На более поздних этапах войны, когда успехи в дешифровании английского радиообмена сошли на нет, немецкая разведка стала проявлять большее беспокойство относительно надежности своей скрытой связи. Мучительно переживая свою неспособность предсказать район высадки союзников во Франции в июне 1944 года, немецкая разведка, естественно, еще больше обеспокоилась возможностью того, что англичане добились успеха в дешифровании скрытой связи немцев, которая до этого была, несомненно, более совершенной и более механизированной, чем английская. Экипажи немецких подводных лодок начали проявлять все возраставшее беспокойство в связи с тяжелыми потерями в подводных силах. Архивные материалы противника показывают, что в июле 1944 года, через месяц после вторжения союзников в Нормандию, немецкая разведка утверждала следующее:
«Современное положение характеризуется серьезной тревогой экипажей подводных лодок, вызванной неудовлетворительным ходом боевых действий. Однако каких-либо прямых доказательств ненадежности наших шифров нет… Случаи предательства, которые произошли до настоящего времени и которые обсуждали в ВМС, с нашими главными шифрсистемами связаны не были».
Описание немцами огромного успеха, достигнутого союзниками с помощью радиопеленгования, заканчивается почти абсолютной уверенностью в себе и в непогрешимости своей скрытой связи: «Надежность шифров, используемых в нашей скрытой связи, очень высокая». Принимая во внимание, что это глубокое исследование надежности скрытой связи проводилось под руководством специалиста ВМС по связи, такое хвастовство не удивительно. Экспертов всегда с большим трудом удается убедить в том, что они не правы.
Такая излишняя самоуверенность противника объяснялась и еще одним фактором. Немцы всегда отставали в развитии радиолокационной техники и поэтому имели тенденцию приписывать английским кораблям и самолетам безграничные возможности дальнего обнаружения. Кроме того, из-за ревнивого отношения Геринга к ВМС немецкий флот был лишен чего-либо подобного английскому береговому командованию, выполнявшему задания адмиралтейства.
Наиболее важным результатом этого исследования явилось почти полное доказательство того, что штаб Деница переоценивал возможности воздушной разведки и фотографирования. Все это привело немцев к нежеланию поверить в то, что англичане или американцы могли когда-либо добиться сколько-нибудь значительных успехов в перехвате и дешифровании их радиообмена. Они никогда не теряли уверенности в надежности своих шифровальных систем, использовавшихся всем флотом, и строго следили за своевременностью их смены; малых шифров — ежедневно, крупных — через более длительные периоды, добиваясь таким образом двойной гарантии безопасности. Именно поэтому разведывательное управление ВМС адмиралтейства за период с марта 1942 года и до начала 1943 года не получало от своей дешифровальной службы никаких данных о немецких подводных лодках в Атлантике. И то, что этот период был самым тяжелым в битве за Атлантику, вовсе не является простым совпадением.
И наконец, последнее. Необходимо помнить, что, хотя немецкий флот фактически и не находился под непосредственным влиянием и контролем партии нацистов, он, как и другие виды вооруженных сил, был одержим нацистскими идеями. В Германии был такой режим, при котором больше опасались предательства и нелояльности, чем ошибок и неспособности. Немецкую военную разведку, когда ею руководил адмирал Канарис (он, как обнаружилось в 1944 году, был давнишним противником Гитлера), подтачивали интриги и личное соперничество. В Германии одновременно существовали по меньшей мере четыре соперничающие разведывательные системы. В результате работа службы радиоперехвата и дешифрования в морской разведке была окружена (как, впрочем, и в Англии) строжайшей тайной, и поэтому любые допускавшиеся ею ошибки или обвинения, которые нужно было бы предъявить ей, приписывались после соответствующих расследований предательству; однако, кроме представителей оперативных и разведывательных органов, участвовать в таких расследованиях никто не имел права.
На страницах 326–328 своей книги Дениц заявляет:
«Мы, естественно, должны были предполагать, что в наших базах на территории оккупированной Франции действовала разветвленная шпионская сеть противника.
Хорошо организованная разведка противника во всяком случае имела возможность собирать данные о распределении подводных лодок по различным базам, о времени их выхода в море и возвращении в базы, а возможно, также и о предназначенных для лодок районах действий в море».
Приведенные слова Деница указывают на глубокое уважение английской военно-морской и специальной разведки (немцы не разграничивали эти две службы); немецкий флот питал такое уважение со времен первой мировой войны на основе тщательного изучения военно-морским штабом ее уроков, В действительности английская агентурная сеть в базах немецких подводных лодок, особенно в норвежских базах, стала эффективной лишь на последних стадиях войны, и только тогда оперативно-информационный центр адмиралтейства получил возможность точнее следить за движением отдельных подводных лодок противника.
Для историка дело должно пока на этом закончиться. Мы можем быть совершенно уверены в том, что, не попади в наши руки их архивы, немцы никогда и ничего не опубликовали бы об успехах своей разведки. Они надеялись бы, что по крайней мере криптография как оружие, — пожалуй, наиболее ценное для страны, потерпевшей поражение, — избежит внимательного исследования, проводимого союзническими органами разоружения. (Штурмовая группа № 30, созданная разведывательным управлением ВМС, обнаружила в 1944 году на острове Капри важный шифр секретной службы: итальянцы не передали его союзникам, хотя должны были сделать это в соответствии с принятыми ими условиями капитуляции.) Послевоенное сотрудничество между дружественно настроенными немецкими штабными офицерами и английскими и американскими историками и исследователями могло бы привести к раскрытию некоторых секретов немецкой радиоразведки и дешифровальной службы и, следовательно, к установлению наших собственных ошибок и промахов; однако полной уверенности в этом нет. Во всяком случае маловероятно, чтобы английская военно-морская разведка, штат которой сокращен к 1951 году с четырех тысяч до восьмидесяти человек, сможет выделить силы и средства для проведения длительного исследования, чтобы путем анализа и дедукции проверить то, что немецкие архивы подносят нам, так сказать, на тарелочке.
То же самое относится и к разведке союзников. Несмотря на отдельные намеки и незначительную утечку секретных данных — больше в США, чем в Англии, — нет причины, которая могла бы заставить союзных криптографов раскрыть, насколько их деятельность и методы были успешными. Очевидно, что успехи у них были: традиции первой мировой войны и комнаты 40 так или иначе сохранились. Захват кодов и шифров и шифровальных машин на немецких кораблях и подводных лодках обеспечивал криптографов материалом, который, несомненно, обеспечивал периоды успеха, несмотря на то что немецкие основные машинные шифры были невероятно трудными для раскрытия на протяжении почти всей войны. Эфир был переполнен радиообменом тактического порядка, происходившим в авиации и сухопутных войсках с помощью малонадежных шифров, и противник понимал, конечно, что этот радиообмен не ускользнет от внимательного изучения. Радиообмен в немецких военно-морских силах, когда велась подготовка к проведению особой операции — будь то операция подводных лодок, или линейных кораблей, или небольших надводных кораблей в проливе Ла-Манш, — представлял собой нечто такое, из чего сотрудники английской военно-морской разведки с их памятью и картотеками и с их воображением могли кое-что извлечь. Некоторые немецкие подводные лодки отличались необыкновенной «радиоразговорчивостью», и ими допускались дорогостоящие ошибки, подобные той, которая произошла с «Бисмарком» (см. стр. 176). Даже в 1940 году вторжение немецких войск в Норвегию могло бы быть обнаружено за целый день, если бы оперативно-разведывательный центр придал должное значение предупреждению молодого радиста из военно-морской секции центра радиосвязи «X». К сожалению, это произошло на первой фазе войны, когда веры в такие возможности радиоразведки еще не было. В данном случае старший офицер, выслушавший молодого радиста по телефону, поверил ему, но этот старший офицер знал, что ему, в свою очередь, не удастся убедить вышестоящее командование в том, что на основании таких скудных данных следовало привести в движение весь Флот метрополии.
Чтобы осознать ценность криптографов, работающих на свои министерства обороны и виды вооруженных сил, полезно сравнить их с исследователями в области математики и медицины. Последние представляют собой далекое от политики международное сообщество, свободно и охотно обменивающееся информацией и идеями через прессу или специально создаваемые для этих целей институты.
По самым незначительным признакам, данным или намекам члены этого сообщества способны приходить к заключению о том, что их коллеги в других странах делают или пытаются делать. Криптографы же, в противоположность им, скованы необходимостью держать свою работу в тайне. Их исследования одновременно имеют и наступательное, и оборонительное значение. Профессиональное чувство криптографов по необходимости должно быть ревнивым и националистическим. Их задача состоит в том, чтобы разработать методы, пользуясь которыми, их правительства смогут быстро и тайно связаться со своими союзниками, вооруженными силами за рубежом, дипломатическими представителями и миссиями, агентами разведки и даже с различными ведомствами внутри страны. В то же время криптографы стремятся раскрыть тайну методов скрытой связи, используемых с точно такими же целями другими странами, то есть усилия в одном направлении помогают усилиям в другом направлении, на первый взгляд, совершенно противоположном. Таким образом, если криптографам какой-то страны будет разрешено похвастаться прошлыми успехами с указанием определенной даты, определенного района и определенного противника, то обнаруженные при этом признаки и данные могут представить значительный интерес и оказаться весьма ценными для фактических или потенциальных противников.
Осведомленность англичан и американцев о всех достижениях немецких криптографов в течение шести лет войны имеет чрезвычайно большое значение. Каким образом успехи были достигнуты ими в отношении радиообмена военно-морских сил союзников? Получить доступ к документам и войти в контакт с немецкими криптографами было одной из основных целей специальных полевых групп разведывательного управления ВМС во время продвижения союзных войск весной 1945 года к балтийским портам, в которых находились немецкие военно-морские штабы. Помимо других соображений существенную роль при этом сыграло и то обстоятельство, что был нежелателен захват немецких экспертов русскими, поскольку немецким дешифровальщикам было слишком много известно об английской системе скрытой радиосвязи. Дениц приказал Купферу и его подчиненным выехать из Берлина во Фленсбург на Балтике и вступить в сотрудничество с англичанами и американцами путем предоставления им любой информации и оказания помощи, о которой их попросят специальные представители адмиралтейства. Факт за фактом, документ за документом убедительно доказывали, что успехи немецкой дешифровальной службы в раскрытии английских кодов и шифров оказались намного большими и длились значительно дольше, чем ждали англичане. В конечном итоге принятые англичанами и американцами меры безопасности возымели свое действие, особенно во время крупных наступательных десантных операций во второй половине войны, однако путь к этому оказался трудным и длинным.
Летом 1945 года в Лондоне тот офицер, которого посылали девять лет назад в Аден и который понял, что с методами скрытой связи на флоте не все обстоит благополучно (см. стр. 94), готовился уходить из 10-го отдела разведывательного управления ВМС, в котором он служил с 1941 года. Глубоко заинтересовавшись докладами младших офицеров, производивших допрос немцев в Фленсбурге, он попросил командование отложить на шесть месяцев назначение его на флот.
Из прибывавших в то время в Лондон немецких военно-морских архивов он намеревался установить точно, каковы же были результаты дуэли между 10-м отделом и немецкой службой радиоперехвата и дешифрования. Этот офицер хотел узнать, какие изменения и уловки, осуществленные его коллегами в шифрах и кодах, сработали; как и когда немецкие дешифровальщики раскрыли высоконадежные коды и шифры; какие из поражений в конвойных операциях или в операциях флота можно было бы отнести целиком на счет отлично работавшей немецкой радиоразведки и дешифровальной службы; какие силы и средства имели в своем распоряжении эти службы. Офицера перевели на полгода в управление связи, где он приступил к исследованию, о результатах которого уже говорилось.
Было установлено, что на протяжении большей части войны дешифровальная служба немецкой военно-морской разведки состояла не более чем из пятидесяти дешифровальщиков, которые в июне 1945 года оказались во Фленсбурге. При большем штате они, несомненно, достигли бы еще больших результатов, потому что значительная часть материала осталась необработанной. После того как Дениц стал в 1944 году главнокомандующим ВМС, они пользовались его особой протекцией, а в другие времена им приходилось намного труднее. Захваченные документы и шифровальные машины противника оказали им лишь незначительную помощь; то, что они извлекли из них, оказалось только небольшим дополнением к тому, что они уже знали. Все они были уверены в себе и надеялись, что их сотрудничество, несомненно, приведет к такой же уверенности и их коллег в английской разведке.
Через пять месяцев доклад был готов. Его отпечатали в двух экземплярах и направили начальникам разведывательного управления и управления связи ВМС. Что произошло с ними дальше — неизвестно. Можно с уверенностью сказать, что в адмиралтействе его прочитали очень немногие. Начальники разведывательного управления ВМС в послевоенный период, которым надо было бы знать, насколько уязвимой может быть скрытая связь, также не видели этого доклада. Усталость от войны, смена правительства, изменение и сокращение штата разведывательного управления ВМС — все это создавало атмосферу, в которой post-mortem'ы не возбуждали особого интереса. К тому же можно было, конечно, заявить, что доклад отражает не только успех, но в не меньшей мере и неудачу. В самом же 10-м отделе разведывательного управления, который нельзя было считать ответственным за плачевное состояние дел, унаследованное им от предвоенного периода, считали, что он вполне справился со своей задачей. С конца 1944 года начальник 10-го отдела играл ведущую роль в центральной организации, созданной при кабинете с целью обеспечения в будущем вполне надежными системами шифра не только трех видов вооруженных сил, но и всех правительственных органов.
Непрофессионал может позволить себе сделать два замечания.
Во-первых, представляется весьма вероятным, что в результате реорганизации 1922 года, когда все функции и вопросы, связанные со скрытой связью и шифрами, были изъяты из ведения видов вооруженных сил и переданы гражданским организациям, ответственность за надежность и безопасность скрытой связи не была достаточно четко сосредоточена в одном месте. В части, касающейся связи в военно-морских силах, было ясно, что обязанность управления связи адмиралтейства заключалась в том, чтобы обеспечить эффективные методы быстрой и четкой связи, а обязанность разведывательного управления адмиралтейства — следить за сохранением секретности документов по связи, за поддержанием радиомолчания во время проведения операций и за проведением радиообмена на таком техническом уровне, который не выдавал бы противнику время и направление движения кораблей или соединений флота. При этом оба управления имели все основания рассчитывать, что коды и шифры, которыми их снабжают, во-первых, совершенны в техническом отношении и, во-вторых, вполне надежны с точки зрения возможности раскрытия противником. В самом деле, очень трудно понять, почему в тревожные годы между гражданской войной в Испании и вторжением немцев в Польшу Уайтхолл не позаботился о создании хотя бы небольшой группы криптографов, которая занялась бы проверкой надежности скрытой связи в ВМС и продемонстрировала бы офицерам флота, к чему может привести «радиоразговорчивость» в море и что, пользуясь ею, может вскрыть достаточно подготовленная радиоразведка и дешифровальная служба противника.
Мы уже рассказали, как министерство ВВС взяло на себя инициативу в попытке применить шифровальную машину и какие усилия были предприняты-, чтобы заинтересовать в этом адмиралтейство; мы говорили также о том, как американцы даже в 1941 году были удивлены и раздражены тем, что им предложили пользоваться устаревшими, и ненадежными, по их мнению, методами скрытой связи. Английские военно-морские силы были предупреждены, поэтому довоенное адмиралтейство обязано принять на себя часть вины за потерю сотен судов и кораблей и за провал десятка планов операций.
Одно из объяснений длительного использования военно-морским флотом ненадежных шифрсистем с началом войны заключается, по-видимому, в том, что не было налажено соответствующее взаимодействие между криптографами адмиралтейства и нашей службой дешифрования, которые, как следует предположить, пытались разгадать шифры противника и которые, несомненно, могли бы создать надежные шифры для нашего флота. По-видимому, секретность работы этих органов была настолько строгой, что правая рука, не знала, что делает левая, и из-за этого пострадали наши же интересы.
До сих пор мы затрагивали в этой главе только наиболее чувствительные и секретные аспекты радиовойны. Стремление каждой стороны перехватить и полностью расшифровать наиболее важные оперативные радиограммы другой стороны — конечная цель всей разведывательной работы. Но существует и еще один аспект радиовойны, не менее интересный и захватывающий, но во многом уступающий первому по степени секретности, в котором 10-й отдел разведывательного управления адмиралтейства достиг некоторых примечательных результатов оборонительного значения. Речь идет о систематическом изучении радиосвязи важных центров, таких, как, например база Скапа-Флоу, таких штабов, как штаб военно-морского округа западных подходов или штаб Средиземноморского флота в Александрии. В таких случаях изучаются характер и схема радиообмена, присущего, например, выходу кораблей в море, возвращению их в базу, организации воздушной разведки и т. п.
Так, например, действия или операции, осуществляемые кораблями флота в Хартленде, вызывали увеличение количества зашифрованных военно-морским шифром первоочередных и длинных радиограмм. Последние перехватывались станциями «Y», а затем фиксировались и рассматривались радиоцентром во Фрингленде. Предостережения, передававшиеся радиоцентром во Фрингленде, вызывали реакцию Хартленда, в связи с чем сразу же увеличивалось количество срочных, но коротких радиограмм, зашифрованных тем же шифром. В первом случае Хартленд передавал подробные, но не срочные приказы о передвижении и образе действий, о которых, как предполагалось, противник ничего не знал; во втором случае та же станция передавала короткие и срочные приказы, имевшие своей целью навести наши силы на противника (или, наоборот, избежать его), место нахождения которого было известно.
Уже через несколько дней после начала войны любая входящая и исходящая оперативная радиограмма адмиралтейства попадала в 10-й отдел разведывательного управления для внимательного изучения. Радиообмен на первых порах был так велик, что сотрудники отдела явно не справлялись с ним. Чтобы выйти из положения, начальник отдела принял на службу группу гражданских сотрудников, одев их в форму. Ни один из них не имел ни малейшего понятия о предстоящей работе. «Я подбирал людей, имеющих склонность к анализу и наделенных предприимчивым складом ума», — говорил начальник отдела капитан 3 ранга Уилсон. Он принял к себе биолога, являвшегося экспертом по рифам на острове Грейт-Барьер, геолога, стряпчего, фармацевта, бухгалтера и хранителя индийской секции музея Виктории и Альберта. Они сразу же приступили к изучению стиля и характера прошлого и текущего радиообмена на флоте. Их первый зарегистрированный успех относится к концу 1939 года, когда в Южной Атлантике происходила охота за карманным линейным кораблем «Граф Шпее», закончившаяся боем в устье реки Ла-Плата в декабре того же года. Эти молодые сотрудники 10-го отдела показали, как немецкая радиоразведка без особого труда могла бы узнать, что крейсер «Ахиллес» шел из Новой Зеландии для участия в поиске немецкого линейного корабля. Они обосновали это утверждение следующим образом.
Изучение радиообмена, проходившего через радиостанцию адмиралтейства в Рагби в течение ограниченного периода времени, показывает, что радиограммы, передававшиеся в район Тихого океана у западного побережья Южной Америки, никогда не начинались с каких-нибудь других адресных групп, кроме «НАР» или «PSH», причем вместе эти группы никогда не фигурировали. В результате можно заключить, что они касались только одного корабля. Из других радиограмм можно было понять, что 2 октября этот корабль находился в районе мыса Горн на переходе из Тихого океана в Южную Атлантику. Этот переход явился следствием несомненно известного немцам движения их линейного корабля в районе Пернамбуко.
То, что радиограммы адресовались легкому крейсеру, немцы могли предположить на основании того, что к началу войны в Новой Зеландии находилось два таких корабля. А поскольку командир эскадры держал свой флаг на «Линдере», который можно было бы опознать по характерным признакам радиограмм, передаваемых в адрес флагманских кораблей, можно было заключить, что в данном случае радиограммы, адресуются второму крейсеру, то есть «Ахиллесу». Поскольку этот факт установлен, адресную группу крейсера «Линдер» можно считать скомпрометированной, то есть ее можно будет опознать и читать, когда она будет использована, где бы ни находился в это время сам корабль. Для вящей убедительности сотрудники 10-го отдела указали также, что до 3 октября радиограммы в адрес «Ахиллеса» передавались менее двух раз в день; 4 октября их было передано уже пятнадцать, 5 октября — восемнадцать, а 10 октября, когда крейсер выходил из Вальпараисо, — двадцать две. Все это дополняло указания на совершенно очевидное намерение выйти в море в результате оперативных распоряжений адмиралтейства.
В данном случае нет особого смысла задаваться вопросом, читали и понимали ли немцы то, что передавалось «Ахиллесу»; почти наверное можно сказать, что они не читали. Сотрудники 10-го отдела лишь продемонстрировали, как можно допустить утечку информации одним только «выходом в эфир» в напряженный период, когда любая радиограмма почти наверняка перехватывается и анализируется противником. Эта сравнительно новая и усложняющая скрытую связь проблема должна быть решена начальниками разведывательного управления и управления связи в первую очередь.
В наставлении по этим вопросам, изданном позднее, 10-й отдел разведывательного управления обратил внимание офицеров флота на разнообразие информации, которую можно извлечь из статистических данных о радиообмене и из тщательного анализа этих данных.
Важнейшее значение имеет, конечно, используемая радиостанциями частота, которая в конечном итоге позволяет опознать корабль; затем географические координаты передатчика, которые определяются радиопеленгованием; используемые для связи методы, например повторение передачи одной станцией или дублирование ее другой; детали адресной группы или групп, по которым можно опознать получателей; дата и время передачи, которые позволяют судить о скорости и направлении движения кораблей; очередность радиограммы, по которой можно судить о ее срочности и важности; объем радиограммы, указывающий, например, на донесение о повреждениях, передачу разведывательных данных или специальных указаний. Старательное накопление таких данных и тщательное изучение их — немцы занимались этим с 1936 года — в течение длительного времени позволит получать в конечном итоге весьма ценную оперативную информацию.
Увеличение количества первоочередных радиограмм, исходящих от какого-нибудь корабля или штаба, — верный признак того, что начинается какая-то операция. Подготовка флотилии торпедных катеров к действиям ночью сопровождается, как правило, необычным увеличением радиограмм в адрес других кораблей (чаще всего тральщиков), в штабы ВВС, в штабы соседних военно-морских командований и т. п. Выход из норвежских фьордов крупных немецких кораблей и сопровождавших их эскортных сил почти всегда предоставлял английским станциям радиоперехвата возможность услышать связанный с этим оживленный радиообмен. Характерные радиопереговоры с базой Скапа-Флоу, пока мы не ввели строжайшую дисциплину в этом деле, наверняка давали немецкой радиоразведке вполне достаточный материал, чтобы предсказать предстоящий выход Флота метрополии в море. Как только радиостанции перехвата предупреждали о вероятном передвижении сил противника, разведывательное управление стремилось обнаружить их с помощью воздушной или корабельной разведки. Результаты визуального обнаружения, если их быстро передавали дешифровальной службе и экснертам, следившим за передвижением сил, помогали делать все более приближающиеся к истине заключения о содержании перехваченных радиограмм. Радиоразведкой было установлено, что наши заблаговременные приказы о каких-либо действиях (например, о посылке группы кораблей Флота метрополии к норвежским берегам для действий против немецкого судоходства) вызывали резкое увеличение количества длинных первоочередных радиограмм, зашифрованных военно-морским шифром; в тех же случаях, когда приказы о действиях давались в порядке реакции на действия сил противника (например, в результате обнаружения итальянских кораблей, шедших на перехват конвоя в центральной части Средиземного моря), увеличивалось количество коротких первоочередных радиограмм.
Другими словами, радиоразведка противника могла легко различать по этому признаку действия, предпринимаемые нами по своей инициативе, от действий, являвшихся реакцией на действия противника.
Очевидно, что для такого вида разведки и анализа нужно, чтобы был противник и чтобы он вел оперативный радиообмен, чего в мирное время практически не бывает. Однако в 1937 году в ходе патрульных операций на Средиземном море против пиратствовавших подводных лодок можно было кое-что предпринять. Конечно, без фактических действий против скрывающегося противника симулировать близкие к действительным условия для ведения эффективной радиоразведки вряд ли возможно. Однако если немцы сумели обеспечить себя в мирное время Достаточным материалом, позволившим им читать значительную часть нашего радиообмена в 1939 году, то очень трудно поверить в то, что англичане не могли организовать в мирное время хотя бы предварительное и частичное изучение радиообмена противника.
Вряд ли необходимо указывать на то, что в сложных условиях военного времени интересы оперативного управления, управления связи и разведывательного управления могут оказаться противоречивыми. Начальник 10-го отдела разведывательного управления ВМС утверждал, например:
«Меня никогда не переставало беспокоить то обстоятельство, что предпринимаемые нами меры безопасности скрытой связи могли привести к нежелательным задержкам в связи и, следовательно, к срыву некоторых оперативных планов действий сил в море. Такая возможность была сама по себе уже достаточно серьезной, но мне приходилось опасаться еще и того, что если такое случится, то поддержание тех стандартов безопасности скрытой связи, которые я считая минимально необходимыми, стало бы еще труднее».
Серьезное недоразумение такого порядка почти наверняка привело бы к расследованию, в котором некоторые офицеры получили бы возможность утверждать, что «фанатикам разведки» позволили наложить на них слишком много пут, а возможно, нашлись бы и такие, которые выразили бы эту мысль пословицей: «Заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет».
Мы уже достаточно сказали в подтверждение того, что деятельность 10-го отдела бок о бок с оперативно-информационным центром была одной из важнейших функций руководимого Годфри и Рашбруком разведывательного управления ВМС. Резкий поворот в битве за Атлантику летом 1943 года — яркое свидетельство того, что безопасность скрытой связи имела для победы союзников такое же значение, какое имели до этого поворота для немцев успехи их радиоразведки и дешифровальной службы. Для одной стороны раскрытие кодов и шифров означало сбережение людских ресурсов, экономию времени, сил и средств, обеспечение внезапности боевых действий на море, возможность своевременного сосредоточения сил. Для другой стороны раскрытие используемых ею шифров означало разгром конвоев, непрерывное наблюдение противника за действиями Флота метрополии, подслушивание разговоров о планах и намерениях военно-морского штаба в Лондоне. При этом на протяжении всей войны ни одна из сторон не знала, в каком из этих двух положений она находится и происходит ли вообще смена этих положений.
К немалому разочарованию историков и комментаторов, холодная война в послевоенный период в течение длительного времени накладывала на этот предмет табу. Однако прошло время, и многие методы времен Гитлера стали в результате технологического прогресса устаревшими и потеряли свое былое значение. Из мемуаров командующих и государственных деятелей, из шпионских судебных процессов, а также из неофициальных и официальных рассказов и описаний народы всего мира узнали, что не только военные державы, но даже и нейтральные страны используют против друг друга все посильные для них формы радиоперехвата и дешифрования. Из официальных английских историков только Роскилл, писавший свой труд в пятидесятых годах, позволил себе упомянуть об успехах немецкой дешифровальной службы. Тем не менее, если историю войны пересмотреть в свете того, что известно теперь, то чрезвычайно невыгодные условия, в которых английские ВМС и торговый флот вступили в войну в 1939 году, и весьма критическое положение, при котором мы едва не потерпели поражение в войне на море, обнаружились бы намного яснее и стали бы более понятными.