С враждебностью окружающих Чичваркин впервые столкнулся в старших классах. Он рос в благополучной московской семье, хотя родился в Ленинграде. Папа – пилот гражданской авиации, мама работала в Министерстве внешних экономических связей. Еще в детском саду Женя подружился с Тимуром Артемьевым. Потом они пошли в разные школы, но остались лучшими друзьями.
В детстве Жене нравилось, как живет его семья, поэтому он мечтал вырасти похожим на родителей. Сначала хотел стать пилотом, как папа, потом – податься во внешнюю торговлю, как мама.
Сначала Женя хотел стать пилотом, как папа, потом – податься во внешнюю торговлю, как мама.
В средних классах начал расспрашивать родителей, где больше всего платят. Те ему объяснили по порядку, как в Советском Союзе можно стать состоятельным человеком:
– вступить в комсомол (без этого не поступишь ни в один вуз);
– потом поступить в Московский или Ленинградский институт управления, МГИМО или на профильный факультет МГУ;
– жениться на девушке с безупречной репутацией;
– заняться внешней торговлей гденибудь за границей.
И вот тогда тебе будут платить суточные больше, чем у бабушки пенсия за месяц, пообещали Жене родители. «Вау!» – так сейчас определяет Чичваркин реакцию школьника Жени на ошеломившую его информацию.
Путь к успеху не задался прямо на старте. В 1988 году, когда Жене исполнилось четырнадцать, пришла пора вступать в комсомол. К тому времени комсомольские билеты уже давно давали почти всем желающим. Ну, школьные хулиганы сами не рвались. А вот те, кто учился хорошо и имел все шансы получить высшее образование, на краснокожую книжицу рассчитывать могли. В любом случае, если молодой человек становился кандидатом на вступление в комсомол, он уже знал: примут обязательно. Иначе его просто не сделали бы кандидатом!
Принимали новичков на собрании комитета комсомола. Их обычно спрашивали об истории молодежной коммунистической организации, задавали обычные для советской мифологии вопросы про «три источника и три составные части марксизмаленинизма». Иногда даже попадались вопросы «с двойным дном»:
– cколько комсомольцев штурмовали Зимний дворец? Ответ: нисколько, комсомол основали в 1918 году;
– сколько стоит хлеб? Правильный ответ: нисколько, хлеб – бесценное достояние советского народа. Ответ неправильный: двадцать копеек за батон.
Разумеется, ответы на все эти вопросы кандидаты знали заранее, и принимали их в 1988 году автоматически. Всегда. То есть, как выяснилось, почти всегда.
Принимавший школьника Женю комитет комсомола сначала единогласно проголосовал за его кандидатуру. Но тут вмешалась парторг школы и потребовала переголосовать. Хотя Чичваркин был одним из лучших учеников класса, но часто хулиганил, причем выступал заводилой. Парторг надолго запомнила строптивого школяра и заставила комсомольцев его «прокатить». «Мне даже вопросов не задавали! Просто сказали, мол, на хуй с пляжа», – и сейчас возмущается Чичваркин.
Теперь о блистательной карьере в какомнибудь престижном для советских людей внешнеторговом представительстве за границами СССР можно было забыть. И отвергнутый комсомолом Женя принялся бунтовать. Он стал ярым антисоветчиком, спорил с учителями и носил с собой в школу портрет Ельцина – партократа-диссидента, разжалованного за выступление с критикой компартии. Он проникся идеологией панков и на всю жизнь полюбил музыку панк-команды «Гражданская оборона», в те годы сочинявшей антикоммунистические песни. Советские реалии не оставляли Чичваркину надежды попасть туда, куда тот хотел, и он ощущал себя изгоем.
Антисоветские взгляды школьник Женя унаследовал от родителей. Те по работе часто бывали за границей и видели своими глазами, как там живется. Мама Евгения особенно любила зарубежные командировки, оттуда она привозила увлекательные истории и яркие фотографии удивительных стран. А про нелицеприятные стороны жизни в СССР Чичваркины узнавали из самиздата. В их квартире книги на полках в шкафах стояли в два ряда: снаружи, первым рядом, обычная художественная литература, а глубже прятались самиздатовские синие обложки с черным шрифтом. «Родители изначально были настроены очень плохо к Советскому Союзу: оба – члены партии, оба – реальные антисоветчики внутри», – вспоминает Чичваркин.
Поначалу школьник Женя смирился, что сытое и благополучное будущее в какомнибудь советском торгпредстве на Западе ему не светит. Но вокруг шла перестройка, и к моменту его выпуска из школы в 1991 году все стремительно поменялось. Теперь уже никто не требовал комсомольского билета для поступления в хороший вуз, и Чичваркин без проблем поступил в МИУ, который к тому времени уже переименовали в Государственную академию управления. К тому времени он уже сформировался как панк-нонконформист, желающий при всем при том жить достойно.
Лужники»: продается все
Зарабатывать за один день бабушкину пенсию в 1991 году можно было, не выезжая за границы СССР. Уже в старших классах Чичваркин экспериментировал с перепродажей всякой мелочи: сигарет, грампластинок Апрелевского завода, лака для ногтей, одежды через комиссионные магазины. Зачем он занялся коммерцией? «Вы знаете, мне всегда хватало денег, – признается Чичваркин, – просто хотел жить хорошо».
С малых лет Чичваркин привык, что у него в карманах деньги есть всегда. Хоть какая-нибудь мелочь у него водилась в карманах чуть ли не с детского сада. Без наличных он ощущает дискомфорт и сегодня – в эпоху пластиковых карт и электронных денег.
Хоть какая-нибудь мелочь у него водилась в карманах чуть ли не с детского сада. Без наличных он ощущает дискомфорт и сегодня – в эпоху пластиковых карт и электронных денег.
«Вот сейчас мы с собакой вечером выходим гулять, если у меня нет наличных – я хоть чтото сниму в банкомате, совершенно не предполагая тратить», – признается миллионер. В школе карманные деньги ему давали мама и бабушка: в семье с накоплениями было все хорошо. В старших классах он уже зарабатывал сам.
А в 1991 году в стране разрешили свободную торговлю, и в Москве буквально на каждом углу появились стихийные рынки. Товары для них привозили «челноки», но Чичваркин, вопреки школьным мечтам, сам на закупки за границу не отправился. Вместо этого они с Артемьевым знакомились с командами «челноков» на столичных рынках и перепродавали привезенные другими товары. В 1992 году в Москве открылась легендарная «Лужа» – товарновещевой рынок на территории олимпийского комплекса в Лужниках. Его создали, чтобы поддерживать в сносном состоянии построенные к Олимпиаде-1980 спортивные сооружения, на реставрацию которых денег у властей не имелось.
«Лужа» для Чичваркина стала школой жизни. Там он на собственном опыте проникся базовыми принципами, которые потом применял в «Евросети». Он устроился продавцом в бригаду, торговавшую одеждой. В ней жили по законам Дарвина: например, продавцам вообще не платили фиксированной зарплаты. Вместо нее они получали прибыль от того, что бригада заработала на проданном товаре. Ничего не продал – ничего не получил. Несправедливо? Сегодня Чичваркин считает, что только так можно заставить продавцов выкладываться на работе.
Вторая аксиома, которую усвоил Чичваркин в Лужниках: продать можно все. Эту идею он почерпнул у торговцевцыган, работавших по соседству. «Лужа» формально была оптовым рынком: за вход здесь брали деньги, хотя многие москвичи приезжали сюда за одеждой для себя. Но провинциалы отправлялись в «Лужники», чтобы купить товар на перепродажу. Цыгане паразитировали на них. Они арендовали место около входа в «Лужу» и здесь для горе-«челноков» из провинции разыгрывали целый спектакль: создавали ажиотаж, наваливаясь на свой лоток толпой, покупая у себя же совершенно неходовые товары по завышенным ценам. «Лохи только входят, они еще не знают, что купить, просто хотят стать «челноками» у себя в регионах, видят – все ломятся – и тоже начинают ломиться», – описывает Чичваркин то, что видел своими глазами не раз и не два. Результат: гости из регионов покупают двое дороже рыночной цены «какую-то там хероту», рассказывает экс-торговец «Лужи».
В его собственной бригаде у людей хватало совести, чтобы так не поступать. Но они научились создавать ажиотаж вокруг своего товара другими, более безобидными средствами: устраивали карнавал. Как это работало? Слово Чичваркину:
– Стоим мы както на «Луже» с девушкой, с которой потом долго работали в «Евросети», продаем женские блузки с квадратиками и розочками – с квадратиками остается явно больше, чем с розочками. Надеваем блузки с квадратиками на всех, включая меня. Чтобы поднять интерес к блузкам, я еще розовые «ушки» натягивал на голову, выходил в них и блузке в проход между рядами, подходил ко всем девушкам и спрашивал: «Я вам нравлюсь?» Вокруг люди смотрели, смеялись, показывали пальцами, шутили – абсолютно насрать, главное: были продажи.
Парадоксально, но учебе работа Чичваркина в Лужниках не мешала совсем. Он вставал рано и успевал в Академию после рабочего дня на рынке. На занятиях в институте получал неплохие отметки и поддерживал приятельские отношения с однокурсниками. Рос и его бизнес в Лужниках. Постепенно он сам стал владельцем нескольких торговых точек, а торговали уже его сокурсники.
Однажды на «Лужу» пришли «липецкие» и фактически выгнали всех арендаторов, взвинтив арендные ставки и сделав тем самым торговлю невыгодной, рассказывает Чичваркин. Чтобы занять себя хоть чемто, он открыл в институте прокат видеокассет. Здесь самым ходовым товаром оказалась порнография. Через несколько месяцев появилась возможность вернуться в Лужники, и Чичваркин вместе с другими бизнесменами наладил серьезный для тех времен бизнес: «Борты из Индонезии летели один за другим».
– Удалось заработать на одежде первый миллион долларов? – спрашиваю я.
– Нет! Все, что зарабатывали на одежде, тратили на жизнь.
Так он проработал до выпуска в Академии в 1996 году. После они с женой Антониной отправились в свадебное путешествие. А когда вернулись летом, оказалось, что торговое место Чичваркина в Лужниках занято до сентября. Что же, бездельничать целый месяц? В этот момент его позвал к себе на работу завхозом Тимур Артемьев, открывший свой первый салон мобильной связи.
Из Европы с телефоном
Разыскать Тимура Артемьева в декабре 2010 года оказалось даже сложнее, чем Евгения Чичваркина. Сам Чичваркин пообещал передать Артемьеву мою просьбу о встрече – но, должно быть, тот не захотел общаться: на связь со мной через скайп Тимур вышел только в феврале 2011 года. Оказывается, в начале декабря у него родился ребенок, и Артемьеву стало просто не до встреч с журналистами.
Отец Тимура – преподаватель радиотехники, и Артемьевмладший с детства был с паяльником на «ты». В пионерском лагере он както спаял цветомузыку, а в 1989 году собрал свой первый компьютер на базе российского микропроцессорного комплекта серии КР580, «содранного» с набора микросхем Intel 82xx. «Достоинство этого компьютера в том, что он поставлялся в разобранном виде, его можно было собрать и получить удовольствие от самого процесса сборки», – вспоминает с ностальгией Артемьев.
В 1990 году родители купили Тимуру другой компьютер, БК0010. Первое время Артемьев с ним намучился: там не было никаких компьютерных программ (их нужно было записать на магнитные аудиокассеты). «Очень неприятно – компьютер есть, а делать с ним нечего», – делится Артемьев. Через пару дней он раздобыл кассеты у друзей в компьютерном кружке Дома пионеров и вдруг подумал: а ведь можно на них зарабатывать!
Артемьев жил в доме 95 на Ленинском проспекте, тогда это было между двумя известными магазинами «Электроника» – оба тоже располагались на Ленинском. В «Электрониках» многие покупали БК0010 за 650 рублей, а Тимур ловил людей с коробками на выходе и предлагал им купить еще и кассеты для компьютера. Он покупал эти кассеты за пятерку, записывал на них программы и продавал за 25 рублей.
В «Электронике» Артемьев познакомился с Николаем Оганесяном. Тот паял телефоны с определителем номера, а Тимуру предложил их продавать. Артемьев стал сам паять телефоны – сначала как сотрудник в компании Оганесяна, потом еще пару лет самостоятельно. Расходилось все это через объявления в газетах.
После школы Тимур Артемьев попытался поступить в Государственную академию управления на кафедру международных экономических отношений, но провалил английский. Армия молодого человека не пугала: у него с детства было плоскостопие, и призыв ему не грозил. Артемьев тогда искал любые способы заработать: переделывал обычные кассетные магнитофоны под автоответчик для телефона, пытался работать в финансовой компании, торговал вместе с Чичваркиным разными товарами.
Артемьев тогда искал любые способы заработать: переделывал обычные кассетные магнитофоны под автоответчик для телефона, пытался работать в финансовой компании, торговал вместе с Чичваркиным разными товарами.
А в 1995 году он устроился в компанию «Аструм», торговавшую сотовыми телефонами. Работал бесплатно: Артемьеву было интересно изучить, как работает торговля мобильниками. Он пытался сделать маркетинговое исследование компаний, торговавших в Москве телефонами. Насчитав 120 компаний, он понял: понять работу всех торговцев не удастся, – и бросил свое занятие.
Тем не менее в «Аструме» Артемьев изучил торговлю мобильниками изнутри и понял: зарабатывать можно хорошо. И позже открыл свой салон «Медиком» в Малом Златоустинском переулке неподалеку от метро «Китай-город». Его партнером стал владелец охранного предприятия Алексей Белоглазов, которому Артемьев однажды установил аудиотехнику в машину.
Первые полгода продажи в «Медикоме» шли ни шатко, ни валко, собственникам в плохой месяц он мог принести и убыток. Чичваркин сначала присматривался к торговле, а потом энергично взялся за перемены. Прежде всего выложил на витрину товары, которые раньше пылились в подсобке, заказал вторую витрину. Посетителей стал расспрашивать, что именно они хотели бы приобрести, чтобы заказать потом то, на что есть спрос. В «Лужу» Чичваркин уже не вернулся: его околдовал новый рынок, на котором человек мог с ходу купить мобильник за $2000–3000 и еще потратить сотню-другую долларов на аксессуары.
В «Лужу» Чичваркин уже не вернулся: его околдовал новый рынок, на котором человек мог с ходу купить мобильник за $2000–3000 и еще потратить сотню-другую долларов на аксессуары.
Друзья сменили прежнее название компании с медицинским оттенком на «Евросеть» – намек на европейские корни стандарта GSM. Тогда же появился логотип «Евросети», на котором у первой буквы «Е» поверх нижней перекладины нарисован российский флаг, а корпоративными цветами магазина друзья выбрали расцветку украинского флага: желтый цвет МТС (в то время) и синий цвет «Билайна» – это торговая марка компании «Вымпелком» (тогда же). А все потому, что в магазине будущей «Евросети» уже тогда зарабатывали на продаже контрактов этих двух операторов. На улице рядом с салоном Чичваркин поставил штендер магазина. Раньше, пока его не стащили Чичваркин с Артемьевым, он принадлежал мебельному магазину. Историю похищения штендера на «Таврии» Артемьева во всех красках рассказал Максим Котин в книге «Чичваркин Е…гений», вышедшей в 2006 году.
С новым амбициозным сотрудником бывший «Медиком» приносил неплохой доход. В августе удалось продать два телефона Bang&Olufsen за $10 000. Артемьев хотел вложить все в дело, но Белоглазов за эти деньги купил в Германии иномарку для перепродажи в России. Тимур на него не обиделся, но понял: с партнером им не по пути. И в ответ вышел из бизнеса, а в январе 1997 года вместе с Чичваркиным основал новое предприятие. Они покупали в компании Dixis аксессуары для мобильных телефонов – чехлы и зарядные устройства – и сбывали их с наценкой через ларьки рядом с метро ВДНХ. Зарабатывали на этом партнеры по несколько сотен долларов в месяц. А 2 апреля 1997 года они зарегистрировали компанию «Торговый дом «Евросеть» и сняли офис в самом начале Тверской, чтобы продавать телефоны по объявлениям через газеты. Через 21 день открылась точка продаж в магазине «Электроника» на Ленинском проспекте, а еще через месяц – на Лубянке. Чтобы купить аксессуары, которыми будут торговать на точке в «Электронике», Чичваркин занял у отца $2000, вернул буквально через месяц.
Чичваркина и раньше радовал рост бизнеса «Евросети», но по-настоящему в большое будущее сотовой связи он поверил только после кризиса 1998 года. «Кризис в этой сфере оказался настолько коротким, что буквально в конце ноября все восстановилось, а в декабре уже вовсю шарашило, – вспоминает Чичваркин, – это был даже не кризис, а своеобразное легкое недомогание».