направления, которого мы придерживались.
— Надеюсь, сюрпризов не будет. — Вздохнула Сонька. — Надо постараться пройти незамеченными.
— Надо. — Согласился я.
Незамеченными проскочить не удалось. Мы вышли на очередной перекрёсток, и запах дыма усилился. Я повертел головой по сторонам и в прилегающей слева улочке увидел поднимающийся над забором белёсый дымок. Мы рванули через улицу, пытаясь спрятаться быстрее от случайного зрителя за угол дома, но не успели — на крыше того дома, во дворе которого горел костёр, появился бородатый парень средних лет с американской автоматической винтовкой в руках и сразу наставил её на нас. Мы остановились, бежать за угол как собирались, было бесполезно — с крыши всё прекрасно просматривалось. Я завертел головой в поисках какого-либо укрытия от пуль, если он начнёт стрелять, но ничего кроме бетонного огрызка, бывшего когда-то опорой столба, а теперь бестолково торчавшего из земли, ничего не обнаружил. Но за такое укрытие и одному спрятаться будет проблематично, а нас двое.