Наконец-то мы с бабушкой оказались в её уютной спальне, где она посадила меня на столик, поставив рядом драгоценный флакон.
— В котором часу эти ведьмы ужинают? — спросила она.
— Часов в восемь вечера, — ответил я. Бабушка взглянула на часы: было только десять минут седьмого.
— Ну что же, — сказала она, — у нас есть время, чтобы предпринять наш следующий решительный шаг!
Вдруг она заметила Бруно, который всё сидел в вазе с фруктами. За это время, наверное, не меньше трёх громадных бананов исчезли в его животе, а он трудился в поте лица ещё над одним. Мне показалось, что он порядком раздался в размерах.
Бабушка ласково сказала:
— Наверное, с тебя уже хватит, малыш, — и осторожно перенесла его из вазы на столик. — Пора тебя вернуть в лоно твоей семьи. Как ты думаешь, Бруно?
Бруно недовольно нахмурился. Я даже не представлял себе раньше, что мыши умеют сердиться и хмуриться, но Бруно сумел выразить все эти чувства.
— Мои родители разрешают мне есть столько, сколько я хочу, — недовольно сказал он. — Разумеется, я лучше отправлюсь к ним.
— Конечно, конечно, — поддержала его бабушка. — Как ты думаешь, где они могут быть сейчас?
Я поспешил уточнить:
— Когда мы бежали сюда из зала для игры в мяч, я видел их в комнате отдыха.
— Ну что же, — сказала бабушка, — пойдёмте туда, посмотрим, там ли они ещё.
— Ты с нами? — спросила она меня.
— Я ответил, что пойду с удовольствием.
— Вот что, малыши, — сказала бабушка, — посажу-ка я вас в свою сумочку. Но сидите там тихо, чтобы никто вас не заприметил. Но уж если вам захочется выглянуть, разрешаю вам высунуть только нос, и не больше!
Сумка у бабушки была прекрасная: широкая, из мягкой чёрной кожи, с застёжкой-молнией и с брелоком в виде панциря черепахи. Она посадила нас в сумку, но не застегнула её. Что касается меня, то я вовсе не беспокоился о том, увидят нас или нет: я был под защитой бабушки, поэтому ничего не боялся и, конечно, мне хотелось всё видеть. Я уселся в боковой карман, поближе к застёжке, оттуда мне было удобно высовывать голову и смотреть по сторонам. А Бруно, посаженный в сумку, неожиданно закричал:
|
— Отдайте мне кусок банана, который я не доел!
— Да, да! Конечно, — сразу согласилась бабушка, ешь, — только сиди спокойно, а то я не донесу тебя до твоих родителей!
Она повесила сумку через плечо и пошла спокойно по коридору, мягко постукивая по ковру своей палочкой.
На лифте мы спустились на первый этаж и направились в комнату отдыха. Родители Бруно действительно сидели там в удобных креслах перед низеньким столиком со стеклянной столешницей. Там были и другие люди, они тоже сидели в креслах, парами или большими группами, разговаривали, смеялись. И только мистер и миссис Дженкинс были как бы в стороне от всех: он читал газету, она молча что-то вязала. Я затих в своём укрытии, но перед этим, высунувшись из кармашка, я всё успел рассмотреть.
Моя милая бабушка, в красивой кружевной накидке, чуть слышно постукивая по ковру палочкой, направилась прямиком к столику мистера и миссис Дженкинс.
— Простите, вы — мистер и миссис Дженкинс? — мягким тоном спросила она.
Мистер Дженкинс, нахмурив брови, строго взглянул на бабушку поверх газеты:
— Да, это мы. Чем могу быть вам полезен, мадам?
— Боюсь, что у меня для вас ошеломляющая новость, мистер Дженкинс, — сказала бабушка. — Это касается вашего сына Бруно.
|
Миссис Дженкинс отложила вязанье:
— Что этот паршивец натворил ещё? Опять, наверное, что-нибудь утащил из кухни?
— Нет, — покачала головой бабушка, — на этот раз всё гораздо хуже. Не поискать ли нам с вами более укромное место для разговора?
— Для чего всё это, не понимаю! — пожал плечами мистер Дженкинс. — Мы привыкли к его выходкам.
Бабушка была настойчива. Она предложила мистеру и миссис Дженкинс пройти в их комнату, но тут отец Бруно возмутился:
— С какой стати я должен куда-то идти? Я не желаю никуда уходить отсюда ни для каких разговоров. Мне хорошо здесь и... благодарю вас!
Я смотрел на него из-под бабушкиной руки: он был довольно крупный мужчина, высокого роста, но вести себя прилично не умел. Мне показалось, что в разговоре с моей бабушкой он задирал нос, как будто она была продавцом негодного товара.
Я хорошо знал свою бабушку и чувствовал, что она едва сдерживает свой гнев. Но она очень спокойно сказала:
— Вы должны понять, что тема моего разговора деликатная. Я не могу вести его в присутствии стольких людей. Он касается только вас.
Отец Бруно заносчиво прервал её:
— Я буду говорить с вами там, где мне удобно, так что начинайте, мадам! И поторопитесь, я жду! Если Бруно разбил окно или раздавил ваши очки, не волнуйтесь, я всё оплачу. Но для этого я даже не пошевельнусь, и мне совсем не нужно уходить с этого места.
Слыша, какой оборот принимает разговор, я высунулся чуть-чуть из кармана бабушкиной сумки и увидел, что некоторые люди примолкли и начали прислушиваться к громкому голосу мистера Дженкинса.
|
— А где же сам Бруно? — уже гремел мистер Дженкинс. — Почему мы говорим о нём в его отсутствие? Пришлите его ко мне!
— Вы хотите его видеть? — удивительно спокойно произнесла моя бабушка. — Ну что же, он уже здесь! Бруно сидит в моей сумочке, вот тут, — и она похлопала ладонью по сумке, висящей у неё через плечо.
— Что за чушь, мадам? — возмутился отец Бруно. — Как он может сидеть в вашей сумке? — Он почти кричал, казалось, ещё немного, и он задохнётся от гнева.
Супруга мистера Дженкинса чопорно взглянула на бабушку:
— Вы, очевидно, хотите нас позабавить неуместной шуткой?
— К сожалению, никаких шуток, — грустно возразила бабушка. — Дело в том, что ваш сын попал в большую беду.
— Он постоянно попадает в какую-нибудь беду, — заметил мистер Дженкинс уже более спокойным тоном. — Для нас это — вполне привычно: то он что-нибудь сломает, то он объестся так, что потом ужасно страдает, бурчит и бурлит, как джазовая группа. Но, знаете ли, в этом случае достаточно одной ложки касторки, чтобы привести его в нормальное состояние. Так что натворил этот маленький нахал сейчас, и всё же, где он?
— Я уже сказала вам, — мягко ответила бабушка. — Он в моей сумочке. Но всё же я предлагаю вам перейти для дальнейшего разговора в вашу комнату, там вы сможете спокойно встретиться с Бруно и поговорить с ним.
— Сумасшедшая, — убеждённо сказала миссис Дженкинс своему мужу. — Попроси её, пожалуйста, уйти.
Бабушка словно не слышала. Обращаясь к мистеру Дженкинсу, она сказала:
— Дело в том, что с вашим сыном произошла жестокая, крутая перемена...
— Какого дьявола?! — опять не выдержал отец Бруно, вновь повысив голос. — Что вы имеете в виду?!
— Нет, нет! — не унималась его супруга. — Пусть эта ненормальная скорее уйдёт!
— Я всё время пытаюсь вам объяснить... — настойчиво продолжала бабушка, — мой родной внук видел, как они сделали это...
— Видел что? Кто и что с ним сделал, ради всего святого, — вы можете сказать толком? — заорал мистер Дженкинс, и его огромные чёрные усы запрыгали вверх и вниз.
— Мой внук видел своими глазами, как ведьмы превратили вашего Бруно в мышь, — тихо произнесла бабушка.
— Дорогой, пригласи сюда, пожалуйста, директора отеля, — опять вмешалась миссис Дженкинс, — её нужно просто вышвырнуть отсюда!
Терпение моей бабушки лопнуло, она пошарила осторожно в сумке и извлекла на свет божий Бруно, а потом бережно поставила его на стеклянную крышку стола.
Только один взгляд бросила миссис Дженкинс на раздувшегося от еды мышонка, который чавкал, держа в лапках всё ещё недоеденный кусок банана. Только один взгляд... и она завизжала так пронзительно, что сразу зазвенели хрустальные подвески большой люстры. Миссис Дженкинс выскочила из кресла с безумным воплем:
— Это мышь! Мышь! Уберите её прочь! Я не выношу мышей!
— Но это же ваш Бруно, — остановила её бабушка.
— Вы наглая, злобная старуха! — заорал во весь голос мистер Дженкинс.
Он скрутил свою газету и стал лупить ею по столу, пытаясь сбросить на пол своего несчастного сына. А тот, несмотря на свой огромный живот, довольно ловко увёртывался от этих ударов.
Бабушка протянула к столу руку и успела подхватить мышонка, пока его не успел огреть газетой разъярённый папаша. Миссис Дженкинс продолжала вопить с обезумевшими от страха глазами, а над всеми нами горой возвышался мистер Дженкинс, крича даже громче своей жены:
— Вон отсюда! Как вы смеете пугать мою жену?! Немедленно забирайте свою грязную мышь, и чтобы мы вас больше не видели!
— Помогите! Да помогите же!!! — перекрывая крик мужа своим визгом, миссис Дженкинс уже явно обращалась к окружавшим нас посетителям комнаты отдыха.
— Ну что же, — вздохнула бабушка. — Я сделала всё, что могла!
С этими словами она посадила Бруно в сумочку и спокойно и гордо удалилась вместе с нами обоими под непрекращающиеся крики супружеской пары.
План
Совершенно измученные, вошли мы в бабушкину спальню. Здесь она посадила нас на стол, и тут уже я дал волю своему гневу.
— Почему же ты сам не сказал им ничего? — с возмущением набросился я на Бруно.
— Потому что я ел банан, — объяснил Бруно. Он снова ловко запрыгнул в вазу с фруктами, чтобы продолжить свою трапезу.
— Ну и противный же ты мальчишка! — не стерпела бабушка.
— Никакой не мальчишка! — вспылил я. — Мышь!
— Ну хорошо, дружок, — пыталась успокоить меня бабушка. — Сейчас не время ссориться. Ведь через полтора часа все ведьмы соберутся в столовой на ужин. И каждая из них должна получить свою порцию «Формулы-86». Так что же нам предпринять?
— Ты опять забываешь, бабушка, что мыши могут проникнуть туда, куда человеку ни за что не попасть!
— Разумеется, ты прав, — согласилась со мной бабушка. — Но ведь даже мышка не может бегать по столу в обнимку с бутылочкой яда и подливать его каждой леди в её тарелку.
— А я и не собираюсь делать это в столовой, — обиделся я. — Гораздо проще пробраться на кухню! Как раз сейчас там готовят для них ужин.
— Ах, малыш! — восхищённо поглядела на меня бабушка. — Мне кажется, что, превратившись в мышь, ты стал в десять раз сообразительней!
Я попытался объяснить бабушке, как ловко может бегать мышка среди кухонной утвари, не замеченная никем, а бабушка только улыбалась мне и кивала.
Но тут я задумался: а как же я узнаю, что именно готовят ведьмам на ужин? Я бы совсем не хотел влить ведьмин коктейль в еду, предназначенную для ни в чём не повинных людей. А вдруг яд попал бы в тарелку моей дорогой бабушки? Я поделился с ней своими сомнениями. И тогда она предложила мне следующее: незаметно прокрасться на кухню, тихонько залезть в тёмную щёлку, смотреть и слушать. Повара обязательно будут говорить между собой о том, кто, что и для кого готовит. Надо только внимательно слушать. Когда на кухне готовят ужин для большой группы людей, это всегда делается отдельно от других порций.
— Но имей в виду, — предупредила бабушка, — это очень опасная затея. Будь готов к тому, что повара совсем не обрадуются мышке на кухне! Если кто-то заметит тебя, они сделают всё, чтобы тебя поймать и тогда... сам понимаешь!
— Не бойся, я не попадусь! — заверил я бабушку.
— И тебе ведь нужно будет всё время таскать с собой этот флакон! Ты не сможешь с ним бегать быстро... И удастся ли тебе удрать от них?
— Не волнуйся, ведь я уже бегал с этим флаконом в обнимку на задних лапках. Помнишь, когда спасался из комнаты Великой старшей ведьмы?
— Ну хорошо, а как ты отвинтишь крышку флакона? Порой и людям это не всегда под силу.
Я тут же решил продемонстрировать, как это я делаю, и у меня хорошо получилось.
— Великолепно! — восхитилась бабушка.
Между тем время приближалось к половине восьмого. Бабушка решила спуститься вниз, в столовую, посадив меня, вместе с заветным флаконом, в свою сумочку. Наш план был таков: она тихонько опускает меня под столом на пол, и я, прячась меж ножек столов и стульев, пробираюсь к двери, ведущей на кухню. Эта дверь часто открывается, ведь в столовую из кухни постоянно заходят официанты. И когда дверь будет открыта, мне нужно будет незаметно проскользнуть на кухню. И постараться, чтобы на меня не наступили и не прищемили хвост.
— Помни, пожалуйста, что бы ни случилось, не давайся им в руки! Не дай себя поймать!
— Ну хватит об этом, бабушка! — прервал я её. — А то от твоих предостережений я начинаю волноваться!
— Нет, нет! Я верю, ты храбрый парень. И помни, что я очень тебя люблю! Я знаю, конечно, что с тобой ничего не случится.
Я решил сменить тему разговора:
— А что же нам делать с Бруно?
Услышав своё имя, Бруно перестал жевать и поднял мордочку:
— Я иду с вами, — заявил он твёрдо. — Я совсем не собираюсь пропускать свой ужин!
После минутного раздумья бабушка сказала:
— Я беру тебя с собой, но поклянись мне, что будешь тихо сидеть в моей сумочке и не шелохнёшься!
— А как же мой ужин? Вы будете подавать мне его в сумочку со своего стола?
— Конечно, — уверила обжору бабушка. — Но только при одном условии: ты будешь вести себя хорошо! Ну а ты, мой дорогой, ты хотел бы поесть?
— Нет, — ответил я. — Если я поем, то буду не в форме, а я и так волнуюсь. Мне нужно быстро бегать.
— Пожалуй, ты прав, — согласилась бабушка. — Тебе предстоит большая работа. Такого ты ещё не делал никогда!
На кухне
— Пора! — объявила бабушка торжественно. — Наступает важный момент! Ты готов, дружочек?
Часы показывали половину восьмого. Бруно всё ещё сидел во фруктовой вазе, приканчивая очередной банан.
— Подождите, — сказал он, — ещё немного!
— Ну уж нет! — решительно отрезала бабушка. — Нам пора идти, а ты, если ещё не наелся, можешь оставаться здесь!
С этими словами она сжала Бруно в ладони, может быть, излишне крепко, оттого что и сама волновалась. Такой я её ни разу не видел.
— Я посажу вас обоих снова в сумочку, но не закрою её, — пояснила она.
Сначала бабушка устроила в сумочке Бруно, а потом подняла меня (флакон свой я крепко сжимал лапками) и нежно чмокнула меня в нос:
— Удачи, тебе! А кстати, ты ведь помнишь, что у тебя есть хвостик? И довольно длинный. Он может тебе пригодиться, когда ты будешь карабкаться вверх: ты сумеешь обвить своим хвостиком какой-нибудь подходящий предмет и повиснуть на нём. Не забывай об этом!
Я подумал: «А жаль, что мы не вспомнили о хвосте раньше! Тогда бы я воспользовался им для тренировки перед началом такой серьёзной операции».
Но было уже поздно. Бабушка взяла свою палочку и направилась к лифту. В сумке я занял опять свой наблюдательный пост в боковом кармашке, но на всём нашем пути по коридору к лифту нам так никто и не встретился.
В лифте бабушка тихо сказала нам:
— Учтите, что в столовой я уже не смогу разговаривать с вами. Ведь если кто-нибудь заметит, что я разговариваю со своей сумкой, то меня примут за ненормальную.
Лифт остановился на первом этаже, и бабушка, пройдя спокойно через вестибюль, вошла в столовую. Это был огромный зал с расписным потолком и зеркальными стенами. Постоянные обитатели отеля сидели на своих местах, и многим из них уже принесли ужин. Официанты ловко скользили между столами с полными подносами.
Наш стол был небольшой, и находился он почти в центре зала. Когда бабушка села и поставила на пол сумочку, я осторожно выглянул из неё и увидел, что два длинных стола ещё были не заняты. На этих пустующих пока столах были расставлены таблички на серебряных стоечках, оповещающие всех, что они зарезервированы за членами КОПЖД.
Бабушка тоже обратила внимание на это, но не проронила ни слова. Она развернула свой красивый носовой платок и набросила его на сумку, успев под платком отыскать меня рукой и осторожно вынуть оттуда. Держа меня, накрытого платком, у своего лица, она прошептала:
— Я опущу тебя сейчас вниз на пол, скатерти на столах почти до пола, так что тебя не заметят. Ты взял флакон?
Я также тихо ответил, что держу флакон и готов бежать ко входу на кухню.
Как раз в эту минуту к нашему столу подошёл официант. Когда он заговорил, я узнал его по голосу. Это был Уильям. Он приветливо поздоровался с бабушкой и вежливо спросил:
— А где же наш маленький джентльмен?
— Он нездоров и остался в спальне, — ответила бабушка.
— Очень жаль, — искренне огорчился Уильям. — У нас сегодня приготовили вкусный суп с зелёным горошком, а на второе — отличное рыбное филе или, по выбору, жареный ягнёнок.
Бабушка сделала заказ и попросила официанта не спешить, поскольку она хочет спокойно посидеть и отдохнуть за хорошо сервированным столом, с рюмочкой хереса.
Уильям ушёл, а бабушка тотчас сделала вид, что уронила на пол платок. И когда она наклонилась, чтобы поднять его, я выскользнул из-под платка и спрятался за ножкой стола.
— Беги, милый, беги, — шепнула мне она, выпрямляясь на стуле.
С этого момента я был предоставлен самому себе. Я постоял недолго под столом, прижимая к себе драгоценный флакон и размышляя о том, как пробегу почти половину огромной столовой до дверей, ведущих в кухню. В своей комнате наверху мне представлялось всё значительно проще.
Но надо было действовать! Я выскочил из-под стола и прижался к стене: не бежать же мне через весь зал, на виду у всех!
Я решил как можно плотнее прилипнуть к плинтусу, он был широкий и тёмного цвета, и рвануть вдоль него до самой кухни. Но на этом пути был один особенно опасный участок: открытое пространство перед широкими входными дверями в столовую. Однако раздумывать было уже некогда, и я побежал! Да что там побежал... я, как говорится, просто рвал когти!
Мне удалось преодолеть эту часть пути незамеченным. Все были настолько увлечены вкусным ужином, что им некогда было смотреть, кто там несётся вдоль тёмного плинтуса. Однако мне пришлось притормозить перед открывающимися в этот момент входными дверями: в столовую шумно входила большая группа женщин.
Заслоняя собой заветный флакон, я вжался в плинтус, различая только многочисленные женские туфельки. Однако, подняв глаза, я с ужасом узнал некоторые знакомые мне лица: это были ведьмы! Дождавшись, пока они пройдут, я помчался дальше к двери на кухню, благо к этому времени она была ещё довольно широко открыта. Вслед за официантом я проскользнул внутрь и спрятался за большим мусорным баком у самой двери. Некоторое время я сидел там, вслушиваясь в громкие разговоры поваров и официантов. Честное слово, я никогда не думал, что на кухне может быть такое. Сплошной шум, гам, низко висящий пар в воздухе, какие-то выкрики, чьи-то команды, звон и грохот многочисленных сковородок и кастрюль! Повара не просто разговаривают друг с другом — нет, они орут, стараясь перекричать весь этот шум. В кухню ежеминутно влетают официанты, громко требуя что-то и отдавая команды поварам:
— Четыре супа, два ягнёнка и две рыбы на двадцать восьмой! Три яблочных пирога на семнадцатый! Две порции земляничного мороженого на восьмой! И так без конца.
Оглядевшись, я заметил над своей головой ручку мусорного бака. Вспомнив наш последний разговор с бабушкой, я подпрыгнул как можно выше, в воздухе сумел перевернуться через голову и зацепился хвостом за ручку бака. Повиснув на ней вниз головой, я раскачивался изо всех сил, словно я был уже не я, а цирковой акробат, со свистом рассекающий воздух под самым куполом цирка. Ощущение было жутким, но и прекрасным одновременно! По сравнению с акробатом, который мог на трапеции крутиться только вперёд или назад, я на своём хвосте поворачивался в любом направлении.
«А что, — мелькнула у меня мысль, — пожалуй, я вполне мог бы стать дрессированной мышью!»
В это время в помещение вошёл официант с тарелкой в руках и громко объявил:
— Старая карга за четырнадцатым столом заявила, что мясо жёсткое, и требует замены. Другую порцию, быстро!
Один из поваров крикнул:
— Давай сюда её тарелку.
Я шлёпнулся на пол и огляделся: повар скинул с тарелки кусок мяса и положил другой. А потом подозвал своих товарищей и предложил им:
— Добавим-ка ей немного соуса!
С ужасом, от которого моя шёрстка на спине вздыбилась, я наблюдал, как все повара, присутствовавшие на кухне, со смехом смачивали кусок мяса своей слюной.
— Ну теперь-то уж точно она будет довольна! — захохотал повар, возвращая тарелку официанту.
Тут же в кухню вошёл другой официант с возгласом:
— Вся компания из КОПЖД пожелала суп!
Я замер и стал внимательно наблюдать, весь обратившись в слух. Высунув голову из-за бака, я видел, что повар в высоком белом колпаке, наверное шеф-повар, приказал:
— Большую серебряную супницу!
И тут же на широкую деревянную скамью, что тянулась вдоль всей противоположной стены, поставили громадную серебряную посудину с красиво изогнутыми ручками.
«Так вот куда нальют суп для ведьм! — подумал я. — Значит, мне нужно будет вылить содержимое моего флакона именно в неё!»
Высоко под потолком, прямо над деревянной скамьёй, куда поставили супницу, висела длинная полка, буквально забитая доверху всякой кухонной утварью: сковородками, сотейниками, кастрюлями.
«Как бы попасть туда? — подумал я. — Если я доберусь туда, то окажусь как раз над этой супницей, и тогда можно сказать, что дело в шляпе!»
Но для этого нужно было пересечь всю кухню и забраться на эту полку.
И мне пришла в голову прекрасная идея: я вновь подпрыгнул, зацепился хвостом за ручку бака и, прижимая флакон с зельем к груди, начал раскачиваться изо всех сил, с каждым разом взлетая всё выше и выше, словно настоящий циркач. Подобное я видел в цирке, куда ходил ещё с мамой: там акробат, взлетая на трапеции всё выше и выше, неожиданно разжимал руки, отпуская трапецию, и летел вперёд по воздуху, в конце своего полёта успевая ухватиться за другую, встречную, трапецию.
Вспоминая то, что я видел в цирке, я раскачался на своём хвосте так, что сила инерции подбросила меня к потолку, и я воспарил над кухней, перелетев всё пространство до противоположной стены и свалившись как раз на полку с посудой.
«Ай да молодец! — похвалил я себя. — Как много всё-таки может мышь!»
Но главное было то, что я удержал в целости свой драгоценный флакон!
В кухне каждый был занят своим делом, поэтому никто не обратил внимания на мой полёт. Меня не заметили. С места своей посадки я вскочил на водопроводную трубу, а оттуда в щель между посудинами, стоявшими на полке. Теперь я был полностью уверен, что меня здесь не заметят, а серебряная супница была прямо подо мной. Нельзя было выбрать места более удачного для исполнения моего замысла!
Один из поваров подошёл к скамье с огромной кастрюлей супа в руках и вылил её содержимое в серебряную посудину. Когда же он отошёл за серебряной крышкой, я быстро отвинтил пробочку флакона и вылил содержимое бутылочки, все пятьсот доз, прямо в горячий суп!
Повар вернулся с крышкой, закрыл супницу и зычно крикнул:
— Суп для дам из КОПЖД готов!
Тут же возникший официант немедленно унёс серебряный сосуд в столовую.
Я был доволен! Ура! Получилось! Даже если мне не удастся вернуться живым и невредимым к моей бабушке, всё равно ведьмы станут жертвами своего колдовского варева!
Я спрятал флакончик подальше, между кастрюлями, и начал пробираться обратно. Без флакона в лапках я двигался намного увереннее и смелее. Я бежал, время от времени цепляясь хвостом за ручки разной кухонной утвари, чтобы прыгнуть дальше. И всё время слушал, что кричат внизу подо мной люди в кухне. А там кипела жизнь: над громадными чайниками поднимался пар, в котлах что-то бурлило, прибегали официанты.
«Какая всё-таки интересная жизнь у мышей, — подумал я, — особенно у тех, кто способен на такие акробатические трюки».
Но в конце концов я так увлёкся своими акробатическими подвигами, качанием на хвосте, полётами и прыжками, что на мгновение забыл, где я. Забыл, что для меня опасен любой случайно брошенный на меня взгляд. И это случилось довольно быстро, я не успел даже затаиться. Я только услышал дикий вопль, перекрывающий весь остальной шум:
— Мышь! Глядите, грязная, мерзкая мышь!
Краем глаза я успел заметить высокую фигуру в белой куртке и белом колпаке прямо под собой, в воздухе блеснула сталь ножа, взлетевшего вверх, и я сразу почувствовал острую боль: нож зацепил мой хвост. И тут же я начал стремительно падать, падать... и вот я уже на полу.
Только оказавшись на полу, я понял, что случилось. Произошла катастрофа! Мало того, что я потерял кончик хвоста, отхваченный острым ножом, но теперь у всех на виду мне предстояло загнанно мчаться через всю кухню, под злобные крики:
— Мышь! Дави её! Лови!
Всё же я собрался с духом и вскочил, чтобы бежать вперёд. Ведь речь шла о жизни или смерти! Но передо мной стеной стояли чёрные башмаки поваров, каждый старался наступить на меня или поддать мне в бок, а я, пытаясь увернуться, подскакивая и прыгая из стороны в сторону, мчался вперёд. Надо мной гремели голоса:
— Хватай! Убить её! Дави скорее!
В полном отчаянии мчался я среди множества ног, увёртываясь от ударов. Я уже плохо соображал, куда бегу. Спасением могла быть любая щель, дырка — хоть где-нибудь, только чтобы спрятаться там и перевести дыхание.
В изнеможении я бросился на чью-то ногу, залез под белую штанину и прильнул к ноге человека, обтянутой мягким носком. Повар закричал:
— Чёрт возьми! Вы посмотрите-ка! Эта мышь висит у меня на ноге! Ребята! Хватайте её, пока она здесь!
И он начал с силой хлопать ладонью по своей ноге.
Я понял, что мне несдобровать и через пару секунд его огромная лапища прихлопнет меня насмерть. Надо было бежать, но куда? Бежать вверх! Я вонзил свои крохотные коготочки в волосатую ногу повара повыше мягкого носка и начал карабкаться вверх.
— Ах чтоб тебя! — вскричал повар. — Братцы, она ползёт по моей ноге!
Я услышал, кроме возмущённых криков повара, ещё и смех окружающих его товарищей. Но мне было не до смеха! Я просто спасал свою жизнь.
Мой повар начал прыгать на месте, словно он стоял на раскалённых угольях, не переставая хлопать себя огромными ручищами по ноге. Мне оставалось только ползти всё выше и выше, увёртываясь от этих ударов, пока я не добрался до его пояса. Дальше пути не было!
— Да помогите же мне, чёрт возьми! — простонал повар. — Я больше не могу! Она защекочет меня до смерти!
— Снимай скорей штаны! — неслось со всех сторон. — Чудак! Снимай брюки, и мы её схватим!
Как здесь было темно и жарко! Но всё же я нашёл выход! Я с трудом пролез вдоль пояса и очутился в другой штанине и, не задерживаясь здесь, молниеносно скатился вниз и снова оказался на полу!
Повар ещё продолжал кричать под громкий хохот окружавших его, призывая:
— Ну помогите же! Хоть кто-нибудь! Я боюсь, она меня укусит!
А я тем временем, не глядя на обступивших моего спасителя поваров, мальчиков из обслуги, официантов, весело хохотавших, моментально пронёсся между их ног и юркнул в мешок с картошкой. Там я залез в щель между большими картофелинами и затаил дыхание.
По-видимому, мой повар действительно начал снимать брюки, поскольку окружающие начали кричать:
— Да нет же там никого! Вот балбес! Где же твоя мышь?
Повар растерянно оправдывался:
— Была! Клянусь, ползла по мне! По штанине прямо наверх! Не представляете, какой это кошмар!
Я и не думал, что такое крохотное существо, как мышь, может произвести подобный переполох, наделать столько шума и поселить ужас в сердце взрослого человека. Видя, как суетятся, хохочут, размахивают руками эти громадные, в сравнении со мной, мужчины, я улыбался в своём убежище.
Довольно долго просидел я в мешке с картошкой, пока не убедился, что люди забыли про меня. Лишь тогда с величайшей осторожностью выглянул я из мешка. Кухня по-прежнему пребывала в суете и суматохе. Я даже узнал того официанта, который приносил тарелку с жёстким мясом от привередливой леди. Он весело крикнул с порога:
— Эй, ребята, старая карга осталась очень довольна новой порцией отлично приготовленного мяса!
Мне же хотелось как можно быстрее убраться отсюда и поскорее оказаться под защитой моей бабушки!
Но для этого мне надо было выбраться незаметно из мешка, а потом промчаться до дверей, ведущих из кухни в столовый зал.
В ожидании удобного момента я решил осмотреть свою рану. Нож повара отхватил самый кончик хвоста, и он кровоточил. И тут я заметил, что официант с громадным подносом, заставленным большим количеством порций мороженого, собирается выходить. Он очень осторожно, стараясь сохранить равновесие, широко открыл дверь, придерживая одну из её створок плечом.
Я пулей выскочил из своего укрытия, молнией проскочил в открытую дверь и в мгновение ока долетел до бабушкиного стола. Под ним, скрытый от чужих глаз длинной скатертью, я смог наконец отдышаться. Я сразу успокоился рядом с бабушкиными башмачками — старомодными, с пуговичками и пряжками, но такими мне родными!
По бабушкиной юбке я потихоньку вскарабкался на её колено и прошептал:
— Привет, это я! Я вернулся, мне всё удалось, и весь флакон в их серебряной супнице!
Бабушкина рука приласкала меня, и я услышал, как она прошептала мне в ответ:
— Какой молодец! Ты хорошо это придумал, они как раз сейчас едят свой суп.
Но тут рука её дрогнула:
— Что они сделали с тобой? Я чувствую кровь на руке.
И мне пришлось вкратце прошептать ей всё, что произошло со мной на кухне.
Слушая меня, она достала из сумочки кружевной платочек и перевязала мою рану.
— Бедный, бедный мой, — приговаривала она при этом шёпотом, — постарайся поскорее обо всём забыть. А тебе и вправду удалось вылить весь флакон в суп?
— До капли! — опять шёпотом, но радостно подтвердил я. — Бабушка, — взмолился я, — мне так хочется посмотреть!
Бабушка, внемля моей просьбе, поставила сумочку на пустующий стул и осторожно пересадила меня со своего колена в сумочку. Бруно по-прежнему сидел там и уписывал за обе щеки какое-то лакомство.
— Привет, Бруно, — сказал я ему, и он тут же показал мне свою добычу:
— Посмотри, какая вкусная булочка, жаль только, что без масла.
С осторожностью высунул я нос из сумочки: недалеко от нашего стола сидели ведьмы. Они уже покончили с супом, и официант в это время собирал на поднос тарелки с их стола.
Моя милая бабушка устроилась поудобнее и разожгла одну из своих чёрных сигар. Время от времени облачко дыма окутывало меня, скрывая от посторонних глаз. В зале было шумно: постояльцы с удовольствием ужинали, весело разговаривая при этом. Здесь были люди пожилые, как моя бабушка, некоторые с палочками или с тростями, но было и много молодых семейств с уймой симпатичных ребятишек. Видно было, что все они люди состоятельные. Ещё бы! Не каждый мог позволить себе поселиться летом в таком отеле у самого моря!
— Бабушка! Посмотри скорее вон туда, это и есть Великая старшая ведьма!
Едва пошевелив губами, бабушка прошептала:
— Я знаю, я ведь видела её на балконе, она самая низкорослая и сидит во главе стола.
— Но ведь она может убить тебя одним взглядом! Сжигающими искрами!
— Тебе бы лучше спрятаться, — спокойно сказала бабушка. — К нам идёт официант.
И тут я услышал шаги Уильяма.
— Ваш ягнёнок, мадам, — сказал он. — А какой подать гарнир?
— Морковь, пожалуйста, — приветливо ответила бабушка, потом раздался лёгкий стук расставляемых на столе тарелок и удаляющиеся шаги.
— Он ушёл, — прошептала бабушка, и я снова осторожно высунул голову из сумки.
— Не бойся, тебя не видно, — сказала мне бабушка, — но вот мне всё время приходится изощряться, чтобы поговорить с тобой и ещё стараться при этом не шевелить губами.
— У тебя отлично получается! — похвалил я её.
— Знаешь, милый, — продолжала она, — я сосчитала всех ведьм. Их, оказывается, и не так уж много, я думала, что в Англии их значительно больше. А их всего восемьдесят четыре.
— Было восемьдесят пять, — откликнулся я. — Ты помнишь, что одну сожгли?
В этот момент я увидел, что к нашему столу приближается мистер Дженкинс.
— Бабушка, — только и успел шепнуть я, — оглянись скорее!