6. Различная информация, поступающая от агентов или дружественных разведывательных служб; оценивается по-разному, но всегда имеет гриф «совершенно секретно».
7. Допрос военнопленных и прослушивание записей разговоров между пленными, представляющими особый интерес или занимавшими высокое положение.
8. Заключения, производимые на основе анализа интенсивности и характера радиосвязи флота противника.
9. Анализ открытых сообщений противника, направления и характера его пропаганды; чтение прессы и других открытых материалов противника и нейтральных стран.
10. Намеки и факты, извлекаемые из писем, перехватываемых гражданской цензурой Великобритании и за ее пределами; просмотр переписки военнопленных, некоторые из которых пользуются простейшими кодами, полученными на родине.
11. Топографическая и техническая информация, получаемая из открытых источников (например, из Королевского географического общества или из библиотеки Британского музея) или в результате личных контактов с сотрудниками различных учреждений (например, с инженером, хорошо знавшим устройство ворот шлюза в Сен-Назере).
12. Информация, получаемая от наблюдателей дружественных и нейтральных стран, чаще всего дипломатических и консульских работников, но иногда и от коммерческих представителей, членов экипажей торговых и рыболовных судов и т. п.
13. Техническая и тактическая информация от наших и союзных кораблей, собираемая ими во время нахождения и действий в море; например, тактика противника при бомбардировке, дальность действия и другие характеристики торпед, методы преследования подводными лодками конвоев и т. п.
14. Обнаружение противника торговыми судами и береговыми наблюдателями; например, сигналы бедствия с судов, атакованных вооруженными рейдерами противника.
15. Сообщения моряков, спасенных с потопленных противником военных кораблей и торговых судов; в этих сообщениях могут содержаться данные о характере и месте нахождения тех или иных сил противника на данное время.
16. Разведывательная информация, поступающая из других видов вооруженных сил, содержащая данные о движении сил флота; иногда такая информация оказывается столь важной, что получает наивысшую оценку.
17. Указания, передаваемые разведкой противника своим агентам, находящимся под нашим контролем, другими словами, агентам-двойникам. Эти указания представляют собой скорее общий и стратегический интерес, чем оперативный или имеющий значение для флота. Такая информация всегда имеет гриф «совершенно секретно».
То, что существует такое многообразие источников, может удивить непосвященного, но не следует забывать, насколько полезным и важным может оказаться каждый из них для проверки другого, Так, например, 3 июня 1942 года адмирал Нимиц с нетерпением ждал в Пирл-Харборе сообщения о первом признаке появления большого соединения кораблей японского флота, которое должно было нанести внезапный удар по островам Мидуэй. Благодаря дешифровальной службе в Вашингтоне, читавшей радиообмен флота противника, Нимиц знал некоторые детали замыслов противника; однако он не мог быть абсолютно уверен во всем до тех пор, пока японские силы действительно не были обнаружены и он не убедился в том, что японцы не проводят хорошо разработанную отвлекающую операцию, о которой американцы также имели данные. Подтверждение, в котором нуждался Нимиц, было получено им утром этого дня от патрульного гидросамолета, который обнаружил корабли противника, шедшие в ожидаемом направлении. Чтобы подтвердить массу совершенно секретных документальных данных, потребовалось простое визуальное наблюдение. Однако без помощи этих данных дешифровальной службы летчик патрульного самолета не знал бы, где искать противника.
Прежде чем перейти к детальному описанию различных источников, необходимо сказать несколько слов о существовавшем в адмиралтействе методе оценки информации. Решение Годфри разработать и ввести систему оценки информации — результат характерной для него инициативы и предусмотрительности. Без такой системы в информационных сообщениях флоту, в оценках, выводах и обозрениях могли бы появиться самые различные данные, в том числе сомнительной надежности и достоверности. Информация передавалась бы с такими пометками, как «по данным обычно надежного источника», «по данным источника, занимающего надежное положение», или даже с такими, например, как «эти вполне вероятные данные поступили от непроверенного источника». При подобном бессистемном обращении данные визуальной разведки, такие, например, которые тщательно собирались рисковавшим своей жизнью агентом в каком-нибудь норвежском фьорде или в порту Бискайского залива, запросто могли попасть в одну категорию со сплетнями, которые услышал военно-морской атташе на одном из приемов, или со слухами, намеренно распространяемыми противником через респектабельный нейтральный источник.
Такую путаницу и анархию новый начальник управления нашел нетерпимой. Разве нельзя разработать метод, который каждому коротко и ясно показывал бы ценность донесения и, если необходимо, давал бы оценку источнику и полученной от него информации? Не исключено, что ценная информация может поступить от источника, пользующегося плохой репутацией и, наоборот, дезинформация — от хорошего источника. Становилось все менее терпимым, когда на тех или иных совещаниях то и дело задавали вопросы — и на них приходилось отвечать — о надежности источника информации или о методе ее получения. Равным образом нетерпимым было и такое положение, когда командующий в море, такой, скажем, как командующий Флотом метрополии, или такой коллега по штабу, как начальник управления противолодочной обороны, должен был принимать оперативную информацию безо всякого намека на ее ценность и достоверность. Основываясь на данных, получивших высокую оценку, можно пойти и на риск — на расход, например, крупных материально-технических средств, связанный с выходом кораблей в море. В случае менее надежной и достоверной информации оперативные расчеты могут оказаться совсем иными.
В данном случае была принята простая и в то же время хитроумная система букв и цифр от «А1» до «D5», с которой по предложению начальника разведывательного управления ВМС согласились разведывательные службы других министерств. Буквой обозначается степень надежности источника, а цифрой — степень вероятности соответствия информации действительности. Офицер, участвовавший в разработке системы, описал ее для меня следующим образом:
«Хороший источник в каком-нибудь госпитале в Бресте можно обозначить буквой «А», если он сообщил нам данные относительно числа убитых и раненых во время воздушного налета; но тот же источник, по-видимому, будет обозначен буквой «С», если он сообщает о повреждениях, причиненных кораблю, который находился во время налета в доке. Столь же хороший источник, работающий у портового священника, может быть обозначен в донесении о повреждениях буквой «А», но он получит обозначение буквой «С», если сообщит о количестве убитых и раненых. Захваченный в плен младший специалист из дизельного отсека подводной лодки, отвечающий на допросе правдиво, может быть обозначен как источник «А» или «В», если он сообщает данные о дизеле, который находился в его заведовании, и как источник «С», «D» или «Е», если он сообщит что-нибудь о предполагавшемся районе действий той лодки, на которой служил. Окончательная оценка, даваемая адмиралтейством, предлагалась разведывательным управлением ВМС. Тот, кому предоставлялось право ответственной оценки — от его проницательности, честности и объективности зависела вся система — действовал исходя из обязательства не оставлять без внимания информацию просто потому, что она выглядит маловероятной, до тех пор, пока в его распоряжении не будет веских оснований считать ее таковой. Низко оцениваемая информация (например, «СЗ») может оказаться фактически весьма важной; таковыми были, например, первые донесения о летающих снарядах «VI» и «V2».
Есть такие вопросы, по которым почти невозможно получить надежную и точную информацию, например о перспективах развития оружия или об оперативных планах противника на будущее. Возможно, что противник еще не определил основное направление развития; возможно, что у представителей высшего командования существуют расхождения во взглядах; нельзя быть уверенным, что тот или иной механизм или устройство выдержит испытания; операция может быть спланирована, но затем отменена. По этим причинам первые сообщения о новом оружии не получают высокой оценки, но это не значит, что они не могут оказаться чрезвычайно важными, поэтому необходимо очень внимательно следить за всеми подтверждающими сообщениями и данными. О некоторых самых новейших усовершенствованиях в прошедшей войне сначала была получена весьма посредственная информация, на которую почти не обратили внимания.
Трудности при оценке информации могут возникнуть также в связи с использованием ошибочной терминологии. Можно получить старательно составленное донесение об оружии, например о летающей бомбе, в котором будут даны правильные цифровые данные, двигательная система, дальность действия и т. п., но источник может назвать это оружие «торпедой с крыльями». Когда это сообщение разошлют адресатам, начальник минно-торпедного управления в адмиралтействе может заявить, что разговор о торпеде с крыльями с дальностью действия 140 км — чепуха. Сообщение, возможно, будет после этого квалифицировано как не заслуживающее доверия, несмотря на то, что в нем все, за исключением названия и предназначения, было указано абсолютно правильно. (Такое донесение было получено и направлено начальнику минно-торпедного управления.) Кроме того, противник иногда может сам находиться в заблуждении. В результате источник без всякого злого умысла может отправить ложную информацию, но его нельзя из-за этого переводить в категорию «не внушающих доверия». Бывало и так, что через какого-нибудь агента, или военно-морского атташе иностранного государства, или военнопленного к нам приходила информация о наших же маскировочных или вводящих в заблуждение планах и операциях и наша разведка не всегда распознавала их сразу.
При оценке сообщений военнопленных также встречаются известные трудности. Проводящий допрос оценивает честность и искренность допрашиваемого, его компетентность в той или иной области и вероятность соответствия действительности сообщенных им сведений. Начальник отдела, ведающий допросом военнопленных, принимает во внимание такие факторы, как способности допрашивающего, условия, в которых велся допрос, а также сведения, сообщенные другими военнопленными. Только после этого он дает свою оценку и источнику и сообщенным им сведениям.
Данные, полученные в результате воздушного фотографирования, не всегда оцениваются высшей оценкой, потому что задать фотографии вопросы и получить на них ответы невозможно. Их обычно оценивают «А2», «В1» или даже ниже. В данном случае играют роль различные причины, такие, как возможность ошибок дешифровальщика аэрофотоснимков, возможность принятия одного корабля за другой, если они принадлежат к одному классу, и т. п. Фотография оборонных укреплений может, например, указать на «артиллерийские позиции», которые в действительности не что иное, как маскировочные сооружения с целью ввести противника в заблуждение; или по фотографии, скажем, будут правильно сделаны выводы о наличии артиллерийских орудий, но по ней нельзя будет определить, что около орудий нет ни людей для их обслуживания, ни боеприпасов для ведения огня.
Перечислив столь широкий круг источников военно-морской разведки, хотелось бы расположить их на ступенях иерархической лестницы. Однако попытка осуществить такую расстановку никогда не удается, потому что основная проверка разведывательной информации — во всяком случае, в военной разведке — всегда происходит в бою, при встрече с противником. Так, например, короткое и точное донесение с военного корабля или самолета, давшего свои координаты, которое приведет затем к встрече с противником и победе, может в конечном итоге оказаться не менее важным, чем донесения агента или перехваченные радиограммы противника, которые, возможно, сыграют какую-то положительную роль в достижении успеха в значительно большей по масштабам операции. Хотя штабной офицер, естественно, склонен очень высоко ценить различные тайные «наземные» источники, из которых он черпает свою информацию, особенно информацию, получаемую путем перехвата и анализа радиообмена, нельзя не согласиться, что хороший аэрофотоснимок, или, точное донесение об обнаружении противника в море, или даже донесение всего-навсего одного очевидца могут оказаться не менее ценными, чем те, которые имеет в своем распоряжении упомянутый штабной офицер.
Существует и еще одна причина нецелесообразности располагать источники в иерархическом порядке. Дело в том, что никакая информация сама по себе, взятая изолированно, обычно не представляет большой ценности. При поступлении информация весьма напоминает собой предложение без контекста. Разведывательное донесение в своем первоначальном виде редко бывает понятным для кого-либо, кроме эксперта, который извлекает из него данные или дешифрирует его. Обычно вы найдете в донесении несколько цифр, координаты каких-то мест, непонятные данные о походном порядке или ордере — и все это на местном жаргоне иностранного языка.
Такое донесение нельзя прочитать и понять даже после того, как оно переведено на родной язык, если оно по-прежнему остается изолированным. Донесение агента или даже аэрофотоснимок не могут иметь большого значения, если они рассматриваются безотносительно к другим разведывательным данным, относящимся к данному предмету и, собственно, приведшим к необходимости сделать аэрофотоснимок или к получению и прочтению донесения агента. Это то, что раньше я называл мозаикой. Именно поэтому подсовывание «пикантной» информации командующим только потому, что она может быть для них «интересной», — опасная практика, которая, к сожалению, присуща некоторым штабным офицерам.
Каковы же слабые места и преимущества, характерные для перечисленных источников, и как они используются?
Перехват. Информацию, полученную в результате перехвата секретной радиограммы, телеграммы или телефонного разговора, всегда относят к категории высшей степени надежности и достоверности и относительно источника, и относительно сообщаемых им фактов. Обычно такая информация заслуживает высшей оценки «А1» на том основании, что она исходит от первоисточника и, следовательно, является чистейшей правдой. Однако офицер разведки никогда не должен забывать о возможности намеренного введения в заблуждение. Противнику может быть известно, что его шифры и коды разгаданы и радиограммы дешифрируются или что телефонные разговоры подслушиваются. Вместо немедленных мер, направленных на прекращение использования шифров или линий связи, противник может сначала «навязать» дешифровальщикам или перехватчикам дезинформацию, которая автоматически получит высокую оценку. Классическим примером такого введения в заблуждение была проведенная англичанами операция «Минсмит». В результате этой операции немцы получили в свое распоряжение документы, которые считали личной перепиской «на самом высоком уровне».
Испанская разведка, пользовавшаяся у немцев абсолютным доверием, передала им фотокопии документов, найденных в портфеле выброшенного на берег вблизи Уэльвы тела убитого английского майора морской пехоты. Вид и состояние трупа, как и прикрепленный к нему цепочкой портфель, не вызвали никаких подозрений. Содержание документов представляло чрезвычайный интерес, поэтому извлеченная из них информация заслуживала высшей оценки.
В числе документов было личное письмо от заместителя начальника имперского штаба сухопутных войск в Лондоне генералу Александеру в Северной Африке; в письме содержались не вызывавшие сомнений намеки на намерение союзников высадиться в Греции и на Сардинию, а не на Сицилию, которая являлась действительной целью союзников.
В данном случае источник был фактически «первоисточником».
Как же можно было думать иначе, если письмо написано рукой, помечено «совершенно секретно», исходит от заместителя начальника имперского штаба сухопутных войск, адресовано главнокомандующему союзными силами, подписано «Арчи» и к нему приложены другие документы секретного и личного характера? Немецкая разведка, как мы теперь знаем, дала этой информации высшую оценку и разослала ее в качестве особо важного совершенно секретного документа для принятия немедленных мер. На первый взгляд, поступая так, они были правы. Источник был «вполне заслуживающим доверия», намерения союзников представлялись вполне логичными и в высшей степени вероятными. Несмотря на то что Сицилия казалась очевидным следующим объектом Эйзенхауэра и его армий, остров этот был известен непреодолимостью возведенных на нем оборонительных сооружений. Тем не менее информация оказалась ложной, документы — подделкой, а их не вызвавшее сомнений качество — результатом того факта, что английские начальники штаба впервые в истории позволили уговорить себя принять личное участие в агентурной операции по введению противника в заблуждение.
Чтение сообщений противника, зашифрованных малонадежной системой шифрования; подслушивание его телефонных разговоров; просмотр совершенно секретной или даже предназначенной для служебного пользования корреспонденции; снятие копий с оперативных приказов или разведывательных документов и оценок — все это позволяет проникнуть в замыслы противника и оказаться в этом отношении приблизительно в таком же положении, в каком находится ускользающий в автомобиле преступник, который слушает по радио все переговоры преследующей его полиции. Разведке становятся известными не только факты, которые противник считает строго засекреченными, но и образ его мышления, оценка им событий и фактов. Если бы, например, во время последней войны разговоры Гитлера с командующими и советниками записывались и направлялись в Лондон, то некоторые стратегические оценки, сделанные объединенным разведывательным комитетом (см. стр. 250), коренным образом отличались бы от тех, какими они фактически были. Сотрудники объединенного разведывательного комитета не исходили бы тогда в своих оценках из того, что фюрер действует на основе учета существующих фактов или что он принимает советы профессиональных специалистов, таких же объективных и политически независимых, каким являлся объединенный разведывательный комитет.
Средства и методы перехвата весьма разнообразны. Предатель в каком-нибудь штабе одной державы может выкрасть и дать на время агенту другой державы шифр высокой степени надежности, который будет последним сфотографирован, а затем использован противником для чтения целых серий сообщений и донесений. Цицерон — камердинер английского посла в Анкаре — был связан с немцами и проделывал такие операции с дипломатическими информационными обзорами и отчетами, которые раскрывали характер будущей стратегии союзников. В бою или наскочив на мину может затонуть военный корабль, причем так и в таком месте, что сохранится возможность достать с него коды и шифры и использовать их для чтения целого ряда оперативных радиограмм, а может быть, и для того, чтобы облегчить дешифровальщикам разгадывание других шифров и кодов. Нечто подобное произошло в начале войны с японской подводной лодкой, потопленной в районе порта Дарвин (Австралия), а также с английским крейсером «Йорк», потопленным в районе Крита в 1942 году. Редко, очень редко бывает и так, что корабли захватываются противником вместе с неуничтоженными секретными документами. Захватчики могут, если им это удалось, пировать с офицерами разведки и дешифровальщиками до тех пор, пока противник не узнает или не заподозрит о случившемся. Задача сотрудников контрразведывательной службы в разведке — принять в таком случае меры, направленные на ограничение круга лиц, которым известно о захвате корабля. По возможности, для объяснения определенных событий, которые нельзя скрыть от многочисленных наблюдателей, соответствующие люди должны выдумать и распространить «липовые» истории. К событиям, требующим «объяснения», следует отнести, например, буксировку в порт иностранной подводной лодки; прибытие в учреждение огромной пачки документов противника; неожиданное направление лицам, допрашивающим военнопленных, перечня новейших технических терминов и сленговых выражений и т. п.
Однако наиболее интересная форма перехвата — потому что она самая трудная и самая дорогая — та, которой достигают специалисты-дешифровальщики. Она также и наиболее строго охраняемая с точки зрения секретности, потому что плоды многолетней работы и полученные в результате знания из-за неосторожности можно утратить в течение нескольких часов, что приведет к смене раскрытого шифра или шифровальной машины. В мемуарах Деница — немецкие дешифровальщики предоставили ему возможность добиться ряда последовательных успехов в борьбе против атлантических конвоев — есть эпизод, в котором он описывает свое разочарование, вызванное сменой англичанами их малонадежного шифра для военно-морского флота. После нескольких месяцев успешного управления действиями своих лодок на основе ежедневно передававшегося английской радиостанцией обзора диспозиции немецких подводных лодок (по этому обзору Дениц судил не только о намерениях англичан, но и о каждодневной оценке адмиралтейством немецкой тактики и планов) немецкое командование подводными силами вдруг оказалось зависимым от таких простых и малоэффективных разведывательных источников, как свои же подводные лодки, как анализ направленности и интенсивности радиообмена противника или как агенты в Америке (агенты в Англии никогда не радовали немцев сколько-нибудь ценной информацией). Вместо того чтобы иметь создаваемую без особых усилий и представляемую по первому требованию ясную и полную картину, Дениц и его штаб были вынуждены теперь терпеливо, затрачивая много энергии и времени, выкладывать мозаику часто из отдельных ничтожных фрагментов.
Не удивительно поэтому, что сотрудники разведки с такой болью переживали — и все еще переживают — замалчивание и смазывание (во имя сохранения тайны) своих успехов в этой в высшей мере эффективной области их работы. Чтение оперативного радиообмена противника — это торжество наступательного духа и организации над оборонительным духом и организацией, эквивалент решающего морского боя; позволить противнику читать и использовать наш оперативный радиообмен равносильно проигрышу важной кампании.
В то же время опыт двух враждующих сторон в обеих войнах и в мирное время показал, что разведка, которая полагалась исключительно или даже в основном на дешифровальную службу, неминуемо «чахла». Она теряла мастерство и прилежание, которые необходимы для эффективного использования других источников и возможностей, таких, как аэрофотосъемка, военнопленные, наблюдатели нейтральных стран и даже болтливые пресса и радио. Можно сказать, что легко достающаяся информация начинает разлагать разведку, а когда исчерпывающая информация начинает «идти в руки сама», наступает полное разложение. Снижение эффективности английской военно-морской разведки в период между 1920 и 1938 годами частично объясняется излишней уверенностью, порожденной успехами дешифровальной службы в 1915–1918 годах в комнате 40 во времена адмирала Холла. Считалось само собой разумеющимся, что Великобритания в случае новой войны сможет быстро добиться таких же успехов в этой области. О том же, что дешифровальной службе необходим широкий и непрерывный поток технической и оперативной информации, что работа дешифровальщиков вовсе не ограничивается только математическими расчетами и «угадыванием», об этом помнили лишь отдельные опытные сотрудники, которых можно было пересчитать по пальцам. Помимо этого службе дешифрования был необходим, так сказать, оборотный капитал, то есть фактическая подготовка и практика в вопросах, касающихся действий противника, а в мирное время, как известно, такие возможности весьма ограничены. Наконец, службе дешифрования нужен был счастливый случай, подобный имевшему место, когда английское адмиралтейство заполучило в 1915 году секретную документацию немецкого крейсера «Магдебург».
Наиболее широко известным историческим примером эффективного использования плодов работы дешифровальной службы является внезапный удар американских авианосных сил по более мощному японскому соединению у островов Мидуэй в 1942 году. Японское командование, уверенное в высокой степени надежности своих шифров, строго соблюдая радиомолчание, вело свои корабли через Тихий океан. Оно надеялось воспользоваться фактором внезапности и захватить острова Мидуэй, расположенные на пути из США в Австралию. Японцы рассчитывали, что этот удар, всего через несколько месяцев после катастрофы американского флота в Пирл-Харборе, окажется для адмирала Нимица невыносимым. Ему, как полагали японцы, сразу же прикажут освободить острова Мидуэй и снова овладеть ими, и поэтому американское командование будет вынуждено подставить свои авианосцы под удар бомбардировочной и истребительной авиации японских авианосных сил. (Благодаря преувеличенным данным о результатах удара японцев по Пирл-Харбору, не проверенным объективной разведкой и не опровергнутым американцами, японское командование считало, что в распоряжении Нимица имеется только два авианосца, в то время как в действительности их было три. Сверхчеловеческими усилиями авианосец «Йорктаун» был отремонтирован и вышел в море, но не через несколько месяцев, как рассчитывали японцы, а через несколько дней.)
Благодаря дешифровальной службе в Вашингтоне Нимиц располагал исчерпывающей информацией о намерениях японцев и времени планируемых ими действий. Поэтому он смог обеспечить решающее влияние фактора внезапности, несмотря на более слабые силы.
Счастье, как всегда, тоже сыграло свою роль, однако факт остается фактом: этот решающий бой военно-морских сил в войне на Тихом океане американцы не провели бы так успешно и не добились бы победы — во всяком случае на этом этапе войны, — если бы их действия не обеспечивались более эффективной разведкой, основы которой были заложены в предшествующие годы.
Катастрофа в Пирл-Харборе, вполне возможно, способствовала этому успеху на более позднем этапе, ибо она самым беспощадным образом преподала урок тем, кто получал и обрабатывал ценнейшую разведывательную информацию. Урок этот заключался в том, что ценные разведывательные данные бесполезны, если они не обрабатываются соответствующим образом и не передаются в кратчайшие сроки тем, кто поставлен на ответственные командные посты. Когда объединенная комиссия конгресса расследовала нападение на Пирл-Харбор, было установлено, что ни командующий Тихоокеанским флотом США адмирал Киммел, ни кто-либо другой из старших офицеров его штаба не знали того, что было известно морскому министру, начальнику штаба и начальнику разведывательного управления военно-морских сил США, а именно: что существовали не вызывающие сомнений разведывательные данные о намерении японцев нанести в каком-то районе упреждающий удар. Донесения, направляемые в Токио хорошо подготовленным агентом японской военно-морской разведки Ёсикава, занимавшим должность вице-консула в Гонолулу, дешифровались и читались американской разведкой в Вашингтоне. Но поскольку аналогичные подробные донесения поступали и из других консульств, японской связи по линии Гонолулу — Токио особого значения не придавалось. Американцы, по существу, были введены в заблуждение планом обеспечения скрытности операции, с помощью которого небольшая группа японских офицеров, разрабатывавших нанесение удара по Пирл-Харбору, скрывала от своих же штабов в Токио тот факт, что основным объектом нападения будет американский флот в Пирл-Харборе. Если бы те немногие люди в Вашингтоне, которые читали дешифрованные донесения из Гонолулу в Токио, порекомендовали или приказали вести регулярную воздушную разведку и принять другие меры предосторожности в районе Пирл-Харбора, успех японцев мог бы быть значительно меньшим.
Приведенные примеры так или иначе иллюстрируют два основных положения, касающихся разведки связи противника. Первое — это то, что плоды такой разведки могут быть использованы для достижения решающей внезапности, которую командующие впоследствии склонны приписывать к числу своих заслуг. Второе — данные такой разведки можно так засекретить, что они не принесут никакой пользы командующим. Один из уроков, преподанных первой мировой войной (в Лондоне его, к счастью, не забыли, а в Вашингтоне, к несчастью, забыли), заключается в том, что военно-морская разведка, так же, впрочем, как и разведка военно-воздушных и сухопутных сил, не может быть исчерпывающей и эффективной, если она не располагает исчерпывающей информацией о планах и действиях своих военно-морских сил. Информация о действиях противника имеет значение лишь во взаимосвязи с действиями и планами наших собственных сил. Разведка должна располагать исчерпывающими данными но обстановке — в масштабе всей войны или в масштабе данного театра военных действий, — а это возможно только при условии, если командующие боевыми действиями и лица, планирующие эти действия, будут ставить в известность разведку о своих действиях и планах и если разведка будет сообщать командующим все, что ей известно о противнике, не обязательно раскрывая при этом, как ей удалось получить ту или иную информацию.
О дешифровальной службе и ее союзницах — радиостанциях перехвата «Y» мы еще расскажем в главе четвертой. Здесь же необходимо отметить, что большую часть разведывательных источников следует оценивать в свете этого источника. Мы рассмотрели его в первую очередь, ибо никакой другой не обеспечивает столь быстрого поступления столь достоверной информации. Этот источник может дать неполную картину; он может даже «подсунуть» дезинформацию и ввести в заблуждение; тем не менее, благодаря этому источнику мы как бы слушаем разговор противника. Возможности перехвата и дешифрования скрытой связи, — разумеется, распространяются в одинаковой мере на военную, дипломатическую, экономическую и политическую области. Именно поэтому в любой разведке эта служба обычно обозначается каким-нибудь специальным существительным или прилагательным, известным лишь немногим лицам в вооруженных силах и еще меньшему кругу лиц в политических органах.