31. Зейдер Фридрих-Самуил (1766-1834гг.). Уроженец Кенигсберга (Пруссия), доктор философии, библиофил, пастор города Рандена Дерптского уезда Лифляндской губернии. За содержание домашней публичной библиотеки, с обнаруженными в ней запрещенными книгами, в 1800-1801 годах находился в ссылке в Сибири. Вдовствующая императрица Мария Федоровна разрешила Ф. Зейдеру вернуться в Санкт-Петербург и восстановила его в пасторстве. Пастор эстонского прихода в Санкт-Петербурге с 1803 года, лютеранской кирхи в городе Павловске с 1807 года, Гатчинской лютеранской кирхи Святого Николая с 1811 по 1834 год. Преподаватель богословия Гатчинского воспитательного дома. За написанную торжественную оду пастору Ф. Зейдеру вдовствующая императрица Мария Федоровна пожаловала брильянтовый перстень. Проживал в казенной квартире на Большом проспекте, рядом с воспитательным домом. Рядом была похоронена его жена Людвига (?-?гг.).
| Александр Митенёв: Кнут палача и каторга из-за силы любви (продолжение) | 
|
| памятник Зейдеру на кладбище в Колпанах под Гатчиной |
| у «Знаменки» |
| расположение казённого дома пастора на Малогатчинской (Соборной) улице |
| дом дочери Пастора на Люцевской улице(ныне ул. Чкалова) |
Это теперь здесь станция метро «Площадь восстания», а в 1800 году красовалась новая каменная, еще не освященная, Знаменская церковь. На площади «у Знаменки» торговали лошадьми и наказывали кнутом уголовников.Из письма Зейдера: «Наконец мы дошли до большой, пустой площади. Там уже стоял другой отряд солдат, составлявший тройную цепь, в которую меня ввели. Посредине стоял позорный столб, при виде которого я содрогнулся».
Обострённое восприятие пастора оставило в его памяти следующее: «Один офицер верхом, которого я считал за командующего отрядом и которого, как я слышал впоследствии, называли экзекутором, подозвал к себе палача и многозначительно сказал ему несколько слов, на что тот ответил: "Слушаюсь". Затем он стал доставать свои инструменты».
Зейдера привязали к столбу. «Окончив все приготовления и обнажив мою спину для получения смертельных ударов, палач приблизился ко мне. Я ожидал смерти с первым ударом; мне казалось, что душа моя покидала уже свою бренную оболочку. Еще раз вспомнил я о своей жене и дитяти; влажный туман подернул мои глаза. «Я умираю невинным! Боже! в твои руки предаю дух!» – воскликнул я и лишился сознания. Вдруг в воздухе что-то просвистело; то был звук кнута, страшнейшего из всех бичей. Не касаясь моего тела, удары его слегка задевали только пояс моих брюк...»
Знаменитому петербургскому палачу Никите Хлебосолову через офицера было передано распоряжение от генерал-губернатора графа Палена устроить только видимость нанесения ударов кнутом. Палач бил столб, не касаясь спины несчастного.
Хлопоты света, духовенства, самого Палена привели к смягчению императорского гнева. Но каторга осталась; и когда пастора, еле пришедшего в себя от многодневной горячки, последовавшей за казнью, два гренадёра вынесли из камеры и уложили в телегу, запряженной одной лошадью, стало ясно, что впереди Сибирь.
...Масса народу ещё несколько улиц следовала за увозимым навечно священником.
ПАСТОР... ПАВЕЛ... ПАЛЕН...
Преобразования реформатора Павла были хаотичны, непоследовательны и слишком стремительны. Его характер был крут, поступки часто непредсказуемы. Наведение порядка по-гатчински в огромной стране напугало дворянство, армию. Введение за некоторые преступления телесного наказания для дворянского сословия явилось последней каплей, склонившей чашу весов в пользу заговора, вдохновителем которого являлся военный губернатор Петербурга Пётр Алексеевич Пален. Случай с Фридрихом Зейдером показал, что так может быть с каждым по совершенно ничтожному поводу, а уж заговорщики, если их планы раскроются, Сибирью не отделаются.
Пастор невольно приблизил развязку.... АЛЕКСАНДР
Один из первых указов императора Александра I: «Бывшего ранденского пастора Зейдера, Дерптского округа, который несчастным образом был лишен сана и невинный подвергся наказанию, освобождая от всякого упрека за понесенное им обвинение, Всемилостивейше повелеваем... посвятить снова в прежний духовный сан и, по протестантскому уставу о приходах, дать ему таковой, когда подходящее место окажется вакантным».
Священные каноны воспрещают возвращать духовный сан, но 2 января 1802 года в Анненской церкви в Петербурге произошло торжество, беспримерное в своём роде в истории христианской церкви: тот же пробст Рейнбот, по велению императора Павла лишивший Зейдера сана, теперь при многочисленном стечении народа вторично его посвятил. В 1803 году Зейдер был назначен к эстонскому приходу в столице, а 29 марта 1811 года по настоянию вдовствующей императрицы Марии Федоровны определён пастором в Гатчину.
ОТОЛЬЮТСЯ КОШКЕ МЫШКИНЫСЛЕЗЫ
Федор Туманский в ответ на презрение жителей Риги, ему оказываемое, сделал на них всех донос императору и, объявив их якобинцами, приложил длинный список с именами заметных граждан и должностных официальных лиц города во главе с генерал-губернатором Нагелем.
Александр I, прочитав этот пасквиль, наложил резолюцию: «Туманский сошел с ума и отрешается от должности». Бывший цензор кончил жизнь в безвестности на Украине в местечке Глухово, что символично.
Второй злодей, наводивший страх на людей, обер-прокурор Обольянинов, сразу после кончины Павла был по повелению Александра I арестован утром 12 марта. Современник свидетельствовал, что Обольянинова, еще накануне муштровавшего Россию железными розгами, потащили по грязным улицам Петербурга на гауптвахту, и публика осталась зрелищем весьма довольна. Александр лишил Обольянинова постов и выслал из столицы.
ГАТЧИНА НА ВСЮ ОСТАВШУЮСЯ ЖИЗНЬ
Отголоском охотничьих увлечений прежнего владельца мызы Хотчино графа Орлова на плане начала 1790-х годов участок на углу Большой першпективной улицы и дороги в деревню Малое Гатчино отмечен как Егерский двор. В более поздних документах обширное место от Большого проспекта до Бомбардирской улицы обозначалось, как бывший Артиллерийский двор. Место заселялось сначала в основном отставными нижними чинами гатчинских войск, потом им на смену пришло купечество.
А некоторые здания принадлежали городовому правлению, как например, дома на Малогатчинской улице, в одном из которых проживал пастор с семьёй. Пастор помимо службы настоятелем церкви еще и преподавал в Сиротском институте, расположенном почти напротив дома Зейдера. Посетивший Гатчину в начале XIX века немецкий путешественник Кристиан Мюллер упоминает о дворике, утопающем в кустах цветущей сирени, в котором располагалось жилище пастора.
СТОИК
Гатчина дала покой. Было всё для счастья. В семье уже четверо детей. Старший сын Карл учился в Медико-хирургической академии. Родившуюся в 1803 году дочь Марию крестила и была восприемницей от купели сама вдовствующая императрица Мария Федоровна.
Но... горькую чашу еще предстояло испить до дна.
В 1812 году в один день за три недели до Рождества умирают сын семи лет и девятимесячная дочь. Их мать от горя слегла в постель и оправиться от потрясения уже не смогла. В 1816 году пастор похоронил жену. 14-летняя Мария взяла на себя все домашние дела и нежно заботилась об отце.
Русский писатель Николай Иванович Греч в своих «Воспоминаниях» пишет о Зейдере во время своих посещений Гатчины: «Я знал его там в двадцатых годах. Он был человек кроткий и тихий и, кажется, под конец, попивал. Запьешь при таких воспоминаниях!»
В 1833 году казённый дом с участком Дворцовое правление подарило семье Зейдера (РГИА ф. 486, оп. 4., дело 107). В 1842 году Мария вышла замуж за отставного коллежского советника Зубахина.
Императорская семья в честь заслуг пастора выделила 1500 рублей, и в 1846 году Мария Зубахина купила дом с участком на углу Люцевской улицы и Глухого переулка под № 71.
Остаётся указать, что Мария Федоровна прожила в Гатчине долгую жизнь и умерла в 1881 году в возрасте 78 лет.
Сын Карл был прекрасным врачом. Умер в Саратове в 1848 году, оставив многочисленное семейство. Фамилия Зейдер продолжилась в православных внуках и правнуках.
Но это уже другая история...
https://www.gatchina.org/history/118/