Однажды Присцилла предложила поехать на две недели в ее деревню, чтобы навестить ее мать и пятерых детей. Я удивленно спросила: «У тебя пятеро детей? Где же они живут?» «У моей мамы, а иногда у брата», – ответила она. На побережье она продает украшения и зарабатывает деньги, которые два раза в год отвозит домой. Муж уже давно с ней не живет. Я в очередной раз подивилась африканским отношениям.
Когда мы вернемся, здесь как раз, наверное, будет Юта, подумала я и согласилась. Кроме того, в путешествии я бы отдохнула от назойливых ухаживаний масаи. Присцилла страшно обрадовалась, потому что еще никогда не привозила домой белого человека.
На следующий день мы тронулись в путь, а Эстер осталась присматривать за хижиной. В Момбасе Присцилла купила несколько разных школьных форм для своих детей. У меня с собой был лишь небольшой рюкзак, в котором находились нижнее белье, свитер, три майки и джинсы. Мы купили билеты на вечерний автобус, и до отъезда еще оставалось много времени. Я пошла в парикмахерскую, где мне заплели африканские косички. Эта процедура продолжалась около трех часов и оказалась очень болезненной. Но я решила, что для путешествия такая прическа практичнее.
Задолго до отправления автобуса вокруг него уже толкались десятки людей, размещая на крыше самые разные вещи. Когда автобус тронулся, было уже очень темно, и Присцилла предложила поспать. До Найроби нужно было ехать не менее девяти часов, после чего нам предстояло сделать пересадку и выдержать еще около четырех с половиной часов до Нарока.
Поездка длилась так долго, что я в конце уже не знала, как удобнее сесть, и очень обрадовалась, когда мы все же приехали. Последовал долгий пеший переход. Дорога плавно поднималась в гору, и два часа мы шли через поля, лужайки и даже хвойные леса. Ландшафт очень напоминал швейцарский: сплошная зелень и никого вокруг.
Наконец где-то далеко наверху я разглядела дым – там было несколько полуразрушенных бараков. «Почти пришли», – сказала Присцилла и добавила, что должна купить своему отцу в подарок ящик пива. Я в изумлении посмотрела, как она взгромоздила ящик себе на голову и пошла с ним в гору. Мне не терпелось узнать, как живут эти масаи. Присцилла рассказала мне, что они более зажиточные, чем самбуру[9], родное племя Лкетинги.
Наверху нас ждала бурная встреча. Сбежавшиеся к нам люди стали радостно здороваться с Присциллой, но при виде меня остановились как вкопанные. Присцилла, вероятно, объяснила, что мы подруги. В первую очередь мы пошли к ее брату, который немного говорил по-английски. Его дом состоял из трех комнат и был гораздо больше, чем наша хижина. Здесь готовили на открытом огне, и внутри дома все было очень грязным и закоптелым. Повсюду сновали куры, щенки и котята. Вокруг хижины бегали и резвились дети, старшие таскали самых младших в платках за спиной. Через некоторое время Присцилла стала раздавать подарки.
Здешние жители выглядели уже не традиционно. Они носили обычную одежду и жили размеренной крестьянской жизнью. Когда козы вернулись домой, я, как гостья, должна была выбрать одну для праздничного ужина. Я не могла заставить себя вынести смертный приговор, но Присцилла объяснила, что здесь так принято и это для меня большая честь. Наверное, теперь мне придется делать это каждый день, когда мы будем приходить в гости к новым людям, подумала я. Я указала на белую козу, которую тотчас же поймали. Двое мужчин стали ее душить, и я, чтобы не смотреть, как бьется в конвульсиях несчастное животное, отвернулась. На улице тем временем стемнело и стало прохладно. Мы вошли в дом и сели у огня, который разожгли в одной из комнат на глиняном полу.
Как здесь готовят коз, я не знала. Тем сильнее я удивилась, когда мне протянули целую ногу и огромный нож в придачу. Присцилла получила другую ногу. «Присцилла, – сказала я, – я не настолько голодна. Мне это никогда не съесть!» Она рассмеялась и сказала, что остатки мы заберем с собой и доедим на следующий день. Мне стало жутко при мысли о том, что утром придется снова обгладывать эту ногу. С трудом сохраняя присутствие духа, я немного поела, и все посмеялись над моим плохим аппетитом.
Я жутко устала, у меня сильно болела спина, и я спросила, где можно прилечь. Мне указали на узкую кушетку, на которой нам с Присциллой предстояло спать вдвоем. Воды для мытья здесь не было и в помине, без огня в комнате было очень холодно. Я натянула на себя свитер и легкую куртку и даже порадовалась тому, что Присцилла улеглась рядом, потому что так стало хотя бы немного теплее. Среди ночи я проснулась от сильного зуда и почувствовала, что по мне кто-то ползает. Я хотела немедленно спрыгнуть с кушетки, но вокруг было темно и холодно. Мне не оставалось ничего другого, кроме как взять себя в руки и продержаться до утра. С первым лучом солнца я разбудила Присциллу и указала на свои ноги, испещренные красными следами от укусов, вероятно, вшей. Сделать мы ничего не могли, потому что сменного комплекта одежды у меня с собой не было. Я хотела хотя бы помыться, но, выйдя на улицу, застыла от удивления. Все вокруг было покрыто туманом, на сочных зеленых полянах лежал иней. Казалось, будто я на хуторе фермера в горах Юра[10].
В тот день мы двинулись дальше, чтобы навестить маму и детей Присциллы. Мы шли через холмы и поля и время от времени встречали детей и стариков. Дети держались от меня подальше, а пожилые люди, прежде всего женщины, стремились до меня дотронуться. Некоторые подолгу держали мою руку и бормотали что-то, чего я, разумеется, не понимала. Присцилла сказала, что большинство из них никогда не видели белой женщины, и уж точно никогда не трогали. Иногда во время рукопожатия на мою руку плевали, что означало высшую честь.
Примерно через три часа мы добрались до хижины, в которой жила мама Присциллы. Нам навстречу высыпали дети и облепили Присциллу со всех сторон. Ее мама, еще более тучная, чем Присцилла, сидела на полу и стирала одежду. У обеих женщин, разумеется, накопилось много новостей, и я пыталась уловить хотя бы часть из них.
Эта хижина была самой скромной из всех, что мне приходилось видеть. Круглая, как и все местные жилища, она была сооружена из досок, платков и пластика. Внутри я не могла выпрямиться в полный рост, а расположенный посередине очаг наполнял хижину едким дымом. Окон в доме не было, и я вышла пить чай на улицу, потому что у меня болели и слезились глаза. Обеспокоенная, я спросила у Присциллы, не здесь ли нам предстоит ночевать. Она рассмеялась: «Нет, Коринна, мой второй брат живет примерно в получасе ходьбы отсюда. У него дом побольше. Мы переночуем там. Здесь нет места, потому что здесь спят все дети, да и есть, кроме молока и кукурузы, здесь нечего». Я вздохнула с облегчением.
Незадолго до наступления темноты мы пошли к следующему брату Присциллы. Там нас тоже ждал самый теплый прием. Люди не знали, что Присцилла приедет и приведет с собой белую гостью. Этот брат показался мне очень симпатичным. И он, и его жена ходили в школу и немного знали английский. Наконец-то у меня появилась возможность поговорить.
Затем снова пришел черед выбирать козу. Мне не хотелось опять грызть жесткое козье мясо, и я чувствовала себя совершенно беспомощной. Однако я сильно проголодалась и осмелилась спросить, нет ли другой еды, потому что мы, белые, не привыкли есть так много мяса. Все засмеялись, и жена брата спросила, как я смотрю на курицу с картошкой и овощами. Услышав такое заманчивое предложение, я восторженно воскликнула: «Oh yes!» Женщина исчезла и вскоре вернулась с общипанной курицей, картофелем и чем-то похожим на листовой шпинат. Эти масаи были крестьянами и жили тяжким трудом, возделывая свои поля. Некоторые из них учились в школе. Мы, женщины, вместе с детьми поужинали необыкновенно вкусным блюдом. Оно напоминало густой суп, который после обилия жесткого мяса, хотя и предложенного от чистого сердца, показался мне истинным деликатесом.
Мы прожили у этого брата почти неделю, и все свои дальнейшие вылазки производили оттуда. Здесь для меня даже приготовили теплую воду, чтобы я смогла помыться. Однако наша одежда перепачкалась и сильно пропахла дымом. Постепенно мне стала надоедать такая жизнь, я соскучилась по пляжу в Момбасе и своей новой кровати. На мое предложение поехать обратно Присцилла ответила, что мы еще приглашены на свадьбу, которая состоится через два дня. Мы остались.
Свадьбу играли в нескольких километрах от нашего дома. Один из самых богатых масаи женился на третьей жене. Меня поразило то, что масаи, судя по всему, имели право брать в жены столько женщин, сколько могли прокормить. Мне вспомнились слухи о Лкетинге. Может, он действительно уже женат? От этой мысли мне стало плохо. Но я сумела себя успокоить и подумала, что он бы мне об этом точно сказал. За его исчезновением стоит что-то другое. Я должна это выяснить, как только вернусь в Момбасу.
Церемония произвела на меня огромное впечатление. Собрались сотни мужчин и женщин. Мне представили гордого жениха, который тотчас же сообщил, что если я хочу замуж, то он готов немедленно взять меня в жены. От этих слов у меня пропал дар речи. Обернувшись к Присцилле, он деловито спросил, сколько коров ему за меня дать. Присцилла его предложение отклонила, и он ушел.
Затем появилась невеста в сопровождении первых двух жен. Это была очаровательная девушка, украшенная с головы до ног. Однако ее возраст меня шокировал, на вид ей было не больше двенадцати или тринадцати лет. Двум другим женам было около восемнадцати – двадцати. Сам жених, разумеется, тоже был не стар, но все же не моложе тридцати пяти. Я спросила у Присциллы: «Почему выдают замуж девушек, которые сами еще почти дети?» Она ответила, что так уж тут принято и в ее случае было не иначе. Невеста выглядела хотя и гордой, но не счастливой, и я смотрела на нее с сочувствием.
Снова мои мысли вернулись к Лкетинге. Известно ли ему вообще, что мне двадцать семь лет? Внезапно я почувствовала себя старой, неуверенной в себе и не такой уж и привлекательной в своей грязной одежде. Многочисленные предложения от различных мужчин, поступавшие мне через Присциллу, не помогали избавиться от этого чувства. Мне никто из них не нравился, и своим супругом я видела только Лкетингу. Мне хотелось домой, в Момбасу. Может быть, он за это время успел вернуться. Как-никак, а я жила в Кении уже почти месяц.
Знакомство с Ютой
Мы в последний раз переночевали в хижине и на следующий день вернулись в Момбасу. Подходя к деревне, я испытывала сильное волнение. Издалека до нас донеслись чьи-то голоса, и Присцилла крикнула: «Джамбо, Юта!» Когда я услышала эти слова, сердце восторженно заколотилось. Две недели я была лишена нормального общения и теперь очень радовалась встрече с белой женщиной.
Юта поздоровалась со мной довольно холодно и заговорила с Присциллой на суахили. И снова я ничего не понимала! Однако затем она с улыбкой посмотрела на меня и спросила: «Ну и как тебе деревенская жизнь? Если бы ты не выглядела такой грязной, я бы ни за что не поверила, что ты там была». При этом она критически осмотрела меня с ног до головы. Я ответила, что очень рада снова оказаться здесь, потому что меня всю искусали и голова очень сильно чешется. Юта рассмеялась: «У тебя вши и блохи, вот и все! Если ты сейчас зайдешь в свою хижину, больше тебе от них не избавиться!»
В качестве средства от блох она предложила купание в море и душ в одном из отелей. Она сказала, что балует себя так каждый раз, когда приезжает в Момбасу. Я робко спросила, не будет ли заметно, что я не гостья отеля. «Там столько белых, что на нас не обратят внимания», – развеяла она мои страхи, добавив, что иногда даже ест в отелях, разумеется каждый раз в разных. Я подивилась такой находчивости и восхитилась Ютой. Пообещав, что сходит со мной, она исчезла в своей хижине.
Присцилла стала расплетать мои косички. Было ужасно больно. От дыма и грязи волосы скатались и склеились. Никогда в жизни я не была такой грязной, и чувствовала себя отвратительно. После часа мучений, в течение которого мои волосы выпадали клочками, мы достигли цели. Косички были расплетены, и я выглядела как человек, которого только что ударило током. Вооружившись шампунем, мылом и чистой одеждой, я постучалась к Юте, и мы пошли к морю. Она захватила с собой карандаши и альбом для рисования. На мой вопрос: «Что ты собираешься с этим делать?» – она ответила: «Зарабатывать деньги! В Момбасе заработать легко, для этого я и приезжаю сюда на две-три недели». «Но как?» – поинтересовалась я. «Я рисую шаржи на туристов. На один рисунок трачу десять – пятнадцать минут и зарабатываю примерно десять франков. Четыре-пять человек в день – и я могу быть довольна!» – сказала Юта. Так она перебивалась уже пять лет, держалась очень уверенно и знала все ходы и выходы. Мое восхищение ею росло с каждым часом.
Мы пришли на пляж, и я бросилась в освежающую соленую воду. На берег я вышла только через час, и Юта показала мне деньги, которые заработала за это время. «А теперь пойдем в душ, – улыбнувшись, сказала она. – Пройди мимо охранника спокойно и уверенно, ведь мы белые, помни об этом!» И действительно, у меня получилось. Я все мылась и мылась, раз пять намыливала волосы, пока наконец не почувствовала себя чистой. Я надела легкое платье, и мы как ни в чем не бывало пошли на традиционный послеобеденный чай. Все бесплатно!
Юта спросила, что я, собственно говоря, делаю в этой деревне. Я рассказала ей свою историю, она меня внимательно выслушала и посоветовала: «Если ты непременно хочешь остаться здесь и получить своего масаи, нужно кое-что сделать. Во-первых, сними домик, это почти ничего не стоит, и ты наконец заживешь спокойно. Во-вторых, деньги нужно экономить и зарабатывать еще. Например, ты можешь находить для меня клиентов, которых я буду рисовать, а деньги будем делить. В-третьих, не верь черным на побережье. По сути, все хотят только денег. Чтобы проверить, достоин ли Лкетинга твоих переживаний, мы завтра же пойдем в туристическое агентство и посмотрим, на месте ли деньги, которые ты оставила там в прошлый раз. Если да, значит, туризм его еще не испортил. Я говорю серьезно».
С Ютой мне было хорошо. Она говорила на суахили, знала все вокруг, а ее энергия била через край. На следующий день мы поехали в Момбасу, но не на автобусе. Юта сказала, что не собирается выбрасывать на ветер свои потом и кровью заработанные деньги, и привычным жестом подняла вверх большой палец. Возле нас остановился первый же частный автомобиль. В нем сидели индусы, которые подвезли нас до парома. Частные автомобили были здесь только у индусов или белых. Юта с улыбкой сказала: «Видишь, Коринна, ты снова чему-то научилась!»
После долгих поисков мы нашли туристическое агентство. Я всей душой надеялась, что мои деньги по прошествии почти пяти месяцев по-прежнему на месте. Я волновалась не из-за денег, я боялась узнать, что ошиблась в Лкетинге и нашей любви. Кроме того, если Лкетинга деньги не забрал, Юта собиралась помочь мне его найти. Очевидно, она в это не верила.
Когда я открыла дверь и переступила через порог, мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Мужчина, сидевший за письменным столом, поднял голову, и я сразу его узнала. Не успела я и слова сказать, как он широко улыбнулся и с распростертыми объятиями подошел ко мне, сказав: «Hello, how are you after such a long time?[11] Где мужчина масаи? Я его больше не видел». От этих слов у меня потеплело на сердце, и, поздоровавшись, я сказала, что с паспортом ничего не получилось и я пришла забрать деньги.
Индус тотчас же исчез за занавеской. Я не верила своим глазам и посмотрела на Юту. Она только плечами пожала. Индус вскоре вернулся, держа в руках толстые пачки денег. Я едва не закричала от счастья. Я знала, знала, что Лкетингу интересуют не мои деньги. Взяв эти банкноты, я почувствовала, как во мне родилась необыкновенная сила. Ко мне вернулось доверие. О слухах и сплетнях можно было забыть.
Я вознаградила индуса за его честность, и мы вышли на улицу. Наконец Юта сказала: «Коринна, этого масаи действительно стоит найти. Теперь я поверила в твою историю и думаю, что в ней замешаны другие люди». Счастливая, я обняла ее. «Идем, – сказала я, – я тебя приглашаю. Мы поужинаем как туристы».
Во время еды мы стали планировать наши дальнейшие действия. Юта предложила через неделю отправиться в округ Самбуру. Это будет долгий путь до деревни Маралал, где она собиралась найти одного знакомого масаи. Она покажет ему фотографии Лкетинги, и, если нам повезет, мы узнаем, где он находится. «Там все друг друга знают». Моя надежда росла с каждой минутой. Остановиться мы могли у ее друзей, которым она помогала строить там дом. Я согласилась со всеми ее предложениями. Мне не терпелось наконец приступить к действию и перестать ждать сложа руки.
Вся неделя с Ютой прошла очень приятно. Я находила ей клиентов, а она рисовала. Все у нас получалось, и мы познакомились со многими интересными людьми. По вечерам мы обычно сидели в «Буш Бейби Баре»: Юта изголодалась по музыке и общению. Тем не менее ей приходилось быть начеку, чтобы сразу не потратить заработанные деньги, иначе бы нам пришлось задержаться здесь еще на месяц.
Наконец мы собрали вещи. Половину одежды я упаковала в чемодан, половину оставила в домике Присциллы. Узнав, что я ухожу, она сильно расстроилась и сказала, что найти воина масаи почти невозможно: «Они постоянно переходят с места на место. Пока они не женаты, у них нет дома, и только его мама, возможно, знает, где он». Но отказываться от намеченного плана я не собиралась. Я была уверена, что поступаю правильно.
На автобусе мы поехали в Найроби. На этот раз восьмичасовую поездку я перенесла на удивление легко. Мне хотелось как можно скорее познакомиться с местностью, где родился мой масаи, и с каждым часом цель становилась все ближе.
В Найроби у Юты были дела, и мы на три дня остановились в отеле «Игбол», гостинице для тех, кто путешествует автостопом. Здесь собирались туристы со всего мира, и они очень отличались от туристов в Момбасе. Да и вообще Найроби был городом совсем иного толка. Здесь царила суета, на улицах было много калек и попрошаек. Наш отель располагался в самом «пекле», и я могла наблюдать за тем, как процветает проституция. По вечерам бесчисленные бары завлекали клиентов музыкой суахили. Почти каждая женщина в этих ресторанах предлагала себя за пиво или за деньги. Основными клиентами здесь были местные жители. Город показался мне оглушительным и в то же время завораживающим. Мы, белые женщины, здесь бросались в глаза, и каждые пять минут кто-нибудь осведомлялся, не нужен ли нам бойфренд. К счастью, Юта умело защищала нас на суахили. Она сказала мне, что после наступления темноты выходит на улицы Найроби только с рунгу, дубинкой масаи, так как без нее очень опасно.
На третий день я стала умолять Юту двинуться дальше. Она согласилась, и в полдень мы сели на автобус в направлении Ньяхуруру. Этот автобус был еще более старым и обшарпанным, чем автобус в Момбасе, который тоже нельзя было назвать роскошным. Юта рассмеялась: «Подожди, вот когда мы сядем в следующий автобус – тогда ты удивишься по-настоящему! Этот еще в полном порядке». Мы просидели в автобусе целый час, ожидая, когда он заполнится. Нам снова предстоял долгий шестичасовой переезд. Дорога все время шла в гору. Время от времени автобус останавливался, одни пассажиры выходили, другие входили. Разумеется, каждый тащил с собой целую гору пожитков, которые приходилось грузить и выгружать.
Наконец мы добрались до цели, которую наметили себе на этот день: Ньяхуруру. Дойдя до ближайшей гостиницы, мы сняли номер и после еды сразу легли спать, потому что сидеть я больше не могла. Обрадовавшись возможности наконец-то расправить свои кости, я моментально заснула. На следующий день мы встали в шесть утра, потому что в семь отправлялся единственный автобус до Маралала. Когда мы пришли, он был уже полным. В автобусе я заметила нескольких воинов масаи и больше не чувствовала себя такой чужой. Пассажиры разглядывали нас очень внимательно, потому что во всех автобусах мы были единственными белыми.
Автобус был действительно ужасен. Повсюду из сидений торчали перья или выбивался грязный пенопласт, некоторые стекла отсутствовали. Кроме того, в автобусе царил полнейший хаос. Он был буквально завален ящиками, в которых везли кур. С другой стороны, это был первый автобус, в котором царила самая непринужденная и веселая атмосфера. Здесь много говорили и смеялись. На одной из остановок Юта купила нам попить. Протягивая мне бутылочку кока-колы, она сказала: «Вот, держи. Пей экономно, потому что тебя будет мучить жажда. Мы поедем по проселочной дороге, и будет много пыли. До Маралала ты не увидишь ничего, кроме кустарника и пустыни». Автобус тронулся, и примерно через десять минут мы свернули с более-менее ровного шоссе на красную ухабистую проселочную дорогу.
Автобус моментально наполнился пылью. Пассажиры, сидевшие возле окон, немедленно их закрыли, остальные завернулись в платки или прикрыли лица кепками. Я закашлялась и зажмурила глаза. Теперь я поняла, почему свободными оставались только задние места. Автобус ехал медленно, но то и дело подпрыгивал на глубоких рытвинах, и мне приходилось крепко держаться, чтобы не соскользнуть с сиденья. «Юта, сколько нам еще ехать?» Она рассмеялась: «Если не будет аварии, то четыре-пять часов, хотя здесь всего сто двадцать километров». Я пришла в ужас, и только мысли о Лкетинге позволили мне пережить этот отрезок пути и найти в нем даже что-то романтическое.
Время от времени вдалеке мы видели маньятты, за которыми следовали длинные пустынные участки, красная земля и редкие деревья. Иногда мы проезжали мимо детей, пасших коров или коз. Увидев автобус, они останавливались и махали нам.
Примерно через полтора часа автобус сделал первую остановку. Справа и слева от дороги стояли ларьки. Я увидела даже два небольших магазинчика, в которых продавались бананы, томаты и всякие мелочи. Женщины и дети устремились к окнам автобуса, чтобы успеть за эту короткую остановку что-нибудь продать. Некоторые пассажиры закупили много еды, и автобус, раскачиваясь из стороны в сторону, двинулся дальше. На этой остановке никто не вышел, зато вошли еще три воина в боевой раскраске. У каждого было по два длинных копья. Разглядывая их, я не сомневалась, что скоро найду своего Лкетингу. «Следующая остановка – Маралал», – устало сказала Юта. От постоянной качки я тоже выбилась из сил. До сих пор нам везло, потому что не было ни аварии, ни поломки двигателя, что случалось довольно часто. Кроме того, дорога была сухая. Во время дождя земля превращается в месиво, сказала Юта.
Через полтора часа мы наконец приехали в Маралал. Автобус, громко сигналя, въехал в деревню и, прежде чем остановиться, сделал круг по единственной улице. Его тотчас же облепили десятки любопытных. Мы вышли на пыльную дорогу и заметили, что сами с ног до головы покрыты пылью. Вокруг автобуса толкались и суетились люди самого разного возраста. Мы подождали, пока выгрузят наши сумки, погребенные под многочисленными ящиками, матрасами и корзинами. При взгляде на эту деревушку и ее жителей меня охватила острая жажда приключений.
Примерно в двадцати метрах от автобусной остановки находился небольшой рынок. Разноцветные платки колыхались на ветру, на прилавках лежали груды одежды и ботинок. За прилавками сидели почти исключительно женщины и пытались что-то продать.
Наконец нам выдали наши сумки. Юта предложила для начала выпить чаю и перекусить, а уж потом отправиться к нашему домику, который находился примерно в часе ходьбы оттуда. Сотни любопытных глаз проводили нас до гостиницы. Владелица, женщина из племени кикуйю[12], поприветствовала Юту. Юту здесь знали, потому что она уже три месяца принимала участие в строительстве одного дома. Кроме того, она была белая, и в этой местности ее просто нельзя было не заметить.
Чайный дом выглядел так же, как в Укунде. Мы сели за столик, и нам принесли еду. Разумеется, это были мясо с соусом, лаваш-чапатти и чай. Немного дальше в глубине хижины сидела группа воинов масаи. «Юта, – спросила я, – может быть, ты кого-нибудь из них знаешь? Они все время на нас смотрят!» «Здесь на тебя все время будут смотреть, – спокойно возразила Юта. – Поиски твоего масаи мы начнем завтра, а сегодня нам еще предстоит пройти несколько километров в гору!»
После обеда, который, по моим представлениям, не стоил почти ничего, мы тронулись в путь. Под палящими лучами солнца мы шли по пыльной дороге, которая почти незаметно, но неуклонно поднималась вверх. Уже через километр дорожная сумка стала казаться мне неподъемной. Юта успокоила меня: «Потерпи. К гостинице для туристов мы пойдем по короткой дороге. Может, нам повезет и нас подбросит какая-нибудь машина».
Мы свернули на узкую тропинку, и вдруг в кустах раздался шорох. Юта крикнула: «Коринна, не двигайся! Если это буйволы, замри на месте!» В ужасе я попыталась представить себе образ буйвола. Мы стояли не шевелясь, пока я примерно в пятнадцати метрах от нас не заметила что-то светлое с черными полосами. Юта с облегчением рассмеялась: «Ах, это зебры!» Заметив нас, животные испуганно умчались прочь. Я вопросительно посмотрела на Юту: «Ты сказала буйволы. Неужели они так близко подходят к деревне?» «Подожди! – сказала она. – Возле гостиницы, если повезет, мы увидим буйволов, зебр, обезьян или гну». «Разве ходить здесь не опасно?» – удивленно спросила я. «Опасно. Как правило, по этой дороге ходят только вооруженные воины самбуру. Женщин обычно охраняют. Остальные ходят по открытой дороге, там не так опасно. Но этот путь вдвое короче!»
Я почувствовала себя в безопасности только тогда, когда мы дошли до отеля. Это была действительно красивая гостиница, хотя и не такая роскошная, как та, где были мы с Марко в Масаи-Мара. Она выглядела скромно, зато отлично вписывалась в окружающий пейзаж. По сравнению с гостиницей для местных жителей в Маралале она казалась чудесным наваждением. Внутри было безлюдно, как будто все вымерли. Мы сели на веранде, и действительно, примерно в ста метрах от нас, у водопоя, я увидела стадо зебр. Справа резвилась большая группа самок павиана с детенышами. Среди них я разглядела и нескольких крупных самцов. Все они направлялись к воде.
Наконец к нам подошел официант и поинтересовался, чего мы хотим. Юта заговорила с ним на суахили и заказала две кока-колы. Пока мы ждали колу, она радостно сообщила: «Хозяин гостиницы приедет примерно через час. У него есть «лендровер», и он наверняка нас подвезет, а пока мы можем отдохнуть». Каждая из нас погрузилась в свои размышления. Я смотрела на окружавшие нас холмы и многое бы отдала за то, чтобы узнать, на каком или за каким из них находится мой Лкетинга. Чувствует ли он, что я совсем рядом?
Мы прождали управляющего почти два часа. Это оказался приятный, простой человек с иссиня-черным цветом кожи. Он пригласил нас в свой автомобиль, и через пятнадцать минут прыжков по кочкам мы достигли цели. Мы поблагодарили его, и Юта с гордостью показала, где она работает. Дом представлял собой длинный бетонный ящик, разделенный на отдельные комнаты, из которых две были почти готовы. В одной из них мы и поселились. В комнате не было ничего, кроме кровати и стула. За неимением окон дверь приходилось весь день держать открытой, чтобы хотя бы что-то видеть. Я удивилась, как Юта может чувствовать себя хорошо в этой мрачной каморке. Мы легли на кровать и постарались устроиться поудобнее, насколько это было возможно. Вконец измученная, я вскоре заснула.
Рано утром люди шумно приступили к работе, и мы проснулись. Для начала мы решили помыться у умывальника холодной водой, и в утренней прохладе для этого потребовалось некоторое усилие воли. Однако я все же надеялась встретить своего масаи и хотела в этот момент выглядеть красивой.
Охваченная волнением и жаждой деятельности, я решила поехать в Маралал и как следует осмотреть селенье. Я видела в нем множество воинов масаи, и должен же был среди них найтись хотя бы один, которого бы знала Юта. Я заразила Юту своей уверенностью, и, выпив традиционного чаю, мы тронулись в путь. По дороге мы обгоняли женщин или девушек. Они шли в город, чтобы продать молоко, которое несли в сосудах из тыквы.
«Теперь нам понадобятся терпение и удача, – сказала Юта. – Сначала обойдем деревню несколько раз, чтобы нас все увидели, а я посмотрю, не узнаю ли кого». Поселок мы обошли быстро. Единственная улица замыкалась почти правильным прямоугольником, вдоль нее стояли многочисленные ларьки. За несколькими исключениями, магазинчики были полупустые, в них продавалось одно и то же. Между ларьками время от времени появлялись гостинички, в фойе которых можно было перекусить. Позади фойе находились номера, расположенные один за другим, как в загоне для кроликов. За ними был туалет, который в этой местности представлял собой обычную яму. Если очень повезет, можно было найти нечто похожее на душ с очень слабым напором воды. Из всех зданий выделялось только одно, бетонное, свежевыкрашенное.
Оно принадлежало коммерческому банку. Неподалеку от автобусной остановки находилась бензоколонка, но за все время пребывания здесь я увидела всего три машины: два «лендровера» и пикап.
В первый раз мы обошли селенье с удовольствием, и я с интересом разглядывала каждый магазин. Некоторые продавцы заговаривали с нами по-английски. За нами всюду следовала ватага детей, которые возбужденно болтали и смеялись. Из их речи я улавливала только одно слово: «мзунгу, мзунгу» – «белая, белая».
Около четырех часов дня мы пошли домой. Мой энтузиазм слегка угас, хотя разум подсказывал, что найти Лкетингу в первый же день было бы большим чудом. Юта успокаивала меня: «Завтра в деревне появятся другие люди. Сюда каждый день приходят новые люди. Местных жителей тут немного, и они нам неинтересны. Завтра уже больше людей будут знать, что здесь остановились две белые женщины. Тот, кто сегодня был здесь, разнесет эту новость по деревням». По мнению Юты, Лкетингу мы должны были встретить через три-четыре дня.