Кирану исполнилось двадцать один, и он совершенно не был к этому готов. Пришло время принимать жизненно-важные решения, и долгосрочный контракт с «Мунрок индастриз» казался довольно привлекательной возможностью. Три года на земном спутнике, вдалеке от дрязг, отцовских ожиданий и грязи. Непыльная работка, обучение для которой было не таким уж сложным, особенно для Кирана. Что до остального… Умение находиться в одиночестве было его суперспособностью. Наравне с удивительной скоростью побега от реальности и прочих видов спорта, которые Киран выдумывал сам для себя.
Станция была больше, чем загородный домик, в котором он провёл год перед университетом. Киран не поехал в Европу, не колесил по стране и не наживал приключений. Он играл в поддавки со скукой и искал что-то внутри самого себя. Найденной смелости хватило для подписи на довольно толстой пачке документов «Мунрок индастриз».
Отсюда Земля казалась прекраснее, чем была на самом деле: синий шар, покрытый белыми завитками. Киран видел похожий в детстве, на старой дедушкиной ёлке. Он ставил в доме живую, несмотря на протесты дочери и брошюры об уничтожении деревьев, которые она исправно оставляла на столе в кухне всякий раз, когда приезжала на праздники с мужем и детьми. Киран навсегда запомнил запах хвои и глинтвейна, который они с сестрой таскали, пока никто не видит. Дедушка всё-таки был мудрым человеком. В конце концов, человечество убила не нехватка деревьев.
Это была война.
Тот вторник был самым обычным вторником на Луне: Киран проснулся, немного позанимался в зале, принял душ и подкатился к экранам на своём любимом гоночном стуле. Колёса у него были ярко-голубые, а на спинке с другой стороны красовалась неоновая подсветка – дежурства на Луне заставляли быть изобретательным. Парень бахнул по кнопке коммуникации и тут же поприветствовал своих земных коллег. Экран оставался тёмным. Киран театральным, медленным движением снова опустил палец на кнопку. Экран не загорался. Никто не реагировал на голос Кирана, который с каждой минутой становился всё отчаяннее.
Что могло произойти там, внизу? Незапланированный выходной? Запланированная эвакуация? Кто-то задержался у кофейного аппарата?
Почему с Кираном не связались? Забыли о лунном проекте и махнули рукой на потраченные деньги?
К вечеру ему удалось поймать сигнал одной из телевизионных станций дальнего действия. Вот это вещание! Такое и до Марса бы добралось. И это на кабельном, а не на одном из федеральных.
Диктор говорил по-немецки, а знание немецкого не входило в число суперспособностей жителя лунной станции. Киран понимал где-то две трети того, что ему говорили на его каникулах в Баварии, но ему хватило и этого.
«Склад боеприпасов… Принадлежит американскому альянсу… Нет никаких доказательств… Взорвался… Африка… Ядерная катастрофа…»
Штаб лунной программы «Мунрок индастриз» находился в азанийском Кейптауне. В Африке. Которой, похоже, больше не существовало.
Вспышки ядерных бомб над Землёй были одним из самых ужасных зрелищ, которые только доводилось видеть Кирану, но он не мог отвести взгляд.
Через неделю пропали все сигналы, которые могла поймать лунная станция «Мунрок индастриз».
Голубой шар, видимый из иллюминатора, кое-где почернел – но, если не вглядываться, он оставался прежним. Только вот воды стало чуть больше, а людей…
Сколько времени должно было пройти, чтобы Киран мог считать себя последним?
Выплачет ли он к тому моменту всё, что его душило? Опустошит ли трёхлетние запасы еды? Найдёт ли способ вернуться в разрушенный мир?
Сойдёт ли с ума?
Киран потерял счёт времени и потому не узнал, когда впервые увидел кого-то, помимо своего отражения в зеркале. Накануне ему снова снилось, как группа выживших во главе с гениальным учёным находят ракету, загружают её всем необходимым и прилетают на Луну, чтоб основать колонию. Киран, с его луноходами, которые всё это время работали, накапливая энергетические ресурсы для пустого склада в Кейптауне, конечно, был бы неоценимым подспорьем. Они бы подружились. Может, Киран бы даже нашёл себе пару. И, кто знает, вдруг потом лунная колония превратилась бы в великое государство с межгалактическими связями по все Вселенной.
Фигура, завёрнутая в одежды такой белизны, что они, казалось, сияли, сидела в гоночном кресле Кирана и отталкивалась ногами от воздуха.
Он замер, забормотав что-то об иллюзиях, о наваждениях и галлюцинациях. Фигура продолжала болтать ногами и, вдобавок, вцепилась пальцами в подлокотники.
Киран зажмурился. Когда он снова открыл глаза, на лунной станции он был один.
Тогда он снова зарыдал, хотя ему казалось, что слёзы у него кончились вместе с едой.
Когда это было? Несколько дней назад? Несколько лет назад?
Когда фигура в белом появилась в следующий раз, Киран поздоровался. Ему не ответили.
Гоночное кресло стояло неподвижно.
Ночью она появилась на тёмных экранах. Киран кричал, чтобы она не тянула, и бил по кнопке коммуникации до тех пор, пока она не превратилась в лужу серебристого пластика.
– Я знаю, кто ты, – хрипел Киран в пустоту перед собой, лёжа на металлическом полу грузового отсека. – Забери меня. Забери.
Фигура в белом, сидевшая за рулём лунохода, исчезла, стоило Кирану лишний раз моргнуть.
– ЗАБЕРИ МЕНЯ!
На неё не действовали угрозы. Мольбы на неё тоже не действовали. Она словно не слышала Кирана. Не видела его. Может, даже не догадывалась о его существовании.
Наступил день, когда Киран не смог подняться. С того места, где он неуклюже привалился к стенке, были видны окна, а в окнах синела Земля. Её укрывали белые перья облаков, качая её в черноте бытия. Она смиренно принимала свою судьбу. Кирану стоило бы у неё поучиться.
Женщина в белом, склонившаяся над ним, была удивительно прекрасна и походила на его младшую сестру. Хотя Киран не мог, пожалуй, верно судить: он уже давно позабыл лица всех, кого когда-либо знал.
– Здравствуй, Киран, – она улыбнулась и от этого засияла ещё ярче. Парню захотелось прикрыть глаза, но он не мог и пальцем пошевелить, потому просто сощурился.
– Почему ты… – каждое слово давалось ему с трудом, словно внутри его рта была улитка, мешавшая ему говорить, – не отзывалась… раньше?..
Она помрачнела, а вместе с нею и её одежда.
– Мы очень долго искали тебя, Киран. Много работы там, внизу, – она кивнула в сторону вращающегося в пустоте сине-белого шарика. – И никто не знал, что последний… что кто-то может быть здесь.
Киран закашлялся. Интересно, почему у него остался этот рефлекс? Дедушка тоже кашлял перед смертью? Почему у него на ёлке висела маленькая Земля? Был ли он богом?
Как давно он уже умер? Сколько лежит в маленькой лунной коробочке, ожидая кого-нибудь, кто смог бы проводить его дальше? Если оно вообще – это дальше? Вправду ли его сестра умерла и стала мрачным жнецом? Вправду ли заберёт его в лучший мир?
– Чёрт бы вас побрал, – выдохнул Киран.
Одежды Смерти теперь были совсем чёрными. Такими, какими их привыкли представлять. Коса, которую она держала в руках, казалась очень тяжёлой, и Киран предложил её понести. Странно, что она согласилась.
Они прошли по всей базе, вышли на лунную поверхность и окунулись в космическое безмолвие.
Коса совсем не была тяжёлой.
– Куда теперь?
– Куда захочешь, – Смерть снова улыбнулась улыбкой его младшей сестры, и Киран улыбнулся в ответ.
– Тогда домой.
И они вернулись на Землю.
Креветка и механик
========== Побежалость ==========
Побежа́лость — тонкая одноцветная или разноцветная оксидная плёнка,
которая образуется на поверхности некоторых минералов и металлов при их окислении. ©
Император Вселенной вскоре должен был склеить ласты, и Ариадна не должна была этого допустить.
Технически, у него, конечно, были вовсе не ласты. У сцилляров*, обитателей станции Ци, были плеоподы**, которыми они рассекали космическое пространство, и веерообразные хвосты, ставшие прообразом всех известных в этом конце галактики двигателей. Только корабли-«веера» с уроподными** двигателями, оставляющими рябь на космических волнах, добирались до дальних рубежей и обратно, не разваливаясь по пути. Без этих кораблей ни один сцилляр не смог бы стать Императором Вселенной. Но своё презрительное «ласты» он заслужил: Ариадна вспомнила длинные и бледные антенны правителя, слабо шевелящиеся в королевской ванной, и её передёрнуло от отвращения. Император был так стар, что в своём аквариуме казался залитым формальдегидом трупом. Он не говорил, он скрипел и кашлял, и в Ариадне даже шевельнулось что-то, похожее на жалость. Шевельнулось — и тут же затихло.
Слух прокрался во дворец, как вор, прошёл через ушные раковины Третьего министра, потом Второго министра, потом Первого и наконец осел в голове Цинь Шихуанди. У императора появилась надежда.
— Сварили киноварную пилюлю, — шептали за аквариумами. — Добыли эликсир бессмертия.
Как и любые слухи, этот был преувеличен.
Ариадна Инь-Ввысь не сварила пилюлю. Пока не сварила. У неё была маленькая переносная лаборатория, которую она прятала под одну из пластин панциря, и море упорства, плескавшееся в глазах. Ей оставалось только найти нужную киноварную плазму****.
Если бы это было так просто, Император не прислал бы за ней, попутно уничтожив запасы эликсиров остальных даолхимиков.
Если бы звёзды сложились иначе, она могла бы спокойно уколоть собственный плепод и использовать для пилюли свою кровь.
Ариадна была почти уверена, что охота на спутниковых лунах в соседней галактике принесёт свои плоды. Кровь сцилляров была голубой, как воды материнского океана, который они давным-давно покинули. У капитанов дальнего плавания кровь теряла голубой цвет и повторяла оттенком дыры звёзд в чёрном бархате неба. За годы даолхимических*** изысканий кровь Ариадны стала синей, как космические сумерки, в которых плавал императорский дворец. Кровь спутниковых драконов оказалась фиолетовой.
Их так и называли — лунами — из-за сезонных маршрутов, пролегающих вокруг спутников нескольких планет в созвездии Сияющего Криля. В той поездке Ариадну Инь-Ввысь сопровождали ещё парочка даолхимиков. Ей постоянно казалось, что они стараются выведать её профессиональные секреты, и по прибытию обратно во дворец она закатила такую истерику, что Второму и Третьему министрам срочно пришлось чинить слуховые аппараты, а Первый министр тут же отослал даолхимиков обратно в их лаборатории. Отныне Ариадну Инь-Ввысь всегда сопровождали несколько военных. Одну её, конечно, никто не оставлял: даолхимик выглядела слабой и вряд ли бы попыталась сбежать, но, когда дело касалось Императора Вселенной, мер предосторожностей не могло быть слишком много.
В конце концов, только Ариадна смогла приготовить настойку, от которой у Императора снова открылись глаза, и он даже смог подписать несколько указов — в том числе о разработке новых шахт на населённой Китовой луне.
Там военный «веер» с Ариадной тоже побывал. Кровь у космического кита, тащившего во рту луну, была тёмной, почти как космические волны, и поначалу Инь подумала, что её путешествие подошло к концу, и вскоре придётся вспомнить всё, чему её учил дед. Но на дыхательный газ бордовая кровь никак не отреагировала****. И Ариадне пришлось снова отправляться во дворец, где между экспедициями в поисках нужного ингредиента ей приходилось коротать своё время.
Дворец тоже может быть тюрьмой. И, когда на Ци прокрались слухи о неизвестном корабле без хвоста, непрозрачного и пугающего, как легенды о Летучем Сциандце, Ариадна решила, что это будет её последним путешествием. Плевать на все императорские ресурсы всеми антеннами и хелицерами. Жизнь в бегах тоже может быть продуктивной.
***
— Это оно? — Ариадна собрала всю свою волю, чтобы не прильнуть к стенке императорского «веера» хелицерами или хотя бы антеннами. С её места вид на громадину корабля открывался потрясающий: повсюду сплошной металл и ни одной голографической туманности, никакого веера и тем более никаких уроподов. Чужая посудина походила на железный метеорит.
Скорее всего, поэтому сканеры и показывали высокую вероятность обнаружения нужного вещества. Железо рука об руку шло с красным цветом и иногда сильно затрудняло поиски живых организмов. Но даже если внутри этого железного бачка не окажется ничего интересного, Ариадне будет всё равно. Пусть Император Вселенной отправляется на адское дно вместе со всеми своими министрами, и прекрасно оснащёнными лабораториями, и лучшей в мире библиотекой, и невообразимым запасом всех мыслимых и немыслимых веществ... Инь тряхнула головогрудью. Она ни за что не передумает. Она ведь уже всё решила.
Шлюз чужого корабля они открыли с помощью клешней «веера». Металл застонал и обнажил темноту. Один из охранников Ариадны был люминесцентным: он пошёл вперёд, яркое собрание красок, цокающее по железному полу.
Корабль был мёртв. В нескольких отсеках мигали красные лампочки — опять этот цвет, Ариадна скоро будет кидаться на него, как бешеная. Если здесь и остались пассажиры или команда, то им, скорее всего, очень нужна помощь.
А потом они услышали эхо от шагов. Тяжёлых и медленных, совсем не похожих на стук плеподов или шлёпанье хвостов.
Люминесцентный вояка остался с Ариадной, а ещё один кинулся на звук.
За следующим поворотом Инь-Ввысь ждало чудо.
Оно поблёскивало в свете от военного множеством цветов, но было алым. Алым и тягучим.
Ариадна протянула клешню к скопившейся на полу лужице, красной, как все надежды даолхимиков. В конце коридора что-то двинулось. Сцилляры подняли глазные антенны. Существо — в тёмном коридоре сложно было его рассмотреть, но Ариадна была почти уверена, что конечностей у него всего четыре — на мгновение замерло, а потом припустило прочь, и звук его шагов отдавался эхом под металлической коркой корабля.
Любой военный веероносец на её месте сразу же кинулся бы следом. Ариадна же не могла отвести взгляда от крови. Ещё до того, как она провела над ней одним из своих приборов, она была уверена — это оно. Та самая киноварь из эликсира бессмертия, занесённая в этот пласт реальности случайно. Ариадна потёрла антеннами нежную кожу под панцирем — на тот случай, если всё это ей снится.
Из пробирочного баллона выпросталась струя дыхательного газа. Алая лужица подёрнулась радужной плёнкой. Сердце Ариадны замерло в предвкушении...
Она понеслась по коридору так быстро, как только ей могли позволить плеоподы и не привычный к долгому бегу веер хвоста. Бегать по металлическому полу — совершенно не то же самое, что плыть в пространстве императорских аквариумов или по жидким дорожкам-артериям станции Ци. Люминесцентный военный, топтавшийся рядом, кинулся следом. Дедушкин панцирный захват на нём сработал, как надо.
***
Всё происходило совсем как в тех фильмах, которые передавали друг другу тайком, на старых магнитных лентах и пластиковых флешках. Стоило только что-то запретить, и молодёжь подхватывала это что-то и проносила сквозь свои ряды, словно проверяя себя на прочность. Сломанные запреты тоже были маленькой революцией.
Смотрели в темноте подвалов в общежитиях, прямо в академии, чтобы острее чувствовать опасность.
— Маринка! — охала её подруга и жалась поближе, пряча кудрявую голову в ладонях. — Ну чего ты меня сюда притащила?
Маринка старательно отводила глаза и отпихивала руку норовившего схватиться за неё Джона. Как последний оказался в их компании, было не совсем понятно. Впрочем, как он поступил в академию, тоже оставалось неясным: с его-то уровнем пугливости. Хотя с приёмной комиссии могло статься: написали что-нибудь о «высокой чувствительности в моменты опасности уровней с 7 по 10» и пропустили. В высших учебных заведениях любили экспериментировать — даже в государственных, где следили за тем, что смотрят студенты, но совсем не следили за подвальными помещениями. Вахтёры вообще на многое закрывали глаза. Подпольный кинотеатр у Хиро Таканавы — а он сидел сейчас позади, у древнего проектора, и посмеивался — существовал уже не первый год. Может, администрация думала, что здесь смотрят не фильмы про космические катастрофы и недружелюбных инопланетян, а что-то совсем другого толка.
— Мне тебя даже уговаривать не пришлось, — прошипела Марина в ответ как можно тише, и пальцы Джона наконец-то ухватили её за запястья. Ну и холодные!
— А ты успокойся! — Маринка наклонилась к уху Джона.
— Это чтоб тебе не страшно было, — прошептал тот, не отводя глаз от экрана. Там как раз разгерметизировался шлюз, и пустота космоса превратилась в чью-то могилу. Ну хоть не инопланетяне, и то хорошо.
Она не стала возражать. Да и рука чужая вскоре нагрелась: стало действительно поспокойнее. Всё-таки вместе всегда легче. Особенно, если кому-то всё-таки придёт в голову накрыть подпольный кинотеатр: отвечать за что-то целой толпой куда проще, чем влачить наказание в одиночку. Да и что с ними сделают, в самом деле? Влепят выговор, да отправят на какой-нибудь близлежащий шахтовый спутник, поковыряться пару дней в тамошних почвах.
Сейчас Марина Матвиенко, старший механик «Соловья», корабля дальнего следования, не отказалась бы подержаться за чью-нибудь руку. Вот только за те часы, что она плутала по коридорам — почему, ведь знала же схемы, как свои пять пальцев, а тут постоянно натыкалась на неизвестны двери — ей не встретилось ни одной живой души.
Прямо как в тех фильмах, которые крутил в подвале предприимчивый Хиро. Тёмный корабль, неработающие системы, никакой связи — только мигающие лампочки аварийной системы и пугающе низкие показатели кислорода. Марина умудрилась пропороть скафандр — лёгкий, из тех, новых, подходящих как для криосна, так и для внешнего ремонта корабля — огромной штукой, торчавшей в обшивке на месте спасательных капсул. Матвиенко прижала рану ладонью с медицинской изолентой и представила, как в «Соловья» вгрызаются челюсти невиданного космического чудовища и утаскивают в тишину Вселенной шлюпки, полные людей. Их вырвало из десятилетнего сна по дороге к Проксиме Центавре, и чудовище, конечно, вынырнуло из чёрной дыры и утащило корабль вслед за собой. Оставило вот зуб в обшивке. И Маринку. Все говорили, что её и пушкой не поднимешь. Получилось, что и рёвом космического червя из чёрной дыры — тоже.
«Хватит выдумывать», — одёрнула себя Марина. Потому в академии и запрещали все эти враждебные, полные бесконечного ужаса и войн фильмы. Разум теперь пытается подкинуть что-то совсем уж неправдоподобное. На самом деле виновата банальная поломка. Разгерметизация шлюза, а то и нескольких — кстати, тоже прямиком из запрещённых фильмов, но там в неисправности систем всегда были виноваты монстры. И ещё ненадёжная криокамера, разбудившая Маринку позже. Словно ей не к первой, а ко второй.
Когда Марина увидела инопланетян, она подумала, что это галлюцинации от нехватки кислорода. Но они — одна светящаяся, другая с каким-то коробом за антеннами — исчезли даже после вспышки боли от тычка в медицинскую изоленту. И тогда Матвиенко побежала. И слышала только собственное дыхание и цокот лапок по металлическому коридору.
Страх вывел её к единственной спасательной капсуле. Но прежде, чем она успела открыть двери, светящаяся креветка выскочила из-за угла и, не успев затормозить, со всего маху врезалась в механика «Соловья», корабля с самым дурацким названием среди всего академического флота.
Маринка только и успела, что выскользнуть из-под чудом не задевшего её люминесцентного — слово врезалось в память с силой, на которую способны только случайные пассажи из учебника по биологии за шестой класс — хвоста, когда в коридоре появилась вторая креветка.
Она провернула какое-то совершенно невообразимое движение — так, словно была в воде, а не на корабле с исчезающей искусственной гравитацией — и светящийся инопланетянин затих, а из его клешней выскользнуло что=то, похожее одновременно на раковину, веер и на Глок-17.
Огромная креветка аккуратно взяла Маринку за запястье и на чистейшем интерпланетарном произнесла:
— Это чтоб тебе не было страшно.
И Маринку — вот чудеса! — действительно немного отпустило.
Может, не смотри она фильмы в подвале у Хиро, первым её рефлексом при виде членистоногого инопланетянина был б бег по направлению к нему, а не от него. Не всякая цивилизация сначала стреляет, а потом думает.
Креветочная цивилизация оказалась не совсем такой. Из своих вееро-глоков они стреляли только по приказу и только чернилами, которые мягко обволакивали и надёжно удерживали нарушителя до особых распоряжений. По счастью, между стреляющими военными и Мариной оказалась учёная, которая вообще не стреляла — она применяла панцирный захват, которому научил её дед, мастер креветочных боевых искусств.
И они сбежали. И Аридна Инь-Ввысь, жившая на этом свете столько, что потеряла счёт времени, всё-таки сварила вторую киноварную пилюлю. Просто чтобы проверить, сильно ли она отличается от той, первой, кровь для которой подарил ей странствующий автостопом человек с полотенцем на шее.***** Жаль, что до встречи с Матвиенко Ариадне так и не довелось увидеть ни одного корабля, работающего на не уроподном двигателе.
А Император Вселенной всё-таки склеил свои плеоподы. И даолхимию признали лженаукой. Да только всё это случилось далеко от Марины и Ариадны, которые теперь тоже путешествуют автостопом. Почему-то дальнобойщики, которые не слышали ни о станции Ци, ни об Императоре Вселенной, охотнее берут на борт человека, чем креветку. Даже если последняя владеет секретом бессмертия.
________________________________________________________
*от латинского названия "креветок богомолов" - odontodactylus scyallarus. откуда латынь в космосе? оттуда же, откуда даосизм. C:
**строение креветки - https://allshrimp.ru/wp-content/uploads/2015/01/post-8105-0-63904000-1321877757.jpg
***привет даосизму - учению о "дао", т.е. "пути", набору философских практик и религиозных верований, "отличительной чертой даосизма и китайской традиции является представление о возможности достижения человеком бессмертия". ©
"киноварную пилюлю", т.е. эликсир бессмертия искали приверженцы "внешней алхимии" - немало императоров перетравили ртутью, мышьяком и т.п. таким макаром. Была ещё "внутренняя алхимия" - по ней бессмертие достигалось с помощью упражнений и медитации.
****строго говоря, киноварь - ртутный минерал, но по воле альтернативной алхимии здесь тайным ингредиентом типа "киновари" является кровь, и окисляется она, как киноварь, с побежалостью.
*****приветы "Автостопом по Галактике" Дугласа Адамса. это не мог быть Артур Дент, ведь интерпланетарного языка он не знал. с другой стороны, мало ли на Земле появилось автостопщиков и после него?
========== Гибернация ==========
Гибернация — cостояние замедленной жизнедеятельности организма вследствие снижения уровня его обмена веществ, в т. ч. потребления кислорода; к естественной Г. относят зимнюю спячку животных. Гибернация искусственная - Г., вызываемая применением лекарственных средств, блокирующих активность вегетативной нервной системы; проводится с целью защиты организма в условиях воздействия чрезвычайных повреждающих факторов (хирургическое вмешательство, травма, инфекционная болезнь и пр.). ©
Марина Матвиенко, механик межгалактического корабля «Соловей», стояла в пустом коридоре. На стене справа от неё тянулись длинные борозды, похожие на следы от гигантских когтей, и сквозь них она видела мерное кружение космической пустоты и мириады звёзд. Она подняла руку, чтобы коснуться обшивки (хотя голос в её голове уже настойчиво кричал «Ничего уже не починить, беги, беги!»), и потеряла равновесие.
Корабль тряхнуло. Дыры, наполненные звёздами, исчезли из поля видимости Марины, и вместо них она увидела смуглые, покрытые небольшими порезами и бытовыми ожогами руки. Свои собственные руки.
Крик её утонул в твёрдом знании: без скафандра она не может кричать, не может оценивать повреждения корабля и вообще ничего не может.
А потом Марина проснулась.
Ей понадобилось несколько долгих секунд, чтобы понять, где она находится. Над лицом не нависал привычный укреплённый пластик, запотевший от её собственного дыхания, с постера на потолке не смотрел один из пилотов академии, призывающий записаться на дополнительные курс. Спиной Марина чувствовала жёсткий металл, а под боком — что-то прохладное, словно она уснула на бутылке холодной воды.
Девушка повернула голову и увидела в иллюминаторе проплывшего мимо туманного кальмара. Под боком её что-то задвигалось и заклёкотало, а потом над её головой защёлкали хелицеры, и Марина упала с кровати на пол.
Свернувшаяся под её боком огромная креветка виновато присвистнула и развернула свой веерообразный хвост.
Марина закрыла лицо ладонями и зарычала. Конечно. Авария. Инопланетные креветки. Побег. Головокружительное путешествие автостопом по галактике. (Фантасты прошлого ей бы гордились.) Странные испуганные взгляды, которыми её награждали почти любые разумные формы жизни, встречавшиеся им на пути. Не такие уж и странные взгляды, полные неподдельного ужаса, направленные на её спутницу, уроженку той части Вселенной, о которой не принято говорить в приличном обществе. Не то чтобы Марина знала, какое общество всё-таки можно было считать «приличным».
— Всё окей, — Марина махнула рукой, чтобы Ариадна — да, невероятнее всего было столкнуться с такими вот обычными именами и с тем, что вся Вселенная, кажется, говорила на интерпланетарном языке родной планеты Матвиенко — не принялась осматривать её на предмет сотрясений.
По поводу языка у Марины была замечательная, но совершенно несостоятельная теория, в которую входили чтение мыслей, эволюционное чувство юмора и структурная схожесть отделов мозга всех населявших это измерение существ. Была и вторая, ещё более фантастическая: с заброшенными в чёрные дыры золотыми ящичками с достижениями человеческой мысли и чересчур любопытными инопланетянами, разнёсшими их содержимое (в том числе язык) по всем системам, до которых только смогли дотянуться. В иные дни ей казалось, что самым правдоподобным объяснением всему, что её окружало, было то, что она всё ещё лежит в своей уютной капсуле на «Соловье», счётчик в изголовье всё ещё отсчитывает годы до Проксимы Центавры, а подсознание подбрасывает своей хозяйке невероятные, чересчур детализированные сны.
Ариадна всё же сползла со своего лежака — она взяла привычку спать поближе к Марине из-за температуры её тела — и протянула антенны к лицу девушки.
— Да всё со мной нормально! — отмахнулась та. Она, конечно, врала. Может ли всё быть «нормально» с человеком, словно попавшим в одну из серий «Доктора Кто»*? К тому же, выхода из неё пока видно не было. Только движение вперёд и поиск знакомых созвездий — на картах и в бездне космоса. От Ариадны в этих вопросах было мало толка. Да, она встречалась с людьми раньше, но не знала об их родном мире почти ничего. И да, технически, Ариадна Инь-Ввысь была бессмертным существом и рано или поздно всё-таки смогла бы отыскать Землю. Но Марина бессмертием не обладала — и получить его тем же путём, что Ариадна, не могла. Да и не хотела бы, если хорошенько об этом подумать.
Марина почувствовала, как в горле поднимается знакомый колкий ком, и прикрыла слезящиеся глаза. Только ночных приступов безысходности ей не хватало. На чужом корабле. Рядом с бессмертной креветкой, даже не слышавшей мифа о Тесее и Ариадне.
Она подумала о нити, которая вывела Тесея из Лабиринта, и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Рано или поздно они встретят того, кто укажет им дорогу. Всенепременно. Чем безнадёжнее история, тем чаще в ней срабатывают шансы «один на миллион». Может, этот корабль доставит их к центру изучения какой-нибудь червоточины, ведущей точнёхонько в Солнечную систему. Скажем, куда-нибудь в район Сатурна.
Матвиенко вздохнула ещё раз и открыла глаза.
Взгляд её упёрся в глянцевый плакат с горячим пилотом академии. Самое обидное, что это действительно был один из действующих пилотов, но познакомиться с ним у Марины не было никаких шансов. Ей, да и ещё половине кампуса, было бы не так обидно, если бы для фотографии наняли не имеющую отношения к космическим полётам модель.
А потом она растерянно моргнула. Разве пару секунд назад она не просыпалась в каюте одного из крейсеров, следующих в сектор Разведения (что бы это ни значило), и не слушала щёлканье инопланетных хелицер?
Девушка вскочила с места: лежавшая на её кровати голо-пластинка со стуком упала на пол. У соседней кровати щёлкнул выключатель — звук его совсем не был похож на щёлканье хелицер.
— Марин, ты чего? — послышался знакомый голос. Голос, который Марина не слышала уже сколько... лет пят? Когда вообще на «Соловье» отказали системы крио-сна и гравитации? Посылали ли «Соловей» к Проксиме Центавры вообще?
— Спи, — прошипела в ответ Матвиенко. — Всё нормально.
И снова соврала. За её спиной послышалось какое-то движение, и на её плечо вдруг лег сегмент антенны. Марина обернулась. В свете настольной лампы глаза и панцирь сцилляры Ариадны странно блестели.
Подруга — к своему ужасу Марина никак не могла вспомнить её имя — вскрикнула и кинула в креветку первое, что попалось ей под руку. Это оказалась злополучная лампа.
Матвиенко инстинктивно зажмурилась и прикрыла лицо руками.
Удара не последовало. Вообще ничего не последовало: ни криков, ни удара стекла о панцирь, ни топота.
И Марина открыла глаза.
Она стояла в густой траве, и её щедро поливал солнечный свет. Чересчур щедро.
Девушка запрокинула голову и прищурилась: в небе висели два солнца, одно чуть меньше второго. Что за шутки?
Марина явственно ощущала прикосновение зелёных стеблей к своим голым ступням. Так же явственно она ощущала одеяло из своей академической комнаты. И твёрдость лежака на инопланетном крейсере. И пол коридоров «Соловья».
«Я всё-таки сплю», — подумала Марина. — «Или галлюцинирую от впившейся в ладонь иголки того дикобраза со станции в секторе Неизвестности.»
Прохладный ветер коснулся её разгорячённого лица и запутался в траве. Здесь было так тихо. Так спокойно. Совсем как дома, из которого она уехала в академию, затерянной в полях деревушки, где тебя знала каждая собака, где небо было такое чистое, что истории о монстроподобных заводах казались сказками.
Марина вытянулась в траве и положила руки под голову.
Хотелось остаться здесь навсегда.
Щёлканье хелицер раздалось под самым ухом.
Марина нахмурилась... и проснулась.
***
В этой части Вселенной чего только не случалось. Планеты моргали, словно глаза огромного космического монстра, а потом растворялись в порывах солнечных ветров. Звёзды выворачивались наизнанку и расплёскивали по соседним системам свою горячую кровь. Спутникам делали предложение, и те, обменявшись с источником своего притяжения клятвами, становились частью парного мира, а потом обзаводились детьми: мусорными метеорами на орбитах и населением, привыкшим к шуткам гравитации. Креветки становились Императорами Вселенной. Хотя кто только ими не становился: этот титул был чуть менее популярным, чем Мисс Вселенная, но присваивался по той же нелепой схеме. Единого конкурса красоты, как и единого выборного голосования никогда не происходило. («Император» ведь звучало куда лучше, чем «Президент».) Да и кто бы вообще взялся организовывать подобное: на это ушло бы несколько световых столетий, и не каждая разумная раса обладает таким запасом времени. И это не говоря уже о колоссальных тратах!
И пока из одних галактик в другие посылали корабли, полные погружённых в крио-сон храбрецов, в третьих планеты выращивали в пробирках. Давали взойти над горизонтом в искусственной системе, напитаться светом чужой звезды, а потом усыпляли и отправляли в путь — туда, где пригодная для жизни планета была нужнее всего.
Одна такая планета прибыла к станции, на которую высадилась странная парочка, сцилляр и человек, в тот момент, когда последняя решила прикорнуть в зале ожидания.
Забавно, но сон планеты больше всего похож на человеческий. Он — лоскутное одеяло вероятностей и воспоминаний, усвоенных когда-то давно правил и мелькнувших рядом образов.
Планете снилось, как она становится чьим-то домом.
Марина очень хотела попасть домой. И потому планете, у которой ещё даже названия не было, только кодовое обозначение, приснилась Марина.
И просыпаться им пришлось вместе.
***
Вокруг плескалось море топота, мигающих экранов и суеты, а Марина только и могла, что смотреть вверх — туда, где за огромной прозрачной линзой светились канаты и сетевые узлы, а в промежутках между ними клубился тёмный дым.
Марина знала, что это вовсе не дым, но нужное слово сейчас этому явлению совсем не подходило. Вообще весь набор слов, которыми снабдили её во время обучения и испытательного срока в академии, хотелось выбросить и сделаться поэтом. Только поэт смог бы описать всю громаду происходящего и передать весь тот трепет и почти священный ужас, заполнивший Марину с ног до головы. Оставалось только удивляться тому, что все остальные посетители станции продолжали сновать туда-сюда, словно над их головами каждый день просыпались планеты.
— Эй! — на Марину упала тень — Ариадна поднялась со своего места и теперь нависала над девушкой, как дракон из сказки, сузив вертикальные веки. Привыкнуть в такому зрелищу всё ещё было довольно трудно: такие, как Аридна Инь-Ввысь, нечасто встречались на пересадочных станциях, да и вообще на всём отрезке космической трассы, на которую их вывезли автостопом — и она явно стала героиней нескольких кошмаров, снующих по снам дальнобойщиков. — Ты как?
Марина даже кивнуть толком не смогла — только моргнула и перевела взгляд
На них, замерших посреди зала прибытия, мало обращали внимания, и это было очень странно. Обычно на трёхметровую креветку, сияющую всеми цветами видимого спектра и парочкой невидимого, пялились так, словно та была самим Императором Вселенной, а на Марину — словно от неё в любой момент ждали какой-нибудь глупости. Последнее, впрочем, оказалось пророческим. Вряд ли кто-то ещё из гостей станции умудрялся попасть в сон ближайшей планеты и напугать кучу народу. Вряд ли вообще кто-то проделывал такое прежде.
Они стояли в карантинной зоне, куда их препроводила местная служба правопорядка: длинный, похожий на палочника, офицер и напоминающая каплю менеджер. Вернее, Марину пришлось сюда нести, но Ариадна об этом тактично не напоминала.
На всякий случай Марина спросила:
— Я сплю?
— Уже нет, — пророкотала Ариадна и ущипнула Матвиенко чуть повыше локтя. Та дёрнулась от неожиданности.
— Это ещё за что?
— Вы, вроде, так убеждаетесь, что не спите?
Марина вытянула перед собой руку: на коже начал наливаться небольшой синяк. Всё-таки клешни мало подходили для дружеских щипков. Об этом она тоже скажет Ариадне. После того, ка