— Ты кто? — спросил он.
— Меня зовут Блэкавар, сэр, — отозвался кролик, Он не поднял глаз и отвечал так безразлично, словно ему приходилось делать это много-много раз.
— Ты собирался в «силфли»? — спросил Шишак. А про себя подумал, что наверняка перед ним великий здешний герой, раненный в страшной схватке, а теперь немощный, ослабевший, и ему за прежние заслуги полагается почетный эскорт.
— Нет, сэр, — отвечал кролик.
— Почему же? — удивился Шишак. — Вечер прекрасный.
— Я хожу в «силфли» в другое время, сэр.
— Тогда почему же ты сидишь здесь? — спросил Шишак с обычной для него прямотой.
— Сейчас в «силфли» идет наше Подразделение, сэр, — начал было кролик. — Наше Подразделение… они пришли… я должен… — Он замялся и замолчал.
— Давай-давай, продолжай, — сказал один из Ауслафы.
— Я пришел, чтобы меня видело все Подразделение, — сказал кролик тихим, ровным голосом. — Я совершил преступление, я пытался сбежать из Эфрафы, и теперь пусть все видят, как меня наказали. Члены Совета были очень милосердны ко мне… члены Совета были очень милосердны… члены Совета… Сэр, я никак не могу запомнить всех слов, — взмолился он, обернувшись к одному из часовых. — Я действительно их забыл. Кажется, я уже все забыл.
Часовой промолчал. Потрясенный Шишак сидел некоторое время молча, потом вновь отошел к Кервелю.
— Так он должен отвечать каждому, — пояснил Кервель, — но за полмесяца он здорово поглупел. Этот парень хотел сбежать. Дрема его поймал, привел обратно, а на Совете ему порвали уши и, в назидание остальным, велели выводить напоказ перед вечерней и утренней кормежкой. Но если хочешь знать, по-моему, он долго не протянет. Скоро он уйдет вслед за тем, кто намного чернее его.
От беспечного, равнодушного тона Кервеля, от тяжелого, вставшего перед глазами воспоминания Шишака передернуло. Подразделение медленно тянулось наверх, и Шишак провожал глазами кроликов, которые по одному выскакивали в боярышник, заслонив на мгновение на выходе свет. Кервель явно гордился тем, что знал по имени всех. Он успевал перекинуться словом почти с каждым и из шкуры вон лез, чтобы показать, как ему интересны все заботы его рядовых. В ответах Шишак не заметил ни тепла, ни симпатии, правда, не понял причины — то ли Кервеля здесь не любили, то ли эта унылая, отрывистая манера просто принята у эфрафских рядовых. По совету Чернички Шишак старался угадать хоть малейшие признаки возмущения или недовольства, но понять что-то по этим мелькавшим мимо безразличным взглядам было просто невозможно. Последними вышли три или четыре крольчихи, которые болтали между собой.
— Ну что, по душе тебе новые друзья, Нельтильта? — обратился Кервель к первой, когда она поравнялась с ним.
Молоденькая, месяцев трех, симпатичная длинноносая крольчиха остановилась и посмотрела прямо ему в глаза.
— Скоро ты отдашь Фриту душу, Капитан, попомни мои слова, — ответила она, — как Капитан Кровец. И почему это вы не берете крольчих во Внешний Патруль?
Она помедлила, дожидаясь ответа, но Кервель промолчал, словоохотливость его как ветром сдуло.
— Что она имела в виду? — спросил Шишак.
— Да были тут у нас неприятности, — сказал Кервель. — На Ближнем Фланге несколько крольчих собрались и устроили на Совете скандал. Генерал велел разделить их, и к нам перевели двоих. Я за ними присматриваю. Они-то ничего, а вот Нельтильта стала дерзить и нахальничать — ты же сам видел. Мне до этого дела нет — она всего-навсего пытается оскорбить гвардейцев. Я бы больше забеспокоился, если бы все наши юные дамы стали вдруг вежливы и послушны. Тогда я бы решил, что они что-то затеяли. И все-таки, Тлайли, познакомился бы ты с ними поближе. Может, хоть тебе удастся их приструнить.
— Ладно, — ответил Шишак. — А кстати, нельзя ли тут у вас обзавестись подружкой?
— Подружкой? — переспросил Кервель. — Да если тебе нужна подружка, выбирай любую, какая понравится. Вот и все. Мы даром не служим. Я имею в виду офицеров. Приказа никто из крольчих не ослушается, и встать тебе поперек дороги никто не посмеет. Кроме меня или Гравилата, конечно. Но мыто уж вряд ли поссоримся. В конце концов, крольчих у нас хватает.
— Понятно, — сказал Шишак. — Ладно, пойду-ка и я в «силфли». Поболтаю с кем-нибудь, осмотрю посты, на травке поваляюсь — если, конечно, у тебя нет ко мне поручений. Да, а как Блэкавар?
— Забудь о нем, — сказал Кервель. — Это не твое дело. Пока Подразделение наверху, он будет сидеть здесь, а потом им займется Ауслафа.
Шишак побежал в поле, чувствуя на себе угрюмые взгляды кроликов. Он растерялся и чуял недоброе. Как подступиться к опасному заданию? А пора бы уже и начать — Кехаар ясно дал понять, что долго ждать не намерен. Шишаку ничего не оставалось, как только попытаться доверить кому-нибудь свою тайну. Но кому? Уж это поселение наверняка кишмя кишит шпионами. И видимо, лишь Генералу известно, кто шпион, а кто нет. А вдруг за ним и сейчас наблюдают?
«Во-первых, доверять можно собственному чутью, — подумал Шишак. — Обойду-ка я эту лужайку и посмотрю, стоит тут с кем знакомиться или нет. Но одно я решил твердо: если мне и впрямь удастся хоть кого-нибудь вывести отсюда, я непременно возьму с собой этого несчастного калеку. Тысяча элилей! Подумать только! Заставить так сидеть бедного кролика! Вот уж и в самом деле — Дурман! Для такого и пули мало».
Останавливаясь сорвать травинку, Шишак медленно двигался по залитому лучами вечернего солнца лугу. Через некоторое время он наткнулся на небольшую канавку, точно такую же, в какой они с Серебряным нашли Кехаара. В канавке, спиной к Шишаку, сидели четыре крольчихи. Он сразу узнал в них тех, что вышли последними. Они, похоже, успели утолить голод и теперь лениво болтали между собой. Шишак заметил, что в основном говорит одна, а трое слушают. Шишак чуть ли не больше всех любил сказки, и теперь ему страшно захотелось услышать что-нибудь новенькое. И когда крольчиха снова заговорила, он тихонечко подошел к краю канавки.
Шишак сразу же понял, что это не сказка. Но где-то он слышал нечто подобное. Тот же ритм, те же восторженные, восхищенные слушатели… где это было? Потом он вспомнил запах морковки, большую пещеру и возвышающегося над толпой Дубравку. Но если Дубравкины стихи Шишаку не понравились, то эти сразу западали в душу.
Давным-давно
Пел зяблик на высоких ветках терна,
Крольчиха вывела на травку малышей —
Они играли, ветер нес весну.
Их время пронеслось, как цвет бузинный.
И зяблик улетел, и на душе темно,
И время наших игр ушло навеки.
Давным-давно
Оранжевый жучок полз вверх по колоску.
Дул ветер. Кролик со своей женой
Бежали через луг. И нору вырыли под склоном
Ореховым и зажили счастливо.
Теперь жучок замерз, и на душе темно,
И суждено одной остаться мне навеки.
Мороз, мороз. Мороз живет во мне.
Мой слух и нюх замерзли на морозе.
Весною стриж вернется закричит:
«Крольчихи, ройте норы малышам!» —
Я не услышу. Никогда детеныш
Не оживет в моем замерзшем теле.
Во сне моем железной сетью ловят ветер.
И ветра не услышу я вовеки.
Крольчиха умолкла, и никто из трех ее подруг не произнес ни слова; но и по молчанию Шишак понял, что она высказала то, что лежало у всех на душе. Болтая и перекликаясь, пролетела над ними стайка скворцов, в траву, прямо перед носом слушательниц, упал сверху жидкий помет, но ни одна не шелохнулась, погруженная в печальные мысли. А мысли эти, как ни были они грустны, витали в местах, очень далеких от Эфрафы.
У Шишака был жесткий характер — жесткий, как и его лапы, — чувствительным не назовешь, но, как всякий, кому довелось узнать, что такое страх и лишения, он тотчас угадывал чужое горе и умел его уважать. Шишак привык с первого взгляда оценивать кроликов и решать, кто на что сгодится. И его поразило, насколько молоды и полны сил были сидящие перед ним крольчихи. Когда дикие животные чувствуют, что устали жить, они уходят туда, где никто им не помешает направить оставшиеся свои силы к смерти. Однажды в городке-ловушке Шишак ошибся, решив, что Пятик почувствовал эту усталость, потому и стремится уйти. Но с той поры наш герой поумнел. Он видел отчаяние крольчих и прекрасно понимал, в чем дело. Понимал он и то, что последствия перенаселения в племени всегда в первую очередь сказываются на крольчихах. Они делаются упрямыми, непослушными. Но если и это не помогает, крольчихи отправляются в путешествие, которое ведет к единственному оставшемуся в их распоряжении выходу. И Шишак пытался понять, далеко ли ушла по печальной этой тропе четверка печальных подруг.
Он спрыгнул вниз. Неожиданно оторвавшись от тягостных мыслей, крольчихи отшатнулись и сердито посмотрели на Шишака.
— Тебя, кажется, зовут Нельтильта? — обратился Шишак к симпатичной молодой крольчихе, на которую обратил внимание еще внизу. — А как тебя зовут? — повернулся он к ее соседке.
Помолчав, та неохотно ответила:
— Тетатиннанг,[30]сэр.
— А тебя? — спросил Шишак крольчиху, которая читала стихи.
Она одарила его взглядом, полным такой боли, такого страдания и укора, что он решил повременить и как-нибудь в другой раз сообщить, что он тайный ее друг и враг Эфрафы, что он сам ненавидит власть, которую тут якобы представляет. В ответе Нельтильты Кервелю звучала ненависть, а тут Шишак столкнулся с таким горем, передать которое нет сил. И, глядя на крольчиху, он вдруг вспомнил рассказ Падуба об огромном желтом «храдада», уничтожившем поле в Сэндлфорде. «Вот и он тогда, наверное, так смотрел», — подумал Шишак. В этот момент крольчиха заговорила:
— Меня зовут Хизентли, сэр.
— Хизентли? — вскричал потрясенный Шишак. — Но тогда это ты… — Он замолчал. Спрашивать, помнит ли она Падуба, небезопасно. Неважно, помнит она его или забыла, но, значит, тот самый кролик, который рассказывал Падубу о мучительной жизни в Эфрафе, тоже где-то поблизости. И если Шишак ничего не перепутал, сама Хизентли тоже однажды уже пыталась уйти отсюда. «Но, — подумал он, встретившись еще раз с отчаянным ее взглядом, — годится ли она теперь хоть на что-нибудь?»
— Вы не позволите нам уйти, сэр? — спросила Нельтильта. — Нам, видите ли, неловко в присутствии офицера. Мы потому и уходим подальше.
— О… да… конечно… как хотите, — забормотал смущенный Шишак.
Он остался сидеть на месте, а четыре крольчихи скрылись в траве, и до него донесся голос Нельтильты, которая явно нарывалась на неприятности:
— Вот ведь олух!
«Что ж, видно, не все тут еще вымерло», — подумал Шишак и направился в обход постов.
Он поболтал с часовыми, стараясь выяснить, в чем заключаются их обязанности. Система охраны была тут на пугающей высоте. От одного часового до другого всего секунды две ходу, а по сигналу тревоги из нор немедленно выбегут офицеры и гвардейцы резерва. В случае необходимости можно почти мгновенно поставить на ноги всю Ауслафу, отозвать из патруля Капитана Дрему и снять с постов дежурных офицеров, выгуливающих рядовых. Так как в Эфрафе никогда два Подразделения не выходят в «силфли» одновременно, вернуть кроликов по тревоге обратно не составляет никакою труда. Шишак разговорился с одним из часовых, с Майораном, и тот рассказал ему о неудавшемся бегстве Блэкавара.
— Он притворился, будто случайно зашел далеко, — рассказывал Майоран, — а потом вдруг как пустится бежать! Он даже сбил с ног двух часовых, которые попытались его остановить. Насколько я знаю, это первый у нас случай Блэкавар бежал, как сумасшедший, но Дрема уже услышал сигнал, и он просто пробежал напрямик через поле и вышел навстречу. И конечно, если бы Блэкавар не тронул часовых, ему бы на Совете досталось куда меньше.
— А тебе-то как живется? — спросил Шишак.
— Сейчас неплохо, я ведь в Аусле, — сказал Майоран. — А если бы мне удалось дослужиться до офицера, жил бы еще лучше. Я уже два раза просился в Патруль — только так ведь и можно себя проявить. Дерусь я и беру след не хуже других, но от офицера, ясное дело, требуется не только это. Офицеры у нас что надо, правда ведь?
— Правда, — с чувством отозвался Шишак. Его поразило, что Майоран явно считал Шишака своим. И в его голосе не слышалось ни зависти, ни недовольства. Шишак уже начинал понимать, что в этом поселении никто не скажет больше, чем требуется, никто не сунет нос не в свои дела. А может быть, Майоран решил, что Шишака перевели из другого Подразделения.
Когда стемнело, и кролики уже собирались возвращаться в норы, Капитан Кервель вышел на линию постов, чтобы встретить патруль Дремы. Шишак пристроился рядышком послушать, о чем они говорят. Он догадался, что Дрема ходил к железной дороге, но не нашел там ничего любопытного.
— А за дорогу вы когда-нибудь ходите? — спросил он.
— Редко, — ответил Капитан. — Там, знаешь ли, так сыро, что кролику делать нечего. Так что быть-то я там был, но без задания предпочитаю туда не соваться. В мои обязанности входит приглядывать за окрестностями — не появится ли чего новенького — и докладывать Совету. Да следить, чтоб никто не удрал. Как тот бедолага, Блэкавар. Как он меня укусил, когда падал, — вовек не забуду! Когда погода вроде сегодняшней, мы доходим до насыпи, а потом бежим вдоль нее по своей стороне. А иногда идем совсем в другом направлении, до амбара. Все дело в задании. Кстати, сегодня я видел Генерала, и, по-моему, через день-другой он собирается взять в дозор и тебя — когда ты устроишься и пройдет ваша очередь в «силфли» утром и вечером.
— Да зачем ждать-то так долго? — воскликнул Шишак, постаравшись, чтобы в его голосе прозвучало как можно больше пыла. — Почему не раньше?
— Когда Подразделение выходит в «силфли» утром или вечером, для охраны нужна вся Аусла. Видишь ли, в это время кролики слишком уж энергичны, и нужно особенное внимание. А вот когда наступает очередь «силфли» в «на-фрит» или «фа-Инле», часть Ауслы может уйти в Патруль. Ну, давай прощаться. Пора отвести ребят к Криксу и доложить Генералу.
Когда все Подразделение спустилось под землю, и охрана увела Блэкавара, Шишак извинился перед Кервелем и Гравилатом и пошел к себе в нору. Несмотря на то, что нор не хватало, в каждом Подразделении для часовых отводилось два больших, просторных помещения, а у каждого офицера была собственная спальня. Оставшись наконец в одиночестве, Шишак сел и задумался.
Задание казалось просто невыполнимым. Шишак твердо знал, что с помощью Кехаара сам он из Эфрафы удерет, как только пожелает. Но как же, черт возьми, вывести крольчих? Предположим, они с радостью согласятся, тогда можно попробовать на свой страх и риск отозвать часовых. Но Кервель заметит это через пару минут. Остается единственная возможность — прорываться днем. Подождать, пока Кервель уснет, и снять с поста часовых у одного из выходов. Шишак задумался. План хорош — без сучка, без задоринки. На ум пришел Блэкавар. Наверняка днем он сидит под охраной в специальной норе. Вряд ли кто знает, где именно эта нора, — в Эфрафе никто ничего не знает точно, — а уж новенькому, конечно, о ней никто не расскажет. Так что от мысли взять Блэкавара с собой придется отказаться — с ним любой план провалится.
— Чтоб меня блохи заели, если я его брошу, — пробормотал Шишак себе под нос — Ясное дело, Черничка сказал бы, что я болван. Но я тут сам себе голова и могу делать все, что мне нужно. А вдруг из-за этого Блэкавара я провалю дело? Ох, Фрит небесный! Ну и задачка!
Он думал над этим до тех пор, пока не сообразил, что мысли бегают по одному кругу. Вскоре он уснул. А когда проснулся, сияла луна, прекрасная и спокойная. Шишак решил взяться за дело с другого конца — сначала уговорить кого-нибудь из крольчих бежать, а уж потом вместе разрабатывать план. Он спустился вниз и наткнулся на молодого кролика, который предпочел спать в коридоре, а не в переполненной норе. Шишак разбудил его.
— Ты знаешь Хизентли? — спросил он.
— Конечно, сэр, — с трогательной готовностью ответил кролик, простодушно пытаясь выглядеть бодро.
— Сбегай найди ее и передай, чтобы шла ко мне в нору, — сказал Шишак. — И пусть придет одна. Ты понял?
— Понял, сэр.
Юнец убежал, а Шишак вернулся к себе в нору, размышляя, не вызовет ли подозрений такой приказ. Потом решил, вряд ли. Из разговора с Кервелем Шишак понял, что офицеры посылают за крольчихами довольно часто. Так что если кто поинтересуется, Шишак скажет, что просто решил поразвлечься. Он лег и стал ждать Хизентли.
Кто-то прошел по темному коридору. Медленно остановился у входа. И молчал.
— Где Хизентли? — спросил Шишак.
— Это я.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал Шишак. — Вы офицер Подразделения, сэр. Слушаю вас. Правда, вы совершили ошибку…
— Нет, — ответил Шишак, — нет никакой ошибки. И не нужно бояться. Входи и садись поближе.
Хизентли повиновалась. Шишак услышал, как колотится ее сердце. Она вся напряглась, глаза ее были закрыты, а когти вонзились в пол.
— Хизентли, — прошептал Шишак в самое ухо, — слушай меня внимательно. Помнишь, много дней назад, вечером, в Эфрафу пришли четверо кроликов? У одного была очень светлая шкурка, а у другого на передней лапе шрам от крысиного укуса. А ты разговаривала со старшим — его звали Падуб. Я знаю, что он тебе сказал.
Она в ужасе повернулась к Шишаку:
— Откуда ты это узнал?
— Неважно. Слушай.
И Шишак принялся рассказывать о Пятике и Орехе, о гибели Сэндлфордского городка, о путешествии к Уотершипскому холму. Хизентли слушала затаив дыхание.
— А знаешь ли ты, — продолжал Шишак, — знаешь ли ты, что произошло с кроликами, которые рассказывали тебе про погибший городок, про то, как пришли в Эфрафу просить себе жен?
В ответ Хизентли еле выдохнула на ухо Шишаку:
— Я знаю только то, что нам сказали. Они бежали на следующий вечер. И тогда погиб Капитан Горчак.
— А еще кого-нибудь посылали за ними? Я спрашиваю про следующий день.
— Анхуза арестовали, Горчак погиб — так что некому было.
— Беглецы вернулись домой. Один из них и сейчас недалеко отсюда — вместе с Орехом, Пятиком и другими. Все они умные, хитрые. Они ждут, чтобы я вывел из Эфрафы крольчих — сколько уговорю. Завтра утром я смогу переслать им весточку.
— Как?
— С птицей. Если все будет в порядке. — И Шишак рассказал ей о Кехааре.
Когда он замолчал, Хизентли не произнесла ни слова, и Шишак никак не мог понять — то ли крольчиха обдумывает его предложение, то ли просто не верит. Может, она приняла его за шпиона и боится ловушки? А может, хочет лишь одного — чтобы Шишак оставил ее в покое? Наконец он сказал:
— Ты веришь мне?
— Да, верю.
— А вдруг я шпион Совета?
— Нет, ты не шпион. Я это знаю.
— Откуда?
— Ты вспомнил о кролике, который назвал Эфрафу страшным местом. Но он не один здесь такой. И я тоже так говорила. Теперь, правда, редко: мое сердце уже замерзло.
— Но ты поможешь мне уговорить своих подруг? Нам ты нужна, а Эфрафе — нет.
И вновь она не ответила. Шишак услышал, как рядом прополз червяк, а наверху, в траве, пробежала какая-то мелкая зверюшка. Шишак знал, как важно сейчас не торопить Хизентли, и спокойно ждал.
Наконец она заговорила так тихо, что каждое слово слетало, как выдох:
— Из Эфрафы можно сбежать. Это очень опасно, но можно. Я не знаю, что дальше. Ночью страшно и все непонятно. А потом люди, люди и все эти их «храдада»! Собака… веревка, похожая на сухую ветку. Кролик — нет, это невозможно! — кролик едет на «храдада»! Ох, кажется, я поглупела, летние сказки для малышей. Когда-то и я умела видеть — это как будто смотришь на деревья за полем под дождем.
— Тебе бы встретиться с моим другом, — сказал Шишак. — Он вроде тебя. Я ему верю. Да и тебе тоже. И если ты говоришь, что удрать все-таки можно, значит, можно. Но я спрашиваю, приведешь ли ты еще кого-нибудь?
И, вновь помолчав, Хизентли сказала:
— Я растеряла храбрость и мужество. Я боюсь тебя подвести. — Послушай. С чего это ты так раскисла? Разве не ты привела крольчих на Совет?
— Вместе с Тетатиннанг. Что с остальными — не знаю. Тогда мы все жили на Правом Фланге. У меня до сих пор есть знак, хоть здесь и поставили новый. Блэкавар. Ты ведь видел Блэкавара?
— Конечно.
— Он тоже наш. Он был нашим другом, подбадривал нас. Через день или два, после нашей неудачи с Советом, он пытался бежать, но его поймали. Ты же видел, что они с ним сделали. Это случилось в тот самый день, когда пришли твои друзья. Но им удалось удрать на следующую же ночь. Генерал тогда дал слово, что они последние. А нас по двое отправили в разные Подразделения. Не знаю, почему нас выслали вместе с Тетатиннанг. Может, они разучились думать. В этом вся Эфрафа. Был приказ: «Разослать по двое» — они и выполнили приказ, и неважно, кого с кем. Но теперь я стала бояться — Совет знает все.
— Но ведь я-то здесь, — вставил Шишак.
— Совет очень умный.
— В таком случае ему придется пошевелить мозгами. Наши кролики куда умнее, поверь мне. Просто Аусла Эль-Ахрайраха — ни дать ни взять. Но скажи мне, Нельтильта тоже была с вами, когда вы ходили на Совет?
— Нет, она родилась здесь. Она храбрая, но, понимаешь, слишком уж молодая и глупая. Ей хочется, чтобы все знали, что она дружит с теми, кто недоволен порядком. Она просто не понимает, что делает и что такое Совет. Для нее все это игра — подразнить офицеров и прочие глупости. Но когда-нибудь она переступит грань и накличет на нас беду. Тайну ей доверять нельзя ни в коем случае.
— Сколько крольчих может согласиться бежать отсюда?
— Храйр. Видишь ли, недовольных — сколько угодно. Но знаешь, Тлайли, им нельзя ничего говорить до самого побега. Не только Нельтильте — всем! Никто не умеет хранить тайны, а шпионов хватает.
Мы с тобой вдвоем придумаем план, а скажем только Тетатиннанг. И когда придет время, мы приведем крольчих.
Шишак понял, что совершенно неожиданно он нашел друга, именно такого друга, который нужен ему больше всего на свете, — сильного, умного. Хизентли ничего не упустит и снимет часть ноши с его плеч.
— Значит, ты подготовишь крольчих, — сказал он. — И если тебе это удастся, я вас выведу.
— Когда?
— Лучше всего на закате. Тянуть не стоит. Нас встретит Орех с остальными, а уж они-то отобьются от любого патруля. Даже Генералу такое не снилось.
Хизентли снова промолчала, а Шишак с восхищением подумал, что она сейчас обдумывает его слова, учитывая все случайности.
— Но может ли птица драться? — наконец спросила она. — Как он остановит их всех? Это будет большой побег, Тлайли, и нельзя допустить ошибки. Генерал сам пустится в погоню и возьмет с собой лучших офицеров. Мы не можем бежать вечно. А они не собьются со следа и когда-нибудь нас настигнут.
— Говорят тебе, наши намного умней. Не знаю, смогу ли я объяснить тебе, что мы придумали. Ты когда-нибудь видела реку?
— Что такое «река»?
— Вот тебе и раз. Я не знаю, как объяснить. Но поверь, бежать недалеко. И если Аусла нас догонит — мы уйдем у них из-под носа. Я об этом только и думаю.
Она не ответила, и Шишак добавил:
— Ты должна верить мне, Хизентли. Клянусь жизнью, мы уйдем от них. Я не обманываю.
— Если ты ошибся, счастливы будут те, кто умрет сразу.
— Никто не умрет. Мои друзья придумали такую хитрость, которой гордился бы сам Эль-Ахрайрах.
— Если бежать на закате, — сказала Хизентли, — то надо делать это завтра или послезавтра. Через два дня закончится наше время вечерних «силфли». Ты знаешь об этом?
— Да. Слышал. Но лучше завтра. Чего тянуть? Остается, правда, еще кое-что. Нужно забрать с собой Блэкавара.
— Блэкавара? Как? Его стережет Ауслафа.
— Да, я знаю. Риск большой, но мы не можем его бросить. Вот что я решил. Завтра во время «силфли» ты и Тетатиннанг соберете вокруг себя всех, кто согласится бежать. А я повидаюсь с Кехааром неподалеку отсюда, на лугу, и скажу, чтобы он, едва увидит, как я возвращаюсь к норам, напал на часовых. Я как раз подоспею и справлюсь с обоими. Мы застанем их врасплох. И удерем вместе с Блэкаваром. Начнется суматоха. В суматохе и двинемся отсюда. Птица отгонит всякого, кто увяжется за нами. Запомни, бежать нужно только до большой арки под железной дорогой. Там нас будут ждать. Вам нужно будет просто не отставать, а я покажу дорогу.
— Капитан Дрема выскочит по тревоге.
— Надеюсь, что так оно и будет, — ответил Шишак. — Мне бы именно этого и хотелось.
— А вдруг Блэкавар не побежит? Его-то ты тоже застанешь врасплох.
— Его можно предупредить?
— Нет. Он всегда под охраной, а в «силфли» ходит отдельно.
— И сколько он будет так жить?
— Когда его покажут всем Подразделениям, Совет убьет его. Так думают все.
— Вот, значит, как. Что ж, я без него не уйду.
— Ты очень храбрый, Тлайли. Но так ли ты умен? Завтра от тебя будет зависеть жизнь очень многих.
— Тебе не понравился мой план?
— Не в этом дело. Я всего лишь крольчиха, которая не видела ничего, кроме Эфрафы. Но вдруг случится что-нибудь неожиданное?
— Риск есть риск. Разве тебе не хочется выбраться отсюда и поселиться у нас на высоких холмах? Подумай об этом.
— Тлайли! А мы сможем сами выбирать себе мужа, нору и растить детенышей?
— Конечно. И рассказывать в «Улье» скалки, и бегать в «силфли», когда захочешь. Там чудесная жизнь, клянусь.
— Я иду. Я ничего не боюсь!
— И повезло же мне, что ты оказалась именно здесь, — сказал Шишак. — Я чуть с ума не сошел, пытаясь сообразить, что же делать, пока не встретил тебя.
— Тлайли, сейчас я пойду вниз. Кто-нибудь может поинтересоваться, зачем ты за мной посылал. В подруги я не гожусь. Но если я уйду сейчас же, мы можем сказать, что ты ошибся и очень разочарован. Не забудь.
— Не забуду. Да, тебе пора, и подготовь всех к завтрашнему вечеру. А я не подведу.
Оставшись один, Шишак почувствовал, как отчаянно он устал, как измучен своим одиночеством. Он старался думать о том, что друзья совсем рядом и что он, Шишак, увидит их меньше чем через день. Но он знал, что между ним и Орехом — вся Эфрафа. То и дело его одолевал страх и дурные предчувствия. Наконец он забылся и во сне увидел Капитана Дрему, превратившегося в поморника, который летел над рекой и кричал так, что от крика Шишак проснулся, потом вновь задремал и на этот раз увидел Кервеля — тот вел на блестящем проволочном поводке несчастного Блэкавара. А над всем, огромная, словно лошадь в поле, нависала гигантская тень Генерала Дурмана, и ему было известно все, что творится в любом укромном местечке. И наконец, совершенно обессилев от бесконечной тревоги, Шишак, в своей отдельной норе, провалился в глубокий сон, где его не мог настичь даже страх.
ПРИБЛИЖЕНИЕ ГРОЗЫ
Мы как раз собирались улепетнуть,
Хотя знали, что не виноваты ничуть,
Но вот тут-то и вышел Билл Харпер.
Песенка из мюзик-холла
Медленно Шишак выплывал из сна, как пузырек болотного газа, который несет плавное течение. Рядом сидел кролик. Шишак вздрогнул, вскочил и сказал:
— Кто здесь?
— Гравилат, — ответил кролик. — Пора в «силфли», Тлайли. Уже жаворонки поют. А ты горазд поспать.
— Да уж, — сказал Шишак. — Ну, я готов. — И он направился, было, к выходу, как вдруг вопрос Гравилата пригвоздил его к месту.
— Кто такой Пятик? — спросил Гравилат. Шишак напрягся:
— Что ты сказал?
— Я сказал: кто такой Пятик?
— Я тебя не понимаю.
— Ты разговаривал во сне. И повторял: «Спроси Пятика. Спроси Пятика». Я и захотел узнать, кто это такой.
— А-а, понятно. Так звали моего бывшего приятеля. Он умел предсказывать погоду и все остальное.
— Ну, это мы и сами умеем. Ты не чувствуешь — пахнет грозой?
Шишак принюхался. К запаху кроликов и травы примешивался теплый, сильный запах тяжелых туч, но шел он явно издалека. Запах не понравился Шишаку. Почти никто из животных не любит грозу, которая отзывается в них огромнейшим напряжением и нарушает естественный ритм жизни. Первым желанием Шишака было вернуться в нору, но он нисколько не сомневался, что в Эфрафе никто не позволит нарушить распорядок дня из-за такого пустяка, как гроза.
Шишак оказался прав. Кервель уже занял свой пост у выхода, расположившись напротив конвойных и Блэкавара. Он повернулся к вынырнувшим из темноты офицерам.
— Смелей, Тлайли, — сказал он. — Часовые уже на постах. Ты что, грозу не любишь?
— Не очень, — признался Шишак.
— Сегодня грозы не будет, — сказал Кервель. — Она еще далеко. И до завтрашнего вечера сюда не доберется. Но никто в Подразделении не должен заметить, что ты боишься. Без приказа Генерала порядок все равно не изменишь.
— Никак не мог его добудиться, — сказал Гравилат довольно сердито. — У тебя ведь ночью была крольчиха, не так ли, Тлайли?
— Вот как? — удивился Кервель. — И кто же?
— Хизентли, — ответил Шишак.
— О, эта «марли торн»,[31]— сказал Кервель. — Забавно, не думал, что она подходит для знакомства.
— А она и не подходит, — сказал Шишак. — Я ошибся. Но если ты помнишь, ты сам просил, чтобы я поближе познакомился с этой компанией да приструнил немного. Так что я и решил поболтать с ней, да без толку.
— Ничего не вышло?
— Трудно точно сказать, — ответил Шишак. — Я попробую еще раз.
Пока кролики выходили из тоннеля, Шишак ломал голову над тем, как быстрее и лучше справиться с конвойными Блэкавара. Нужно в считанные секунды вывести из строя одного и немедленно кинуться на второго, а ведь у того будет время опомниться. Если придется с ним драться, встать надо так, чтобы Блэкавар оказался со стороны выхода, иначе, растерявшись, он может броситься в глубь коридора. Конечно, если повезет, испугается и удерет сам конвойный, но на это рассчитывать не приходится. Полицейские эфрафской Ауслафы ничего не боятся.