Я пытаюсь втащить двадцатифунтовый том «Тосканских домов», ставший за последнее время настольной книгой богатых квартир, себе на колени и при этом не покалечиться. Через двадцать минут после начала перелистывания страниц с изображениями вилл я замечаю маленький нос, упирающийся в подлокотник дивана.
— Эй! — тихо окликаю я нос.
— Эй! — отвечает он, обходя диван, чтобы рухнуть лицом в подушку.
— Что случилось? — спрашиваю я, глядя на его спину, такую узенькую на фоне широких полос черного бархата.
— Я должен был принести игрушки.
— Ну да?
Он забирается ко мне на колени, прячется под «Тосканскими домами» и помогает мне переворачивать страницы. Мягкие волосы щекочут мне подбородок, и я слегка сжимаю его щиколотку. Почему-то мне совсем не хочется напоминать ему об игре.
— Ленч! — слышим мы издалека голос Мернел. — Что вы тут делаете? Алекс!
Мы встаем.
— Я забыл принести игрушки, — признается Грейер.
Мернел грозно подбоченивается:
— Ах, этот негодный мальчишка! Пойдем, Грейер, сейчас все уладим.
Мы с Грейером проходим мимо кухни, где что-то громко жужжит.
— Погодите, погодите, — вздыхает Мернел, направляясь к домофону, маленькой коробочке над подносом, заставленным тарелочками с нарезанными фруктами и сандвичами с жареным сыром. — Да, мэм? — спрашивает она, нажимая кнопку.
Из коробочки с треском вырывается женский голос:
— Говнюк звонил?
— Нет, мэм.
— Мать его за ногу! С тех пор как он заморозил мою гребаную карточку, приходится ждать долбаные чеки. И что теперь? Тварь! Как мне кормить Алекса? Вы захватили мое платье из «Ла Мер»?
— Да, мэм.
Мернел поднимает поднос, и мы молча следуем за ней в комнату Алекса. Я, как всегда, плетусь в хвосте. Половина комнаты совершенно пуста. Цепочка моделей машинок посредине служит импровизированной разделительной линией. Алекс, босой и без рубашки, обходит гору своих сокровищ, наваленных в другой половине. Увидев нас, он останавливается и поднимает голову:
— Я сказал говнюку, чтобы он принес свои игрушки, а мои не трогал.
Няня!
Пожалуйста, позвоните в фирму, обслуживающую вечеринку, и еще раз проверьте, какую посуду и столовое белье они собираются привезти. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы они завезли все столовое белье заранее, иначе Констанс не успеет его перестирать.
У Грейера сегодня собеседование в школе Святого Давида, после которого я должна бежать в цветочный магазин. Поэтому за ним приедет мистер N. и доставит его вам ровно в 1.45 на угол Северо-Западной 95-й улицы и Парк-авеню. Пожалуйста, постарайтесь встать как можно ближе к обочине, чтобы водитель вас увидел. Прошу вас быть там в 1.30 на случай, если они подъедут раньше. Само собой разумеется, что мистеру N. не обязательно выходить из машины. А пока я хотела бы, чтобы вы купили следующие предметы для подарочных наборов. (Если не считать шампанского, все остальное можно найти в «Грейшес-Хоум».)
Мыло «Энник гоутел».
«Пайпер хайдсик», маленькую бутылочку.
Дорожную сафьяновую рамку для фотографии, красную или зеленую.
Ручку «Монблан» — маленькую.
ЛАВАНДОВУЮ ВОДУ.
Встретимся в шесть!
Я перечитываю записку, размышляя, следует ли вытащить свое волшебное кольцо, чтобы отгадать, какое количество вышеуказанных предметов мне нужно купить.
Ее сотовый не отвечает, поэтому я решаю позвонить в офис мистера N., предварительно узнав его телефон из списка, висящего на внутренней стороне двери кладовки.
— Что? — бросает он в трубку.
— Э… мистер N., это няня.
— Кто? Откуда у вас этот номер?
— Няня Грейера…
— Кто?
Не совсем представляя, как прояснить ситуацию без того, чтобы не показаться наглой, я все же продолжаю:
— Ваша жена просила меня купить подарки для вечеринки…
— Какая вечеринка? Что вы несете, черт возьми? Кто вы?
— Двадцать восьмого. Для чикагского филиала…
— Моя жена велела вам позвонить мне? — рассерженно цедит он.
— Нет. Мне просто нужно узнать, сколько приглашено гостей, чтобы…
— О, ради всего святого!
Уши сверлит пронзительный писк коротких гудков.
Зашибись.
Я бреду к Третьей авеню, пытаясь на ходу сообразить, сколько всего нужно купить, словно решаю задачку на сообразительность. Это ужин за столом, следовательно, народу не должно быть слишком много… ну, скажем, больше восьми человек, если она звонит в фирму, обслуживающую званые обеды, и берет напрокат столики. За каждым усядется человек шесть или восемь, значит, всего будет восемнадцать или двадцать четыре. Так что сегодня вечером я приду либо с пустыми руками, либо выполню поручение.
Двенадцать!
Я останавливаюсь перед винным магазином. Двенадцать. Как-то сразу легче стало. Возвращается уверенность.
Я тащу двенадцать бутылок «Пайпер хайдсик» в «Грейшес-Хоум» — хозяйственный магазин, два основных отделения которого, как ни странно, находятся друг против друга на Третьей авеню. Там есть все: от предметов роскоши по роскошным ценам до вещей повседневного обихода, также по роскошным ценам. Любая женщина может войти, купить десятидолларовую бутылку очистителя и затем выйти с модной хозяйственной сумкой и сознанием, что она неплохо провела время.
Я начинаю выгребать с полок рамки и мыло, но никак не соображу, где находится лавандовая вода и что это вообще такое. Смотрю на список. Как и другие женщины, на которых я работала, миссис N.. не задумываясь, употребляет заглавные буквы, но мне сейчас кажется, что эти два слова просто кричат! Словно сама ее жизнь зависит от ЛАВАНДОВОЙ ВОДЫ, или МОЛОКА, или ЭДАМСКОГО СЫРА.
Так и хочется заткнуть уши, но буквы поднимают свои головки, как в «Терминаторе-2», и вопят: ХЛОРОКС!!!
Я продолжаю прочесывать полки в поисках лавандовой воды и обнаруживаю, что фирма «Касвелл-Масси» производит только воду «Фризия», но она определенно хотела лаванду. «Крэбтри и Эвелин» выпускает лавандовые саше, но это совсем не то. «Роджер и Галлет» делает лавандовое мыло, а «Риго», как мне сообщили, «не занимается лавандой». Но тут, когда Грейер должен появиться и выкатиться из лимузина ровно через пять минут, я вижу на самой нижней полке, с другой стороны «Душистый туман». Лавандовый освежитель воздуха от «Тайме лимитед». Наверняка это то, что мне нужно. Единственное, что ближе всего по смыслу к лавандовой воде. Я возьму «туман». Двенадцать флаконов.
Няня!
Не пойму, почему у вас создалось впечатление, что вам разрешено беспокоить моего мужа.
Я поговорила с ним, и мы решили купить вам сотовый. Будем крайне благодарны, если впредь при каких-либо затруднениях вы станете звонить прямо мне.
Джастин из офиса мистера N. сообщит вам точное число приглашенных. Не помню, сколько их, но уж никак не двенадцать человек. Скорее около тридцати.
Пожалуйста, найдите сегодня время поменять то, что купили вчера, на ЛАВАНДОВУЮ ВОДУДЛЯ БЕЛЬЯ от Л'Осбитана. Нам нужна только одна бутылка, поскольку это отдушка и никак не годится для подарков.
— Привет, ма.
— Да?
— Я говорю с тобой по сотовому. Знаешь почему?
— Потому что ты теперь одна из них?
— Нет. Я настолько не одна из них, что мне нельзя даже дать самое простое поручение, например, купить лавандовую воду.
— Лавандовую что?
— Наливаешь ее в утюг, и взятые напрокат скатерти начинают пахнуть югом Франции.
— Полезная штука.
— И мне ткнули в нос этой водой, заставили почувствовать себя полной иди…
— Цветочек!
— Что?
— Не желаю слышать никаких жалоб от умнички-с-собственным-сотовым-телефоном.
— Ла-а-адно.
— Целую, до свидания.
Девушка с собственным сотовым звонит лучшей подруге Саре.
«Привет, вы позвонили Саре, порадуйте меня. Би-и-ип…»
— Эй, это я. В настоящий момент бреду по улице и говорю с тобой. Совсем как из поезда, с корабля и даже из косметического отдела «Барниз», потому что… у меня есть сотовый. Она дала мне сотовый! Видишь, не то что жалкие надбавки, которые ты получаешь как ассистент профессора! Пока!
Потом я звоню бабушке.
«Простите, меня нет дома, не могу поболтать с вами, но все равно расскажите что-нибудь захватывающее. Би-и-ип».
— Привет, о, c'ect moi[20]. Гуляю по улице и говорю с тобой по моему новехонькому сотовому. Остается заиметь бикини от Донны Каран, и можно покорять модные курорты! Йо-хо-о-о! Поболтаем позже! Удачи!
Еще один звонок домой, узнать, нет ли чего для меня.
— Алло? — отвечает голос моей соседки по комнате.
— Чарлин?
— Да.
— Просто хотела спросить, мне ничего не передавали?
— Абсолютно.
— Ладно, спасибо. Представляешь, я говорю по сотовому! Она подарила мне сотовый!
— И при этом предупредила, кому можно звонить? — неожиданно спрашивает Чарлин.
— Нет, а в чем дело?
Я лихорадочно роюсь в сумочке в поисках указаний миссис N.
— В том, что внеплановые звонки стоят семьдесят пять центов за минуту, а в телефонных счетах подробно расписаны все входящие и исходящие звонки, так что она будет точно знать, с кем ты говорила и во сколько это ей обойдется.
— Прости, нужно бежать…
И на этом мой короткий роман с сотовым безжалостно обрывается.
Миссис N. принимается названивать по двадцать раз на день, и все с новыми поручениями насчет вечеринки, которые я благополучно проваливаю одно за другим: покупаю подарочные пакеты не того цвета, не те ленты к ним, а заодно и сиреневую оберточную бумагу для подарков не того оттенка. И в довершение всего приобретаю карточки для приборов неверного размера.
Но при этом она упорно отказывается поговорить с Грейером, несмотря на его отчаянные мольбы, потому что, видите ли, «это его расстроит». А потом он плачет. Иногда, правда, она звонит именно ему, и тогда он жадно вслушивается, словно получая полную сводку с поля боя.
СРЕДА
Звонок… «воздействие на мозжечок»… Звонок… «может быть описано здесь как»… Звонок.
— Алло? — шепчу я, пряча голову под письменный стол.
— Няня?
— Да.
— Это миссис N.
— Э… видите ли… я на консультации…
— О… вот как. Но беда в том, няня, что бумажные полотенца, которые вы выбрали для гостевой ванной, не совпадают по цвету с туале…
Няня!
Я приеду к трем, чтобы отвезти Грейера к художнику. Пожалуйста, искупайте его, почистите зубы, оденьте в костюмчик, который я оставила на кровати, но постарайтесь, чтобы он его не помял. Отведите достаточно времени на подготовку, но не настолько, чтобы он успел выпачкаться. Может, стоит начать в 1.30.
Кроме того, на столе протоколы вчерашнего собрания Лиги Родителей на тему «Ты слушаешь, мамочка? — Живое общение и ваш дошкольник». Я выделила несколько абзацев. Обсудим?
После художника мы едем в «Тиффани» выбирать подарок для отца Грейера.
Кому-то может показаться, что бельэтаж для обслуживания посетителей в «Тиффани» обставлен достаточным количеством стульев, чтобы разместить всех нас, так называемую обожающую публику. Однако неяркое освещение и свежие цветы мало помогают скрыть тот неприятный факт, что здесь толкается больше народу, чем в аэропорту Кеннеди в канун Рождества.
— Грейер, ты пачкаешь стены своими кроссовками. Немедленно прекрати, — говорю я.
Мы ждем, пока выкликнут имя миссис N. и она сможет наконец получить золотые часы с гравировкой, которые предполагает подарить мистеру N. на вечеринке. Прошло уже больше получаса, и Грейер не находит себе места.
Сама она успела занять свободный стул, но предложила мне «не спускать глаз с Грейера», который по ее настоянию должен оставаться там, «где ему всего удобнее», то есть на одном месте, причем в легкой прогулочной коляске. Сначала я стоически подпираю стену, но когда блондинка с сумочкой от Фенди плюхается на пол, чтобы как следует изучить свой «Таун и кантри», не выдерживаю и соскальзываю вниз.
Миссис N. перманентно виснет на сотовом, так что я не спускаю вышеуказанных глаз, а заодно и руки с Грейера. Того самого Грейера, который вздумал отталкиваться своими двухцветными туфлями от кремовой стены с пестрым рисунком, чтобы посмотреть, как далеко можно откатиться, прежде чем врезаться в очередного клиента.
— Няня, ну пойде-ем!
— Гровер, я три раза просила тебя прекратить. Давай лучше поиграем в «Я вижу». Я вижу что-то зеленое…
«Я вижу лица посетителей».
Он пытается дотянуться туда, где лежит моя рука, служащая тормозом для правого колеса коляски. Его мордочка багровеет, и мне понятно, что он вот-вот взорвется. Сначала она заставила его после занятий позировать для портрета, а потом мы колесили по всему городу, занятые очередным раундом приготовлений к вечеринке. Бедняга целое утро провел в саду, несколько часов щерился деланной улыбкой в студии художника и в довершение всего сидит на привязи в шумном и жарком помещении. Стоит ли винить его за начинающуюся истерику? Похоже, он сейчас перейдет все границы и будет прав.
— Ну же, давай! Держу пари, что не угадаешь! Я вижу что-то зеленое! Найди где!
Я крепче сжимаю колесико, но Грейер в слепой решимости освободиться пытается выскочить из коляски. Ремни тянут его обратно. Те, кто стоит поблизости, жмутся к соседям, подальше от опасной зоны. Я с застывшей улыбкой на лице стоически терплю боль в придавленных колесом пальцах. Начинаю понимать, что испытывал Джеймс Бонд, держа в руках тикающую бомбу, и лихорадочно ищу возможные пути отступления в менее людное место, где можно будет переждать надвигающуюся грозу. Пять… четыре… три… два… один…
— Я ХОЧУ УЙТИ, — повторяет он, подчеркивая каждое слово очередным рывком.
— N? Миссис N., мы ждем вас за столом восемь.
Девушка моего возраста, с которой в этот момент я с величайшей охотой поменялась бы местами, жестом приглашает миссис N. следовать за ней к находящемуся за углом длинному ряду столиков из красного дерева,
— ПОЙДЕМ! Я хочу выйти! Не хочу играть! Не хочу сидеть!
Перед тем как завернуть за угол, миссис N. зажимает ладонью микрофон телефона, поворачивается ко мне, расплывается в улыбке и шепчет, показывая на Грейера:
— Эмоциональность. Он проявляет эмоции, чтобы донести до нас свои переживания.
— Верно, — шевелю я губами в ответ, наклоняясь, чтобы расстегнуть ремни, пока он не поранился. Она исчезает в темно-синем коридоре, а я тем временем вывожу нашего Эмоционального Грейера на лестницу, где он сможет доносить до нас свои переживания, пока новым часам отца уделяется то внимание, которого они заслуживают.
Няня!
Фирма, обслуживающая вечеринку, сегодня должна установить столики, так что, пожалуйста, держите Грейера подальше от них. Глава чикагского филиала приедет сегодня, чтобы обсудить, куда кого посадить. Я хотела бы попросить вас приготовить что-нибудь на скорую руку и покормить Грейера, поскольку меня не будет до восьми. Он любит кокийе «сен-жак» [21]. Кроме того, по-моему, у нас в холодильнике лежат какие-то овощи. Так что ничего сложного. Увидимся в восемь. Не забудьте сделать ему цветные карточки. Заранее благодарю.
Кокийе… что? Что плохого в макаронах с сыром и брокколи?!
В отчаянных поисках поваренной книги я открываю буфет тикового дерева, пытаясь не оставить следов на стеклах, но там нет ни одной книги, даже традиционных «Радость стряпни» и «Тонкий вкус».
Судя по ценам на рождественской распродаже в «Уильяме и Сонома», она, по-моему, владеет кухонной утварью тысяч на сорок, и все выглядит так, словно только что вынуто из заводской упаковки. Все лучшего качества, от окрашенной по спецзаказу плиты «Ла корню ле шато», с электрической и газовой духовками (самое меньшее — пятнадцать штук), до полного набора медной посуды за тысячу девятьсот двенадцать долларов. Но единственный прибор, которым здесь явно пользовались, — это кофеварка «Капрессо-С3000»: две четыреста на распродажах. Нет, за эту цену мужчину не найдешь. Я спрашивала.
Я заглядываю во все шкафчики и ящички, пытаясь привыкнуть к каждому предмету, словно, подержав нож из Вест-хофа, можно узнать секрет «сен-чего-то там». Того, что мне поручено приготовить.
Поиски рецепта приводят меня в ее кабинет, где нет ничего, кроме каталога от «Неймана Маркуса» с пометками и Конни, домоправительницы N-ов, на коленях полирующей дверную ручку зубной щеткой.
— Привет, не знаете, где миссис N. держит поваренные книги?
— Миссис N. не ест и не готовит, — бурчит она, опуская зубную щетку в банку с полиролью. — Она велела вам стряпать для вечеринки?
— Нет… только ужин для Грейера.
— Не пойму, что такого особенного в этой вечеринке! Она ненавидит гостей. С тех пор как она появилась здесь, у нас было три званых ужина, не больше.
Продолжая энергично отскребать накладку вокруг замочной скважины, она говорит:
— Во второй комнате для гостей целая куча книг — поищите там.
— Спасибо.
Я продолжаю бродить по бескрайним пространствам комнат, пока не дохожу до гостевой спальни. Старательно читаю заглавия книг в шкафу от пола до потолка.
Почему вам следует родить ребенка? Стресс и миф плодовитости.
Это и ваши груди. Новое руководство для кормилицы.
Раньше или позже мы все спим в одиночку: как помочь ребенку не просыпаться по ночам.
Режутся зубки? Это еще не трагедия.
Дзэн ходьбы — каждое путешествие начинается с первого шага.
Идиотское руководство для приучения к горшку.
Преимущества метода Сузуки в развитии левого мозгового полушария вашего ребенка.
Экологическая диета для вашего малыша.
Программа дошкольного воспитания.
Добиться или испортить: что допустимо в воспитании дошкольника.
И так далее и тому подобное. Все, что только можно найти в этом жанре, стоит на полках шкафа.
Городским детям нужны деревья. Преимущества обучения в закрытых школах — определить дорогу для ребенка на всю его оставшуюся жизнь.
Я молча стою с раскрытым ртом, совершенно забыв о кокийе и овощах. Ха!
— Очень опасаюсь, что ты собираешься бросить университет и до конца дней своих готовить ужины посторонним людям. Это уже предел всему, Нэнни! Если память мне не изменяет, ты бралась ухаживать за ребенком этой женщины. И это все, верно? Она что, приплачивает тебе за сверхурочную работу?
— Нет. Ма, сейчас не время…
— По-моему, ты могла бы провести этот день на кухне убежища. Получить некоторое представление…
— Возможно, но сейчас не время…
— По крайней мере помогла бы людям, которые действительно в этом нуждаются! Может, тебе следует остановиться, задуматься, заглянуть в свою душу…
— Мам!!! — Я прижимаю сотовый подбородком к плечу, одновременно хватая другой рукой кастрюльку с кипящими овощами. — Я не могу заглянуть в себя прямо сейчас, поскольку звоню, чтобы узнать, как готовятся эти чертовы кокийе!
— Я помогу! — объявляет Грейер.
Маленькая ручка переползает через край стола и пытается схватить разделочный нож, который я только что выпустила.
— Мне нужно идти.
Я успеваю поймать нож, сбив одновременно двадцать ракушек на пол.
— Здорово! Как на пляже, няня! Не поднимай, оставь! Пойду принесу ведерко!
Он вылетает из кухни, а я, бросив нож в раковину, принимаюсь ползать по полу и собирать моллюсков. Поднимаю одного, потом другого, но когда тянусь за третьим, первый выскальзывает из пальцев и летит под высокий каблук из змеиной кожи. Я вскакиваю и вижу высокую рыжеволосую женщину, намертво утвердившуюся в дверях.
Из-за угла несется Грейер с песочным ведерком в руках, но, увидев мое лицо, замирает у нее за спиной.
— Простите, могу ли я чем-то помочь? — мямлю я, делая знак Грейеру подойти.
— Да. Я приехала, чтобы обсудить, как лучше рассадить гостей.
Она вплывает на кухню, стягивает шарф от Гермеса и завязывает вокруг ручки своего сланцево-серого портфеля от Гуччи. Потом встает на колени, чтобы подобрать ракушку, и вручает ее Гроверу.
— Это твоя?
Он смотрит на меня.
— Все в порядке, Грейер, — киваю я, беря у нее ракушку. — Здравствуйте, я Нэнни.
— Лайза Ченовит, главный менеджер чикагского филиала, — отвечает она, опуская портфель. — А ты, должно быть, Грейер.
— Я помогаю, — объясняет он, подгребая ведерком оставшиеся морепродукты.
— Мне помощник не помешает, — улыбается она. — Ищешь новую работу?
— Угу, — гудит он в ведерко.
Я бросаю ракушки в дуршлаг и включаю плиту.
— Если дадите минутку, я провожу вас в столовую.
— Готовите к вечеринке? — спрашивает она, показывая на раковину, забитую сковородками.
— Нет… это его ужин, — вздыхаю я, отскребая пригоревшие овощи от дна кастрюли.
— А что случилось с арахисовым маслом и желе? — смеется она, ставя портфель на стол.
— Няня, я хочу арахисовое масло и желе!
— Прошу прощения, я не собиралась затевать революцию, — извиняется она. — Грейер, я уверена, что твоя няня прекрасно готовит!
— Собственно говоря, «арахисовое масло» и «желе» звучит идеально, — решаю я, вытаскивая арахисовое масло из холодильника.
Усадив Грейера на банкетку, я веду ее в столовую, где длинный стол орехового дерева заменили на три круглых.
— Ну и ну, — бормочет Лайза, шагая за мной. — Она велела установить их за день до вечеринки: все, должно быть, обошлось в несколько тысяч.
Мы обе рассматриваем столы, покрытые пахнущими лавандой скатертями, уставленные блестящим серебром, сверкающим хрусталем и тарелками с золотой каймой.
— Жаль, что меня тут не будет.
— Не будет?
— Мистеру N. я нужна в Чикаго.
Она обходит комнату, восхищается Пикассо над камином и Ротко над буфетом. Я веду ее в гостиную, а потом в библиотеку. Она осматривает переливающиеся всеми цветами радуги комнаты с таким видом, словно оценивает их для аукциона.
— Прекрасно, — констатирует она, щупая занавески из натурального шелка, — но несколько кричаще, вам так не кажется?
Привыкнув к тому, что в этом доме моим мнением не интересуются, я стараюсь подыскать точные слова.
— Э… у миссис N. вполне сложившиеся вкусы. Кстати, раз уж вы здесь, не скажете, как вам эти пакеты? — спрашиваю я, наклоняясь к столу миссис N., чтобы вытащить из-под него образец.
— Что это? — удивляется она, откидывая волосы.
— Подарки для гостей. Я завернула их сегодня утром, но не уверена, что все сделала как надо, потому что не смогла найти подходящую оберточную бумагу, а ленты, которую просила найти миссис N., нет в магазине…
— Няня! — перебивает она. — Что-то горит?
— Простите?.. — растерянно говорю я.
— Это всего лишь подарки. Для кучи старых болванов, — смеется она. — Все просто идеально. Расслабьтесь!
— Спасибо, но похоже, что для миссис N. это очень важно.
Она оглядывается на полку с фамильными фотографиями.
— Сейчас позвоню в офис и надпишу карточки для приборов. Миссис N. скоро придет?
— Обещала в восемь.
Она берет трубку и наклоняется над столом красного дерева, чтобы получше рассмотреть снимок мистера N. с Грейером на плечах у подножия заснеженной горы.
— НЯНЯ, Я ЗАКОНЧИЛ!!!
— Я пойду. Скажете, если что-то понадобится, — говорю я с порога.
Она снимает сережку с черной жемчужиной, набирает номер, говорит одними губами «спасибо» и оттопыривает большой палец.
Няня!
Мне обычно не нравится, если Грейер получает перед сном слишком много карбогидратов. Сегодня я оставила на разделочном столе еду для него. Порция уже отмерена. Вам остается только положить морковь, капусту и кольраби в пароварку на двенадцать минут, но, пожалуйста, старайтесь держаться подальше от официантов.
Вам, наверное, стоит покормить Грейера в детской. Дело в том, что мне, возможно, придется привести гостей в его комнату, когда я буду показывать квартиру. Так что вам обоим, вероятно, лучше всего поужинать в ванной на случай, если что-то прольется.
P.S. Я рассчитываю, что вы останетесь, пока Грейер не уснет, и постараетесь, чтобы он не явился в столовую во время ужина.
P.P.S. Завтра я просила бы вас забрать костюм Грейера для Хэллоуина.
— Мартини, чистый, без оливки.
Доведя ужин воспитанника до массы неопределенного цвета, я сильно обожглась в процессе стряпни и едва не ошпарила Грейера несколько раз, а потом, устроившись на сиденье его туалета, мечтала только об одном: немного выпустить пар. И сейчас ерзаю на высоком табурете, гадая, могла бы я работать на эту рыжую из Чикаго: переехать в Иллинойс, заняться банковскими инвестициями и проводить дни, готовя ей сандвичи с арахисовым маслом и желе.
Я роюсь в сумке, достаю конверт с жалованьем и выуживаю двадцатку для бармена. На этой неделе конверт значительно потолстел, я насчитала уже свыше трех сотен наличными. Осознаю, что, хотя устала, вымоталась и очень зла, оборотная сторона медали моих неприятностей заключается в том, что, работая в три раза больше условленного времени, я получаю тоже в три раза больше. Вторая неделя месяца, а за квартиру, считай, уже уплачено. А кроме того, я присмотрела себе черные кожаные брючки…
Теперь посидеть с полчасика в покое, прежде чем возвращаться домой к Чарлин и ее волосатому бойфренду-пилоту. Не хочу говорить, не хочу слушать и совершенно определенно не желаю готовить. Господи Боже, приводить своего волосатого бойфренда на ночь в однокомнатную квартирку, которую делишь с соседкой! Нехорошо. Совсем нехорошо. Я считаю дни до той благословенной минуты, когда ее переведут на азиатские маршруты.
— Эй, смотрите-ка!
Блондинчик в ансамбле от «Брукс бразерс» машет своей банде, приглашая полюбоваться новым наладонником[22]на угловом столике. Отпад.
Обычно я как чумы избегаю «Доррианс» и богатеньких молокососов, толкущихся здесь. Но этот бар недалеко от моего дома, а бармен делает потрясающий мартини. И мне нужно выпустить пар. Кроме того, в несезон здесь абсолютно безопасно, поскольку все разъезжаются по колледжам.
Я насчитываю пять белых бейсболок, склонившихся над новой игрушкой приятеля. Несмотря на то что все они студенты, каждый успел обзавестись новеньким сотовым телефоном, свисающим с модного ремня. Годы идут, и вельветовые куртки семидесятых уступают место поднятым воротничкам восьмидесятых, клетчатым рубашкам девяностых и «гортекс»[23]нового тысячелетия, но их мышление остается столь же неизменным и банальным, как скатерти в красно-белую клетку.
Я так увлечена своими мыслями, что, когда они оборачиваются к двери, невольно следую их примеру. В довершение ко всем ужасам сегодняшнего дня в бар входит не кто иной, как мой герой Гарвард Страстный, без chapeau bland[24]. И он знаком с ними. Фу-у-у! Я делаю большой глоток, с сожалением понимая, что образ подвижника, исцеляющего тибетских детей, который так грел мне душу, прямо на глазах трансформируется в молодого брокера, стоящего посреди Нью-Йоркской фондовой биржи.
— Вкусно? Вам нравится?
О Боже, один из них стоит прямо за спиной. Налетайте, детки, налетайте!
— Что? — переспрашиваю я, отмечая его южнокаролинскую бейсболку, с гордой надписью «COCKS»[25]трехдюймовыми ярко-красными буквами.
— Ма-ар-ти-и-и-ни-и-и. Довольно крепкая штука, не находите?
Он придвигается слишком близко к моему лицу и неожиданно орет прямо над ухом:
— Эй, вы там! Пошевелите своими задницами и помогите мне с выпивкой, ленивые суки!
Г.С. подходит, дабы помочь с транспортировкой пива.
— Кажется, мы знакомы. Подружка Грейера, не так ли? — широко улыбается он.
Значит, помнит! Нет, плохая няня! Фондовая биржа, фондовая биржа! И все же не могу не заметить почти полное отсутствие всяких прибамбасов на его «ливайсах».
— Счастлива сообщить, что он отключился после одного чтения «Доброй луны», — против воли улыбаюсь я.
— Надеюсь, Джоунз не слишком вам надоедает. Иногда его тяжело вынести, — продолжает он, сверля неодобрительным взглядом вышеупомянутого Джоунза. — Не хотите к нам присоединиться?
— Нет, я немного устала.
— Пожалуйста, хоть ненадолго. Выпейте с нами.
Я скептически оглядываю его компанию, но сердце так и тает при виде его свалившихся на лоб волос. Он подхватывает кружки, и я иду следом. Потеснившись, парни освобождают мне место. Он представляет поочередно каждого, и мне приходится пожимать их влажные руки.
— Откуда вы знаете нашего приятеля? — спрашивает одна бейсболка.
— Мы сами знакомы уже сто лет, — поясняет другая.
— Еще с тех самых времен, когда…
— Со старых времен…
Они кивают головами, как заводные цыплята, тысячу раз повторяя «со старых времен».
— Они считают, что это были счастливые деньки, — тихо поясняет Г.С, поворачивая голову ко мне. — Ну, как работа?
— Работа? Бейсболки навостряют уши.
— Где вы работаете?
— Кем? Аналитиком?
— Нет…
— Моделью?
— Нет, я няня. Начинается взволнованное перешептывание.
— Пижон! — восклицает один, толкая Г.С. в плечо.
— Пижон, ты никогда не говорил, что знаком с ня-я-яней.
Судя по сальным улыбочкам, они уже успели представить меня во всех порнофильмах на тему нянь, которые смаковали тайком в подвалах студенческих обществ.
— Ну, как папочка? — интересуется самый пьяный из всех. — Горяч?
— Он хоть раз на вас набрасывался?