Вознаграждение в конце пути 5 глава

Отвратительная и отвергнутая лягушка или дракон из сказки поднимает солнечный шар, держа его во рту; лягушка, змей, отверженный - представляют те глубины бессознательного ("такие глубокие, что не видно дна"), где собраны все отвергнутые, непризнанные, неизвестные или неопределившиеся факторы, за­коны и элементы бытия. Это жемчуга сказочных подводных двор­цов русалок, тритонов и других водных стражей; это драгоценные камни, освещающие города демонов в преисподней; это семена огня в. океане бессмертия, который несет на себе Землю и окру­жает ее подобно змее; это звезды в глубинах вечной ночи. Это самородки золотого клада дракона; неприступные яблоки Гес-перид; волоски Золотого Руна. Поэтому предвестник или глаша­тай приключения часто оказывается мрачным, отвратительным, вселяющим ужас или зловещим в глазах окружающего мира; однако же, если за ним последовать, то откроется путь через границу дня во тьму ночи, где сверкают драгоценные камни. Или же предвестником выступает животное (как в сказке), представ­ляющее подавленные внутри нас самих инстинктивные живо­творные силы. Или, наконец, - это завуалированная таинствен­ная фигура - неизвестный.

Например, существует следующая история о короле Артуре и о том, как он собрался на конную охоту со своими рыцарями. "Как только король оказался в лесу, он увидел перед собой большого оленя. Этот олень будет моей добычей, сказал король Артур и, пришпорив коня, долго и настойчиво преследовал зверя и вот-вот уже должен был его догнать; но погоня была слишком утомительной, так что загнанный конь короля упал замертво; тогда слуга подвел королю другого коня. Так король за­гнал коня насмерть, но все же не упустил своей добычи. Он оста­новился у ключа и сел, погрузившись в великое раздумье. И когда он так сидел, ему показалось, что он слышит лай гончих, числом до тридцати. И тут он увидел, как к нему вышел самый странный зверь изо всех когда-либо виденных им и изо всех, о которых ему когда-либо довелось слышать; зверь подошел к роднику, чтобы напиться, и звук, исходящий из его брюха, был подобен шуму от тридцати идущих по следу гончих; но все то время, пока зверь пил воду, брюхо его молчало: после чего зверь с громким шумом удалился, оставив короля в сильном изумлении"⁵.

Или вот история из совершенно другой части света о девоч­ке племени арапахо с северо-американских равнин. У тополя она заметила дикобраза и попыталась его поймать, но животное забежало за дерево и стало подниматься вверх по стволу. Де­вочка отправилась следом, чтобы схватить дикобраза, но тот все время немного опережал ее. "Хорошо! - сказала она. - Я взбираюсь по дереву, чтобы поймать дикобраза, потому что мне нужны эти длинные иглы, и если понадобиться, я доберусь до самой вершины". Дикобраз добрался до верхушки дерева, но когда девочка приблизилась и протянула руки, чтобы схватить

Рис. 3. Осирис в образе Быка переносит своего почитателя в потусто­ронний мир.

его, тополь вдруг стал выше, и дикобраз продолжал поднимать­ся. Глянув вниз, девочка увидела собравшихся внизу друзей, которые, задрав, головы призывали ее спуститься вниз; но одержимая преследованием и вместе с тем страхом перед рас­стоянием, что отделяло ее от земли, она продолжала взбирать­ся по дереву до тех пор, пока не превратилась в точку для тех, кто наблюдал за ней снизу, и так вместе с дикообразом она в конце концов добралась до неба⁶.

Для того чтобы продемонстрировать спонтанное появление образа предвестника в психике, созревшей для преобразования, до­статочно будет привести два сновидения. Первое - это сновидение юноши, ищущего путь к новому пониманию окружающего мира:

"Зеленая страна, где пасется много овец. Это 'страна овец'. Неизвестная женщина стоит в стране овец и указывает мне путь"⁷.

Второй сон приснился девушке, подруга которой недавно умерла от туберкулеза легких; она боится, что сама больна этой болезнью.

"Я находилась в цветущем саду; солнце садилось в кроваво-красном закате. И тут передо мной появился черный, благород­ный рыцарь, который проникновенно обратился ко мне глу­боким и пугающим голосом: 'Не пойдешь ли ты со мной?' Не ожидая ответа, он взял меня за руку и увел с собой".⁸

Будь то сновидение или миф, во всех этих приключениях образ, внезапно появляющийся в качестве проводника, отмеча­ющий новый период, новый этап жизненного пути, всегда окру­жен атмосферой необъяснимого очарования. То, с чем необ­ходимо встретиться лицом к лицу, и то, что каким-то образом оказывается хорошо знакомым, бессознательному - хотя явля­ется неизвестным, удивительным и даже пугающим для созна­тельного "я" - открыто заявляет о себе; а то, что прежде было исполнено смысла, может удивительным образом утратить свое значение - подобно миру, потускневшему для царского ребенка с неожиданным исчезновением золотого шарика в роднике. После этого герой находит свои прежние занятия пустыми, даже если на некоторое время возвращается к ним. И тогда проявляется целый ряд знаков все возрастающей силы, пока, наконец, призыв уже не может быть отвергнут - как в нижеследующей легенде о "Четырех Знаках", которая является самым известным примером зова к приключению в мировой литературе.

Отец юного принца Гаутамы Шакьямуни, Будущего Будды, оградил его от всякого соприкосновения с понятиями старости, болезни, смерти и монашества, чтобы не допустить у него воз­никновения какой-либо мысли о самоотречении от жизни; ибо при его рождении было предсказано, что он станет либо влас­телином мира, либо Буддой. Царь, предпочитавший, чтобы его сын пошел по царской стезе, дал ему три дворца и сорок тысяч девушек-танцовщиц, чтобы поддерживать у сына интерес к жизни. Но это только послужило приближению неизбежного; ибо еще в сравнительно юном возрасте принц уже исчерпал для себя сферу плотских радостей и созрел для иных переживаний. И в тот момент, когда он был готов к этому, сами собой появи­лись должные вестники:

"Однажды Будущий Будда пожелал отправиться в парк и велел своему возничему приготовить колесницу. Поэтому слуга подготовил великолепную, изысканную колесницу и, роскошно украсив ее, запряг в нее четырех великолепных лошадей поро­ды синхава, белых, как лепестки лотоса, и объявил Будущему Будде, что все готово. И Будущий Будда сел в колесницу, до­стойную богов, и отправился в парк.

'Близится время для просветления принца Сиддхартхи, -решили боги, - мы должны послать ему знак'; один из них пре­образился в дряхлого старика с гнилыми зубами, седыми воло­сами, кривой и сгорбленной фигурой и, трясясь и опираясь на посох, явился Будущему Будде, но таким образом, что видеть его могли только он и возница.

Тогда Будущий Будда обратился к возничему: 'Друг мой, молю тебя, скажи, кто этот человек? Даже волосы его не такие, как у других людей'. И, выслушав ответ, он сказал: 'Позор рож­денью, ибо ко всякому, кто родился, должна прийти старость'. После чего с волненьем в сердце он повернул обратно и вер­нулся во дворец.

'Почему мой сын так скоро вернулся?' - спросил царь. 'Ваше величество, он увидел старика, - прозвучал ответ, - а увидев старика, захотел уединиться от мира'. 'Ты хочешь убить меня, го­воря такие вещи? Быстро распорядись, чтобы сыну моему пока­зали какие-нибудь игры. Если нам удастся развлечь его, он перес­танет думать о том, чтобы уединиться от мира'. После чего царь расставил стражу на половину лиги в каждом направлении.

И однажды снова, направляясь в парк, Будущий Будда увидел больного человека, посланного богами; и снова, расспросив о нем, с волненьем в сердце он повернул обратно и вошел в свой дворец.

И опять царь спросил, что произошло, отдал тот же приказ, что и прежде, и снова увеличил охраняемую территорию до трех четвертей лиги вокруг.

И опять, в один день, когда Будущий Будда направлялся в парк, он увидел мертвого человека, посланного богами; и снова, расспросив о нем, он повернул обратно и с волнением в сердце вернулся в свой дворец.

И царь задал тот же вопрос и отдал то же повеление, что и раньше; и снова увеличил стражу, расставив ее на расстоянии лиги вокруг.

И наконец, в один день, когда Будущий Будда направлялся в парк, он увидел аккуратно и пристойно одетого монаха, кото­рого послали боги; и он спросил возницу: 'Прошу тебя, скажи мне, кто этот человек?' 'Принц, это человек, который уединил­ся от мира'; после этого возничий начал перечислять достоинства уединения от мира. Мысль об уединении от мира понравилась Будущему Будде"⁹.

Первая стадия мифологического пути героя - которую мы обозначили как "зов к странствиям" - означает, что судьба поз­вала героя и перенесла центр его духовного тяготения за пре­делы его общества, в область неизвестного. Эта судьбоносная сфера, таящая как опасности, так и сокровища, может быть представлена по-разному: как далекая страна, лес, подземное, подводное или небесное царство, таинственный остров, высо­кая горная вершина или как состояние глубокого погружения в сон; но это всегда оказывается место удивительно меняю­щихся и полиморфных созданий, невообразимых мучений, сверхчеловеческих свершений и невыразимого восторга. Герой может сам, по своей собственной воле, отправиться в свои странствия, как Тесей, услышавший по прибытии в город сво­его отца, Афины, ужасную историю о Минотавре; или же он может быть послан или унесен в свое приключение какой-нибудь благожелательной или злонамеренной силой, как в слу­чае Одиссея, которого носили по Средиземноморью ветры раз­гневанного бога Посейдона. Приключение может начинаться с простой ошибки, как в сказке о принцессе; или, опять же, герой может всего лишь случайно прогуливаться и его блуждающий взор остановится на чем-то, что увлечет его с проторенных дорог человека. Примеры можно приводить до бесконечности, со всех уголков света¹⁰.

2.

Отвержение зова

Часто в реальной жизни и нередко в мифах и народных сказ­ках мы встречаемся с печальным случаем зова, оставшегося без ответа; ибо всегда возможно попросту обратить свое внимание на другие интересы. Отказ призыву превращает приключение в его противоположность. Погруженный в рутину, в тяжкие труды, собственно, в "культуру" человек теряет способность к значи­мому решительному действию и превращается в жертву, требую­щую спасения. Его цветущий мир становится пустыней, а жизнь его кажется бессмысленной - даже несмотря на то, что, подобно Царю Миносу, благодаря титаническим усилиям, он может преу­спеть в создании прославленной империи. Какой бы дом он ни построил, это будет дом смерти: лабиринт с исполинскими сте­нами, предназначенный для того, чтобы скрыть от него его Мино­тавра. Все, что он может, - это создавать новые проблемы для себя и ожидать постепенного приближения своего краха.

"Я звала, и вы не послушались... За то и я посмеюсь вашей погибели; порадуюсь, когда придет на вас ужас; когда придет на вас ужас, как буря и беда, как вихрь принесется на вас; когда постигнет вас скорбь и теснота". "Потому что упорство невежд убьет их, и беспечность глупцов погубит их"¹¹.

Time Jesum transeuntem et non revertentem: "Бойся ухода Иисуса, ибо он не вернется"¹².

Мифы и народные сказки всего мира ясно показывают, что отказ по своему существу представляет собой нежелание под­няться над тем, в чем принято усматривать свои собственные интересы. Будущее рассматривается не с точки зрения беспре­станного ряда смертей и рождений, а так, будто существующая система идеалов, добродетелей, стремлений и достоинств чело­века является твердо устоявшейся и незыблемой. Царь Минос оставил себе божественного быка, тогда как жертвопри­ношение означало бы подчинение его общества воле бога; он предпочел то, что считал для себя выгодным. Таким образом, он не сумел справиться с той жизненной ролью, которую он для себя выбрал - и мы видели, к каким пагубным последствиям это привело. Само божественное стало его неизбывным ужасом; ибо очевидно, что, если человек сам для себя является богом, то сам Бог, воля Бога, сила, уничтожающая эгоцентричную систему этого человека, превращается в чудовище.

Я бежал от Него сквозь ночи и дни;

Я бежал от Него сквозь аркады лет;

Я бежал от Него по запутанным тропам

Ума своего; и в самом сердце страхов своих

Укрывался я от Него и среди звучащего смеха¹³.

Человеку день и ночь не дает покоя божественное сущее, являющееся образом его живой самости, замкнутой в лабирин­те его собственной дезориентированной психики. Все пути к выходу утеряны: выхода не существует. Человек может лишь, подобно Сатане, яростно сражаться ради самого себя и жить в аду;.или же сломаться и, наконец, раствориться в Боге.

"О безрассудный, слабый и слепой,

Я Тот, Кого ты ищешь!

Меня не принимая, ты гонишь от себя любовь'⁴⁴.

Тот же таинственный голос слышен в зове греческого бога Аполлонна, обращенном к убегающей от него девушке Дафне, дочери речного бога Пенея, за которой он бежит по полю. "Нимфа, молю, Пенеида, постой, - кричит ей вслед бог, как в сказке юный король лягушек взывает к принцессе. - Не враг за тобою. Беги, умоляю, тише, свой бег задержи, и тише прес­ледовать буду! Все ж полюбилась кому ты, спроси".

"Больше хотел он сказать, - гласит далее легенда, - но пол­ная страха, Пенейя мчится бегом от него и его неоконченной речи. Снова была хороша! Обнажил ее прелести ветер, сзади одежды ее дуновением встречным трепались. Воздух игривый назад, разметав, откидывал кудри. Бег удвоял красоту. И юноше-богу несносно нежные речи терять: любовью движим самою, шагу прибавил и вот по пятам преследует деву. Так на пустынных полях собака галльская зайца видит: ей ноги - залог добычи, ему ж - спасенья. Вот уж почти нагнала, вот-вот уж надеется в зубы взять и в заячий след впилась протянутой мордой. Он же в сом­нении сам, не схвачен ли, но из-под самых песьих укусов бежит, от едва не коснувшейся пасти. Так же дева и бог, -тот страстью, та страхом гонимы. Все же преследователь, крылами любви подвигаем, в беге быстрей; отдохнуть не хочет, он к шее беглянки чуть не приник и уже в разметанные волосы дышит. Силы лишив­шись, она побледнела, ее победило быстрое бегство; и так, пос­мотрев на воды Пенея, молвит: 'Отец, помоги! Коль могущество есть у потоков, лик мой, молю, измени, уничтожь мой погибель­ный образ!' Только скончала мольбу, - цепенеют тягостно члены, нежная девичья грудь корой окружается тонкой, волосы - в зе­лень листвы превращаются, руки же - в ветви; резвая раньше нога становится медленным корнем, скрыто листвою лицо, - кра­сота лишь одна остается"¹⁵.

Это действительно печальный и бесславный конец. Аполлон, солнце, властелин времени и бог созреванья, уже больше не взывал к испуганной нимфе, он просто назвал лавр своим любимым деревом и не без иронии рекомендовал плести из его листьев венки для победителей. Девушка отступила к образу своего родителя и там нашла защиту - подобно неудачливому мужу, грезы о материнской любви которого не позволяют ему вернуться к своей жене¹⁶.

Литература по психоанализу изобилует примерами таких за­коренелых фиксаций. Они представляют собой неспособность отмежеваться от детского эго, с его сферой эмоциональных отношений и идеалов. Человек оказывается заточенным в сте­нах детства; отец и мать выступают стражами порога, и робкая душа, боясь какого-нибудь наказания¹⁷, не в силах пройти через дверь и родиться на свет, во внешний мир.

Доктор Юнг описывает сновидение, очень близко напомина­ющее картину мифа о Дафне. Это сон того же молодого чело­века, что увидел себя (выше, с.66) в стране овец - то есть, в стране несамостоятельности. Его внутренний голос говорит: "Сначала я должен удрать от Отца"; затем, несколькими ночами позднее, "Змея описывает круг вокруг сновидца, который стоит, вросши в землю как дерево"¹⁸. Это образ магического круга, образуемого вокруг личности дьявольской силой удерживающего родителя¹⁹. Так же была защищена и девственность Брюнхильды, которая многие годы оставалась в положении дочери, охраняе­мая кругом огня Всеотца Вотана. Она спала в безвременьи до прихода Зигфрида.

Маленькую Спящую Красавицу усыпила завистливая ведьма (бессознательный образ злой матери). И заснула не только Спя­щая Красавица, но и весь ее мир; однако в конце концов, "после долгих и долгих лет" пришел принц, чтобы разбудить ее. "Король с королевой [сознательные образы хороших родителей], которые только что вернулись домой и входили в зал, стали засыпать, а вместе с ними и все королевство. Спали лошади в своих стойлах, собаки во дворе, голуби на крыше, мухи на стенах, да и огонь, который мерцал в очаге, застыл и погрузился в сон, а жаркое перестало кипеть. И повар, который собирался оттягать за волосы поваренка за то, что тот что-то забыл, оставил его в покое и уснул. И ветер утих, и ни один листочек не шевелился на деревь­ях. Затем вокруг замка начала расти колючая живая изгородь, ко­торая с каждым годом становилась все выше, пока не закрыла все королевство. Она выросла выше замка и уже ничего нельзя было увидеть, даже флюгер на крыше"²⁰.

Однажды целый персидский город "превратился в камень" -царь с царицей, его жители и все остальное - потому что они не вняли зову Аллаха²¹. Жена Лота превратилась в соляной столп за то, что оглянулась назад, когда Господь велел ей покинуть свой город²². Есть также сказание о Вечном Жиде, который был прок­лят оставаться на земле до Страшного Суда за то, что, когда Христос проходил мимо него, неся свой крест, этот человек, находивший среди людей, стоящих вдоль дороги, крикнул: "По­шевеливайся!" Непризнанный, оскорбленный Спаситель обернул­ся и сказал ему: "Я пойду, но ты останешься ждать до тех пор, пока я не вернусь"²³.

Некоторые из жертв остаются заколдованными навсегда (по крайней мере, насколько нам известно), другим суждено быть спасенными. Брюнхильда оберегалась для настоящего героя, а маленькую Спящую Красавицу спас принц. Молодому челове­ку, превратившемуся в дерево, также впоследствии приснилась незнакомая женщина и, как таинственный проводник в неизве­данное, указала ему путь²⁴. Не все из тех, кто колеблется, поте­ряны. Психика имеет в запасе множество секретов. И они не раскрываются до тех пор, пока этого не потребуют обстоятель­ства. Поэтому любое затруднительное положение, - следствие упрямого отказа зову, - может оказаться удобным случаем для чудесного откровения какого-нибудь неожиданного принципа освобождения.

В действительности добровольная интроверсия является одним из классических атрибутов творческого гения и может быть использована намеренно. Она загоняет психические энергии вглубь и пробуждает затерянный континент бессознательных детских и архетипных образов. Результатом этого, конечно же, может быть более или менее полное расстройство сознания (не­вроз, психоз: плачевная участь зачарованной Дафны); но с дру­гой стороны, если личность способна впитать и интегрировать в себя эти новые силы, то появляется ощущение самоосознания почти сверхъестественной степени и полного контроля. Это основной принцип индийских учений йоги. По этому пути прошли также многие творческие личности Запада²⁵. Это нель­зя назвать ответом на некий особый зов. Скорее, это намерен­ный, категоричный отказ отзываться на что-либо, кроме пока еще смутных требований какой-то ожидающей внутри пустоты, и готовность ответить им глубочайшим, высочайшим и пол­нейшим образом: что-то вроде общей забастовки, - неприятие предлагаемых условий жизни, - в результате чего некая сила преобразования переносит эту проблему на уровень новых измерений, где она внезапно и окончательно разрешается.

Этот аспект проблемы героя проиллюстрирован в чудесном приключении Принца Камар аль-Замана и Принцессы Будур из сказок Тысячи и одной ночи. Юный и красивый принц, единст­венный сын Царя Персии Шахримана, упорно отвергал неоднок­ратные увещевания, предложения, требования и, наконец, пове­ления своего отца поступить как нормальный человек и жениться. Когда эта тема была затронута впервые, юноша ответил: "О мой отец, знай, что у меня нет стремления жениться, и душа моя не расположена к женщинам, ибо много книг я прочел и немало слышал разговоров об их лукавстве и вероломстве, и как сказал поэт:

О женщинах меня ты спрашиваешь,

Я отвечу: На редкость сведущ я в делах их!

Коль голова седеет у мужчины и кошелек пустеет,

Не пользуется он благосклонностью у них.

А другой сказал:

Отвергни женщин - и будешь ты служить полней Аллаху; Тот юноша, что волю женщинам дает, оставить должен

всякую надежду на взлет мечты. И в поисках его неведомого и высокого творенья Они препятствие ему, Хоть сотни лет потрать он на изучение наук и

разных знаний."

А закончив стихи, он продолжил: "О мой отец, супружество -это то, на что я никогда не дам согласия; нет, даже если бы пришлось мне испить чашу смерти". Когда султан Шахриман ус­лышал эти слова от своего сына, свет померк в его очах, и горе охватило его; но из-за большой любви, что он питал к своему сыну, он не был расположен еще раз заводить разговор о своем Желании и не сердился, а окружил сына всяческой заботой.

Только когда прошел год, отец снова задал свой вопрос, но юноша был непреклонен в своем отказе жениться и снова зачитал ему стихи поэтов. Султан посовещался со своим визирем, и тот посоветовал: "О царь, подожди еще год, и если после этого ты захочешь говорить с ним о женитьбе, то не делай этого наедине, а обратись к нему в день праздника, когда все эмиры и визири со всею армией твоею будут стоять пред тобою. И когда все собе­рутся, тогда пошли за своим сыном, Камар аль-Заманом и призови его к себе; и когда он явится, заговори с ним о супружестве пред визирями, и знатью, и офицерами, и военачальниками твоего го­сударства; и тогда он наверняка оробеет и, смутившись их при­сутствием, не посмеет ослушаться твоей воли".

Однако когда такой момент наступил, и султан Шахриман перед всеми объявил сыну о своей воле, принц на некоторое время опустил голову, а затем поднял ее к своему отцу и, движи­мый юношеским безрассудством и поистине детской наивностью, ответил: "Что до меня, то я не женюсь никогда; уж лучше мне испить чашу смерти! Что ж до тебя, то ты велик годами и мал умом: разве ты уже дважды до сего дня не говорил со мною о женитьбе, и разве я не отказался? Воистину страдаешь ты стар­ческим слабоумием и не годен править даже стадом овец!" Ска­зав так, в приступе ярости Камар аль-Заман расцепил сжатые за спиной руки и закатал рукава до плеч перед своим отцом; более того, будучи в разгоряченном состоянии духа, он прибавил мно­жество слов своему родителю, сам не ведая, что говорит.

Царь был смущен и посрамлен, так как все произошло в присутствии знати и военачальников, собравшихся по случаю большого праздника и государственного события; но вскоре в нем заговорило величие царского сана, он закричал на сына и привел того в трепет. Затем он обратился к стражникам, стоящим перед ним, и приказал: "Схватите его!" И те вышли вперед, схватили принца и подвели к отцу, который велел связать сыну руки за спиной и в таком виде поставить пред всеми присутствующими. И принц склонил голову в страхе и боязни, лоб и лицо его пок­рылись капельками пота; его охватил сильный стыд и замешатель­ство. Затем отец стал ругать его и осыпать бранью и закричал: "Будь ты проклят, дитя прелюбодеяния и выкормыш омерзенья! Как осмеливаешься ты отвечать мне подобным образом в присутс­твии моих военачальников и солдат? Никто прежде не наказывал тебя. Знаешь ли ты, что содеянное тобою унизило меня пред всеми моими подданными?" И царь приказал своим стражникам ослабить ремни на руках сына и заточить его в одном из бастио­нов цитадели.

Принца схватили и бросили в старую башню с полуразру­шенным залом, в центре которого размещался развалившийся колодец, но прежде этот зал подмели, отряхнули от пыли подстилку на полу, и внесли ложе, на которое положили мат­рац, покрывало и подушку. А затем принесли большой фонарь и восковую свечу; ибо в этом месте было темно даже днем. И наконец стражники привели туда Камар аль-Замана и пос­тавили у двери евнуха. Когда все ушли, принц, опечаленный духом и с тяжелым сердцем, виня себя и раскаиваясь в том, что оскорбительно вел себя по отношению к отцу, упал на ложе.

Тем временем в далекой Китайской империи подобное приклю­чилось с дочерью Царя Газура, Властителя Островов и Морей и Владыки Семи Дворцов. Когда красота ее явила себя во всем великолепии, а молва о ней разнеслась по всем сопредельным странам, все цари стали слать к ее отцу гонцов и просили руки принцессы; отец говорил с ней об этом, но ей была ненавистна сама мысль о замужестве. "О мой отец, - отвечала она, - я не хочу замуж; ни в коей мере, ибо я женщина, наделенная вер­ховной властью, и царица-властительница, вольная повелевать всякому. Зачем же мне это, чтобы мужчина стал повелевать мною". И чем больше она отвергала тех, кто искал ее руки, тем сильнее становилось их рвение, и все царственные особы -властители островов, лежащих в китайских пределах, посы­лали дары и редкостные подношения ее отцу, сопровождаемые посланиями, в коих просили ее руки. Поэтому он настаивал, вновь и вновь затевая разговоры о свадьбе; но она неизменно отвечала ему отказом, пока наконец в ярости не обратила к нему свой гневный взор и вскричала: "О мой отец, если ты хоть раз еще упомянешь при мне о замужестве, я уйду в свою ком­нату и возьму мечь и, вонзив его рукоять в землю, нацелю его острие себе в живот; затем изо всех сил я ринусь вперед и буду падать, пока он не пронзит мою спину, и так я убью себя".

Когда царь услышал эти слова, свет погас в его глазах, и сердце его опалил огонь, ибо он боялся, как бы она не убила себя; и он был преисполнен смятения, не зная как ему быть с нею и со всеми царственными искателями ее руки. И тогда он сказал ей: "Если уж тебе предопределено никогда не жениться и это непоправимо, тебе придется воздержаться от того, чтобы гулять где вздумается и выходить к людям". Затем он поместил ее в доме и закрыл в комнате, назначив десять старух в качес­тве нянек и соглядательниц, чтобы караулить ее, и запретил ей посещать Семь Дворцов. Более того, он уже не скрывал, что гневается на нее, и отправил послания всем царям, дав им знать, что она одержима безумием от руки Великого Джинна²⁶.

Когда и герой и героиня, разделенные целым азиатским континентом, оба следуют путем отречения, воистину можно уповать лишь на чудо, дабы светилось единение этой изначаль­но обреченной четы. Где же искать ту силу, что способна разор­вать заклятие отречения от жизни, разрешив негодование двух инфантильных отцов?

Ответ на этот вопрос - всегда один и тот же во всей мировой мифологии. Ибо, как настойчиво повторяется на священных страницах Корана: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердно­го! Тебе мы поклоняемся и просим помочь!" Вся проблема сводится к тому, в чем состоит механизм этого чуда. И секрет этот откроется нам только на последующих страницах нашей Тысяча и одной ночи.

3. Сверхъестественное покровительство

Что же касается тех, кто не отверг зов, —первый, с кем им предстоит столкнуться в их героическом путешествии, предс­тавляет собой фигуру защитника (чаще всего это древняя ста­руха или старик), который должен снабдить путешественников амулетами против несокрушимой силы драконов, с которыми непременно пересечется их путь.

Восточноафриканские племена, например, вачага из Танга­ньики, рассказывают об очень бедном человеке по имени Кьязимба, который отправился в путь в страну, где восходит солнце. Пу­тешествие его было долгим и, изрядно устав, он остановился, устремив свой взгляд к горизонту, где ждала его страна, куда он держал свой путь, и тут он услышал, как у него за спиной кто-то приближается к нему. Он обернулся и увидел дряхлую старушонку. Она подошла и спросила, что он здесь делает. Когда он рассказал ей, она обернула его своим покрывалом и, оторвавшись вместе с ним от земли, поднялась прямо в небо, где полуденное солнце застыло в зените. Затем с чудовищным грохотом с востока появилось множество воинов, среди кото­рых был Великий Вождь; он слез со своего быка и сел пировать со своими подданными. Старуха попросила его помочь Кьязимбе. Вождь благословил его и отправил домой. Далее говорится, что отныне он жил в достатке²⁷.

Среди американских индейцев, населявших некогда юго-за­падные территории, излюбленным персонажем в роли заступ­ника и благодетеля всегда была Женщина-Змея -- чья-то бабка, маленькая женщина, живущая под землей. Близнецы - боги войны навахо, следуя священным путем к дому своего отца, Со­лнца, и едва успев покинуть свой дом, столкнулись с подобным удивительным маленьким созданием. "Мальчики быстро шли по священному пути и вскоре после восхода солнца увидели дым, поднимающийся вверх. Они направились к месту, откуда шел дым и увидели, что он выходит из отверстия для дыма в подземном жилище. Из этого же отверстия выступала черная от дыма лестница. Заглянув вниз, внутрь жилища, они увидели старую женщину, Женщину Паука, которая посмотрела на них и сказала: 'Добро пожаловать, дети. Входите. Кто вы и откуда пришли?' Мальчики не ответили, но спустились по лестнице. Когда они добрались до пола, женщина снова обратилась к ним, спрашивая: 'Куда вы направляетесь?' 'Никуда конкретно, -ответили они, - мы пришли сюда, потому что нам больше не­куда было идти'. Женщина задавала этот вопрос четыре раза и каждый раз получала один и тот же ответ. Тогда она сказала: 'Может быть, вы хотели бы отыскать своего отца?" "Да, -ответили дети, - если бы мы только знали дорогу к его жили­щу'. 'Ах!' - воскликнула женщина. - Путь к дому вашего отца, Солнца, долог и опасен. Множество чудищ обитает в тех мес­тах, где проходит этот путь, и, возможно, когда вы попадете к отцу, он не обрадуется встрече с вами и накажет вас за то, что вы пришли. Вам придется пройти через четыре опасных места: скалы, что обрушиваются на путника, камыш, что режет его на куски, тростниковые кактусы, что разрывают его на куски, и зыбучие пески, что засасывают его. Но я дам вам кое-что, что усмирит ваших врагов и сохранит вам жизнь'. Она дала им аму­лет под названием 'перо чужих богов', который представлял собой обруч с двумя живыми перьями (перьями, выдернутыми из живого орла) и еще одно живое перо, чтобы сохранить им жизнь. Она также научила их магическому заклинанию, которое, если его произносить перед врагами, смиряет их гнев: 'Опусти свои ноги в пыльцу. Опусти свои руки в пыльцу. Опусти свою голову в пыльцу. И тогда твои ноги - пыльца; твои руки - пыльца; твое тело - пыльца; твой ум - пыльца; твой голос - пыльца. Путь прекрасен. Будь спокоен'"²⁸.