Им помахали рукой бойцы, шедшие с другой стороны грунтовой дороги. У тех, похоже, тоже дела шли нормально.
Данилов уже хотел поздравить себя с первой маленькой победой, когда за домами загромыхало. Эти звуки напомнили ему, что вокруг ни на минуту не стихает шум боя - в километре к востоку, как и в километре к западу непрерывно стреляют из автоматов. Но как нос привыкает к резким постоянным запахам, так и ухо, например у токаря в мехцехе, настраивается на стабильный шум и начинает его не замечать. Стрельба на открытом пространстве казалась уже не громче новогодних салютов.
Но эти звуки легко перекрывали ее. Тут был калибр покрупнее.
Семь человек из соседнего отделения залегли, стреляя куда-то между домами. Отделение Змея последовало их примеру, выбирая в качестве укрытия неровности почвы. Сгоревший дом был куда менее надежной защитой, а до нормальных было не добежать.
И действительно, спустя минуту чудом пережившая пожар стена пошатнулась, будто по ней ударили. Наконец, рухнула, два бревна покатились. Полетели щепки и кирпичная крошка - это пули разрезали пополам обугленную голландскую печь.
- Крупняк, - присвистнул Змей. - Похоже на КПВТ с "коробочки". Или ЗУшку. Зенитную установку.
Через мгновение снайпер подтвердил его слова. Вместе с бронетранспортером к ним приближались два ган-трака - бронированных грузовика, каждый из которых венчала хорошо различимая турель.
- Пока ветошью прикидываемся, - приказал Денис. - Пусть подходят ближе. Соберитесь, у них там внутри может быть пехоты как в маршрутках в час пик.
Данилов снова почувствовал себя рабочим на стройплощаке. Рядом с ними работал перфоратор. Бум-бум-бум-бум-бум - долбил уцелевшие стены крупнокалиберный пулемет, а может и не один, а три.
От развалин дома быстро остался один потрескавшийся фундамент и куча дров. Но гораздо хуже было, когда пули ложились в косогор, за которым укрылось звено, поднимая фонтанчики земли, которая потом сыпалась им за шиворот.
Источник звука не приближался, а значит, машина не решалась подъехать к ним поближе, чтоб стрелку не мешали неровности рельефа. Равновесие страха было в действии.
- Один мусоровоз готов. Соседи колесо прострелили, - чуть слышно объяснил Змей. - У них крупнокалиберная винтовка. Сейчас и этого гада...
Через минуту во втором грузовике был пробит мотор, а чуть позже убит и стрелок.
Стрельба на секунду прекратилась. Зато послышался приближающийся рев мотора.
- Сволочь ненормальная, - сплюнул Кириллов, отстранившись от прицела, - На прорыв идет. Быстро разгоняется. До него метров сто пятьдесят.
Вместо того чтобы остановиться, БТР прибавил скорость и несся прямо на них.
Это было скверно. Стрелять по быстро движущейся цели совсем не то же, что по статичной.
Между тем две машины, хоть и неподвижные, снова начали обстрел. Видимо в одной из них мертвого стрелка в турели заменил другой. Этим они давали возможность БТРу приблизиться и, как им думалось, смести наглых врагов.
Грохот стал одуряющим.
В штуку, напоминающую перископ, Кириллов мог наблюдать за противником, не показываясь.
- Всем не подниматься, - напомнил Змей.
Это была совершенно лишняя команда. Плюясь огнем, бронетранспортер больше не набирал скорость, потому что выжимал из мотора тот максимум, который позволял рельеф. Через минуту на полной скорости он должен был влететь на пригорок, с которого место, где засели ополченцы, уже не выглядело надежным укрытием.
- Пешие вылезли и рассыпались цепью. Будут нас выкуривать.
Не успел снайпер это договорить, как где-то справа полыхнуло, как от гигантской перегоревшей лампочки, в небо взлетели куски земли с травой. Похоже, стреляли из подствольников навесом, на удачу.
БТР тем временем оказался в радиусе поражения их противотанковых средств.
Вспышка. Соседнее отделение использовало свой одноразовый гранатомет - судя по всему "Муху" - и, как оказалось, промахнулось. Взрыв прогремел где-то далеко.
Еще одна вспышка - истратили второй. И тоже мимо.
Зато из отделение вызвало на себя огонь. Тяжело и протяжно зашлись в уханье ЗУшки на двух машинах, не жалея боеприпасов.
Только сейчас Данилов заметил, что несколько бойцов у соседей спрятались за стеной капитального гаража. Это оказалось ошибкой. Парень не мог разглядеть, что стало с ними, но видел, что стало со стеной. Крупнокалиберные боеприпасы разнесли ее вдребезги.
- Давай трубу, - вдруг резко произнес сурвайвер.
Данилов быстро протянул ему "Таволгу". Он и не думал, что эту задачу доверят ему.
Оправдывая свое прозвище, Змей побежал вдоль оврага, стелясь, как тень. Александр понимал, что он выбирает удобную позицию для выстрела.
Стрелять командир отделения решил из положения лежа. Вот он перевел гранатомет в боевое положение, потратил пять секунд на прицеливание, а потом сделал едва заметное движение рукой - нажал на спусковой рычаг.
Александр не видел, но услышал взрыв, рядом с которым на время померкла канонада. Кумулятивный снаряд, предназначенный для борьбы против танков, попал в цель, прошил броню как бумагу, и взорвался изнутри. А с ним сдетонировал и боекомплект.
На время, видимо, от потрясения, на той стороне даже прекратили стрелять.
- Огонь, пока они стоят как бараны. На счет "раз"! - словно издалека услышал он голос Змея.
Данилов поймал в прицел крайний силуэт слева и выстрелил. Почти синхронно начали стрелять остальные, чуть приподнявшись над созданным самой природой бруствером. Тут же застрекотали пулеметы - и красновский, и соседский, поставленные на сошки.
Они не знали, сколько из врагов легли, потому что получили пулю, и сколько, потому что укрылись, но всех сдуло как ветром.
А через секунду им самим снова пришлось снова укрыться.
- Все живы? - спросил Змей.
Все были целы и рады, что железный монстр превратился в груду металлолома.
Два ган-трака - один с простреленными шинами, а другой с простреленным движком - еще какое-то время отстреливались. Ополченцы не стали рисковать, и изрешетили их из снайперской винтовки калибра 12,7 мм. и трех пулеметов с безопасного расстояния. Их хилая броня не имела шансов против этого.
Пусть враги умирают героями, а они будут хотя бы стараться воевать как профессионалы.
Пехота алтайцев, оставшаяся и без прикрытия, и без транспорта, еще минут десять вела с ними перестрелку, не поднимаясь с земли. У них было только легкое стрелковое вооружение, снайперов они, слава богу, не имели. После подхода подкрепления, посланного Ключаревым, чтоб разобраться с боевой техникой, у алтайцев... точнее, сибагропромовцев совсем пропал энтузиазм, и они начали уходить на восток. Вернее, уползать. Но даже камни и кустарники не спасали их от метких стрелков с СВД и пулеметного огня. Может, человек десять и сумели доползти до соседней лощины, за которой почти сразу начинались лесопосадки. Преследование на этом прекратили и продолжили зачистку села.
Бой на этом участке был выигран вчистую.
БТР, как оказалось, даже будучи подбитым, по инерции продолжил движение и, объятый пламенем, упал с невысокого обрыва. Там, приземлившись на кучу валежника, он занялся костром, дымя жирным дымом.
Вот только у соседей было двое покойников. Спрятаться за тонкой стенкой из шлакоблоков от пуль калибра 20 мм они не смогли. Но как плата за три уничтоженных единицы легкой бронетехники это было немного.
Они и не пытались спорить с этой арифметикой. Одного из убитых Александр знал. Не то чтобы они были товарищами, просто до войны имели общее хобби: онлайн-игру "Повелители подземелий". Это была старая игра по сети с фэнтезийным сюжетом, без всяких графических наворотов. Данилов достиг в ней гораздо меньших результатов: ему надо было диссертацию писать. А вот он, Федор его вроде звали, был знаменитостью того мира. Гном 35-го уровня. Клан "Циклопы".
"Лучший боевой клан, - вспомнил Александр. - Даже не лучший, а единственный настоящий. Так они о себе говорили... придурки".
И когда тот только находил время на все? Чтоб добраться до 35-го уровня нужно было около года. Не года календарного, а года чистого, проведенного в игре. Это если бы кто-то смог играть 24 часа в сутки. Или шести лет, если по четыре часа в сутки, с полной самоотдачей. Или двадцати четырех лет, если уделять игре час, как делал сам Саша. А ведь были фанатики, готовые выходные сидеть за компом, дрожа от волшебного слова "бонус". И если с девушкой общаться, то только в перерывах между клановыми войнами. В любой момент готовые выйти в Скайп или ICQ, чтоб координировать действия с товарищами по игре.
- Больные люди, - хмыкнул фермер Тимофей, когда Данилов рассказал товарищам об этом. - Лучше бы телок драли.
- Телок надоест, - усмехнулся Аракин, хотя в душе явно был согласен и кусал локти. - Особенно тех, которые мычат.
- Ниче вы не понимете, антеллигенция. Поставь бабу по-другому, и как будто новая. А компьютеры - фуфло. Их хоть как поворачивай, а все равно железные.
Сермяжная правда в этом была.
"Угробили кучу народа, и уже перебрасываются смехуечками. Отходят после стресса?", - подумал Данилов.
- Да что ты понимаешь в компьютерах, валенок... - Степан шел, не сбавляя шага, автомат болтался на ремне. Фомин явно завидовал простому колхознику черной завистью.
- "Повелители..." - это браузерка старая? - сисадмин знал про компьютеры все, даже то, что его не интересовало. - Примитив. Мне больше нравились стрелялки. Например, Counter Force. Там все почти как здесь. В последних частях, где вместо мышки кинетика, вообще как в реале из автомата стреляешь. Правда, там не устаешь как здесь. И не так страшно... мать его, - он поежился. - Я фигею, дорогая редакция... думал, в штаны наложу.
- А ну заткнитесь, курортники, - шикнул на них Змей, который услышал их разговор. - И соберитесь, если жить хотите. Бой еще не закончился.
Но не стал спрашивать за такое нарушение дисциплины строго. Он явно понимал, что у людей отходняк: они чувствовали себя вернувшимися с того света.
Они шли дальше, а Александр подумал: "А больше ли пользы принесла мне и людям моя диссертация?"
Жутко и одновременно смешно было вот так встретить призрак из ставшего таким далеким прошлого. Стыд и позор. Ведь они уходили в виртуальные миры, когда страна... да и весь мир, катились псу под хвост. Стыд и позор всем в равной мере. И тем, кто глотал таблетки, чтоб до утра зажигать на дискотеке, и тем, кто падал опухшей мордой в салат под поздравление говорящей головы. И тем, кто был эльфом или космолетчиком, когда надо было быть нормальным человеком.
Некогда было переживать, надо было идти вперед.
Они не стали подходить близко к машинам, даже когда те загорелись. Но кое-что Данилов своим новым улучшенным зрением все-таки рассмотрел.
Ган-трак с пробитыми шинами оказался его старым знакомым. Когда-то он был вахтовым автобусом на базе "Урала", но с тех пор он сильно изменился, примерно как изменился сам Александр. Данилов посмотрел на него и испытал приступ дежа вю, увидев эмблему на дверце кабины.
Колос пшеницы и шестеренка. СибАгроПром. Те самые грузовики, которые он видел во время своего исхода. Вавилонский змей Уроборос заглатывал собственный хвост. Данилов не удивился бы и другим призракам из прошлого.
Отряхивая землю и сор с камуфляжа, они направились дальше.
*****
Если бы против них были только профессионалы, это закончилось бы иначе. Армия баранов во главе с престарелым львом проиграет армии волков под командованием волка. Но, судя по пленным, против них были такие же неумехи, только неумехи без огня в глазах, которые очень хотели оказаться подальше отсюда. А они сами наоборот, чувствовали себя так, будто для этого дня и родились на свет. Поэтому шансы были с самого начала.
Только отдельные очаги сопротивления доставили штурмующим проблемы. И все равно, там, где оно возникало, подгорновцы, после того, как кольцо было замкнуто, а враг рассечен - могли сосредоточить хоть пятьдесят человек и добиться пятикратного перевеса. Стрельба из гранатометов всех видов творила чудеса и позволяла выбивать врагов оттуда, где они считали себя находящимися в безопасности. Пресловутые ган-траки показали себя почти бесполезными, когда алтайцы пытались их использовать не для охраны колонн, а в качестве замены бронетехники.
Треск автоматных очередей и грохот разрывов прекратились, лишь изредка тишина нарушалась одиночными выстрелами - это добивали последних врагов в противоположном конце деревни. Наконец, и они затихли, и после команды по радио отделение направилось к зданию почты.
Только когда село было взято, Александр узнал масштаб потерь. Они недосчитались почти полусотни. Тут уже лежали на земле ровными рядами четыре или пять десятков тел. Своих. Тех, кого они знали. Всех их надо было вынести и похоронить за околицей. Убитые враги были для них просто мертвой биомассой.
Им дали полчаса на отдых. Тем временем почти три сотни пленных, взятых уже тогда, когда бой затухал, были согнаны на заброшенную пилораму, где стояли между бетонным забором и штабелями подгнивших бревен. Многие из них были избиты, но руки им никто связать не потрудился. Их стерегло два десятка человек, держа автоматы наготове и при малейшем поводе нанося удары прикладами по рукам и головам.
Отделение сурвайвера Дениса, едва ли не единственное, которое не понесло безвозвратных потерь, было вызвано Богдановом. Тот хотел их видеть.
Проходя мимо мертвецов, которым предстояло быть похороненными вдали от дома, Данилов подумал о несправедливости: пережить конец света - и быть убитым в несравненно более мелкой войнушке. Своими.
- Ценного человека потеряли, - устало произнес Богданов, когда они подошли к почте. Он указал на одно из тел, укрытое черным мешком от удобрений, - Петр Осинцев. Квантовыми процессорами занимался чувак.
Да, Данилов узнал мертвеца. Тот преподавал с ним в школе физику. Просто лицо его изменилось до неузнаваемости, потеряв выражение и превратившись в восковую маску. Сам покойный никогда не хвастался, но про него говорили, что у него статей в рецензируемых журналах было, как у некоторых старых академиков. Ему предлагали уехать на Запад, приглашали даже в Массачусетский технологический университет. А он почему-то не ехал. А теперь у него была дыра во лбу размером со стакан, а мозги его смешаны с землей на том месте, где он погиб.
"Для того ль должен череп развиться?.." - писал когда-то товарищ Мандельштам.
Да, видимо, для этого. Чтобы его содержимое удобрило собой почву. А чем еще можно помочь новому миру... где в ближайшую тысячу лет никаких процессоров не появится, и где его талант не будет востребован.
- Михневич бы снял про это забубенный репортаж, - произнес Аракин, присаживаясь на бревно и отдыхая, пока разрешали.
- Уже точно не снимет, - ответил Владимир. - Его тоже больше нет. Убили.
- Как? - в один голос спросили Александр, Аракин и Фомин.
- Обыкновенно. Как всех убивают. Сам подставился. Уже когда все закончилось, положил автомат и взял камеру. Сказал, вон с той крыши отличный ракурс. Командир его дурак, позволил. Последний день был командиром, - Богданов сплюнул. - Такого человека дал загубить... Но я тоже виноват. Не надо было вообще его брать.
Данилову было не жаль мертвых. Они отмучились и стали свободны. Но вот маленького ребенка и молодую вдову журналиста ему было жалко. Он всегда очень хорошо представлял себя чужую боль, потому что сам ел ее в жизни полной ложкой. От этих мыслей его отвлек знакомый голос.
- Поймали гаденыша, - Антон Караваев вместе с еще одним знакомым мужиком, имени которого он не помнил, вели под руки человека в таком же как у них камуфляже и с кровавым пятном на боку. - Чуть не убег. И нас чуть не порешил.
Они поймали этого типа чудом. Тот сначала долго отсиживался в кустах, а потом пошел не таясь, надеясь сойти за раненного. И попался им уже на краю деревни. Камуфляж бы не просто таким же, а их собственным - куртка была снята час назад с зарезанного бойца ополчения, бывшего студента-авиатехника. И хотя лицо пойманного урки смотрелось диссонансом среди их в общем-то интеллигентных лиц, его подвела только случайность - бдительный Антон окликнул уходящего прочь по улице хромого бойца, приняв его за дезертира.
Теперь пойманный стоял на коленях, безоружный и с черным кровоподтеком в пол-лица. Кто-то разбил ему бровь, и кровь непрерывно текла ему под ноги. Но подбородок его был выпячен с вызовом, и взгляда он не отводил. Александр сразу пожалел, что посмотрел на него. Урка взгляд перехватил и зло оскалился в ответ.
- Суки дырявые... - вырывалось из его горла рычание, когда его взгляд сфокусировался на Александре. - Ну, стреляйте, гниды, пока я вам очко вашими пушками не порвал... Стреляйте, падлы дешевые.
И он разразился длинной матерной тирадой, словно языческой молитвой. Он не боялся и даже сейчас не был сломлен.
Александр смотрел на безымянного уголовника, чьи пальцы с наколками на левой руке были раздроблены подошвами или ударами прикладов.
Впервые за этот день в его глазах Данилов увидел настоящую ненависть. А еще всю жизнь того как на ладони: детство в грязных подворотнях, первую рюмку в пять лет и первый срок в пятнадцать; тюрьмы и лагеря, где из плохого человека сделали очень плохого. А у него самого в это время были любящие родители и возможность учиться любимому делу, а потом работать без напряжения, вообще не думая о земном. Конечно, он стал человеком другого склада.
А этот всю жизнь варился среди таких же, как он. А нормальных людей и на воле, и в тюрьме видел только в качестве жертв.
Но даже если дело не в среде, а в последовательности генов, то и тут нет его, Сашиной заслуги. Только слепой случай, игра хромосом. Мог ли тот подвести их к этой точке, поменяв местами? Трудно поверить, но кто знает. И что тогда жизнь человеческая, если не траектория элементарной частицы? Или пули, вышибающей из черепа мозг.
В этот момент Богданов нажал на спуск.
- Матерый зверюга, - произнес Владимир, глядя на труп, будто охотник, заваливший лося. В голосе звучало что-то сродни уважению. - Бугор! Ничего нам не выдал.
- Ну, надеюсь теперь все, - Данилов оттер пот с абсолютно сухого лба. - Дело сделано?
Как же он ошибался.
- Нет, все только начинается, - услышал он совсем рядом скрипучий голос Ключарева, который вышел из-за раскуроченного здания почты и встал рядом с Богдановым. - Ну, творческие мои, хватит прохлаждаться, - голос командира был хриплым. - У меня для вас задание. Тоже творческое.
"Какие к чертям творческие?" - подумал Александр. Раньше творчества в их жизни - существовании офисного планктона - было ноль. Оно появилось сейчас, когда они творили новый народ, трудясь на земле. Сам он раньше был фрилансером, копирайтером, рефермейкером. Все лишь бы руками не работать и получать что-то кроме скромной зарплаты учителя. А теперь не видел ничего унизительного в работе лопатой. И очень был бы рад поменять автомат обратно на свою родную штыковку.
- Значит так, - снова заговорил Ключарев. - К городу едет колонна. Скоро тут будут их друзья. Нам придется драпать. Поэтому все они через двадцать минут должны быть мертвее этих бревен. Вы понимаете, Женевская конвенция не актуальна. Все, приступайте. И помните, что умереть легко. Жить трудно.
Богданов тут же начал собирать добровольцев в расстрельную команду. Но все только смотрели друг на друга и молчали.
Тогда Владимир матюгнулся.
- Вы что, толстовцы? А в бою вроде не трусили. Ну ладно, добровольцами назначаются... - и он стал быстро выкликивать имена, выбирая самых бывалых. Всего получилось двадцать имен, вернее, позывных.
Данилова и людей из отделения Змея среди них не оказалось.
Александр уже хотел отойти подальше и присесть, когда услышал наполненный яростью крик Богданова:
- Да я тебя сам шлепну, Ганди недоделанный!
- Мы не звери, - ясно отвечал ему незнакомый голос. - Не надо им уподобляться. Отпустим их, они против нас больше воевать не будут.
- Им скажут, и они будут, - видно было, что Владимир сдерживает себя изо всех сил. - А депортировать их некуда. И запереть негде. А ты вообще-то в боевой обстановке. И это приказ, - лицо сурвайвера было абсолютно белым, и это был плохой знак, - Игнорируешь его, и я тебя сам ликвидирую.
Данилов подошел поближе.
Перед замполитом Богдановым стоял человек, которого Данилов видел всего пару раз - среднего роста, плохо выбритый, он работал в котельной и одновременно библиотекарем, до войны был исполнителем бардовской песни, ролевиком. Но в армии служил и силы был неимоверной. А как иначе таскать меч и полный доспех, пусть даже и бутафорские? Иногда бренчал на гитаре и теперь. Данилов терпеть не мог его музыку, но женщинам нравилось: от пятилетних девочек до пожилых матрон. Это позволяло Тимуру, так его кажется звали, быть еще и дамским угодником.
"Какое мне к черту дело до него? Ну какое? Разве без его песен обеднеет человечество?"
К черту песни. Им нельзя допустить разобщенности. А зная темперамент Богданова, можно предположить, что сейчас будет труп. И моральный дух остальным это не поднимет.
- Я могу! - неожиданно для самого себя вмешался Данилов. Он сказал это громко и четко. Все головы повернулись к нему. Кто с презрением, но в основном с недоумением.
- Так-так, - Богданов пристально посмотрел на него. - Есть у меня тут непротивленец. И есть сопротивленец.
Он имел в виду кампанию гражданского Сопротивления.
- Это даже хорошо, Санек. Искупай свой грех. В том, что сейчас русские в России убивают своих, есть и твоя вина. "Жулики и воры, шагом марш в оффшоры!". Не забыл?
Данилов понял, что Владимир не шутит. Что и вправду считает, что Сашина личная вина есть в страшном августовском холокосте. Просто раньше этого не высказывал.
- Нет, не забыл. И не жалею.
- Это бесы в тебе не жалеют. Ничего. На том свете нас всех взвесят точными весами. А пока иди и выполняй. Они, - он указал на пленных, - на твоем месте не колебались бы ни секунды.
С этими словами православный сталинист коротко кивнул бойцам и удалился.
Данилов подумал о Насте и последние сомнения исчезли. Что бы эти выродки, эти гамадрилы сделали с ней?..
Вспомнил женщин из Гусево. Порванные рты, выбитые зубы, шеи, руки и ноги в синяках, порезах и ожогах от сигарет. А у одной, потерявший разум от издевательств, постоянно забывавшей прикрыться порванной юбкой... изодранная плоть на месте молочных желез, на кожу сквозь прорехи в ткани страшно смотреть - красное месиво. Она сначала показалась им женщиной лет сорока... потом ровесницей, и только потом они поняли по несформировавшемуся телу, что она еще подросток.
Что они, ополченцы, могли сделать для этих несчастных? Они, боевое подразделение, "герильи", партизаны, а не спасательная команда. Только дать немного еды, одежды... и запереть до конца штурма в лесной избушке под присмотром двух бойцов, предварительно обыскав на предмет радиосвязи. Богданову в бдительности было не отказать. Он в каждом пне видел вражеского соглядатая.
Куда они пойдут потом? Что будет с этой девчонкой? Ей помогали идти другие женщины. Может, напрасно. Может, она уже не жилец. Может, разум не вернется к ней никогда. А если вернется, не будет ли хуже?
Александр видел встревоженные, но человеческие глаза врагов и вспоминал пустые глаза тех, кто из-за них прошел через все круги ада.
Может, эти ребята и не плохие. Да, не плохие. Нормальные. И именно поэтому сейчас они умрут. Он взял автомат, передернул затвор и выстрелил первым в того, кто казался ему самым нормальным. Наверно, его ждала семья. И Саше без всякого сарказма было ее жаль.
Александр успел пристрелить второго, когда вслед за ним открыли огонь и остальные.
- Мы не... Нас заставили! - прокричал кто-то из агропромовцев. Но его тут же убили.
К запахам летнего утра, смешанным с запахом гари добавились запахи крови и внутренностей. Как будто они последовательно чернили, пятнали окружающий мир грязью, из которой почти целиком состоит человек внутри. И единственной жизнью после смерти, которая доступна сложным белковым организмам, стали судорожные движения агонизирующих тел.
- Да вы люди или нет? - сдавленным голосом проорал один из алтайцев, прежде чем пуля пробила ему голову.
- Уже нет, - услышал наполовину потерявший слух Данилов голос кого-то из товарищей.
Все по-разному встречали свою смерть. Человек пять плакали, выли и бились в истерике, лежа на земле. Убежать попытались всего несколько, но этих первыми срезали выстрелами. Один, самый прыткий, сумел взобраться на забор, отделявший его от свободы. Тут его и достали. Но основная масса встретила свою судьбу будто в сонном параличе, как кролики перед удавом. Они кричали, только когда в них попадали пули. Но их вопли почти заглушались грохотом выстрелов.
А потом выстрелы, пусть и одиночные, слились в одно грохочущее нечто, как будто тяжелогруженый поезд мчался под откос. Стреляли одиночными. Бревна были толстые, и рикошетов не было. По три раза все сменили магазины, прежде чем последний из пленных перестал шевелиться.
Кровавые ручьи текли у них под ногами, доходя до щиколоток. Кровь текла по утоптанной земле, вбирая в себя грязь и сор, напитывая собой опилки, печную золу и пепел.
И, глядя неверящими глазами на то, что они сделали, двадцать человек стояли посреди старой пилорамы, утопая в липкой крови. Впрочем, мало кто устоял на ногах долго. Почти все или облокотились о стены или присели, с трудом найдя чистую землю. Некоторых рвало. Кто-то ходит туда-сюда, раскачиваясь как зомби. Все молчали.
Александр вспомнил, как вроде бы в старину заряжали один патрон на всю расстрельную команду. Чтоб не травмировать психику солдат, чтоб никто из них не знал, чья именно пуля оборвала жизнь казнимого. Потом пришли иные времена, и две мировые войны сделали даже память о таком обычае смешной.
- Пойдемте, - первым пришел в себя один из бойцов, мужик лет сорока, бледный как полотно, так что на лице было видно только черные усы. - Мы никому... особенно нашим женщинам и детям об этом не расскажем.
Пришел Богданов. Сдержанно похвалил и раздал им по фляжке с коньяком. Как оказалось, захваченным на вражеской полевой кухне.
- Если душа требует, выпейте. Можете даже закурить. Вы сегодня обряд посвящения прошли.
- В гестаповцы? - произнес Данилов в ответ на его слова. - Эти люди и правда не думали, что их будут убивать.
- Да. Они думали, что будут безнаказанно убивать нас.
С ним было трудно спорить. Но все же... Они превратили несколько сотен своих соотечественников, здоровых мужиков, которые могли восполнять демографическую убыль, в кровавый студень. Уголовных типажей среди тех, кого они изрешетили, почти не было. Воспоминания о рейде банды Бурого были еще свежи, и всех, кто щеголял наколками, убивали на месте. Хотя, подумал Саша, большинство и из таких бедняг к организованной преступности не имели отношения, а отсидели за бытовуху по пьяному делу. А они расстреливали их, словно давили насекомых.
Данилов подумал, что от этого один шаг до того, чтоб начать собирать связки татуированных пальцев и нанизывать на проволоки человеческие уши.
Будет ли им всем до конца дней сниться эта пилорама? Он не знал. Хотя для него разница была не так уж велика. Кошмаром больше - кошмаром меньше. А война только началась.
Пока он и другие стояли и приходили себя, по другую сторону улицы начали заниматься огнем хаты. Это уничтожали остатки деревни специально назначенные команды поджигателей. Где-то далеко на западе горели емкости с топливом на аэродроме Манай. Там сожгли не меньше трех легкомоторных самолетов.
******
Военный лагерь армии Заринска походил на поселок нефтяной компании во враждебной стране. Трейлеры, фургоны, палатки и разборные ангары были расположены в строгом порядке. Строительная техника и грузовики были отделены от боевой, склад ГСМ находился на безопасном расстоянии от мест размещения людей и техники, а склад боеприпасов и вовсе был вынесен в самый дальний угол. Проволочные заграждения делили площадку на несколько частей. На сколоченных тут же на месте вышках дежурили наблюдатели, все подходы и подъезды перекрывали прикрытие бетонными блоками огневые точки. Несколько генераторов давали электричество. Лагерь был хорошо освещен, движение людей по нему было строго регламентировано. Нарушителей карали беспощадно.
Бесфамильный много занимался самообразованием и все старался делать по уму. После того, как стало ясно, что с ходу город не взять, Бес сделал все для устройства долговременной базы. Он настоял, чтоб они разбили лагерь в чистом поле, на открытом месте, хотя вокруг были и заброшенные деревни, и покинутые совсем недавно, с еще теплой золой в печах.
Когда они пришли, оказалось, что чуть ли не все дома в радиусе двадцати километров от Подгорного были заминированы - такой подарок подготовили им новосибирцы, отступая. Новосибирцами жители бывшего Алтайского края теперь называли всех, кто встретился им на территории соседней области.
Человек пять уже остались таким образом без ног. Растяжки и мины-ловушки ждали их и в кустах вдоль шоссе, куда можно было ожидать походов по нужде, и на тропинках, и вокруг колодцев. Сами колодцы в деревнях были отравлены - в этом они тоже убедились на своем опыте. Хорошо еще, что речек и ручьев в этом живописном краю хватало, иначе пришлось бы вести питьевую воду с собой.