Пассажиры один за другим стали доставать свои съестные припасы. Каждый, у кого было хоть что-то, делился с соседом. Мне тоже предложили хлеб и фрукты. Я приняла их с благодарностью, хотя мне и было стыдно. У меня был самый большой багаж, но предложить взамен я ничего не могла. Перекусив, пассажиры стали готовиться ко сну, устраиваясь на своих сиденьях. Все немногие свободные места достались женщинам и детям. Ночью мимо нас проехал только один «лендровер», но он не остановился.
Около четырех утра стало так холодно, что водитель ненадолго запустил двигатель. Время шло невыносимо медленно. Небо неторопливо окрасилось в красный цвет, и нерешительно выглянуло солнце. Было начало седьмого. Пассажиры стали выходить из автобуса, чтобы справить нужду в кустах. Я тоже вышла и потянулась. Вокруг автобуса было так же грязно, как и накануне. Нам предстояло ждать, пока солнце не войдет в полную силу, и тогда мы снова попробуем тронуться с места. С десяти утра до полудня мужчины толкали автобус, стараясь вытащить его из ямы. Он проехал тридцать метров, потом снова застрял. Провести здесь еще одну ночь было бы ужасно.
Вдруг я увидела белый «лендровер», который тяжело пробирался по грязи и иногда объезжал дорогу по обочине. В отчаянии я подбежала к машине и остановила ее. В «лендровере» сидели пожилые англичане, муж с женой. Я им быстро объяснила свою ситуацию и стала умолять взять меня с собой. Женщина сразу согласилась. Я радостно вернулась к автобусу и попросила спустить мой багаж. В «лендровере» женщина выслушала мою историю и пришла в ужас. Она сочувственно протянула мне бутерброд, который я жадно проглотила.
Не проехали мы и километра, как впереди показался серый «лендровер», который двигался нам навстречу. Мужчине-англичанину пришлось применить всю свою ловкость, потому что, если бы на узкой дороге машину повело, столкновения было бы не избежать. Мы медленно продвигались вперед навстречу серой машине. Когда до нее осталось не более двадцати метров, я решила, что вижу мираж. «Остановите, пожалуйста, остановите машину, это мой жених!» За рулем встречного «лендровера», вытаращив глаза и неподвижно глядя перед собой, сидел Лкетинга.
Я как сумасшедшая стала махать ему в окно, чтобы он меня заметил. Я радовалась и очень гордилась им, но в то же время боялась, что он не сможет затормозить на этой ужасной дороге. Я выскочила из машины и побежала к Лкетинге. Это была фантастическая встреча. Он надел самые красивые украшения и нарисовал самый лучший узор. Я не смогла сдержать слез радости. С ним ехали два спутника, и он добровольно отдал мне ключи, чтобы дальше я ехала сама. Мы перегрузили багаж, и я горячо поблагодарила своих спасителей. Англичанин сказал, что теперь, увидев моего красавца, понимает, почему я здесь.
В дороге Лкетинга рассказал, что пастор Джулиани передал ему мое сообщение и он сразу пошел в Маралал. Только в десять часов вечера ему стало известно, что автобус застрял и среди пассажиров есть белая. Когда автобус не приехал и наутро, он пошел в гараж, забрал наш отремонтированный автомобиль и поехал спасать жену. Я не понимала, как ему это удалось. Дорога была хоть и довольно прямая, но очень грязная. Он все время ехал на второй передаче, и ему постоянно приходилось заводить заглохший мотор, но в остальном «акуна матата, нет проблем».
Мы приехали в Маралал и заселились в гостиницу. Трое мужчин сели на кровать, я устроилась напротив. Лкетинге не терпелось узнать, что я привезла, и два воина смотрели на меня глазами, полными ожидания. Я открыла сумки и достала одеяла. Увидев мягкое ярко-красное одеяло, Лкетнга засиял. Я попала в точку. Полосатое одеяло он хотел немедленно подарить другу, но я возразила, потому что хотела сама пользоваться им в маньятте вместо колючих кенийских одеял. Затем я вручила Лкетинге три сшитые мною канги. При виде платков глаза у воинов вылезли из орбит, и я объяснила любимому, что их он может подарить. Увидев магнитофон и услышав голоса моих родственников, Лкетинга потерял дар речи, особенно когда узнал голоса Эрика и Джелли. Его радости не было предела, и я радовалась вместе с ним, потому что еще никогда не видела, чтобы кто-то приходил от обычных вещей в столь бурный восторг. После этого мой любимый стал сам рыться в сумке, чтобы посмотреть, что я еще привезла. Увидев колокольчик для коров, свадебный подарок моей мамы, он обрадовался как ребенок. Два других воина, осмелев, тоже стали звонить в колокольчик. Мне показалось, что здесь он звучит намного громче и красивее. Им тоже захотелось иметь такой колокольчик, но он у меня был один, и поэтому я отдала им маленькие колокольчики, которым они тоже очень обрадовались. Когда я сказала, что это все, мой любимый продолжил копаться в сумке и, достав коробку с пудингом и лекарства, стал с удивлением их рассматривать.
Наконец мы, преодолевая языковые трудности, попытались поделиться новостями. Дома все хорошо, потому что наступил сезон дождей, зато появилось много москитов. Сагуна заболела и ничего не ела с тех пор, как я уехала. Ах, я была так рада, что завтра поеду домой!
Сначала мы все вместе пошли есть. Разумеется, нам подали жесткое мясо, лепешку и листовой шпинат, и вскоре весь пол был усыпан костями. Мир выглядел совсем иначе, чем еще три дня назад: здесь мне было хорошо. Поздно вечером воины ушли, и мы наконец остались вдвоем. Из-за непрекращающегося дождя в Маралале было холодно, и о том, чтобы принять душ на улице, не могло быть и речи. Лкетинга принес огромный таз с горячей водой, и я помылась в номере. Я была счастлива снова оказаться рядом с любимым, но заснуть оказалось сложно. Кровать была такая узкая и прогнувшаяся, что я никак не могла улечься.
Рано утром мы пошли в офис, чтобы узнать, не продвинулось ли дело с удостоверением личности Лкетинги. К сожалению, нет! Служащий сказал, что дело шло медленно потому, что мы не могли указать номер. Эта новость привела меня в уныние, потому что по приезде в Кению я получила визу только на два месяца. Успею ли я выйти замуж за столь короткий срок, было неясно.
А пока мы решили поехать домой. Из-за дождя по лесной дороге было не пробраться, и мы двинулись в объезд. Эта дорога сильно изменилась. Повсюду валялись большие ветки и камни, дорогу пересекали глубокие рытвины. Полупустыня расцвела, в некоторых местах даже выросла трава. Как же быстро здесь все менялось! Вдоль дороги мирно паслись зебры. Группы страусов, услышав шум мотора, стремительно убегали прочь. Мы пересекли маленькую, а потом более крупную реку. В реках бурлила вода, но благодаря четырехколесному приводу мы, слава богу, преодолели это препятствие, не застряв в песке.
До Барсалоя оставался еще час езды, когда я услышала тихое шипение, и вскоре автомобиль накренился набок и встал. Мы прокололи шину! Чтобы добраться до запасного колеса, нам пришлось все выгрузить. Потом я залезла под перепачканную машину и установила домкрат. Лкетинга мне помог, и уже через полчаса мы тронулись в путь. Вскоре мы наконец добрались до маньятты.
Перед нашей хижиной, улыбаясь, стояла мама. Сагуна бросилась в мои объятия, едва не сбив меня с ног. Это была очень трогательная встреча, и даже на щеке мамы я запечатлела поцелуй. После того как мы затащили все вещи в маньятту, в ней почти не осталось места. Мама приготовила чай, и я вручила ей и Сагуне сшитые мною юбки. Все были счастливы. Лкетинга включил магнитофон и запустил кассету, что вызвало бурное оживление. Когда я протянула Сагуне коричневую куклу, подарок моей мамы, все раскрыли рты, а Сагуна с громким воплем выбежала из хижины. Я не понимала, что вызвало такой переполох. Мама с опаской смотрела на куклу, а Лкетинга спросил, не мертвый ли это ребенок. Поначалу озадаченная, я наконец рассмеялась: «Нет, это просто пластмасса». Но на то, чтобы привыкнуть к кукле с волосами и глазами, которые умели открываться и закрываться, им потребовалось некоторое время. В хижине стали собираться дети, которые с большим удивлением рассматривали куклу. Когда другая девочка захотела ее поднять, Сагуна протиснулась к игрушке и крепко прижала ее к себе. С этой минуты больше никто не имел права прикасаться к кукле, даже мама. Сагуна ложилась спать только со своим «ребенком».
После захода солнца нас атаковали комары. Все вокруг было пропитано влагой, и они, по-видимому, чувствовали себя превосходно. Несмотря на то что в хижине горел огонь, они роились над нашими головами. Я, как могла, отмахивалась от них. Спать было невозможно, они кусали меня даже через носки. Комары значительно омрачили мою радость от возвращения домой. Я спала в одежде и накрылась новым одеялом, но, в отличие от остальных, засунуть голову под одеяло не могла. Доведенная до отчаяния, я заснула лишь к утру. Проснувшись, я не смогла даже открыть глаза, так сильно меня искусали. Подцепить малярию мне не хотелось, и я решила купить москитную сетку, хотя пользоваться ею в маньятте с открытым очагом было небезопасно.
В миссии я спросила у пастора, умеет ли он чинить шины. Он сказал, что у него нет времени, но дал мне запасную шину и посоветовал купить второе запасное колесо, потому что бывает и так, что две шины лопаются одновременно. Я спросила, как он борется с москитами. Он ответил, что в его большом доме это не проблема, он пользуется спреем. Он сказал, что мне тоже стоило бы построить дом, это стоит недорого. Шериф может выделить нам место, которое мы зарегистрируем в Маралале.
Мысль о доме прочно засела в моей голове. Иметь настоящий дощатый домик – как же это здорово! Окрыленная этой идеей, я вернулась в маньятту и рассказала обо всем Лкетинге. Он помрачнел и сказал, что не знает, сможет ли жить в доме. Мы договорились, что подумаем об этом позже. Мне нужно было срочно ехать в Маралал, потому что без москитной сетки я больше не выдержала бы и ночи.
Вскоре «лендровер» окружила толпа. Все хотели в Маралал. Некоторых я знала в лицо, других вообще никогда не видела. Лкетинга распоряжался, кто с нами поедет.
Проведя в дороге около пяти часов, к вечеру мы добрались до цели. Слава богу, на этот раз обошлось без поломок. Нашу шину залатали, но длилось это на удивление долго. Чтобы скоротать время, я стала рассматривать свои шины и заметила, что профиль почти полностью стерт. В гараже я спросила, есть ли в продаже новые шины. Цена привела меня в шок. За новые шины требовали тысячу франков, то есть почти столько же, сколько в Швейцарии! Здесь это равнялось трем месячным зарплатам. Но если я не хотела каждый раз застревать на дорогах, мне было необходимо их купить.
Пока ремонтировали шину, я зашла в магазин за москитной сеткой. Кроме нее я купила несколько коробок со спиралями против москитов. Вечером в баре отеля я познакомилась с главным начальником округа Самбуру. Он оказался приятным человеком и хорошо говорил по-английски. Ему уже было известно о моем существовании, и в скором времени он собирался нас навестить. Шериф поздравил моего масаи с такой храброй женой, а я рассказала ему о планах построить дом, о нашей свадьбе и о проблеме с удостоверением личности. Он пообещал сделать все, что в его силах, но предупредил, что построить дом будет непросто, потому что дерева почти не осталось.
Шериф сказал, что позаботится об удостоверении личности для Лкетинги, и уже на следующий день пошел вместе с нами в офис. Мужчины много говорили, заполняли формуляры, называли различные имена. Поскольку шериф знал о семье Лкетинги все, свидетельство можно было оформить и в Маралале, в течение двух-трех недель. Мы сразу заполнили и заявление о бракосочетании. Если в течение трех недель никто не выступит с возражениями, мы сможем пожениться. Я не знала, как отблагодарить шерифа, так я была рада. За каждую бумажку мне пришлось заплатить, но уже через несколько часов все было улажено. Нам сказали, чтобы мы явились через две недели и принесли документы. Пребывая в отличном настроении, мы пригласили шерифа на обед. Это был первый человек, который помог нам от чистого сердца, за что Лкетинга протянул ему щедрое вознаграждение.
Переночевав в Маралале, мы решили вернуться домой. Незадолго до отъезда я встретила Юту. Мы попили чаю и поделились новостями. Она сказала, что хочет прийти на нашу свадьбу. В то время она жила у Софии, другой белой, которая недавно переехала в Маралал со своим другом-растаманом. Юта сказала, чтобы при случае я обязательно с ней познакомилась. Нам, белым, нужно держаться вместе, смеясь, добавила она. Лкетинга с мрачным видом сидел возле нас и ничего не понимал, потому что мы говорили по-немецки и много смеялись. Ему хотелось домой, и мне пришлось попрощаться с Ютой. На этот раз мы решились поехать через лес. Дорога была в ужасном состоянии, и на скользком подъеме я боялась даже вздохнуть. Но мои молитвы были услышаны, и мы успешно добрались до Барсалоя.
Последующие дни прошли спокойно, жизнь текла по привычному руслу. У людей было достаточно молока, в полуразрушенных магазинах появились кукурузная мука и рис. Мама занималась приготовлениями к большому празднику самбуру. Он должен был состояться через месяц, и после него воины получали право официально искать невесту и жениться. Через год в статус воинов принимали следующее поколение, сегодняшних юношей, и этот прием начинался с большого праздника обрезания.
Предстоящий праздник был очень важен для Лкетинги. Он должен был пройти в особом месте, куда сойдутся все матери со своими сыновьями-воинами. Уже через две или три недели нам предстояло покинуть нашу маньятту и переехать туда, где женщины только для этого праздника возведут новые хижины. Точную дату праздника узнавали незадолго до его начала, потому что большую роль в этом играла луна. Я рассчитала, что примерно за две недели до этого события нам нужно сходить в загс. Если что-то не получится, у меня останется еще несколько дней до окончания срока действия моей визы.
В это время Лкетинга редко бывал дома, потому что ему предстояло найти черного быка определенного размера. Для этого ему пришлось обойти почти всех родственников и произвести обмен. Иногда я ходила с ним, но спать могла только дома, под москитной сеткой, которая меня хорошо защищала. Днем я выполняла привычную работу. Утром я с Лкетингой или без него ходила на речку. Иногда я брала с собой Сагуну, которую купание в реке приводило в восторг. Раньше ее никто не водил купаться. В реке я стирала нашу пропахшую дымом одежду, и это, как и прежде, очень не нравилось моим рукам. После купания мы приносили воду домой и шли за дровами.
Бюрократический стресс
Время шло, и наступил день, когда нам нужно было ехать в Маралал, чтобы пожениться. Мама очень беспокоилась, что Лкетинга уезжает, когда до начала праздника остаются считаные дни. Но мы не сомневались, что недели нам будет более чем достаточно. В тот же день мама собралась и с другими женщинами и нагруженными ослами тронулась в путь. Ехать с нами она отказалась наотрез. Она ни разу в жизни не сидела в автомобиле и даже не хотела пробовать.
Лкетинга захватил Джомо, пожилого мужчину, который немного говорил по-английски. Он мне сразу не понравился. Джомо постоянно повторял, что хочет быть у нас на свадьбе свидетелем или хотя бы помощником. Затем они заговорили о предстоящем празднике. В условленном месте соберутся все мамы. Они построят не менее сорока или пятидесяти маньятт, и будет много танцев. Я очень радовалась, что мне предстоит побывать на таком большом празднике. Джомо сказал, что, судя по состоянию луны, праздник начнется не раньше чем через две недели.
Приехав в Маралал, мы сразу пошли в контору. Нужного чиновника на месте не оказалось, и нам предложили прийти на следующий день. Без удостоверения личности мы не могли договориться о дате свадьбы. Мы стали ходить по Маралалу в поисках двух свидетелей. Найти их оказалось не так-то просто. Те, кого знал Лкетинга, не умели писать или не знали ни суахили, ни английского. Его брат был слишком молод, другие боялись лишний раз идти в офис, потому что не понимали, зачем все это нужно. Лишь на следующий день мы встретили двоих моранов, которые когда-то жили в Момбасе и обладали удостоверением личности. Они пообещали в ближайшие несколько дней не уезжать из Маралала.
После обеда мы снова пришли в офис, и Лкетингу там поджидало готовое удостоверение личности. Ему осталось только поставить под ним отпечаток пальца, и мы пошли в загс, чтобы договориться о дате свадьбы. Чиновник проверил мой паспорт и свидетельство о том, что я не замужем. Время от времени он задавал Лкетинге вопросы на суахили, и мне казалось, что Лкетинга не всегда его понимает. Он занервничал. Я спросила, на какой день назначена свадьба, и сообщила имена свидетелей. Чиновник ответил, что мы должны поговорить с главным по району, потому что только он может провести процедуру заключения брака.
Мы сели, заняв место в конце длинной очереди. Все хотели попасть в кабинет этого важного человека. Мы вошли туда через два часа. За дорогим письменным столом сидел тучный человек. Я положила бумаги на стол и попросила назначить нам дату свадьбы. Он пролистал мой паспорт и спросил, почему я хочу выйти замуж за масаи и где мы будем жить. Из-за волнения мне было трудно подыскать правильные ответы. «Потому что я его люблю, и мы построим себе дом в Барсалое». Некоторое время чиновник смотрел то на меня, то на Лкетингу. Наконец он сказал, чтобы мы явились к нему через два дня в четырнадцать часов со свидетелями. Мы радостно поблагодарили его и вышли.
Все складывалось на редкость удачно. Лкетинга купил мираа и сел с пивом в отеле. Я хотела его отговорить, но он сказал, что ему это необходимо. Около девяти часов в дверь постучали. На пороге стоял Джомо. Он тоже жевал мираа. Мы все еще раз обговорили, но чем ближе подходила ночь, тем беспокойнее становился Лкетинга. Он сомневался, правильно ли сделал, согласившись жениться таким образом. Он не знал никого, кто бы женился в офисе. Джомо ему все объяснил, и за это я была ему по-настоящему благодарна. Лкетинга только кивал. Только бы он не передумал за эти два дня! Походы в контору он переносил очень плохо.
На следующий день я пошла к Юте и Софии. София жила как феодал – в роскошном двухкомнатном доме, в котором были электричество, вода и даже холодильник. Узнав о нашей свадьбе, они очень обрадовались и пообещали в четырнадцать часов ждать нас у офиса. София одолжила мне красивую заколку и блузку. Для Лкетинги мы купили две красивые канги. Мы были готовы.
Утром в день нашей свадьбы меня одолевало беспокойство. В двенадцать часов наши свидетели еще не явились и даже не знали о том, что их присутствие потребуется через два часа. Нам предстояло срочно найти двух других. Наконец-то мечта Джомо сбылась – он стал одним из наших свидетелей. Теперь мне это было совершенно безразлично, я думала только о том, где раздобыть второго человека. В отчаянии я спросила у хозяйки гостиницы, не хочет ли она быть нашим свидетелем, и она с радостью согласилась. В четырнадцать часов мы стояли перед офисом. София и Юта были уже на месте, даже с фотоаппаратами. Мы сели на скамейку, на которой сидели еще несколько человек, и стали ждать. Я была как на иголках, Юта то и дело подшучивала надо мной. Честно говоря, день своей свадьбы я представляла себе более торжественным.
Прошло полчаса, а нас все не звали. Люди входили и выходили. Один мужчина мне запомнился особенно хорошо, потому что он входил в кабинет уже в третий раз. Время шло, и Лкетинга нервничал все сильнее. Он боялся, что его посадят в тюрьму, если окажется, что с бумагами что-то не в порядке. Я успокаивала его, как могла. Из-за мираа он почти не спал. «Акуна матата, мы в Африке, спокойно, спокойно», – говорила Юта, когда вдруг дверь отворилась и нас с Лкетингой пригласили войти. Свидетелям велели ждать. У меня на душе стало еще тревожнее.
Районный чиновник, как и в прошлый раз, сидел за своим шикарным столом, а за длинным столом перед ним сидели еще двое мужчин. Одним из них оказался тот, что постоянно входил и выходил. Нам велели сесть напротив этих мужчин. Они представились полицейскими в гражданской одежде и попросили у меня паспорт, а у Лкетинги – удостоверение личности.
Мое сердце колотилось так, что его удары отдавались в висках. Что происходит? Я боялась, что от волнения перестану их понимать. На меня обрушился целый град вопросов. Давно ли я живу в округе Самбуру, где познакомилась с Лкетингой, как давно мы живем вместе, где и на какие средства, кто я по профессии, на каком языке мы общаемся и так далее. Вопросам не было конца.
Лкетинга постоянно спрашивал, о чем мы говорим, но здесь я не могла ему этого объяснить в привычной манере. Услышав вопрос, была ли я уже замужем, я потеряла терпение. Я взволнованно ответила, что и в свидетельстве о рождении, и в паспорте у меня одна и та же фамилия и что у меня есть свидетельство от швейцарской общины. Свидетельство не было признано, потому что не было заверено в посольстве в Найроби, сказал один. «Но мой паспорт…» – начала я. Но продолжить не смогла. Он может быть фальшивым, ответил офицер. Я пришла в ярость. Офицер спросил Лкетингу, женился ли он уже на женщине самбуру. Тот честно признался, что нет. Как он это докажет, спросил офицер. Ну, в Барсалое об этом знают все. Но мы в Маралале, последовал ответ. На каком языке мы хотим, чтобы нас сочетали браком? Я сказала, что на английском, с переводом на язык масаи. Районный чиновник ухмыльнулся и сказал, что на такие особые процедуры у него нет времени и языка масаи он не знает. Мы должны прийти в следующий раз, когда будем говорить на одном языке, английском или суахили, когда я заверю свои бумаги в Найроби, а Лкетинга принесет подписанное шерифом письмо о том, что он холост.
От такого издевательства я окончательно вышла из себя и на повышенных тонах спросила у чиновника, почему он не сказал об этом в первый раз. Он высокомерно ответил, что здесь он решает, когда и что ему говорить, а если мне это не нравится, то он может позаботиться о том, чтобы я завтра же покинула страну. Ну и ну! «Пойдем, дорогой, мы уходим, они не хотят нас поженить». Плача от ярости, я вышла из кабинета, Лкетинга последовал за мной. В коридоре нас встретили вспышки камер Юты и Софии, которые думали, что бракосочетание уже состоялось.
Тем временем у кабинета собралось человек двадцать. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Юта первая заметила, что что-то не в порядке: «Что случилось, Коринна? Лкетинга, в чем дело?» «Я не знаю», – смущенно ответил он. Я бросилась к своему «лендроверу» и помчалась в отель. Все, что мне было нужно, – это побыть одной. Я упала на кровать и заревела, мое тело сотрясали рыдания. «Проклятые свиньи!» – думала я.
Когда я пришла в себя, Лкетинга сидел рядом и пытался меня успокоить. Я знала, что он не любит слез, но никак не могла остановиться. Юта заглянула в номер и принесла кенийского шнапса. Я заставила себя сделать несколько глотков, и постепенно истерика прошла. Я страшно устала и не замечала ничего вокруг. Через некоторое время Юта ушла. Лкетинга сидел в номере, пил пиво и жевал мираа.
Через какое-то время в дверь постучали. Я лежала в постели и неподвижно смотрела в потолок. Лкетинга открыл дверь, и в номер вошли два полицейских в гражданской одежде. Они вежливо извинились и предложили свою помощь. Поскольку от меня никакой реакции не последовало, один из них, самбуру, обратился к Лкетинге. Когда я поняла, что эти свиньи хотят получить деньги за разрешение нас поженить, мое терпение лопнуло. Я закричала, чтобы они убирались вон. Я все равно выйду замуж за этого мужчину, в Найроби или в другом месте, и без их грязных предложений. Они смущенно вышли за дверь.
Утром мы решили поехать в Найроби, чтобы заверить мою бумагу и заранее продлить визу. Теперь, когда у нас на руках были формуляры из загса, это должно было получиться. Тогда у нас будет три месяца, чтобы оформить у шерифа необходимую бумагу. Я уже не верила, что дело обойдется без взятки. Как раз в тот момент, когда я собиралась заснуть, в номер заглянул Джомо. Лкетинга поделился с ним нашими планами, и Джомо захотел поехать с нами. Он заверил нас, что хорошо знает Найроби. Поскольку дорога до Ньяхуруру по-прежнему была в очень плохом состоянии, мы решили поехать через Вамбу в Исиоло, а оттуда на автобусах в Найроби. Из-за предстоящего праздника у нас было не более четырех-пяти дней.
По этой дороге я еще никогда не ездила, но все прошло без проблем. Примерно через пять часов мы прибыли в Исиоло. Я спросила дорогу к миссии, так как надеялась, что мне разрешат оставить машину там. Миссионер согласился. Оставь я автомобиль в любом другом месте, он бы очень скоро исчез.
До Найроби было еще три-четыре часа езды. Мы решили переночевать здесь, а рано утром выехать и к обеду быть в офисе. Джомо сказал, что у него закончились деньги. Мне не оставалось ничего другого, кроме как оплатить его номер и еду. Делала я это без особого удовольствия, потому что он был мне по-прежнему неприятен. В номере я сразу упала на кровать и заснула, хотя на улице было еще светло. Мужчины пили пиво и разговаривали. С утра меня мучила жажда. Мы позавтракали и сели в автобус на Найроби. Через час он наконец заполнился, и мы тронулись в путь. Незадолго до полудня мы выехали в Найроби.
Первым делом мы пошли в швейцарское посольство, чтобы заверить мою бумагу из швейцарской общины. Там мне сказали, что они такого не делают и, вообще, мне с моим немецким паспортом нужно в немецкое посольство. Я выразила сомнение, что немцы знакомы с печатью швейцарской общины, но они продолжали настаивать. Немецкое посольство располагалось в другой части города. Я с трудом тащилась по душному Найроби. В немецком посольстве было полно людей. Когда наконец моя очередь подошла, чиновник покачал головой и сказал, чтобы я шла в швейцарское посольство. Когда я возразила, что мы только что оттуда, он взял трубку и связался с посольством. Покачав головой, он повернулся ко мне и сказал, что делает сейчас нечто совершенно бессмысленное. Но для Маралала было важно, чтобы на бумаге стояло как можно больше печатей и подписей. Поблагодарив его, я вышла из посольства.
Лкетинга спросил, почему мои бумаги никому не нравятся. Я не нашлась что ответить, чем вызвала его недоверие. Мы снова потащились в другой район к зданию визового центра, чтобы продлить мою визу, срок действия которой заканчивался через десять дней. Мои ноги будто налились свинцом, но за оставшиеся полтора часа я любой ценой хотела получить визу. Там нам снова пришлось заполнять формуляры. Теперь я порадовалась тому, что с нами был Джомо, потому что в голове у меня гудело и вопросы я понимала с трудом. Лкетинга, на которого все таращились из-за его наряда и раскраски, натянул на лицо кангу. Мы стали ждать, когда меня вызовут. Время шло. В душной комнате мы просидели не меньше часа. Голоса людей раздражали меня. Я посмотрела на часы. Через пятнадцать минут офис закроется, а на следующий день все начнется заново.
Наконец-то я увидела в воздухе мой паспорт, и решительный женский голос позвал: «Мисс Хофманн!» Я пробилась к окошку. Женщина посмотрела на меня и спросила, действительно ли я собираюсь выйти замуж за африканца. «Да!» – коротко ответила я. «Где ваш муж?» Я указала на Лкетингу, который стоял в отдалении. Женщина, развеселившись, спросила, неужели я хочу выйти замуж за масаи. «Да, а что?» Она ушла и вернулась с двумя другими женщинами, которые, посмотрев на Лкетингу, а потом на меня, дружно рассмеялись. Я гордо стояла перед ними и мужественно сносила их наглые насмешки. Наконец на одну из страниц паспорта опустилась печать, я получила визу. Я вежливо поблагодарила служащую, и мы вышли из здания.
Малярия
На улице было нечем дышать. Выхлопные газы еще никогда не вызывали у меня такого отвращения. Было начало пятого, все мои бумаги были в порядке. Казалось бы, я должна радоваться, но у меня на это не осталось сил. Нам предстояло вернуться в район, где располагались недорогие гостиницы. Уже через сто метров у меня закружилась голова и стали подкашиваться ноги. «Дорогой, помоги мне!» Лкетинга спросил: «Коринна, в чем проблема?» Перед глазами все закружилось. Мне нужно было сесть, но, как назло, поблизости не оказалось ни одного ресторана. Я прислонилась к витрине, мне было плохо и очень хотелось пить. Лкетинга чувствовал себя неловко, потому что возле нас уже начали останавливаться прохожие. Он тянул меня вперед, но без поддержки я идти не могла. Лкетинга и Джомо подхватили меня и потащили к отелю.
Высокие здания давили на меня, прохожие расплывались перед глазами. А эти запахи! На каждом углу жарили мясо, рыбу или кукурузу. Мне стало плохо, и я поняла, что, если сейчас же не уйду с улицы, меня стошнит прямо здесь. Поблизости оказался пивной бар. Мы вошли. Мне нужно было лечь. Сначала нам сказали, что кроватей у них нет, но когда Джомо сообщил, что я не могу больше идти, они отвели нас в комнату на втором этаже.
Это был типичный почасовой отель. В нашем номере музыка кикуйю была слышна так же хорошо, как и в баре на первом этаже. Меня положили на кровать, и меня сразу стало тошнить. Я показала, что меня сейчас вырвет. Лкетинга подхватил меня и потащил к туалету. Но мы не успели. Меня вырвало в коридоре, в туалете мучения продолжились. Меня рвало до тех пор, пока не пошла желтая желчь. На дрожащих ногах я вернулась в комнату. Мне было очень стыдно. Я легла в постель, и мне показалось, что я сейчас умру от жажды. Лкетинга принес швепс. Я залпом опустошила бутылку, затем еще одну и еще одну. Вдруг меня стало знобить. Мне было так холодно, как будто я сидела в холодильнике. Мое состояние ухудшалось с каждой минутой. Зубы стучали так громко, что заболела челюсть, но я ничего не могла поделать. «Лкетинга, мне так холодно, пожалуйста, дай одеяло!» Лкетинга дал мне одеяло, но оно не помогло. Джомо принес еще два одеяла, но даже под ними меня трясло так, что я подпрыгивала на кровати. Мне захотелось чаю, горячего, обжигающего. Мне казалось, что прошло много часов, прежде чем мне его принесли. Я дрожала так, что почти не могла пить. С большим трудом я сделала несколько глотков, и мой желудок снова скрутило. Встать с кровати уже не было сил. Лкетинга поспешно подсунул мне таз, который стоял в каждом душе. Меня стошнило всем, что я только что выпила.